Текст книги "Парик для дамы пик"

– Вы сказали мне, что можете приехать в агентство с Ирой. Вы договаривались с ней или же это были лишь предположения?

– Скорее предположения. Но Ира знала, что я приеду к вам в десять часов. И, зная ее, я была уверена, что она появится здесь.

– Если вы не возражаете, я сменю тему и задам вам еще один, быть может, некорректный вопрос, связанный уже с Ирой.

– Слушаю ваш некорректный вопрос…

– Вы не знаете, почему ей так не везет с мужчинами? Ведь она внешне довольно привлекательная, сложена неплохо… Причина того, что ей не удается удержать мужчину, кроется в ее характере?

– Если честно, она просто дура. Она могла выйти замуж за Бобрищева. Ей достаточно было забеременеть от него, и все. Хоть я сейчас и злая на него, но надо признать, что он человек не черствый и за вызывающей внешностью скрывается довольно доброе сердце. Он любвеобильный, это правда, но Ира ему нравилась, он встречался с ней даже после того, как бросил ее и стал жить с Зоей.

– А когда вы в последний раз видели Зою?

– Несколько дней тому назад, до отъезда в Москву…

– Кстати, о Москве. Может, вы мне скажете, что делала в Москве Зоя? А что, если у нее там был тайный воздыхатель, от которого она и забеременела?

– Никто не знает, где была Зоя. И Москва – это лишь предположение. Вернее, она сама, помнится, говорила о Москве, но мы с Ирой думаем, что она лежала в гинекологии. Зоя не всегда раскрывала нам свои секреты.

– Но если учесть, что вы были ее лучшими подругами, то с какой стати скрывать обычный аборт? – не удержалась Юля. – Вот если бы она была замужем, тогда… Подождите! Какой может быть аборт, если она была беременна! Когда она ездила в Москву?

Но Женя так и не вспомнила. Снова стала плакать и сморкаться, пока машина не въехала в ворота университетского дворика.

– Вы, Женя, посидите здесь с Игорем, подождите меня, я скоро вернусь… Мне надо предварительно переговорить с судмедэкспертом. Возможно, вам сейчас лучше не видеть вашу подругу…

Леша Чайкин встретил ее возле дверей, почти на крыльце. Он собирался покурить на свежем воздухе.

– Земцова, привет. Я вижу, твоя разведка работает…

И она поняла, что у него готово заключение. Это было очень кстати. Кроме того, это означало, что с телом закончили работу и теперь его можно показывать Холодковой.

– Я не одна. Мы пройдем вместе, посмотрим? Ей не верится, что ее подруга погибла. Кроме того, думаю, что именно эта дама, ее фамилия Холодкова, возьмет на себя расходы, связанные с похоронами.

– Какие вопросы? – Чайкин развел руками, как бы приглашая войти в свое царство мертвых. – Милости просим.

– Что-то ты сегодня какой-то бледный… Вроде отдохнул… – Юля махнула рукой и увидела, как по ее знаку из машины выходят Женя с Игорем.

…Она листала заключение, когда услышала крик. Чайкин влетел в кабинет и замахал руками: «Б-бутылку нашатырного спирта… н-на п-п-полке…»

Юля с ватным тампоном, смоченным в нашатыре, кинулась в зал, где должны были находиться Женя и Шубин.

Холодкова лежала на полу. Ее коричневые туфли сливались цветом с плиткой пола. Посеревшее, как у мертвеца, лицо испугало Юлю.

– У нее что, сердечный приступ? – Она опустилась перед Женей и, приподняв ей голову, поднесла к носу вату. – Женя, что с вами?

Но та не подавала никаких признаков жизни. Тогда они с Игорем перенесли ее на кушетку в коридор.

– Леша, она хотя бы живая?

– Да живая, не переживай ты так. Ну, отключилась баба. Такое бывает.

– Я знаю, она испугалась ее из-за волос, вернее, из-за того, что она обрита… Даже санитар уронил носилки, когда с нее свалился парик…

Она подняла голову, чтобы увидеть Игоря, но когда поймала его взгляд, то поняла, что, пока она листала заключение в кабинете, здесь, в этом прохладном зале, в котором невозможно было дышать, что-то произошло.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказал Игорь. – Только обещай, что ты хотя бы не грохнешься в обморок.

Она подумала, что впервые за последние час-полтора слышит его голос. Все то время, пока она беседовала с Холодковой в агентстве, он молча наливал им кофе, подносил сигареты и зажигалку, молчал и в машине, не мешая разговору. «Удивительный человек. Всегда в тени». А теперь он зовет ее зачем-то туда, где лежит тело Зои Пресецкой. Что он хочет сказать, этот немногословный Шубин? Что еще интересного или необычного Чайкин нашел в этой женщине? У нее обнаружились крылья или хвост? Что могло так испугать Женю, тем более что она была подготовлена к тому, что у Зои не было волос?

Юля вошла в зал, где на столе лежало прикрытое простыней тело.

– Смотри, – побледневший Шубин откинул край простыни, и Юля увидела голубоватый бритый череп, белое лицо, тонкую шею с темными отпечатками пальцев и ухо с продетой через мочку маленькой золотой серьгой.

И она поняла, почему потеряла сознание Женя. На столе лежала не Зоя, а Ира Званцева.

– Не может быть… – от волнения у нее пропал голос. – Игорь, почему он не предупредил нас?

Она оглянулась на звук шагов. Леша с виноватым лицом теребил край резинового фартука, которым был обернут чуть не по самые уши. Маленькая, бирюзового цвета шапочка едва прикрывала его белесые редкие волосы.

– Я думал, ты знаешь. Я был уверен… Помнишь, я тебе еще сказал про разведку, мол, твоя разведка работает, не успели ее привезти, как ты уже здесь…

– Ты что-нибудь еще знаешь? Где ее нашли, когда наступила смерть? Да говори же ты, не молчи!

Она вдруг услышала голос Иры, которая, узнав о трагической гибели своей подруги, звонила ей и кричала в трубку. Она была взволнована не меньше, если не больше. А что тогда говорить о Холодковой, на долю которой выпало такое испытание?! Сразу две подруги приняли мученическую смерть.

– Мне звонил Корнилов недавно, тебя спрашивал, искал, значит… – быстро, словно очнувшись, заговорил Чайкин. – Смерть наступила предположительно вечером или ночью, ближе к двенадцати. Я осмотрел ее, но пока не вскрывал.

– Она тоже изнасилована?

– Явных, внешних признаков насилия я не обнаружил. Но определенную работу провел, к вечеру смогу тебе ответить, была она с мужчиной или нет. А то, что смерть наступила от асфиксии, думаю, ты и так видишь…

Она позвонила Корнилову.

– Приезжай, – сказал он сухо. – Бобрищева мы арестовали. Уж слишком много пальчиков он оставил в ее спальне. (Непонятно было, говорил он о Зое или Ирине.) И еще. Ты сейчас наверняка держишь в руках заключение, вернее, копию, которую тебе подарил твой дружок Леша Чайкин. Так вот, ему привезут образец спермы Бобрищева, которую у того должны взять, и он сможет сам определить его группу и проверить идентичность той, что обнаружили в половых органах Пресецкой. («Так все-таки его обвиняют в убийстве Зои».) И если окажется, что это он ее изнасиловал и убил, то дело по второму убийству будем считать закрытым.

– Но одна и та же группа спермы – еще не доказательство! – возмутилась она, смутно представляя себе Бобрищева, позволяющего брать у себя на анализ сперму. – У него не было мотива! К тому же… – она чуть было не проговорилась, что у него не было алиби.

Но Корнилов уже положил трубку. Вероятно, он считал, что раскрыл оба преступления.

Глава 4

– Кто бы мог подумать, что человек, нанявший нас, чтобы мы нашли убийцу его подружки, сам окажется арестованным по этому делу?

Юля с Шубиным сидели в коридоре, ожидая, когда Корнилов закончит допрашивать Холодкову. С минуты на минуту должен был приехать адвокат Бобрищева, находящегося под стражей, чтобы добиться встречи со своим подзащитным и решить вопрос с представителями органов об изменении ему меры пресечения на подписку о невыезде. Юля была даже готова заплатить залог, чтобы только Бобрищева выпустили на свободу. Будучи уверенной в его невиновности, она неожиданно поняла, что только этот человек, Николай Бобрищев, мог бы помочь ей в расследовании этих двух убийств.

Женя Холодкова вышла из кабинета Корнилова в таком жутком виде, что Юля поняла – человеку требуется помощь. Круги под ее глазами почернели, губы стали почти белыми. Трясущимися руками она пыталась застегнуть пуговицы своего длинного черного пальто. Едва за ней закрылась дверь, как она вспомнила что-то, снова зашла в кабинет и вернулась оттуда уже с портфелем. «Извините, я что-то плохо соображаю…»

Юля пригласила ее к себе домой.

– Вам нельзя оставаться одной, – сказала она крайне осторожно, избегая ее взгляда.

Нельзя было допустить, чтобы Женя, находясь сейчас в стрессовом состоянии, поняла, что именно имела в виду Юля, говоря эти слова: ведь Холодкова единственная из трех подруг была жива и являлась возможной мишенью для убийцы. Кто знает, может, этот ненормальный решил истребить всех трех подруг?

– Я дам вам хорошее американское успокоительное средство, вы немного согреетесь, и мы поговорим с вами о том, что нам делать дальше. Ведь вы знаете теперь, наверное, что Николая арестовали…

– Теперь уж его точно посадят, – пробормотала Холодкова, растерянно оглядываясь, словно надеясь в мрачном коридоре прокуратуры кого-то увидеть. Но кого? Призраков своих подруг?

– Почему вы так говорите? – забеспокоилась Юля, с опаской поглядывая на находящуюся в шоке женщину. – Что вы наговорили про него Корнилову? Вы уверены, что не сказали ничего лишнего?

– Нет, я не сказала ничего лишнего, я только выполнила свой долг. Мужчины думают, что им все позволено, особенно если у них есть деньги. Но я – свидетель, и я пока еще жива…

– Свидетель чего? Что вы такого знаете о нем?

– То, что эти женщины стали ему в тягость и он убил их. Он – маньяк, для него женщины – все равно что для наркомана доза. Это я точно знаю…

Юля хотела было уже увести ее, как вдруг в конце коридора появился человек в развевающемся светлом плаще. Она не верила своим глазам. Это был Бобрищев. Собственной персоной. Значит, его адвокат успешно поработал на другом поле, и Николая освободили благодаря каким-то каналам.

Узнав Земцову, он остановился довольно далеко от нее, замотал головой, как если бы увидел привидение, затем резко развернулся и пошел в обратную сторону.

– Николай, подождите! Нам надо поговорить… – окликнула его Юля.

И вдруг услышала за спиной злобное шипение:

– Убийца! И ты еще на свободе?! Негодяй, это ты убил Зою и Иру!

У Холодковой началась истерика. Юля с Игорем взяли ее под руки и вывели на улицу. Бобрищев сидел в машине неподалеку. И пока Шубин успокаивал Женю, Юля подошла к нему:

– Если окажется, что вы были с Зоей в тот вечер, то плохи ваши дела. Мы должны с вами встретиться и поговорить. Но не в такой обстановке, конечно, – она бросила взгляд на Холодкову, которую Шубин усаживал в машину. – Почему она так ненавидит вас? Что она о вас знает? Почему…

– Потому что дура, разве не видно? – довольно грубо ответил ей Бобрищев. – Я позвоню вам вечером, когда немного приду в себя. Наш контракт остается в силе, или вы тоже считаете меня маньяком-убийцей?

– Пока остается в силе. Вы – деловой человек и должны понимать, что в нашем деле имеют значение лишь факты. Сейчас вскрывают Иру, и если окажется, что вы успели наследить за эти полтора дня и в ее спальне, то вам конец, господин Бобрищев.

Она увидела, как побагровело и напряглось его лицо. Какие тайны связывали трех подруг и этого преуспевающего красавца-мужчину, спрашивала себя Земцова. Она не верила, что они касаются исключительно интимной жизни этих молодых женщин. Как не верила и в искренность их дружбы. Каждая из этой троицы нуждалась в общении со своими так называемыми подругами, но истинная причина, заставляющая их быть вместе, пока не просматривалась. Пожалуй, лишь Холодкова была с ней искренна, когда говорила, что «питалась» женственностью Зои Пресецкой и пыталась с ее помощью хотя бы немного приблизиться к своему идеалу.

Она нарочно не вернулась в прокуратуру к Корнилову, хотя он прекрасно знал о том, что они с Шубиным во время допроса Холодковой находились в коридоре и ждали, когда он освободится, чтобы поговорить с ним. Ей не хотелось выслушивать его решительные доводы, направленные против Бобрищева, тем более что у него были на то все основания, то есть показания Холодковой.

Что касается самой Жени, то в машине она окончательно раскисла и разрыдалась, когда до нее дошло, ЧТО же она наговорила Корнилову. «Теперь я буду еще виновата и в том, что посадят такого порядочного человека, как Бобрищев».

Эта ее фраза «Теперь еще…» привела Юлю в замешательство. Надо было ковать железо, пока горячо, и она задала прямой вопрос: в чем именно она чувствует себя виноватой?

– Я должна была заехать за Ирой, тогда бы ее не убили… – испуганно проговорила Женя, словно застигнутая врасплох этим вопросом. Некрасивая, с распухшим носом, она сидела на заднем сиденье машины и нервно поглаживала свои острые колени, обтянутые прозрачными черными чулками. Кисловатый запах лекарства и духов, исходящий от нее, вызвал у Юли тошнотворный спазм.

– Вы приехали на следующее утро после убийства Зои, – пыталась понять ход событий Юля. – И этим же утром вам позвонила Ира Званцева, так?

– Так.

– Но мне-то вы позвонили лишь ночью. Вам не хотелось увидеть вашу погибшую подругу пораньше? Что вы делали весь день 14 октября? Ира вам больше не звонила?

– Нет, не звонила. А я чем была занята? Работала, звонила по своим делам. Я же вернулась из Москвы, мне надо было улаживать некоторые дела.

Значит, она занималась своей работой, а поздно ночью решила вдруг позвонить Юле. Но откуда она узнала ее телефон?

– Мне Ира сказала, что собирается найти Пресецкого, который заплатит вам, или же Бобрищева… Она, насколько я понимаю, искала их, чтобы выбить из них деньги и чтобы вы начали работать. Я тоже готова была заплатить, чтобы только выяснить, кто же убил Зою.

– Но почему, когда я спросила вас, кого вы подозреваете, вы сразу же назвали Бобрищева? Почему бы вам не рассказать мне все начистоту? Что такого вы знаете о Николае, что так ненавидите его и так спокойно подставили в кабинете следователя прокуратуры? Ведь для этого у вас должны быть веские основания.

– А я вообще ненавижу мужчин… – сорвалась у нее с языка глупейшая фраза, после которой Юля поняла, что Холодкова загнана в угол и ни за что ничего не расскажет.

– Понятно. Тогда продиктуйте мне, пожалуйста, адрес Иры Званцевой. Корнилов вам не сказал, где и кем был обнаружен ее труп?

– Ирочку нашли дома. И тоже, как это ни странно, соседка. Дело в том, что дверь в квартиру была очень долго открыта. Ирочкина соседка – это вам не общительная Валя Коршикова, которая часто навещала Зою и поддерживала с ней более тесные соседские отношения. Эта, в отличие от Вали, только здоровалась с Ирой, и все. Даже за солью не обращалась. И если бы не дверь, соседка бы никогда не зашла… Иру убили ночью, и она до утра пролежала в открытой квартире, пока туда не вошла эта женщина… Вот так я поняла со слов следователя.

– А вам Ира не говорила, с кем собиралась встретиться? У нее был приятель, друг, любовник?

– У нее был Бобрищев, который мешал ей устраивать личную жизнь. Только она начнет с кем-нибудь встречаться, как приедет этот… кобель, с цветами, коньяком и продуктами… Какой мужчина потерпит такое? Вот ее все и бросали. А он – как собака на сене… ни себе, ни людям.

– Но ведь она могла поставить его на место.

– Ира? Нет, уж если Зоя не могла его поставить на место, то что взять с такой простушки, как Ира? Она же никому ни в чем не могла отказать. У нее характера не было.

– А что вы думаете о Пресецком? Его вы не подозреваете?

– Нет. Он хороший человек, мягкий и… однолюб. Вот ему бы с Ирой жить – два сапога пара. Оба – слабые и бесхарактерные люди.

– Он пьющий?

– Нет, не слышала. Но после смерти Зои будет пить, я чувствую. Ведь, кроме нее, ему никто не был нужен. Тряпка…

В этом последнем слове, брошенном ею с презрением, крылась все та же, плохо скрываемая неприязнь к Зое. «Тряпка», что не мог забыть о ней, о своей бывшей жене. Значит, она этого вроде как недостойна? Или же «тряпка», как и мужчины, которых она ненавидит, причем бравируя этим?!

Машину вдруг резко занесло направо, и Женя почти упала на Юлю. И снова этот запах, въевшийся в ее одежду, если не в кожу. Откуда он известен ей, этот запах болезни и старости, грязных комнат и немытых окон?

Когда она поняла это и вспомнила все свои ассоциации, ей даже показалось, что из-за туч выглянуло солнце. Воспоминания, замешанные на запахах – что может быть проще и одновременно сложней? «Скипидар?».

* * *

Дома Наташа накормила их всех обедом, и Юля решила вместо таблеток сделать Холодковой инъекцию этого самого американского успокоительного. После чего та проспит часа три-четыре. А за это время Юля обсудит с Игорем их дальнейшие действия и встретится с соседкой теперь уже Ирочки Званцевой.

И Женя действительно очень скоро уснула.

– Я вот тут подумал и решил, что надо бы проработать «московскую» линию, – сказал Игорь, когда они уединились в спальне, где могли спокойно отдохнуть и поговорить. Наташа на кухне мыла посуду, а за окном продолжал шуметь дождь.

Юля, которую стало клонить ко сну, легла головой на плечо Игоря и закрыла глаза. «Московская линия», – подумала она, чувствуя, как быстро ускользает от нее прозрачная и ясная мысль, уступая место радужным разводам надвигающейся дремы.

– Сегодня утром, пока я ждал Холодкову, мне удалось связаться с одним человеком из информационного центра, и я попросил его узнать, числится ли в весенних железнодорожных списках Пресецкая.

Юля открыла глаза. Вот вам и молчун Шубин.

– И что же? – Она приподнялась на локте. – Числится?

– Да, двадцать шестого мая Зоя Федоровна Пресецкая отправилась в столицу. И лишь десятого июня вернулась обратно.

– Она в купе была одна?.. Я имею в виду, без своих подружек?

– Да, я проверял. Ни Званцевой, ни Холодковой с ней не было. Хотя Холодкова ездит в Москву почти каждую неделю. Но для человека, занимающегося бизнесом, это естественно.

– И как же ты намерен узнать, с кем ездила Зоя в Москву и чем там занималась? Ведь ты именно это имел в виду?

– Начну с гостиниц. Предположим, Зоя приехала в Москву совершенно одна… Кстати, забыл тебе сказать. Бобрищев тоже довольно часто ездит в Москву, но в те дни, когда Зоя была там, его в Москве не было. Я даже запрашивал аэропорт. Прими к сведению – у Бобрищева есть однофамилица. Некая Евгения Бобрищева… Она тоже довольно часто выезжает в столицу… Я сначала даже подумал, что это его жена, но потом выяснил, что он все-таки не женат.

– Ты отвлекся. Так как будешь действовать в отношении Зои?

– Понимаешь, если учесть ее характер, привычки и материальное положение, то, как бы она ни старалась казаться бедной, деньги у нее были, следовательно, она ни за что бы не остановилась в затрапезной гостинице. Значит, она могла снять номер только в хорошей гостинице, а их в Москве я насчитал около тридцати. У меня есть знакомые на Петровке, они помогут мне вычислить, где именно она останавливалась. В случае же, если она ездила в Москву не одна, то никакие гостиницы не помогут – она могла остановиться у этого человека дома, если он москвич.

– А если это женщина?

– Женщина?

– К примеру, доктор, которая лечила ее от бесплодия. Ведь Женя говорила, что Зоя не могла иметь ребенка. Поэтому я и подумала о враче. Смотри, десятого июня Зоя возвращается из Москвы, а уже приблизительно тринадцатого-четырнадцатого августа, если верить Чайкину, она забеременела.

– Хорошо, я попытаюсь узнать и это. Но мне не верится, что Зоина поездка в Москву связана с женщиной, пусть даже она и врач.

– У меня есть и еще кое-какие соображения на этот счет, но я пока их тебе не скажу, хорошо? Они могут показаться тебе нелепыми…

– А ты не хочешь прямо сейчас еще раз съездить на квартиру к Зое и поискать среди ее бумаг что-нибудь, что может иметь отношение к Москве?

– Нет, и знаешь, почему?

– Не знаю…

– Потому что записная книжка Зои Пресецкой находится у Корнилова. Но мы так лихо кинули его, даже не зашли, словом, поступили не по-человечески, и он теперь, наверное, обиделся.

Впрочем, мы успокаивали Женю. Я прямо сейчас позвоню ему и извинюсь…

И Юля набрала номер прокуратуры.

– Виктор Львович? Это Земцова. Вы извините, что мы так неожиданно уехали, но с Холодковой надо было что-то делать. Она сейчас у меня, я сделала ей укол, и она спит. Нам надо срочно встретиться и поговорить. Я понимаю, что вы собираетесь все повесить на Бобрищева, но он здесь ни при чем, это я знаю точно… Алиби? Он сказал вам, что у него нет алиби? У него есть алиби, просто он не имеет права говорить, где он находился вечером тринадцатого октября, когда убили Зою… И знаете, почему он так себя ведет?.. Уф… – Она сделала паузу, посмотрела на Игоря и сделала ему страшные глаза. – Виктор Львович, тринадцатого Бобрищев был у меня, можете спросить у него… Просто он как мужчина порядочный не мог подставить меня, тем более что у меня сейчас налаживаются отношения с Игорем. Мне неприятно вам во всем этом признаваться, но сами знаете: слаб человек… – вспомнились ей слова Александра Пресецкого.

Шубин от удивления застыл, слушая ее придуманные признания. Он явно не ожидал такого поворота дела.

Когда Юля положила трубку, ему ничего не оставалось, как многозначительно покрутить пальцем у виска.

– Земцова, где ты научилась так врать? А в каком виде ты выставила меня? Разве так можно?

– Игорь, ну ты-то знаешь, что я была дома одна…

– Нет, не знаю… Теперь я уже и тебе не верю и сделаю все, чтобы этого красномордого Бобрищева упекли в тюрьму. Я еще вчера подумал, как это так, у такого человека и нет алиби. Смешно! Так вот, оказывается, кого покрывает этот хлюст!

– Игорь, я знаю, что ты шутишь, поэтому прекрати. Я же придумала это только что! На твоих глазах. Нам надо было срочно улаживать отношения с Корниловым. Я думаю, как бы нам не пришлось все-таки делиться с ним гонораром. Вот увидишь, он еще поднимет эту тему.

– Ты уходишь от основной темы, – Шубин говорил серьезно, и по его виду было трудно догадаться, что он шутил. – И давно это у вас?

Но Юля уже не слушала его, она звонила Бобрищеву:

– Николай? Как хорошо, что я вас застала. Я только что обеспечила вам алиби. Я позвонила Корнилову и сказала, что вечером тринадцатого октября вы были у меня. Надеюсь, вы на меня не сердитесь?

Бобрищев, который в это время лежал в ванне и пытался расслабиться, от удивления чуть не уронил в воду телефон.

– Алиби? – повторил он, не веря своим ушам. – Вы это серьезно?

Юля сделала знак Шубину, чтобы он взял трубку параллельного телефона. Таким образом он мог услышать весь их разговор.

– Да, я не шучу. Безусловно, я взяла на себя слишком большую смелость, сказав Виктору Львовичу такое, но у меня не было выбора. Вы нужны нам, поскольку хорошо знали обеих убитых женщин. Кроме того, я просто уверена, что вы никого не убивали.

– Я польщен, Юля, и даже более того… Но если этот обман раскроется, то я окажусь в ловушке.

– Какая ловушка, если я пожертвовала своей честью, чтобы обеспечить вам это алиби. Тем более что дело сделано и мне Корнилов все равно поверит больше, чем вам.

– Вам Корнилов еще не рассказал, что наговорила про меня Холодкова? Она с ума сошла! Она битый час внушала ему, что это я удушил Зою и Иру.

– А вам это откуда известно?

– У Корнилова только что был мой адвокат, он мне позвонил и рассказал.

– Вы вот все молчите, а ведь Холодкова действительно имеет на вас зуб. Она что-то знает о вас.

– Да бросьте! Женя ничего не знает. Она ненормальная, ненавидит мужчин, у нее идея фикс, что все мужики сволочи. Терпеть не могу таких баб… Извините.

– Но если она так ненавидит мужчин, то почему же она не бросилась обвинять Пресецкого? А ведь у него, если посмотреть со стороны, куда больше оснований для ревности или даже убийства. Он любил Зою.

– Да он скорее бы убил меня, чем ее. У него бы рука не поднялась. И вообще, Юлия, все это смахивает на бездарный спектакль… я имею в виду Холодкову. Вы бы намекнули ей, что настоящий преступник, возможно, маньяк, разгуливает на свободе, и если убил уже двух ее подруг, то ей надо бы вести себя поосторожнее. Она должна побеспокоиться о собственной безопасности, а не направлять всю свою злую энергию на то, чтобы обвинять первого попавшегося… А вдруг она третья на очереди?

Он словно читал ее мысли.

– Да нет, думаю, сейчас говорить с ней об этом не стоит. Она и так на грани нервного срыва. Хотя то, что вы сказали, вполне может быть реальностью. Вот только не пойму, за что он мог убить их. Что их объединяло? Дружба? Да мало ли кругом подруг?! Почему он выбрал именно их?

– Понять мотивы маньяка-убийцы довольно сложно. Я бы на вашем месте обратил внимание на то, что их обеих постригли, обрили… Согласитесь, что это странно.

– Я прорабатываю эту версию. Но пока все безрезультатно. Николай, а вы не знаете, у Зои был знакомый мужчина, похожий чуть ли не на бомжа?

– На бомжа? – удивился он. – Понятия не имею. Хотя в «Эдельвейсе», куда я иногда к ней наведывался, мне доложили однажды, что ею интересовался один человек, но мне его описали далеко не как бомжа, а как солидного, хорошо одетого господина или что-то в этом духе. Да и какие у Зои могли быть знакомые бомжи? Смешно.

– Солидный, говорите? Хорошо одетый? Это интересно.

Она, пообещав, что перезвонит ему, чтобы назначить встречу, положила трубку. Шубин тоже отключил телефон. Он смотрел на нее, улыбаясь. Похоже, его пусть даже шутливая ревность растаяла без следа после того, как он прослушал их разговор.

– Ну что, Игорек, поехали к Корнилову. Может, он смилостивится и даст нам полистать записную книжку Зои Пресецкой? – Юля искала в себе силы выразить Игорю хотя бы десятую долю той нежности, которая все еще цвела пышным цветом в ее душе, как напоминание о ее страсти к другому мужчине, но так и не найдя, лишь слегка коснулась губами его щеки. – Кто знает, может, ты еще успеешь на московский вечерний поезд…

Корнилов встретил их на удивление спокойно. Даже кофе предложил.

Разливая по стаканам кипяток, он то и дело поглядывал на Земцову, едва сдерживаясь, чтобы не спросить, на самом ли деле она провела вечер тринадцатого октября с Бобрищевым. Но здесь был Шубин, поэтому говорить на эту тему было невозможно.

– Как там Холодкова? Она здесь много рассказала об этом Бобрищеве… Послушать ее, так он без женщины и дня прожить не может. Удивила, тоже мне! Не знаю, как вам, а мне показалось, что она малость с приветом, а, Юля?

– С ней мы еще разберемся, а мы к вам по другому делу. Виктор Львович, дорогой, не в службу, а в дружбу: дайте нам хотя бы на время записную книжку Пресецкой.

– Понятно, – Корнилов придвинул гостям коробку с сахаром и банку с кофе. – Записную книжку, значит. Ну что ж, поищите в ней что-нибудь интересное, если думаете, что это поможет вам. Я лично несколько раз внимательно просмотрел ее, но, кроме телефонов портних, поликлиник, магазинов и прочей ерунды вроде лифтеров и тепловых сетей, ничего не нашел.

– А что вы хотели там найти? Телефон убийцы?

– Хотя бы номера телефонов или адреса знакомых. Володя К., такой-то телефон, к примеру. Как это делают все женщины.

– Я считаю, Зоя была из числа других женщин, тех, кто не держит в памяти телефоны своих любовников. Это ее номер телефона, как мне кажется, до сих пор украшает записные книжки и календари этих мужчин. И этот номер еще долго будет храниться в их памяти.

– А тебе не кажется, что ты заидеализировала эту шлюху? – вдруг не выдержал Корнилов и достал сигареты. – Тебя послушать, Земцова, так все мужики – скоты и кобели, которые только и думают, как завалить бабу, а вот такая б… как Пресецкая – цветок любви! Я понимаю, тебе жалко ее, потому что она была красивая и умела рисовать, но скажи мне, зачем ей было нужно так много мужиков? Почему ты в этой истории видишь только привлекательную сторону и не хочешь видеть правду?

– Какую правду?

– Такую! Она спала с мужиками за деньги, вот какая правда! Ты же была у нее в квартире, причем не один раз. Скажи, чего не имела твоя Пресецкая? Только птичьего молока! Мы проверили ее счета – там около тридцати тысяч долларов! В разных банках. Откуда эти деньги?

– Сколько? Тридцать тысяч? На валютных счетах, что ли?

– Представь себе. И сто тысяч в рублях. Спрашивается, если у тебя так много денег, то зачем тебе работать в вонючей фирме и кормить бездельников?

– Это вы об «Эдельвейсе» навели справки?

– Навел. Обыкновенная посредническая контора. Закупают какие-то пряности, порошки, из которых потом делают безалкогольную продукцию. Я ездил туда, увидел этих дур, которые сидят там за итальянскими дорогими столами и сдувают пыль со своих лакированных ногтей! Львицы! Тигрицы! Смотрели на меня как на моль. Сверху вниз, и это при том, что они сидели, а я – стоял! Мнят из себя… слов нет! Пигалицы! Играют себе в компьютерные игры, получают доллары, а сами через плечо не переплюнут. Работнички золотые.

– Да, видать, достали они вас, – рассмеялся Шубин. – Вы как будто первый раз в подобной фирме были. Но я, если честно, поддерживаю вас в том, что Пресецкая работала там неспроста. У нее там был интерес. Но вот какой?

– Не знаю, – махнул рукой Корнилов. – Я беседовал с ними, задавал дурацкие вопросы, но постоянно натыкался на стену презрения. Быть может, им не понравились мои ботинки? Ведь эти люди встречают по одежке, оценивают, сколько ты стоишь… Зато я там постригся! – вдруг вспомнил он и погладил сам себя по голове. – Одно утешение. А то меня уже домой не пускали нестриженого.

– Не поняла. Где вы постриглись?

– А там же в этом здании, только с другой стороны, есть парикмахерский салон. И хотя туда можно попасть только по записи, меня почему-то постригли. И даже феном уложили.

– Так вы покажете нам записную книжку? – напомнила ему Юля. – Одна голова – хорошо, а три – лучше, сами же говорили…

– Да пожалуйста! – Корнилов достал из сейфа записную книжку и протянул ей. – Читай, изучай. Ты же знаешь, я буду только рад, если ты что-нибудь найдешь.

– Спасибо. – Юля спрятала книжку в сумку. – А что говорят эксперты по части отпечатков пальцев и прочего?

– То, что в этой квартире очень много «пальчиков» оставил ваш господин Бобрищев. Его следы повсюду: в спальне на каретке кровати и дверных ручках, на посуде, зеркалах… Словно он жил там. Но есть и отпечатки пальцев ее бывшего мужа. Я почему позволил отпустить его из-под стражи-то… я про Бобрищева… уж слишком наследил. Человек, совершивший столь тяжкое преступление, постарался бы уничтожить максимум следов. А он пил и ел в этой квартире, мылся-брился и все такое прочее.

– А я слышала, что они с Зоей разругались и она ушла работать в его фирму, чтобы якобы доказать ему, что может сама себя содержать.