Текст книги "За спиной – двери в ад"

– Кому? – Ксения смотрела на нее с подозрением, как смотрят на человека с признаками надвигающегося безумия.

– Как кому – следователю, конечно! Подожди-ка… У меня есть его визитка!

Полина набрала номер и с замиранием сердца принялась ждать, когда ей ответят.

– Алло! Это Полина… Вы допрашивали меня сегодня. Полина Ужинова. Послушайте… Эту женщину в розовой куртке я видела не сегодня…

И она принялась объяснять следователю ситуацию.

– Уф, все, кажется, объяснила…

– Да уж, – вздохнула Ксения. – С тобой действительно не соскучишься… Ты очень, ну просто очень суетливая, тратишь огромное количество энергии на пустяки.

– Может, для тебя это и пустяк, а для следователя – экономия времени, понимаешь?

– Говорю же, это наверняка был несчастный случай. И то, что следователь допрашивал тебя, еще ни о чем не говорит… Он просто должен был это сделать. Формально. Понимаешь? Все, забудь про это… Ешь. И успокойся.

Как бы временами Ксения ни раздражала Полину, она все равно влияла на нее благотворно. Может, и правда, все забыть и успокоиться? На самом деле, зачем кому-то понадобилось убивать Машу? Ведь это для следователей пластиковый круг мало о чем говорил, а она-то сама, Полина, прекрасно знала, что Маша следит за своим здоровьем и фигурой и что она действительно каждое утро крутилась на нем, когда было время. Вот и докрутилась. Доупражнялась. Поскользнулась, слетела с этого круга, ударилась головой об угол кроватной спинки и умерла. И нечего изводить себя дурацкими и, главное, никому не нужными вопросами. Умерла и умерла. Значит, так ей на роду было написано.

– Да, ты права, Ксюха, это был несчастный случай. Может, на самом деле успокоиться и жить дальше?

– Наконец-то! – обрадовалась сестра. – Говорю же – ешь, мы-то с тобой живы… Пробуй салат. По-моему, он прекрасен.

Полина съела несколько ложек и вздохнула:

– Так что у тебя там, выкладывай… Уж не замуж ли ты собралась?

– Нет, – оживилась Ксения. – Замуж я пока не собралась. У меня несколько другие планы нарисовались…

Глава 4

Марокко, 2010 г.

– И вот тогда-то она и рассказала мне о том, что собирается в Грецию. Причем она сказала это таким будничным тоном, словно речь шла о поездке в Москву, к примеру.

После того как Бертран привез меня к себе домой, где я имела возможность принять душ и переодеться, нервное напряжение, в котором я находилась последние двое суток, отпустило меня. Чистый тихий дом, большая спальня, потрясающий вид из окна на океан, знание того, что рядом находится тот, кому ты доверяешь, – что еще нужно человеку после перенесенных волнений? К тому же перед ужином у меня была возможность хорошенько выспаться.

Конечно, разговор о Ксюхе был лишь вступлением. Я была твердо уверена, что все то, что происходило со мной за последние несколько лет, которые я жила за границей, началось именно в Афинах. А чтобы объяснить, каким образом я сама оказалась в Греции, мне просто необходимо было рассказать о моей сестре. Тем более что это из-за меня она тогда чуть не погибла.

– В Грецию, танцовщицей! С ума сойти! Она принесла мне замусоленную записку, где ее рукой было записано наспех со слов подружки… «Исполнение шоу-постановок, зарплата от полутора тысяч евро до семи тысяч!» В зависимости от опыта работы, понимаешь… Если она раскрутит клиента на выпивку, то за каждый стакан ей первое время будут платить по два евро, а за вечер девочки «напивают» до ста стаканов! Проживание либо в отеле, либо на съемной квартире за счет работодателя. Хозяин же оплачивает и страховку, и билеты… А если к этому прибавить, что моя сестра и без того просто бредила заграницей, да и про Грецию ей рассказывала ее подруга, которая поехала туда вот так же, танцовщицей, и там удачно вышла замуж за богатого грека, то можно себе представить, как моя Ксюша загорелась этой идеей…

Мы сидели с Бертраном в ресторане, перед нами стояли два больших глиняных горшка, один с кус-кусом, другой с подливкой, на огромных же расписных тарелках дымилась тушеная баранина.

На Касабланку опустилась ночь, стало прохладно, и я с удовольствием ела горячую и сытную еду. Здесь, рядом с Бертраном, я впервые за последние дни почувствовала себя в безопасности.

Сказать, что обстановка, в которой я оказалась, потрясла меня и привиделась мне каким-то фантастическим сном, – это ничего не сказать. И хотя я рассказывала Бертрану вполне реальные вещи, излагала факты, чтобы подойти к самому главному, тем не менее меня не покидало ощущение, будто бы я нахожусь в одном из своих странных, загадочных снов.

Бертран. Его отец был арабом, а мать – настоящей француженкой, парижанкой. Но от араба в том смысле, который мы вкладываем в это понятие, в нем ничего нет. Он выглядит как настоящий француз, каких я наблюдала, живя в Париже. Высокий, худощавый, слегка смуглый (загорелый, решила я, ведь рядом океанские пляжи), темноволосый, с ярко-голубыми глазами и чудесной улыбкой. Хотя что я тогда знала об арабах? Ну, видела, конечно, на улицах Парижа. И не всегда это были лавочники, торгующие после закрытия магазинов по более высоким ценам, или хозяева маленьких кафе, где можно перекусить жареным цыпленком, кус-кусом с бараниной, колбасками «мегрез» и картошкой фри. Так же, как и не всегда араб – мелкий жулик, торговец наркотиками или сутенер. Арабов в том районе, где я жила и работала, было не так много, хотя, скорее всего, я их просто не отличала от французов. Возможно, те кварталы, где я прогуливалась по улочкам с рядами лавчонок с обычной французской едой, кожаными или ювелирными изделиями сомнительного качества, и считались арабскими, но в то время, когда у меня была возможность не спеша изучать Париж, я чувствовала его как единый живой организм и разноцветную толпу людей воспринимала как настоящих французов. Если бы я не переехала к «Лимонам» на улицу Муфтар и не заключила себя в определенный район, в котором было все, начиная от живописного сада и рынка и заканчивая уютными кафешками, то, возможно, мне «посчастливилось» бы поближе познакомиться с арабами на улице Золотой Капли, где еще не так давно было трудно купить бутылку вина, зато с гашишем, героином и исламскими книгами фундаменталистского толка проблем не было… Хотя, помимо этих арабских колоритных картинок из рабочих предместий (темные сомнительные заведения с проститутками, свисающее из окон разноцветное белье, бани-хамматы, мечети, медресе и мебельные мастерские), существовали и другие, к примеру, поражающие своей роскошью дорогие восточные рестораны, сверкающие позолотой и зеркалами в духе «Тысячи и одной ночи»…

Словом, тогда я мало что знала об арабах, и тот факт, что мой приятель по переписке был наполовину арабом, меня абсолютно не напрягал. Напротив, восточная кровь, смешанная с французской, казалась мне признаком породистости и красоты. Безусловно, это подкреплялось фотопортретом Бертрана (красивое мужественное лицо с умными глазами), который почти каждый день смотрел на меня с экрана монитора.

Сколько раз я задавала себе вопрос, как так вообще случилось в моей жизни, что в самую трудную минуту я всегда обращалась именно к нему, к почти виртуальному Бертрану. К человеку, которого я знала лишь по переписке (не считая, конечно, самого факта знакомства в Москве, в бюро переводов, где я работала и где мы с ним обменялись визитками) и о жизни которого я очень мало знала. В отличие от моих наполненных просьбами советов, письма с его стороны представляли собой подробные и полные сочувствия и понимания ответы на мои многочисленные вопросы. Думаю, не было ни одного события в моей жизни, которое не освещалось бы в нашей переписке. Иногда я с ужасом констатировала, что он даже лечил меня своими письмами. Причем подходил к этому со свойственной ему серьезностью и ответственностью. Быть может, это происходило по той причине, что после того случая с Ксенией в Афинах она как бы выпала из моей жизни и я старалась вообще не беспокоить ее напоминанием о своей персоне. Но общаться-то хотелось, и поплакаться кому-то иногда было просто необходимо. Ведь я тогда поменяла все: страну, окружение, работу. Мне было трудно, подчас просто невыносимо, но делиться своими проблемами с кем-то из своих московских знакомых мне не хотелось, было даже стыдно, да и вообще выяснилось, что настоящих друзей-подруг у меня как бы и нет. Прежде мы, несмотря на конфликты, все равно оставались с сестрой самыми близкими людьми, поэтому, возможно, я в свое время так и не обзавелась задушевными подружками. После того же, как мы с Ксенией на какое-то время потеряли друг друга из виду и наша духовная связь прервалась, у меня возникла настоятельная потребность в таком человеке. Бертран в то время писал мне редко, в основном делился впечатлениями о своих путешествиях, наблюдениями, поздравлял меня с днем рождения и Рождеством, часто посылал мне по Интернету фотографии, ссылки, чтобы я могла послушать хорошую музыку, что-то почитать, посмотреть… А однажды, и это было уже в Афинах, я написала ему о том, что произошло со мной и моей сестрой… Не знаю, как так случилось, но написала. Поделилась, я почти плакала в письме и просила совета. И я его получила. Больше того, Бертран выслал мне номера телефонов и адреса людей в Греции, где меня могли бы приютить, помочь мне найти жилье и работу… Вот с тех пор мы стали переписываться чаще. Ведь тогда у нас стали появляться общие знакомые, и я всегда была страшно благодарна Бертрану за то, что он сводил меня с очень хорошими и надежными людьми.

Сперва я никак не могла понять, чем он занимается. Судя по тому, что я узнавала о нем от общих знакомых, сначала в Греции, а потом и во Франции, он занимался разыскной деятельностью. Возможно, оказывал информационные или другие сопутствующие этому услуги сильным мира сего. Знаю, к примеру, что он несколько месяцев разыскивал в Египте дочь одного французского министра и нашел, слава богу, живую, но потерявшую память. Об этом мне рассказал его друг, у которого я снимала комнату в Афинах первое время, как только туда приехала. Сам же Бертран о себе практически ничего не рассказывал. И на мои вопросы, связанные с его профессией, отвечал, что просто помогает людям.

Что представляет он собой как человек, чем увлекается, какую музыку слушает, картины каких художников покупает, я узнавала из его писем и ссылок. Конечно, мы были разные, очень разные, но меня неудержимо влекло к нему, и я уже не представляла себе, что он вдруг возьмет и исчезнет из моей жизни. Каждый день я, открывая почту, ждала письма от него. И когда письма не было, понимала, что Бертран сильно занят, что, возможно, он где-то в пути или на важной встрече.

Стыдно сказать, но Бертран помогал мне и деньгами. Особенно первое время после того, как мне пришлось скрываться от греческой полиции… Потом мне помогали его друзья, особенно добра ко мне была Дора, болгарка, жена Вангелиса, друга Бертрана.

И вот сейчас я снова попала в переплет. Даже не понимаю, как это вообще могло произойти, чтобы меня заподозрили в такой краже… Бриллиантовое колье Екатерины II работы самого Якова Дюваля, придворного ювелира! Да откуда у «Лимонов» вообще могло быть такое дорогое колье? И что самое удивительное, пустой бархатный старинный футляр, в котором находилось оно прежде, нашли в моей комнате, в розовом полотняном рюкзачке, с которым я ходила на прогулку с маленьким Патриком, сыном Лемон. Футляр находился, как сказала мне Соланж, наша кухарка и горничная, среди моих личных вещей и игрушек Патрика. Быть может, мне не следовало тогда, после ее звонка, сбегать? Может, я и не поступила бы так, если бы своими собственными глазами не увидела стоящую на тротуаре, как раз под окнами дома Лемон, полицейскую машину. Я знаю своих хозяев, они не стали бы беспокоить полицию из-за пустяка. Вероятно, на самом деле пропало это самое несчастное колье. Если же учесть, что с тех пор, как я покинула Россию, меня буквально преследовали истории подобного рода, то не сбежать я просто не могла. Конечно, меня задержали бы для дальнейшего разбирательства, и кто знает, чем бы эта история могла закончиться. Возможно, меня бы посадили. Я ничего не знаю о французской полиции, не знаю, какими методами она действует, чтобы найти настоящего вора. Но интуиция мне подсказывала, что если я вовремя не унесу ноги, то на меня могут повесить не только кражу этого колье, но и Эйфелевой башни…

Футляр в моем рюкзачке… Кто мне его подбросил? Только тот, кто желал мне зла все эти годы… Возможно, это был все тот же человек, который чуть не убил мою сестру, а позже попытался похитить маленького ребенка, к которому я была приставлена нянькой… Кто-то невидимый преследовал меня, пытался убить или посадить в тюрьму. За что? Кто? Я очень надеялась, что Бертран поможет мне разобраться во всех этих историях, чтобы положить им конец.

Я позвонила ему сразу же, как только мы распрощались по телефону с Соланж. Она была хорошей, доброй девушкой, и мы с ней прекрасно ладили в доме Лемон. Даже можно сказать, подружились. И я до сих пор недоумеваю, как это она так быстро сориентировалась, позвонила мне и сообщила эту ужасную новость:

– Полин, у Лемон пропало очень дорогое колье… Полиция перерыла весь дом, в твоем рюкзаке нашли футляр… – Она говорила быстро, я слышала, как она задыхается, словно бежит куда-то, вполне возможно, она с телефоном забилась в кладовку, заперлась там и теперь, дрожа от страха, разговаривает со мной. Предупреждает об опасности. – Беги. Я постараюсь собрать твои вещи и спрятать в своей комнате. У тебя есть деньги?

Я сказала, что есть на карточке, а наличных мало и лежат они в обувной коробке в моем шкафу. Я поблагодарила ее и сказала, что сама свяжусь с ней, когда буду вне опасности.

– Целую тебя, Полин! Удачи! Беги что есть силы… Я знаю, что это не ты… Возможно, это сделал тот человек, который приходил к Нине…

Все произошло очень быстро. Но главное я тогда поняла. Мне повезло, что я вышла на прогулку с сумочкой, в которой оказался мой паспорт. Возьми я с собой другую сумку, мне невозможно было бы вылететь в Марокко, а это значит, что меня могли бы схватить…

– …Полин, да не волнуйся ты… Расслабься… Понимаю, что ты переживаешь, тебе кажется, что вся парижская полиция разыскивает тебя, но на самом деле все обстоит не так уж и плохо… У меня много друзей-полицейских в Париже, как ты понимаешь. И тебя действительно ищут, но полицию интересует и другой вопрос: откуда у твоих хозяев такая дорогая вещь? Кроме того, тот, кто подкинул тебе в рюкзак футляр от колье, поступил в высшей степени глупо. Посуди сама. Вот если бы ты на самом деле украла это колье, неужели ты не избавилась бы от футляра? Или вообще, разве не украла вместе с футляром? Зачем оставлять улику на видном месте?

– Я не знаю… Я много думала об этом. Но давай начнем с того, что колье я не брала, я вообще о нем ничего не знала.

– Тогда расскажи мне о своих хозяевах…

– Я расскажу, но сначала все-таки я должна рассказать тебе, как я там оказалась… Ведь в тех письмах, которые я писала тебе все эти годы, я просто как бы констатировала свершившийся факт, мол, приехала в Париж и устроилась няней в семью Лемон…

– Хорошо. Кажется, ты хотела рассказать про то, как оказалась в Афинах.

– Да. Это очень важно. Ведь я, в отличие от моей сестры, никуда не собиралась уезжать из страны. В мои планы входило поменять работу, найти такое место, где бы я могла зарабатывать переводчицей больше, вот и все. Я не гналась за большими деньгами, равно как и за приключениями. Повторяю, в отличие от моей сестрицы. Но в тот вечер, когда меня напугали в милиции… Этот допрос, этот кошмар, когда я вдруг поняла, что на меня могут повесить убийство, которого не было, – словом, все это сильно повлияло на меня. И даже тот факт, что меня отпустили и я оказалась дома, я уже воспринимала иначе… Я начала дорожить свободой и возможностью просто находиться у себя дома. Ты пойми, я человек законопослушный, организованный, аккуратный, хотя тебе-то может показаться обратное… И вдруг вляпаться в такую историю… Мне было обидно, что со мной разговаривают как с преступницей. Я чувствовала, что мне не доверяют. Этот следователь, он так смотрел на меня… У него такие глаза… мертвые… Я понимаю, он не знал меня, я для него была одной из многих, кого ему приходилось допрашивать по роду своей службы, но мне-то от этого не было легче! Вот и получилось, что в тот вечер, когда я наконец вернулась домой, встретилась с сестрой, я вдруг поняла, что значат свобода и покой. Конечно, я была напугана также и смертью Маши. И сколько бы моя сестра ни говорила о том, что меня это не должно волновать, какой-то процент вероятности, что ее убили, все-таки был. И это при том, что я лично никого не подозревала. И одновременно могла бы подозревать кого угодно… Дело в том, что Маша была богата. И возможно, ее каким-то образом ограбили, возможно, заставили подписать какой-нибудь документ… генеральную доверенность, к примеру… Но все это просто роилось у меня в голове, когда меня допрашивали. Подумалось, что меня-то убивать никому нет смысла, я же бедная как церковная мышь. А вот Маша… У нее на тот момент было свое туристическое агентство, причем преуспевающее. Я знала из ее телефонных разговоров, которые мне иногда приходилось слышать, что дела ее в порядке, что она вкладывает деньги в какие-то ценные бумаги… Вот если бы она была замужем, тогда можно было бы заподозрить, к примеру, мужа… Мало ли таких историй, когда муж сам помогает своей надоевшей жене уйти из жизни с тем, чтобы потом унаследовать бизнес, деньги… Послушай, Бертран, я понимаю, что все, что я сейчас говорю, не так уж и интересно, просто мне хотелось бы, чтобы ты понял, в каком душевном состоянии я находилась в тот вечер, когда Ксения призналась мне в том, что собирается уехать в Афины.

Глава 5

Москва, 2007 г.

– И какие же у тебя планы?

– Поля, ну, пожалуйста, не смотри на меня так мрачно… На тебя глядишь – просто жить не хочется. Между тем ты должна радоваться уже тому, что тебя отпустили, что эти изверги в погонах ни в чем тебя не подозревают… Радуйся жизни! Нельзя с таким лицом жить. Ты очень красивая девушка, и улыбка у тебя потрясающая…

– Выкладывай уже, что у тебя, – потребовала Полина строгим тоном старшей сестры, заранее предчувствуя, что возбуждение младшей, которое невозможно скрыть, не сулит ничего хорошего. – Нашла нового любовника?

– Нет, не нашла. И вообще я никого не ищу. Просто я послезавтра лечу в Афины. Работать. Вот и все.

– Куда? – Вилка выпала из рук Полины. – Вот только этого мне еще не хватало! Работать в Афины. Решила заделаться настоящей проституткой? Все, дошла до ручки? Ксения, очнись! Ты что, не знаешь, чем все это может закончиться?

– У меня там подруга живет. Она подстрахует, если что.

– Каким образом? Ты с кем едешь?

– Нас целая группа набирается. Четыре девушки. Три с Украины и я.

– Четверка отважных, ну-ну! Билеты вам уже, конечно, купили.

– Да, работодатели все оплачивают. Мы будем танцевать в дорогих кабаре, ресторанах, клубах. Зарплата от полутора тысяч евро…

И Ксения взахлеб принялась рассказывать сестре о том, как замечательно она будет жить в Греции, как много будут ей платить и что вообще Греция – благословенная страна, где всегда тепло и пахнет морем…

Полина расплакалась. Она сидела за столом, закрыв ладонями лицо, и тихо плакала.

– Знаешь, Поля, ты все равно не остановишь меня своими слезами. Я понимаю, конечно, ты – моя старшая сестра и много сделала для меня. Но теперь пришла моя очередь немного повоспитывать тебя. Так, Полина, как ты живешь, так лучше совсем не жить… У тебя какие-то совковые представления о жизни. Ты вот как трамвай, едешь только по рельсам, даже не представляя себе, что можно двигаться по жизни как-то иначе, как хочется, а не как уложены рельсы, которые ты сама себе, между прочим, и проложила. А жизнь – она многогранна, огромна, как и земля, которую ты не видишь… Я хочу посмотреть мир, понять что-то важное для себя… Для чего я живу, какой смысл во всем этом… – Ксения обвела своей холеной ручкой со сверкающими красными лакированными коготками пространство вокруг себя. – Не рыдай. Со мной ничего не случится! Тот человек, к которому мы едем, так называемый хозяин, знаком с Мариной, с моей подругой, которая вот уже два года живет в Афинах. Она поехала туда танцовщицей, там встретила хорошего человека, вышла замуж, у них уже малыш… Они живут в большом доме, держат ресторан… У меня есть все ее координаты. Повторяю, ее муж и мой будущий хозяин – знакомы друг с другом. Меня не дадут в обиду, понимаешь? Может, с этими другими девушками они будут обращаться как-то иначе, но со мной… Словом, все будет хорошо. Марина пообещала мне помочь в случае, если мне не понравятся мои соседки по комнате, которую мы будем снимать… У нее есть деньги, и ей ничего не будет стоить снять для меня отдельную квартиру. А я с ней потом расплачусь.

– Скажи, Ксения, ты действительно ничего не боишься в этой жизни? – Полина отняла ладони от лица, промокнула слезы и тяжело вздохнула. – И ты на самом деле считаешь, что за твоей спиной ангел-хранитель?

– Да, считаю… И если уж мне суждено умереть…

– Ксения!

– Думаешь, я ничего не понимаю? Что ты боишься за меня, что меня заставят заниматься проституцией, и в случае, если я буду сопротивляться, меня убьют… Насмотрелась разных телевизионных шоу, начиталась желтой прессы… Успокойся. Уж если здесь на меня мужики западают и предлагают положить к моим ногам весь мир, то представь себе, какие состоятельные мужчины там, в Греции… И они очень любят русских женщин. Ну просто очень! Маринка, между прочим, ничего собой особенного не представляет… Так, смазливая мордашка, ноги длинные… И то вон – выскочила замуж, устроила свою жизнь. А я умею танцевать, петь, играть на гитаре… Да стоит мне только один раз выступить на сцене…

– Ксюша, дорогая, послушай, что я тебе скажу…

– Все, хватит причитать! Надоели мне твои нравоучения! Я уже все решила для себя, и ты меня не остановишь… Продолжай переводить за копейки, найди себе еще одну богатую дуру, которой ты будешь мыть полы и драить унитаз…

Полина ударила сестру по щеке. Пощечина прозвучала звонко, отчаянно. Обе испугались, что перегнули палку. Полина готова была уже броситься к сестре, чтобы обнять ее, успокоить, но Ксения сама вдруг подалась к ней всем телом, обняла ее.

– Я не обижаюсь на тебя, сестренка. Правда. Я понимаю, как ты переживаешь за меня. Но я все равно поеду. Я уже все решила для себя. Могу лишь обещать, что постараюсь быть осторожной, что не позволю обмануть себя или унизить. Я произведу впечатление в Афинах… Я буду либо самой востребованной танцовщицей, либо выйду замуж за богатого грека… Пусть я не буду любить его, но я люблю жизнь, а для того, чтобы сполна насладиться ею, нужны деньги, большие деньги… Это не цинизм, просто я насмотрелась на женщин, которые любили… Любовь – это временное явление, это помутнение рассудка… Я постараюсь никого и никогда не полюбить. Я так решила. И тебе не советую выходить замуж по любви. Это глупо. Влюбиться в какого-нибудь негодяя и бить себя в грудь, мол, любовь, любовь… Не надо потакать своим чувствам. Надо всегда думать. Вот так.

Полина несколько раз провела ладонью по порозовевшей щеке сестры.

– Извини… Я не хотела…

– Это ты извини меня. Но я правда не хочу, чтобы ты так унижалась… Постарайся пересмотреть свои принципы. Оглянись, поищи среди твоих же знакомых-подруг тех, кто сумел устроить жизнь, у кого эта самая жизнь, что называется, удалась! И что, в тех семьях, где царят благополучие и покой, всегда есть любовь? Это заблуждение…

– Но я боюсь за тебя!

– Так мы можем говорить часами… Ну вот, ты почти ничего не поела. Хотя бы выпей чаю. И еще раз говорю, успокойся… А если уж ты на самом деле будешь так переживать за меня, то я дам тебе координаты Марины, все ее телефоны, электронные адреса, скайп… Словом, если ты потеряешь меня из виду, то Марина всегда скажет тебе, где меня искать и что со мной…

Полина смотрела на нее, на ее улыбку, на то, с каким удовольствием она после того, как ей залепили пощечину, уписывает салат, и спрашивала себя: а здорова ли она вообще, Ксения? Может, у нее проблемы с психикой, раз она ничего не боится? Она легко вступает в контакт с мужчинами, проводит ночи в чужих квартирах и чужих постелях, питается в ресторанах, играет и танцует с завидной легкостью в любых компаниях и при этом считает, что она все делает правильно. Да, конечно, она время от времени ложится в больницу, чтобы поправить здоровье, «очистить кровь», принимает противозачаточные таблетки и вообще следит за своим здоровьем, но потом все равно пускается во все тяжкие! Так болезнь или образ жизни? Разве больные могут так заботиться о своей внешности и столько денег тратить на наряды, косметологов и парикмахеров? Но, с другой стороны, в здоровом человеке заложено изначально чувство самосохранения, которое напрочь отсутствует в Ксюхе… Так как ее воспринимать? Как к ней относиться? Отпустить в Грецию либо запереть где-нибудь, чтобы эта группа украинок-экстремалок улетела без нее? Но потом будет еще хуже. Если Ксения простила пощечину, то такое уже не простит, и Полина навсегда потеряет сестру. Да и какой смысл ее запирать сейчас, как будто бы в скором времени не наберется другая группа?

– Вот ты собираешься…

– Уже собралась.

– Нет, я не об этом… У тебя деньги-то есть? Ты же не можешь полностью полагаться на своих работодателей… – Полине вдруг захотелось дать ей денег, чтобы сестра на новом месте не чувствовала себя некомфортно, чтобы не голодала, не осталась, не дай бог, на улице. Мало ли что может случиться.

– Конечно, есть! У меня много денег.

– Как это? Откуда?

– Есть люди, которые платят мне за мое искусство…

– Какое еще искусство?

– Поля, как же с тобой трудно… Говорю же, я зарабатываю танцами, пением… Меня приглашают на вечера, на какие-то семейные торжества и хорошо платят. К тому же у меня есть реальные поклонники, которые дарят мне украшения. Конечно, я не Кшесинская, но бриллианты у меня есть… Вернее, были, я продала их и выручила кругленькую сумму. Так что за меня не беспокойся…

Остаток ужина прошел в мечтах и монологах Ксении о предстоящей поездке. Все, буквально все, что ожидало ее в Афинах, выглядело в ее глазах привлекательно, восхитительно и воспринималось ею как подарок судьбы. Она щебетала, как птичка, порхала по кухне, пританцовывая, два раза заваривала чай, перемыла посуду и принималась вновь и вновь убеждать Полину не переживать за нее. Потом, вспомнив, что в компьютере имеются присланные Мариной из Афин снимки ее счастливой супружеской жизни, она увлекла сестру в свою комнату, усадила за экран монитора и принялась их ей показывать, попутно рассказывая о том, что на них изображено.

– Вот-вот, видишь, какой шикарный дом! Вилла, называй как хочешь! Белая, трехэтажная, с бассейном! В самом центре города, а там, за домом, на соседней улице, – ресторан Никоса… Знаешь, там, в Греции, и ночью можно спокойно сидеть в заведениях, до самого утра… Ночью прямо как днем. Знаешь, такая умиротворяющая атмосфера, близость моря…

Полина уже не спорила. Она смотрела на сестру и не знала, что ей делать, просто любоваться или мысленно уже прощаться с нею. И от этих мыслей ей хотелось плакать. Правильно Ксюха говорит, она, Полина, какая-то вся мрачная и предполагает всегда только самый худший из всех возможных вариантов. Ну на самом деле, устроилась же эта Марина, подруга Ксюхи, в Греции, вышла вон замуж, родила ребенка и живет теперь как у Христа за пазухой. А Ксения – она настоящая красавица, а потому у нее больше шансов удачно выйти замуж. Может, не все так страшно? И нечего на самом деле волноваться?

– Винца? – спросила разрумянившаяся Ксения после того, как кухня после чаепития была прибрана, посуда перемыта, а сама сестра сидела напротив Полины и сверкала веселыми глазищами.

– А давай! – кивнула Полина. – Может, я действительно была не права… Поезжай. Только будь осторожна, очень тебя прошу.

– А ты пообещай мне, что не станешь искать работу уборщицы, хорошо? Когда я разбогатею, я вызову тебя к себе, дам тебе денег сколько нужно, постараюсь найти для тебя достойную работу.

Вот так и случилось, что Ксюха улетела в Афины. Полина провожала ее в аэропорт, видела раскрашенных («Ну чисто шлюхи, Ксюха!») молоденьких хохлушек, с которыми сестре придется делить кров и часть судьбы. Конечно, красавица Ксения выделяется на их фоне, и, возможно, ей уготована другая, отдельная от них судьба, которая будет к ней более благосклонна, но все равно сердце Полины щемило, когда самолет с сестрой на борту взмыл ввысь и растворился в другой, новой для нее жизни…

А потом сестра исчезла. Не отвечала на телефонные звонки. Не знала о ней ничего и подружка Марина…