Текст книги "За спиной – двери в ад"

Глава 6

Марокко, 2010 г.

– От нее не было известий целую неделю. Это со стороны может показаться мелочью, подумаешь, сестра молчит неделю, но для меня тогда это было настоящим потрясением. Я принялась выискивать в Интернете разного рода истории о пропавших в Греции девушках, вспоминала все то, что знала сама, и холодела при мысли, что сама проводила сестру в этот райский ад, в Грецию… Так казнила себя за то, что не помешала ей уехать…

– А что ты могла сделать? Как помешать? Она же взрослый человек… ты же не смогла бы держать ее на привязи, – развел руками Бертран. – Но ты права, я лично знаю несколько таких историй… Девушек находили мертвыми… Русских и украинских. Сам я такими делами не занимался, но мои друзья раскрутили несколько дел… Проститутки, сутенеры, клиенты с нездоровой психикой… Я бы свою сестру тоже не отпустил, вернее, попытался бы не отпустить… Это я так, к примеру. И что было дальше? Кажется, все закончилось хорошо?

– Да, моя сестра просто-напросто еще в аэропорту, в Афинах, попалась на глаза одному продюсеру, причем музыкальному продюсеру, и тот буквально выкрал ее из аэропорта… Прямо как в кино. Сказал тому человеку, который встречал девушек, как с ним связаться, чтобы уладить финансовый вопрос, и увез мою сестру к себе домой. Все случилось за несколько минут! Моя сестра не знает греческий, это понятно, но она сносно разговаривает на английском, и вот этот человек, как потом выяснилось, Андреас Геранитис, на самом деле известный продюсер и музыкант, уговорил ее сняться в своем клипе…

– Фантастическая история… – улыбнулся Бертран. – Ей повезло…

– Вот и я о том же! Это же надо было им встретиться в аэропорту! Она забилась в прозрачную стеклянную клетку для курящих, нервничала сильно… Курящих оказалось так много, что она была буквально прижата к стеклу… И как раз напротив нее, в зале ожидания, и сидел уставший Андреас… Ему под пятьдесят. Очень богат, известен… К тому же, как потом я смогла лично убедиться, красив, просто обворожителен… Словом, моей сестре повезло!

– Да, ты писала мне, что твоя сестра вышла за него замуж.

Я рассказывала Бертрану историю замужества моей сестры и снова переживала тот период своей жизни. История на самом деле, как правильно заметил Бертран, получилась фантастической. Геранитис, человек с утонченным вкусом и ценящий во всем красоту, просто не мог не обратить внимания на мою сестру. Он дождался, когда она выйдет из этой клетки или кабинки для курящих, подошел к ней, представился, отвел ее в сторону, и они разговорились… Она сама рассказала ему, откуда и зачем прилетела в Афины, и тогда-то он и предложил ей поехать к нему. Моя сестра, как ты уже, наверное, понял, авантюристка. И чувство страха в ней почти не развито. Она с легкостью приняла решение поехать с этим человеком, представившимся продюсером. А ведь он на самом деле мог только выдавать себя за продюсера, а на самом деле быть кем угодно – бандитом, сутенером…

– Твоей сестре повезло.

– Удивительно повезло. И я стараюсь вообще никому не рассказывать эту историю, настолько она кажется нереальной, неправдоподобной. Ксения позвонила мне сама спустя неделю, рассказала в двух словах о том, что с ней произошло, что сейчас она живет в доме своего жениха, что они приглашают меня к себе на свадьбу… Она просто засыпала меня фотографиями своей новой жизни… Написала, что почти влюблена в своего Андреаса, что он восхитителен, что у него свое музыкальное шоу на телевидении, что он руководит одним из музыкальных каналов, что продюсирует многих греческих музыкантов… Дом у него прямо на берегу моря, с огромной террасой, что она живет как во сне… И тогда, как ты помнишь, я полетела в Афины. Да, я не сказала главного – Ксения выслала мне деньги на дорогу, на визу и все такое… Может, когда я общалась с ней по Интернету или телефону, у меня и оставались какие-то сомнения, ну мало ли чего не бывает в жизни… Может, у моей сестры крышу снесло… Уж слишком, повторяю, все было нереальным… Но уж когда я получила деньги, десять тысяч евро, я поняла, что моя сестра сорвала банк.

Я устала говорить. Откинувшись на спинку дивана, я закрыла глаза и вновь и вновь переживала свое волшебное путешествие в Грецию. Помнила все вплоть до мелочей. Как вышла из самолета и в аэропорту меня встретила моя Ксюха, как бросилась ко мне, обняла, закружила… Как рыдали мы с ней, обнявшись, уже в машине. Я тогда старалась не смотреть на ее жениха, почему-то отводила взгляд… Мне казалось, что, когда я посмотрю на него внимательно, он исчезнет, а мы с Ксюхой проснемся в нашей московской квартире…

– Но потом вся эта зыбкость и странность моих ощущений прошла. Я окончательно пришла в себя уже в гостиной Андреаса. Знаешь, все вокруг было так красиво… Стены словно выложены из кремового камня, внутри сверкают желтым огнем светильники… Белая кожаная мебель, огромные, до пола, окна, терраса, выходящая на море… Мы пили метаксу, цикудью, ели что-то невообразимое… Я только потом поняла, что это коньяк и раки… Словом, в первый вечер я хватила лишку… Опьянела быстро, и меня уложили спать. Проснулась ночью, в постели, а рядом сидит и смотрит на меня Ксения… Плачет, слезы просто льются по щекам, капают на грудь… Она обнимает меня и шепчет, что ужасно счастлива, что я приехала. Что теперь, когда я с ней, она совершенно счастлива и что она меня уже не отпустит обратно в Москву. Что она попросит Андреаса сделать так, чтобы я осталась. Понимаешь, Бертран, я видела, как этот красивый, статный красавец с черными с проседью волнистыми волосами относится к моей сестре, как боготворит ее, и вся дальнейшая жизнь Ксении виделась мне исключительно в розовом свете. Я поняла тогда, что Ксения нашла свое счастье, что она выйдет замуж и обретет все то, о чем мечтала… Путешествия, встречи с интересными людьми, семью. Но на следующий день, когда мы разговаривали с Андреасом на террасе его дома, вдвоем, он рассказал мне о своих планах. Оказывается, он не намерен держать жену дома, он хочет, чтобы она развивалась. «У нее хороший голос, к тому же она прекрасно танцует… Да она просто прирожденная актриса!» И тогда я поняла, что недооценила своего будущего зятя, что он, оказывается, сумел увидеть в ней все то, что было в ней заложено самой природой. Голос, пластика, красота и глубина чувств… А еще недавно я сама видела в ней исключительно легкомысленную и даже в какой-то мере продажную особу… Мне было стыдно за свои мысли.

– И что же было потом? – спросил Бертран. – Надеюсь, ты не разочаровалась в своем зяте?

– Нет, что ты! Наоборот! Дальше все разворачивалось еще стремительнее, чем я могла ожидать! Не прошло и двух месяцев, как я перебралась в Афины, Ксения помогла мне снять квартиру в двух кварталах от их дома и устроила работать в одно туристическое агентство, где хозяином был симпатичный толстяк француз, его звали Анри Бушлем, и как-то все хорошо устроилось, образовалось… Я быстро освоила основы туристического бизнеса, стала изучать греческий. Не могу похвастать, что у меня все получалось так, как мне хотелось, но в любом случае эта работа была интереснее, чем в бюро переводов на Лубянке. Да и полы я теперь не мыла, чему особенно радовалась моя сестра. Между тем жизнь не стояла для нее на месте. Пока шла подготовка к свадьбе, у Андреаса образовалось какое-то важное дело в Америке, и он улетел, оставив свою невесту одну дома. Мне казалось тогда, что единственное, чего он боится, это что она передумает выходить за него замуж. Но Ксения была счастлива и, казалось, не собиралась менять своих планов. Я уже не задавала ей вопроса, который мучил меня, – любит ли она своего жениха. Боялась вновь услышать ее преисполненный цинизма и излишней рассудочности ответ. Хотя верный ответ напрашивался сам собой: конечно, любит! Иначе не светилась бы она радостью, не улыбалась бы той блаженной улыбкой влюбленных. Конечно, ему было бы спокойнее, если бы она полетела вместе с ним в Лос-Анджелес, но Ксения объявила ему, что ей предстоит как следует подготовиться к свадьбе, выбрать платье, украшения, все хорошенько продумать… Но на самом деле, как мне тогда показалось, ей просто понадобилось время, чтобы осознать все то, что произошло с ней за последние месяцы… К тому же рядом была я, и все свободное время мы проводили вместе. Знаешь, Бертран, я не помню, чтобы я когда-нибудь еще чувствовала себя такой умиротворенной. Мы с сестрой оказались в другом мире, но вместе. И жизнь наша проходила в спокойном, размеренном темпе, совсем так, как и мечтала моя сестра. Не знаю, как тебе это объяснить… Просто из нашей жизни исчезла суматоха, неразбериха и неуверенность. Все складывалось таким образом, что хотелось жить, наслаждаться жизнью… Я вдруг поняла, что такое жить в ладу с собой… Мы тогда много времени проводили на море, купались и просто лежали на солнышке, ленились, счастливо щурясь под его теплыми лучами. Из моей жизни исчезла необходимость работать на другого человека… Работа в бюро у Анри была не в счет. Там я тоже как будто бы отдыхала… Я не мыла полы, не чистила ковры, я не была прислугой, вот! И у меня появились деньги. Может, у Анри я зарабатывала не так уж и много, но деньги мне давала моя сестра. Мы с ней могли спокойно ходить по магазинам и покупать все, что вздумается, зная, что никто не упрекнет нас в том, что мы транжирим… Мы не считали копейки… «Полина, какая же ты красивая!» – восклицала моя сестра каждый раз, когда я примеряла то или другое платье в магазине. Она хотела, чтобы и я тоже нашла свое счастье, чтобы познакомилась с мужчиной, но ничего в этом плане в моей жизни пока не происходило… А потом случилось то, что случилось…

…Бертран попросил счет, мы расплатились и вышли из ресторана. Было совсем холодно. Он обнял меня за плечи, подвел к машине. Мы сели и поехали к нему.

– Ты устала… может, ты дорасскажешь свою историю завтра? – спросил меня Бертран.

– Тебе скучно стало? Я неинтересно рассказываю?

– Нет, просто мне тебя жаль… Ты же устала, я вижу. К тому же глаза твои слипаются…

– В тот вечер мы ужинали дома жареной рыбой. Не пошли в ресторан, – продолжила я свой рассказ в машине. Меня колотило, и зуб на зуб не попадал. Машина мчалась по пустынному освещенному шоссе в сторону океана. Мне стало холодно, и я попросила Бертрана включить отопление. – Пили белое сухое вино. И настроение было отличное… И вдруг моя сестра захотела покурить. Но не просто покурить, а покурить именно те сигареты, которые я привезла специально из Москвы для нее… Таких нет в местных магазинах… Называются «Собрание». Цветные такие, красивые сигареты. И что ты думаешь? Я ради сестры собралась пойти за ними домой… В тот дом, где я снимала квартиру. Совсем близко. Увидев, что я встала и направилась к двери, Ксения вдруг вскочила и со свойственной ей энергией, как бойкая такая девочка-подросток, бросилась к выходу… Потом вернулась (у меня был шанс ее остановить!), схватила ключи от квартиры, набросила мою кофту, такую длинную, голубую, и со словами «Я быстро!» выбежала из дома… Выбежала и пропала. Вот как в воду канула. Я искала ее довольно долго, нашла в их доме большой такой фонарь в кладовке и двинулась вдоль дороги от дома Андреаса до того дома, где я снимала квартиру. Там надо было пройти совсем немного, пересечь два перекрестка, минуя густо расположенные кафе. Было светло от фонарей, прямо на улице за столиками сидели люди, они улыбались мне, а я бежала, ничего не видя перед собой, и думала только о том, что с моей сестрой произошло что-то страшное… Иначе она бы вернулась домой, с сигаретами, быстро. Я бежала и задавала себе один и тот же вопрос: что могло ее заставить так надолго задержаться? Ходьбы здесь минут пять, а ее не было уже полчаса. Я предполагала все мыслимые и немыслимые варианты. Ей стало плохо, и она лежит без сознания где-нибудь у меня дома. Может, у нее случился выкидыш (а вдруг?), или схватило живот, или встретила кого-то по дороге, кому стало плохо, и решила помочь, отвезла, предположим, в больницу на такси… Или вдруг увидела какого-нибудь сногсшибательного парня, в которого влюбилась… Что, ну что такого могло случиться, что она не вернулась?

Я долго ее искала, пока не нашла под кустами неподалеку от дома Андреаса. Сноп света высветил ее хрупкую фигурку, забившуюся в тень кустов, и мою огромную голубую вязаную кофту со следами крови… Этот участок пути вел к моему дому, и рядом не было ни кафешек, ни магазинчиков… Крохотное безлюдное место, где ее подстерегли и напали. Врач «Скорой помощи» сказал, что ей проломили голову чем-то тяжелым и острым… Я тогда молила бога только об одном – чтобы моя сестричка была жива. Вообще произошло что-то немыслимое! В этом районе никогда не случалось ничего подобного. Говорю же, там тихое и спокойное место, и атмосфера какая-то праздничная… Все местные жители были в шоке от этого происшествия. Я же сразу, прямо из больницы, позвонила Андреасу и, рыдая в трубку, рассказала, что произошло, он сказал, что вылетает… Надо ли говорить, в каком состоянии он был, когда услышал такое?! Те несколько часов, что я его ждала, находясь в больнице, рядом с ускользающей от меня сестрой, показались мне долгими днями, что называется, вечностью. Пока моя сестричка дышала, я надеялась на то, что рано или поздно она придет в себя, поправится… Еще были и такие мысли, в которых просто стыдно признаться… Уж слишком все хорошо и красиво складывалось в жизни моей сестры, думала я тогда, и вот теперь ей пришлось за все это заплатить… Бертран, я просто уже и не знала, что думать, что предполагать, кому понадобилось напасть на мою сестру? Денег у нее при себе не было. Вообще ничего при себе не было. Даже украшений, кроме тонкой золотой цепочки на шее. Да еще эти злополучные сигареты (которые я потом выкурила в ожидании возвращения Андреаса). Значит, это было не ограбление. Понятное дело, что в голову лезли самые разные предположения. И одно из них меня сильно напрягало. Андреас Геранитис. Как он жил до встречи с моей сестрой? Вернее, с кем? Не может быть, рассуждала я, что он был один, что рядом с ним не было женщины. А что, если та, которую он бросил ради Ксении, и решила отомстить любовнику и наняла человека, чтобы он убил ее? Бертран?

Я вдруг поняла, что лежу рядом с Бертраном на широком диване и он обнимает меня, целует. Я вот только что мысленно была в Афинах, а сейчас лежу с Бертраном в обнимку, и он, возможно, уже давно не слушает меня и все его мысли и желания сосредоточены совершенно на другом?

– Бертран?

– Лежи смирно… Я тебя внимательно слушаю, – пошептал он, целуя мое ухо, шею. И его губы были такими горячими и нежными…

Глава 7

Москва, 2010 г.

Ночная няня Вера Петровна, или просто Верочка, двадцати трех лет, проснулась оттого, что ей приснился нехороший сон. Комнатка, где ей иногда удавалось поспать, была расположена в правом крыле старого здания интерната, довольно далеко от спален воспитанников. Конечно, по-хорошему, ей спать нельзя было, и эта комната с продавленным диванчиком, шкафом, столом и единственным стулом была просто ее рабочим местом, где она могла переодеться и находиться в свободное от обходов время. Но, как она потихоньку выяснила, все ночные няни, работавшие здесь до нее, тоже позволяли себе поспать, а потому ничего страшного в том, что она немного отдохнула, не было.

Она встала, посмотрелась в зеркало, одернула помявшийся тонкий свитер и вышла из комнаты. В коридоре, освещенном тусклой лампой, которую оставляли для того, чтобы воспитанники могли ночью добраться до туалетов, было тихо. Полы блестели, и это тоже была заслуга Верочки, которой вменялось в обязанность мыть два коридора – на первом и втором этажах. Вроде все тихо, но почему-то на душе неспокойно. Так уже бывало, когда она, проснувшись среди ночи, испытывала необъяснимый страх. Вот вроде бы все хорошо, и дома, она знала, муж с маленькой дочкой, все живы-здоровы, тогда отчего такая тяжесть на душе?

Возможно, причина кроется в ней самой. Как только она устроилась работать ночной няней в интернат, она стала неспокойной. Жизнь маленьких детей, брошенных родителями, потрясла ее своей беспросветностью. Никому не нужные, одинокие маленькие люди с печальными глазами, пребывающие в постоянном ожидании чуда – прихода своих непутевых (или умерших) родителей. Это страшно, это очень страшно. Быть может, именно этот детский сиротский страх и пропитал все эти стены и затаился в темных углах интерната?

Верочка тихими мелкими шажками дошла до дверей спальни мальчиков, остановилась, прислушалась. Тишина. Открыла дверь, заглянула. Темно, тихо, слышно только дыхание и посапывание… Значит, все спят. Заглянула к девочкам – тоже спокойно. Вернулась к себе, и тотчас ей пришла эсэмэска от сторожа, Николая Петровича: «Приходи оладьи есть».

Она улыбнулась. Знала, что в кухне для сторожа повара всегда оставляют еду. А ему есть одному скучно, вот он всегда и приглашает ее почаевничать. Что ж, почему бы не воспользоваться приглашением?

Она быстро спустилась вниз, вышла из основного корпуса интерната, завернула за угол и побежала по дорожке к старому, построенному еще немцами-военнопленными зданию из потемневшего красного кирпича, где находились кухня и столовая. Фонари, расположенные по периметру высокого каменного забора, окружавшего большую территорию интерната, освещали не только корпуса, двор и спортивную площадку, но и часть улицы с прилепившимся к стене небольшим базаром. Днем здесь кипит жизнь, торговцы раскладывают свой товар, как будто бы дразнят детишек свежими фруктами и конфетами. Младшие особенно любят, сидя на подоконниках в своих классных комнатах, разглядывать расположенные внизу, под самыми окнами, торговые ряды…

– Пришла, ну, проходи-проходи…

Сторож, невысокий плотненький человечек в вечной душегрейке из старой овчины, которую он носил в любое время года, с симпатичным добрым лицом, которое он забывал побрить, курносый и большегубый, встретил Веру улыбкой.

– Не знаю, любишь ли ты холодные, но я на всякий случай подогрел на сковородке, на масле… Оладьи – мечта! Томка мне варенье оставила, ну а где лежит сметана, я и так знаю… Чай я заварил… Одному-то не хочется вечерять…

– Николай Петрович, скоро уже утро! – улыбнулась сторожу Вера. – Смотрите, небо порозовело…

Вот за чаем Николай Петрович и рассказывал ей истории воспитанников, которых знал много лет, потому как с незапамятных времен сторожил интернат. Истории бывали подчас страшными, когда выяснялось, что родители какого-нибудь воспитанника или воспитанницы погибли, или их убили, или они были наркоманами или алкоголиками. Некоторые дети сбегали от своих родителей, которые избивали их, но потом снова возвращались и снова сбегали… Бывали случаи, когда детей усыновляли, а потом снова возвращали в интернат, и таких историй становилось все больше и больше. Узнала Вера и о том, что многие воспитатели сами усыновляли своих воспитанников, давали им образование и отпускали в большую жизнь.

– Вот, возьми себе тарелку, наложи сколько хочешь… Варенье… Томка свое принесла. У нее же дача, так она насобирает клубнику, наварит варенье и приносит сюда, в интернат, ребятишек побаловать…

– Николай Петрович, я вот вас все хотела спросить. Этот мальчик, такой хорошенький, с белыми волосами, похожий на ангела. Саша его зовут.

– Казанцев?

– Да, Саша Казанцев. Хороший мальчик. Сирота. Его бабушка воспитывала, а когда она умерла, его и определили к нам. А родители?

– Нет родителей. Во всяком случае, я никогда не слышал ни о матери, ни об отце. Знаю только, что он сирота. Так ты у Марии Викторовны спроси, у нее же все личные дела на воспитанников есть.

– Просто я видела на тумбочке возле его кровати портрет в рамке, и на нем – две женщины. Я тогда еще подумала, что одна мать, а другая, может, тетя или еще кто… Молодые такие женщины, мне даже показалось, что они чем-то похожи… Знаете, так жалко мальчишку. Славный, тихий такой, с большими печальными глазами…

– У них у всех здесь такие глаза. Глаза сирот, Вера. Можно еще понять, когда родители умирают и детей сюда, к нам определяют, но когда родители живы, пьют и бьют своих детей… Это уже ни в какие рамки не укладывается. Знаешь, сколько раз я ходил по адресам по просьбам детишек, искал их родителей. Они, маленькие, описывали мне улицу, на которой жили, дом… Словом, пытались указать какие-то ориентиры, чтобы я только поехал и поискал родителей. И что самое удивительное – они продолжают любить их, представляешь? И мечтают встретиться с ними.

– А как так случилось, что здесь открыли лицейские классы? Неужели нельзя было как-то иначе решить вопрос… Я имею в виду, что теперь здесь можно увидеть на фоне интернатовских детей не сирот, из хороших семей, обеспеченных. Вы видели, какими глазами наши дети провожают эти роскошные дорогие машины, которые увозят из интерната учеников лицейских классов? Такой контраст… Это же ранит их. Не думаю, что это было правильное решение.

– Так нас же с тобой никто не спросил. У них там, – Николай Петрович поднял указательный палец вверх, – своя правда.

– Если бы у меня были средства, я бы усыновила Сашу. Он такой милый, мне кажется, что он очень умненький, вдумчивый.

– Сашка-то? Да, я тоже подметил. Но ты не расстраивайся особо-то. Таких мальчишек усыновляют. Симпатичных, умненьких. Сама же знаешь, видела небось, как время от времени к нам сюда приезжают парочки, будущие мамаши с папашами… Присматриваются к нашим, как в магазине игрушек – кого бы выбрать, мальчишку или девчонку. Странно все это, как-то не по-людски. Хотя, по мне, так пусть их побольше усыновляют, да только чтобы потом не возвращали обратно, вон как Валюшу Ефимову… Это же ужас какой-то! Поиграли и бросили, как куклу. Понятное дело, что она с характером, да и не привыкла еще к чужим… Можно было подождать, пока она сживется с ними… Подумаешь, взяла что-то там в супермаркете… Да у нее, поди, глаза разбежались, у девчонки! Стыдно им, видите ли, стало перед продавцами. В этом и состоит трудность усыновления. В понимании детеныша. Ну а у тебя как, Вера? Растет дочка?

– Растет. Все в порядке. Только работаю много, дочку почти не вижу. Утром в школе, я же домоводство веду, а ночью здесь вот подрабатываю. Устаю, сами понимаете. Но у меня и муж тоже труженик. Оба работаем, хотим кредит взять да дачу хорошую купить, где-нибудь в красивом месте, на реке или озере. Вот тогда брошу работу, переберемся с Маринкой на природу, пчел разведем, овощи выращивать стану… Мечтаю…

– Мечты – это хорошо. Без них – куда?

– Спасибо вам, Николай Петрович, и за оладьи, и за чай… А чай-то был не простой, с травками, а?

Старый сторож улыбнулся, развел руками:

– А то как же? Так что ты не торопись, Вера, с усыновлением… Мальчик-то он, конечно, хороший, да усыновят его, я думаю… уже в скором времени. Разговор я один слышал ненароком… Какой-то мужчина приезжал на дорогой машине, тоже им интересовался. Может, посторонний, которому он приглянулся, а может, родственник какой, а то и вовсе… папаша.

Настроение Верочки сразу упало. Она выбежала из кухни, глотнула свежего утреннего воздуха, быстро поднялась по ступенькам на крыльцо и бросилась в сторону спален. Все было тихо, но сердце так тревожно забилось, что Вере пришлось приостановиться, чтобы перевести дух. Интересно, и кто это такой приезжал, интересовался Сашей? И правда, папаша, что ли, нарисовался?

Она замедлила шаг возле спальни мальчиков, где спал Саша Казанцев, отворила дверь, вошла. В голубом полумраке спальни, раскрашенной бледным фонарным светом, льющимся из окон, по периметру стояли узкие деревянные кровати, на которых спали мальчики. Кто-то разметался во сне и раскрылся. Вера подошла и укрыла детей одеялами. Возле кровати Саши задержалась. Он спал на боку, подложив под щеку ладошки, маленький семилетний мальчишка. Головка его, заросшая густыми светлыми волосами, переливающимися бледным перламутром, казалась такой трогательной, что Вера едва сдержалась, чтобы ее не погладить.