Текст книги "Небесная музыка. Солнце"

Глава 9
Прощание с солнцем

Если хочешь любви – будь сильным.

Я снова сижу в комнате ожидания отделения неотложной хирургической помощи Нью-Корвенского медицинского центра. Кроме меня, здесь нет ни души. И у меня, кажется, тоже души больше нет. Есть только страх, охвативший сердце черным пламенем.

Почему это произошло с моими родными?..

Держась за кулон в виде солнца, я смотрю в одну точку на белой стене – вокруг все белое, ни единого яркого пятна – и слушаю стук своего сердца. Сейчас за дверями, что всего лишь в шести ярдах от меня, до сих пор борются за жизнь Эша. Я толком не знаю, что с ним – знаю лишь то, что его состояние тяжелое, он потерял много крови и у него серьезные внутренние повреждения, в том числе пневмоторакс. Мэг час назад перевели в отделение реанимации и интенсивной терапии, и сейчас она находится в состоянии искусственной комы. Она подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Операция прошла успешно, но врачи не могут сказать, когда она придет в себя. Они вообще не могут дать какого-то однозначного ответа – говорят общими словами. Я не виню их – знаю, что они делают все для своих пациентов. Но…

Почему?..

Если бы я знала, как молиться, я бы молилась. Но все, что мне оставалось, крепко сжимать пальцы на коленях и просить небеса о помощи. Эш и Мэг не заслуживают подобного. Они должны жить дальше – как и прежде. Они заслуживают этого.

Я закрываю лицо руками. Время остановилось и теперь не течет, а застыло и давит на плечи. Я вижу перед собой настенные часы, но ничего уже не понимаю. Сколько я здесь нахожусь? Сколько длится операция Эштана? Сколько еще неизвестности меня ждет?

Я вспоминаю о Дастине и не могу поверить, что еще совсем недавно была счастлива с ним, а теперь мне кажется, будто меня разрывает на части из-за боли и страха. Я хочу слышать его голос, ставший вдруг родным, но мой телефон разряжен. Наверное, он меня потерял… Мне жаль, что так вышло – и я обязательно скажу ему об этом. Когда все закончится.

Ко мне подходит женщина с темной кожей и теплыми глазами. Она представляется социальным работником и угощает меня горячим кофе в стаканчике. Ее зовут Дженнифер Коэн, она участлива и заботлива. Дженнифер говорит мне о травмах Мэг и объясняет, что искусственная кома, в которую ее ввели, – это глубокий медикаментозный сон. Говорит, что обычно пациенты проводят в нем немного времени и он нужен для того, чтобы снять отек головного мозга. И что сейчас Мэг находится под тщательным наблюдением врачей и специальных мониторов. А значит, я могу волноваться меньше. Я понимаю, что миссис Коэн хочет успокоить меня, но мне все равно страшно.

– А что с Эштаном? – спрашиваю я.

– Пока говорить рано, но за его жизнь борются лучшие хирурги центра, – отвечает она мне. В ее глазах – искреннее сочувствие и, кажется, даже жалость. – Твоей тете и брату повезло, что их доставили сюда. Нью-Корвенский медицинский центр – один из лучших в стране.

– Повезло, – усмехаюсь я. Какое странное слово. – Им… очень повезло.

– Да, неправильное слово, – соглашается миссис Коэн.

Я зарываюсь пальцами в волосы. Мне кажется, что я нахожусь здесь уже век.

– У вас есть родственники или друзья, которые смогут приехать сюда и поддержать тебя? – осторожно спрашивает социальный работник.

– Нет, – шепчу я. – Мы друг у друга одни.

– Держись, дорогая. Ты сильная девочка.

Миссис Коэн вдруг кладет ладонь на мою ладонь и сжимает ее. Это странно, учитывая, что мы не знаем друг друга. Но, если честно, я благодарна ей за это. Я понимаю, что социальный работник не должен быть таким участливым, но ее тепло помогает мне.

Я благодарна ей за то, что она сидит со мной до конца операции Эштана. За то, что она не оставляет меня, когда приходят детективы, занимающиеся аварией, и задают мне какие-то вопросы. За то, что ободряюще улыбается. В какой-то момент я чувствую, что не одна, и это приносит немного облегчения.

Из разговора с детективами я понимаю, что в аварии виновата не Мэг – она не справилась с управлением, потому что кто-то подрезал ее машину на огромной скорости. Подрезал и скрылся, даже не остановившись посмотреть, что случилось с людьми в перевернувшемся автомобиле. Однако есть свидетели и, скорее всего, авария была запечатлена на уличную камеру – сейчас это проверяется.

Я слушаю полицейских и, кажется, не в полной мере осознаю случившееся. Сейчас на первом месте стоит следствие, а не причина. Меня тошнит от страха за жизнь тети и брата. И в голове все плывет, когда я понимаю, что где-то на земле есть человек, который виновен в том, что с ними произошло. Видя мое состояние, миссис Коэн мягко просит полицейских перенести разговор.

Через час выходят врачи – уставшие, молчаливые, с кругами под глазами. Один из них – вероятно, оперирующий хирург – останавливается рядом с нами. Я тут же вскакиваю и смотрю на него с надеждой.

– Вы опекун?

Я несколько раз киваю. Все документы оформлены на меня.

– Операция прошла успешно, – говорит хирург и трет глаза. – Мальчика перевели в отделение реанимации и интенсивной терапии. Состояние стабильно тяжелое. Будем отслеживать динамику.

Он кратко рассказывает о травмах Эштана – закрытые травмы брюшной полости и груди, клапанный пневмоторакс, перелом ребер и костей таза, повреждение крупных сосудов… Как и Мэг, он подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Они не могут сами дышать, а я могу. Эта мысль не дает мне покоя.

Я молча слушаю врача, и когда он заканчивает, шепчу: «Спасибо», – а потом опускаюсь на диванчик, благодаря небеса за то, что и Эштан, и Мэган живы. Миссис Коэн хлопает меня по плечу и говорит что-то успокаивающее.

– Тебе нужно съездить домой, Санни, – говорит она. – Отдохнуть немного. Привести себя в порядок. От тебя ничего не зависит.

– Все зависит от врачей, понимаю, – тускло улыбаюсь я.

– И не только от них. – Миссис Коэн задумчиво смотрит на потолок, будто сквозь него хочет увидеть небо. – На все его воля.

Я не хочу, чтобы чья-то воля управляла моей жизнью и жизнями моих близких. Это несправедливо.

– Можно будет увидеть Мэг? – спрашиваю я. Я знаю, что тетя в коме, но мне непременно хочется ей сказать, что я позабочусь и о ней, и о Эштане. Я их не брошу. Я не такая, как моя мать.

– Конечно, ты ее увидишь, – заверяет меня социальный работник. – Но попозже. А теперь езжай домой, дорогая. Ты очень устала.

Мне ничего не остается делать, как послушать ее. Мы встаем и покидаем комнату ожидания, а когда идем по коридору, я вижу, как нам навстречу бежит какая-то женщина с бледным лицом и раскрасневшимися глазами. Она забегает в комнату, и я понимаю, что ближайшие часы эта женщина проведет там – она заняла мое место. Наверное, пострадал кто-то из ее близких. С какой-то странной ясностью я так же понимаю, что комната ожидания отделения хирургической неотложной помощи занята всегда. И кто-то постоянно ждет, когда белые двери откроются и выйдет врач, чтобы сказать, жив или мертв очередной пациент – чей-то ребенок, родитель или любимый. Это ужасно страшно – этот круговорот смертей и поломанных жизней. И у меня холодеет тело при мысли, что хирург мог сказать, что Эштана не удалось спасти. Скольким они так говорят?..

Мы спускаемся на этаж ниже – мне нужно подписать еще какие-то документы. И там, у сестринской стойки, случается еще кое-что страшное. Меня ставят в известность, что у Мэган и Эштана нет страховки. А это значит, что счет за операции будет огромным. Меня словно под дых ударили – перехватывает дыхание.

Нью-Корвенский медицинский центр – один из лучших, это верно. Но и стоимость его услуг высока!

– В смысле?.. – переспрашиваю я ошарашенно. – Как же так? Мэг всегда заботилась о страховке! Всегда! Это какая-то ошибка.

– К сожалению, это не ошибка, мисс Ховард. Мэган Винтер не успела продлить страховку для себя и для своего сына, – поясняет мне улыбчивая пластиковая девушка, глядя в экран компьютера. – Она закончилась две недели назад. Зато, – девушка снова смотрит в экран, – Мэган Винтер имеет стоматологическую страховку, а Эштан Винтер – офтальмологическую. Но, к сожалению, эти страховки не покрывают оказанную медицинскую помощь.

Она дает мне несколько документов, которые я, не глядя, подписываю как опекун, и счет – он огромен. Теперь его нужно как-то оплатить. Я смотрю на цифры, не понимая, как человеческая жизнь может быть такой дешевой и одновременно дорогой. Жизни бесценны, но у меня нет и той суммы, что указана в счете. И у Мэган с Эштаном их тоже нет. Возможно, Мэган имеет небольшие накопления, и можно будет продать наш старый дом. Наверное, тогда хватит. Должно хватить.

– Могу я быть вам чем-то еще полезна, мисс Ховард? – спрашивает пластиковая девушка.

Я качаю головой и медленно отхожу от стойки с отстраненным лицом, думая, что теперь делать. Миссис Коэн и медсестра, с которой она беседует, смотрят на меня жалостливо – понимают ситуацию. Я пытаюсь не казаться жалкой и улыбаюсь им.

– Где здесь туалет? – спрашиваю я, чувствуя, как снова горят щеки и лоб.

– Прямо и направо, дорогая, – отвечает социальный работник. Мои губы вновь расплываются в деревянной улыбке, которую и улыбкой-то назвать сложно – скорее, это оскал. Я иду в туалет и снова ополаскиваю лицо холодной водой, пытаясь справиться с жаром. Помогает плохо – пальцы ледяные, а щеки со лбом так и горят.

Я не хочу, чтобы мой Эштан попал в страну вечного детства Питера Пэна.

Вернувшись к стойке, я слышу разговор миссис Коэн с медсестрой.

– Бедная девочка, – говорит социальный работник. – Это ее единственные родственники. Состояние у обоих тяжелое. А тут еще и проблемы со страховкой. Такая большая сумма…

– И это только за «скорую» и за операции, – поддакивает медсестра. – А сколько на лечение и восстановление уйдет? Каждый день в ОРИТ стоит недешево!

– Если ее тетя очнется, ей понадобится длительная реабилитация, – вздыхает миссис Коэн. – У нее серьезная травма головы. Никто из докторов не дает на ее счет утешительные прогнозы. Да и мальчику придется еще много чего перенести. Несколько сложных операций. Он будет учиться ходить заново. Таким, как мы, без страховки оплатить все просто нереально. Всего две недели – как же так? – качает она головой.

– Наша система здравоохранения несовершенна, – разводит руками медсестра. – Зато врачи отличные!

Они дружно жалеют меня – понимают, что денег мне взять негде. И жалеют Эша с Мэган.

Деньги. Все упирается в деньги. Все – даже человеческие жизни. Я не понимаю, когда деньги стали дороже людей, и я не смогу это принять. Однако точно знаю, что должна где-то найти их, чтобы спасти родных. Но где? Даже если я устроюсь на несколько подработок, не смогу заработать необходимую сумму. Даже если не буду учиться и брошу музыку. Даже если пойду воровать. Больничные счета будут только расти и расти. И даже продажа дома не окупит их. Господи… Что мне делать? Что мне нужно сделать, чтобы спасти Мэган и Эштана? Где взять деньги?

На меня яростной птицей нападает отчаяние, и к горлу подступают слезы. Впервые в жизни я чувствую себя такой беспомощной. Когда умирали бабушка и дедушка, я чувствовала нечто подобное – свою неспособность противостоять этому миру. Сейчас же это ощущение усилилось. Я – ничто, песчинка в бешеной буре жизни. Я не имею права на свое мнение, на свою свободу и свою жизнь. Я должна покориться воле судьбы, хотя никогда не верила в нее. И перестать бороться – потому что это бессмысленно.

Сердце усыпано осколками разбитой души. Они ярко блестят на солнце.

Я всегда гордилась тем, что имею талант – голос и слух, что развиваю себя и иду вперед, что не отступаю от своих желаний и цели. Что я все делаю правильно в жизни, стараюсь радовать своей музыкой, мечтаю дарить ее людям… Хочу сделать этот мир лучше через рупор искусства. Однако сейчас я отчетливо понимаю – все это чушь. Высокопарная чушь. Миром правят не искусство и красота, а деньги. И если у тебя их нет, ты никто. Твоя жизнь и жизни твоих близких обнуляются. А жизни тех, кто существовал ради денег, – ценятся как редкие алмазы.

Мир несправедлив.

Миссис Коэн и медсестра продолжают разговор, а я вдруг неожиданно понимаю, что знаю, где взять деньги. Много денег. Столько, сколько потребуется на лечение тети и брата. Я знаю, у кого они есть. И что мне придется сделать, чтобы их получить.

От этой мысли у меня сводит зубы, но это единственный шанс – мой, Эштана и тети Мэг.

Если я не воспользуюсь им, то буду жалеть об этом всю жизнь. А еще ненавидеть – себя, за малодушие и трусость.

Я должна. Должна! Иначе – нельзя.

Я возвращаюсь, забираю документы и ухожу, вернее, убегаю. Ловлю такси и прошу отвезти меня в район для самых богатых жителей нашего города, застроенный утопающими в зелени особняками. Таксист явно не может понять, что я там забыла, но мы спешно направляемся в Верхний Ист-Хиллс. Я помню адрес Дианы Мунлайт, но не помню номер телефона ее матери.

Я готова продать себя.

Теперь – готова.

Я не смогу жить дальше, зная, что могла бы спасти своих близких, но не стала делать этого, боясь предать мечту. Когда есть выбор между мечтой и человеком, я выберу то, что реально. Пусть мечты стать настоящим музыкантом и выступать так и останутся мечтами.

Я продам свой голос Диане Мунлайт.

Когда мы подъезжаем к знакомому неприступному особняку со стенами из плит цвета кофе с молоком, мое сердце вдруг замедляется – больше не бьется как ненормальное. Я впадаю в эмоциональную кому и равнодушна ко всему – даже к своему выбору.

Такси быстро уезжает, а я остаюсь одна перед огромными воротами, за которыми начинаются владения Мунлайтов. И нажимаю на звонок. Охрана внимательно изучает меня через видеокамеру и интересуется, зачем и к кому я пришла.

– Я хочу встретиться с миссис Мунлайт. Передайте ей, что пришла Санни Ховард, чтобы обсудить ее предложение, – произношу я, отстраненно думая, что сейчас меня просто пошлют. Однако мне велят подождать, а через десять минут ворота неожиданно отъезжают в стороны, давая мне возможность пройти. Меня встречает знакомый охранник – в ту ночь, когда, перепутав с Дианой, меня привезли в этот роскошный дом, он держал в окне мою импровизированную веревку. Возможно, меня пустили только потому, что узнали. Это радует.

– Миссис Мунлайт ждет вас, – говорит охранник. – Позвольте вас проводить.

Она ждет.

Я покорно иду за ним – жаркий и пыльный воздух горит в легких. Наверное, никто не приходит к дому Мунлайтов пешком – от забора до дома нужно идти ярдов сто пятьдесят. Скорее всего, все приезжают на машинах. Меня встречает парадный фасад, украшенный портиком с колонной, который завершает треугольный фронтон. Над особняком сияет солнце в дымке – погода стоит безветренная. И прежде чем подняться по парадной лестнице, несколько мгновений я смотрю на это солнце, словно прощаясь.

В особняке стоит королевская прохлада – не то что на душной улице. Меня ведут по коридорам и лестницам, и в душе появляется ощущение дежавю – когда-то это все уже было. Однажды – совсем недавно! – меня вели по этому замку на встречу к миссис Мунлайт, которая хотела купить мой голос. Теперь я сама ищу встречи с ней, потому что хочу продать свой голос. Однако в тот раз наша встреча состоялась в зимнем саду, под стеклянным куполом которого росли прекрасные цветы и деревья. А сегодня меня отправляют в квадратную полутемную комнату, похожую на лаконичный кабинет. Здесь царит настоящий контраст цветов и фактур. Камень, глянец, кожа, стекло, блеск хрома. Здесь есть только белый, черный и серый цвета, и ни единого яркого пятна. Атмосфера – давящая. И холоднее, чем во всем доме. Ужасно мерзнут пальцы, и я пытаюсь согреть их дыханием.

Я сажусь на черный кожаный диван, скрещиваю ноги и жду. Эмоций нет. Ничего нет. И меня нет. Анестезия чувств.

Эмма Мунлайт появляется не сразу – лишь через полчаса. Она стремительно заходит в кабинет, оглядывает меня долгим пронзительным взглядом и садится в кресло за стеклянный массивный стол. Одета она под стать этому местечку – серые брюки, белая майка и черный жакет, накинутый на острые плечи. Лицо, как и всегда, неприступно-холеное. Миссис Мунлайт явно хотела заставить меня ждать. Однако я понимаю, что если бы я не была ей нужна, она бы не пустила меня в этот дом. Это обнадеживает.

Она закидывает ногу на ногу – я вижу ее тонкие шпильки – и резко спрашивает:

– Что ты хотела, Ховард?

Я не вижу смысла тянуть время. И мне не до обмена любезностями.

– Я согласна на ваше предложение, миссис Мунлайт, – говорю я прямо.

– Даже так? – приподнимает она бровь и вдруг начинает смеяться. Я слушаю ее смех с совершенно серьезным выражением лица. Мне не смешно.

– Ну и насмешила ты меня, – заявляет Эмма Мунлайт, пристально рассматривая мое лицо. – А ты забавная, Санни Ховард. Забавнее, чем я думала. – Она подается вперед.

– Почему ты передумала? Куда дела свою гордость? Или решила поиграть со мной, чтобы повысить ставки в нашей сделке? Ну же, отвечай.

– Мне нужны деньги. Много денег, – говорю я. Мой голос тише, чем мне бы хотелось.

– Деньги нужны всем. Что изменилось с прошлой нашей встречи? – миссис Мунлайт пытливо смотрит на меня. – Для чего они тебе, девочка?

– Мои родственники попали в аварию. Мне нужны деньги на лечение, – признаюсь я. Смысл скрывать? Она все равно узнает.

– Вот оно что. И ты сразу забыла о гордости, о которой так много кричала в прошлую нашу встречу? – откидывается на спинку кресла миссис Мунлайт. – Ах, предала свои идеалы. Как же так, Ховард?

– Мне нужны деньги, чтобы оплатить лечение, – устало повторяю я. – Я согласна на вашу сделку.

– Спасибо за то, что согласилась, – улыбается она хищно. – Но ты не думала, что я больше не нуждаюсь в твоих услугах?

Я сглатываю. Об этом я действительно не думала. Неужели они уже нашли кого-то, кто будет петь вместо Дианы? Лицо снова пылает, пальцы совсем ледяные. Я не знаю, что сказать. И мне снова становится страшно – неужели я не смогу помочь Мэган и Эштану?.. Неужели все зря?

Нужно что-то сказать, но я молчу. Просто смотрю на миссис Мунлайт и молчу, стискивая пальцы на коленях. Она звонко смеется. Не знаю, почему ей смешно. Не знаю, откуда в груди эта черная пустота.

– И сколько ты хотела получить? – спрашивает Эмма. – Мне просто интересно, во сколько ты оценила себя, Ховард.

– Какая разница, если в моих услугах вы больше не нуждаетесь. Спасибо, что уделили мне время, – я встаю, не чувствуя ног. Может быть, стоит умолять ее? Встать на колени?

– Сядь, – резким тоном велит мне миссис Мунлайт. Она недовольна, что поиграть со мной не удалось. – Мы не договорили.

Я снова опускаюсь в кресло. Еще не все потеряно?.. Она решила указать мне на мое место? Забавно.

Она смотрит на меня и говорит, постукивая ручкой о стеклянную поверхность стола:

– Ты не нравишься мне, Ховард. Меня раздражают твои принципы. Более того, я считаю их жалкими. Но ты обладаешь хорошим голосом – этого у тебя не отнять. Ты знаешь, что моя дочь оказалась в непростой ситуации. Ее голос временно пропал, но она должна записать свою первую песню. Отложить это мы не можем. И девушку с тембром, похожим на твой, мы все еще не нашли. Только поэтому я соглашусь на сотрудничество с тобой.

Что ж, по крайней мере, она честна.

– Во-первых, мне нужно знать, сколько ты хочешь, – говорит миссис Мунлайт.

– Я не могу назвать точную сумму.

Она поднимает бровь.

– Я хочу, чтобы вы оплатили лечение и реабилитацию моих родственников, – отвечаю я. Этот момент я обдумывала еще в такси.

– И все? – щурится она. – А на что ты будешь жить?

– Буду работать, как и раньше, – пожимаю плечами я.

– Господи Иисусе! Да ты еще наивнее, чем я думала, Ховард! – со смехом восклицает миссис Мунлайт. – Кроме этого тебе ничего не надо?

– Нет.

Я просто хочу спасти Эштана и Мэг.

– Хорошо-о-о, – тянет она задумчиво. – Во-вторых, мы заключим договор, Ховард. Мои юристы составят его в кратчайшие сроки. По договору ты будешь петь вместо Дианы и сохранишь это в тайне. Кроме того, ты оставишь свою музыкальную группу и учебу в Хартли – никто больше не должен будет слышать твой голос. Отныне он будет принадлежать Диане.

Миссис Мунлайт пытливо смотрит на меня, зная, что я соглашусь. У меня нет выбора, и она повышает ставки.

Дыра в груди становится все больше. Мне не отказаться.

– Так же ты должна будешь оборвать все свои связи, – продолжает миссис Мунлайт. – Оставить своих друзей и родных – ах, прости, твои родные в больнице.

Она отлично знает мою биографию. Это тоже забавно.

– Если ты хочешь заключить договор с нами, тебе придется пойти на это, Ховард, – жестко говорит миссис Мунлайт. – Придется начать жизнь с нуля – и я помогу тебе в этом. Если же тебе тяжело решиться на это, то, конечно, мы не станем заключать договор, – мило улыбается она. – Все зависит от тебя.

Я молчу, разглядывая руки. Я не думала, что условия договора будут такими. Знала, что больше не смогу петь, но не знала, что мне придется отказаться от своей жизни и от самой себя. Это больно. Но эту боль я буду чувствовать потом – когда анестезия чувств сойдет на нет.

Что я должна выбрать? Свою жизнь или две другие?

Я вспоминаю нашу встречу в аквапарке. То, как смеялась Мэг, когда я брызгала на нее водой. То, как сияли глаза восторженного брата, когда он бежал к водным горкам. Я вспоминаю наш последний разговор.

«И я знаю, что ты сможешь сделать больше, чем думаешь. Я верю в тебя», – слышу я голос Мэг в голове. И мне кажется, что я чувствую тепло ее пальцев на своей ладони.

Я не могу повернуть назад.

– Понимаю, что тебе тяжело, Ховард. Могу дать час на раздумье, – произносит миссис Мунлайт. – Взвесишь все «за» и «против».

– Я согласна, – хрипло отвечаю я.

Краски меркнут, звуки становятся глуше, и я так же отстранена от действительности.

Она испытывающе смотрит на меня.

– Уверена?

– Уверена.

– Если ты нарушишь договор, то заплатишь огромную неустойку. И твоя жизнь превратится в ад, – сообщает она. – Это не угроза, Ховард. А констатация факта. Если ты предашь меня, то тебе будет плохо. Ты же знаешь, кто я.

– Знаю, – мой голос едва слышен.

– Вот и отлично, – кивает миссис Мунлайт. – Сегодня мои юристы составят договор. Завтра подпишем. И приступим, – она трет сухие ладони. Кольцо на ее пальце ярко сверкает даже в полутьме.

– Мне нужен аванс.

– В смысле? – поднимает брови миссис Мунлайт.

– Оплатите счета за операции, – смотрю я ей прямо в глаза. Мне все равно, что она будет обо мне думать. Мне нужны гарантии.

– Хорошо, – соглашается она, зная, что я не соскользну с ее крючка.

Я сообщаю ей, как зовут тетю и брата и где они находятся. Миссис Мунлайт говорит, что деньги будут переведены сегодня. Для нее это – ничтожная сумма. Для меня – неподъемная.

– Мне тоже нужен аванс, Ховард, – пристально смотрити на меня миссис Мунлайт. Своего она не упустит.

– Что я должна сделать?

– Оборви свои связи с прошлым в течение двух дней. Послезавтра начинаем работать. Мы должны поторопиться. Поняла меня?

– Поняла, – покоряюсь я, до сих пор не осознавая, что я должна буду сделать.

– Деньги сделали тебя такой послушной, – усмехается миссис Мунлайт. – В последнюю нашу встречу ты вела себя совсем иначе. Может быть, они не так уж и плохи, верно? Деньги правят миром. А те, у кого есть деньги, правят людьми. Все просто, да?

– Вы правы, – шепчу я. – Вы – сильнее.

– Можешь идти, – резким тоном заявляет миссис Мунлайт. – Будь со мной на связи. И не вздумай выкинуть что-нибудь, поняла меня, малышка Ховард? Свободна.

Я встаю и подхожу к двери. Оборачиваясь, я вижу довольную улыбку Эммы. Она победила. Но я не чувствую себя проигравшей, я чувствую себя неживой. Внутри – пугающая пустота. А снаружи – жестокий мир.

Деньги побеждают людей. Деньги победили меня.

Охранник провожает меня к автомобилю – миссис Мунлайт распорядилась, чтобы меня довезли до дома. Я иду к нему на ватных ногах, стараясь держаться прямо и уверенно. В какой-то момент мне кажется, что спину мне прожигают взглядом. Я резко оборачиваюсь и вижу в окне второго этажа лицо Дианы. Она внимательно смотрит на меня. Я – на нее.

В этот момент я не могу ненавидеть ее или презирать – чувства заперты внутри. Я просто смотрю на Диану, вдруг понимая, что отдаю ей свой голос.

Наверное, Мунлайт довольна. Теперь она сможет стать настоящей певицей.

Русалочка отдала свой голос злой ведьме.

Я с трудом отрываю от Дианы взгляд и сажусь в черный автомобиль – водитель в строгом костюме тотчас закрывает за мной дверь и садится на переднее сиденье. Мы уезжаем. Я так погружена в себя и свои мысли, что дорога до дома для меня словно мгновение. В какой-то момент машина просто останавливается, и я понимаю, что мне нужно выходить.

– Спасибо, – благодарю я водителя – он снова открывает передо мной дверь.

– Когда за вами приехать, мисс? – спрашивает он.

– В смысле? – хмурюсь я.

– Мне велено сопровождать вас, – отвечает водитель.

– Вы уж сопроводили меня до дома, благодарю. Можете быть свободны, – говорю я и почти дружески касаюсь его предплечья – я не привыкла, что мне кто-то прислуживает. Водитель изумленно на меня смотрит, кажется, мое поведение слишком отличается от поведения его хозяев.

– Хорошо, мисс, – кивает он и уезжает. А я иду домой. Там никого нет – ни Кирстен, ни Лилит. Я чувствую себя роботом. Механически принимаю душ и мою голову, механически ем, хоть и не чувствую голода, механически ставлю телефон на зарядку. И так же механически ложусь в кровать, заведя будильник. Я знаю, что мне нужно поспать несколько часов, потому что я не спала больше суток, а мне понадобятся силы, чтобы действовать дальше. Я пытаюсь действовать логически, но вопреки логике я не могу сомкнуть глаз – все думаю о тете и брате. Очнется ли Мэг? И когда это произойдет? Завтра, через день, через неделю?.. Какой она будет, когда очнется? А что будет с Эштаном? Какой станет его жизнь после таких травм? Сможет ли он восстановиться? Сможет ли ходить?

Вернутся ли они к прежней жизни? А… я?

Я знаю, что не вернусь. Мне не дадут сделать этого. И все, что мне нужно – попрощаться со всеми за эти два дня. Понятия не имею, как это сделать. Собрать всех друзей, закатить прощальную вечеринку и сказать им: «Ребята, мы больше не общаемся, всем пока!» – так?

Я не знаю, как буду жить без своих Лилит и Кирстен – черт, я даже больше не злюсь на нее. Не знаю, как буду жить без «Связи с солнцем» – куда парни без меня, куда я без них? Не знаю, как буду жить без Дастина Лестерса, человека, которого я… полюбила?

Я лежу на боку, смотрю в белую стену и думаю о Лестерсе.

Мне вспоминаются его горящие глаза, сильные руки, ласковые губы. Его слова и прикосновения. И ментоловые сигареты, которые он обожает. Наша история началась так нелепо, что сейчас мне просто смешно – я бы смеялась, если могла, честно. Сначала мы возненавидели друг друга – я не сразу разглядела за маской знаменитости настоящего Дастина, а он не сразу узнал настоящую меня. Сейчас мы только-только начали это делать, и мне казалось, что будущее – за нами. Но все получилось иначе. Будущее – за чьими-то деньгами. Теперь наша история закончится – на моем внезапном уходе.

Я крепче сжимаю подушку. Интересно, когда я уйду, Дастин будет скучать? Будет вспоминать меня? А сожалеть, что ничего не вышло?..

Я буду. Это сожаление останется со мной на всю жизнь. Но я буду надеяться, что у Дастина все будет хорошо.

Стоящий на зарядке телефон разрывается от звонков – это Дастин. Я отключаю звук – не знаю, что скажу ему по телефону. Мне страшно слышать его голос.

Я все-таки забываюсь тревожным сном на несколько часов, а потом вдруг распахиваю глаза, понимая, что снова должна ехать в медицинский центр. Дома так никого и нет. Кирстен все еще обижена, а Лилит либо на работе, либо пропадает с Октавием, от которого ей сносит крышу. Я одеваюсь: черная футболка, черные джинсы, черные кеды, затягиваю волосы в высокий хвост, вставляю в уши наушники, чтобы не слышать этот мир, и ухожу. Дастин звонит и пишет, но я игнорирую его. В общем чате я вижу сообщения о том, что Чета избили. Моя первая реакция – испуг, потому что я понимаю, что не выдержу, если и с ним что-то случится. Но оказывается, что у Чета сломано ребро – ничего серьезного, если, конечно, не считать ссадин, шишек и синяков. Кто это сделал, я не понимаю до тех пор, пока Нейтан не пишет, что во всем виновата девушка Чета, та, которую он скрывал. Нейтан уверен, что это из-за нее. Они начинают ругаться, а я выхожу из беседы.

Через два часа я во второй раз за сутки попадаю в больницу, но уже не в отделение экстренной хирургической медицины, а в отделение инверсивной терапии – и Мэг, и Эш находятся там под наблюдением докторов и мониторов. Миссис Мунлайт сдержала свое слово – счета за операции покрыты, что безумно удивляет миссис Коэн, которая все еще находится на работе. Она уставшая, но ее улыбка все такая же теплая и сочувствующая.

– Где ты взяла их, милая? – осторожно спрашивает социальный работник.

– Одолжила, – отвечаю я. – У богатой родственницы.

– Я думала, у тебя никого больше нет.

– Я тоже, – фальшиво улыбаюсь я. – Но чудеса бывают. Вы верите в чудеса?

– Верю, – отвечает миссис Коэн. Она все еще настороженно смотрит на меня. Может быть, думает, что я украла эти деньги. Или заработала нечестным путем.

– Как думаете, когда Мэган выйдет из комы? – спрашиваю я.

– Ох, милая, это одному богу известно, – вздыхает она. – Но тебе лучше поговорить об этом не со мной, а с доктором. – Сейчас он в операционной, но в конце смены найдет для тебя время. Сегодня ты можешь увидеться со своей тетей. Знаешь, когда человек в таком состоянии, важно, чтобы кто-то из близких был рядом и поддержал. Я верю – они все слышат и понимают. Твоя поддержка очень нужна.

– Спасибо. А когда я смогу увидеться с братом?

Миссис Коэн отводит глаза. Я начинаю нервничать.

– Что случилось? Что произошло? – спрашиваю я севшим голосом.

– Перед твоим приездом его вновь увезли в операционную, – говорит миссис Коэн. – У него было внутреннее кровотечение. Не волнуйся, кровотечение удалось остановить, но сейчас Эштан в послеоперационной палате.

Она отводит меня в палату реанимации и интенсивной терапии – для этого мы обе надеваем бахилы, невесомые одноразовые халаты, смешные шапочки и маски. Это странное место – тут множество кроватей, и у каждой есть свои мониторы, которые позволяют осуществлять постоянный контроль показателей жизнедеятельности. Напротив кроватей, каждая из которых занята, – стол медицинских сестер, а рядом с ним стоит тележка для неотложной помощи. Я думала, что здесь должна царить тишина, но я слышу множество звуков, которые издают приборы, а еще – голоса. И это почему-то придает мне сил. Жизнь состоит из звуков, а тишина – песня смерти.