Текст книги "Записки ветеринарного врача из приюта"

Трусливая собака может попасть к вам не только из приюта. Трусость, как я уже сказала, это врождённая характеристика. Да, в приюте трусов подавляющее большинство, но и среди обычных домашних собак их немало.

Миф №8. В приюте собаки часто дерутся, сильные задирают слабых. Поэтому и моя собака боится чужих собак. Видимо, в приюте её часто обижали.

Да, драки между собаками в приюте – обычное дело. Но очень многие домашние собаки боятся других собак, не хотят с ними общаться, убегают или, наоборот, набрасываются и отгоняют от себя. А вообще, каждая взрослая собака имеет полное право не хотеть общаться с каждым встречным собратом, и это совершенно нормально. Вы же проходите мимо чужих людей. А я некоторых ещё и побаиваюсь, особенно если встречусь с ними в тёмном переулке.

Миф №9. Собака из приюта – чистый лист. Она не знает команд, не умеет ходить на поводке, но быстро всему учится.

Это, к сожалению, миф, который поддерживают многие волонтёры, пристраивающие собак.

В приюте, действительно, воспитанием собак практически никто не занимается. Но это не значит, что собака из приюта – чистый лист.

Чистый лист – это двухмесячный щенок. Да и то с оговорками: на него сильно влияет генетика, заложенная десятками предыдущих поколений, особенности внутриутробного и раннего развития. Чистый он только в плане воспитания и дрессировки. Взрослая же собака всегда несёт за плечами мешок самых разных привычек, почти всегда вредных с нашей точки зрения.

Взрослую собаку надо не учить, как малыша, а переучивать. Это нужное и важное занятие, и оно всегда более сложное, чем обучение с нуля.

Приют – дом – приют

Мы всегда радуемся, когда наших подопечных забирают в семью. Значит, у бывшего бродяги появляется шанс на нормальную жизнь: в теплом и уютном доме, где его окружат заботой и лаской, которые не нужно делить с сотней таких же обездоленных. Где будут собственная миска, и личные игрушки, и своя мягкая лежанка.

Но как бы хорошо ни искали кураторы своим подопечным новых владельцев, как бы придирчиво будущие хозяева ни осматривали выбранную собаку, очень многие животные снова и снова возвращаются в приют. Некоторых берут и возвращают по несколько раз.

Конечно, взять собаку из приюта – это подвиг. Ведь чтобы сделать её домашней и воспитанной, надо потратить кучу времени и сил. Но над воспитанием любой собаки надо потрудиться, и приютские – не исключение.

При этом лишь немногие владельцы честно признаются, что просто не справились с собакой, а рассчитывали взять сразу «готовый продукт» – умного преданного друга. Но так не бывает. Любую собаку надо сделать своим другом, вложив в сотрудничество, в доверие и преданность силы и время. Собака не будет послушной и благодарной только из-за того, что вы забрали её к себе домой. Пройдёт время, прежде чем она признает в вас единственного и неповторимого хозяина, которого она полюбит всей своей собачьей душой.

Многие люди этого не понимают и сваливают вину на своих хвостатых, иногда приводя такие причины, что остается только удивляться.

***

Женщина на том конце провода сразу начала с претензий:

– Вот раньше у меня все собаки были умные. А ваша такая тупая.

– А вы её учили чему-нибудь? Что вы вообще сделали, чтобы она умная была?

– А что с ней делать? Другие мои собаки сразу умные были!

***

Мужчина и женщина пришли за консультацией.

– У нас проблемы с собакой, в будку не заходит, а на улице холодно – боимся, замёрзнет.

– А что за собака? Давно у вас живёт?

– Да нет, недавно. Мы её неделю назад у вас взяли, теперь вот обратно привели.

– Потому что в будку не заходит? Так за неделю она ещё не привыкла. Может, она боится этой будки, может, запах неприятный чувствует. Неужели для вас это повод отказаться от собаки?

Говорю, а сама вижу, что люди на меня не смотрят, переминаются с ноги на ногу, глаза – то в землю, то в сторону. Постепенно до меня стало доходить: не нужна им моя консультация, не хотят они собаку ни к чему приучать.

– Скажите прямо: вы хотите научить собаку заходить в будку или просто она вам больше не нужна?

– Не нужна, мы хотим вернуть её назад.

– А можете объяснить настоящую причину?

– Она слишком добрая, всех любит, хвостом виляет. А нам нужна злая, для охраны.

***

А бывает, человек приводит собаку, оставляет её в вольере и почти не общается с ней. А потом удивляется – она почему-то убежала. Подкоп сделала – и тикать от новой сладкой жизни. Но от хорошего хозяина собака не убежит.

***

Конечно, далеко не все новые владельцы такие. Очень много хороших, добрых, заботливых, ответственных людей. Но всё плохое в нашей жизни, как пузырь из дрожжевого теста, выпячивается и лезет наружу.

Отвергнутые собаки очень тяжело переносят возвращение. Отказываются от еды, сидят неподвижно и смотрят в одну точку. Наверное, похоже чувствует себя ребенок, которого усыновили, а потом вернули обратно в детдом. Больше всего страдают взрослые животные, особенно если они уже привыкли к новому дому. После нескольких возвратов собака перестаёт привязываться к людям и уже не доверяет никому.

Приют – улица

В нашем регионе действует система ОСВВ, слышали про такую? Сейчас расскажу. ОСВВ – отлов, стерилизация, вакцинация, выпуск. Специальная служба отлавливает бездомных собак, стерилизует, чтобы они не плодились, вакцинирует против бешенства и выпускает в среду обитания. С одной стороны это гуманный подход к работе с бродячими собаками: их не убивают, а контролируют рождаемость, и в перспективе их становится всё меньше.

Теория прекрасная. Собака после стерилизации и вакцинации возвращается в свою стаю и мирно живёт там до глубокой старости. Нет собачьих свадеб, нет щенков, нет охраны логова, нет лишних драк. Медленно, но верно число бродячих животных снижается само собой. Гуманность, прописанная в законе зоозащитниками.

Но на практике мы имеем совсем другую картину, далеко не радостную. Число бездомных животных не уменьшается, потому что их бесчисленную армию ежедневно пополняют щенки и домашние собаки. Чтобы это изменить, возможно, понадобится учёт, запрет на бесконтрольное размножение и введение ответственности за отказ от собаки. Но ситуация не прекратится, пока у людей не изменится отношение к животным, не появится культура содержания собак. Боюсь, что нашему обществу до этого ещё очень далеко.

Поддерживает существование бродячих собак в огромном количестве наличие кормовой базы. Если есть еда в свободном доступе, то обязательно найдётся тот, кто её съест. Если мы изымем из городской экологической ниши всех бездомных собак и кошек, на их место придут крысы – тоже не самый приятный для людей сценарий. Значит, как ни крути, людям надо начинать с себя. Повышать культуру поведения, учиться утилизировать мусор так, чтобы он не был раскидан по улицам ровным слоем.

Но и это не всё. В системе ОСВВ есть ещё одно слабое звено. Отлов собак в нашем регионе – это просто бизнес. Люди зарабатывают деньги за каждую пойманную собаку, но при этом видно, что про самих собак совсем не думают. Дикие собаки, которые регулярно приносят потомство, остаются вне досягаемости: охотиться за ними, выслеживать их никому неохота. Поэтому ловят ручных, тех, которые сами к людям тянутся, – бывшедомашних. Кастрируют (стерилизуют), привьют, повесят на ухо бирку и опять выкинут на улицу.

Осенью, провожая ребёнка в школу, я каждое утро встречала одну из таких собак. Худая, длинноногая, похожая на подростка, с короткой постоянно мокрой чёрной шерстью, а в ухе ярким жёлтым огоньком горит бирка ОСВВ.

Чёрная бродяжка подбегала к каждому школьнику, заглядывала в лицо и стеснительно виляла хвостиком. Кто-то её не замечал, шёл мимо своей дорогой, кто-то шарахался в сторону. Некоторые ласково разговаривали, иногда даже гладили по голове. Но собака была явно трусовата и старалась избегать протянутых рук.

Около двух недель она жила возле школы, а потом пропала. Хочется надеяться, что нашёлся добрый человек, который забрал её домой.

***

Меня не оставляют смутные подозрения, что весь этот выпуск в так называемую среду обитания – не самое лучшее, что можно сделать. Точнее, это вообще какая-то ерунда. Какая среда обитания может быть у такой собаки? Она всё-таки не дикое животное, она не волк и не лиса. Её среда обитания – возле людей, в городе и окрестностях. Но чем ей там питаться? Где находить себе еду и место для сна и отдыха?

Бездомные собаки либо попрошайничают, либо питаются на свалках, но для этого они должны быть лояльны к людям и не представлять опасности. Встретиться с огромной голодной полудикой собакой в темной подворотне мне бы очень не хотелось. К тому же любые бездомные животные в городе – потенциальные разносчики инфекций.

Самая страшная из них – бешенство. Статистика по Центральному региону России неблагополучна. Заражаются, болеют и умирают даже люди.

Выпуская собак на улицу, даже после стерилизации, мы обрекаем их на голодное, полное опасностей существование и подвергаем риску окружающих людей. Тогда зачем это нужно: ловить, стерилизовать и выпускать?

Я категорически против такого подхода к решению проблем бездомных собак. Безнадзорных животных в цивилизованном городе быть не должно. Ни диких, ни злых, ни добрых, ни стерилизованных – никаких. Собаки не должны болтаться по городу в виде бродячих стай. Они не должны мёрзнуть зимой, ища укромные места, и спать на снегу, свернувшись в клубок и дрожа от холода. Они не должны подвергаться в лесах нападению диких зверей, где хозяйничают волки, которые обычно съедают собак. Они не должны умирать в страшных муках на обочине, сбитые машиной. Они не должны голодать и страдать от хронических болезней и паразитов, которые тоже их убивают, медленно, но неотвратимо. Их щенки не должны становиться объектом издевательства живодёров, попадать на обед бомжам, массово гибнуть под колесами машин и от энтерита.

Собака – одомашненное животное, её место рядом с человеком, который заботится о ней и несёт за неё ответственность.

Врезка: Что делать, если вас укусила бездомная собака?

В первую очередь остерегайтесь бешенства. Не пытайтесь определить болезнь «на глаз», это бессмысленное занятие. У собаки с улицы не спросишь отметку в ветпаспорте – считайте, что прививки у нее нет. Сразу же обращайтесь в травмпункт, где вам окажут первую помощь, введут препарат против столбняка и начнут делать уколы против бешенства. Обязательно пройдите полный курс инъекций! Помните, что бешенство – неизлечимая болезнь: если начались клинические симптомы, помогать уже поздно. А самый лучший вариант – просто не допустить укуса. Никогда не подходите близко к собаке, тем более не наклоняйтесь и не тяните к ней руки.

Блэк. Гонки по вертикали

Я не знаю, как он попал в приют, но ясно одно: раньше Блэк был домашним псом. Чёрная лаковая шерсть, спокойный взгляд умных глаз и поведение, как у настоящей овчарки. Казалось, он только и ждал приказаний, чтобы сразу же исполнить волю хозяина.

Но гуляли с Блэком редко. Слишком он был большой, справляться с ним на поводке было трудно. Поэтому основная его жизнь проходила в вольере. Четыре стены, три шага в длину, два в ширину. И будка.

Блэк был уже немолодым; зубы давно стёрлись, морда поседела, но здоровья и сил – через край. Я редко с ним общалась; лишь для того, чтобы обработать от глистов, от блох и сделать прививку. И каждый раз чёрная гора с блестящей шерстью ласково подставляла бока для почесушек. Абсолютно ручной и доверчивый пёс.

Несколько месяцев я была занята другими делами, и Блэк выпал из моего поля зрения. Но как-то раз при утреннем осмотре собак я обратила внимание на Блэка. Он очень изменился. Похудел, глаза впали, и взгляд стал насторожённый, как у загнанного в угол зверя. Шерсть уже не блестела и была похожа на пыльный мешок.

– Что случилось с Блэком? – спросила я у дежурных. – Почему он так изменился?

– Не знаю, он ест нормально, поноса нет, но почему-то худеет.

Наташа всегда очень внимательно следит за собаками, и я доверяю её мнению. Но с Блэком явно был непорядок, и я решила понаблюдать за ним.

И вот однажды, когда я была на территории собак, но в дальнем углу, увидела, как Блэк реагирует на всеобщее возбуждение.

Если другие собаки истерично лаяли, то он молчал и просто бегал по вольеру. Но круги, которые он нарезал с безумной скоростью, были вертикальные. Блэк запрыгивал на будку, с неё – на стену, отталкивался, приземлялся на пол и снова взлетал, как акробат на трамплин.

И так круг за кругом, без передышки, не останавливаясь, как заведённый. Он прыгал, прыгал и не мог остановиться. Пасть открыта, язык вывален, изо рта пар, бока вздымаются, как у загнанной лошади, а пёс всё продолжает свой безумный бег.

Я зашла в вольер, и только тогда он смог остановиться. Встал, расставив передние лапы, и всё никак не мог отдышаться. Я погладила его бок. Рёбра впились мне в руку.

«Что же ты с собой делаешь? – думала я. – Глупый ты пёс, ведь так нельзя, ты же себя совсем загонишь».

– С Блэком дела очень плохи. – Я подошла к директору приюта Нине Ивановне. – С ним надо срочно что-то делать. У него самая настоящая стереотипия, из-за которой он доводит себя до изнеможения.

– Что с этим делать? Это лечится?

– Да, надо убрать стресс и изменить условия жизни. Лучше всего пристроить, чтобы у него появился хозяин.

– Ну, пристроить его некуда, и от стресса мы ему тоже ничего не найдём. Может, ему пустырник подавать?

– Нет, если бы пустырник решал такие проблемы, это была бы сказка, а не жизнь.

На тот момент мы не смогли придумать, как изменить жизнь Блэка. Он был немолодой, около восьми лет, к тому же крупный. Его пиарили давно и безнадёжно – ни одного звонка, ни одного желающего взять домой такую собаку.

А сам Блэк продолжал свои гонки по вертикали. Как только одна собака начинала лаять, общий гомон прокатывался волной по всем вольерам, а Блэк начинал свой бег по кругу.

Он совсем исхудал; из-за перхоти, покрывавшей всё тело, выглядел не чёрным, а серым, как дикий волк, припорошенный снегом.

Я опять пошла к директору.

– Блэка надо спасать, он так долго не продержится.

– Хорошо, что ты предлагаешь? Давай только конкретно и по пунктам.

– Во-первых, надо подавать ему курсом успокоительное. Только не пустырник, а другой препарат, более эффективный. Во-вторых, надо следить, чтобы его брали на прогулку за ворота каждый день. А чтобы он сильно не тянул, надо купить ему халти – недоуздок – тогда с ним справится даже ребёнок. И самое главное, перевести его на открытую территорию: ему нельзя находиться в четырёх стенах.

Нина Ивановна ненадолго задумалась и согласилась. Мы перевели Блэка на новую территорию и стали наблюдать. Здесь собаки жили по-другому. Днём они свободно гуляли по довольно большой поляне, отдыхали на поддонах, валялись на травке, бегали друг за другом. А на ночь их закрывали в вагончике, они спали там на матрасах, тесно прижавшись друг к другу.

Жизнь у этих собак была райская. Но мы боялись драк. Если Блэк начнёт с кем-то выяснять отношения, то нам придётся вернуть его в вольер. Затаив дыхание, мы с Ниной Ивановной ждали, чем кончится наш эксперимент.

Он хоть и кастрированный, но всё же кобель. А вдруг захочет помериться силой с кем-нибудь из местных жителей?

Вот он подошёл к одной собаке, обнюхал её, повилял хвостиком и отошёл. Потом подошёл к другой, третьей – уже почти без интереса. Блэк не хотел не то что выяснять с кем-то отношения, он вообще не хотел ни с кем общаться. Услышал, как на вольерах залаяли собаки, отошёл в угол загона и начал привычно ходить по кругу, периодически подпрыгивая. Но здесь не было будки, и забором служила сетка-рабица, от неё не оттолкнёшься.

Блэк, как овца, больная вертячкой, ходил и ходил по кругу. Отрешённый от мира, погруженный в себя, он кружился до тех пор, пока к нему не подошли дежурные.

Мы оставили Блэка жить на новой территории. С ним каждый день гуляли на поводке, выводили за ворота в ближайший лес. Чтобы скоротать послеобеденное время, давали пожевать конг22
  Игрушка с лакомством, которую собака достаёт во время игры.


[Закрыть], начинённый вкусным паштетом. С ним чаще общались, чесали его щётками, убирая старую шерсть.

В течение двух недель Блэк ходил кругами, но постепенно делал это всё реже и легче отвлекался. Он начал бегать за мячиком и приносить его дежурным; от двойной порции корма нарастил жирок на рёбрах и потихоньку стал превращаться в прежнего Блэка, довольного жизнью.

А через несколько месяцев он от нас уехал. Большой, уверенный в себе пёс с лаковой чёрной шерстью гордо шагал рядом с новым хозяином.

Давайте отрежем Пальме хвост

Внешне Пальма похожа на немецкую овчарку: чепрачный окрас, слегка затенённая морда, стоячие уши и длинный хвост. На этом сходство с породистой собакой заканчивается, остаётся одна нервозность. При первом осмотре Пальма постоянно дёргалась, мотала головой, будто её кто-то грыз за нос, выпучивала глаза, как взмыленная лошадь, вздрагивала, и если ей не нравились мои прикосновения, то не раздумывая щёлкала зубами.

Пальму сразу же посадили в отдельную бытовку, потому что она люто ненавидела каждую встреченную собаку. Бросалась с грозным рыком, и никому не хотелось проверять, что будет дальше.

Сидя в бытовке, Пальма продолжала психовать по малейшему поводу. Прошёл кто-то мимо, залаяли другие собаки или, наоборот, стало ей скучно – она начинала метаться из угла в угол, яростно лаять и вгрызаться в стены, вырывая обшивку и утеплитель.

Иногда она вела себя спокойно, а потом вдруг на неё нападал приступ истерики – бедняга вертелась волчком, гоняясь за своим хвостом, и не могла остановиться.

В приюте многие собаки нервничают, часто лают без причины, суетятся, поэтому на Пальму не обращали особого внимания, просто держали отдельно от других собак, чтобы не допустить кровопролития. Но через два месяца дежурная Наташа привела Пальму ко мне на осмотр.

– Анна Николаевна, посмотрите у неё хвост.

– А что с ним не так?

Я протягиваю руки к длинному пушистому хвосту, Пальма делает резкий разворот, и её зубы щелкают в двух сантиметрах от моих пальцев. Я отдёргиваю руку, даже не успев понять, что произошло.

– Давайте сначала мордочку ей завяжем. – Наташа сама не ожидала такой реакции от Пальмы, хотя мы обе знаем, что эта собака кусает без предупреждения.

Бинт фиксирует кусачие челюсти лучше любого намордника. Один узелок сверху морды, второй узелок под мордой, потом заводите ленты за уши и завязываете на бантик. Теперь можно внимательно осмотреть хвост. Я аккуратно беру его в руки. Пальма рычит и извивается змеюкой, но Наташа крепко её держит.

Самый кончик собачьего хвоста выглядит так, будто кто-то снял с него скальп: весь красный и кровоточит. Несколько сантиметров живого пульсирующего мяса.

– Наташ, что случилось с её хвостом?

– А это она сама его так разгрызает. Психует, гоняется за хвостом, догоняет, ловит зубами и жуёт.

– Да, – задумчиво говорю я, – недаром он у неё такой длинный. Получается, что она от «психа» ест свой хвост, тот начинает болеть, от боли собака нервничает ещё больше и с удвоенным остервенением пожирает себя. Мы попали в замкнутый круг.

– Что же делать?

– Значит так, Наташ, я сейчас напишу, какие таблетки ей подавать – противовоспалительные и обезболивающие, обработаем хвост заживляющей мазью, и обязательно наденьте ей защитный воротник, чтобы она не могла достать до хвоста зубами.

Через две недели кончик хвоста у Пальмы зажил, но шерстью не зарос, оставался лысый и серый. На осмотре Пальма всё так же психовала, дрожала и извивалась, хотя боль уже не должна была её беспокоить.

Я попросила дежурных снять с Пальмы защитный воротник и привести её на осмотр через неделю. Была уверена, что за это время хвост полностью заживёт и начнёт обрастать шерстью. Но не тут-то было.

– Анна Николаевна, посмóтрите Пальму? – Наташа привела собаку и сразу же завязала ей морду. – Она опять грызёт свой хвост.

– Как так? Он же зажил. Зачем она снова его ест?

Кончик пушистого собачьего хвоста снова превратился в сплошную кровавую рану. Шерсть слезла еще на несколько сантиметров, и по серой коже в разные стороны разошлись глубокие трещины, как на высохшей после дождя земле.

– Глупая ты собака! Зачем ты это делаешь? Тебе что, заняться больше нечем?

Я поняла, что нам предстоит долгая борьба, и первую битву за Пальмин хвост мы проиграли. Опять пришлось надеть ей воротник, прописать таблетки и обработки. Во второй раз раны заживали долго и неохотно, через две недели ещё оставались кровавые островки. Пришлось продолжить лечение, сменить антибиотик и подобрать другую заживляющую мазь.

И опять, когда нам показалось, что хвост зажил и больше не беспокоит собаку, что можно выдохнуть, немного расслабиться и снять защитный воротник, – всё началось с начала.

Чтобы выйти из замкнутого круга, я выписала Пальме сильные успокоительные. Конечно, они не улучшат качество жизни, не создадут для собаки такие условия, в которых она сможет расслабиться, но пусть хоть на некоторое время перестанет гоняться за своим хвостом.

Шла неделя за неделей, Пальма стала немного спокойнее, но хвост полностью не заживал. Она то разбивала его об стены, то грызла, и на нём появлялись всё новые раны и трещины. Когда в очередной раз Наташа привела Пальму на осмотр, я от бессилия сказала:

– Давайте отрежем Пальме хвост! А что? Нет хвоста – нет проблем.

Сначала это была шутка, я и не думала ничего отрезать, тем более что хвост – это важная часть собачьего организма: через него проходят крупные кровеносные сосуды и нервы.

Но время шло, и ничего не менялось. Хвост не заживал, и я боялась, что воспаление пойдёт дальше, начнётся гангрена. Бедная Пальма постоянно жила в защитном воротнике, как с ведром на голове. А если его снимали, то с удвоенной ожесточённостью гонялась за своим несчастным хвостом.

Не в силах больше на это смотреть, я приняла решение.

– Наташа, завтра утром Пальму не корми, я возьму её на операцию.

– Вы решили отрезать ей хвост?

– Да, другого выхода у нас нет.

– Я думала, что вы пошутили. – Наташа не верила, но я была настроена серьёзно.

– Нет, на этот раз без шуток, – ответила я и пошла готовить операционную.

На следующий день, уложив сонную Пальму на стол, я наконец-то смогла как следует осмотреть её хвост, не боясь причинить ненужную боль. Кончик хвоста сантиметров на пять был покрыт глубокими гнойными язвами и трещинами.

Теперь понятно, почему Пальма постоянно гонялась за ним: она не могла успокоиться от сильной боли. Сантиметров на семь выше по хвосту шёл лысый участок, покрытый серой кожей. Видимо, воспаление захватило здоровую ткань. Антибиотиками и мазями мы лишь замедлили болезнь, но полностью вылечить собаку не смогли.

Я выбрила шерсть, отступив на несколько сантиметров от поражённого места, побрила здоровую кожу, обработала антисептиком. Несколько раз согнула и разогнула хвост, чтобы определить место соединения позвонков: при ампутации резать надо не по телу хвостового позвонка, а между позвонками.

Потом разрезала кожу на верхней и нижней поверхности так, чтобы получился небольшой кожный мешок. Для зашивания нужен запас кожи, иначе края раны стянуть будет невозможно.

Вычленила позвонок, перерезала связки, наложила лигатуру на сосуды и сшила кожу. Управилась за полчаса. А ещё через несколько минут Пальма начала просыпаться.

Я боялась, что инфекция проникла высоко – швы воспалятся и разойдутся. Но мои страхи были напрасными: заживление шло успешно. Пальма, довольная жизнью, хорошо ела, весело бегала на прогулке и, казалось, забыла про свой бедный хвост.

Через десять дней я сняла швы, а ещё через пару дней мы освободили Пальму от защитного воротника. За несчастную собаку держали кулачки все работники приюта, от дежурных до директора. Продолжит Пальма свои гонки за хвостом или оставит его наконец-то в покое?

А что делать, если она не успокоится? Отрезать хвост до самой спины? А если она потом примется за лапы? Некоторые собаки от хронического стресса начинают разлизывать себе передние лапы и иногда увлекаются так, что доходят до костей.

Но нам повезло. Пальма успокоилась. Как будто это не она ещё совсем недавно крутилась волчком и с остервенением впивалась в себя, пожирая собственную плоть. Теперь на нас смотрела абсолютно спокойная собака и словно говорила:

– Ну и чего вы возле меня все собрались? Чем просто так смотреть, лучше угостите баранкой. Или печеньем. Я печенье очень люблю.

Пальма и сейчас живёт в своей бытовке. Приходите знакомиться. Теперь это совершенно нормальная собака, от былой нервозности не осталось и следа. С одной лишь особенностью – у неё отрезан кончик хвоста.