Текст книги "Записки ветеринарного врача из приюта"

Малыш и военно-полевая хирургия

Рабочее утро было, как всегда, веселым. Только я открыла калитку, как ко мне подошли дежурные:

– Можно вам Малыша показать?

– Кто такой Малыш?

– Кобель, он ногу порезал.

– Тогда ведите, показывайте, что там у него случилось.

Самые частые болезни у нас в приюте, если не считать проблем с пищеварением, – это раны. Собаки дерутся, травмируются об арматуру, гвозди и острые железки. Весь этот опасный хлам валяется на земле, торчит из стен вольеров, что немудрено: вольеры старые, сделаны из подручных материалов – заплатка на заплатке. Собаки сами вносят посильный вклад – усиленно грызут деревяшки; для них это и развлечение, и способ хоть немного успокоиться.

У Малыша была сильно порезана задняя лапа немного выше пальцев, вдоль плюсны. Разрез свежий и немаленький, сантиметров восемь в длину; повезло ещё, что неглубокий. Видно мясо, но сухожилия и крупные сосуды целы. Кожа разошлась, поэтому надо зашивать.

Удобно, конечно, сделать наркоз: когда пациент спокойно спит на операционном столе, работается легко и просто. Однако делать наркоз ради нескольких стежков не хочется. Зачем лишний раз мучить собаку?

Малыша подняли на кушетку, я набрала в шприц лидокаин для местного обезболивания. Трое помощников уложили Малыша на бок, зафиксировали голову и лапы, но справились еле-еле, и то только потому, что пёсик оказался покладистый. Я ввела анестетик под кожу вокруг раны. А дальше надо шить. Тащить совсем не спящее животное на хирургический стол не самая радужная перспектива: ему там будет слишком страшно. Решили – ладно, пусть лежит в предбаннике на мягкой кушетке, а я уж как-нибудь постараюсь сделать всё, что надо, прямо здесь. Пришлось принести все инструменты, салфетки, перчатки, растворы и устроить импровизированную операционную на выезде.

А кушетка низкая, для зашивания ран неудобная. И вот я наклоняюсь, изгибаюсь, периодически ловлю лапу, которая от меня убегает, стараюсь зажать ее своими ногами и успевать шить. Помочь некому: у тех, кто держит собаку, руки заняты, иначе Малыш просто встанет и уйдёт от нас.

И тут мне вспомнились уроки хирургии. Учили нас когда-то давно, что хирургия бывает разная: челюстно-лицевая, абдоминальная, торакальная, кардио– и нейрохирургия. А еще существует военно-полевая – та, которая проходит в полевых условиях. Бои, они ведь разные бывают: воевать можно с бездорожьем, со взятками, с гвоздями в стенах будок. Причём по последнему пункту мы, похоже, проигрываем. При таком виде хирургии операционный стол собирается из подручных материалов: можно использовать деревянный настил, тюк сена или, как в нашем случае, старую медицинскую кушетку. Про стерильную операционную и речи не идёт – обычно операция проходит под открытым небом.

В нашем случае свежий воздух и яркий солнечный свет были роскошью: из-за холода пришлось закрыть дверь. Но при этом я совсем переставала видеть рану и свои нитки. Нет, вы не подумайте, лампочка там была, и она даже горела, но была настолько экономной, что друг друга в помещении мы видели, а вот детали типа раны и маленькой иглы с ниткой уже с трудом различали.

Но где наша не пропадала! Цивилизация пришла и к нам! У нас же у каждого в кармане мобильный телефон – включили фонарики и подсвечивали ими со всех сторон. И этого вполне хватило, чтобы зашить рану. Всё получилось чисто, красиво, аккуратно.

Собаке не придется долго и мучительно отходить от наркоза. Малыш сразу встал и побежал. Конечно, лапка ещё немного поболит, когда будет отходить местное обезболивание. Как у нас, когда зуб лечат или удаляют: сперва всё прекрасно, а через пару-тройку часиков – ой! – и болит полголовы.

Но это можно пережить. Через семь дней сниму швы, а пока будем наблюдать. Главное, чтобы Малыш не сорвал повязку и не разлизал рану, тогда заживление растянется недели на три. Поэтому Малыша сразу осчастливили защитным воротником: это такой колпак вроде пластмассового ведра без дна, надевается на голову собаке и крепится к ошейнику. Защитный воротник мешает лизать раны, но с ним невозможно зайти в будку, поэтому ближайшие семь дней Малыш будет жить в доме. Считай, как на курорте: прогулки на поводке, новые впечатления, тёплое уютное жильё без ветра и сквозняков. И главное – в безопасности, без торчащих гвоздей и железок.

Трусиха и чудовище

– На завтра мы вызвали отлов. Приедут профессионалы, будут стрелять стаю на заброшенной фабрике. Сказали, что там пять собак. Надо их простерилизовать, чтобы не расплодились.

– Хорошо, надо, значит сделаем, – ответила я Нине Ивановне, хотя пока очень слабо представляла, как я буду в одни руки оперировать пять диких псов. В них выстрелят наркозом и сонных привезут нам. Но пока я буду возиться с первым, остальные проснутся. После этого просто так в руки их уже не взять и укол не сделать.

На следующий день всё пошло немного не так. Бригада из Москвы хотела подзаработать, но никак не планировала сидеть полдня в засаде, выслеживая добычу. Дикая собака и четверо её щенков убежали. В руки отловщиков попался только кобель, потому что он абсолютно не боялся людей.

– Анна Николаевна, посмотрите, что за чудовище вас ждет в бытовке! – утром меня встретили возмущенные дежурные, – зачем нам привезли эту дурмашину? Это же не собака, а динозавр!

Я аккуратно приоткрыла дверь бытовки и заглянула внутрь. Кобель действительно был большим, просто огромным. Длинные ноги, рыжая шкура, украшенная шрамами, как трофеями, добытыми в тяжелых боях; мощная лобастая голова, как у таёжного волка, и абсолютно спокойный взгляд.

Кобель нисколько меня не испугался, не забился в угол, как делают все дикие собаки. Он не рычал, не лаял в приступе паники и даже не скалился. Его полное спокойствие обескураживало. За дверью стояла собака, абсолютно уверенная в себе, и мне оставалось только гадать, захочет ли он пустить в ход свои зубищи. Один его укус легко разломает мою руку на несколько небольших кусочков.

А мне мои руки нужны. Я ими работаю – собак оперирую.

Кобель не спеша подошел и начал настойчиво отодвигать меня в сторону. Мол, ну-ка, освободи проход, мне выйти надо. Я не стала с ним спорить и просто закрыла дверь. Зачем испытывать терпение такого кабанчика?

Я отошла от бытовки и задумалась. Смелости войти к кобелю мне не хватит. Двери во всех наших бытовках и вольерах открываются внутрь – так у собаки меньше шансов убежать, но и человеку в опасной ситуации быстро выскочить не получится. А я на самом деле изрядный трус. Может быть поэтому за долгие годы практики еще ни разу не получала серьёзных укусов.

Но войти мало, нужно еще сделать укол дикому зверю весом не меньше сорока килограммов. Как быть? Силой с ним явно не справиться, нужна хитрость. С большими и опасными собаками действовать приходится очень аккуратно. Обычно я в первую очередь пытаюсь понять язык тела. На самом деле никто не хочет вас кусать, топтать и разрывать когтями. Дикая собака мечтает только об одном: чтобы люди оставили её в покое и, желательно, выпустили на свободу. Но любое живое существо, загнанное в угол, включает режим «дерись или умирай». Чем сильнее боится собака, тем более нервозны её движения, тем чаще она щёлкает зубами. Если смотреть внимательно, можно читать собаку как открытую книгу, понимая, что она сделает в следующий момент.

Для безопасности я всегда беру с собой щит. Чаще всего это плотная телогрейка. Я держу её перед собой, как красную тряпку перед быком. Если собака захочет воспользоваться зубами, то фуфайка меня защитит. А если всё пойдет по плану, то этой плотной тканью я прикрою собаке голову: когда не видишь, кто тычет в ногу иглой, жить немного легче.

Я позвала Володю, дежурного по собакам.

Мы вошли к кобелю. Он принял нас спокойно. И неожиданно мы смогли с ним договориться, причем довольно быстро. Володя уверенно подошёл и накинул собаке на шею петлю: не стал затягивать, просто держал для контроля. Потом я завязала кобелю морду бинтом вместо намордника.

Пёс стоял. Он напрягся, но не сопротивлялся. Володя его уговаривал, чесал за ухом и держал возле морды фуфайку. А мне пришлось встать перед этим божеством на колени. Склонившись, я медленно затянула жгут на его передней лапе, выстригла шерсть и ввела в вену наркоз. Через тридцать секунд пес мирно спал, и мы все дружно смогли выдохнуть.

Мы – это не только я и Володя. В дверях и за окном нас окружала группа поддержки, готовая в любой момент прийти на помощь. Дежурные и волонтёры во главе с директором подбадривали нас и давали ценные советы. Без них мы бы точно не справились.

К Бобу нужен особый подход

Сегодня был день вакцинации. Дежурные приводили ко мне в кабинет собак, у которых закончился срок действия прививки. Те, кто посмелее, шли своим ходом; некоторых трусишек приходилось уговаривать или подталкивать, заходя с тыла. Ну а тех, кто при виде моего белого халата впадал в истерику и рвался с поводка, брызгая слюной и вопя во всё горло, заносили на руках. От страха бедолаги не чувствовали укола и пулей вылетали в открытую дверь.

Боб зашёл ко мне в кабинет сам. Даже не зашёл, а забежал со всех ног. Залетел как полоумный. С ходу принялся неистово обнюхивать углы. Наткнулся носом на меня, постарался залезть на голову, но не смог, потому что я была против. Не расстроился, попробовал ещё раз. После пятой попытки побежал обнюхивать оставшиеся углы.

Боб всегда такой: добрый, ласковый, безбашенный и безостановочный. Иногда кажется, что он перестаёт суетиться, только когда спит. Во всём остальном это шикарный пёс. Он очень любопытный и всем сердцем обожает людей: каждого встречного готов зацеловать до смерти, особенно если учует в вашем кармане кусочек сосиски.

Но есть одна проблема. Боб совсем не переносит даже малейшего насилия над своей персоной. Если попытаться удерживать его силой, в ответ он применит свою. Боб – это двадцать килограммов мускулистого тела, острые зубы и мгновенная реакция, плюс отсутствие всяких сомнений и раздумий, чтобы пустить в ход все свои преимущества и искусать глупого человека, посягнувшего на его святейшество.

Он обожал меня всей своей собачьей душой ровно до того момента, пока не увидел в моих руках шприц.

– Ну ладно, я тут уже всё обнюхал, всем пока, я пошёл, – сказал Боб и решительно направился к двери.

Хорошо, что она была закрыта, второй раз он бы добровольно сюда не зашёл. Уходить ему никак было нельзя: раз вакцина набрана, она должна быть введена в собаку. Но стоило мне подойти к этому псу сзади, как он прятал свою филейную часть и резко разворачивался, встречая меня полуоткрытой пастью, из которой свешивался розовый язык. Сначала мы с ним немного потанцевали. Я делаю шаг к его заду, он резко разворачивается ко мне передом, я опять устремляюсь к заду, он снова мгновенно оказывается ко мне передом.

Всё это время Боб был не один. Нина Ивановна держала его за поводок, но он мотал её, как ветер пушинку, и едва ли замечал её присутствие.

Когда эти танцы с бубнами мне надоели, я позвала на подмогу дежурных. Нужно было завязать Бобу морду, чтобы он не мог никого укусить, и крепко его подержать. Для укола мне требовалась неподвижность каких-то пять секунд, не больше. Но как только Бобу завязали морду, он вскипел от негодования. Такого отношения к себе он никак не мог допустить. Крутился волчком и, судорожно вцепившись лапами в бинт, изо всех сил старался его содрать, рычал и делал угрожающие выпады. Уже через пару минут он полностью освободился от завязки на морде и начал воодушевлённо клацать зубами во все стороны. Мы с дежурными резво отпрыгивали и больше не решались приблизиться к этой зверюге. Нет, он не хотел нападать на нас, от только защищался, но в маленьком помещении чувствовал себя загнанным в угол, поэтому был вынужден отгонять нас подальше от себя. Через десять минут язык свисал изо рта не только у Боба. Мы устали, запыхались, но не приблизились к своей цели на на миллиметр.

И тут я поняла, какая я балда. Знаю же, что к Бобу нельзя подходить с позиции силы, а сама действую по шаблону. Что ж, надо исправляться. Я взяла глубокую миску, выложила в неё полбанки собачьих консервов и поставила перед Бобом. Ест он жадно и быстро, но этого времени мне хватило. Увлёкшись вкусным сюрпризом, пёс даже не почувствовал, как в мышцу на задней ноге вошла игла. И уже через несколько секунд, довольный и счастливый, выбежал на улицу. Прививку он не заметил, зато вкусно покушал. А зла на людей он не держит – быстро вспыхивает и легко отходит, особенно если у вас есть для него весомые вкусные аргументы.

***

Я стала вспоминать, когда Боб попал к нам в приют. Но как ни напрягала память, ничего не получалось. Пошла спрашивать у дежурных, в ответ все пожимали плечами. Дружно сделали вывод, что Боб – абориген приюта. Но если дату его появления никто так и не вспомнил, то обстоятельства его прихода к нам забыть невозможно.

Бывшие владельцы привязали Боба к дереву напротив наших ворот и позорно убежали. Сколько пёс просидел один в незнакомом месте, мы не знаем: может, час, а может, и всю ночь. Его увидели дежурные, когда пришли утром на работу. Хотели отвязать и завести в приют, но не тут-то было: просто так даваться в руки чужим людям подкидыш не собирался – кто знает, какие у них намерения?

Боб бегал вокруг своего дерева и бросался на каждого, кто пытался отвязать поводок. Рычал, клацал зубами, совершал невообразимые прыжки, моментально взлетая вверх и приземляясь возле подозрительного человека.

«Зачем нам в приюте такой агрессор?» – думали дежурные, глядя на то, что вытворял этот пёс.

Пришлось вызывать кинолога, который сидел с Бобом и уговаривал его не меньше трёх часов. Уговоры подействовали: пёс немного расслабился, потерял бдительность, и Михаил смог отвести его в вольер. Но стресс не прошёл бесследно. Боб целый месяц бросался на каждого, кто подходил к нему. Дежурные со страхом ставили миску в приоткрытую дверь и сразу убегали, уворачиваясь от сверкающих зубов.

Но Боб – цельная и сильная личность. Он справился со стрессом, приспособился к новой жизни и научился радоваться тому, что есть. Мне иногда кажется, что людям есть чему поучиться у собак. Например, навыку наслаждаться каждым прожитым днём, и делать это энергично и со вкусом.

Когда Боб успокоился, мы увидели совершенно другую собаку. Таким мы видим его и сейчас: добрым, ласковым и неугомонным. Трансформация произошла не сразу и не сама собой. Наш директор взяла шефство над этим псом. Она приходила к нему каждый день и сначала просто выводила на прогулку, а постепенно стала заниматься с ним, учить уму-разуму. Не всё далось легко. Боб быстро освоил команду «сидеть», а вот ложиться по команде никак не хотел. На протянутую руку кидался, норовя пустить в ход зубы; совсем не умел играть ни с человеком, ни с игрушкой. Когда я вспоминаю об этом, мне приходит на ум заезженная, но очень уместная здесь поговорка: «Терпение и труд всё перетрут».

Наш директор – очень терпеливый человек, и это как нельзя лучше подходит к работе с собаками. Вы не ускорите обучение, если будете давить на воспитанника, вместо того чтобы последовательно прорабатывать слабые места и болевые точки. Во время дрессировки, особенно если собака проблемная, не нацеливайтесь на конечный результат: получайте удовольствие от процесса и идите к цели маленькими шажками. Недаром говорят: «Быстро – это медленно, зато каждый день».

Нина Ивановна гуляла с Бобом в лесу, а вторую половину прогулки проводила на площадке. Прошло три года, а она по-прежнему гуляет и занимается с Бобом каждый день.

Я не верила, что у нее получится, потому что скептически отношусь к занятиям с приютскими собаками. Один час на площадке с чужим человеком мало чему научат пса, который всё остальное время проводит в вольере. Но с Бобом вышла другая история. Директор заменила ему хозяина, и пёс счастлив. Даже жизнь в приюте его не смущает. Он многого достиг за эти три года. Показал выученные трюки на празднике в городском парке. Принял участие в соревнованиях по послушанию и преодолению препятствий – мы называем это «ралли-обидиенс с элементами аджилити» – и обошёл не только приютских, но и всех домашних собак. Только нелепая случайность – упавший барьер – помешала ему занять первое место. Было очень обидно, что лавры победителя достались не ему.

А сейчас Боб вместе с Ниной Ивановной работают в поисковом отряде, созданном на базе приюта. К моему удивлению, он оказался прекрасной ищейкой. Не люблю загадывать, но если так и дальше пойдут дела, Боб сможет получить официальную аттестацию по поиску людей. Что ж, поживём – увидим.

Боб ведёт поиск так же неугомонно, как делает всё остальное. Видно, как он кайфует. Каждый раз я придумываю для него новую поисковую задачу, и каждый раз он справляется с ней на отлично. Но и это ещё не всё. Боб научился искать пропавшие вещи и приносить их своему незаменимому проводнику. Правда, иногда жадничает, но всегда отдаёт найденную вещь ровно в руку.

Полкан: характер не вылечишь

Полкан пришёл к нам сам. Принёс на себе обрывок цепи, привязанный к ошейнику. Наверное, сбежал откуда-то. А вот у нас – остался, не захотел уходить. Старый хозяин не появился, видимо, не очень нужен ему этот пёс.

Наши дежурные сразу сказали, что он овчарка. Для них всё, что имеет чепрачный окрас и стоячие уши, называется овчаркой. Я уже рукой махнула на их просвещение: мне просто лень объяснять, что овчарок бывает много и они все очень разные. Среднеазиатская овчарка, кавказская, южнорусская, бельгийская, французская, немецкая… Ладно, пусть будет просто овчарка. Отдаленно смахивает на метиса «немца», только очень древняя версия. Издалека видно, что пёсик старый: морда седая, пузо отвисшее, ходит переваливаясь с боку на бок. Довольно упитанный – кушал, видимо, хорошо.

Остался Полкан у нас жить, а посадить его некуда: все вакантные места заняты. Приютили под навесом, среди кошачьего наполнителя. Кстати, явно уличный пёс, а терпит, под себя не гадит.

Периодически его выпускают погулять по территории, чтобы развеялся старичок. И вот как-то раз он гулял, а я этого не знала и зашла на территорию с собакой, тоже приютской, только что погулявшей с моими собаками. И тут этот старый черт как набросится на бедняжку, как подомнёт под себя всей своей массой! И начал буквально рвать её на части. Та испугалась, пытается убежать, кричит, с трудом вырвалась, а он за ней!

Вот, думаю, гад какой! Мы тебя приютили, пригрели, накормили, пустили к нам жить, и вот она, твоя благодарность!

Преградили мы ему путь, встали между ним и собакой. А он, паразит, огрызается, зубами щёлкает, пасть открывает, пытается броситься, пугает. Злится, что мы ему мешаем.

Но ничего, с помощью лопаты и веника мы объяснили ему, что он неправ и так себя вести недопустимо, а потом отогнали в загон.

На следующий день я говорю директору:

– У нас правило: все кобели должны быть кастрированы. И никаких исключений. Хотели пожалеть старичка, думали: может, пристроим его и обойдемся без операции. Но он сам решил иначе. Разозлил меня, хозяином себя почувствовал, нападает на собак, и перед человеком у него страха нет. Такого не пристроишь: кому нужен этот дикарь? Жить ему в приюте до скончания дней. Кастрированным, как все другие кобели.

Была и еще одна причина так поступить. У старых кобелей часто бывает простатит. Предстательная железа воспаляется, увеличивается и давит на мочеиспускательный канал, вызывая частое и болезненное мочеиспускание. А хроническая боль из любого добряка сделает злобного монстра. Лечится это заболевание в первую очередь кастрацией: после удаления семенников в крови падает уровень тестостерона, и простата уменьшается. А если добавить курс антибиотиков, то проблема решается полностью.

Директор дала добро. Я назначила операцию на завтра.

И вот приводят Полкана ко мне в кабинет. Он заходит радостный, довольный, ему всё интересно: куда это вы меня привели, что хорошего мне тут покажете?

А я подхожу к нему с бинтом в руках, чтобы завязать морду. Знаем мы, друг мой любезный, как ты свой зубастый рот открываешь, видели, как зубами на людей щёлкать умеешь.

Конечно, я ожидала, что насилие ему не понравится, оно никому не нравится. Но этот не из тех, кто сдается без боя, видимо, привык общаться с людьми на своих условиях. Я ему быстро рот бинтом завязала, получилось лучше намордника. Так он давай прыгать, биться во все стороны и передними лапами стаскивать бинт с морды. Вырывается, рычит, к себе не подпускает.

Но мы и не таких видели. Плавали, знаем, как с буйными собаками обращаться. Вдвоем с дежурным мы крепко схватили его за шкуру по бокам от морды и взяли передние лапы, а потом уложили на бок и прижали к кушетке. Я ввела ему в вену лекарство, и пёс быстро заснул.

Некоторые владельцы удивляются и даже пугаются, когда собака засыпает очень быстро. Приходится объяснять, что лекарство, введённое в вену, начинает действовать буквально через пять секунд.

Так и сейчас я говорю своим помощникам:

– Считаем до пяти и отпускаем. Раз, два… пять. Всё, отпускайте, несите ко мне на стол.

– Что, уже всё? – Игорь недоверчиво смотрит на Полкана. – Он точно спит? Можно развязывать морду? Он нас не съест?

– Он спит, – отвечаю я и быстро снимаю бинт с собачьей морды. – Смело бери и неси, он сейчас добрый, но скоро проснётся.

Кастрацию Полкан перенес на удивление легко. Уже на следующий день бегал по территории и кушал с двойным аппетитом. Но врачебный долг обязывает меня следить за операционными швами, и через два дня Полкан опять предстал передо мной. Обычно осмотр после кастрации проходит легко и безболезненно, собак даже не надо приводить ко мне в кабинет и поднимать на кушетку: чтобы не добавлять им стресса, я осматриваю их в вольерах или во дворе.

Так было и на этот раз. Мы зашли в бытовку, куда поместили Полкана после операции. Он спокойно смотрел на нас и вилял хвостом. Я попросила дежурного только немного его приподнять, чтобы можно было взглянуть на шов.

И только дежурный дотронулся до этого негодяя, как тот сразу перешел в атаку. Мы хотели быстро уйти, но дверь, как назло, открывается внутрь. Пёс тяпнул Игоря за руку. Схватил и держит. До крови прокусил, но пополам не перегрыз, и на том спасибо. С трудом открыв дверь, мы кое-как смогли убежать, радуясь, что остались живы, и напрочь забыв про осмотр швов…

Пишу и думаю: что дальше? Куда теперь девать Полкана и кому вообще нужен такой пёс? Он агрессивен и к людям, и к собакам. Самоуверенный, категорически не любит подчиняться, навязывает свои условия. Пока его не трогаешь и ублажаешь, всё хорошо, но если ему что-то не понравится – запросто съест. Пристраивать такого нельзя, это значит подставить будущих владельцев. А если им всё честно рассказать заранее, его никто не возьмёт. Да его и так никто не возьмет, он старый. Но и у нас держать его с другими собаками опасно, а выделять отдельную «квартиру» не можем – вся жилплощадь занята.

Вопросы без ответа.