Текст книги "Эксперименты. Поэзия и проза"

Естественный отбор

Естественный отбор – меня коробит от этого словосочетания. Не может быть у природы-матушки такое естественным!

В конце лета наша дворняжка Нала, легкомысленная блондинка, принесла пятерых щенков.

О наступлении счастливого момента мы узнали по доносившемуся из будки писку. Заглянули проведать семейство. Четверо малышей жались к маме и ползали друг по другу.

Нала вылизывала их, демонстрируя, какая она правильная мамаша. Только один щенок распластался в сторонке и не подавал признаков жизни.

Маме не было до него никакого дела. Я взяла малыша в руку. Тельце обвисло, как тряпочка, было холодным, но где-то в глубине теплилась едва начавшаяся жизнь.

«Я вам покажу естественный отбор!» – рассердилась я на такую несправедливость и потащила серый комочек в дом.

В детстве мне нравилось смотреть, как в кино свинарка оживляла родившегося мертвым поросенка, растирая его и окуная в горячую воду.

Мы воспользовались горячей батареей. Я растирала на ней щенка. Дочка принесла шприц с теплым молоком.

С трудом разжав сомкнутые челюсти малыша, я выдавила ему в ротик капельку молока. Щенок был неподвижен.

Через пару секунд он зашлепал губами и стал шевелиться. Окончив реанимацию, мы отнесли его к Нале, которая не возражала против еще одного ребенка.

На другой день малыш уже пищал и боролся за лучшее место возле мамы наравне со всеми. Мы дали щенку имя, вспомнив еще один хороший фильм.

Выживший.

Пятьдесят оттенков страсти

Я всегда была серой мышкой. Такой я видела себя в зеркало. Что уж говорить о других, они меня не замечали!

Нас познакомила подруга. Первое мое воспоминание о нем – тонкий металлический блеск серого костюма в полумраке клуба.

Он заворожил меня. Удивительно, что я тоже приглянулась ему, и он принял меня в свою жизнь.

Я пришла к нему совершенно неопытной, неуверенной в себе и смущенной девочкой.

Он, грациозный и стремительный, вскружил мне голову.

Он показал мне свой дом, весь, от просторных светлых залов с зеркалами до маленькой комнатушки за тяжелой дверью.

Эта комната пленила меня. Там я погружалась в другой – его – мир. Там я преображалась и уже никогда не была серой мышкой. Там я становилась властной королевой ночи, или необузданной цыганкой, или самой нежностью в белом шелке.

Сначала мне всё это казалось игрой. Но он потребовал большего. Полной самоотдачи. Жертвы.

И я принесла ее, пожертвовав учебой и карьерой, к которой готовилась целый год. Ведь уехать учиться означало расстаться с ним. Я ни на секунду не пожалела о принятом решении.

Иногда было больно и физически тяжело. Но он не признавал никакие стоп-слова. Я умоляла: «Не могу». Он коротко отвечал: «Через не могу».

Я благодарна ему за это. За умение не поддаваться слабости, за силу воли. За способность чувствовать свое тело.

Я стала более раскрепощенной и многому научилась. Серых красок больше не было в моей жизни.

Но я почувствовала, что однажды он вновь захочет молодое пластичное тонкое тело с широко раскрытыми от изумления глазами. Я не смогу дать ему это.

Тогда я ушла. Сама. Не дожидаясь, когда он скажет, что я больше ему не подхожу.

Мне нравится вспоминать наше с ним волшебное время. Приобретенный мною опыт будет со мной всю жизнь.

Я точно знаю, что самой большой страстью в моей жизни навсегда останется он.

Танец.

Путешествие во времени

Путешествия во времени, когда их пустят в производство, будут стоить невероятно дорого, поэтому я согласилась принять участие в испытании новой разработки.

Первая мысль была отправиться в будущее и спасти мир от нашествия машин, но у меня был только час, а за час я не успею.

Тогда я набрала на пульте «1941 год, деревня Липское Бологовского района» – и очутилась на песчаной дороге. Справа стоял знакомый с детства дом. За дверью послышались шаги, я спряталась за угол.

Во двор вышла молодая женщина с девочкой. На руках годовалый малыш. Это мой папа. Следом из двери показался парень лет двадцати пяти. За плечами у него мешок.

Это мой дедушка. Он уходит на фронт. Я украдкой сфотографировала его на телефон. Прощаются. Они не знают, что не увидятся больше. А я знаю.

Догоняю дедушку на деревенской дороге, заговариваю с ним:

– Здравствуй, не подскажешь, как добраться до Бологого?

– А у нас сейчас машина пойдет в военкомат, можем подвезти.

– На войну едешь?

– Да, все едут. Разобьем гадов, – говорит он уверенно.

– Можешь не сомневаться, так и будет, – подтверждаю я.

Еду в кузове машины. Несколько деревенских мужчин отправляются на войну. Беседую с ними, не свожу глаз со своего молодого деда. Мой час на исходе.

Сейчас начнется обратный процесс, как в сказке про Золушку (а может это и не сказка вовсе). Прошлое нельзя изменить, но я хочу сделать хоть что-то.

Снимаю свой крестик и быстро вкладываю дедушке в руку со словами: «Береги себя!» Добавляю: «Когда твой сын вырастет, пусть станет железнодорожником!» (Папа с мамой в железнодорожном вузе познакомились, а я хочу появиться на свет.)

Через несколько секунд я материализовалась в своем времени. Вроде бы всё как всегда, только голове тяжело, будто бы в нее хлынул поток воды, разрушивший плотину, какие-то новые воспоминания мелькают и пытаются пробиться на свет. Звоню родителям.

– Пап, а почему ты на железную дорогу пошел?

– Так ведь твой дед настоял, ты же знаешь, какой он до старости был упертый.

Из жизни Белой Блузки
(рассказывает Белая Блузка)

Арбитражный суд. Сидим с хозяйкой уже третий час в коридоре. У них это называется задержкой. Народу – как в детской поликлинике! Я, правда, там не была, мне Синие Джинсы рассказывали.

Так вот, сидим. Я уже всех рассмотрела: кого здесь только нет!

Вон розовая с черным бантиком натянулась так, что третья пуговица того и гляди отлетит. Хорошо ей, пиджаки так и вьются вокруг.

А эту серенькую бедняжку хозяйка всё время папкой прикрывает, мало того что она и так невзрачная, так ее еще и спрятали.

О, Мантия идет, черная, до пола, с белым воротничком, загляденье просто, все так на нее и уставились. Еще бы! Черные складки так и заманивают в свои объятия, жаль, у меня ни складок нет, ни рюшек, никакой завлекашечки. Ну ничего, я ж белая, меня и так хорошо видно.

Оба-на! Вот так красотка пришла! Что ж это она без лифчика в такое заведение? Я вот со своим всегда в паре. Эти лифчики – прикольные ребята, таких историй порасскажут, что у меня пуговицы краснеют, как помидоры на ветке.

Я сама помидоры не видела, а вот Платье-в-Цветочек мне про разные садовые чудеса рассказывало.

Не, ну сколько можно сидеть? Потом буду от Юбки весь вечер ее нытье слушать. Вот бы по улице пройтись, город посмотреть, себя показать, пока лето не кончилось.

Мамочки! Какой Пиджак пришел! Обалдеть! В паре с синим галстуком просто великолепен.

Так… Надо, чтоб нас заметили. Ну-ка, хозяйка, дай-ка я на тебя надавлю слегка, чтоб ты плечи-то расправила, отвлеклась уже от своего смартфона. Ну же, натянемся немного, чем мы хуже той розовой с бантиком.

Смотри, смотри, сработало! Пиджак ко мне идет.

Вот и пусть люди думают, что это они сами друг друга находят…

Нет любви

Зимнее утро. Поселок. На улице минус двадцать. Две соседки, каждая у своего колодца с железным ломом в руках.

– Анечка, здравствуй!

– Здрасьте, тетя Люся!

– Долбишь?

– Долблю.

– И я долблю.

Люся, женщина лет шестидесяти, которая по своему обыкновению уже успела принять на душу грамм сто, а точнее раза четыре по сто, бросив неблагодарное занятие, засеменила к соседке для секретного разговора.

– Замуж тебе, Анечка, надо. Не дело в доме одной. Тридцать лет как никак.

– За кого замуж-то, теть Люсь? – поинтересовалась Анечка, продолжая долбить лед в колодце.

– Да вот хоть за Пашку с первого, он милиционер, это хорошо.

– Не хочу я за Пашку, я по любви хочу, – вздохнула соседка.

– По какой такой любви?

– По настоящей, большой, чистой, – мечтательно произнесла Анечка. – Вот бы мне француза встретить.

– У-у-у… выдумала! Если хочешь знать, мой прадед погиб на войне с Наполеоном, так всё французское в доме стало запрещено, а раньше ведь мода была.

– Одно дело Наполеон, тетя Люся, а совсем другое – Ален Делон.

– Да, вон Витька с третьего: как с получки, так от него таким «аленделоном» на всю улицу несет, закачаешься. А парень, кстати, неплохой, рукастый.

– Опять ты за свое! Не нужен мне никакой Витька. Нет у нас тут любви, нет! – подытожила Анечка, пробив наконец-таки лед, набрала в ведро воды и ушла в дом.

Обыкновенная жизнь М. История в складках

В небольшом городе родилась девочка М. Она не была пухленькой, лишь на ножках маленькие складочки.

М. начала ползать, ходить и говорить в положенный срок, потом был детский сад, и вот уже пришло время идти в школу. Два больших белых банта в складку (тогда это было модно) украсили голову первоклассницы.

Училась М. хорошо. Не успела она оглянуться, как школа осталась позади и надо было выбирать себе дорогу в жизнь. Но все это не очень волновало красивую девушку. В легкой юбке в складку М. разгуливала по вечерним улицам с подружками и стреляла глазками во встречных парней.

Любовь подкралась и напала неожиданно. Заиграл знаменитый марш Мендельсона, два кольца заблестели на серебряном блюдечке. Из-под складок свадебного платья вырвалась и полетела кружевная подвязка.

Медовый месяц. В жизни ничто не проходит так быстро, как это волшебное время для двоих, когда они познают друг друга так, как никогда не делали этого раньше. В мягких складках одеяла, как в памяти, сохранились прекрасные моменты начала семейной жизни.

М. ждет ребенка. Момент первой встречи, первые объятия, а у ее малыша складочки на ножках. И снова как будто всё повторяется, только на этот раз у М. другая роль – роль мамы. А потом всё повторяется еще раз.

М. – деловая женщина, она много работает, но всегда рада возвратиться вечером домой. Уютные складки портьер, приглушенный свет торшера и книга, а иногда шумные вечера в кругу семьи – всё это ее обыкновенная счастливая жизнь. Она быстротечна.

И вот М. уже бабушка. Маленькие складочки возле глаз и губ не смущают ее, она считает, что они от смеха.

И складки на немолодых руках не тревожат женщину. Главное, что эти руки уверенно держат ручку.

Склонившись над толстой тетрадью, в мягком свете настольной лампы М. увлеченно пишет очередную историю.

На этот раз – историю своей жизни.

Княжна Тараканова
(размышления о картине К. Д. Флавицкого)

Вода. Как много воды! Она дает жизнь, но приносит и смерть. Скоро спрячет в своих объятиях и кровать, и стол. Сколько моих слез упало на него, когда я писала письма: письма-прошения, письма-мольбы, письма-надежды! Они так и остались неуслышанными.

Крысы бегут. Тот, кто меня предал, тоже бежал. Бежал от страха перед гневом императрицы, а ведь он любил меня. Я верила ему, но он оказался крысой. Им не спастись, не спасется и он. Тот, кто предал меня, помнит и будет помнить до конца дней свою любовь и свое предательство.

Не мне его судить. Наверное, не осудит его и наш сын. Он будет хорошим, он не станет ни лжецом, ни предателем, потому что рожден от любви.

Вода смоет всё, включая последние оставшиеся следы моей истории, но ей не смыть человеческих грехов.

Правда, теперь я смогу уйти, покинуть этот мир.

Стихия бушует. Кто-то сегодня умрет, но не я.

Я умерла два года назад от чахотки.

А завтра какой-нибудь художник представит мой образ здесь, в этом подвале. Он напишет картину, и мое имя окутает новая легенда, но мне уже будет всё равно…

Незримая человеческому глазу душа печально растворилась за стеной затопленного подвала.

Миниатюра по картине Василия Перова «Приезд гувернантки в купеческий дом»

Лизавета Васильевна миниатюрной ножкой в шнурованных башмачках переступила порог загородного дома зажиточного торговца Павла Петровича Арсеньева.

Несмотря на молодость девушки, это был далеко не первый в ее жизни особняк. Лизавета Васильевна, весьма образованная и обладающая аналитическим складом ума, пользовалась успехом в столице, но отличалась скромностью и все свои достоинства при первой встрече не выказывала.

Павел Петрович со дня на день ожидал приезда гувернантки, чтобы та научила детей светским манерам и языкам для последующего получения ими образования за границей, что в наши времена считается модным и престижным. Сам-то он образования, кроме школы, не имел, но сумел-таки попасть в струю и нажить кое-какого имущества. Дела свои он теперь в основном вел из дома, позволяя себе до обеда преспокойно расхаживать в халате.

Все домочадцы, включая прислугу, высыпали в просторную залу, где остановилась незнакомка.

Павел Петрович, придерживая на животе бархатный халат, недоверчиво рассматривал гостью: «Неужто эта молодуха моих уму разуму научит, по ней и не скажешь. Как бы Петруха за ней не увязался, ох, и скорей бы его, олуха, за границу отправить, пока тут какая-нибудь училка не охмурила».

Глафира Ивановна выглянула из-за плеча мужа: «Неужели постарше нельзя было найти, будет тут меж моих мужиков ходить, юбкой шуршать, глаз да глаз».

Старшая дочь Людмила была разочарована, так как ожидала увидеть одетую по последней моде городскую женщину, у которой можно будет поучиться кое-каким светским манерам: «Ну вылитая учительница, и одета, как на похороны, а ведь из столицы приехала. А худая-то, у них там, что ли, все такие…»

Петруша, прислонившись к стене, сверху вниз смотрел на девушку: «Ммм… столичная куколка, я бы приударил, пока батя не видит, вот умора, как она меня учить станет!»

Настя, младшая дочь, заглянув в залу последней, остолбенела и открыла рот от удивления: «Мама дорогая! Да у нее ж сумочка от Прадо! Неужели учительницы в столице такие сумочки носят? А вырядилась стрёмно! У самой, поди, в шкафу сплошное Дольче Габбана».

Лизавета Васильевна приветливо поклонилась. «Всё семейство в сборе. Что ж они так пялятся-то на меня, особенно младшая. Вот уж с ридикюлем я промахнулась, а слышала, что Арсеньевы люди темные, ну ничего, так быстрее смекнут, что к чему».

Глава семейства первым нарушил неловкое молчание, а учтивостью он не отличался:

– Стало быть, ты моих оболтусов учить приехала. Я, признаться, ожидал кого-нибудь посолиднее, да уж больно рекомендовали. Звать-то тебя как?

– Вы, батенька Павел Петрович, меня с кем-то перепутали, я из налоговой инспекции, – спокойным тоном ответила Лизавета Васильевна и, достав из сумочки бумагу, протянула хозяину решение о проведении выездной проверки.

Арсеньевы застыли в изумлении.

Знакомство

Поздняя осень уже впустила в свое царство первые заморозки, которые по утрам шуршали хрустящими листьями, а днем прятались в деревьях, чтобы к ночи снова сползти на землю.

Макс перешел дорогу и оказался в парке. Он шел по аллее, разбрасывая ногами листву, когда вдруг в его ноги врезалось что-то мягкое и легкое.

Врезалось, на секунду замерло и собралось бежать дальше, но Макс не позволил.

Он поднял щенка и посмотрел ему в глаза.

– Куда ж ты, глупый, там же дорога.

В это же мгновенье к нему подбежала запыхавшаяся девочка.

– Спасибо, что задержал Теда! Я только что спустила его побегать, не подумала, что дорога близко, а он как припустил!

– Не убегай от хозяйки, Тед, ей за тобой не угнаться, – сказал Макс, отдавая щенка.

– Да, представляешь, что могло бы случиться, если бы ты выскочил на дорогу, я же только задним умом поняла, что нельзя было здесь поводок отстегивать. Пойдем-ка вглубь парка, – отчитывала своего питомца маленькая хозяйка.

Она была на вид примерно одного с Максом возраста. На ней была вязаная розовая шапка и такой же шарф. Карие глаза ее как будто смеялись, щеки разрумянились. Она и ее щенок – оба показались Максу мягкими, пушистыми и веселыми.

Девочка пристегнула поводок и бросила взгляд на Макса.

– Спасибо еще раз. Я Женя, а ты?

– Я Макс, не за что, он прикольный, – ответил парень, делая первый шаг вперед по аллее с надеждой, что новая знакомая пойдет вместе с ним.

Женя пошла.

В игре

– Гоу-гоу-гоу, – услышал Андрей до боли знакомый голос из-за приоткрытой двери игрового зала.

На курорте с родителями, когда тебе семнадцать, ужасная скука. Хорошо хоть, клуб оказался под боком. Сунув привезенную из дома любимую мышку в карман, Андрей, несмотря на сокрушения родителей о том, что на море надо отдохнуть от компьютера, побежал прочь из унылой реальности.

Небольшой заполненный народом зал внушал надежду на хорошую игру.

Андрей подключил мышку и вошел на самый людный сервер за контров. Sol – указал он свой ник.

– О, пинг ништяк, – обрадовался качеству соединения. Игра началась.

Пальцы отбивали привычные комбинации на клавиатуре со скоростью, которой позавидовала бы лучшая в мире секретарша. Закупка оружия и боеприпасов занимала считанные секунды. Знакомые карты он мог бы пройти с закрытыми глазами.

– Хедшот, – донес загробный голос об убийстве игрока попаданием в голову. – Хедшот, – повторил он снова, – terrorists win!

Андрей стукнул кулаком по столу. Продули. Вот засада. Взгляд метнулся в правый верхний угол. Игрок под ником Balto сделал два последних хедшота.

– Ну, держись, Балто, кем бы ты ни был! – прокомментировал Андрей вслух.

– Научить? – раздался за его спиной отнюдь не мужской голос.

Андрея обожгло. Он резко развернулся на стуле в поисках источника этого приятного, но в то же время заставившего его закипеть звука.

У противоположной стены спиной к нему сидела девушка. На ней была футболка, а на голове – короткая стрижка, вот почему он сразу ее не заметил.

Девушка тоже обернулась. Андрей замер, осмысливая происходящее. Это казалось нереальным. Большие серые глаза, широкая улыбка и гладкая челка никак не складывались в уме с двумя хедшотами подряд.

– Меня учить? – засмеялся Андрей. – Да я тебя порву, как тузик грелку!

Он отвернулся и вступил в бой. Моментальная закупка. Вперед.

Дрожь пробежала по телу, левая нога нервно задергалась под столом. Ничего! И не таких делали! Топот ног раздавался в наушниках вперемешку с выстрелами и тихими ругательствами членов его команды. Он уже набрал немало фрагов. Затикала бомба. Вот она. В точке B. Надо снять охрану. Опа! Вalto.

– Хедшот, – прогремело в ушах. Экран окропило красными брызгами.

Terrorists win! Щелчок оружия, Sol возник на исходной точке. От противоположной стены долетел радостный смех. Андрея бросило в жар. Он выругался про себя и отшвырнул в сторону мышку. Нет!

Новый раунд. Любимая карта. Он знает здесь самую выгодную позицию. Закупка. Бегом!

Пот стекал по спине Андрея и приклеивал майку. «Только не облажайся!» – повторял он про себя. Вот эта точка. Теры пойдут здесь по любому. Он присел за контейнером со снайперской винтовкой. «Ну, слон, не подведи!» – заклинал Андрей оружие. Фраг, еще фраг.

Balto – мелькнула перед глазами красная надпись, когда в команде теров остался всего один игрок. Андрей прицелился, нежно ведя мышку влажной от напряжения ладонью. Есть!

Counterterrorists win! – прозвучало сладкой песней в голове геймера.

– Ай! – долетел до него обиженный возглас.

– Ха-ха! – засмеялся Андрей. В этот момент его эго подпрыгнуло до потолка.

«Vsem bb», – написал игрок Balto в общий чат.

Андрей почувствовал, как захолодило спину. Загорелые ножки в джинсовых шортах поравнялись с его столом. Легкое прикосновение пальцев к плечу выдернуло в реальность. И самый нежный на свете голос произнес: «Спасибо за игру».

Его игровое время еще не истекло, но игра потеряла смысл. Андрей поднялся.

– Давай провожу! – вылетело у него неожиданно.

Курорт с родителями больше не казался ему скукой.

Снежинка

Маняша вышла за дверь и посмотрела на небо. «Хорошо!» – подумала она, втянув носиком морозный воздух.

С молочного неба медленно падали снежинки. Они никуда не спешили, будто крохотные белые бабочки, они порхали и кружились над полянкой.

Маняша тоже захотела стать снежинкой. Она развела передние лапки в стороны и закружилась на снегу.

Вдруг из-за ёлки выскочил зайчонок Пушка.

– Ой! – вскрикнула Маняша и села в сугроб.

– Чего это ты тут делаешь? – прищурившись, поинтересовался зайчик.

Маняша поднялась и встряхнулась. Сотни снежных звездочек сорвались с ее иголок и замаячили в воздухе.

– Я играю в снежинку. Хочешь, научу? – предложила она.

Пушка засмеялся.

– Сейчас ты больше похожа на заснеженную елку! Где это видно, чтобы ежиха и заяц кружились по воздуху? Пошли покатаемся лучше с горки.

«По воздуху? – задумалась Маняша. – Вот было бы здорово порхать, как снежинка, над лесом».

Старый медведь уже обустроил себе теплую постель, чтобы проспать до самой весны, как вдруг в берлогу с визгом вбежала Маняша, растопырив иголки.

– Дядя Миша! Дядя Миша, ты же всё умеешь! Как мне стать снежинкой и порхать по воздуху?

Медведь нахмурил брови и заглянул в черные глазки-бусинки.

– Эх, дети, дети, – пробурчал он и, кряхтя, полез в чулан, выгребая оттуда дощечки и тряпочки.

Маняша уселась в уголок и завороженно наблюдала, как дядя Миша что-то мастерил, напевая:

 
Чтобы по небу летать,
Не ходить, не скакать,
Надо бабочкою стать
И парить, и порхать.
 
 
Два крыла есть у чижа,
У чижа, у чижа,
Только нет их у ежа,
У ежа, у ежа.
 
 
Чтобы ежику взлететь
И лететь, и лететь,
Крылья сделает медведь,
Старый Миша – медведь.
 

– Ну вот, – сказал медведь, протягивая Маняше большую штуковину с крыльями и перекладиной, – осталось только взобраться на гору и разбежаться.

Лесная детвора, смеясь и толкаясь, каталась с горки. Пушка посмотрел на небо.

Снежинки кружились и падали прямо на нос. Одна из них была слишком большая.

Пушка присмотрелся. «Нет, это птица», – подумал он.

– Смотрите, смотрите, – крикнул кто-то. – Ежик летит!

И тут только Пушка разглядел Маняшу. Она плавно опускалась на крыльях прямо с неба.