Текст книги "Нам здесь не место"

Как вдруг за окном раздался громкий протяжный звук. Он наверняка разнёсся эхом по всей улице, привлекая к себе внимание – таким громким он был. Секунда мне понадобилась, чтобы вернуться в реальность. И я тут же вскочила, как только сообразила, что это был за звук. Скрип шин! Скрип трения шин об асфальт. Это был автомобиль! И судя по звуку, он пытался затормозить.

Меня как волной подхватило. Я в мгновения оказалась возле окна, припав ладонями и лбом к стеклу. Взглянув вниз, я в надежде высматривала источник того звука. Да, да, это был автомобиль! А раз автомобиль на ходу, значит, внутри точно кто-то должен быть!

– Дилан, там кто-то есть! – воскликнула я, продолжая жадно глядеть с высоты многоэтажного здания на дорогу, протянувшуюся под нами.

Легковая машина блёклого алого цвета заскользила по асфальту как юла, когда её занесло от резкого торможения. Черные, смазанные от движения полосы, проявились на дороге моментально. Когда автомобиль, наконец, остановился, из-под колёс повалил пар, заструившись, будто туман. Интересно, что заставило водителя совершить такой манёвр? Насколько я могла разглядеть, ему ничего не мешало проехать дальше.

Но я недолго задавалась этим вопросом.

То, что я увидела дальше, произошло так быстро, что я едва успела опомниться. А когда опомнилась, мне показалось, что меня пытались убить, пропустив через моё тело сильнейший разряд электрического тока…

Из-за соседнего здания вынырнуло нечто. Нечто невероятное, непостижимое. Нечто неподдающееся логике и обычному человеческому сознанию. Потому что оно было не просто необычным, оно было безумным.

Безумие.

Оно было гигантским… Нет, исполинским, чудовищным, этажей в двенадцать высотой, но при этом удивительно грациозным и плавным. Оно перемешалось ловко, как кошка, издавая при этом минимум звука для такой махины. И, тем не менее, шаги его отбивали глухой грохот, словно гром в закрытой коробке. Они стучали подобно сердцу. Хотя, сомневаюсь, что у такого создания могло быть сердце.

Это существо было гибридом некоего организма и машины: наполовину органическое, наполовину механическое. Две титанических широких длинных ноги, или лапы, не знаю, как назвать… Они были похожи на ноги доисторической рептилии, которых я видела в книжках или музеях, с такими же изгибами и изломами, с похожими стопами. Только чёрные, словно застывшая блестящая смола. И это было всё, что связывало это существо с чем-то живым. Потому как вместо тела, у него была огромная вытянутая продолговатая металлическая пушка. Пушка – единственное, что приходило мне на ум, когда я смотрела на это. А чем ещё это могло быть? Если я отчётливо, ясно, как день видела, как оно выстрелило.

Из красной машины стремглав выскочил мужчина, бросив ту позади, и пытаясь сбежать. Я мельком успела различить ужас, который исказил его лицо так, что оно едва походило на человеческое. Он бежал очень быстро, так, как люди даже не бегут. Но то кошмарное создание не дало ему даже шанса скрыться.

Между пластов его металлического корпуса засияло голубое свечение, становясь всё ярче и ярче. Существо зафиксировалось на земле, мгновенно найдя равновесие для своего гигантского тела. Жерло пушки засияло белым светом, и существо тут же исторгло его из себя плотным искрящимся лучом. Всё это произошло за долю секунды. Луч устремился в сторону бегущего человека, беспрепятственно и безжалостно нагоняя его.

Мужчину поглотил свет. На мгновение я ослепла. Но когда свет померк, я поняла что произошло…

Оно вспорхнуло в воздухе и легким, призрачным облаком колыхнулось и опустилось на землю.

Это была пыль.

От человека осталась лишь пыль.

Глава 11. Обострённое восприятие

Пыль…

Она взлетела как крошечные серые мотыльки и плавно опустилась на разгорячённый от недавно проехавших шин асфальт. Пыль, словно невесомая шаль, покрыла землю ещё одним слоем. Новым слоем. Очередным.

Я успела увидеть, как какой-то странный сгусток мерцающего света отделился от того места, где луч настиг отчаянно убегающего мужчину, и вместе со смертоносным лучом вернулся обратно в зев пушки. Мои глаза не смыкались, вбирая в себя весь ужас преставшей передо мной картины. Его просто не стало. Один миг – и человека не стало.

Должно быть, я хотела вскрикнуть от страха, но расслышала только свой глухой протяжный стон и всхлип, сорвавшийся с губ. Мои руки взметнулись к лицу, и я плотно зажала ими рот. Не знаю, зачем я это сделала. Наверное, чтобы заглушить боль, которая как через шлюзы прорвалась внутри меня. Это не помогло.

Ничто за окном не двигалось. Всё на мгновение замерло. Впрочем, я не знаю, что было дальше.

Я сорвалась с места, развернувшись так, что все линии и очертания смазались в глазах, и как сумасшедшая рванула прочь от окна. Я ведь только сейчас поняла, что оно могло заметить меня. Оно могло убить меня так же легко, как убило того человека. Или я не поняла это? Или я поняла это гораздо позже? А сейчас во мне сработал инстинкт самосохранения. И взорвался в груди адреналин, и будто лава, выплеснувшаяся из вулкана, полился по венам. Мои ноги понесли меня сами, оттолкнувшись от пола, как натренированные крепкие ноги бегуна на старте. С силой.

С силой я врезалась в Дилана, когда, спасаясь, бросилась к нему. Не знаю, он стоял позади меня, застыв в леденящем шоке, или только-только приблизился ко мне. Но я знала, что он всё видел. Я чувствовала это. И это чувство сложно было спутать с чем-то другим. Потому что страх… Страх даже пахнет по-особому. И этот едкий запах начинает витать вокруг нас всё чаще и всё сильнее бить по ноздрям.

Только я не контролировала своё тело. Оно двигалось само по себе. Оно управляло мной, как марионеткой. Этот рывок был слишком сильным. Я столкнулась с парнем, оказавшимся на моём пути, и мы оба, не устояв, рухнули на пол.

Бом-бом-бом! – стучало в груди моё сердце.

Насколько мне хватало осознанности, я разобрала, что Дилан за секунду до удара пытался меня подхватить, собираясь увести от окна. Но я, будто стрела, сбила его с ног, и он тоже потерялся в этом хаосе. Его напряжённые руки обхватили меня, заключая в защищающие от падения объятия, и я ощутила, как его тело охватила слабость. Он повалился на пол как тряпичная кукла. А я упала сверху на него.

Мы тут же подскочили, как ошпаренные, и я успела заметить, как сильно расширились его чёрные глаза. Да, этот ужас было невозможно скрыть. Скорее всего, у меня были такие же глаза. Если не больше.

Его метущиеся зрачки забегали по окну, вырисовывая невидимые геометрические фигуры на стекле. Он пытался сообразить, что происходит. Но даже если там что-то происходило, я не видела того, что было позади меня. Я видела лишь его огромные глаза, мокрый от пота лоб и сведённые к переносице, взметнувшиеся в страхе брови.

Парень схватил меня за руку и как можно быстрее побежал от окна, потянув меня за собой. Адреналин настолько сильно разъедал кровь, что нас обоих зашатало, мы спотыкались и проскальзывали на гладком полу. Меня вдруг резко потянуло вниз, когда Дилан упал на колени, и с дикой скоростью пополз по отполированному паркету, прячась за стенку большого чёрного стола. Он подтащил меня к себе, и, подбирая под себя руки и ноги, я свалилась рядом с ним, в надежде, что тонкая деревянная преграда разорвала любую возможность видимости между нами и этим созданием за окном.

Бом-бом-бом! – пульс в ушах бил так, что я едва слышала прочие звуки.

Мне казалось, что дыша так часто, как я дышу, я бы могла лишить воздуха всю комнату. И через каждых вдох, нитью вшивался мой глухой обрывистый стон. Я снова вскинула руку к губам, зажимая ладонью рот. И снова не знала, зачем я это делаю. Я боялась, что мой голос может услышать то существо. Глупо было бы винить меня за то, что тогда я с трудом понимала, что такое невозможно.

Я жалась спиной к стенке стола с такой силой, что почувствовала, как заболели мои кости. Пальцы сдавливали губы до боли, но дышать я стала медленнее, хотя бы для того, чтобы выдавить из себя хоть слово:

– Боже, что это? – просипела я, улавливая, как срывается мой голос на истеричные нотки. – Оно видело нас? Оно видело…

Моё лицо было обращено в сторону окна, но я при всём желании никогда не выглянула бы из-за стола, чтобы ещё раз увидеть это. Дилан не отвечал. А потому что не мог ничего ответить. Он только так же часто и шумно дышал, не в силах остановиться, чтобы произнести хоть слово. Да и что он мог сказать? Я же понимала, что он знает ответы ничуть не больше меня.

Я повернулась к нему, выхватывая из мрака очертания его лица, и испуганными глазами уставилась на него.

– Дилан, – промямлила я.

Парень обхватил меня руками, и прижал к себе так, будто боялся потерять меня. Я уткнулась лицом в его плечо, сдавливая в кулаках края мятой мужской кофты, и всё ещё пытаясь унять своё дыхание и бешеный пульс. Я жалась, жалась к нему, как к спасательному плоту. Я до смерти боялась, всхлипывала и хваталась за него руками. Слёзы желали пролиться из меня реками, но им что-то мешало, ком в горле разрастался до гигантских размеров, я задыхалась. Я пряталась в его руках, желая, чтобы меня поглотила тьма, а с ней пришло забытье. Я схожу с ума… Ещё чуть-чуть, и я сойду с ума.

– Боже… Дилан, – умоляющим тоном повторила я.

И вдруг мой мозг опустел.

Мы ещё долго сидели у того стола, боясь выбраться из-за нашего глупого хлипкого укрытия. Как маленькие дети думают, что спрятавшись от воображаемого монстра под одеялом, они попадают в зону полной безопасности и неприкосновенности, так и мы думали, что деревянная стенка нас спасает. Только вот наши монстры были реальными.

Через какое-то время стало так тихо, словно после разрушительного и беспощадного урагана воцарился полный штиль. Всё, что он сокрушил, хлипкими щепками застыло внутри и снаружи. Я не могла разжать руки, и отпустить кофту Дилана, которою я едва не рвала, когда дрожала, как околевшая от холода. Он тоже не отпускал меня из своих объятий, начав нервно гладить меня по плечу. Думаю, он мог бы сейчас сказать мне своё обычное «всё в порядке», но будто язык проглотил. Впрочем, и я не знала, что можно сказать.

Мы сидели, и сидели, а время и не думало ради нас замедлять свой бег. На улицы постепенно опустилась ночь, и за окном стало настолько темно, что казалось, будто там просто провал в пустоту, чёрную дыру. Я видела это в отражении зеркала, весящего в глубине зала, ведь посмотреть в окно я по-прежнему боялась.

В коридоре, разделяющем несколько офисных залов и проходившем прямо перед нами шагах в двадцати, загорелся тусклых белый свет. Он тонкими полосами выглядывал между стенами и полом, освещая совсем маленькое пространство, но достаточное, чтобы мы не пропали в кромешной тьме. Правда я не заметила, как он загорелся. Может быть, он горел там всегда? Или только сейчас… Мои мысли стали путаться. А свет медленно мерк в моих глазах. Он уплывал, уплывал вдаль, и, в конце концов, пропал вовсе. Мои пальцы сжали кофту Дилана, и я ощутила под ней его тепло. Он рядом. Слава богу, он рядом…

Я проснулась буквально через час, вздрогнув от страха во сне. Не знаю, отключался ли Дилан так же как я, но отреагировал он сразу же, будто не спал. Его рука встревоженно сжала мою ладонь, и он посмотрел на меня с немым вопросом. Но мне отчего-то трудно было ответить на его взгляд.

Он тихо и едва скрывая подавленность в голосе спросил у меня что-то про сон… Хочу ли я спать, или что-то вроде того. Не помню, что я ответила, но Дилан попытался встать. Я тут же остановила его, схватив за руку. «Нет, не уходи! Не оставляй меня одну», – пролепетала я. Он кивнул, и помог мне подняться.

Мы нашли открытый кабинет, в котором были внушающие хоть малую толику защищённости жалюзи на стеклянных стенах и окне, огромный деревянный стол с парой кресел, и просторный диван, спрятавшийся в самом углу небольшой комнатки. Парень, крепко держа мою руку, провёл меня и осторожно усадил на него. Странно, почему? Неужели было так похоже, что я не могу двигаться самостоятельно? Но плюхнувшись как безжизненное тело на чёрный кожаный диван, я поняла, что так оно и есть, отрицать это было бессмысленно.

Дилан пошарил по шкафам и ящикам, найдя тонкий шерстяной плед. Глядя на него, я медленно опустилась на диван, отвернулась к стене, и сжалась, как брошенное бездомное животное. Я подтянула колени к груди и закрыла рукам лицо. Слушая его тихие шаги, мне становилось хоть немногим, но спокойнее. Парень приблизился ко мне, и аккуратно накрыл меня одеялом. Он коснулся моего плеча, а потом с тяжёлым вздохом отошёл к креслу и бесшумно опустился в него.

Дальше я помню только слёзы. Слёзы, слёзы и слёзы. Они с запозданием, но добрались-таки до меня. Я лежала, тихо хныкая в одеяло, стараясь, чтобы Дилан меня не услышал. Надеюсь, он меня не слышит…

Господи, я не хочу умирать.

Первый бледно-голубой отсвет рассвета скромно окрасил край неба плотно затянутого облаками, когда я не без труда разлепила веки. Слезы, что поток заливали моё лицо вчера, застыли во сне, и превратились в тонкую сухую корку. Глазам было больно, они не хотели открываться, и я закрыла их обратно. Я не спешила проснуться.

Но заснуть снова было уже невозможно. Теперь я опять здесь, в этом реальном мире, который поджидал меня будто голодный хищник всю ночь. Удивительно, но мне ничего не снилось этой ночью. Хотя я ожидала бесконечное число кошмаров, что подобно волнам цунами поглотили бы меня. Но нет. Это был провал, внутри которого я ощущала лишь покой и пустоту. Моё сознание меня спасло.

Я тяжело и глубоко вдохнула тёплый воздух, но тут же остановила себя и уткнула нос в подушку. Я испугалась. Испугалась, что воздух может быть наполнен пылью. Я вспомнила, что то было единственное, что осталась от того человека. Пыль… Он превратился в пыль. Облако этой пыли так безмятежно опустилось за землю, словно ничего особенного и не произошло. Но от него осталась лишь пыль… Так значит, вся та пыль, что покрывала город, будто прозрачное невесомое одеяло – это… Это люди.

Мои руки сдавили лицо. Мне стало больно, но я хотела чувствовать эту боль. Она помогала забыться. Глаза щипали от засохших слёз, кожа зудела. Но голова почему-то была чиста, как будто от передозировки информации моё сознание закоротило, и теперь я стала другим человеком. Что-то со мной произошло. Я уже не та, что была раньше.

Я встала с дивана, ощутив странную лёгкость в ногах. Я по-прежнему плохо видела сквозь пелену и боль в глазах. Мне нужна вода. Я хочу умыться.

Чуть ли не наощупь я пробралась из кабинета в коридор. Я заметила, что Дилан всё ещё спал в кресле, разглядела его очертание. Что ж, пусть спит, не стоит его будить. Придерживая дверь, я медленно закрыла её за собой и пошла по коридору, тускло освещаемому напольным светом, в поисках офисных туалетов. Они должны были тут быть, а там должна была быть раковина. И надеюсь, там будет заветная вода. Я невыносимо хотела умыть лицо.

Я прошла пол этажа, пока, наконец, не натолкнулась на две двери с треугольными фигурками мужчины и женщины. Нужная мне дверь была справа, и сразу же отворила её и вошла. Внутри было так же мрачно, как и в коридоре. Свет был странный, блёклый, но всё же был. Хотя я и не особо обращала на это внимание. Я приблизилась к раковине и с силой выкрутила вентиль крана. Вода с шумом вырвалась наружу и бурлящим потоком полилась в стальную раковину. Я даже чуть подскочила от неожиданности. Не думала, что вода будет так исправно работать. Впрочем, может это временно. Я уменьшила напор, набрала воды в ладони и брызнула себе в лицо. Ах, блаженство.

Вода омывала мои заплаканные глаза, высохшее как пустыня лицо, и я впервые в жизни ощущала, насколько это приятное чувство. Она была такой простой, бесцветной, беспристрастной. Сейчас я завидовала воде. Ей неведом страх, неведомо отчаяние, неведома… смерть. Хочу стать водой. Хочу утечь, и не знать ничего. Хочу, чтобы меня тут не было. Но я здесь. Вот она я, смотрю на себя сквозь зеркало. Кто я?

Передо мной вырисовывался мой понурый силуэт. Эта девушка смотрела на меня стеклянными глазами разных цветов из-под тяжёлых потемневших век. Белые волосы, едва касающиеся плеч, спутаны и взъерошены. Брови изогнуты горестными дугами, щёки впали. Некогда живые розовые губы стали бледными, как и кожа. Плечи будто срублены, с них даже моя куртка чуть ли не сползала, и руки были какие-то тонкие. Мне было грустно на себя смотреть.

И, тем не менее, я подошла к зеркалу ближе и заглянула в свои глаза. Моя гетерохромия меня никогда не смущала, напротив, мне нравилась эта врождённая особенность. Я вообще любила глаза, всегда считала, что это самое прекрасное в человеке. Я любила рассматривать их цвета и переливы, любила читать других людей в их глазах. Это было нечто волшебное в человеческой природе, словно не от мира сего. Мне всегда казалось, что через глаза смотрят наши души. Это представлялось мне таким романтичным явлением.

Наверное, к таким мыслям меня и привел мой генетический дар. Он наградил меня возможностью изучать. Изучать два разных цвета на себе одной. Меня это забавляло раньше. Я могла часам сидеть перед зеркалом и задаваться вопросом: «как же это так бывает?», глядя на свои глаза. Один голубой, другой карий. Как такое может быть? И вот сейчас я смотрела на себя, внимательно заглядывая сквозь зеркало в свои глаза. Голубой цвет правого глаза казался таким холодным, словно осколок льда. Словно в нём поселился мороз. А карий цвет напомнил мне о Дилане. И о его тепле… Дилан.

До сих пор я ни разу не задумывалась об этом, но… Интересно, какого ему сейчас? Он кажется таким непоколебимым, сильным. В его словах столько стойкости и оптимизма. Как у него это получается? Он же видел всё то же, что видела я, не меньше. Я на грани безумия. А он?.. Он ведь боится. Не думаю, что он боится меньше меня. После каждого мгновения, что мы узрели невозможно поделить страх на уровни и выстроить его в градации, по большей степени воздействия – он один, и неделим. И всё же, Дилан держится, помогая тем самым держаться мне. Откуда он черпает такую силу воли? Как он оправляется от этого поглощающего страха?

Надо вернуться к нему. Мне не по себе, когда я одна.

Я вышла из туалета, всё так же продолжая ощущать ту странную лёгкость в ногах, но, тем не менее, меня что-то с силой тянуло к земле. Оно было посторонним, это давление было не внутри меня. Откуда такая уверенность? Да просто голова моя сейчас была на редкость пуста. Она перестала трещать под наплывом зубодробящих ужасающих мыслей, меня перестало мутить и трясти. Я словно была в едва ощутимом слабом опьянении. А вот восприятие моё, напротив, вдруг стало кристально чистым.

Закрывая дверь, я взглядом выхватила что-то странное справа. Что-то, что я не заметила раньше. Справа была дверь в мужской туалет, и моё внимание привлекло тёмное пятно, отчётливо выделяющееся на стальной блестящей ручке. Я подошла поближе и присмотрелась. Багровая краска, облепившая ручку, определённо напоминала смазанный отпечаток руки.

Краска?

Туалет мужской. След явно от широкой ладони. Никто кроме Дилана не мог…

В мыслях что-то зашевелилось. Какое-то воспоминание, но его было так сложно поймать. Пытаясь добраться до него, чтобы выудить на свет, я завернула за угол и медленно пошла вдоль стены, следуя за дорожкой из маленьких тёмных капель, которые я не видела прежде. Они были редкими и прятались от взора в общей тьме, но я их всё же разглядела. И, в конце концов, они привели меня к самой дальней двери, на поверхности которой я увидела размазанные красные узоры и вмятины.

Кровь.

То была не краска! То была кровь. Я вспомнила. Его рука… Дилан. На костяшках его руки были раны. Как я могла забыть? Он…

Я, не медля, побежала по коридору обратно к кабинету. Отворив дверь, я притормозила, обнаружив, что парень всё ещё спит. Осторожно, стараясь не шуметь, я пересекла комнату и подошла к нему, присев на пол возле кресла, где он спал. Мой взгляд метнулся по его коленям, на которых покоилась израненная правая рука.

Ох, Дилан… Так он всё-таки не такой спокойный и непоколебимый, каким пытается выглядеть передо мной. Конечно, глупая, он же тоже человек. Теперь я поняла, что это произошло после того, как мы спустились с крыши. Когда я ничего не соображала. Когда он оставил меня в покое и ушёл за едой… Или не за едой? В любом случае, его рядом не было. Я впала в забвение, а он… в отчаяние. Мужчины по-своему проявляют свой страх. Нет, не проявляют – прячут.

Когда он вернулся ко мне, мне показалось что у него железные нервы, такое самообладание он демонстрировал. «Демонстрировал», вот именно. Он пытался показать мне, что он не боится, а если и боится, то держит себя в руках. Он не хотел, чтобы я знала, как ему на самом деле невыносимо плохо. Ещё бы, когда наш мир рухнул у нас на глазах, и всё изменилось до неузнаваемости. Как тут можно сохранять хладнокровие и оптимизм? Но он смог… Смог показать мне то, что от него требовалось. Потому что Дилан знал, что если сойдёт с ума он, то следом сойду с ума и я.

Кровь в трещинах на дереве, вмятины, капли на полу, треснутая кожа… Он ушёл как можно дальше. А потом сразу же промыл ссадины, чтобы не напугать меня. Сделал вид, будто всё хорошо. Он ведь мог сорваться при мне. Я же сорвалась… Но он скрыл все свои настоящие чувства. И, надо признать, скрыл очень умело.

Зачем тебе нужна была эта боль? Чтобы заглушить боль внутри?

Я взяла в свои ладони его руку. Я боялась его разбудить, но он даже не пошевелился. Мой взгляд изучающе осмотрел раны. Они уже постепенно затягивались, и поверх ссадин образовалась тёмно-красная корка. Но синяки на костях стали только сильнее. Синяки и кровь… Я уже и совсем позабыла, что не в первый раз вижу его кровь.

Глаза мгновенно переместились на лицо парня. Бледно фиолетовое пятно на левой скуле сходило, но по-прежнему не давало забыть о той ночи, когда он подрался. И разбитая бровь так и бросалась в глаза. Он защищал меня. И продолжает защищать. Физически, морально, любыми способами, как бы ему самому не было тяжело. Он ненормальный. Я хмыкнула и улыбнулась своим мыслям. Он удивительный…

Тут мой взгляд оторвался от его синяка, всё больше и больше отдаляясь, фокусировался на нём самом, а не на ранах.

Он спал, тихо, но как-то неспокойно. Его вид скорее напоминал состояние глубокого обморока, нежели сна. Чёрные ресницы иногда вздрагивали, мышцы вокруг глаз напрягались. Его тёмно-каштановые непослушные волосы хаотичными прядками ложились друг на друга и спадали на влажный лоб. Я не слышала его дыхания, хоть губы Дилана были слегка приоткрыты, но сквозь запястье я ощущала его пульс. И видела, как в тусклом свете он стучал в артерии на шее.

Мне было хорошо находиться рядом с ним. Мне хорошо, что он просто рядом. Ощущение его присутствия не давало мне сорваться в бездну сумасшествия. Я смотрела на него, и думала о том, что он за человек, и ради чего всё это делает? Он был такой ясный. И всё же я не могла до конца его понять…

Взгляд снова опустился к его руке, покоящейся в моих ладонях. Она была такая горячая. Тёмная запёкшаяся кровь исполосовывала костяшки пальцев. Я повернулась спиной к креслу, наклонила голову и, осторожно подняв руку Дилана, прижала её к своей щеке. По моему лицу сразу прокатился жар и дробь барабанящей пульсации. Я хотела перебинтовать его раны, но знала, что тут же разбужу его, ведь мне придётся снова рвать куртку. Позже. Я всё сделаю позже. А пока, пускай спит, а я просто посижу рядом с ним, пропуская через себя его сердцебиение.

Я закрыла глаза.

Что там происходит? Что там, за стенами и окнами? Что творится с этим миром?

В темноте под опущенными веками всплыл образ той огромной кошмарной двуногой пушки. Она вселяла в меня неконтролируемый ужас. Да и стоило ли объяснять почему? Она несла смерть, без слов и вопросов, истинную смерть. Она не имела жалости, она просто уничтожала. Как уничтожила того человека… И сколько ещё людей? Неизвестно. И единственная ли она там? Сомневаюсь.

Но она казалась не живой… То есть, не была похожа на нечто разумное. Она скорее была машиной, чем разумным существом, что могло по своей воле… прийти… сюда.

А то слово на стене – «Призраки»… Исполинские пушки не могли быть тем, что люди назвали бы Призраками. Ничто в их виде не могло вызвать такую ассоциацию, даже мысли подобной не вызывало. Но тогда что это значит?

Кажется, лишь одно… Это – далеко не всё, что мы видели. Нет. Нет, нет…

Глава 12. Смирись или сдайся

Когда живот вдруг свело и раздалось его недовольное урчание, я поняла, почему моё отражение в зеркале было таким измождённым. Ни я, ни Дилан так ничего и не поели вчера, не считая утра возле придорожного кафе. Оно и понятно, нам обоим было совсем не до еды. Хотя нет, Дилан всё же об этом подумал, пока я сидела в отключке. Он принёс откуда-то еду – плохо вспоминается откуда, – уговаривая меня поесть. Яблоко лежало прямо в моей руке, но я так ни к чему и не прикоснулась. Да и он с тех пор не ел. Плохо… Надо есть, если не хотим умереть голодной смертью.

Я была на удивление рассудительной. Не знаю, как мой мозг с этим справлялся, но получалось у него весьма сносно.

Потирая замлевшие ноги, я поднялась с пола, и ещё раз окинула взглядом парня. Он по-прежнему спал, и я знала, что нужно перевязать его руку до того, как он проснётся. Не хочу заставлять его объяснять мне, где он заработал эти раны. Да и он, думаю, будет только рад, если не придется, стиснув зубы, говорить мне правду. Если он не желал показывать мне это сразу, значит, предпочитает, чтобы его страхи оставались при нём. И кто я такая, чтобы его порицать?

Я сняла куртку, положила её на диван, и, стараясь как можно меньше шуметь, оторвала от подкладки ещё один лоскут, на сей раз намного длиннее. Раздался приглушённый треск, Дилан чуть поморщился. Я замерла. Парень тяжело вздохнул и что-то негромко простонав, отвернул лицо в сторону. Но не проснулся, это хорошо. Осмотрев кусок ткани, я прикинула, хватит ли того на руку Дилана, и осторожно приложила его к израненным костяшкам пальцев.

Тут уж я не мешкала. Быстро обмотав кисть руки лоскутом, я связала два конца на его запястье и сразу же встала. Веки парня задрожали, я поняла, что с минуты на минуты он откроет глаза. Отлично, пусть пока приходит в себя, а я схожу за едой.

Я отворила дверь, и тихо выскользнула из кабинета. Не нужно было напоминать мне, где осталась лежать еда, что добыл Дилан. Но тело моё противилось вновь приближаться к окну. А что, если оно всё ещё там? Я затрясла головой, пытаясь переубедить саму себя. Ведь ничего странного… страшного я не замечала среди очертаний высоких зданий. Город за окном снова впал в неестественно безмолвное умиротворение. И всё тот же мутный белый свет рассеивался, не в силах пробиться сквозь плотные облака.

Ладно… Бояться нечего… нечего, – внушала я себе, медленно подступая в стене, у которой очнулась после вчерашнего визита на крышу. Уже издалека я разглядела пачки с арахисом, печенье, бутылку воды и то самое яблоко, беспризорно валяющиеся на полу. И решив не испытывать судьбу, я в темпе подбежала к находке, собрала всё в охапку и подскочила, собираясь сразу же убраться отсюда. Но меня всё-таки привлёк спокойный и неподвижный пейзаж по ту сторону стекла. Там не было и намёка на чьё-то присутствие, и я всё-таки остановилась.

Медленно потянувшись к окну, я выглянула на улицу внизу. Перед глазами тут же всплыло воспоминание об остановившемся на бешеной скорости красном автомобиле, в ужасе бегущем мужчине, и… Сердце с силой стукнулось о рёбра, и я сглотнула горький ком, подступивший к горлу. Но сейчас там было пусто, тихо, словно бы всё замерло в ожидании чего-то. Пусто? Да, действительно пусто – на дороге не было даже той самой машины, что так резво вылетела прямо перед неминуемым и безжалостным врагом. Зато было кое-то другое на её месте. Я чётко разглядела неровный вздымающийся холмик серебристого песка именно там, где затормозил загнанный водитель.

Сразу трудно было сложить два и два. Сперва я глупо уставилась на этот песок, рассеянно стараясь склеить мысли и воспоминания в разумную и рациональную догадку. Но когда порядок в голове более или менее восстановился, я сообразила-таки, что этот песок и был тем самым автомобилем. Точнее, то, что от него осталось.

Та пушка стёрла в порошок не только человека, но и машину, из которой он так отчаянно бежал.

Пыль, песок… Это ведь останки, так? Останки людей, гражданских и военных, что метались тут как муравьи, когда всё только началось; автомобилей, автобусов, грузовиков. Бог знает, что ещё было в этой пустыне, покрывшей город плотным серым слоем. Мне стало дурно. Не могу… Не могу об этом думать. Меня зашатало и накренило, пока я не стукнулась плечом о стекло. Унимая подступившую тошноту, я собрала своё разбредающееся тело в охапку, и повела обратно в наше какое-никакое, но укрытие от бросающего в дрожь внешнего мира.

Когда я вошла, Дилан как раз только продрал глаза. Он неуклюже придвинулся к спинке кресла, сонным взглядом посмотрев на меня. Я сжала губы и прошла к столу, сваливая на него еду. Знаю, что где-то между тем, как я отворила дверь, и тем, когда я оказалась возле стола, он заметил повязку на руке. Я просто почувствовала в воздухе эти несколько секунд его смущения и неловкости. Но, как я и полагала, он не захотел об этом говорить.

Мне кажется, Дилан тоже изменился после пробуждения сегодняшним утром. Пока мы завтракали нашим сухим пайком, я обратила внимание, что он держится иначе: осанка сутулая, вымотанный беспокойный вид, да и весь он был очень напряжён. Было похоже, что он непрерывно о чём-то думал, сжимая губы и сдавливая свои руки в запястьях. Но при этом парень стал выглядеть… взрослее.

Мы не очень-то разговаривали пока ели. Ни мне, ни ему нечего было сказать. По крайней мере, мне так точно на ум ничего не приходило. И вот, когда мы с голода сточили всё, что я принесла, Дилан встал, взволнованно походил из стороны в сторону как тигр в клетке, и, опустившись на пол, заговорил:

– Нам надо уходить, – тихо, но твёрдо сказал он.

Я вскинула брови, но он, кажется, не заметил этого. Парень сидел на полу, сложив руки на согнутые колени, и кусая нижнюю губу. Я села перед ним.

– Куда?

– Не знаю. Но здесь нет смысла оставаться.

– И куда мы пойдём? – спросила я, стараясь не выдавать озадаченный тон, и небрежно вытянула ноги на полу.

Дилан тяжело вздохнул. Некоторое время он молчал, а потом снова хрипло выдохнул и закрыл лицо ладонью.