Текст книги "Мадам Арабия"
![](/books_files/covers/thumbs_150/madam-arabiya-262936.jpg)
Автор книги: Анна Фро
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Мадам Арабия
Анна Фро
Корректор Светлана Липовицкая
Иллюстратор Елена Чеснокова
© Анна Фро, 2023
© Елена Чеснокова, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0059-2930-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
![](image0_6373b97df3b2e200070de77d_jpg.jpeg)
![](image1_6374f651fe8447000715b49c_jpg.jpeg)
С глубокой благодарностью к Зое Звягенцевой,
Александре Королевой, Екатерине Дворецкой,
которые держали меня за руку,
и к Mireia Estrada, давшей мне крышу над головой.
⠀
⠀
⠀
H. D. M. – If the writer will falles in love with you,
You can never die but
Live forever
(Internet says that it is by Mik Everett)
![](image2_6374f6fcaf2b6f0007912711_jpg.jpeg)
Данное произведение является художественным, любые совпадения имен, названий, биографических фактов, а также географических координат – случайно.
Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.
Пролог
Из крана мерно капает вода.
Я ворочаюсь, тяжело открываю глаза. Мне удалось уснуть или я так и пролежала все эти часы? Рука привычно обнимает плюшевую собаку, прижимая ее к животу. В комнате душно, рядом, разметавшись по постели, сопит моя подружка Белка. На тумбочке тускло поблескивает золотое кольцо – прощальный подарок. Мобильный светится в темноте, экран показывает три часа ночи.
Хуссейн улетел в Эр-Рияд трое суток назад, почему до сих пор никаких вестей?
Я пробираюсь к нашей маленькой кухне, состоящей из стойки и раковины в углу. Стараясь не громыхать металлическим ковшиком, в полумраке варю масалу11
Индийский чай, варится на основе черного чая с добавлением молока и специй, как правило сдабривается большим количеством сахара.
[Закрыть], процеживаю пахучую молочно-коричневую жидкость через ситечко и, аккуратно прикрывая за собой дверь, вываливаюсь из студии на освещенный балкон этажа. Здание погружено в сон, ящерицы и мошкара, слетевшиеся на свет, – и те дремлют, замерев по углам причудливым узором. Можно выдохнуть, поставить кружку на каменные перила и уставиться в темноту, где шевелит листьями манговое дерево.
Последние дни – сплошной невнятный сумбур. Утром после прощальной попойки наш с Хуcсейном дом на первом этаже был разгромлен, вещи раскиданы в беспорядке по комнате. Я проснулась с чувством умиротворения в груди и в твердой уверенности, что Хуссейн никуда не едет. Мой любимый араб спал, крепко прижимая меня рукой к своему боку.
Его отъезд переносился больше месяца: сначала Хуссейн менял билеты, чтобы побыть со мной подольше, потом начались проблемы с полицией. Из-за overstay22
Ситуация когда человек, находясь в другой стране, превышает срок пребывания по визе (англ.).
[Закрыть] ему отказали в праве на вылет и потребовали переделать exit permit33
Разрешение на выезд (англ.).
[Закрыть]. Наконец день назначен, но, несмотря на устроенную накануне вечеринку с песнями, плясками и Hennessy, я не верила в происходящее; мирно выскользнула из кровати и стала готовить завтрак.
Хуссейн появился в дверях хмурый, помятый, одетый в хлопковые шорты с карманами, белую футболку и модные разболтанные кроссовки. Он поскреб лысину, пожаловался на похмелье и боль в животе, отказался от еды и начал собирать сумки. Я помогала ему, как помогают делать что-то заведомо бессмысленное, – например, готовятся к приходу гостей, наверняка зная, что они не явятся, – то есть лениво и без особого усердия. Но вот вещи все же упакованы в чемоданы и рюкзаки, Хуссейн открывает ящик сейфа, достает красную бархатную коробочку, смотрит виновато.
– Я кое-что забыл, baby44
Малыш (англ.).
[Закрыть].
Я опускаю ресницы и демонстрирую равнодушие, хотя ждала этого момента с нетерпением.
– Помни обо мне всегда.
Он надевает мне на безымянный палец левой руки тонкое золотое кольцо в типичном индийском стиле: ярко-желтый металл и прозрачный крупный цветок из камней. Мы берем вещи и выносим из дома. На улице солнечный, яркий день; блестит зелень, парковка полосата от теней и бликов. Синяя «сузуки» стоит у порога с распахнутыми дверями и открытым багажником, готовая везти в аэропорт.
Во дворе происходит потасовка: приехал индус, у которого худющий и высокий парень-араб Азиз месяц назад арендовал скутер. Индус красен, потен и зол, он машет руками, указывая на байк, который весь побит и поцарапан. Хозяин требует ремонта и денег, Азиз трясет кудрявой головой, скалит выбитые зубы и платить не хочет. Во двор тут же высыпает еще десяток соседей-арабов, прибегает смотритель дома индус Кристиан, и начинается общая свалка – с криками «La-la-la-la!»55
Нет-нет-нет-нет! (арабск.)
[Закрыть], спорами на ломаном английском и руганью на хинди и арабском. У нас появляются верные шансы опоздать на рейс, но ссора заканчивается так же быстро, как и началась. Все разбегаются по квартирам, а мы с провожатыми садимся в машину и выезжаем из ворот Happy Residency.
Несколько остановок с прощальными объятиями в Пуриме возле нашей школы, забытый Хабибом свитер, из-за которого он поехал обратно домой на байке и нагнал нас по дороге, – и мы паркуемся на подъезде к куполообразному стеклянно-металлическому зданию Даболима, единственного аэропорта в штате, вытаскиваем чемоданы, и плотная толпа идет к табло и входу на посадку. Хуссейна и Хабиба окружают Юсуф, Халим, Муслим, Азиз, Джамал, малышка Ли… Белка держится поближе ко мне, а мне по-прежнему кажется, что все это не всерьез, пока парням не приходит время становиться в очередь на вход, после которой из аэропорта уже не выпускают.
– Беби, поцелуй меня.
Хуссейн пытается обнять, я неловко уворачиваюсь. Мне неудобно перед друзьями, и я расстроена, точнее даже не расстроена, а обижена и рассержена. Как он смеет улететь и оставить меня одну? Я с независимым лицом отступаю в сторону, к металлическим перилам ограждения, где и стою до тех пор, пока Хуссейн с Хабибом, покивав всем, не исчезают в здании.
Мы нестройно плетемся обратно на парковку; я игнорирую полные сочувствия попытки Ли поддержать меня и, замкнувшись в себе, молчу всю дорогу до дома. На подъезде к Калахаре приходит сообщение от Кристиана: «Мне нужны ключи от комнаты Хуссейна». Она напоминает разворошенную нору, когда мы с Саней выносим остатки имущества: кастрюли, специи, одеяла, рис. Потом я, не произнося ни слова, отдаю Кристиану ключ и поднимаюсь к себе наверх. Мы расставляем вещи по полкам, развешиваем фотографии, кладем посуду в шкаф. Последней крепим к зеркалу общую фотографию – я, Хуссейн, Белка, Хабиб и Абдулла в Мумбае, на фоне Ворот Индии.
– Уехал – как умер. Все забрали, поделили, и словно не было человека, – мрачно иронизирует Саня, когда мы завершаем последнюю ходку, оставляя темную квартиру Хуссейна совершенно пустой. С улицы она зияет угрюмым провалом, как пещера, в которой никто никогда не жил. В нашей комнате я ложусь на кровать и тупо пялюсь в потолок.
На другой день мы впервые выезжаем в школу одни, на байке: я – в длинном платье и хиджабе, Белка – в джинсах и футболке. По узкой дорожке между пальм Саня ведет медленно, смотрит внимательно, стараясь не пропустить нужный поворот, не потерять управление, подпрыгнув на speed breaker66
Лежачий полицейский», возвышение на дороге для сброса скорости (англ.).
[Закрыть], которыми утыкан весь путь. На руле болтается и поет колонка, которую Нельсон привез моей подружке из Дубая. По обочинам мелькают заросшие нежно-зеленой травой поля, которые мы обычно проезжали с Хусcейном, попадаются маленькие магазинчики, сложенные из фанеры и до крыши набитые всякой всячиной, и белые католические церкви.
В Пуриме, в кофейне через дорогу от школы, мы перехватываем привычно плохой кофе в бумажных стаканчиках и поднимаемся по лестнице в маленький холл Englaterra. Здесь знаком каждый миллиметр: отштукатуренные белые стены, стол, за которым сидит администраторша Рашми, черный кожаный потертый диван и раздвижные двери в классы. Из-за одной из них выпархивает Рати, преподаватель vocabulary, стройная индуска с миндалевидными глазами, хорошенькая, любопытная и подвижная.
– Энни! – Глаза у нее полны сочувствия и беспокойства. – Хуссейн улетел? Как ты? Какое красивое кольцо! – Она хватает мою руку и с жадностью рассматривает. – Он сделал тебе предложение?..
– Это всего лишь кольцо, Рати. Оно ничего не значит…
– Очень, очень красивое, – спокойно подтверждает Teacher Lala на грамматике, подходя ко мне поближе, чтобы показать что-то в учебнике. Она немолода, умна и смотрит проницательно. Школа маленькая, все всё про всех знают.
Teacher Lala кивает коротко остриженной головой, возвращается за преподавательский стол, и урок идет своим чередом. Я чувствую себя хорошо, гораздо лучше чем предполагала и боялась. Мне просто очень хочется домой, к Джамиле – к моей любимой подруге, к моей почти сестре.
– Habibi!77
Моя любовь (арабск.).
[Закрыть]
Мы въезжаем с Саней во двор нашего дома, я спрыгиваю с байка и бегу прямиком к ее квартире, сбрасываю тапки у порога, барабаню в дверь. Спустя несколько минут внутри слышатся шаги, знакомый голос кричит: «Энни, подожди, я надену абайю!» – и дверь раскрывается, впуская меня в прохладный холл, где стоит, смеясь, моя кудрявая арабка, мое сердце, часть моей души – моя Джамиля, что в переводе значит «красивая, прекрасная». Я обнимаю ее и целую в волнистые волосы.
– Ты почему в школу не пошла? – делано возмущаюсь я. – Kisela!88
Ленивая (арабск.).
[Закрыть]
– Султан проспал, – беспечно отмахивается Джамиля. – Я тоже вчера поздно легла, до утра чатилась с родными. Садись, будем пить кофе!
Я кидаю рюкзак в угол, подключаю телефон к зарядке. В этом доме я чувствую себя как в собственном: беззастенчиво заглядываю в холодильник, сама ставлю вариться кофе и отчитываю хозяйку за немытую посуду. Джамиля снова смеется, я ловлю ее руку, целую и прижимаю к груди. Пока она со мной, Хуссейн может лететь в хоть в Саудовскую Аравию, хоть куда угодно. У меня вздрагивают губы: Джамиля тоже скоро уезжает, через две недели ее не будет рядом. Вместе с ней отбудет и ее брат Султан. У меня в душе нарастает паника: Хуссейн, Джамиля, Султан – моя семья, мой дом, как они вообще могут куда-то уехать?
Я стискиваю зубы, но это не помогает, слезы капают на прямо на кофейный столик, тяжелые, частые, крупные. Джамиля переодевается в соседней комнате, она не увидит, а если увидит – не удивится. В последние недели я плачу так много, словно во мне открылся кран, через который вытекает море.
Я. Не. Могу. Без них. Жить.
Хуссейн
Наш дом – деревня Калахара, красно-кирпичного цвета трехэтажное здание, окруженное пальмами. Мы – это я и Белка, Джамал и Ли, Хуссейн и Хабиб, Азиз, русский парень Рома и еще несколько человек, которые то вселяются в дом, то выезжают из него так быстро, что мы не успеваем их запомнить. У нас длинные балконы на втором и третьем этажах, на которых удобно по утрам пить масалу и болтать по телефону; крыша, с которой виден двор с парковкой (если смотреть вниз) и звезды (если смотреть вверх). Между двумя крыльями здания – мраморный лестничный пролет, сбоку от дома – манговое дерево. Над подъездом гордо блестят на солнце золотые с голубой отделкой буквы «Happy Residency». Village99
Деревня (англ.).
[Закрыть] Калахара расположена между районным центром Мапса, поселком чуть побольше Пуримом и столицей Панаджи. В нескольких километрах от нас – море. Мы в Индии, штат Гоа.
Просыпаясь каждое утро и глядя из дверного проема в синее небо, я молюсь – без формы и без системы благодарю Бога с неизвестным мне именем. Дом полностью оправдывает свое название – я счастлива в нем, как не была никогда в жизни.
Мы с Саней-Белкой вылетели в Индию в начале промозглого московского ноября 2016-го. Этому предшествовал долгий мрачный период моей жизни, когда я тенью бродила по квартире, не понимая, почему несчастна. Внешне все обстояло великолепно: у меня были здоровые родители, своя квартира в Москве, два высших образования, приличная внешность и престижная работа на телевидении. Близилось тридцатилетие: я с ужасом обнаружила, что все, что у меня есть, не приносит радости. Я вроде была перспективной журналисткой, но по карьерной лестнице как-то не двигалась, славы не хотела и даже ее побаивалась, а деньги особо не любила. Семь лет назад родители помогли купить однушку в зеленом районе, и я засела в ней, как одинокий зверек в клетке: для меня одной она была непомерно огромной, а выйти замуж не получалось, хотя я очень старалась. Мужчины появлялись и исчезали, они были по-своему неплохими, но ни с одним из них не удавалось построить крепкие отношения; я не хотела ребенка настолько сильно, чтобы родить его «для себя». В целом я страдала, но как-то привычно: мне не приходило в голову, что можно по-другому. Все вокруг существовали похожим образом. Я, впрочем, посещала психотерапевта, пытаясь разобраться в себе; были периоды простоя в съемках, когда он оставался моим единственным собеседником на недели. Очередной масштабный проект на работе подошел к концу; наступающая зима с ее холодом и долгими темными вечерами пугала меня до смерти. Я просыпалась по ночам и, глядя в темноте на стену, думала о том, что жизнь проходит мимо.
Белка нашлась сама: она собиралась зимовать в Азии и искала попутчицу. Саня уже была в Гоа и жаждала туда вернуться. Мы обменялись сообщениями в vk (она жила в Архангельской области) и встретились, когда она была проездом в Москве. При виде Белки я вытаращила глаза, выронила ключи на пол и на несколько минут лишилась дара речи.
Между нами не было ничего общего. Ей двадцать, мне вот-вот стукнет тридцать, она из региона, я «из самой столицы!»; она высокая худенькая блондинка с нарощенными ресницами, эффектная, охочая до развлечений, украшений, платьев и мужчин, хищница, подвижная и любопытная, пробующая на зуб все новое; я – полная, низенькая и смуглая, безобидная, словно травоядное, привыкшая изо дня в день опасаться окружающего мира, быть для всех удобной и не выходить за рамки личного «загона». Саня окончила только колледж и работала администратором в салоне красоты; я была увешана дипломами, грамотами и сертификатами об окончании курсов, как породистая овчарка-медалистка, моим главным козырем и наивысшей гордостью был журфак МГУ. Разница в образовании и статусе была очевидной, количество приложенных усилий и потраченного времени – тоже, а итог, как казалось уязвленной мне, – обидно незакономерным. Саня была довольной собой и невозмутимой, я – потерянной и неуверенной. Меня учили много работать и «за это воздастся», к тридцати я устала до смерти и разочаровалась до глубины души. Основанная «ни на чем» самоуверенность Белки, привыкшей брать все, что ей нужно, вызвала у меня прилив раздражения. «Мы не сойдемся», – мелькнуло в голове, когда Саня поставила на пол сумку-портплед и ушла в ванную мыть руки. Совсем не так я представляла себе человека, с которым предстояло прожить полгода в самой тесной близости.
Однако Белке удалось успешно столкнуть меня с мертвой точки. Для меня поездка в Индию была смутной, эфемерной идеей, а для нее – очевидным планом, который она воплощала, не испытывая сомнений. Было стыдно признаться ей в своих комплексах, приходилось изображать невозмутимость и действовать. Помогал в подготовке и мой друг Коля – страстный любитель Индии, мечтавший и сам туда уехать на год-другой. Эти двое синхронно двигали меня в пространстве с силой и энергией локомотивов: Белка присылала ссылки на тематические группы в соцсетях, билеты по скидкам, цены на визы и условия их получения; Коля привозил индийские фильмы, которые смотрел со мной вместе, присылал статьи тех, кто уже съездил, и взывал: «Это же шанс, который выпадает раз в жизни!» Наконец ситуация достигла критической точки: нужно было покупать билеты.
Глубокой ночью Коля забрал меня с подработки – окончательно разочаровавшись в жизни, я бросила журналистику и выживала, подрабатывая бариста в кафе неподалеку. Коля, архитектор по образованию, по ночам бомбил таксистом: он приехал на машине с логотипом и шашечками, привез меня домой и усадил перед экраном ноутбука. Я ерзала на стуле и тряслась.
– Не уходи, пока я не возьму билет… – попросила я моляще.
Он кивнул и сел в кресло рядом. Мы вышли с Саней в скайп и вот так, вися на связи из разных частей страны, купили билеты: Москва, Внуково – Гоа, Даболим.
В следующие дни казалось, что на меня обрушился дом. Я оказалась перед горой дел, которые разгребала одновременно: мы с Колей мотались в магазин стройматериалов, шпаклевали и шкурили стены (холл был недоделан, а квартиру на период отъезда я собиралась сдавать), параллельно я собирала документы на визу и искала девушку, которая жила бы вместо меня и платила аренду. По ночам, с огромным трудом забывшись сном, я видела кошмары, что в Индии выпаду из поезда, меня изнасилуют, я заболею желтой лихорадкой, банковские карты не будут работать, а наличку воры вынесут из дома во время нашего сна. Я много лет проработала в программе, посвященной разным видам социальных проблем, российских и международных; мне казалось, что как только я выйду из привычной, обжитой, хоть и нелюбимой, квартиры, то стану жертвой бед и мошенников всей Земли. Кошмары были настолько реалистичными, что, проснувшись посреди ночи, я обнаруживала челюсть накрепко стиснутой от напряжения: приходилось массировать скулы пальцами, чтобы снять боль. Мне ужасно хотелось променять опасный манящий мир за порогом на тоскливую безопасность, признать: я слабая, я не могу, мне страшно, я сдаюсь! Зарыться лицом в подушку и не выходить из дома: да, несчастная, зато живая!
Обмирая от страха, я все же двигалась в заданном направлении: меняла рубли на доллары, фотографировалась на визу, заполняла анкету (это пришлось делать семь раз!). Каждый шаг вызывал миллион вопросов: что писать в том или ином пункте? Подойдет ли снимок? Какая нужна страховка, учитывая срок пребывания? Я спотыкалась по ночам о банки с растворителем и краской, пила чай с коньяком, виски, валерьянкой и пустырником. Документы приняли, и, хотя я втайне мечтала об отказе, посольство напечатало мне визу – полугодовую, дабл.
Мой багаж был минимален – маленькая сумочка для денег и бумаг, рюкзак с ноутбуком, дорожная сумка, полная антисептиков, тампонов и туалетной бумаги (на каком-то из форумов я прочла, что индусы ей не пользуются, подмываясь после туалета). Из одежды – купальник, платье, штаны, футболка. Все.
Знакомые улыбчиво интересовались: как ощущения накануне отлета? Мне хотелось ответить: «Прогресс – почти не теряю сознание при мысли об этом». Это было правдой – я старалась не думать о будущем, собиралась и считала дни. Я думала, что в принципе могу, если что, сбежать из аэропорта.
Все вдруг разом закончилось: мы отпраздновали мой тридцатый день рождения, доделали с Колей холл, я нашла девушку Олю, которую устроил срок аренды в пять месяцев. В ночь вылета я была абсолютно спокойна, даже спала. Коля дремал на раскладушке рядом. По будильнику мы собранно встали, выпили кофе, и, проверив вещи, я спросила:
– Ну что, повесим напоследок люстры?
И за полчаса до выезда в аэропорт Коля меланхолично отключил в квартире электричество и принялся присоединять плафоны. Закончив, мы сели в машину и покатили по серому шоссе, подпевая звучащему из динамиков Бобу Марли. Во Внуково, поставив вещи в очередь, Коля слегка обнял меня, пожелал удачи и уехал. Через двадцать минут подкатила Саня с молодым человеком Вадимом, который квохтал вокруг нее, как курица вокруг цыпленка; Саня в обтягивающих лосинах и блестящей курточке небрежно от него отмахивалась. Мы попрощались, перемотали сумки пленкой и пошли на регистрацию.
Вылетели чудом: за сутки погода менялась несколько раз, ломая прогнозы и графики: —7, 0, +2. Взлетно-посадочные засыпало снегом, который сменялся моросью, потом подмораживало, и лужи превращались в лед. В Москве наблюдалось редкое явление – ледяные дожди, из-за которых всё в городе покрылось застывшей водяной коркой. Отменили десятки рейсов в Домодедово и Шереметьево, но нам повезло: поднялись в воздух вовремя, приземлились в транзитном Дубае в срок. На выходе из самолета окатило теплой волной – несмотря на наступившую ночь, держалось +28. По аэропорту вышагивали арабы в белых одеяниях, сидели индусы, русские деловито осматривали полки в дьюти-фри. Кофе стоил шесть долларов, пришлось ограничиться водой и собственными бутербродами (в эконом-классе кормили только за доплату). В полночь самолет вылетел из Эмиратов в Индию.
Перед поездкой я познакомилась по интернету с некоей Людмилой, которая летела в Гоа в пятый раз и на весь сезон. Она проконсультировала, что и как брать, пообещала таксиста, который встретит в аэропорту, и по прибытии – комнату за 300 рупий в сутки, дней на десять, пока не найдем постоянное жилье. Людмила была энергична и деловита, я очень на нее рассчитывала. Что что-то идет не так, я поняла, когда Людмила попросила меня взять нетяжелую, но объемную сумку – с костюмами Деда Мороза и Снегурочки для детей детского садика, который она организует в Арамболе1010
Поселок в Северном Гоа, где селится большинство русских.
[Закрыть]. Везти чужие вещи я не хотела (в них могли быть наркотики, драгоценности, контрабанда), но после того, как нам пошли навстречу с жильем и транспортом, отказаться было трудно. Вскоре выяснилось, что сумку нужно забрать у подруги в соседнем районе, так как сама Людмила привезти ее не может. Я попросила Колю заехать, и снежным вечером угрюмый мрачный мужчина в трениках закинул нам весомую поклажу в багажник.
В тот же день, сидя дома на кухне, я получила длинное тревожное сообщение: «Аня, у нас такая ситуация… Мы не рассчитали с весом. Несколько сумок, около 50 килограмм, улетая, пришлось оставить в аэропорту в камере хранения. Умоляю! Заберите их, оплатите камеру хранения и добавьте себе в билеты дополнительный багаж. Я все переведу на карту! Это для детей!»
Нервы, и без того натянутые, напряглись до предела. Из мессенджера одним за другим сыпались сообщения: «Вы – моя последняя надежда!», «Мне остается только умолять!», «Это же вам ничего не стоит, я готова перечислить деньги прямо сейчас!». Но таскать по аэропорту такой вес было проблемой, а учитывая риски, связанные с содержимым, – безумием. При этом я понимала, что отказаться – значит почти стопроцентно остаться без жилья по прилету. И все это – за сутки до отъезда.
Я паниковала, Белка оценила ситуацию быстро и трезво:
– Брать не будем.
И Людмила, получив отказ, больше не писала.
Мы сели в Даболиме в четыре утра по местному времени. Огромная очередь прошла быстро, на визовом контроле нам поставили штамп о прибытии, швырнули на ленту транспортера сумки – Welcome to Goa!1111
Добро пожаловать в Гоа! (англ.)
[Закрыть] – и мы, волоча вещи, вышли из стеклянных дверей в теплую и пыльную темноту Индии. За полчаса бесплатного интернета в аэропорту я успела отправить Людмиле сообщение: куда привезти сумку с костюмами? Пришел ответ: оставьте таксисту, который вас забирает. Было ясно: с комнатой нас больше не ждут. По счастью, хотя бы таксист оказался на месте, с табличкой, на которой было криво нацарапано «Anna Frolova». Машина была грязной и засаленной, одна из дверей не работала. Мы затолкали сумки внутрь и поехали по бесконечно длинной дороге со встречными огнями и пальмами. Чтобы получить визу, я и Cаня бронировали на букинге хостел, а потом его отменили. Теперь это был единственный адрес, который имелся на руках.
В Арамболь машина въехала спустя час-полтора. За это время начало светать, и мы расширенными глазами наблюдали виды из окна: туман, пальмы, реки с мостиками и залитые водой зеленеющие поля. Дома ветхие, скособоченные и жалкие перемежались с крепкими элегантными особняками, окруженными цветущими деревьями и лужайками. Стены жилья пестрели красным, фиолетовым, зеленым, желтым; лесенки, перила и отделка белые. Повсюду громоздились горы мусора. Вдоль дорог вереницей стояли скутеры, проезжая часть была раздолбана так, что нас болтало из стороны в сторону до тошноты. На остановках и на земле, в пыли, спали нищие, укрываясь обрывками одежды и картонками, и дремали тощие лишайные собаки.
Резко свернув в переулок, водитель забрал у нас двадцать долларов, высадил во дворике хостела, развернулся и уехал. Мы растерянно озирались. Это было жалкое, скособоченное здание желтого цвета, невозможно грязное, двор закидан пластиковыми стаканчиками и бутылками из-под рома, тут же находилось закопченное здание кухни с черными от сажи жаровнями. Рядом нагло высилась гигантская мусорка. Было безлюдно и тихо. Хостел спал. Мы с Саней молча смотрели друг на друга. Слов не было, как не было ни одной мысли в голове.
– Пойдем на пляж?
Мы спустились по скользкой тропинке между заборами к песчаному побережью. Над Аравийским морем занимался рассвет, небо, обложенное облаками, было серым до горизонта. Вытащенные из воды и накрытые сетями, стояли деревянные, с облупившейся краской лодки. То тут, то там спали коровы, сбившись в стайки. Мы бросили сумки на песок и сели на них; подбежали собаки, завертели головами, прошли мимо ранние рыбаки-индусы. Около часа мы усиленно пытались сосредоточиться. Голова по-прежнему была светла и пуста. Накрыло странное, потрясающее чувство: у нас ничего нет – ни жилья, ни мыслей, ни надежд, зато – безграничный незнакомый мир вокруг. Задул прохладный бриз, у ног плескались волны…
Бессмысленно просидев больше двух часов, мы подхватили вещи и вернулись к хостелу. На стук в двери вышел сонный пожилой индус, который тут же поднял на ноги всю семью – двух сыновей, жену и дочек. Старший сын стал внимательно рассматривать отмененную бронь (мы заявили, что она должна быть актуальна – в нас уже начал проникать индийский дух предприимчивости). Наконец молодой хозяин взял листок с букингом, связку ключей и повел нас куда-то в глубь двора, ловко лавируя между скособоченными столиками и собачьими фекалиями.
Комната, которую нам предложили, была, видимо, предназначена для йогов-аскетов. Из мебели лишь кровать, стул, занавески. Душ совмещен с туалетом. Вентилятор сломан. Белье на кровати застиранное и в пятнах. Цену выставили по местным меркам бешеную – восемьсот рупий. Но мы смертельно устали и были готовы спать хоть на полу. Выложив пятьдесят долларов (хозяин заявил, что либо живем минимум трое суток, либо он нас не поселит), я и Белка еще раз огляделись. Серые от нечистоты подушки было решено обернуть полотенцами, а ложиться отдыхать в одежде. Затянув капюшоны на головах, мы залезли под покрывало, под которым, судя по виду, уже спала тысяча индусов.
Нас разбудил петух. Пернатая скотина надрывала глотку, напоминая: мы в Индии, середина дня в разгаре, пора вставать и идти на поиски жилья. Мы были помяты со сна, я не могла продрать глаза, а на щеке у Белки отпечатался уголок подушки. Вещи лежали на полу горками: единственный стул мы заняли под полотенца, косметику и мои контактные линзы. Отовсюду неслись звуки: слышались шаги, громкие голоса, плач детей, разговоры, гроханье дверей и дребезжание посуды. Стены в доме оказались настолько тонкими, что было слышно, как в соседней комнате кто-то писает. Мы с мучительным трудом вылезли из-под покрывала и выбрались на улицу.
При дневном свете картина была убийственная. Местность ожила, всюду бегали, сидели, ели, чистили зубы, сплевывая прямо на пол, развешивали по веревкам белье. В двух метрах от нашей комнаты располагался ресторанчик, принадлежащий хостелу, – несколько столиков, покрытых клетчатыми скатертями, на каждом свеча в пластиковом плафоне. В креслах и на деревянных помостах балдели нетрезвые гости с бутылками пива. Еду для них таскали из той самой черной кухни у нас под носом.
Было пекло.
Улица Арамболя, на которую мы попали, осмелившись завернуть за угол хостела, шокировала до столбняка: несколько секунд я озиралась, не понимая ни что происходит, ни куда двигаться. Первородный хаос как он есть: по обеим сторонам дороги длинные торговые ряды, в которых висят прямо под солнцем, выгорая, штаны-аладдины, юбки и платья; лежат горы фруктов, продаются кальяны, ароматические палочки, высятся горки чая и специй. По улице невозмутимо идут коровы и несутся, обгоняя друг друга, скутеры. Тут же готовят еду и кладут, грохоча кирпичами, тротуарную плитку. Над всем этим – пыль, крики «Come, come, my friend!»1212
Подойди, подойди мой друг! (англ.)
[Закрыть], сигналы байков и машин. Все это – в раскаленном дневном зное.
Мы с Белкой шли вдоль дороги, рассматривая свисающие со столбов-трансформаторов провода, перепутанные так сильно, что образовывали над головой что-то вроде паучьей сети. По уличными канавам текла вода, вокруг зеленели буйные заросли, на обочинах попадались клетки с курицами, на решетках которых висели таблички «Chicken center»1313
«Куриный центр» (англ.) – так в Индии называют магазинчики, в которых продают курятину.
[Закрыть], виднелись уличные кафе и дома с надписью «to rent»1414
В аренду (англ.).
[Закрыть]. Пару раз встретились офисы банка – они были почему-то закрыты, на дверях белело объявление.
– Ничего не понимаю, – пожала плечами я, дважды прочитав листочек. – Тут написано, что банк не будет работать еще три дня из-за денежной реформы… Какой реформы?
– Моди1515
Премьер-министр Индии.
[Закрыть] изымает из оборота пятисотрупиевые и сотенные купюры, их часто подделывают, – объяснил удачно встретившийся нам русский парень, он как раз отпарковывался от здания банка. – Я по всей округе проехал, банкоматы нигде не работают. Если нужна наличка, идите в меняльную лавку.
Трудно было вляпаться сильнее. Мы прилетели ровно в тот день, когда старые деньги обесценились, а новые еще не поступили в оборот. Прохаживаясь по Арамболю, мы наткнулись на еще несколько отделений, к которым выстроились длиннющие очереди из местных, желавших сдать уже ничего не стоящие денежные знаки. Поменяв небольшую сумму в обменнике на повороте (это оказалась обычная комната, где взяли доллары, а отдали рупии, – ни камер, ни чеков, только продавец отметила что-то в тетрадке), мы купили по пиву и пару ананасов и вернулись «домой», где присели за один из столиков во дворе. Мы были подавлены окружающей реальностью.
Было к полуночи, когда я и моя попутчица решились выйти к морю. Народ с побережья разошелся, пляжные кафе – шеки – стояли полупустыми, между свободных столиков с зажженными свечами ходили индусы-зазывалы, приглашая присесть. В отдалении горел костер и били в барабан, вокруг огня плясала компания. Мы с Саней брели по береговой линии, погружаясь по щиколотки в ласковую воду, и почти не разговаривали. Каждая пыталась представить, что ждет нас впереди.
Следующим утром мы выползли позагорать. Дорога к морю была усеяна коровьими лепешками, скутеры парковались рядом с нашими лежаками, обдавая их песком, а нас – парами бензина. Я брезгливо вертелась на топчане, покрытом замызганным полотенцем, отодвигала в сторонку меню, которое подсовывали каждые пять минут, а от индусок, разгуливающих по пляжу в попытках что-либо продать, мы с Саней отбивались сообща.
– Мадам, парео? – ласково спрашивали индианки, обступив со всех сторон. – Массаж? Хочешь браслет на руку? На ногу? Рисую тебе михенди?1616
Традиционный узор хной, который обычно наносится на тело невесты. Сейчас его часто делают для красоты, без ритуального значения.
[Закрыть]
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?