Текст книги "Большая и грязная любовь"

– Попросила о чем?

Женщина все-таки оторвалась от своего полдника.

– Об отстранении Мегеры, – сказала блондинка.

Мое недоумение было не только искренним, но и очень сильным.

– Каком отстранении?

Блондинка смерила еще одним взглядом, нахмурилась.

– Крис, ты не шутишь? Ты действительно не в курсе?

Настала моя очередь мотать головой.

– Мегеру отстранили от дел, сняли с должности и выслали из страны. – Голос собеседницы звучал очень тихо. – И мы думали, что это ты попросила.

– Когда это произошло? – Собственный голос тоже очень тихо прозвучал, на грани шепота.

Блондинка выудила из кармана видавших виды джинсов мобильный.

– Уведомление пришло вчера, в девятнадцать одиннадцать, – глянув на экран телефона, пояснила блондинка. – Нового смотрящего еще не назначили.

Кто такой смотрящий, мне было глубоко плевать, а вот все остальное… Семь часов? Черт, быть такого не может!

– И с чего вы взяли, что я к этому причастна?

– Ходит слух, будто Мегера тебе нахамила, – помедлив, призналась женщина. – А ты потом Глебу пожаловалась. Я удивилась, когда узнала – не похоже на тебя. Но факт остается фактом, Мегеру отстранили.

Я тоже помедлила, прежде чем признаться:

– Она хамила, но… в общем, это при Глебе было.

Брови блондинки взлетели на середину лба, в глазах – светло-серых, почти бесцветных – вспыхнуло удивление.

– При Глебе? А, ну тогда все ясно.

Мне, в отличие от нее, ясно не было. Только давать повод для сплетен не хотелось, поэтому подхватив чашки с кофе, я бодро направилась на рабочее место. К шефу!

Он обнаружился за тем же столом, в той же позе, со столь же хмурым выражением на лице. Вот последнее было совсем непонятно – что это? Угрызения совести по поводу утреннего инцидента? Или у меня мания величия на фоне известия о Мегере разыгралась?

– Глеб… Игоревич, – ставя чашку на отполированную деревянную столешницу, позвала я.

Брюнет оторвался от монитора, одарил сердитым взглядом.

Пришлось и свою чашку на стол поставить, а самой приблизиться, опереться на тот же стол и спросить очень мягко:

– Глеб, это правда, что Мегеру отстранили?

Шеф равнодушно хмыкнул и опять к монитору ноута повернулся.

– Глеб, а кто это сделал? – Нет, сдаваться я не собиралась. Как бы там ни было, а мне очень нужны ответы.

– Я сделал, – отозвался зеленоглазый. Причем так буднично, словно речь о пустяке.

Это и был бы пустяк, если б не одно «но» – в семь я еще спала и никаких обид по поводу молчаливого попустительства начальства тире любовника не высказывала.

– Глеб, а почему ты сразу не сказал?

– Розочка моя, тебе заняться больше нечем? – не выдержал шеф. – Ну так пойди доступ свой проверь, что ли! Или пасьянс разложи! Или с Мариной какую-нибудь очередную фигню обсуди! Или начальника СБ еще раз лесом пошли! Только от меня отстань, а?

Капец. Он что, обиделся? И… и он что, за мной следит?

– Глеб…

Ноут был отодвинут.

– Иди сюда, розочка, – прошептал Глеб, а еще пальчиком поманил.

Я сделала шаг вперед, чтобы тут же оказаться пойманной и усаженной на шефские колени. Потом меня ухватили за подбородок и заглянули в глаза.

– Розочка, а какой реакции ты ждала? Действительно думала, что я способен спустить подобное?

Уф… Я не думала, просто… я видела.

– Или считаешь, будто это решение – повод для гордости? Я отстранил хорошего сотрудника, Крис. Очень хорошего!

– Глеб, я…

– А все почему? – перебил зеленоглазый. – Потому что она женщина… Женщине нельзя дать по морде, вызвать на дуэль тоже нельзя… ничего нельзя. Либо терпеть, либо убирать.

– Глеб!

– Тшш… – Он коснулся губами моих губ и тут же отстранился. – Я ведь не спрашиваю, почему ты не помнишь элементарных вещей.

Я выдохнула. Потом вдохнула поглубже и выдохнула еще раз. Так, спокойно! Главное, не обращать внимания на мурашки, которые от его поцелуя побежали и… Черт!

Глеб был уверен, что про узлы и все эти макраме-ковры я знаю, но на заседании Мегера подтвердила обратное. В том, что Мегера способна распознавать правду и ложь, сомнений никаких. И если Глеб заговорил о провалах в памяти, если осмелился отстранить грудастую от работы, выходит… он ей ничего не должен, он ее ни о чем не просил! Заявление брюнетки стало для Глеба сюрпризом, или…

– Ты меня проверял? Ты взял меня на заседание, чтобы столкнуть с Мегерой и послушать, что она скажет? Ты хотел проверить, что из этого всего мне известно?

– Крис… не надо.

Он опять губ коснулся, в глубине изумрудно-зеленых глаз появились знакомые алые всполохи.

– Но меня же убить могли, – выдохнула я.

– За что? – прошептал тот, чьи прикосновения становились чувственней с каждой секундой. Пальцы уже не удерживали подбородок, они его поглаживали. Пальцы второй руки столь же ласково поглаживали ногу, под юбкой, чуть выше чулка.

И я точно знала, что если промолчу сейчас, то Глеб предпочтет забыть вопрос, вот только черт за язык таки дернул:

– За то, что знаю лишнее.

Шеф отстранился, окинул насмешливым взглядом.

– С чего такие выводы?

Черт, ну как? Мафия всегда убивает тех, кто узнал ее тайны. А в том, что озвученное на совещании именно к тайным знаниям относится, сомнений никаких.

Вслух пришлось сказать иначе:

– А разве нет?

Глеб отвечать не торопился – просто смотрел в глаза и продолжал гладить кожу и кружево чулка. Его вторая рука к тому времени на грудь скользнула, пальцы выводили хаотичные, но крайне волнующие узоры. Ткань жакета от жара этих прикосновений не спасала…

– Нет, – наконец, отмер шеф. – За знания у нас не убивают, их просто стирают, если нужно. А вот самозванцев у нас действительно не любят… Кто ты, розочка моя?

Вот же ж…

Я уже открыла рот, чтобы выложить Глебу все, но интуиция… эта дурацкая интуиция возопила так громко, так неистово.

– Не могу, – выдохнула я. – Прости, мне нельзя говорить об этом.

Вопреки ожиданиям, брюнет ни капельки не удивился.

– Я так и думал. – Он практически мурлыкал. – Я так и думал, розочка…

Пальцы Глеба скользнули вниз, ловко расстегнули первую пуговичку жакета. Действие было неуместным, но чертовски волнующим.

– Глеб…

– А вот мне говорить можно, – выдало начальство, расстегивая две оставшиеся пуговицы. – И знаешь, что я обо всем этом думаю?

– Что?

– Тебя подставили, – выдохнул зеленоглазый и завладел моим ртом. Его пальцы снова выводили узоры, но теперь ткань жакета не мешала. Ласки становились жестче с каждым мгновением, и прерывать их никто не собирался.

Касания Глеба будили бешеное желание, и это несмотря на ужас, который холодной змейкой скользил вдоль позвоночника. В какой-то момент я полностью утратила связь с реальностью, и только легкий укус, которым наградил шеф, помог вынырнуть из этого омута.

– Тебя подставили, – повторил Глеб хрипло. – Отдали на откуп зверю.

– Какому зверю? – Мой голос тоже хрипло прозвучал.

– Мне… – отозвался зеленоглазый.

Новый поцелуй я предотвратила самым банальным образом – приложила ладошку к его губам. В голове клубился туман, но я отчаянно пыталась мыслить трезво.

– Глеб, ты не злишься?

Рассмеялся. Потом отстранил, вынудив встать. Тоже поднялся. Легкой походкой пересек кабинет, запер дверь и направился к шкафу с напитками. Я же с удивлением отметила, сколь резко изменилось его настроение – он ведь недавно мрачнее тучи был, а теперь…

– Знаешь, я уже начал думать, что это морок, – сказал Глеб, откупоривая бутылку «брюта». – Или сумасшествие.

Я стыдливо запахнула жакет, приняла бокал с искрящейся пузырьками жидкостью.

– А оказалось?

– Оказалось, все куда запущенней, розочка. Гораздо запущенней! – просиял шеф, и добавил: – За нас?

Я его веселья не разделяла, однако тост приняла. В звоне бокалов почудилось нечто зловещее, но… это всего лишь нервы, правда?

– Не знаю, кто осмелился провернуть такое, – продолжал… к счастью, все еще зеленоглазый, – но сам фокус мне известен. Мы подобное с людьми делаем, нечасто, но бывает. Помнишь, что Айшер с Арсением про смещение реальности говорили?

Я, разумеется, помнила. Только их примеры впечатлили куда меньше, чем свой собственный. Когда выходишь из дома и… и капец. Новая работа, не пойми откуда взявшийся любовник, ну и прочие радости.

– Изменение реальности бывает двух типов. Первое – условно-естественное или побочное, это когда узел смещается. Второе – принудительное или направленное, его вызываем мы.

– Вы?

Усмехнулся, сделал большой глоток.

– Крис, ну ты ведь уже поняла, что очень многие из нас именно оказанием магических услуг живут. А это ведь не только привороты-отвороты, иногда, за очень большие деньги, наши спецы и кое-что покруче делают. Кое-что, что требует изменения реальности.

– Например?

Шеф снова причастился шампанским, опустился в кресло и поманил пальчиком. Но я не пошла, плотней запахнула жакет. Просто… чем ближе к Глебу, тем хуже работает мозг, а мне про реальность знать надо!

– Например, один из совладельцев какой-нибудь очень солидной компании, хочет стать единоправным хозяином. На первый взгляд, нет ничего проще – достаточно «убедить» остальных отказаться от бизнеса. Но когда речь об очень больших деньгах, убеждать сложно, потому что есть еще наследники, крыша, партнеры и прочие личности. Обрабатывать каждого слишком затратно и долго, а если не обрабатывать, обязательно начнутся наезды, проблемы, поиски истины. Вот в таких случаях проще поменять все, перестроить не только настоящее, но и прошлое.

– То есть ты можешь вернуться во вчерашний день… – начала было я, но Глеб перебил.

– Нет, розочка. Путешествия во времени невозможны, но способ изменить прошлое все-таки есть. Видишь ли, настоящее, прошлое и будущее связаны довольно жестко, и если настоящее вдруг перестает соответствовать прошлому, то прошлое под настоящее подстраивается. И чем сильней разрыв, тем больше изменений, вплоть до изменений на физическом плане – новые дома на месте старых, леса на месте вырубки, или наоборот…

– Значит, вы настоящее меняете?

– Да. Мы создаем несоответствие в связке «настоящее – прошлое», а дальше все естественно. Ваша реальность сама подстраивается, ну и вас, людей, подстраивает. Вы начинаете помнить то, чего помнить не должны, любить тех, кого прежде и знать не знали, ну и много чего другого…

Я невольно нахмурилась. Все-таки это неправильно, подло. Мы же не просто так живем – мы мыслим, страдаем, принимаем решения, добиваемся… а тут р-раз – и все, реальность изменилась, и прошлые трепыхания коту под хвост. И кто даст гарантию, что все сделанное сегодня не обернется прахом по мановению руки какого-нибудь… Глеба?

Впрочем, не мне о несправедливости рассуждать. Я же вроде как, наоборот, поднялась по чертовой социальной лестнице. Выиграла! Или все-таки проиграла?

– До сегодняшнего дня я был убежден, что с нами ничего подобного произойти не может, – сказал шеф. – Однако…

Увернуться я не успела. Он сделал стремительный выпад, опять поймал за руку и опять усадил к себе. И ни капли шампанского при этом не пролил, в отличие от меня…

– Глеб!

– Нет, ты не розочка, ты поросенок, – усмехнулся гад. – Снимай мокрое. Тебе в мокром нельзя, простудишься.

И сам принялся стягивать с меня жакет.

– Глеб!

Опять смех. Нет, он все-таки странный. Окажись я в таком положении, я бы рвала и метала, а тут…

– Глеб, чему ты радуешься?

– А разве непонятно? – Он коснулся губами шеи, и это не прерывая попытки избавить меня от верхней части костюма, под которой вообще-то ничего нет. – Радуюсь тому, что ты со мной…

– Но ведь не ты меня выбирал! – Я все еще сопротивлялась, хотя мысли уже затуманились, а по телу побежали отнюдь не целомудренные мурашки. – Тебе меня навязали!

– И что? Розочка, я в восторге от выбора тех, кто устроил эту аферу. Более того, если бы я знал, что ты существуешь, я бы бросил все и ринулся на поиски. Я бы вскопал океан, опрокинул горы…

– Глеб!

Попытка закрыть доступ к обнажившейся груди успехом не увенчалась – зеленоглазый пер как танк и таки добрался. Правда, возмущалась я не столько домогательством, сколько тем романтическим бредом, который из уст начальства полился. Начальство оказалось сообразительным и нести чушь перестало.

– Прости, но я действительно не подозревал, что в мире есть такая, как ты.

– Какая такая?!

– Девочка, способная не только отдавать, но и забирать…

Глава четвертая

В зале ресторана царил полумрак известного свойства. На столе мерцали с дюжину свечей, музыка пьянила не хуже вина, улитки и моллюски выглядели не слишком съедобно, но крайне завлекательно. Глеб выглядел еще интересней, вот только…

– Ну как успехи? – вопросил зеленоглазый.

Я невольно поежилась и, оторвавшись от планшета, сказала:

– Если верить Интернету, ты действительно зверь.

Улыбнулся, пригубил вино. После хитро прищурился и протянул:

– А поподробнее?

Страшно не было, но нервы после прогулки по Сети расшалились.

– Для начала, ты – козел, ибо порождение дьявола, а дьявол на человека не похож. Ты склонен к насилию, временами в жесткой форме. Еще ты умеешь проникать в сознание человека, определять потаенные сексуальные желания – это один из крючков, на которые ловишь. Но это все мелочи, в сравнении с тем, что… – Уф! И надо же было на такое напороться! – Что ты питаешься не только сексуальной энергией. Ты насыщаешься моральными страданиями, которые испытывает человек во время… грехопадения.

Шеф отрицательно качнул головой, сказал с улыбкой:

– Не человек. Женщина. – И добавил совсем тихо: – Я натурал, розочка моя. Стопроцентный.

Отчего покраснела? Ну разумеется, от тона!

– То есть про страдания – правда?

– Это деликатес, – заявил Глеб, выуживая виноградную улитку из ставшего бесполезным домика. – А деликатесами я стараюсь не злоупотреблять, иначе приедаются.

Я замерла. Это что же получается? Интернет в кои-то веки не врет?

– А остальное тоже правда?

– Кроме аналогии с козлом, – улыбнулся Глеб.

– То есть ты мной питаешься? – не выдержав, переспросила я.

Тут же удостоилась очередной обворожительной улыбки и тихого:

– Да, розочка.

Офигеть.

Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Вот… вот как на это реагировать, а? По идее, мне должно быть как минимум противно, а я пребываю в состоянии замороженной рыбы. И от собственного равнодушия офигеваю больше, чем от природы инкуба. Я корм, но мне по барабану!

– А то, что можешь выпить досуха – тоже правда?

– Почти.

Эта информация тоже положенного эффекта не возымела. Даже понимание того, что я вполне могла умереть в объятиях этого мужчины, вызвало отголосок желания, но никак не страха. Брезгливости тоже не было.

– Почти – это как?

Глеб выудил еще одну улитку, хлебнул вина. Внешне шеф ничем не отличался от обычного человека, этакого успешного мужчины в полном расцвете сил.

– Там, – Глеб кивнул на планшет, – вероятно, пишут, будто люди от такого умирают, вот я и говорю – почти. В действительности, излишний аппетит инкуба не убивает, а приводит к серьезным проблемам психики.

Я отключила чертов гаджет и выжидательно уставилась на шефа.

– Ладно, розочка, рассказываю.

Глеб отложил двузубую вилку, бокал с вином тоже в сторону отставил. Потом сцепил пальцы в замок и начал просвещать:

– Мы действительно питаемся сексуальной энергией. Забирать ее предпочитаем естественным способом, через физический контакт. Можно брать и по-другому, но это сложно и доступно далеко не всем. Количество энергии, которую дает человек, зависит от качества переживаний. А еще от качества переживаний зависит вкус. Чем ярче и насыщенней эмоции, тем вкуснее.

– Поэтому вы стремитесь доставлять максимум удовольствия?

– Мы не стремимся, мы доставляем.

Я невольно смутилась – вот с этим точно не поспоришь, по себе знаю. А шеф продолжал:

– Чтобы утолить наш голод, простого соития недостаточно. Чтобы насытиться, нам нужен пик, высшие ощущения. Все особенности нашего вида… – шеф снова вилку взял, покрутил в пальцах, – это инструменты для добычи пищи. Все. Начиная физической трансформацией и заканчивая телепатией.

Я в этот миг как раз вина хлебнула… очень, между прочим, зря!

– По спинке постучать? – участливо осведомился шеф. Какой он все-таки добрый…

– Телепатия? – сипло переспросила я.

Губы брюнета растянулись в шаловливой улыбке.

– Крис, милая, ну зачем так пугаться? Ну телепатия, и что? И вообще, я думал, тебя физическая трансформация заинтересует больше.

Это он сейчас про то, что его язык может превращаться в нечто длинное и раздвоенное или… или у него не только язык удлиняется?

– Розочка моя, ты покраснела.

Еще бы! У меня ж фантазия временами богаче Рокфеллера!

– Так что там с телепатией? – вперив взгляд в тарелку, пробормотала я.

– То же, что с эмпатией, – милостиво «разъяснило» руководство. – Мы умеем считывать ваши самые потаенные желания – это к области эмпатии относится, а вот телепатия позволяет такие желания в сознание внедрять…

Мама! Куда я попала?

От созерцания тарелки пришлось отвлечься, причем срочно.

– Глеб?.. – В моем голосе появилась угроза.

Черт возьми! Я знаю, что к тридцати у женщин сознание меняется, что отношение к постельным играм другим становится! А уж если сюда длительное воздержание добавить, так вообще! И именно этим я объясняла свое чрезмерное влечение к Глебу и тот факт, что близость с незнакомцем доставляет невероятное удовольствие, хотя противоречит моим принципам!

После того как шеф связал меня сетевым кабелем и… ну, в общем, сделал все, что сделал, я мысленно признала себя извращенкой, потому что мне понравилось! Более того, я смирилась со своей распущенностью! Я мучилась и обвиняла себя, в то время как он…

– Я не применял телепатию.

– Ты еще и мысли читаешь?! – возопила я.

– Кри-ис… – сказал тихо-тихо. – Крис, не ори. Эти мысли на твоем восхитительном личике написаны.

Желание отрезать инкубу что-нибудь ненужное пересилило даже то, другое, но тоже с инкубом связанное…

– Крис, я не применял телепатию, – повторил Глеб. – Я вообще внушением не занимаюсь, мне не положено.

– Что значит «не положено»? – прошипела я.

Шеф шумно вздохнул и выдал:

– Розочка моя, я не просто инкуб, я высший инкуб. Для такого, как я, применение телепатии – моветон, равно как и насилие. Я слишком силен, чтобы использовать подобные приемы.

Вот теперь разозлилась всерьез, даже нож со стола схватила. Ненавижу, когда мне лапшу на уши вешают! Особенно столь открыто!

– А утром, на кухне, это что было? Не насилие, не?

Ухмыльнулся, придвинулся, словно никакой угрозы и в помине нет.

– Утром на кухне, – в голосе шефа появилась хрипотца, – я сделал то, чего хотелось нам обоим.

– Мне не хотелось! – выпалила и ножом для пущей убедительности махнула.

Глеб перехватил запястье, вынул опасный прибор из вмиг ослабевших пальчиков и озвучил то, о чем и прежде догадывалась:

– Я состояние возбуждения чую. Для меня это как аромат поспевающего шашлыка…

– Но ты меня загипнотизировал!

– Твое желание было естественным, – сказал зеленоглазый. – А в том, что касается остального… я ведь тоже не железный, Крис. Особенно когда голодный.

Сволочь! Просто сволочь!

Я выдернула руку из капкана и переключилась на улиток. Ну, в смысле, на ужин. Вот только хватило меня ненадолго.

– Мне койку в Кащенко бронировать?

– Прости? – переспросило начальство недоуменно.

– Ты сказал, что у людей после общения с вами проблемы с психикой начинаются, – милостиво пояснила я.

Глеб вздохнул, кажется устало.

– Тебе это не грозит.

Прозвучало как намек, правда, оскорбиться не успела. Глеб продолжал:

– Проблемы возникают у тех, кого выпили досуха. Секс – это тоже наркотик, причем один из сильнейших. Сперва человеку достаточно маленькой дозы, исполнения самых простых, самых примитивных желаний. Потом желания становятся сложней и, зачастую, извращеннее. Инкуб в стремлении насытиться дает максимальную дозу наркотика, вытягивает из подсознания все желания и мечты. Человек получает немыслимую дозу удовольствия, но после впадает в апатию: ему нечего больше хотеть – раз, произошел предельный выброс сексуальной энергии – два, лучшего любовника чем инкуб не найти – три. То есть человек понимает, что достиг вершины и никогда уже не испытает такого удовольствия.

– Но секс – не единственная радость жизни.

– Согласен. Только чтобы понять это, нужно преодолеть ломку и связанную с ней депрессию. Не самый легкий процесс, уж поверь.

М-да… грустно.

– Именно поэтому мы предпочитаем приличных женщин, – припечатал Глеб, а я… едва не выронила вилку.

– В смысле?

– В прямом, – улыбнулся зеленоглазый. – Женщина с небогатым сексуальным опытом и принципами обычно очень ограничена в желаниях. А чем меньше желаний, тем больше вероятность, что встреча с инкубом станет приятным приключением, не более. К тому же… – Глеб перешел на заговорческий шепот, – приличные женщины так вкусно смущаются…

– Глеб!

Рассмеялся. Не издевательски, по-доброму, но все равно обидно стало. Вот как ему не стыдно рассказывать мне такое, а?

– Ты, розочка, тоже на смущении попалась.

– А? – А вот с этого места поподробнее!

– Ага! – передразнило начальство. – Ты смущалась, Крис. Причем постоянно. И мне очень интересно – почему тот, кто втравил тебя в эту историю, не принял в расчет твою скромность? Это же самая большая дыра в твоей легенде.

Сразу вспомнилось – ночь, улица, фонарь… бутылка «брюта». И сказанное без малейшей запинки – «Я даже на маленькую и грязную согласна, веришь?» Впрочем, распитие спиртных напитков с незнакомцами еще не показатель распущенности…

– Моя легенда вообще на решето похожа, – тихо сказала я. А что, разве нет?

– Верно. И это наводит на мысли.

– Какие?

– Видишь ли, Крис… Когда мы меняем реальность, мы не оставляем человеку памяти о прошлой жизни. Очнувшись в новых обстоятельствах, он уверен, что всегда жил именно так. А вот с тобой поступили странно, если не сказать глупо.

И опять в памяти те самые – ночь, улица, фонарь… а еще собачник, который, при всей легкости и бесшабашности, на глупца не тянет.

– Думаю, тут одно из двух, – продолжал рассуждать зеленоглазый. – Либо память оставили нарочно, дабы ты прокололась и дала повод задуматься о том, что мы не всемогущи. Либо тем, кто проводил смещение, банально не хватило энергии. Второе, кстати, вероятней.

Увы, выспросить подробности было не дано – у столика возникла женщина в платье с умопомрачительным декольте и противно так протянула:

– Ой! Ну надо же, какая встреча! Кри-ис… сколько лет!

Алису Зябову в классе называли не иначе как… нет, не Зяблик, Шершень! Не потому что большая и полосатая, просто жужжит очень громко и грызануть может так, что мало не покажется. На достопамятной встрече одноклассниц Алиса тоже была, отчаянно хвасталась новым загородным домом, пятилетним сыном и мужем – то ли депутатом, то ли дипломатом, то ли нефтяником. Ну и меня едва ли не громче всех жалела.

– Крис, вот уж не ожидала! – продолжала тянуть Алиска. – И правду говорят – мир та-ак тесен!

Пришлось встать, расцеловаться с Шершнем и представить однокласснице Глеба… И вот тут очень неудобная заминка вышла.

– Глеб, это Алиса, мы вместе в школе учились. А это… – я указала на зеленоглазого, – это… это… мой шеф, Глеб Игоревич.

– О! – воскликнула Алиска. – Ну надо же! А я-то подумала… ой, извините! Ничего-ничего!

Глеб, как и подобает руководству, не ответил – учтиво кивнул и вернулся к ужину. Вернее, к созерцанию тарелок и бокалов.

Алиска облагодетельствовала еще парой дежурных фраз, наказала не пропадать и умчалась – она с мужем ужинала за самым дальним столиком. Я тоже за стол вернулась, чтобы тут же нарваться на очень пристальный взгляд зеленых глаз.

– Значит, шеф… – сказал Глеб тихо.

– Ну а что я должна была сказать? Алиса, познакомься, это мой любовник?

Глеб заметно скривился и промолчал.

Остаток ужина прошел в тишине, потому что шеф отобрал у меня планшет и погрузился в чтение какого-то форума. На попытку отвлечь от этого безусловно важного занятия ответил сухо:

– Не сейчас.

В машине Глеб тоже молчал. И по пути к лифту, и в самом лифте, и даже когда в квартиру вошли… Ну а когда он все так же молча расстегнул рубашку и направился в ванную, я не выдержала:

– Глеб, ты что? Обиделся?

Замер. Обернулся. Окинул насмешливым взглядом и все-таки ушел.

Черт! И как это понимать? И что мне, по его мнению, следовало ответить Шершню? Друг? Да какой он, на фиг, друг? Парень? Ага, молодой человек лет так тридцати пяти на вид, а на деле – дедушка натуральный! Мой мужчина? Ну в случае наших отношений такая формулировка пошловато звучит, если честно. А назвать любовником – по сути верно, но еще пошлее, чем про мужчину.

Черт! Ну что за подлость? Что за невезуха? Надо было просто имя Алиске сказать и не мучиться.

Бойкот продолжался до утра, мы даже любовью занимались молча. Вернее, Глеб молчал, а я отчаянно пыталась соответствовать. Получалось не всегда – просто в этот раз зеленоглазый был не только изобретателен, но и невероятно нежен. Я чувствовала себя ангелом, причем не падшим, а наоборот – парящим, белокрылым, исполненным света и любви. Настоящей! И очень-очень чистой.

А утром пришел он. Тот который пушистый, из семейства псовых…

– Крис, я в шоке! – заявила мамулечка, едва я соизволила принять входящий вызов.

Мы как раз к офису подъезжали. Глеб невозмутимо пялился в планшет – все тот же форум читал. Водитель Гена столь же невозмутимо глядел на дорогу.

– Нет, я, конечно, очень за тебя рада, – продолжала мама. – И я ждала, и верила, и надеялась. И это все безумно романтично и необычно… Но черт вас подери, Крис! Почему я должна узнавать об этом из Вконтакте?!

– Узнавать о чем? – нахмурилась я.

– О том самом, – ответила родительница. – Глеба мне дай.

Я дала – а что? Мне не жалко.

– Да, Алина Юрьевна, – сказал тот, кто по-прежнему дулся и игнорил. Послушал, о чем мамулечка щебетала, тут же расцвел. – Спасибо, Алина Юрьевна. Конечно! А как иначе!

Мама еще что-то пела, Глеб продолжал улыбаться, Гена тоже заметно повеселел, и только мне не до смеха было.

– Глеб, что происходит? – строго вопросила я, чтобы тут же услышать:

– Да, уже рычит.

– Глеб! – вот теперь действительно рычу.

– Все, Алина Юрьевна, простите, Крис телефон вырывает.

Я? Да я даже не думала…

– Ага, ага… обязательно! Да, непременно! Удачи!

Трубку мне вернули с самым развеселым видом. Я выхватила телефон, но мама уже отключилась, так что пришлось перезванивать. Но едва послышались гудки вызова, шеф отнял телефон и этот самый вызов сбросил.

– Что за на фиг?! – не выдержала я.

– Приехали, – лаконично ответило начальство и покинуло салон, чтобы через пару секунд открыть мою дверь и подать руку.

– Глеб! – опять рычу, но куда злей, чем прежде. Нет, ну а что? У них с моей маман какие-то секреты, какие-то Вконтакты, а я, как лох, ничего не знаю и даже выяснить не могу, потому что кто-то… черт! – Глеб, телефон верни!

– Обязательно, розочка моя.

Ругаться здесь и сейчас было глупо – слишком хорошо помнила, чем ссоры на стоянке кончаются. Поэтому подала руку, выбралась из машины и, боднув шефа взглядом, повернулась к стеклянной вертушке. Повернулась и замерла. И на стоянке, и у входа в офис, было поразительно пусто. Будто вымерли все, даже охрана.

– Глеб, а что происходит?

– Понятия не имею, – отозвался зеленоглазый. А в интонациях звучало: да, розочка моя, я нагло вру и даже не пытаюсь скрыть сей вопиющий факт!

– Глеб…

– Или сама, или на моем плече, – заявило руководство, и легонечко шлепнуло по попе, подталкивая вперед.

Страха не было. Досада! Одна сплошная досада!

– Ну ладно, – процедила я и решительно направилась ко входу.

Догнали, за талию приобняли, даже в висок чмокнуть умудрились.

На ступени крыльца мы взошли вместе. Стеклянную вертушку тоже вместе миновали. И застыли как бывалые синхронистки, разом.

– По-здра-вля-ем! – невероятно громкий, слаженный, многоголосый вопль обрушился лавиной. А спустя миг вторая волна пошла, только уже не вопль, а Марш Мендельсона в исполнении маленького духового оркестра, который перед центральным ресепшеном расположился.

Мамочки! У меня галлюцинации или…

Или не было, зато было шампанское, которое лично я махнула сразу, залпом, и искренний возглас какой-то дамочки:

– Ой! А вино-то горькое!

– Горькое, – басисто согласился кто-то из мужчин.

– Очень горькое! – добавила уже знакомая мне Вики и заорала во все горло: – Горько!!!

Слов не осталось, только мат.

Фотографии были отменными!

Вот мы с Глебом перед церемонией. Он в черном фраке, с белой розой в петлице, весь такой серьезный и собранный. Я в пышном белоснежном платье с открытыми плечами, с высокой прической и счастливо-смущенной улыбкой на лице.

Вот мы с Глебом идем к столу регистрации. Он по-прежнему серьезен, а меня явно нервяк трясет. Зато женщина в темно-синем платье смотрит на нас приветливо и одобрительно.

Вот я подписываю какую-то бумажку… Лица не видно, но нервяк даже сквозь экран чувствуется. А Глеб бумажку подписывает уверенно и размашисто, и еще успевает после этого в объектив глянуть, и улыбнуться лучисто – отдельная фотка, очень коварная.

Потом я ему на палец кольцо надеваю, а он мне. Женщина в синем смотрит на это дело с профессиональным, отработанным годами умилением.

Ну а целуемся мы… ух как мы целуемся! Заставка для порнофильма, не иначе!

Следующая порция фоток тоже про свадьбу, только дело происходит в какой-то не то часовне, не то молельне. Причем крошечной и мрачной, с цветными витражами на окнах и тысячей свечей по подоконникам. Стоим с Глебом, дружно за какую-то каменюку держимся, а вокруг рук свечение… алое. Аккурат под цвет глаз инкуба.

Потом опять-таки целуемся, но не как в ЗАГСе, а… ну в общем, я на камне полулежу, а он на мне… тоже полулежит. А у меня ножки из вороха кружев торчат, в туфельках, беленьких… Кстати, эта фотка самой большой популярностью у народа пользовалась: комментариев – море, лайков – тьма.

– Глеб, ты… – начала было я, но… банально не нашла слов. Приличных.

– Зато теперь тебе не придется выбирать между шефом и любовником, – улыбнулся гад. – Последняя фотка, скажи, клевая?

Он подарил еще одну улыбку и поднялся – сидел, кстати, на моем столе. Осторожно огибая многочисленные букеты, подаренные коллегами и присланные всеми остальными, кто фотки видел, пробрался к барному шкафу.

Бабахнуло. Пробка ракетой взмыла вверх, ударилась в потолок и благополучно приземлилась в охапку алых роз.

– Глеб, я тебя убью, – приличные слова, наконец-таки, нашлись. – Задушу. Во сне.

– Надеюсь, ногами душить будешь? – нагло подмигнул шеф и, подхватив бокалы, поспешил обратно…

Бокал я, разумеется, приняла. И даже выпила, и опять залпом. Вообще хотелось попросить чего-нибудь покрепче, но… «брютом» при желании тоже напиться можно, верно?

– Глеб, мы оба знаем, что этой свадьбы не было.

– Почему не было? – ухмыльнулся зеленоглазый.

В следующий миг на клаву ноутбука лег гербовый листок – «Свидетельство о регистрации брака». Что примечательно, он был заламинирован. Черт, неужели я настолько предсказуема?!