Текст книги "Малыш для биг-босса"

Глава 11

Проговаривает так, что у нас губы почти сталкиваются, и мне хватает сил только сделать еще один вдох.

– Я пыталась забыть и мне это почти удалось…

Ухмыляется зло как-то.

– Я видел, как тебе это удалось, – выдает тихо, – хорошего ты себе мужа выбрала, Надя… Достойного.

Колет словами. Обжигает взглядом.

– И стоило оно того, ммм? – вскидывает бровь и заглядывает в глаза, а мне становится страшно из-за того, что я вишу буквально на волоске, если Баграт начнет дальше рыскать, узнавать…

Поэтому я говорю то, чего никогда не было и чего я никогда не испытывала.

– Стоило, Умаров, ты не единственный мужчина на этой земле. И мой муж… он многому меня научил.

Морщится, словно ему омерзительно знать, что кто-то другой прикасался ко мне, кадык дергается.

– Хватит, Баграт! Было и прошло. У меня своя жизнь, а у тебя своя!

Ухмыляется опять, скалится, вернее, и рывком тянет меня на себя, так сильно, что сорочка трещит. Еще чуть-чуть и все пуговицы посыплются в разные стороны.

– Довольно, – припечатывает, – закончим этот разговор.

– Я не буду твоей любовницей, Умар. На те же грабли дважды не наступлю. Не хочу! – кричу с обидой, со всей болью.

– Почему же? Разве у нас было все плохо?

Задает вопрос иронично как-то. С сексом у Баграта как раз всегда было все очень хорошо. Часто. Дико. До безумия остро.

– Ты купил себе игрушку, да, Баграт? Кормить, одевать в брендовые шмотки, иметь по свистку, ты этого хочешь?! – теряю контроль и выдаю с надрывом, с болью. – В мире полно женщин. Любая из них…

– Мне не нужна любая! – рявкает так, что у меня сердце останавливается, и когда-то я бы поверила ему, но не сейчас.

Сейчас передо мной зверь, которого щелкнули по носу.

– Все, что перечислила, мне в кайф делать с тобой.

– Будешь ломать, Умаров?

Нас несет. Определенно, говорить друг с другом мы не можем.

– Если бы я хотел тебя сломать… – делает движение, неожиданно накрывает полушарие моей груди, все тело простреливает.

Меня тянет к Баграту. Сильно. Остро. И ни черта за эти несколько лет не изменилось! Я понимаю это со всей болью.

– Это путь в никуда, Умаров. Ты спас меня. Я понимаю это, но… ты и я…

– Что «но»? Что ты еще расскажешь мне о «нас»?

Мотаю головой и кусаю губы.

– Нас, Умаров, никогда не было. Всегда был ты и твои желания. Ты и сейчас делаешь ровно так, как тебе удобно, как хочешь ты! Захотел – выкрал меня, захотел… – приглушаю голос, – и вот я уже сижу на столе с раздвинутыми ногами и без белья…

Где-то внутри кто-то словно нашептывает, что я выбрала неправильный путь, что я говорю не то, что надо, что нужно быть хитрее, постараться выкарабкаться из этой ситуации, но я лишь сильнее закапываю себя в своих чувствах и в страхах.

– Значит, так думаешь, – выдает спокойно, а сам тянет мои волосы, приближает мое лицо к своему и я жмурюсь, прикусываю губы, боюсь, что поцелует, но Баграт лишь прислоняет свой лоб к моему. Дышит надрывно. Зло. Кажется, что он приступ ярости переживает и пытается остановить себя, чтобы не оторвать мне голову или не разложить прямо на этом столе.

Слезы все же скатываются по щекам, пока Баграт перебирает мои локоны, постепенно ослабляя захват.

Чуть отстраняется и опять смотрит в мои глаза, причем кажется, что сначала смотрит в один зрачок, а потом во второй.

– Я не могу так. Баграт. Не хочу быть с тобой, – чуть прикусываю губу и проговариваю, – не могу…

Да, я не могу быть с тобой, не могу доверять, потому что боюсь. До одури опасаюсь того, что ты можешь сделать со мной, что мои самые страшные кошмары воплотятся в жизнь.

Наконец, отпускает меня. Меняется на глазах. Закрывается.

– Не можешь, значит, – повторяет абсолютно ледяным тоном, прошибает меня изменившимся взглядом.

– Не могу.

Выдыхаю едва слышно, а у самой душа в пятки уходит. Я хочу домой. К сыну. В тепло и уют. В безопасность. Пусть мнимую, но мою. Я хочу в свой мир, который я собирала по кускам.

– Дай мне свободу, Умаров, и исчезни! Просто оставь в покое. Я три года…

Запинаюсь, чуть не выдаю, что все это время пыталась жить без него, чуть вслух не произнесла, опускаю взгляд, не могу больше на него смотреть. Не хочу.

Внезапно слышу громкий звук и вздрагиваю, а когда глаза распахиваю, вижу, как Умаров одним ударом снес столешницу.

– Три года… – повторяет зло, цедит слова. – Три года ты путалась с этим выродком и прощала ему все. Тебя чуть на асфальте не раскатала свара ублюдков, тоже спишешь?!

Я знаю, что этот мужчина собственник до мозга костей, но молчу. Пусть думает все, что хочет. Только пусть отпустит.

Мы оба кипим. Не знаю, почему он решил вернуть свою постельную игрушку, но я ощущаю, что нахожусь в шаге от истерики.

– Три года. Баграт. У меня своя жизнь. А ты… у тебя есть личная жизнь, вот и займись ею, а не вытаскивай бывших любовниц из-под бандитов с улиц! А потом сам становись таким же! Чем ты лучше их всех?!

Что я несу?! Что же я делаю?!

В горле дерет. Ощущение, что ком застрял. Не продохнуть.

– Замолчи!

Рявкает так, что сердце вздрагивает. Глаза у него экранируют. Становятся похожими на небо, темное, грозовое.

Бросает взгляд в сторону.

– Уходи…

Не сразу реагирую на голос. Не понимаю, что Умаров говорит эту фразу именно мне.

– Что?!

– Что слышала. Вон пошла. К своему муженьку. Ты ведь этого хочешь.

Да. Этого. Конечно. Только вот в противовес на душе скребет что-то непонятное. Болезненное.

– Утром тебе вернут одежду, и водитель отвезет, куда скажешь.

– Так просто? – спрашиваю с надеждой.

Буравит меня немигающим взглядом, нечитаемым, и выдает зло:

– Еще раз. Надежда. Ты ведь хочешь это услышать, да? К чему ты так рвешься? Неужели этот урод так сильно въелся в твои мозги, что все спустишь и опять пойдешь к нему?! Чтобы тебя продали в очередной раз?!

Рявкает так, что стены сотрясаются, взгляд у него опять полыхает, понимаю, что Баграт совсем не так спокоен, как кажется.

Моргаю. Горечь разливается по нутру. С этим мужчиной никогда не было легко и однозначно, а сейчас я в его цепких лапах.

Не отпустит он меня. Не так легко.

Застываю на месте, ресницы дрожат, плакать не могу, не хочу.

– Нам предстоит о многом поговорить, Надя, – добивает, наконец, словами.

Разворачивается и идет в сторону лестницы, а я смотрю на широкую спину уходящего мужчины и понимаю, что не могу оставаться в этом доме больше.

Вдох – выдох. Где-то шваркает дверь так громко, что до меня звук доходит, и я выхожу из кухни. Иду в холл и оказываюсь у входной двери.

Слезы застилают взор, но все же взгляд цепляется за что-то знакомое. Замечаю в вазочке тэговые ключи от машин. Их несколько, но взгляд останавливается на том, что с брелоком в виде поломанного гвоздя.

Почему-то вспоминаю, как Баграт учил меня, как впервые посадил за руль, и я кричала от чувства дикого восторга, когда летела по безлюдной трассе навстречу закату с любимым мужчиной, а потом был секс, горячий, огненный, на заднем сиденье.

Потом я получила права и Умар подарил мне автомобиль, который я оставила, так и не заведя мотор новенького седана.

Не успела. Сказка кончилась.

Странно видеть эти ключи и осознавать, что Умаров остался верен своей привычке хранить ключи в вазочке.

Угнетенность щелкает так, как если бы кто-то мне врубил с силой в солнечное сплетение.

Стены начинают давить. Воздух заканчивается. В мозгу вспыхивает мысль, что я не могу оставаться здесь дольше. Ни на секунду. Я домой хочу.

Я часто слышала про аффект, но никогда не думала, что может быть так больно и обидно, я нахожу себя уже в спальне, беру сумочку и прижимаю к груди.

На сколько Баграт меня оставит в покое? Да и оставит ли!

Да, сейчас он сказал ждать утра, ждать одежду и его позволения покинуть дом, но…

«Не могу! Не могу! Не могу!» – бьет набатом по вискам, пальцы дрожат, а ноги сами несут вниз по лестницам.

Кто сказал, что я сильная? Кто сказал, что я смогу вытерпеть Умарова?

Еще раз попасть под его каток. Душа рвется на части, а тело вибрирует от неудовлетворенности. Сердце отдает дикой пульсацией, слезы обжигают.

Вылетаю в холл и цепенею рядом с вазочкой с ключами. Не знаю, почему пальцы сами цепляют один из брелоков, и я сжимаю метал в кулаке так сильно, что он царапает плоть, боль не отрезвляет, наоборот.

Вскидываю голову и иду к дверям. Дергаю. Не заперто. Конечно. Зачем Умарову запирать двери, если у него полон дом вооруженных охранников.

Я выхожу на улицу и ежусь, чувствуя неприятный ветер, поднимаю взгляд к темным небесам, набухшим, набрякшим, которые грозятся вот-вот излиться влагой.

Я опускаю взгляд к руке с ключом, внимательно рассматриваю вензель дорогущего немецкого седана, как в тумане все, а потом осматриваюсь по сторонам.

Предрассветные сумерки уже занимаются где-то на линии горизонта. Смотрю на ворота особняка, они довольно далеко, вообще у Умарова не просто дом, а целый форт, шарю взглядом бессмысленно как-то, а затем вылавливаю припаркованные неподалеку машины.

Все премиальные, есть также и гоночная модель. Ее я отличаю по хищным резким линиям, низкой посадке и широкой морде.

Взгляд опять опускается к брелоку и цепляет символ. Пазл в голове сам складывается. Что-то щелкает. Я будто со стороны себя вижу и уже в следующую секунду срываюсь с места, лечу в сторону припаркованного автомобиля.

Не знаю, о чем думаю. На что надеюсь. Единственное, о чем могу думать, это то, что я больше здесь не останусь ни секундочки.

Ударяюсь о черный низкий седан, цепляю дверную ручку и сажусь внутрь. Ставлю руки на руль. Нажимаю кнопку. Смотрю перед собой.

Дыхание срывается. Сердце бьет в груди сильно-сильно. А перед глазами все перестает расплываться.

Я словно выключаю все чувства, фокусируюсь на дороге. Навык никуда не пропадает.

Замечаю, как бравые мужики, не ожидавшие подобного выкрутаса со стороны полуголой девицы, срываются с места, бегут в мою сторону.

Поджимаю губы. Вцепляюсь в руль еще сильнее и уже в следующую секунду я вмазываю педаль газа в пол.

Лечу в сторону ворот, пока в мозгу бьется одно единственное слово – «Бежать!».

Бросаю взгляд в сторону особняка, замечаю, как Умаров выбегает наружу в том же виде, что и был. Он смотрит в мою сторону, явно понимает, чем дело грозит обернуться, затем неожиданно поднимает руку, словно отмашку дает.

Больше не смотрю в зеркало заднего вида, мчу к выходу, охранники едва успевают распахнуть ворота и отпрыгнуть в сторону, но неприятный скрежет дает понять, что дорогущую тачку Умарова я все же поцарапала.

Шины со скрежетом несут меня прочь, по щекам текут слезы, а дорога кажется пустынной и безлюдной.

Костяшки белеют от того, с какой силой я сжимаю руль, опять бросаю взгляд в зеркало заднего вида и сердце отдается ударом, тот самый серебристый хищный гоночный автомобиль вырывается вслед за мной сквозь покореженные ворота, и мне даже гадать не нужно, кто именно помчался вслед за мной…

Потихонечку аффект спадает и сердце колотится сильно-сильно, когда выдыхаю одними губами:

– Мамочки, что же теперь будет…

Только вот внутренний голос поправляет и говорит – не «если, Надя», а «когда» тебя нагонит Умаров.

– Плевать! – выдыхаю и газую до упора.

Я хочу домой. К своей Брошке. К сыну. Я не хочу быть здесь!

Не могу!

Чувствовать Умарова, ощущать его будоражащей запах, вдыхать аромат его туалетной воды, нотки мускуса в воздухе и задыхаться от чувств, от эмоций.

Слишком больно. Слишком остро. Невыносимо просто.

Слезы застилают взор, а дождь, проклятый дождь усиливается за считанные мгновения, барабанит по лобовому стеклу, лишает обзора.

Шмыгаю носом и утираю запястьем сопли со слезами.

Пустынная загородная дорога располагает к скорости, наверное, здесь все эти земли в личном пользовании Умарова.

Позади раздается сильный сигнал клаксона. Длинный. Острый. Дающий понять, что Биг Босс в бешенстве.

– Отстань! Умаров! – кричу, как если бы он меня слышал. – Ненавижу тебя! Ненавижу! Оставь меня в покое!

Последняя фраза срывается в рыдание, вытираю злые слезы.

Я бегу, скорее, не от него, а от себя, от нашего прошлого, от тех чувств, которые он разбудил в моей душе.

Ужасно понимать, что монстр еще имеет власть над твоим телом, над тобой, что когти его с легкостью дерут на части твое сердце.

Давлю педаль газа. Я давно не водила, но, оказывается, этот навык не забывается, как и езда на велосипеде. Раз научился и можешь поехать и через десять лет, и через двадцать, наверное…

Серебристый хищник за спиной нагоняет, он рассекает дорогу подобно стреле, мчит так, что прорезывает дождь.

Понимаю, что Баграта не одолеть, но все же мечтаю оторваться.

И не столько от машины, которая следует за мной, сколько от себя, от своих чувств, от боли, которая давит, мучает, перекрывает кислород.

С трудом до сознания доходит трель, понимаю, что сумочка, небрежно брошенная на соседнее сиденье, оживает, вернее, мой мобильник, спрятанный в потайном кармане.

Сжимаю зубы, пальцы сильнее давят на кожаную оплетку руля, но салон просто разрывается от трезвонящей мелодии.

Звонит и звонит, пока я, наконец, не сдаюсь, хватаю сумку и выворачиваю ее, высыпая содержимое, выхватываю телефон и тыкаю по экрану, ставлю на громкую связь.

– Останови! Надя! Живо! – рявкает на меня Умаров, и я плачу навзрыд, плотину прорывает.

Пауза, за которую мой бешеный собеседник пытается взять себя в руки.

– Надя… останови машину… – выговаривает мягче, ровно так же, как я разговариваю с Брошечкой, когда он канючит.

Странная мысль вызывает всхлип.

– Надя, ты угробишь себя. Жми по тормозам!

– Н-е-е-т, – рыдаю и шмыгаю носом, – не остановлю, Умаров, оставь меня в покое! Хватит! Я так не могу… – заикаюсь, проглатываю окончания слов, – ты мучаешь меня, я… мне нужно домой… я хочу к Бро… мне, – прикусываю язык в последний момент, чтобы не сорваться и не сказать правду, но вместо этого ляпаю привычное, – к бабушке… не мучай меня, Баграт.

– У тебя нет бабушки, Надя, ты круглая сирота, – чеканит слова так, как если бы я была не в себе.

И я сжимаю веки.

Больно становится от осознания своего одиночества, ведь так радушно принявшие меня в свой дом Татьяна Алексеевна и Вениамин Игоревич дед и бабушка Виталика – моего фиктивного мужа…

Стыдно признаться, но в тот день, когда я бежала от Умарова, я встретила на вокзале своего старого друга Виталю.

Он частенько зависал с пацанами в нашем дворе, следил за мной, а однажды я вошла в переулок поздно вечером и за мной последовала пара парней бандитской наружности.

Они не успели ничего сделать, один высокий рыжеватый пацан раскидал уродов, спас меня от надругательства.

Это и был Виталя…

Тогда простой девчонке-первокурснице показалось, что меня спас какой-то принц, а вернее, супергерой.

Уже потом я узнаю, что эти парни были специально посланы моим будущим фиктивным мужем. Методы у него всегда были своеобразные.

Мы договорились о встрече на следующий день. Только вот парень, попросивший меня о свидании после моего «спасения», пропал.

Бог отвел, наверное, в тот раз, но не в другой, спустя годы, когда Виталя так же возник из ниоткуда, и предложил мне помощь…

– Надя! – в трубке слышу голос Баграта, злой, бешеный, он выбивает все непрошенные мысли и воспоминания.

– Тормози. Иначе, – не договаривает, почти рычит в трубу.

Слезы скатываются по щекам, пока я начинаю говорить, как в бреду:

– Ты можешь ненавидеть меня так же, как я тебя… ты можешь все… Баграт… просто прошу… отпусти меня… я не выдержу этого… хватит… тебя слишком много в моей жизни, я не могу так…

Прикусываю губы, больше действительно не могу, слезы и дождь застилают взгляд, а Баграт молчит и лишь спустя долгую паузу я, наконец, слышу его выдох:

– Надя! Останови! Сейчас же! Ты на трассу выедешь сейчас! Жми по тормозам!

Тянусь к телефону, но машину заносит, гаджет летит куда-то на пол и оказывается под педалью тормоза, я жму, но не выходит… что-то ломается либо в машине, либо во мне от шока и адреналина.

Вижу огни трассы и понимаю, что лечу в сторону своей смерти, не успею затормозить по мокрой дороге. Жму изо всех сил, но машина летит к огням.

– Не могу… она… не тормозит… Баграт… – всхлипом, уже не знаю, слышит ли он меня…

– Пристегнись… – спокойный голос Умарова доносится как сквозь вату, и я делаю то, что он приказывает.

Педаль газа давно отпущена, а вот торможение не получается, машину заносит и в этот самый миг агрессивный спорткар Умарова меня объезжает и резко зажимает, ударяет по бамперу сбоку, слышится скрежет, звук удара, срабатывают подушки безопасности и мой автомобиль несет в сторону от трассы.

Дыхание сворачивается в тугой узел. Не вдохнуть. Не выдохнуть. Голова кружится и наступает ступор. Отмаргиваюсь. Прихожу в себя. Осматриваю тело на предмет повреждений, прислушиваюсь к себе, но все в порядке, повреждений не нахожу.

Нигде не тянет, не колет, крови нет.

– Боже… – выдаю дрожащим голосом, меня знобит и весьма сильно.

Откат от перенесенного ужаса дает о себе знать.

Все же люксовый автомобиль это в первую очередь про безопасность. Подушки окончательно сдуваются, становятся похожими на шарики со спущенным воздухом, грустно лежащие по всему салону.

Ищу взглядом автомобиль Умарова. Нахожу его неподалеку, он принял основной удар на себя.

В полном ужасе замечаю, как дверь спорткара Умарова отъезжает вверх и глохнет на половине, затем вижу, как мужчина просто сносит ее ударом ног.

Прикусываю дрожащие губы. Именно в эту секунду осознаю, что именно я совершила, что сделала…

Спустя мгновение Баграт выходит прямо под дождь.

Агрессивный. Злой. Глаз не могу оторвать от литого натренированного тела. Скольжу взглядом по каплям, которые в свете фар стекают по мощному торсу. Впитываются штанами.

Наконец, поднимаю взгляд, подмечаю, как дождь ударяет по его скульптурному лицу. Все как на слоу-мо. Замедленно. Даже кажется, что дождевые капельки стынут в воздухе.

Вглядываюсь в лицо, и чем ближе он подходит, тем яснее я вижу, в каком лютом бешенстве находится Умаров.

Одним сильным рывком дверь с моей стороны открывается, и я забываю, как дышать, когда волевое лицо Биг Босса оказывается нос к носу к моему…

Одним слитным движением Баграт отстегивает ремень безопасности и вынимает меня из машины. Опускает голову и смотрит в мои ошалелые заплаканные глаза, пока руки шарят по моему телу, проверяют на переломы, а я как завороженная смотрю в лицо мужчины.

Капли стекают по высокому лбу и окрашиваются в алый, у Умарова свежая рана на брови.

Капельки смешиваются и текут вниз по скуле, но я смотрю в глаза мужчины и ужас меня затапливает, накрывает волной, сердце прекращает биться, все хладнокровие Умарова рушится на моих глазах.

Кровь пульсирует в ушах, отдает шумом. Ощущаю, как лютый зверь надвигается на меня.

Делает шаг, а у меня перед глазами плывет, мокрая сорочка с его плеча сразу же липнет к коже, раздражает, хочется ее снять.

Страшное желание, глубинное. Именно здесь и сейчас я чувствую его аромат, запах разгоряченного тела, молекулы сильного самца буквально пропитываются в дождевой воздух, будоражат нюх.

Инстинкты. Они просыпаются, получив отмашку после пережитого страха и стресса.

Меня накрывает. Откат. Он ударяет по нам обоим.

Замечаю, как Умаров делает глубокий вдох, словно себя в чувства привести хочет, но вместо этого сильные руки сжимаются на моих плечах все крепче.

В нем все чересчур. Слишком развитый каркас мышц, слишком отчетливая маскулинность. Он – мужчина. Жесткий. Жестокий. Непоколебимый. Как гора, которая сейчас возвышается надо мной, а глаза…

Его глаза вспыхивают темным, алчным, алчущим блеском, когда Баграт делает еще один шаг, полностью лишая меня возможности бежать из его цепких лап…

Глава 12

Колотить начинает. В горле ком и взвыть хочется, рефлекс срабатывает бежать от Баграта как можно дальше.

Взгляд глаза в глаза и на мгновение Умаров отпускает меня. Словно сам силится побороть своего внутреннего демона. Я же пользуюсь этим.

Делаю шаг назад. Еще и еще. Как вдруг Умар оживает. Следит за каждым моим шагом. Сканирует взглядом. Словно дает шанс размять конечности и показать, что переломов нет, что я в состоянии идти.

Когда кажется, что мужчина застыл каменным изваянием. Я пячусь все быстрее, готовая сорваться на бег. Но все же двигаюсь медленно. Осторожно. Как с ядовитой змеей, которая внезапно появилась у тебя на пути, и ты действуешь со всей осторожностью, чтобы не вызвать нападения чисто на инстинктах.

Не знаю, сколько длятся наши гляделки. Время словно застывает.

Баграт так же оживает, надвигается. Шаг. Еще один. Мой назад. Его вперед. Похоже на извращенный танец жертвы и палача. Я не смотрю, куда иду, просто пячусь, дергаюсь, спотыкаюсь и падаю. В тот момент, когда тело теряет контроль, а я свое самообладание.

Желание убежать от Баграта приводит лишь к тому, что я грохаюсь на мокрую от дождя землю.

Капли обжигают разгоряченную кожу лица, грязь брызгает по зубам и неприятно скребется, ощущается терпким вкусом на языке. Чисто по инерции я все еще пытаюсь ускользнуть, уползти, обливаюсь слезами, они текут ручьем по щекам, вырываются всхлипом с губ.

Уже второй раз за день я валяюсь в грязи на дороге. Тело колотит. Но я, сомкнув губы, ползу, грязная, ободранная, мокрая.

Только от Умарова не уйти. Зверь меня уже учуял. Слышу его шаги за спиной. Он не ступает громко, просто слух обостряется, и я слышу это «шлеп» по лужам…

Всхлипываю и протираю нос рукой. Внезапно все звуки затихают. Стальная хватка на животе, словно обруч. Не двинуться, не вздохнуть. Резкий рывок.

Баграт поднимает меня, словно я пушинка. Будто не вешу ничего. Взмываю в воздух, ощущаю жар его тела. Он настолько горячий, обволакивающий своим теплом. Разворачивает меня лицом к себе, на мгновение прижимает к литой груди, а я слышу, как сердце у него бьется по-сумасшедшему быстро, гулко.

Острый запах. Его аромат забивается в ноздри. Опять преследует. Дурманит. Манит. Действует подобно афродизиаку или же транквилизатору.

Заставляя чувствовать его надежность…

– Успокойся, – глухо шепчет в ухо, рычит почти. Заглядывает мне в глаза. А там, на дне его зрачков, словно свет преломляется, отблеск, как у настоящего животного. Страшного. Дикого. Будоражащего.

В нем всегда была эта первобытность. Остро-сладкая. Животная страсть, которую он умело маскирует под пиджаками и деловыми костюмами, но, когда одежда слетает, как маскировка, появляется настоящий Умар.

Бешеный, жестокий, одержимый. Секс с ним всегда был на грани, только я помню то чувство, что меня все же щадят, не идут до конца, не показывают всю глубину порока, который, подобно тайной бездне, существует в этом мужчине.

Сейчас же все иначе. Меняется на глазах. Предохранители слетают, и я вижу другого Баграта.

Того, от которого дыхание перехватывает, а пальчики на ногах поджимаются. Мурашки бегут по коже, искры полыхают, ударяют в живот и в самый низ.

Я откликаюсь на его молчаливый призыв, ощущаю его желание, его лютую животную тягу, и пугаюсь своих чувств, боюсь его именно сейчас так, как никогда прежде, потому что мужчина находится словно на периферии, именно в том моменте, когда все может быть слишком больно.

Кажется, что я тоже перестаю себя контролировать, не достучаться. Не докричаться до самой себя.

Поэтому я сцепляю зубы и ударяю мужчину по каменной груди. Эффектно ноль. Только себе больно делаю.

Слезы опять начинают срываться с ресниц, а я кричу со всей болью, живущей внутри:

– Отпусти меня, Умаров! Ты дьявол! Хватит! Дай мне уйти! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Все… все из-за тебя…

Хочется обвинить мужчину во всех своих бедах, царапаться в его руках подобно кошке, оставить на шее и голом торсе борозды от обиды и боли, которые все это время жили во мне, были неотъемлемой частью меня и сейчас срываются с губ, но где-то внутри живет и другое чувство, которое я не хочу в себе воскрешать, потому что, помимо боли, этот мужчина подарил мне ослепительную радость материнства, дал лучик света, который я лелею и готова защищать до последнего вздоха…

– Надя… – цедит глухо, хрипло, встряхивает меня так, что зубы клацают, а я бьюсь в его руках в истерике, у него рана на брови начинает сильнее кровоточить, ошарашенно смотрю на алую каплю, а затем в сторону, неожиданно замолкаю, когда взгляд наталкивается на то, что немногим ранее было дорогостоящим спорткаром.

Как шоры с глаз падают и до меня доходит, что Баграт принял основной удар на себя, вся водительская сторона автомобиля смята, пробоина в машине такая, что я удивляюсь, как он вообще на двух ногах стоит…

Запрокидываю голову, чтобы смотреть в когда-то любимое лицо, которое сейчас перекошено каким-то странным чувством. У Умара глаза горят плотоядно, зло. Мне кажется, он меня сейчас растерзает. За все. За разбитую в хлам тачку, за новый шрам, который добавился из-за меня.

Его рука поднимается, и я втягиваю голову в плечи, боюсь, что ударит, боюсь его нечеловеческой силы, но вместо этого Баграт проводит пальцами по моей скуле и неожиданно натягивает волосы, собирая их в кулак, заставляет подняться на носочки и смотреть в его глаза, которые вспыхивают.

– Маленькая непокорная Надя, – выдыхает надрывно.

У Умарова дыхание обжигает, я чувствую его на своих губах, облизываюсь и ощущаю соленый вкус дождя на кончике языка… или это уже мои слезы?

Поднимаю руки и царапаю его ладонь, пытаюсь ослабить хватку. Пока Баграт смотрит стремительно темнеющим взглядом мне в глаза. Я узнаю и одновременно не узнаю желание, которое там вспыхивает, пульсирует в зрачках.

– Нет, – шепчу сдавлено. Не знаю, кому проговариваю это самое «нет». Своему глупому сердцу, которое стремительно отбивает барабанную дробь у меня в груди, или мужчине, который надвигается с непоколебимостью танкера.

Умаров тянет меня на себя, наматывает мои распущенные мокрые пряди на кулак и вбивает свои губы в мои.

Взрыв. Фейерверк перед глазами и запоздалое чувство страха напополам с эйфорией.

Мы живы. Он жив. Он мог погибнуть. Его машина приняла на себя весь удар, и он сейчас здесь со мной, целует меня так ошалело, вбивается языком в мой рот, пробует на вкус, пьет мои стоны.

Натягивает меня, заставляет прогнуться и прижаться бедрами к его бедрам, ощутить мощь зверя, который рвется в бой даже сквозь преграду из наших мокрый тряпок.

Сама подаюсь вперед, зарываюсь пальцами в его волосы на затылке, притягиваю к себе близко, невыносимо, целую сама. Как изголодавшийся зверек, меня накрывает.

Баграт…

Всегда был только он…

А сейчас… это не я… стресс, аффект…

Все, что угодно…

Только не мое изголодавшееся сердце, которое не сумело забыть…

Резкий толчок и я падаю на капот автомобиля, ощущаю лопатками обжигающий холод и жар, в то время как Баграт остается стоять. Он смотрит на меня. На то, как лежу перед ним, откровенно желая мужчину. Кусаю губы. Дождь не охлаждает. Наоборот. Кажется, что капли шипят от соприкосновения с моей кожей.

Проводит пальцами по моему телу, очерчивает изгиб, останавливается на груди, ловит пальцами, ласкает, теребит, вызывает стон, сжимает полушария, а затем сильные руки резким движением рвут сорочку, раздирают ее на две части. Мокрая ткань обжигает, оставляя на моей белоснежной коже красные полосы, а я остаюсь перед его алчным взором абсолютно нагая…

Смотрит на меня. Рассматривает. Глаза медленно, сантиметр за сантиметром, ощупывают воспаленную кожу. У него скулы белеют от натиска, от того, как сжимает зубы, желваки на щеках ходуном ходят.

Капли бьют по его лицу. Умаров подается вперед, мощные кулаки падают по обе стороны от моего тела. Баграт со стоном накрывает меня своим телом, заставляет раздвинуть ноги, цепляет мою лодыжку, тянет на себя, поднимает и целует с внутренней стороны.

Порочно. Чувственно. Одно прикосновение, как удар. Разряд электрического тока. Не сбавляет натиска, приближает меня к себе, заставляет промежностью чувствовать, как царапает материя его брюк нежную плоть.

Рычит и наклоняется, словно сам шалеет от моего вкуса. Поцелуй-укус обрушивается на мою шею. Он метит. Ставит клеймо своей принадлежности, вызывает глухой стон, всхлип. Пальцы на ногах поджимаются, а необыкновенно нежные, полные, чувственные губы целуют место укуса, язык зализывает рану, как зверь, доводит меня до исступления.

Он помнит все точки на моем теле, чувственность которых сам же и открыл. Опытный. Опасный.

Не выдерживаю, стону в голос, пока он ставит засос на моей шее. Чокнутый зверь, который по привычке метит добычу. Остро-сладко, невыносимо больно и в то же время приятно.

Не выдерживаю глубины собственных чувств, бью Баграта в бок, чтобы отпустил, ослабил хватку крепких зубов.

Чувствую, как шершавый язык опять проходится по пылающей коже, а я смотрю в хмурое темное небо, ловлю приоткрытым ртом капельки дождя, ощущая, как жалящие поцелуи идут все ниже, очерчивают мою грудь, а затем спускаются совсем низко, заставляю щеки полыхать, а коленки подрагивать…

Умаров играет с моим телом, дозирует мощь, силу и нежность. Он изводит своим языком, губами. Я кусаю пыльцы, чтобы не кричать, но в какой-то момент просто теряю себя, шиплю, стону.

Хватаю мокрые короткие волосы на затылке и тяну со всей силы, только уже не понимаю, пытаюсь ли оттолкнуть, или, наоборот, притянуть сильнее, чтобы наконец-то достигнуть своего пика.

Не дает мне почувствовать эйфорию. Отстраняется. Обдает жаром дыхания, и я начинаю хныкать. Коленки подрагивают.

Только Баграт не отпускает меня, хватает крупными ладонями за коленки и не дает стыдливо их сомкнуть. Смотрит прямо в сосредоточие моей женственности. Замирает. Словно перед броском берет паузу. Острую. Яркую. Дает прочувствовать моему телу острый недостаток в нем, позволяет понять, насколько сильно я хочу этого ужасного мужчину.

Только небо над нами, глухое, темное, не переставая изливающееся дождем, словно слезами.

Губы начинают дрожать, распухшие, искусанные, но я не успеваю одуматься, не успеваю включить разум, вернее, попытаться… хотя бы попытаться сопротивляться тайфуну, который просыпается в Умарове, под который подпадаю я вся, целиком, без остатка.

Он приспускает штаны и нападает, хлесткий звук единения и я кричу, пропадаю, цепляюсь за сильную шею и царапаюсь. Все так остро, больно, непривычно, как в наш самый первый раз.

Баграт каменеет. Замирает. Заглядывает в мои ошалелые глаза. Тело под моими пальцами всегда подобно граниту, но сейчас мышцы каменеют, тяжелеют, распухают.

Умаров прикрывает глаза. Дышит носом. Заставляет себя остановиться на краткий миг, чтобы дать мне отдышаться, чтобы не задрать свою жертву насмерть.

Припадает ко мне, опять целует губы, проталкивает язык в самую глубину, заигрывает, ласкает, заставляет приоткрыть рот, чтобы ему было удобнее хозяйничать.

Пьет меня, целует так остервенело и вместе с тем так нежно, что у меня звездочки загораются под сомкнутыми ресницами.