Текст книги "Его Искушение"

Глава 15

Аврора

Просыпаюсь рывком и замираю. Я в постели. Не одна, а с Иваном Кровавым.

Боюсь пошевелиться, не хочу дышать лишний раз, просто смотрю во все глаза на мужчину, который спит рядом со мной.

Вчерашнее безумие напоминает о себе: стоит только моргнуть и тело начинает ныть, накатывает усталость, измученность. Между ног все пульсирует, насыщая тело отголосками перенесенного наслаждения.

То, что произошло вчера…

У меня просто нет слов. Меня предали, подставили и отдали на съедение хищнику, который брал меня дико, безудержно, погружая в агонию.

Мне было с ним хорошо, наслаждение на грани, сумасшедшая ночь.

Я уже не помню, сколько раз за ночь он меня брал. Голодный. Ненасытный. И я с ним вместе сошла с ума. Горела в пламени обоюдной страсти.

– Сумасшествие… – вздохом.

Мне бы встать, но я не могу оторвать взгляд от спящего мужчины, рассматриваю, как мерно вздымается его грудная клетка, изучаю шрамы на проработанном животе с рядом мышц, которые образуют сильный каркас, спрятанный под горячей кожей.

Машина. Безудержная и страстная. Иван пугает. Я понимаю почему. Если он такой в сексе, то каким может быть в ярости?!

Рассматриваю лицо с резкими чертами. Здесь нет канонической красоты. Скорее, харизма проскальзывает. Так и тянется рука разгладить суровую морщинку, засевшую поперек бровей.

Он и во сне хмурится и похож на неприступную скалу. Не могу понять, что именно испытываю к своему любовнику. Первому.

Он купил меня. Для него это в порядке вещей. Наверное.

Только я не была согласна на такую оферту. Меня подставили. Но зла нет на Ивана. Мы оба двигались, исходя из заведомо ложных данных…

Опомнившись, немного ерзаю на подушке, бросаю взгляд в поисках своих вещей.

В нос бьет запах терпкий, насыщенный. Он принадлежит Ивану. Я вся пропахла им. Он на мне, во мне…

Кое-что цепляет в воспоминаниях и в сердцах вздыхаю.

– Черт!

Чуть не подпрыгиваю, когда Кац распахивает веки и фокусирует на мне свои пугающие почти бесцветные глаза.

Твердым взглядом проходится по моему лицу и скользит ниже, рассматривает.

Неосознанно прикрываюсь простыней, откидываю волосы с лица. Затихаю. Прирастаю к месту. Двинуться боюсь.

Он долго смотрит на меня. Ничего не говорит.

Поднимается. Не стыдится своей наготы, а я рассматриваю огромную спину со странной татуировкой, на которой остались следы от моих ногтей, и внутри разжигается маленький злорадный огонек. Я тоже понаставила на Иване достаточно следов, начиная от шеи и заканчивая росчерком на плечах и спине.

Четкими движениями он скрывает свое мускулистое тело атлета под одеждой.

Отворачиваюсь, смотрю в окно.

Снаружи новый день и солнце начинает проскальзывать в мрачную мужскую спальню сквозь незашторенные окна.

Ничего не напоминает о страшном шторме, который бушевал ночью. Как ничто не напоминает и по виду мужчины о том, что между нами этой ночью происходило такое же буйство, как и за окном.

Разве что кровавый след на простыне, который я цепляю взглядом, служит доказательством того, что я наконец-то стала женщиной.

Высокий мужчина, собранный, одетый, разворачивается и перехватывает мой взгляд.

Опять молчит. Долго. Смотрит.

– Вот почему этот червь так не хотел отдавать тебя…

Его голос заставляет мурашки пробежать по всем конечностям, а внутри в животе комком сжимается сгусток из странных и непонятных чувств.

Накатывает паника.

Я в его власти. Судя по всему, у Ивана Кровавого безграничные возможности и со мной он может сделать все…

– Ты дал слово. Ты сказал, что отпустишь меня после этой ночи.

Сиплю. Смотрю на Ивана с надеждой.

Морщится, словно ему неприятны мои слова, а я сжимаю дрожащие губы. Тянет расплакаться. Все эмоции вышли из-под контроля.

Веки дрожат, я на мгновение их прикрываю и цепенею, когда чувствую, как Кровавый поднимает мой подбородок, чуть давит сильным шершавым пальцем, принуждая откинуть голову.

Открываю глаза и натыкаюсь на задумчивый взгляд, отдающий изморозью.

Иван действительно пугает. От него холодом несет. Такой же цвет глаз у него. Ледяной. Он сам похож на глыбу, айсберг.

Наконец нарушает повисшую паузу.

– Ты свободна, Аврора, можешь идти.

Меня на безудержный смех прорвать хочет.

Можешь идти…

После него я вряд ли смогу нормально передвигаться ближайшие несколько дней.

– Выпущу твоего червяка из подвала, пообщаюсь и пусть тебя отвезет.

Опять окидывает меня взглядом, скользит по следам, которые остались после его губ и рук.

– Приведи себя в порядок. У тебя двадцать минут.

Разворачивается и выходит. Дверь закрывается.

А я сжимаюсь на постели, падаю на подушку и бью кулаком по ней, потому что она пахнет им…

Моим первым мужчиной… и этот запах… он не отталкивает.

Я закрываю глаза и вдыхаю полной грудью.

Запускаю в себя его отраву и плачу…

Никогда не думала, что ночь с мужчиной может принести столько страсти и противоречия чувств.

Поднимаюсь, бреду в сторону ванны.

Мне плохо. Полный раздрай эмоциональный и душевный.

Ванная выдержана в таком же мрачном антураже, правда одна стена полностью зеркальная и, сбросив простыню, я прекрасно вижу последствия того безумия, в которое меня погрузил Иван.

Рассматриваю следы на своем теле, принимаю решение сегодня же наведаться в косметологию и СПА.

Вид ужасный и… у меня работа…

Очередной контракт, я не могу его нарушить.

Специально думаю о планах, о своем размеренном существовании.

Я не хочу поддаваться панике, не даю обстоятельствам сломить себя. Модельный мир жесток. Это не шутки. Сколько раз я падала и поднималась?!

Сколько раз мне было обидно и больно, но цель всегда перекрывала повседневные неурядицы.

Однажды я исполню мечту. Я приду к этому.

Однажды…

Нахожу свое белье, платье… Все измято, испорчено…

И я чувствую себя так же, как и кусок этой белоснежной материи, превратившейся за ночь в грязную тряпку в разводах от пыли и дождя.

Перед тем, как выйти из спальни, останавливаюсь. Опускаю голову и делаю глубокий вдох, пропускаю воздух в легкие.

Не знаю, почему разворачиваюсь и еще раз взглядом скольжу по дорогому мрачному дизайну мужской обители.

Здесь в воздухе витает аура и энергетика Ивана, она виднеется в лаконичности комнаты, в ее аскетичности.

Спотыкаюсь на виде разворошенной постели. Прикусываю губу и гоню странные чувства. Почему-то хочется запечатлеть каждую деталь, все запомнить, чтобы вспоминать.

Ловлю себя на том, что медлю, словно уходить не хочу.

Мысленно даю пинка своей пятой точке, разворачиваюсь, хватаюсь за ручку и выхожу из спальни.

Выпрямляю спину, поднимаю подбородок.

Что бы ни творилось у меня на душе, я привыкла выглядеть так, как подобает девушке с обложки.

Не забываю про отработанную до автоматизма легкую улыбку, которую необходимо приклеивать к губам вне зависимости от того, насколько тебе сейчас хреново.

Улыбаться модель должна вне зависимости от того, как болят ноги, обутые в шпильки не по размеру и как натирает неудобная дизайнерская шмотка.

Вне зависимости от того, какой тайфун поднимается у меня в душе.

И почему-то в ушах глубокий хриплый голос и взгляд, в котором я тону:

– Хочешь меня?

Обнимаю мощную шею и правда слетает с губ:

– Да…

– Приди в себя, Рора, – проговариваю.

И вспоминаю постулаты: Улыбка. Легкость. Нескончаемый позитив. Модель. Вот именно, что модель чего-то.

Роль. Маска. Бренд.

– Куколка… Какая же ты красивая…

Опять этот голос в ушах отдает болью в груди. С каждым шагом я ухожу прочь, отдаляюсь от проклятой спальни и мне все хуже.

Глупость какая-то, не нормально это все.

Иван меня правильно обозвал.

 Я – кукла, надевающая личины.

Я та, чье лицо продает все. От туши для ресниц до маски от угрей, которых у меня отродясь не было.

И пусть под маской у меня все кровит, никто этого не увидит, никто не поймет…

Спускаюсь по громадной мраморной лестнице.

Дом Ивана необычайно красив, просторен и я специально рассматриваю окружающую меня роскошь.

Отвлекаю себя от мыслей. Замечаю в архитектуре элементы английской готики напополам с мавританскими мотивами.

Белоснежные стены, мягкие штрихи, панорамные окна…

Великолепие, дороговизна, лепнина, но это, скорее, отель, а не дом, где живут люди. Наконец, выхожу в просторную залу, где посередине стоит массивный обеденный стол, здесь материалом послужил редчайший вид древесины – первосортное черное дерево, не удерживаюсь и провожу подушечками пальцев по теплой полированной поверхности.

Замираю на мгновение. Странное чувство продолжает нарастать.

Словно хочу задержаться…

Глупости, конечно, я должна бежать со всех ног, но…

Может, так у всех бывает после первого раза, я не знаю. Внутри меня много чувств, словно художник взял палитру и шваркнул ею о холст.

И среди всех эмоций проскальзывает странная тяга к жесткому мужчине, который оказался непревзойденным любовником.

Не нужно сравнивать, чтобы понять. Между мной и Иваном химия. Только это не отменяет того факта, что он меня заказал.

– Очнись, Аврора. Просто забудь все как самый страшный сон…

Пора уходить отсюда. Я свободна от обязательств перед Кацем.

Отдергиваю руку, резко оборачиваюсь и столбенею. Как я не заметила, что ко мне подкрались и встали за спиной настолько близко?!

Холодею вся, поймав заинтересованный взгляд незнакомого мужчины, и запоздало ощущаю тошнотворно-сладкий аромат дорогого парфюма, на который у меня стойкая непереносимость.

Делаю шаг назад, но упираюсь ногами в массивный стол, что остался позади меня.

В западне! Опять! Да что же такое?!

Кажется, что меня с головой окунают в удушающе-приторный аромат.

Расправляю плечи и делаю то, что привыкла. Улыбаюсь. Не даю страху всплыть и проявиться.

– Простите. Я вас не заметила.

Хочу обойти, но мне не остается места для маневра.

Брюнет смотрит цепко, не отвечает. Рассматривает меня слегка прищурившись, а у меня от страха и ужасного аромата его туалетной воды все начинает плыть перед глазами.

Только это не мешает, чтобы частички его образа откладывались в сознании.

Он словно темная противоположность Ивана, лощеный мужчина с зачесанными назад черными волосами и сухим лицом. Нос слегка горбат, губы полные, но в их уголках прячется презрение ко всему живому. Волосы блестят настолько сильно, что становится понятно, что причесывается он с гелем и я бы улыбнулась стремлению мужчины следовать тенденциям моды, если бы он не выглядел столь пугающе…

Дорогой дизайнерский костюм сидит на нем как влитой, без единой складки. Словно вот он нигде ни разу не присел.

Весь образ педантичен до стерильности. Людям хоть немного свойственна небрежность. Здесь ее и в помине нет.

Словно глянец, а не живой человек.

Глава 16

– Какая аппетитная киса тут разгуливает.

Говорит с акцентом. Легким, незначительным, но я улавливаю.

Вскидывает черную бровь и острый взгляд проходится по моей фигуре оценивающие.

– Я спешу.

Хочу обойти преградившего дорогу типа, но он делает шаг и снова оказывается передо мной.

– Кисуня… Куда-то спешишь? Перышки, смотрю, сильно помяли…

От желания залепить уроду пощечину руку жжет. Набираю воздух, чтобы послать мерзавца.

Прищуривает карие глаза, в которых загораются опасные огни.

– Смотрю, Иван не сильно зверствовал. Мне не нравится твой взгляд, киса.

На наглом лице проявляется нечто наподобие ухмылки, от которой меня передергивает. Ничто не выдает человека так, как его умение улыбаться…

Здесь и сейчас меня просто обливают в едком потоке превосходства напополам с презрением, припорошенным похотью.

– Вы ведете себя омерзительно. Пропустите!

– Занятно. Совсем спесь не сбил.

От оскорбительного тона в моих венах вспыхивает адреналин, он проносится огнем и заставляет все тело гореть от кончиков пальцев до концов волос.

Негодование и обида жгут внутренности, разъедают раны, которые слишком свежи…

Сдерживаюсь, чтобы не сорваться, и замечаю, как мужчина улыбается еще шире.

Ему нравится провоцировать. Оскорблять. Причинять боль, выводить на эмоции.

Собираюсь и загоняю все лишние чувства глубоко внутрь себя. Ловлю обескураженный взгляд и поднимаю подбородок.

– Иван Кац меня отпустил. Отойдите, иначе я обращусь за помощью к хозяину дома.

По лицу мерзопакостного незнакомца проходит тень, а в глазах непонятного грязного оттенка улавливаю яркую вспышку недовольства.

Но не испуга…

– Не советую смотреть с таким вызовом, кисуня, – продолжает говорить столь же приторно, мне все более мерзко от его запаха, от речи. Во всем фальшивая патока. Так могут маньяки душевно разговаривать, пока пытают.

Наклоняет голову так, что я вынуждена отклониться и почти сесть на стол, чтобы увеличить расстояние.

– На первый раз я тебе все же проясню ситуацию, кисонька. В нашем мире так нагло в глаза смотрят равные, те, кто хотят померяться авторитетом, или кандидаты на тот свет.

– В каком таком мире?! – бормочу обескуражено.

Ухмыляется. Явно еще один мафиози со своими понятиями.

– Тише. Женщине идет покорность. Взгляд в пол и податливость. Тогда такая кисонька, как ты, будет иметь все, что пожелает.

Понимаю, что ему нравится запугивать, он подобен вампиру, питающемуся страхом.

У меня озноб от этого ласкового голоса, от взгляда и запаха.

Интересно, сколько протяну прежде, чем рухну в обморок?!

Беру себя в руки.

Улыбаюсь широко, окунаю мужчину в свой позитив. Когда нужно, я умею давать ту эмоцию, которую от меня хотят, а точнее, в этом случае, как я понимаю, мужчина кайфует от вида жертвы, от запугивания, а улыбка – яркая демонстрация того, что мне не страшно. Ничего не страшно.

Вот, выкуси, урод вонючий!

– Благодарю за предупреждение, я бы сказала, что учту на будущее. Но. Нет. У нас с вами второй встречи просто не будет. Счастливо оставаться!

Делаю резкий шаг, задеваю плечом замершую напротив махину, все же выскальзываю, но хватка на локте останавливает.

Резко возвращает на место, не дает отстраниться, прижимает меня к столу сильнее, а мне хочется заорать, вырваться и двинуть мерзавцу коленкой по причинному месту.

Но что-то останавливает. Может, то, что читаю на дне темных глаз.

Такому только дай повод и всех адских псов спустит.

Именно притаившийся жадный блеск на дне глаз заставляет меня не делать ничего. Ни вырываться, ни драться, ни кричать.

– Отпустите, иначе Иван…

Улыбается еще шире.

– Ты, кисуня, не догоняешь по ходу. Кровавому до отработанного материала дела нет.

Сердце болезненно сжимается от страшных слов. И почему-то верю. Каждой букве в этом предложении.

У меня внутри все печет. Словно я одна осталась. Один на один со всем адом, который вдруг начал затапливать мою жизнь.

Хуже всего то, что слова эти равнодушные душу мне выворачивают.

Разовая.

Я для него ничего не значила ни тогда, ни сейчас.

Продолжает давить своей темной энергетикой, продирающей насквозь, затапливающей безысходностью.

Пальцы незнакомца все сильнее давят. Руки уже не чувствую, словно застываю в секунде от того, чтобы взвыть и разрыдаться.

Предел достигнут.

И ломает сильнее то, что я всего лишь развлечение для своего первого мужчины.

Мерзавец продолжает намеренно причинять боль и следить за моей мимикой, за реакцией, глаза поблескивают злобой, словно лезвиями проходятся.

Нравится. Ему истязать нравится. Мучить. Словами. Действиями.

Он наслаждается, ломая человеческую психику.

Догадка осеняет, а я держусь на чистом природном упорстве.

Цежу сквозь стиснутые зубы:

– Пошел ты! Ничего от меня не добьешься. Хочешь, руку мне сломай.

Желает увидеть мою боль и растерянность?!

Не дождется.

– Такая забавная. В тебе есть стержень, киса. Удивительно даже. Я бы сказал… Неожиданно.

Приближает свое лицо к моему, и я понимаю, что своей бравадой раззадорила интерес.

– Давай поиграем, кисуня.

Делает паузу. Изучает мое лицо, а затем шпарит угрозой:

– Вернее, это Я поиграю в тебя.

Именно в эту секунду как выстрел слышу голос.

Резкий. Грозный. Глухой. Напитанный силой.

– Отпусти. Ее.

Раздается из-за моей спины, и урод, зажимающий меня, смотрит туда поверх моей головы. Улыбается. Только от его оскала у меня по телу дрожь и ледяной пот градом.

– Палач. Тебе делать нечего, смотрю, подглядывать начал?!

Изворачиваюсь и смотрю в сторону застывшего у стены мужчины. Тот самый, что провел моих похитителей в кабинет.

Тот, которого Иван назвал Монголом.

Опять от его взгляда дикостью веет, искра в темных глазах недобрая.

Интуиция сходит с ума. Бьет набатом. Передо мной убийца. Чистокровный. В зрачках ни тени сомнения. Жилистый, пружинистый. У такого разгон от статики в смертоносное движение – миллисекунда.

Кусаю губы, чтобы не зарыдать. Напряжение полосует, бьет по нервам, натянутым до предела.

А Монгол этот на меня цепкий взгляд переводит. Проходится по лицу, плечам, считывает весь мой ужасный вид, следы видит.

От меня веет всем тем, что со мной ночью вытворяли, и у Палача ноздри шевелятся, не знаю, словно ему неприятно, будто смрад почуял.

По крайней мере, мне так кажется.

Неодобрение в раскосых глазах полыхает.

Опять переводит взгляд на моего мучителя.

– Босс. Отпустил. Ее. Отойди.

Что-то вспыхнуло в раскосых глазах Монгола. Нечеловеческое. Жуткое. Страшное.

Темный взгляд исподлобья, из-под широких прямых бровей, одна из которых рассечена давно.

– Ты забываешься.

Шипенье змеи, наверное, приятнее, чем этот напитанный патокой жутчайший голос так близко к моему уху.

Коршун не намерен вытаскивать когти из пойманного зверька.

Одно плавное движение в нашу сторону, и я могу рассмотреть мужчину, с ног до головы одетого во все черное.

На ногах рукояти ножей выглядывают, на боках с двух сторон оружие.

– Приказы Кровавого не нарушают. Серебряков. Она уходит. Сейчас.

Словно вороны черные сошлись в схватке, а я только биение своего сердца слышу.

Хватка на моем локте ослабевает, не могу взгляда оторвать от своего опасного спасителя. Он на героя и добродетеля совсем не тянет, а когда опять взгляд на меня переводит, мне закричать хочется, столько тьмы в этих странных глазах, они полыхают и опять чудится, что там вчерашняя ярость напополам с ненавистью бушует.

Резкий кивок головой – дает понять, чтобы свалила.

Срываюсь с места, словно оцепенение пропадает, и я волю включаю. Заставляю себя вытянуться.

Не бегу к спасительному выходу. Наоборот. Ступаю еще более ровно и прямо, чувствуя, как лопатки сверлит взгляд, ощупывает и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не передернуть плечами, не обернутся и не показать фак.

Задираться тянет, как ребенка, лишенного инстинкта самосохранения.

Чей-то взгляд дыру во мне прожигает, пока к двери иду, пока открываю, и заставляю себя не хлопнуть со всей дури, не разрешаю себе спешить. Пытаюсь выглядеть достойно. Для самой себя.

Стоит оказаться на улице, как замираю, выдохнув:

– Куда я попала?! Вокруг одни чудовища, опасные, злые… С меня хватило общения с Иваном.

Дальше я подумаю, что предпринять. Как жить. Случилось то, что случилось, и в своих чувствах я разберусь потом.

В конце концов, в этой жизни очень часто происходит страшное…

 Почему-то испепеляющий взгляд Монгола запомнился, как и этот экстравагантный восточный мужчина.

Слезы вскипают внутри и в сознании всплывает теплый голос, насыщенный старческими нотками:

Если твоя совесть чиста, Ава, пусть тебе не будет дела до того, кем ты являешься в чужих глазах…

Так учила бабушка. Давно. Я любила забираться к ней на колени и пока мне расчесывали волосы перед сном, моя Нину рассказывала мне свои сказки.

Выдуманное перемежалось с историями из жизни и всегда, когда мои глаза уже слипались, а я засыпала, она своей испещренной морщинками мозолистой рукой поправляла мои прядки, рассыпанные по подушке и, как некий зарок, произносила:

– Малышка, ты та, кто ты есть… живи по совести, девочка, по своему пониманию, не иди на поводу… Люди всегда говорят о многом, видят все не таким, как есть. Слушай свое сердце… Оно не обманет…

В глазах щиплет, мокрые дорожки катятся по щекам, а я убеждаю себя не плакать.

Мое сердце дрогнуло и растаяло непонятно как, словно по волшебству притянулось к мужчине, которого я не знаю, для которого я никто.

Иван разделил со мной мои первые ощущения близости и…

Слушай свое сердце… Оно не обманет…

Мое сердце, оно притянулось к Ивану.

Я уношу с собой отголоски противоречивого влечения …

– Главное, просто исчезнуть из этого дома, забыть сюда дорогу, стереть из памяти жестокого мужчину со страшным прозвищем.

Белоснежный автомобиль Ридли припаркован у крыльца. Он на эту тачку намолиться не может, а я хочу взять камень и пройтись по глянцу капота, навредить, сломать.

Только эта тачка – роллс, единственный выход для меня из той ловушки, в которую попала.

Я сяду в нее и уеду отсюда.

Вычеркну. Забуду.

И почему в груди все болит?!

Ухожу, но хочу еще хоть раз увидеть его…

Отгоняю мысли.

Уверенно приближаюсь к пассажирской двери, поднимаю руку, чтобы открыть, но в самый последний момент ведомая непонятной тягой все же оборачиваюсь и из многочисленных окон гигантского особняка выхватываю одно, где улавливаю знакомую мощную фигуру русского.

В горле становится сухо, а сердце сжимается.

Иван. Он. Наблюдает за мной.

Сердце пропускает удар. Не ошиблась. Я не вижу его глаз отсюда, но почему-то кажется, что эти льдины нацелены прямо на меня.

Моргаю, нарушая странный магнетизм.

– Вот и простились…

Шепотком слетает, разворачиваюсь и сажусь в машину, захлопываю дверцу, подобно хирургическому скальпелю отрезаю от себя могучего мужчину и нашу единственную ночь.

Я сейчас вырываю все воспоминания, связанные с ночью, и вычеркиваю Ивана Кровавого из своей жизни.