Текст книги "Любить, бояться, убивать"

Римма

Август для детективной деятельности – месяц тухлый, и Паша Синичкин себя присутствием в офисе не утруждал. Умотать без меня куда-нибудь в Мексику или в Ниццу, правда, не решился. Но на работу являлся изредка, чисто чайку попить, и ночевать у меня оставался все реже. То рыбалка у него, то скутеры, то горные лыжи осваивает в каком-то туннеле с искусственным снегом.

Логично, конечно: расслабиться, пока серьезных клиентов нет. Однако я подозревала, что развлекается Пашенька далеко не всегда в мужской компании. А на скутерах с горными лыжами многие хищницы специально кататься учатся, чтоб выгодную партию словить.

Но не опускаться же до слежки за собственным шефом! Тем более в офисе все равно кто-то должен присутствовать. Лето – не лето, а два небольших заказа недавно были.

Нервному юноше с лицом Достоевского я помогла найти попутчицу из «Сапсана», мчавшего в Петербург (парень все четыре часа пути планировал сам попросить у девушки с соседнего кресла телефон, да так и не решился).

А печальную женщину я спасла от мошенников или даже от уголовной статьи.

У горемыки болела мама. Обычные болеутоляющие не помогали, а те, что продаются по красным рецептам (и подлежат очень строгому учету), врач не выписывал. Считал: пациентка может потерпеть.

Но в интернете предложения сильнодействующих лекарств имелись. И дочь пришла посоветоваться: можно ли на них откликаться?

Я побеспокоила Пашу (в этот день он осваивал яхтинг), помониторила ситуацию сама, и вместе мы быстро выяснили: есть только два варианта.

Отдать мошенникам деньги авансом – и просто не увидеть никаких лекарств. Или – попасть на полицейскую засаду и загреметь по 228-й статье. Реальный срок не дадут, но судимость и штраф за незаконное приобретение запрещенных веществ тоже не самые радостные события.

– Как же мне тогда с мамой быть? – закручинилась клиентка. – Может, взятку врачу предложить, чтобы все-таки рецепт выписал?

Но мы нашли иной выход.

У Пашиного знакомого недавно скончался от рака отец. Синичкин позвонил приятелю, в очередной раз выразил соболезнования и осторожно поинтересовался: не осталось ли после смерти родителя серьезных лекарств?

– Валяется что-то, – отозвался знакомый. – Я хотел в онкодиспансер сдать, да закрутился. А они сами вернуть не просили.

В итоге незаконную транспортировку запрещенных веществ осуществила я.

Женщина долго и радостно благодарила, пыталась деньги совать. Но мы с Пашей никогда не берем платы с тех, кто в совсем отчаянной ситуации.

– Доброе дело сделали – значит, скоро нормальные клиенты придут. Хлебные, – заверил меня Синичкин.

И на следующий день заказчик действительно явился. Им оказалась моя давняя знакомая – Ольга Польская.

Узнала я ее не сразу. Раньше она совсем в иных образах передо мной представала. То балерина с идеальным пучком, то, удивительным контрастом, посудомойка с небрежным хвостиком. Страстная леди с гривой волос, плещущихся на ветру. Инвалид с уродливой больничной стрижкой…

Сегодня – пожалуй, впервые – она выглядела обычной девушкой, одной из толпы. Заурядные джинсы, в весе слегка прибавила.

– Оля! – Я не удержалась от эмоций, вскочила ей навстречу. – Как я рада тебя видеть!

Девушка взглянула недоверчиво – нечасто, видно, ей кто-то радуется.

Но ответила на объятие, а потом уткнулась носом мне в шею и всхлипнула.

– Олечка! – перепугалась я. – Что случилось?

Она всхлипнула еще громче – и с несомненным удовольствием.

Паша выскочил из кабинета, мигом оценил ситуацию. Решительно перехватил Ольгу из моих рук, усадил на диван и уверенно обнял, а мне велел:

– Быстро воды!

Будто без него не догадалась.

Девушка успокоилась. Опустошила стакан, откинулась на спинку дивана, убедилась, что мы – зрители – затаили дыхание и внимаем. А потом (не утратила она все-таки сценического мастерства) торжественно произнесла:

– Что мне сделать, чтобы его остановить?

– Кого? – спокойно спросил Синичкин.

– Ярика. Ярослава Дорофеева.

* * *

Похоже, Рома на нее серьезно глаз положил. С чего бы иначе мотался каждый день на выселки, в Лианозовский лесопарк, из своих Сокольников?

С утра добросовестно впахивал ее личным тренером. Потом отправлялись к Оле на съемную квартиру, она готовила завтрак. И Рома редко уезжал сразу. Болтали, очень скоро последовал поцелуй, а через пару дней и бережный, словно она хрустальная, секс. Любовником спортсмен оказался умелым. И человеком чутким. Когда понял, что Ольга страшно стесняется своих непослушных рук и ног, а в момент оргазма у нее перед глазами все плывет (видно, давление падает), пыл поумерил. Часто ограничивался только поцелуями.

Иногда доставал лэптоп – Ольга тогда ходила на цыпочках.

Роман – хотя тело холил и выглядел профессиональным атлетом – оказался человеком творческой профессии. Окончил режиссерский факультет ВГИКа. Собственных фильмов, правда, пока не имел – только выпускной (Ольга посмотрела – добротный, довольно страшный «хоррор»). Сейчас служил разработчиком сюжетов в большой продюсерской компании, какие-то сериалы, над которыми он трудился, с переменным успехом шли по телевизору. Но – как положено всем, кто связан с кино, – в настоящий момент Роман работал над «бомбой». Детали хранил в секрете – даже от Оли. Боялся сглазить. Сказал только: «Если получится – всю Москву взорву!»

Она еще про себя удивилась – почему только Москву? Но подробности выпытывать не стала.

Все, кто болен, становятся эгоистами. И куда больше Олю сейчас занимала она сама. Поскорее бы обрести – прямую спину, легкость в движениях, блеск в глазах!

Ближе к обеду Роман уходил – его сценарная группа обычно сползалась в офис продюсерской компании к двум. А Оля – уже в одиночку – продолжала терзать тело гимнастикой. Часам к пяти, совершенно без сил, падала в постель и пыталась уснуть, но чаще просто лежала, постанывала, глотала обезболивающее – мышцы болели неимоверно. И только часам к девяти вечера приходила в полунорму. Могла встать. Одеться. Дошаркать до магазина. Рома любил сыр, орехи, виноград, и она заранее заботилась, чтобы ни один их совместный завтрак не обходился без его любимых продуктов.

Бибирево – район довольно мрачный. Но недавно в нем появился супермаркет немецкой сети. Выглядел, будто пришелец из другого мира. Яркое пятно в скуке и грязи девятиэтажек. Изобилие фруктов, без счета рокфоров с пармезанами, целые полки миндалей-фундуков. И никто не дышит в затылок, не мешает спокойно выбрать – народ в основном толчется в других отделах – там, где спиртное и немудрящая закусь.

По утрам Бибирево мало отличалось от других столичных спальных районов. Кто на работу спешит, кто детей в садик тащит. Но вечерами – Оле казалось – здесь ни единого приличного человека. Все или пьяные, или готовы набраться, или уже с похмелья.

Когда шла из магазина домой – по узкой, худо освещенной улочке – всегда боялась: пристанет какой-нибудь алкаш.

Но до поры обходилось, и Оля (противоречивы все-таки женщины) даже переживать начала: неужели она сейчас настолько страшная, что даже когда много водки, на нее мужики не смотрят?

Вот и накаркала: вчера дорогу ей преградили двое. Дышат перегаром, рожи красные, улыбки кошачьи, масленые:

– Скучаешь, красавица?

– Не скучаю. У меня муж дома. Дайте пройти, – отрезала она.

А дядьки (оба в отцы ей годятся, если не в деды) не отстают:

– Ха! Муж! Хороший муж ночью одну не отпустит!

И лапы распускают – один за руку схватил, второй за плечо.

Единоборствами Оля не занималась сроду. Но будь она прежней – здоровой, сильной – оттолкнула бы, врезала по причинному месту и умчалась прочь, словно лань. А сейчас, на слабеньких ножках, куда убежишь?

Решительности, однако, у нее не убавилось. Завопила голосисто, на весь район:

– Помогите! Кошелек вырвали!

Рядом магазин с запчастями, полно мужиков, должны найтись рыцари.

Алкаши возмутились:

– Ты че орешь! Какой кошелек?!

А второй рот ей затыкает вонючей, грязной лапой и шипит:

– Давай ее туда! Вон, в кусты!

Она решительно вонзила зубы в потную ладонь и закричала еще громче:

– Спасите! Они меня убьют!

Алкоголики, похоже, растерялись, и Оля уже решила, что спасена, но первый пьянчуга гаркнул на товарища:

– Не ссы!

Обхватил девушку за плечи и поволок – в темный угол, к гаражам. Она сопротивлялась, билась, лягалась – но сладить с двумя мужиками не могла.

И вдруг услышала знакомый голос:

– Оля, я здесь! Я полицию вызвал!

Напавшие ослабили хватку, и она завопила:

– Ярик! Ты с пацанами?

Почти уверена была: он не сообразит, как правильно ответить. Но аутист все сделал, как надо. Лихо свистнул, выкрикнул:

– Эй, мужики, сюда идти!

Алкаши окончательно утратили боевой пыл. Один забормотал:

– Да ладно, ты че! Мы шутили вообще!

Второй схватил приятеля за руку:

– Линяем!

Бросили Олю и растворились в темноте.

А она упала Ярику на руки и впервые – сама! – поцеловала его. Не дружески, не по обязанности. Благодарно, жарко. Почти с любовью.

– Пойдем. Отвести тебя домой, – сказал Ярик.

И Оля доверчиво позволила себя обнять.

Римма

Балерина паинькой сложила на коленях руки и жеманно произнесла:

– Не в моих принципах крутить одновременно с двумя мужчинами. Но вчера я была настолько благодарна Ярику! Хотела повести его к себе домой. Как минимум чаем напоить – в благодарность. А может, и что больше. Но дурачок – он и есть дурачок. Сам все испортил. И секса не получил, и к вам вот теперь тащиться пришлось.

Ольга снова умолкла, сделала загадочное лицо.

Паша поторопил:

– Что он сделал?

– Раскололся.

– В смысле? – не поняла я.

– Признался, что сам алкашей нанял. Чтоб они меня напугали, а он спас.

– Ярик об этом рассказал?

– Ну, не то, чтобы… Но когда шли к подъезду, вдруг говорит так важно: «Теперь я настоящий мужчина!» И тут я что-то заподозрила. Спрашиваю: «А не ты ли спектакль устроил?» Он, конечно, в отказ: «Оля, что ты! Как ты могла подумать? Зачем это мне?» – «Как зачем? Чтобы красиво спасти меня». Покраснел, горячится: «Я любить тебя! Я никогда не сделать тебе больно!» Но смутился, занервничал конкретно. С чего бы волноваться, если алкаши случайные?

Я дернула плечом:

– То есть он ни в чем не признавался?

– Нет, – неохотно подтвердила балерина. – Но все равно себя выдал.

– Не факт, – бросилась я на защиту парня. – Он мог банально обидеться, что ты его заподозрила. А то, что рядом оказался, – тоже неудивительно. Ярослав ведь часто за тобой ходил. Просто любовался. Охранял.

– Это раньше было, – отрезала Оля. – И я не возражала – жалко, что ли? Но когда с Ромой познакомилась, с Яриком сразу поговорила. Жестко. Пригрозила: вообще общаться с ним не буду, если хоть раз увижу, что за мной таскается. И он послушался. Больше я его не встречала. Ни разу за три недели. А тут вдруг удивительное совпадение: и алкаши пристали, и Ярослав тут как тут. Вы, что ли, не сыщики? Сами не знаете, что случайностей не бывает? Сто процентов: это он тех двоих подговорил. Денег им дал – они и рады стараться.

– Ладно. – Паша сделал мне знак: не спорь, мол. – Допустим. Иногда влюбленные мужчины устраивают подобные инсценировки. Но что вас так обидело? Ничего плохого вчера не случилось. Наоборот – главной героиней шоу стали.

Она взглянула обиженно:

– А если бы он не успел меня спасти? И те алкаши мне руку сломали?! Или изнасиловали?

Синичкин молчал.

Ольга легко сдалась:

– Ладно. Я не пострадала. Но если он и дальше меня преследовать будет? Я ведь вчера ему велела убираться. Но он просто так не ушел. На прощанье выдал: «Не будешь если моей – ничьей больше не будешь».

Паша с рассеянным видом смотрел в окно.

Ольга обернулась ко мне, горячо добавила:

– Римма, ну скажи ему! Если Ярик чего-то хочет – всегда добивается!

Я промолчала. А Ольга сердито выпалила:

– Ну что вы за бизнесмены?! Клиент пришел, а вам будто и заказа не надо?!

Она поправила растрепанную челку и почти обольстительно взглянула на Синичкина:

– Дадите мне скидку как давней клиентке?

– Скидку на что? – осторожно произнес Паша.

И милое личико Оли неожиданно исказилось злобой:

– Сделайте так, чтобы Ярослав отвязался от меня. Навсегда.

* * *

Принимать у Ольги заказ и брать аванс мы с Пашей категорически отказались. Но когда обиженная посетительница удалилась, Синичкин неожиданно произнес:

– Римма. Съезди на всякий случай к Ярику.

Я округлила глаза:

– Думаешь, он причастен?!

– А вдруг? Жаль, если парень в беду попадет. Мы и так много горя их семье причинили[4]4
  Подробнее об этом читайте в романе А. и С. Литвиновых «Брат ответит».


[Закрыть].

– Брось. Не Ярик это. Даже самый последний алкаш не возьмет заказ у аутиста, – хмыкнула я.

Паша оставил мою ремарку без ответа. Добавил задумчиво:

– Как учит наука виктимология, Ольга – классический пример жертвы. Совсем молодая, а сколько всего пережила. Сожитель – уголовником оказался. Угрожали ей, утопить пытались, инвалидом сделали. И алкоголики сейчас редко на прохожих нападают. Тоже прекрасно знают, что по городу кругом камеры. Однако именно к ней привязались. А сейчас еще и Ярика обидела, прогнала. Вдруг он ей мстить возьмется?

– Ты просто хочешь меня чем-то занять. Чтобы я в офисе не скучала, – вздохнула я.

– Общаться с людьми всяко полезнее, чем ногти пилить или пасьянс раскладывать, – назидательно изрек шеф.

Хотела я ему сказать: боишься за Ольгу – сам к Ярику и иди. Вместо своих горных, водных и каких там еще лыж.

Но Паша все-таки босс. И перечить ему я не решилась.

Римма

Мобильного телефона у Ярика не имелось, а домашний не отвечал. Но частному детективу не привыкать являться без приглашения.

Прежде чем выезжать на адрес, я порепетировала перед зеркалом решительный вид. Но пусть внешне и получалось выглядеть уверенной – непробиваемой, внутри у меня все дрожало. Перед глазами против воли всплывали детали прошлого визита в квартиру Дорофеевых: старший брат Ярика на подоконнике… распахнутое окно за его спиной… растерянная улыбка младшего…

Федор покончил с собой на наших глазах. Мать, к счастью, не видела последнего полета любимого сына. А когда узнала, что случилось, тихо рыдать в уголке не стала.

Ее кулак, что летел мне в лицо, Синичкин перехватил. Но рот заткнуть не смог. До сих пор в моих ушах звучит дикий вопль: «Будьте вы прокляты!» Я потом даже (по секрету от убежденного материалиста Паши) ходила к бабушке, и та с меня порчу снимала.

Мамаша Дорофеева никогда выражений не выбирала и про тактичность ни малейшего понятия не имела.

Ярик (вскоре после трагедии мы вместе поехали в Псков) сказал мне печально: «Мама сказать, чтобы лучше я умер». И сколько я ни пыталась разубедить его, только повторял: «Федю любить, меня нет».

С момента гибели старшего Дорофеева прошло полгода, но вряд ли время стало для матери лекарем. Ольга, правда, упомянула: та вроде взялась за ум. Работает. Не пьет. Может, и меня больше не считает убийцей? Однако туфельки на каблуках я, в целях безопасности, сменила на кроссовки. И на голове соорудила уродливую «дулю» – чтобы разъяренная мадам в волосы не вцепилась.

Чем ближе к цели, тем медленнее я двигалась. Долго и вдумчиво выбирала, куда поставить машину, совсем черепахой ползла к подъезду.

Двор Дорофеевых показался мне еще больше неухоженным и бесприютным, чем в прошлые разы. Толстый мужчина с ротвейлером на поводке меланхолически наблюдал, как его пес накладывает на пешеходной дорожке огромную кучу. Пьянчуги на детской площадке распивали из пластиковых стаканчиков горячительное. Домофон не работал.

«Один Федя здесь лучом света был», – мелькнуло у меня в голове.

Я не делилась крамольными мыслями с Пашей, но втихомолку считала: зря мы тогда явились со своим разоблачением и толкнули парня на отчаянный шаг. Даже десять лет в тюрьме – лучше, чем смерть. А если бы Федор сумел, как собирался, удрать вместе с Яриком за границу, на край света – вот, честно, только бы за него порадовалась.

Не преступник он. Просто запутался и натворил в отчаянии глупостей.

И хотя считается, что детей нельзя делить по принципу любимый-нелюбимый, его маму я понимала: Федор – опора, надежда и гордость – тянул всю семью. А Ярик навсегда останется обузой.

«Фу, Римма, нельзя так цинично», – разозлилась я на себя.

Решительно позвонила в дверь – и сразу отступила на шаг. На случай, если мамаша Дорофеева кинется на меня с кулаками.

Однако отпер мне незнакомый мужчина. Сначала я подумала: ремонтник или «муж на час». Майка пропахла какой-то смазкой, ногти грязные. Но держался важно – настоящий хозяин. Строго спросил:

– Вы к кому?

Я ответила ослепительной улыбкой:

– Скажите, пожалуйста, Ярик дома?

Дядька расплылся в ответной ухмылочке – довольно похотливой. Но вместо того, чтобы ответить мне, крикнул куда-то в недра квартиры:

– Га-аль! Прикинь? К нашему Ярику опять девушка!

«К нашему». Это отец братьев, что ли, в родные пенаты вернулся? Но Дорофеевы – русаки, красавцы. А товарищ совсем другой породы – смуглый, коренастый, глаза узкие, сверкают, как две оливки. Узбек? Киргиз?

В прихожую вышла мамаша. В халате с драконами и красных плюшевых тапочках она выглядела нелепо и жалко.

Меня узнала, сузила глаза (сразу стала похожа на своего восточного друга), выплюнула:

– Ты как сюда явиться посмела?

– Галка, чего ругаешься? – миролюбиво спросил мужчина.

– Из-за этой… (непечатно) Федор погиб, – выплюнула Дорофеева.

– Что-то много у тебя виноватых, – усмехнулся тот.

– А кто еще? – немедленно прицепилась я.

– Заткнись! – цыкнула на своего друга Галина Петровна.

Товарищ на нее и не взглянул. Спросил меня с любопытством:

– Ты, что ли, та самая балерина?

– Нет. Я работаю в детективном агентстве.

– Вы очень красивый секретный агент! – расплылся в улыбке дядечка. – А Джеймс Бонд у вас имеется?

Фривольный вопрос чрезвычайно разгневал Дорофееву. Она завопила на весь подъезд:

– Шлюха она, а не секретный агент!

– Скажите мне, где Ярик, и я уйду, – отозвалась я с максимальной кротостью.

– Зачем он тебе? – злобно выплюнула маман. – Второго моего сына убить захотела?

От нее терпко пахло дешевыми духами и водкой.

Вот тебе и «не пьет».

– Галина Петровна, он дома? – Я на всякий случай отступила еще на шаг.

– Ссышь, гнида? – интеллигентность из безутешной матери просто сочилась.

Счастье, ее друг-мастеровой пришел на помощь:

– Галь, да ладно тебе. Не позорься.

И обратился ко мне:

– Ярик тут не живет уже три недели. К зазнобе съехал.

– Куда?! – опешила я.

– К невесте, – с удовольствием объяснил мужчина. – Жениться будет. Комиссию хотят пройти, чтобы его дееспособным признали. Ему как раз шестнадцать исполнится – и заявку сразу подадут.

У меня совсем голова кругом пошла.

– Как жениться? По-настоящему?.. – пролепетала я.

– А вам, проституткам, без разницы: дебил, аутист. Главное, чтоб член большой, – извергла очередную сентенцию Галина Петровна.

– Дайте мне, пожалуйста, его адрес. Или телефон.

– Не говори, – рявкнула мадам.

Но восточный товарищ только отмахнулся:

– Какой смысл молчать? Раз сыщица – все равно найдет.

Он открыл в своем простецком аппаратике записную книжку и принялся обстоятельно объяснять:

– Сам Ярослав себе телефона не завел. Но девушка его подзывает, если объяснить, по какому вопросу. Записывай. Стелла ее зовут.

И продиктовал десять цифр.

* * *

Я вышла из подъезда, почти бегом достигла машины, на всякий случай сразу заперлась – и задумалась.

Поведение Дорофеевой и ее восточного сожителя меня весьма насторожило. У Галины Петровны глазенки так и бегают. А дружок ее слишком, прямо-таки нарочито услужлив для честного человека. Может, нападение – их рук дело?

Но зачем? Мстить за смерть Федора? Поздновато. Да и связать Ольгу с гибелью парня можно только в очень воспаленном мозгу. А Галина Петровна до белой горячки пока, на мой взгляд, не допилась.

Или алкашам было велено: пригрозить Ольге, чтобы отстала от инвалида? Может, мамаша хотела себе его пенсию немаленькую вернуть? Тоже не сходится. Раньше надо было действовать. Может, Галина Петровна не знала, что у балерины новый ухажер? Хотя как она могла не знать, если Ярик из квартиры съехал, причем не к Ольге?

Ладно, что гадать. Надо продолжать следствие.

Я достала телефон, набрала номер Стеллы. Получится ли с ней нормально общаться? Девушка наверняка своему кавалеру под стать, тоже с особенностями развития. А к Яриковой манере говорить я привыкала довольно долго.

Однако мне ответил абсолютно нормальный и не шибко приветливый голос:

– Але, это кто?

– Добрый день. Я могу поговорить с Ярославом?

– По какому вопросу?

Я едва не хихикнула – аутист обзавелся секретаршей, просто с ума сойти!

Доброжелательно отозвалась:

– Я Римма Парсунова из детективного агентства, Ярик меня хорошо знает.

Пауза. Шорох – трубку прикрыли ладонью, но я все равно услышала:

– Зайчик! Тебе какая-то Парсунова звонит. Ответишь ей?

Ярик стал «зайчиком»! Просто с ума спятить!

Что он сказал, я не разобрала, но Стелла вскоре вернулась на линию и не слишком довольным голосом выдала:

– По телефону он не хочет, но зовет вас приехать. Давайте только прямо сейчас, а то мы в магазин собирались.

И назвала адрес – Кетчерская улица, совсем рядом.

Всю дорогу, пока рулила, я пыталась составить заочный психологический портрет Стеллы. Судя по речи, аутизмом она не страдает. По другому заболеванию инвалид? Без рук, без ног? А может, здоровая, приезжая хищница? Настолько хочет уцепиться за Москву, что не гнушается совратить душевнобольного подростка? Или просто на сексе помешана? Парень-то – красавец. А его старший брат, помнится, говорил: «Ярик, несмотря на болезнь, мужчинскую стать имеет изрядную».

В итоге навоображала я себе эдакую золотозубую даму-нимфоманку, увешанную дешевой бижутерией.

Однако дверь мне отворила очень страшненькая и интеллигентная (в худшем смысле слова) девица. Абсолютно все комичные элементы присутствовали: хилая косица, очки, прыщи, бесформенная юбка ниже колен.

С красавицей Ольгой – небо и земля.

Зато в ее глазах я сразу прочитала безусловную преданность своему сердечному другу. И с какой любовью в голосе она позвала:

– Ярославушка! К тебе пришли!

Из кухни показался Ярик. Прежде он лишь коротко взглядывал – и немедленно снова опускал голову. А сейчас – впервые – посмотрел мне прямо в глаза! И радостно улыбнулся. Произнес – пусть медленно, но абсолютно разборчиво:

– Римму рад видеть.

– Чаю? – светски предложила Стелла.

Я попыталась определить ее возраст и не смогла. Но восемнадцать точно есть. Страшно подумать, что судачат соседи – про совершеннолетнюю девицу, поселившую у себя психически неполноценного красавца-подростка.

– Да, пожалуйста, – попросила я.

Но Ярик сердито насупил брови:

– Не надо чай.

Взял меня за руку, потащил в комнату. Я быстро огляделась: типичное девчачье гнездышко. Диван усыпан подушками, на этажерке теснятся мягкие мишки-зайчата-котики. С общей мимишностью несколько контрастировал портрет Достоевского на стене. Писатель смотрел пронзительно, укоряюще. Я (про себя, конечно) хихикнула. Может, эта Стелла – типа Сонечка Мармеладова? Прежде вела распутную жизнь, а теперь взяла на попечение инвалида, решила вину искупать?

Ярослав почти швырнул меня на диван. Сам поместился рядом – очень близко, наши бедра соприкасались. Пристально посмотрел на меня:

– Ольга приходить к вам?

– Да.

– Я это чувствовать, – печально произнес он.

– Чувствовал – что?

Парень взглянул беспомощно и вдруг позвал:

– Стелла! Идти, помогать!

Девушка явилась немедленно.

– Расскажи про Говорушу, – Ярик взглянул устало.

Прикрыл глаза, откинулся на спинку дивана.

Это еще что за фрукт?

Стелла, будто школьница-паинька, сложила руки на коленках. Затарабанила:

– Вы, конечно, знаете, что у каждого человека есть внутренний голос, который подсказывает правильный путь и предупреждает об опасности. Люди верующие именуют его ангелом-хранителем. Но Ярослав в Бога не верит, поэтому его внутренний голос мы назвали Говорушей.

Я с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть. Стелла заметила мой скепсис. Заторопилась, почему-то покраснела:

– Раньше… когда Ярослав жил с братом и мамой, внутренний голос у него был, как у всех. Но потом случилось много событий, и с каждым новым переживанием интуиция, умение предугадывать становились у него все сильнее. Ну, а когда Ярик встретил меня и перестал быть… э-э… юношей, его способности окончательно развились. Он научился видеть много того, чего не видят другие. Ярик стал особенным – в том смысле, что его экстрасенсорные способности теперь обладают исключительной силой. Тогда мы и придумали для его шестого чувства имя Говоруша.

Теперь я еле удерживалась, чтобы не заржать в голос. Но взяла себя в руки, спросила очень серьезно:

– А почему именно Говоруша? Этот его внутренний голос – он что, слишком болтливый?

Девица взглянула с упреком:

– Так Ярослав захотел. Потому, что прямо в ухо говорит. Я предлагала Подсказчик или Советчик – ему не понравилось.

А Ярик, не открывая глаз, констатировал:

– Римма не верить.

– Я бы рада поверить. Но частным детективам нужны живые, из плоти и крови, свидетели. Никакой экстрасенс ни одному расследованию еще ни разу реально не помог. Это доказано.

– Но я свидетель, – горячо выкрикнула Стелла. – Говоруша еще с утра сказал Ярославу, что сегодня к нам детектив Римма приходить. Поэтому я даже не удивилась, когда вы позвонили.

– Да ладно, – усмехнулась я в ответ, – вас Галина Петровна предупредила. Или друг ее.

Девица поджала губы:

– С ними мы не общаемся. Они не хотят. Ни она, ни он. Впрочем, дело ваше, верить или не верить.

– Да, лучше сменим тему, – кивнула я. – Стелла, расскажите: как вы с Ярославом познакомились?

Девушка с готовностью отозвалась:

– На кладбище. Он своего брата навещал. А я там работаю. В сопутке.

– Где?!

– Ну, сопутствующие товары. Венки, ленты, цветы продаем. И познакомил нас, между прочим, тоже Говоруша!

О, нет. Только не это.

А Стелла вдохновенно продолжала:

– Мы с Яриком сразу друг на друга глаз положили. Но долго было просто: «Привет-пока». Хотя, – снова закраснелась, – он мне нравился очень. А в июле – тридцать первого, я этот день на всю жизнь запомню – Ярик приехал на кладбище, зашел ко мне за цветами и вдруг просит: вместе с ним на могилу брата пойти. Обсудить памятник. Я ему: «Это не ко мне, а к ребятам, в гранитную». Но он и слушать не стал. Просто за руку схватил и потащил. Я испугалась сначала. Но пока шли, разговорились. Я не все слова разбирала, но мне рядом с ним было очень хорошо. Только Ярик сильно нервничал – и я никак понять не могла почему. А только добрались до могилы – у входа на кладбище дым, крики. В магазинчике нашем, оказывается, проводку замкнуло. А там цветы искусственные, венки – все сухое, горит хорошо. И дым едкий. Моя сменщица еле успела выскочить и угарным газом отравилась, потом месяц на больничном была. И я бы в огне оказалась, если бы не Говоруша. Счастье, что он есть. Что сказал Ярику: «Уведи ее». Поэтому я спаслась.

Глаза у Стеллы блистали как-то слишком уж лихорадочно, и я почти уверилась: у дамы наверняка тоже имеется белый билет. Шизофреничка или биполярное расстройство как минимум. Не станет нормальный человек работать на кладбище, поселять у себя в доме больных аутизмом и верить в Говорушу.

Но сыщик должен даже от двух кукукнутых добиться информации – по существу.

И теперь я набросилась на Ярослава:

– Расскажи мне, что случилось вчера.

Он с готовностью отозвался:

– На Ольгу напали двое пьяных.

– Ты их знал?

– Кого? – захлопал глазами парень.

– Нападавших.

– Не знать.

Но начал нервно пальцы крутить, облизывать губы.

– Ольга ведь просила тебя: больше за ней не ходить? – я проницательно взглянула на Дорофеева.

– Я к ней больше и не ходить, – насупился Ярик. – Я теперь всегда вместе со Стелла.

– А вчера зачем пошел? Аж в Бибирево потащился? Из другого конца Москвы?

– Мне Говоруша велеть, – с готовностью откликнулся он. – Сказал ехать к ее дому. Стелла понимать и меня отпустить. Я ждать, пока Оля выходить. Потом доводить ее до магазин, снова ждать, потом идти за ней обратно. И дожидаться. Спасать ее от двух людей нехороших.

– А почему на нее напали, Говоруша тебе не рассказал? – вкрадчиво спросила я.

– Говоруша причины никогда не объяснять. Он только советовать: что делать надо, – серьезно уточнил юноша.

– Хорошо, тогда ты сам объясни. Почему алкоголики к ней пристали?

Ярик насупился:

– Не знать.

– Оля просто понравилась им? Или их кто-то нанял? – продолжала давить я.

Он взглянул жалобно. Снова облизнул губы и решительно произнес:

– Не буду об этом говорить.

– Почему?

– Не хочу.

– Потому, что ты сам их нанял?

Стелла с возмущением встряла:

– Кто вам дал право? Его обвинять?

Ярослав взглянул сердито:

– Стелла, не лезть.

– Так это ты все устроил вчера?

– Нет. Но я знать, почему эти люди так сделать.

– И что ты знаешь?

Он насупился. Прикусил губу. Молчал.

– Ольга считает: это ты пьяницам заплатил. Чтобы они напали, а ты ее как бы спас.

– Оля очень красивая, но она не понимать меня, – тяжело вздохнул Ярик. – И не верить мне. Она может бить меня или гнать. Но я не делать зло в ответ. Я ее добиваться только добром.

– Так и тут вроде как добро. Пьяницы напали, ты их прогнал.

Стелла снова не удержалась, влезла:

– Глупости вы говорите. Во-первых, Ольга ему теперь до лампочки. А во-вторых, Ярик – не тот человек, кто в состоянии сделать инсценировку. Нанимать людей, переговоры вести – это вообще не к нему.

Он кивнул:

– Правильно. Я не уметь общаться. Я никого не нанимать.

– И Ольгу ты больше не любишь? – вкрадчиво поинтересовалась я.

Он вздохнул. Бросил виноватый взгляд на свою Стеллу. Но ответил честно:

– Я бы хотел добиваться Ольга. Но она меня прогнать. И я теперь понимать, что нужен ей… Стелла, как правильно говорить?

– Как запасной вариант. На черный день, – услужливо подсказала кладбищенская фея.

– Нужен Оле только на черный день, – послушно повторил Ярослав. И уточнил: – Если она одна – будет терпеть меня рядом. Но как только встречать другого мужчину – сразу гнать, как…

Снова взглянул на подругу, и та радостно выпалила:

– …Как шелудивого пса!

Ярик взглянул на меня абсолютно здоровым взглядом – в нем светились обида и печаль. Грустно произнес:

– Я добиваться Ольга как мог. Но никогда бы не стать обижать ее.

– А ведь ты знаешь, кто алкоголиков нанял, – с нажимом произнесла я.

– Знать. Но говорить не буду.

– Будешь.

– Нет, – взглянул с вызовом.

– Не будет, – злорадно поддержала Стелла. – Вы его никак не заставите. И вообще, он недееспособный. У вас нет никакого права его допрашивать.

– Мы просто беседуем, – пожала плечами я. Сурово взглянула на Ярика. Заверила: – Я все равно выясню.

– Выяснить мало. Надо доказать, – хитро улыбнулся он.

– Да, Ярослав. Ты изменился, – констатировала я. – В лучшую сторону.

Стелла довольно улыбнулась:

– Мы очень стараемся. Моделируем ситуации – как себя вести в поликлинике, в магазине, на улице. Работаем над его речью. Он теперь даже сравнения иногда использует! Хотя считается, что при его диагнозе это вообще невозможно.