Текст книги "Защитник"

Глава четырнадцатая

Николас молча сидит в комнате для допросов, в которой уже стало душно, смотрит на адвоката защиты Ангелу Кёлер и помощника юриста Эббу Таппер, которая приходила за ним в камеру. Очевидно, раньше она работала в полиции, и это его сначала насторожило. Полиция хочет всех сажать, а не освобождать. Но Ангела уже несколько минут говорит о ней только хорошее, хвалит ее опыт по расследованию тяжких преступлений. То, что удалось привлечь Эббу на их сторону, адвокатесса считает большой удачей.

А невиновен ли он?

Николас не может перестать прокручивать в голове то, что произошло в квартире сестры. Почему окровавленный нож лежал на ковре ровно в том месте, где он сидел? Почему входная дверь была закрыта? Как попал внутрь настоящий убийца? У него полный провал в памяти между тем моментом, когда они кололи орехи, и тем временем, когда он проснулся весь в крови, лежа на коленях у мертвой сестры.

Но где-то в глубине души он знает, что не делал этого. Он бы никогда не смог убить Ясмину.

Николас вытирает пот со лба и констатирует, что Эбба и Ангела являются прямыми противоположностями друг друга. С Эббой у него больше общего: они примерно одного возраста, одета она в обычные джинсы и простую футболку. Симпатичная? Да, довольно симпатичная. Но она выглядит потрепанной и, похоже, не очень разговорчива. Она только представилась и быстро объяснила свои функции. Ангела еще добавила, что они работают в команде, и Николасу подумалось, что именно адвокатесса хочет играть главную роль в этом деле, чтобы все видели и слышали только ее. Николас думает, что Ангеле около пятидесяти, она гораздо строже подходит к выбору одежды и держится по-королевски.

Николас поднимает взгляд, когда заходят Саймон Вейлер и второй полицейский и садятся напротив него. Они спрашивают, не хочет ли он пить, не нужно ли ему сходить в туалет, прежде чем они начнут. Николас отклоняет оба предложения.

– Тогда приступим, – говорит Саймон и что-то записывает в свой блокнот. – Я начну с поздравления с днем рождения, хотя отмечать его приходится при не очень благоприятных обстоятельствах.

Глаза Николаса наполняются слезами, и он моргает, пытаясь их сдержать. Он совсем забыл, что сегодня у них с Ясминой день рождения. Им исполняется тридцать, то есть теперь только ему одному. От осознания этого начинает ломить все тело, Николас чувствует парализующую боль, такую сильную, что не понимает, что теперь делать. В то же время у него появляется неприятная мысль. Он потерял сестру-двойняшку точно в соответствии с предсказанием гадалки. Николас вздрагивает, когда думает об этом. Как такое вообще могло случиться? Как могло сбыться дурацкое предсказание? Он ведь совершенно не верит во всю эту мистическую чушь!

– Все в порядке? – спрашивает Саймон. – Можем продолжать?

Николас вытирает со щеки слезу, которую не успел сдержать, и кивает. Размышляет о том, не рассказать ли полиции о гадалке? Он смотрит на Саймона, который перебирает кучу бумаг, на второго полицейского, который выглядит собранным и враждебным. Йон какой-то, так его, кажется, зовут. Нет, если он начнет жалеть себя, поддастся страху, то они тут же решат, что он сошел с ума.

Николас выслушивает, как Саймон разъясняет обстоятельства, приведшие к допросу, едва слышным голосом снова повторяет свою позицию в отношении преступления, в котором его обвиняют:

– Я не виновен.

– Тогда я хочу начать с местной пивной, где вы вчера были с Ясминой. Почему вы не рассказали о финне, с которым у вас вышел конфликт в туалете?

Николас бросает взгляд на Ангелу, она одобрительно кивает. Адвокатесса предупредила его об этом перед допросом.

– Я не подумал об этом, – отвечает Николас. – Я не счел это конфликтом. Он начал нести какую-то чушь, а потом пошел за нами, когда мы уходили.

– Нести чушь? О чем?

Николас понимает, что анализы, которые у него взяли, покажут содержание наркотиков в крови. Лучше не врать. Он жмурится от яркого света флуоресцентной лампы на потолке. Голова раскалывается, ему хочется спрятаться, накинуть на голову темный капюшон, да что угодно сделать, только бы избавиться от этого мучительного света.

– Мы нюхали дорожки в туалете, – говорит наконец Николас. – И когда мы вышли из кабинки, финн попросил с ним поделиться. Он догадался, чем мы занимались. И тогда Ясмина бросила в него туалетный ершик.

По лицам присутствующих пробегают легкие улыбки. Только Йон продолжает сидеть с невозмутимым видом.

– А что произошло потом? – спрашивает Саймон.

– Мы ушли из бара.

– И он последовал за вами?

– Очевидно. Мы сначала его не заметили, но потом мы остановились, потому что с крыши упал кусок льда…

Николас замолкает. Кусок льда. Он мог свалиться кому-нибудь из них на голову и убить на месте. Вот оно, знамение грядущей беды. Как же он сразу этого не понял?

– Ну вот, с крыши упал кусок льда, почти попал в нас, и тогда мы заметили, что финн следует за нами.

– И что вы сделали?

– Просто пошли дальше.

– Он что-нибудь сказал? Бежал за вами?

– Нет, он ничего не говорил. Но он следовал за нами до площади Альвиксторг, потом я его больше не видел, впрочем, было довольно темно.

– Получается, он вас не догнал?

– Нет, он просто внезапно исчез.

– Понимаю.

Саймон помечает что-то в блокноте, просит Николаса рассказать все сначала, от посиделок в баре до того момента задержания. Рассказ занимает примерно час, и не потому, что Николас очень много говорит, а потому, что Саймон задает неудобные вопросы. Он хочет знать точное время, кто еще был в пивной, как выглядели эти люди, что они делали. Фиксирует все подробности, а задача Йона, похоже, заставить Николаса чувствовать себя некомфортно. Йон в основном бросает на него злобные взгляды, рассматривает его, как будто все, что он говорит, ложь чистой воды, а когда Николас переходит к драке с Санта-Клаусом, Саймон заявляет, что они нашли того мужика.

– Вернее, Эбба нашла, – говорит он и кивает в сторону помощника адвоката. – Мы еще не успели послушать его версию событий, но вы настаиваете, что он проявил агрессию, когда вы не налили ему шнапса, и что он не хотел уходить, поэтому между вами завязалась драка.

– Да, но это он на меня первый накинулся.

– Фиксируем. Это его колпак был при вас, когда вас задержали?

– Да.

– Как он у вас оказался?

– Он, наверное, его потерял. Колпак лежал в прихожей, когда я…

– Когда вы что?

Теперь говорит Йон, и Николас что-то бормочет про шок, панику… Этот коп его пугает. Может, они просто играют в доброго и злого следователей или какую другую дурацкую полицейскую игру. Но выглядит все как партия в покер, при этом у Николаса все масти на руках и самая старшая карта – семерка, а у злого следователя – роял-флеш.

– Почему вы были в панике?

Это снова Саймон. Хорошо.

– Я только что обнаружил свою сестру мертвой. Убитой.

Саймон останавливается и делает пару глотков воды.

– Вы можете описать ваши с Ясминой отношения?

Николас пожимает плечами:

– У нас были хорошие отношения, мы довольно часто виделись.

– И чем обычно занимались, когда виделись?

– Да чем угодно.

– Вы принимали вместе наркотики?

– Нет, я завязал. То есть это… – Николас замолкает, понимая, как банально это звучит. – Я почти завязал, скоро должен был выйти на работу.

– Что за работа?

– В секретариате «Юргордена». Меня туда устроил отец.

– Хорошо. У вас с отцом отношения хорошие?

– Так себе.

– Можете рассказать подробнее? Я так понимаю, ваша мать умерла, а отец живет с другой женщиной.

– М-м…

– И у них есть общий сын, ему четырнадцать, он ваш единокровный брат.

– Да, его зовут Дуглас, – говорит Николас и чувствует, как у него инстинктивно сжимаются кулаки. – Я его всегда называю просто братом.

– Вы вчера отмечали с родственниками Рождество? – продолжает Саймон, не обращая внимания на уточнение Николаса.

Тот качает головой.

– Почему нет?

– Просто не хотелось.

– Итак, Ясмина тоже не праздновала Рождество вместе с другими членами семьи?

– Нет.

– Была ли для этого какая-то особая причина? Случилось ли в семье что-то вроде раскола?

Николас закрывает глаза, видит перед собой Дугласа, хочет прямо сейчас посмотреть ему в глаза, обнять и сказать, что он не убивал Ясмину. Нельзя, чтобы Дуглас так думал.

Потом он наконец выдавливает из себя ответ:

– Нет, просто так получилось.

– Прошу меня извинить за мой вопрос, но в моем представлении это очень странно, когда члены одной семьи не празднуют Рождество вместе, особенно если живут в одном городе и ничто им не препятствует. Или, может быть, я чего-то не знаю? Может быть, вы праздновали с кем-то другим? Был ли у Ясмины бойфренд?

– Нет.

– Значит, просто не хотелось вместе праздновать.

– Да.

Саймон и Йон быстро переглядываются, и Саймон меняет тему:

– Ясмина была студенткой. Я тут все подсчитал, и мне трудно понять, как она управляла своими финансами. Квартира, в которой она жила, намного дороже стипендии и кредита на обучение, вместе взятых, но, по моим данным, у нее не было другого дохода. Вы не знаете, откуда у нее были деньги?

Ангела крутится на стуле, и Николас вспоминает, о чем она говорила раньше: никаких новых Санта-Клаусов. Может, ему стоит подождать, прежде чем рассказывать то, что он знает. Одновременно Николас хочет помочь полиции, преподнести им альтернативного подозреваемого, заставить их понять, что это не он убил сестру.

– Я знаю, что кто-то платил ее аренду, – говорит он и трет ладонями колени. – Не знаю кто, знаю только, что это кто-то, с кем она встречалась.

– Вы имеете в виду бойфренда?

– Не совсем… точно не знаю…

– У вас есть имя, адрес? Вы можете описать, как он выглядит?

– Нет.

– Выходит, этот мужчина оплачивает арендную плату Ясмины. А что он получает взамен?

Внутри Николаса все кипит от ломки и от злости. Именно этого он и хотел избежать – очернения Ясмины перед полицией, перед кем угодно, у кого окажется эта информация. Она втянулась в это не по своей вине. С ним такое тоже могло случиться. Они потеряли маму, когда им было по восемь лет, и после этого все пошло наперекосяк, все было не так, как прежде.

– Вы можете спросить его самого, – говорит он. – Я больше ничего не знаю.

Саймон наклоняется над столом, перекатывает ручку между пальцами:

– Тогда я спрошу, знаете ли вы, кто такой Филип Стенхаммар?

Николас задумывается на мгновение, имя кажется ему знакомым.

– Я думаю, он учился вместе с Ясминой. А что?

– Я хочу только, чтобы вы рассказали, что вы о нем знаете.

– Больше ничего не знаю.

– Получается, вы знаете имена всех ее однокашников?

– Нет, но они довольно много общались в свободное время. Ну, не знаю… Она просто иногда о нем говорила.

Николас замечает, что Ангела и Эбба начали переглядываться и Эбба кивнула, как будто мысленно что-то записывала. Филип Стенхаммар, надо его проверить.

– У меня на сегодня все. – Саймон поворачивается к Йону: – У тебя еще есть вопросы?

Йон говорит «нет», так и не сменив злобное выражение лица. Все это время он как будто кричал в лицо Николасу: «Я знаю, что это ты убил свою сестру».

– А вы, Николас, хотите сказать еще что-нибудь? Может быть, хотите что-то спросить?

Краем глаза он видит, как Ангела качает головой, но все-таки он хочет кое-что выяснить:

– А что случилось с попугаем Ясмины? Кто-нибудь о нем позаботится?

Глава пятнадцатая

Как только допрос заканчивается, Эбба берет свой мобильный телефон, заходит в Инстаграм, пока они с Ангелой идут к приемнику. Какую это еще фотографию видел Давид? Она прокручивает ленту, но не успевает ничего найти, Ангела оттаскивает ее в сторону, останавливается вне пределов слышимости двух полицейских, которые обыскивают вещи задержанного на одной из скамеек. Она выглядит недовольной и решительной.

Интересно, ее что, сейчас уволят? В первый же день.

– Как ты могла так сглупить и изъять костюм Санта-Клауса и сапоги? Я тебе велела поговорить с ним, сделать так, чтобы он не смог состряпать себе алиби. Что из этого было непонятно?

– Но… мне пришлось импровизировать, костюм ведь лежал прямо там, прямо перед…

– А что, если бы Хелльберг на тебя заявил?

– Но он этого не сделал. И если криминологическая экспертиза найдет на нем следы Ясмины, это для нас станет большим преимуществом.

– Я знаю. – Ангела смотрит на нее так, как будто отчитывает непослушного ребенка. – Но мы сильно рискуем. Он может заявить, что изъятие было произведено против правил. А на тебя уже есть заявление о нападении. Кроме того, появляется еще одно заявление на Николаса. Наверняка Хелльберг уже сидит за компьютером и стряпает его, чтобы мы не заскучали.

Эбба опускает взгляд в пол. Понимает, что дальше первого положительного впечатления дело не пошло.

Ангела кладет руку Эббе на плечо и говорит более мягким тоном:

– Не волнуйся, я все устрою, а что касается заявления, я постараюсь перетянуть прокурора на нашу сторону.

– Спасибо. Я не хотела создавать еще больше проблем.

– Теперь слушай внимательно. Женщины поддерживают женщин, ничего другого я не принимаю. Йон Хелльберг не умнее попугая Ясмины. Я уже видала таких мужчин. Они всем управляют и всех поучают, но, как только пахнет жареным, сваливают все на кого-то другого.

Эбба чувствует приступ благодарности. Уже давно она не работала с кем-то, кто видит истинное лицо Хелльберга.

Ангела надевает шубку, которую все это время держала в руках.

– Теперь нам нужно направить все наше внимание на мужчину, платившего арендную плату Ясмины. По мне, так это все выглядит как проституция в чистом виде. Но сначала разыщи однокашника Ясмины, этого Филипа Стенхаммара, и узнай, почему полиция им интересуется.

– Обязательно, – говорит Эбба.

Ей и самой любопытно, что с ним не так.

– Все будет в порядке, – повторяет Ангела, подмигивает Эббе и уходит в сторону приемной.

Как только она исчезает за дверью, Эбба снова открывает Инстаграм и сразу нажимает на профиль Miss Secret. Там она обнаруживает ту самую фотографию в красном белье, о которой говорил Давид. Он был прав. Видно все. Грудь просто вываливается из лифчика, а трусики настолько микроскопические, что едва выполняют свою функцию. Эбба выключает телефон, чувствуя, как краснеет с ног до головы.

Черт тебя побери, Эстер!

Она обычно старается не заходить в профиль своей сестры-близнеца. Но после подколки Давида ей захотелось посмотреть, что Эстер придумала на этот раз.

«Ничего не могу поделать с тем, что люди нас путают», – говорит Эстер каждый раз, когда Эбба пытается объяснить, что порнографические снимки создают ей проблемы, и это еще мягко сказано.

Эбба несколько раз меняла прическу и цвет волос, чтобы максимально отличаться от Эстер, но в последние полгода ей было не до того. Так что теперь у нее волосы такого же светлого оттенка, как у сестры, и она носит удлиненный боб. У Эстер волосы немного длиннее, но мужчины, которые онанируют с телефоном в руке, вряд ли обращают внимание на такие мелочи.

Эбба смотрит на дверь, после разговора с начальником отделения возвращается Саймон.

– Вы уверены, что хотите взять попугая себе? – спрашивает он.

Эбба пожимает плечами:

– А кто еще это сделает?

– Тогда забирайте его сразу. Он здесь, на складе вещдоков.

– Вы что, уже сюда его привезли?

– Конечно. Не вы одна его пожалели.

Эбба идет за Саймоном на склад, который находится рядом с приемником. Склад, конечно, это громко сказано, так, маленькая кладовая, где в том числе содержат и изъятых животных до тех пор, пока их хозяева не смогут снова о них позаботиться. Однако в случае бедолаги попугая этого уже не произойдет.

– Хорошо, сыграю роль передержки, пока мы не найдем нормальное решение, – бормочет Эбба, которая не ожидала, что ей так быстро отдадут попугая.

Она хотела подружиться с Николасом, заслужить его доверие, но что ей делать с птицей? И чем вообще питаются попугаи, какими-нибудь семечками? С некоторым сомнением она поднимает клетку, и птица нервно машет крыльями.

– Ну, ладно, все будет хорошо.

– Знайте, вы уже не можете отказаться, – говорит Саймон. – Взяли – значит, взяли. Это серый жако. Вы о них что-нибудь знаете?

– Нет, но я почитаю.

– Попугаи – птицы стайные, не любят находиться в одиночестве.

Эбба улыбается в ответ и переводит разговор на однокашника Ясмины, чтобы избежать шуток про то, что надо бы завести жако подружку.

– Послушайте, а этот Филип Стенхаммар, про которого вы спрашивали на допросе, почему он вас интересует?

– Думаю, вы скоро все поймете, – отвечает Саймон и выходит из кладовки.

Эбба выскакивает следом и говорит ему в спину:

– Я понимаю, вы обиделись из-за того, что я не рассказала ничего о ссоре в туалете, но я хотела сначала поговорить с Рантой, посмотреть, кто он такой, чтобы вы не просто отмахнулись от него в ходе расследования, а как следует все проверили.

– Ладно, положим, я верю этому.

– Ну пожалуйста, расскажите мне что-нибудь о Филипе Стенхаммаре.

Саймон небрежно отмахивается:

– Это полицейское расследование. А вы не полицейский.

– Пошел в жопу!

Эбба поднимает клетку, смотрит на суетящегося там попугая, еще не осознавая, что он только что завоевал ее сердце. «Конечно. Пошел в жопу. Что нам теперь делать, как ты думаешь? Найти Филипа Стенхаммара. Да ведь? Да, это мы и должны сделать. Черт с ним, с Саймоном. Пусть утрется».

Вместе со своим новым другом Эбба выходит из отдела и идет к автомобилю. Ставит клетку с Эйнштейном – подходящее имя для такого умника, которым, судя по всему, был попугай, – на сиденье рядом с водительским. Эбба заводит мотор, включает кондиционер и вытаскивает мобильный. Ищет в справочнике Филипа Стенхаммара, находит в Стокгольме трех человек с таким именем и подходящего возраста, чтобы на равных общаться с Ясминой. Обращается к Эйнштейну:

– С какого адреса начнем? Бергсхамра, Фисксэтра или Эстермальм?

Эйнштейн просовывает клюв между прутьями клетки, Эбба осторожно протягивает ему палец и быстро убирает его, когда попугай его легонько прикусывает. Эбба уже было собиралась отругать птицу, но тут видит, что кто-то идет к стоянке.

Саймон. Он отключает сигнализацию черного «вольво», и Эбба замечает, что фигура офицера какая-то уж слишком квадратная. Похоже, под курткой у него надет бронежилет. Так что он все еще на службе и куда-то направляется, может быть, даже к Филипу Стенхаммару.

Она хватается за руль, ждет, пока «вольво» выедет на улицу, и осторожно следует за ним.

Глава шестнадцатая

Эбба паркуется у тротуара в паре сотен метров от «вольво» Саймона, видит, как он вылезает из машины и смотрит вверх, на один из бело-серых многоквартирных домов района Гердет. Он подходит к входу и легонько тянет дверь. Кому-то звонит по мобильному, наверное, пытается выяснить входной код через полицейский диспетчерский пункт. Но всего через пару минут из подъезда выходит пожилой человек, и Саймон проскальзывает внутрь.

– Подожди-ка здесь, я скоро вернусь, – говорит Эбба Эйнштейну и выбирается на улицу.

Уже закрывая дверцу машины, она видит молодого человека в темно-синем пальто, который идет по тротуару, глубоко засунув руки в карманы. Вокруг шеи у него повязан серый шарф, гармонирующий с вязаной шапкой в рубчик.

Неужели это он, Филип Стенхаммар? Похоже на то, возраст совпадает с возрастом того Филипа, который, по информации справочного сайта «Эниро», живет по этому адресу, – около двадцати пяти лет. К тому же высокий и худощавый.

Эбба остается на другой стороне улицы, ее почти не видно за обледеневшими припаркованными машинами. Она видит, как молодой человек входит в ту же дверь, что и Саймон несколько минут назад.

Она перебегает улицу и дергает дверь, хотя знает, что она заперта. Смотрит на землю, набирает горсть камешков и бросает несколько на балкон первого этажа, где на плитке отражаются цветные пятна от работающего в квартире телевизора. Ничего не происходит, и она снова бросает пригоршню камешков. На этот раз за окном движется тень, и вскоре она слышит скрип балконной двери. Но как только в проеме появляется человек, кто-то распахивает дверь.

Это молодой мужчина в темно-синем пальто, который только что зашел в дом. Он выбегает на улицу, и Эбба слышит быстрые шаги по лестнице – кто-то пытается его догнать. Эбба бросается за мужчиной, огибает угол дома, пробегает по диагонали детскую площадку. Почти догоняет у перекрестка: он в каких-то нескольких метрах от нее. Мужчина застывает в нерешительности, а Эбба, поскользнувшись, хватается за него как раз в тот момент, когда он, кажется, уже решил, в каком направлении бежать. Снежная каша придает ей ускорение, и мужчина падает на землю. Эбба наваливается на него сверху, и тут подбегает Саймон. Мужчина сдается сразу, даже не пытаясь вырваться. Может быть, потому, что Саймон кричит, что он полицейский, может, потому, что понимает – у него нет шансов.

Через несколько минут они отходят в сторону от зевак, встают под козырьком у входа в мини-маркет и удостоверяются, что молодой человек и есть Филип Стенхаммар. Саймон не спрашивает Эббу, что она тут делает, вместо этого они как будто бы заключают безмолвное соглашение: они сотрудничают независимо от того, на чьей стороне работают.

– Почему вы побежали? – спрашивает Саймон, все еще переводя дыхание.

Филип стряхивает грязь с шапки, надевает ее обратно, прикрывая вьющиеся волосы средней длины:

– Я не подумал, что вы полицейский.

– А что вы подумали?

– Я не знаю. Вы стояли возле моей квартиры и выглядели подозрительно. Что вы от меня хотите?

Эбба с трудом сдерживает улыбку, но не показывает этого Филипу, только Саймону.

– Речь идет о Ясмине Моретти, с которой вы учились.

– Я так и подумал, когда… – Филип смотрит вниз. – Когда узнал, кто вы.

– Так вы знаете, что случилось?

– А как вы думаете? Все только об этом и говорят.

– А что именно говорят? – спрашивает Эбба, которая до сих пор не знает, почему полиция интересуется Филипом Стенхаммаром.

– Что это ее брат убил. – Филип поворачивается к Эббе. – Это ведь его арестовали, верно?

– Ясмина звонила вам вчера, – вступает Саймон. – Всего за несколько часов до смерти. Что она хотела?

Филип несколько раз моргает, кажется, задумывается над ответом.

– Ничего особенного, – наконец произносит он, – просто хотела поздравить меня с Рождеством.

– Получается, вы хорошо знаете друг друга?

– Можно и так сказать. Мы много времени проводим вместе на лекциях, иногда вместе пьем кофе. То есть пили…

Саймон кладет руку Филипу на плечо, позволяя ему справиться с осознанием, что Ясмины и вправду больше нет.

– Вы были просто друзьями или у вас были отношения?

– Нет, я ни с кем не встречаюсь.

– Хорошо, значит, вы были просто друзьями?

Филип кивает и вытирает нос.

– Вы знаете, почему ее брат хотел ее убить?

– Или кто-нибудь другой, – вставляет Эбба.

Филип переводит взгляд с Саймона на нее:

– Как это? Это мог быть кто-то другой?

– На данном этапе мы ничего не исключаем, – говорит Саймон и выразительно смотрит на Эббу, чтобы она не болтала лишнего.

– Все, что вы знаете о Ясмине, может быть полезно для нас. Она вам что-нибудь рассказывала? Были ли у нее проблемы? Например, наркотики?

– Мне об этом неизвестно. Ну, может, она иногда покуривала, но это же все делают.

– Я не делаю. – Саймон убирает руку с плеча Филиппа. – Где она брала гашиш? Вы ведь его имеете в виду?

Филип снова опускает взгляд:

– Я не знаю. Мы ничем таким вместе не занимались.

– Хорошо. Вы бывали в ее квартире?

– Иногда.

– Вы не задумывались, как она могла позволить себе снимать такую квартиру? Я имею в виду, вы же живете на студенческие займы.

– Да, но я не вдавался в детали. Может, за нее отец платил? В общем, я хотел бы вам помочь, но у вас же есть задержанный. Известно, что Николас Моретти употребляет наркотики, а деньги свои он все проиграл. Я, конечно, ни в чем не хочу его обвинять, но, может, вы неспроста его задержали.

– Вы с ним знакомы?

– Нет, мы никогда не встречались, но я конечно же знаю, кто он, да и Ясмина мне рассказывала о брате. Должно быть, тяжело так быстро все потерять. Когда-то он был известным футболистом.

Саймон замолкает, пропуская двух девочек-подростков в магазин, и, когда раздвижные двери закрываются за ними, продолжает расспрашивать Филипа:

– Как вы отмечали сочельник и что делали тем вечером?

– А что вы обычно делаете в канун Рождества?

– Конечно же я был со своим веселым семейством[2]2
  Вероятно, аллюзия на шведский сериал «Веселое семейство» (1975).


[Закрыть]. Полистал комикс про Дональда Дака и поел рождественского окорока.

– Где?

– У бабушки с дедушкой в Хессельбю.

– Вы там ночевали?

– Нет. – Филип гоняет ботинком сигаретный окурок. – Отец предложил подвезти меня домой чуть позже десяти. Так что я, наверное, был дома около одиннадцати часов.

– Отец может это подтвердить?

– Конечно.

Они еще задают Филипу кое-какие вопросы, узнают имена нескольких человек из Школы экономики, с которыми общалась Ясмина, а еще телефон его отца. Саймон отходит немного в сторону и сразу же набирает номер.

Тем временем Эбба продолжает:

– Ясмина рассказывала что-нибудь о своей семье? Я имею в виду, о каких-нибудь необычных событиях?

– Нет, она редко говорила о родственниках. Но что-то у них наверняка было нечисто, ведь ее убил собственный брат.

– Ну, как мы уже говорили, он еще не осужден… – Эбба не договаривает предложение до конца, когда возвращается Саймон.

– Никто не отвечает, – говорит он, осуждающе глядя на Филипа. – Вы мне дали правильный номер?

– Вы же просто проверяете? Не думаете, что я вру? – Он нервно потирает руки. – Становится холодно. Мы скоро закончим?

Саймон кивает в сторону улицы:

– Идите.

– Что вы думаете? – спрашивает Эбба через минуту, когда они возвращаются к своим машинам. – Был ли он действительно со своим отцом, когда Ясмину убили?

– Хрен его знает. Какого черта он не отвечает?! Я еще раз попробую. – Саймон вытаскивает мобильник из кармана куртки и набирает номер, одновременно отключая сигнализацию «вольво». – А теперь занято.

Они многозначительно смотрят друг на друга.

– Нетрудно предположить, что он разговаривает с сыном, – говорит Эбба. – Мы должны были его задержать.

– Мы?

– Ну, ладно, – фыркает Эбба, – вам следовало его задержать.

– За что?

– Да за что угодно. Вы же полицейский. Могли бы что-нибудь придумать.

В знак прощания Саймон иронично отдает ей честь. Эбба качает головой и уходит.

– Эй, Таппер, увидимся, – кричит Саймон ей вслед.

Она разворачивается и снова идет к нему:

– Выпьем по стаканчику?

Он удивлен ее предложением, впрочем, как и она сама. Как у нее вообще родилась эта идея?

– Ну, – она пытается выкрутиться, – я думала, что загляну в пивную в Транеберге. Никогда не знаешь, найдешь ли новую зацепку, они ведь были именно там перед… – Она взмахивает руками. – Вот.

Саймон улыбается, ненадолго задерживает на ней взгляд:

– К сожалению, мне завтра нужно быть бодрым. Но, может быть, в другой раз.

Она ругает сама себя, стоя в одиночестве на тротуаре и видя, как задние фонари «вольво» удаляются все дальше и дальше, постепенно скрываясь в тумане. Почему она ему вообще предложила выпить? Он ведь даже не милый. Эбба проверяет часы на своем мобильном и думает, не заехать ли к семье Моретти, но понимает, что уже поздно. Она отложит этот визит на завтра.