Текст книги "Защитник"

Глава семнадцатая

Эбба оставляет машину на улице неподалеку от дома Моретти, с этого места хорошо виден белый фасад дома за заснеженной стеной. Вчерашнее опьянение бродит под кожей, заставляет Эббу потеть. Она не собиралась пить, когда вернулась домой, даже после того, как Саймон ей отказал. Тем не менее как-то так вышло. Ну, может, он и не отказал. Просто не принял приглашение углубиться в расследование. Наверное, боится найти что-нибудь, что будет играть на пользу Николасу.

Она сжимает ручку и колеблется: хочет выйти из машины и в то же время остаться на месте. Спрятаться от внешнего мира, от старика с таксой у скамейки в парке, от идиллического семейства, которое проходит мимо и везет детей на санках. Она открывает бардачок и достает фляжку. Виски обжигает горло, растекается по кровеносной системе. Наступает облегчение, и одновременно глаза словно бы застилает мутная пелена.

Эбба кладет в рот очередной мятный леденец и звонит Ангеле, но та не отвечает, не отвечает все утро, а ведь Эбба звонила уже пять раз. Когда включается автоответчик, она сбрасывает звонок и смотрит на клетку рядом с собой:

– Ну как, готов встретиться с бабушкой и дедушкой?

Эйнштейн игнорирует вопрос.

Она берет клетку, выходит из машины и идет к дому, чувствуя, как с каждым шагом нарастает волнение. Как семья Ясмины отреагирует на ее визит? Ведь она хочет поговорить со скорбящими родителями, которые, вероятно, все еще в шоке.

Эбба со скрипом открывает железную калитку. Гравийная дорожка присыпана снегом. Несколько ступенек до входной двери. На одной ступеньке стоит розовый фламинго на одной ножке – простое украшение из пластика. Эбба опускает клетку, чтобы попугай оказался с фламинго на одной высоте:

– Смотри, Эйнштейн, твой приятель.

Никакой реакции.

– Что, не нравится?

Она звонит в дверь, и громкий звук заставляет попугая подпрыгнуть. Эбба шепотом успокаивает его и слышит шаги в глубине дома. Массивную дубовую дверь открывает седой мужчина с опухшими после бессонной ночи глазами. Джорджио Моретти. Она сразу же узнает его – видела раньше по телевизору. Это высокий, внушительной комплекции мужчина, вот только решительное выражение лица сейчас сменилось на горестное. Он вопросительно смотрит на нее и еще более вопросительно на попугая в клетке.

– Меня зовут Эбба Таппер, я работаю в «Адвокатском бюро Кёлер», – говорит Эбба и торопится продолжить, поскольку у нее возникает чувство, что Моретти не хочет иметь с ней дела. – Есть ли у вас минутка? Это касается Ясмины и Николаса. Мне ужасно жаль…

– «Адвокатское бюро Кёлер»? – перебивает он. – Вы защитник Николаса?

– Не совсем, но я работаю на Ангелу Кёлер, которая представляет его интересы.

– Тогда нам не о чем говорить. – Джорджио закрывает дверь, но Эббе удается просунуть ногу в дверной проем:

– Пожалуйста. Я принесла попугая Ясмины и хочу спросить, сможете ли вы позаботиться о нем. В противном случае его могут усыпить.

Джорджио недобро смотрит на нее сквозь щель и наконец спрашивает:

– Это ее попугай?

– Да, он находился у нее в квартире, когда мы… – Эбба замолкает, чтобы подобрать слова и не углубляться в подробности, – когда мы вчера осматривали ее.

– Разве этим занимается не полиция?

– Верно, но мы посетили место преступления, чтобы понять, что произошло.

– Николас убил мою дочь.

– Мы не уверены в этом так, как полиция. Есть факты, которые указывают на то, что мог быть кто-то другой, третье лицо, которое проникло в квартиру.

Позади Джорджио появляется женщина и кладет ему на плечо тонкую руку:

– Конечно же мы должны впустить ее. Ты же хочешь знать, что она может рассказать.

Джорджо мгновение колеблется, но затем уступает жене. Когда Эбба входит в просторную гостиную, жена представляется как Вера Моретти. Она одета в рубашку свободного кроя и будто парит над землей, напоминая Эббе балерину, которая переносит свой вес на пальцы ног. Скорее всего, Вера примерно на десять лет моложе мужа, и хотя бессонная ночь и слезы оставили отпечаток и на ее лице, она все равно ослепительно красива – рыжие волосы, собранные в свободный хвост на затылке, оттеняют белоснежное лицо.

Вера первой проходит на кухню и тихо спрашивает, оборачиваясь через плечо:

– А какая у вас версия произошедшего? Если ее убил не Николас, то кто?

– Ну, как я уже сказала, есть вероятность того, что кто-то проник в квартиру, и мы уже поговорили с двумя мужчинами, которые поссорились с Ясминой и Николасом тем вечером.

– Это так похоже на Николаса! – фыркает Джорджио.

Вера указывает на барный стул, похожий на кресло, и Эбба садится:

– Я пока видела Николаса только на одном допросе, но неужели вы действительно думаете, что ваш сын убил собственную сестру? Вашу дочь?

Глаза Джорджо темнеют, и он часто моргает – похоже, скоро сорвется.

– Он наркоман, и ее тоже в это втянул.

– Но вы действительно думаете, что это был он?

Джорджио прижимает ко рту кулак, резко поворачивается к ним спиной и ахает, склонившись над раковиной.

Вера подходит и гладит мужа по руке, и Эбба немного медлит, прежде чем спросить:

– Вы не знаете, были ли у нее враги?

Джорджио и Вера отрицательно качают головами.

Эбба меняет тему и спрашивает о мужчине, который оплачивал ее квартиру:

– Вы знаете, кто он?

– Нет. А почему кто-то должен был платить? У нее был студенческий кредит, и она могла платить сама.

– Арендная плата составляет примерно пятнадцать тысяч крон в месяц. Студенческого кредита на это не хватит.

– На что вы намекаете?

– Ни на что. Я просто хочу знать, кто ей помогал и почему.

– Понятия не имею.

Вера подходит к Эббе и садится рядом с ней на барный стул:

– Моему мужу сейчас ужасно тяжело, надеюсь, вы понимаете. Мне тоже, я абсолютно разбита. – Она смахивает слезу из уголка глаза. – Но конечно же Джорджио хуже. Наверное, вы знаете, что я им не родная мать?

Эбба кивает, как будто прекрасно понимает Веру, хотя ей самой никогда не приходилось быть мачехой. Но наверняка есть люди, которые называют пасынков «мои детки», а не «твои отпрыски».

Вера смотрит на нее отсутствующим взглядом и медленно говорит:

– Я могу только пытаться представить себе, что чувствует муж, вообразить, что на ее месте оказался Дуглас…

Эбба нервно сглатывает, ей чертовски хочется уйти, она не хочет лезть к ним с расспросами в момент самой глубокой скорби на свете, какую только может чувствовать человек. Но ей нужно задать еще несколько вопросов.

– Вы не знаете, кто такой Филип Стенхаммар? Он учился вместе с Ясминой.

– Нет, я не слышала такого имени. – Вера смотрит на мужа: – Ты его не знаешь, этого Филипа Стенхаммара?

Джорджо только машет рукой в знак отрицания.

Эбба замечает шевеление в гостиной и поворачивает голову. Бесшумно ступая по мраморному полу, в кухню заходит мальчик-подросток с такими же опухшими глазами, как и у родителей. Эбба отмечает, что у него более светлые кожа и волосы, чем у Николаса и Ясмины.

– Иди ко мне, дорогой. – Вера протягивает к сыну руки, и он проскальзывает ей в объятья. – Мы говорим о том, что случилось. – Она целует его вьющиеся волосы. – Подождешь в своей комнате? Хорошо?

– Я просто хотел принять антибиотики.

– Да, конечно.

– Что у тебя с рукой? – спрашивает Эбба, посмотрев на большую повязку на предплечье Дугласа.

– У него ссадина, которую он все никак не прекратит расковыривать, – говорит Вера, пока мальчик идет к холодильнику, открывает его и достает бутылку сока-концентрата. – Это наш сын Дуглас. Он совершенно раздавлен.

– Понимаю. – Эбба немного понижает голос в присутствии младшего брата Николаса. – Итак, Ясмина никогда не говорила о Филипе Стенхаммаре, с которым училась?

– Ничего такого не припомню.

– Хорошо. Когда вы в последний раз общались с Ясминой?

– Знаете, сложно сказать. Уже достаточно времени прошло. Ты помнишь, когда это было? – спрашивает Вера у мужа.

Он снова молчит и только качает головой, как будто хватается за что-то в воздухе, кажется, что сейчас он еще ближе к срыву, чем раньше.

– Я так поняла, что у вас с Николасом были непростые отношения. Как так получилось?

– Ну да. – Вера убирает за ухо прядь. – Николаса мы в последние годы видели не так уж часто. Как известно, у него были проблемы с наркотиками. Но Ясмина иногда сюда приходила. – Она поворачивается к сыну, который включает воду и подставляет палец под струю: – Ты не помнишь, когда мы виделись последний раз? Наверное, пару недель назад, когда тебе нужно было на футбольную тренировку?

Дуглас смотрит на них через плечо, переводит взгляд поочередно на отца и на мать и только после этого едва заметно кивает. Затем поворачивается назад к раковине, подставляет под струю стакан с концентратом, видимо, температура воды теперь его устраивает. Похоже, Дуглас совсем не расположен разговаривать.

– Мы так поняли, что Ясмина тоже принимала наркотики, – говорит Эбба как можно более дипломатично.

Джорджио бросает обеспокоенный взгляд на Дугласа – знак того, что Эббе не стоило говорить о таком в его присутствии.

– Это не одно и то же, – говорит он. – Николас злоупотреблял, а Ясмина, может, попробовала пару раз.

– Однако в день смерти Ясмины они вместе принимали наркотики.

Ответом ей было лишь тяжелое молчание, и Эбба решает сменить тему:

– Еще один вопрос. Это ведь был сочельник. Так почему Ясмина и Николас праздновали не с вами?

– Просто не получилось, – отвечает Вера. – Мы планировали встретиться на следующий день, в их день рождения, но…

– Вы купили им что-нибудь?

Вера морщится, явно не понимая, о чем толкует гостья.

– В подарок на день рождения, – уточняет Эбба.

– Нет, хотели сделать это сегодня.

– В Рождество?

– Многие магазины открыты.

Дуглас подходит к кухонному столу со стаканом сока в руке, заглядывает в клетку с попугаем:

– Как его зовут?

– Эйнштейн, точнее, это я его так назвала, – говорит Эбба и пытается не показать своего удивления от того, что никому из них, похоже, не было известно, что у Ясмины был попугай.

А ведь Вера сказала, что Ясмина была здесь всего пару недель назад. Очень странно. Но Эбба решает промолчать – не хочет зря конфликтовать с четой Моретти.

– Вы сможете о нем позаботиться? – спрашивает она снова, как будто это самая очевидная вещь в мире.

Дуглас с мольбой смотрит на родителей.

– К сожалению, не получится, – говорит Вера. – У меня аллергия.

– Ну пожалуйста, – просит Дуглас.

Джорджио запускает пальцы в волосы и выдавливает:

– Слушайся маму.

Дуглас сникает, гладит пальцами прутья клетки.

Эбба поднимается с барного стула:

– Ладно, мне пора возвращаться. Позвоните, пожалуйста, если что-нибудь вспомните.

Она протягивает Джорджио визитку Ангелы, где она также написала свой собственный номер.

– А что мы можем вспомнить? – спрашивает Вера.

– Что угодно, что поможет прояснить дело. Может быть, полиция права и Ясмину убил Николас. Но если это не так, то ему нужна ваша помощь.

Эбба берет клетку, идет в прихожую и бросает взгляд через плечо, чтобы попрощаться. Но никто не идет ее провожать. Она открывает входную дверь и выходит. Уже почти закрывает дверь за собой, как видит, что из кухни выглядывает Дуглас. Он умоляюще на нее смотрит, и Эбба ощущает укол совести. Не внушила ли она ему теперь ложные надежды? Явилась сюда и заставила поверить мальчика, что на самом деле может освободить Николаса?

И она аккуратно закрывает за собой дверь.

Проходя через участок, Эбба замечает, что у черной «теслы», которая стоит в проезде, помят капот и разбита правая фара. Явно кто-то торопился.

Шебуршание внутри клетки напоминает ей о попугае, которого ей не удалось отдать.

– Тебе холодно? – спрашивает Эбба с преувеличенной заботливостью. – Хочешь в машину?

– Пошла в жопу, – огрызается птица.

У машины опять обледенело ветровое стекло, и Эбба соскребает лед, прежде чем сесть. Включает кондиционер и пристегивает клетку ремнем безопасности. Пробует опять позвонить Ангеле, на этот раз удачно.

– Много дел было, – объясняет адвокатесса свою недоступность и не дает Эббе возможности рассказать о разговоре с четой Моретти. Вместо этого Ангела начинает снова развивать тему преследователя Ясмины: – Нам нужно теперь сосредоточиться на сталкере, с другими подозреваемыми у нас не получилось. Ясмина пришла ко мне примерно полгода назад и просила помощи из-за парня, который ей докучал. Теперь ты должна доказать, что это он убийца…

Эбба выразительно вздыхает и хочет сказать, что сталкер может быть точно так же невиновен, но Ангела продолжает вываливать на нее информацию:

– У него спортивный автомобиль, «Хонда Цивик», номер начинается на R, а в середине ряда цифр есть двой ка. И еще идет буква T, но она не запомнила, в каком порядке.

– И он начал ее преследовать примерно полгода назад?

– Да, примерно в это время, но она появилась у меня только четырнадцатого октября. Именно тогда он стоял у нее во дворе и смотрел в ее окна. И один раз Ясмина видела его в своем квартале, он шел вместе с девушкой. Из этого мы можем сделать вывод, что он живет недалеко от Ясмины.

– С девушкой?

– Да, Ясмине показалось, что они выглядели как парочка, держались за руки и щебетали. Но ты ведь знаешь мужиков: получить благосклонность только одной женщины им недостаточно.

– Но сама Ясмина никогда с ним не встречалась? Он не был ее парнем?

– Нет-нет. По крайней мере, она такого не говорила. Но мы, естественно, должны проверять любые версии.

– А как он выглядел?

– Стройный, пепельные волосы, тридцать с чем-то, татуировка на правой руке – что-то вроде черепа и паутины. Это все, что я знаю. Я очень надеюсь, что ты найдешь его, для нас это может оказаться решающим.

Они заканчивают разговор, и Эбба откидывается на подголовник. Ангела говорит «для нас», но имеет в виду «для нее». Найти сталкера необходимо Эббе, иначе ее уволят.

Как же решить эту проблему? Транспортному управлению нужен целый номер, а не его части: R, T и двой ка… Ей что, разъезжать по району, где жила Ясмина, и надеяться рано или поздно наткнуться на подходящий спортивный автомобиль? Невозможно, у нее нет на это времени. Если бы у нее был доступ к полицейским реестрам, она могла бы поискать по неполным регистрационным данным, получить совпадения и проверить их владельцев. С огромной неохотой Эбба снова активирует телефон. Она очень хорошо понимает, кого нужно просить о помощи.

Глава восемнадцатая

Он сидит на том же барном стуле, что и в прошлый раз, когда они встретились в этом ресторанчике. Мужчина, которому отдали ее должность, которому, возможно, отдали ее письменный стол и который, может быть, даже использует ее старый радиоприемник, который она забыла, когда в спешке собирала свои вещи и фактически убегала со своего рабочего места. Эбба надеется, что приемник по-прежнему трещит всякий раз, как рядом звонит мобильный.

Она садится на стул рядом с Саймоном, привлекает внимание бармена и заказывает тот же напиток, который стоит перед ним, – бурбон. Эбба делает несколько глотков, ставит стакан на стол и водит кончиками пальцев по его краю. Осматривает помещение, осознает, насколько они оба неуверенно себя чувствуют. Сегодня здесь нет Ранты, но есть похожие на него персонажи – судя по всему, этот бар притягивает людей не самых благополучных. А еще здесь несколько пар, которые предпочли пиццу или мясное ассорти рождественскому семейному столу. Еще один глоток…

– Вы хотели встретиться. – Саймон придвигается к ней ближе, говорит ей практически в ухо: – Вы должны были рассказать про Рантанена.

Эбба поворачивается и оказывается с ним практически лицом к лицу.

– А вы должны были рассказать о Филипе Стенхаммаре.

Она снова делает глоток. Так вот где коса нашла на камень, когда она вчера пригласила его выпить по стаканчику. – Я все-таки сомневаюсь, что у нас одна и та же цель, – задумчиво произносит она.

– А я нет. Мы оба хотим поймать того, кто убил Ясмину Моретти.

– Само собой. И мы ведь оба стремимся к тому, чтобы это был настоящий убийца?

– Уж не сомневайтесь. А если серьезно, вы на самом деле думаете, что ваш клиент невиновен?

– Если получится доказать, что кто-то другой это сделал, то да, тогда он невиновен.

Саймон немного отклоняется назад:

– А парень, у которого синий спортивный автомобиль «Хонда Цивик» тип R. Вы не его подозреваете?

Эбба пытается скрыть возбуждение, но прекрасно знает, что ее зрачки расширяются и выдают ее.

– Вы его нашли?

– А почему он так важен? Какое отношение он имеет к расследованию?

– Так вы его нашли.

Саймон пытается выглядеть серьезным, но в его глазах читается насмешка.

– Давайте сначала, – предлагает Эбба. – Расскажите мне еще что-нибудь о расследовании, а я вам расскажу, почему меня интересует парень на спортивном автомобиле.

Саймон смеется:

– Не забывайте, что вся информация у меня.

– Мы разве не договорились, что оба хотим привлечь к ответственности настоящего преступника? – парирует Эбба. – Дайте мне какую-нибудь зацепку.

Саймон подносит стакан ко рту и потягивает виски с задумчивым видом:

– Санта-Клаус заявил на Николаса за избиение.

Эбба вздыхает:

– Моя заслуга. Наверняка это Хелльберг позвонил ему, как только к нему попал костюм Санта-Клауса. А еще что?

– Ничего особенного. Кроме парня на спортивном автомобиле.

– Сколько вы еще будете меня мурыжить?

– Сколько нужно для того, чтобы вы рассказали, зачем он вам.

– Ладно, – кивает Эбба и понимает, что ей придется сдаться. С Ангелой, которой это наверняка не понравится, она разберется позже. – Ясмину преследовал сталкер. Она связалась с Ангелой и попросила ее помощи. Так что вы наверняка понимаете, почему он важен. Есть вероятность, что это он убил Ясмину.

– Подождите-ка! – Саймон машет рукой, будто пытается хорошенько осмыслить ее слова. – Вы хотите сказать, что Ясмина и Ангела были знакомы?

– Ну, они общались по поводу этого сталкера.

– Почему вы об этом не рассказали? Это крайне важная информация!

– Неужели? А если вас послушать, так вы уже поймали настоящего преступника. К тому же про сталкера я узнала только сегодня.

Саймон ставит локти на барную стойку, сплетает пальцы и вздыхает:

– Сделаем так. Никаких больше секретов друг от друга. Хорошо?

– Согласна. Никаких секретов.

– Как он ей досаждал?

– Иногда стоял у дома и смотрел в окна, посылал фотографии члена. Всего я точно не знаю. Но у Ангелы все задокументировано.

– Почему она обратилась к Ангеле?

– Я не знаю. За советом и поддержкой, полагаю. Ангела же широко известна тем, что защищает права женщин, а еще она чертовски проницательна. Так что ничего удивительного.

Саймон тянется за курткой, которая висит на крючке под барной стойкой, ищет что-то во внутреннем кармане и передает Эббе пластиковую папку с какими-то бумагами. Она видит, что сверху лежит выписка по синей «Хонде Цивик». Эбба быстро просматривает информацию. Владельца зовут Андреас Килич, он зарегистрирован по адресу Густавслундвэген в Альвике, всего-то в пятистах метрах от квартиры Ясмины, и, к радости Эббы, он внесен в полицейский реестр.

Кража персональных данных, мошенничество, но особняком стоит изнасилование малолетних. У нее потеют ладони. Изнасилование малолетних! Сталкер сразу становится более чем вероятной кандидатурой для совершения преступления. Если кто-то может такое совершить, то он способен вообще на что угодно. Она листает бумаги, изучает приметы и паспортную фотографию. Убеждается, что практически все совпадает с тем описанием, которое Ангела получила от Ясмины: тридцать два года, худое лицо со впалыми щеками, пепельные волосы.

Эбба смотрит на Саймона:

– Вы должны проверить мобильный телефон Ясмины, поискать сообщения, которые он ей посылал, фотографии члена или что-нибудь подобное, даже если она что-то удалила. Вы же изъяли телефон?

– Само собой.

– Вы говорите про фотографии членов? – кто-то втискивается между Эббой и Саймоном, благоухая свежевымытыми волосами. – Я такие по пачке в день получаю.

Эбба сверлит взглядом свою сестру.

– Да ладно, не удивляйся так, – улыбается Эстер ярко-красными губами. – Ты сказала, что пойдешь сюда, но я не поняла, что у тебя свидание.

– Это и не свидание, – говорит Эбба и проклинает себя за то, что позвонила Эстер, когда проходила мимо ее квартиры, чтобы переодеться. – Мы вместе работаем.

– Так ты адвокат? – Эстер бросает на Саймона восхищенный и одновременно кокетливый взгляд, снимая пухлую куртку с леопардовым узором.

– Он полицейский, – встревает Эбба.

– Тоже хорошо. – Эстер протягивает Саймону руку, явно рисуясь. – Конечно, мы страсть как похожи, но я пофигуристей, а сестрица исхудала, и волосы у меня длиннее, и ногти. – Она вытягивает руку и демонстрирует аккуратный маникюр с мотивами Рождества.

– Да и ботокса у тебя больше, – вставляет Эбба.

– А то! Тебе бы тоже стоило попробовать. – Эстер проводит указательным пальцем по лбу сестры. – Убрать озабоченную морщинку на лбу. А что это вы пьете? – Она рассматривает стаканы, качает головой и зовет бармена: – Мне «Космополитен», пожалуйста. – Она снова поворачивается к Эббе: – Конечно, мы не на сто процентов одинаковые, но никто не сможет нас различить, если мы этого не захотим. – К сожалению.

– Мне очень жаль из-за того, что произошло накануне. – Эстер состраивает извиняющуюся гримаску. – Но это моя работа. – Она поворачивается к Саймону: – Так ведь? Я же ничего не могу поделать, если люди нас не различают.

Саймон смотрит на нее с недоумением.

Эстер смеется, роется в сумочке и вытаскивает мобильный:

– Сейчас покажу.

– Нет-нет-нет! – Эбба тянется за мобильным, но Эстер ловко уворачивается:

– Пусть лучше он увидит, а то тоже решит, что это ты. А я лично горжусь этой фотографией.

Когда Эстер демонстрирует Саймону экран телефона, у Эббы начинают гореть щеки. Хотя это и не она позирует в красном микроскопическом белье.

– Дай-ка посмотреть, – говорит Саймон, берет у Эстер мобильный и рассматривает фотографию повнимательнее. – Да, соглашусь, сходство невероятное.

Эстер начинает двигать бедрами, как будто танцует какой-то экзотический танец:

– Я ведь красотка?

– Конечно, – говорит Саймон и поднимает взгляд, но смотрит он не на Эстер. Он смотрит на Эббу.

Она пытается спрятать горящие щеки за стаканом виски, делает несколько больших глотков и отчаянно ждет, когда же алкоголь подействует и избавит ее наконец от дикого смущения. Хотя это и не она на фотографии, но Эбба чувствует, будто на нее пялятся. Она тянется за мобильным:

– Хватит, наверное?

Саймон отдает телефон с участливым выражением лица, а Эбба передает его сестре. Она предпочла бы разбить его вдребезги, но что это изменит? Все фотографии в неглиже, которые выложила Эстер, теперь все равно останутся в Сети навечно. И отпечатаются в мозгах людей.

– Пора тебе заканчивать заниматься такой фигней.

– Сестричка, я сожалею, но я инфлюенсер, это мой кусок хлеба.

– А ты не можешь что-нибудь другое выкладывать? Ну, скажем, фотографии вегетарианских блюд, снимки интерьеров?.. Да что угодно!

– Конкуренция слишком высока, а тут я являюсь брендом, я уникальна.

– Или не уникальна. Ты же выглядишь так же, как я. Ты что, этого не понимаешь?

– Ох, ну не злись же ты так!

Эбба замолкает, допивает виски, заказывает еще один и извиняется перед Саймоном:

– Поговорим о сталкере позже.

Но он только машет рукой, показывая, что не очень-то ему и помешала эта неожиданная встреча. Напротив, он терпеливо отвечает на все вопросы, которые Эстер задает о его работе в полиции: ты кого-нибудь уже пристрелил? каково это – поймать убийцу? сколько покойников ты видел?

Эбба трет виски. Боже мой, она как ребенок! Чтобы заглушить болтовню сестрички, она выпивает еще немного, а через мгновение Эстер оставляет вопросы о полиции и переходит к тому, что ей ближе:

– В какой части тела больше нервных окончаний, в пенисе или в клиторе?

Саймон закидывает голову и разражается хохотом:

– Наверное, в пенисе, нам же легче кончить.

– А вот и нет! Неправильно, неправильно, неправильно! – Под влиянием алкоголя Эстер становится шумной и машет указательным пальцем в воздухе. – Вы думаете, что легче кончаете. Но суть в том, что вы не фига не понимаете, как работает клитор. В пенисе три тысячи нервных окончаний, а в клиторе… – Эстер показывает Саймону восемь пальцев, – восемь тысяч!

– Ого!

– То-то и оно! Восемь тысяч нервных окончаний, с которыми вы, мужчины, не умеете обращаться. Вы думаете, что это или кнопка звонка, или скретч-карта. Какого черта! А что тебе самому нравится?

– Мне?

– Да, тебе. Если я начну трогать твое тело, что ты захочешь, чтобы я сделала?

Саймон морщится и не говорит ни слова, хотя глаза у него уже блестят от алкоголя.

Эстер соскальзывает вниз и встает перед ним на колени:

– Хочешь, отсосу? Мы, женщины, так тоже умеем.

– Ну хватит уже! – Эбба поднимается, замечает, что пол плывет у нее под ногами, и хватается за барную стойку. – Я пошла в туалет. Посмотрите за моими вещами?

Она не слышит, что они отвечают, слышит только смех. На пути в туалет она натыкается на чей-то столик и просит прощения у двух мужчин, у которых из-за нее пиво расплескалось на скатерть. Идет дальше, поднимает ноги выше, чтобы не споткнуться.

В туалете пахнет мочой и сладковатыми ароматическими свечами. Она справляет нужду на весу, в ушах шумит. Ей больше не следует пить. Да и вообще нужно ехать домой.

И все равно мгновение спустя она сидит с новым стаканом виски в руках. Напоминает себе, что давно уже следовало уйти. Но ей сейчас так хорошо. Болтовня сестры уже не кажется глупой, наоборот, даже интересной. Эбба понимает, что содержание промилле в крови имеет некоторое значение. Ну и пусть.

Они болтают и выпивают вместе с другими посетителями, снимают селфи, поют караоке на небольшом подиуме. Кто-то всех угощает. Они снова чокаются, и у Эббы разбивается стакан. Саймон помогает бармену смести осколки.

Тошнота.

Теперь она на улице, что-то острое утыкается в спину. Ресницы слипаются. Почему слипаются ресницы?

Она щурится на люстру на потолке, и ее охватывает неприятное чувство. Люстра представляет собой белый шар с перьями. Это ее люстра, такая у нее в спальне.

Что случилось? Как она попала домой?