Текст книги "Пленники старой Москвы"

Глава 8
Инна Михайловна рассказывает

Как я уже вам говорила, в первой комнате слева от входа проживал известный кардиолог, профессор Леонтий Яковлевич Белоцерковский с женой Серафимой Васильевной. У них была еще одна, смежная, комната без выхода в коридор. Серафима Васильевна никогда не работала, занималась мужем и воспитанием дочери.

К тому времени, а это было после войны, их дочь Нина Леонтьевна уже окончила институт и вышла замуж за Владимира Сергеевича Ротенберга, служившего зубным техником. Он был чистокровным евреем – и внешне, и по складу характера. Невысокий, крепкий, кареглазый, с курчавой копной черных волос и, несмотря на молодость, большими залысинами.

Леонтий Яковлевич выхлопотал для молодых супругов отдельную комнату рядом со своими двумя. Скромные доходы Ротенбергов ничем не отличали их от других. На общей кухне, как на витрине, всегда видно, кто из каких продуктов готовит. Так вот, их питание было зачастую скуднее, чем у других.

Владимир Сергеевич ходил в одном и том же диагоналевом костюме, который купил к свадьбе за полторы тысячи рублей на Тишинке. Имел одни ботинки, оставшиеся от погибшего на войне брата, зимнее пальто, побитое молью, и порыжевшую цигейковую шапку со смешным названием «пирожок». Все предметы его гардероба сохраняли приличный вид благодаря стараниям тещи Серафимы Васильевны.

От других мужчин, проживавших в нашей квартире, Владимир Сергеевич Ротенберг отличался лишь тем, что брился два раза в день: утром и вечером. Однако, несмотря на это, щетина на его щеках появлялась сразу, как только он выходил из ванной.

Нужно заметить, в нашей квартире существовал определенный порядок, кодекс поведения, который позволял всем жителям на равных основаниях пользоваться коммунальными благами. Стандартные правила были заведены на все случаи жизни.

Если кто-то собирался помыться, он вешал на дверь ванной уведомление: «Белоцерковские с 17 до 19». Или: «Еремины с 19 до 21». Это значило, что первой будет мыться семья Белоцерковских, после них – семейство Ереминых. Соседи неукоснительно придерживались установленной очереди. В ванной, так же, как и на кухне, стояла плита с газовыми конфорками, на ней грели ведра с водой. Так и мылись.

Утром, чтобы умыться, туда выстраивалась живая очередь. Пользовались так же раковиной на кухне и той, что была в коридоре. В туалет попасть было практически невозможно. Именно поэтому в каждой комнате водились горшки или, как их еще называли, ночные вазы.

Наша семья в ванной не мылась. По воскресеньям мы с мамой ходили в баню. Один из таких дней я отчетливо помню. Было ясное морозное утро. Мама обвязала меня поверх пальтишка пуховой шалью, взяла узелок, и мы пешком отправились в баню, которая находилась у ресторана «Метрополь».

Падали снежинки, и я с замиранием сердца ждала приключения, которое продлится до самого вечера, когда мы с мамой вернемся домой чистые, сытые и уставшие. Мимо нас со звоном проносились трамваи, подскакивая, громыхали грузовики. Огромная площадь у Большого театра была завалена снегом. Дворники сгребали его и на волокушах свозили в сугробы.

Очередь в баню заканчивалась далеко за ее пределами, у соседнего дома. Когда через несколько часов ожидания мы с мамой зашли внутрь и уже стояли на лестнице, я потеряла сознание. В этом не было ничего удивительного – в такой духоте многие теряли сознание, а потом, достоявшись, как ни в чем не бывало шли и спокойненько мылись.

Когда мы наконец прорвались в раздевалку, мама оставила меня и ушла мыть лавки и шайки. Потом вернулась, мы вместе с ней отправились в помывочную.

Процесс мытья всегда проходил по одному и тому же сценарию. Мама намыливала меня, окатывала из шайки теплой водой, после чего мылась сама. А я сидела на лавке среди множества голых женщин и думала о том, как мало среди них таких же красивых, как мама. Мне не разрешалось ходить между лавок, я могла поскользнуться или, что еще хуже, подцепить какую-нибудь заразу. Поэтому я сидела на месте.

Потом мама закутывала меня в простынь и выносила в раздевалку. Одевшись, мы спускались вниз и покупали моченые яблоки, которые съедали здесь же, у бочек, не выходя на мороз.

После бани мы шли обедать в ресторан «Метрополь». Заходили в высокий безлюдный зал, похожий на большую светлую церковь. Садились за стол. Мама заказывала официанту тарелку щей и просила еще одну пустую. Мы делили щи на двоих так же, как и второе: гречневую кашу с котлетой.

Это повторялось каждое воскресенье. Не думаю, что мама имела лишние деньги, потому что после войны отец еще несколько лет служил в Подольске. Однако в «Метрополе» мы с ней обедали каждое воскресенье. И, как мне кажется, никакая нужда не заставила бы ее отказать мне в этих обедах.

В тот день мы также пошли в «Метрополь». Очередь в бане была длинной, поэтому в ресторан мы попали позднее обычного. В красивом зале с цветными витражами заняли стол подальше от центра. Впрочем, мы всегда обедали за одним и тем же столом. Неподалеку от нас за колонной сидела хорошо одетая пара. К их столу проследовал официант с подносом, на котором стояли блюда «по коммерческим ценам». К моему удивлению, мама заговорила со мной о том, сколько стоит такое роскошество. А стоило оно баснословных денег. Желая посмотреть, что именно едят эти богатые люди, я нарочно, безо всякой нужды, пошла в туалет. А когда вернулась, радостно сообщила, что знаю того мужчину, который сидит к нам спиной.

Мама удивленно спросила:

– Кто же он?

На что я чистосердечно ответила:

– Владимир Сергеевич, муж Нины Леонтьевны. Только тетенька рядом с ним – чужая. И костюм у него другой, очень красивый.

Мама расстроилась и как можно быстрее увела меня прочь. Мне хотелось поздороваться с Владимиром Сергеевичем, но мама не разрешила.

По дороге домой она категорически запретила мне об этом рассказывать.

– Даже Нине Леонтьевне? – спросила я у нее.

– Особенно ей, – строго ответила мать.

Тогда же я своим детским умом поняла, что Владимир Сергеевич очень провинился перед женой. Но в чем? Этого я не знала. Больше всего на свете мне хотелось узнать, где он хранит свой красивый костюм.

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать. Вскоре мы узнали, чем обычно заканчивается красивая жизнь «по коммерческим ценам».

Однажды ночью в дверь нашей квартиры забарабанили сразу несколько кулаков. Это был звук, от которого кто угодно сошел бы с ума. Первым у двери оказался бывший царский генерал Михаил Георгиевич Еремин. Он полностью оделся за пару минут, решив, что это пришли за ним.

Было слышно, как Еремин спросил севшим от напряжения голосом:

– Кто?

– Немедленно открывайте!

Раздался щелчок, и в коридоре загрохотали сапоги нескольких человек. Мама подскочила с дивана и бросилась к двери. Белая Бабушка спросонья спросила:

– Que se passe-t il ici?[2]2
  Что здесь происходит? (франц.)


[Закрыть]

– Ничего, Елена Викторовна, спите! – голос матери прозвучал излишне категорично. Так она могла говорить с Белой Бабушкой только в чрезвычайной ситуации.

Выглянув в коридор, мама тут же захлопнула дверь и прошептала чуть слышно:

– К Ротенбергам…

Что происходило в комнате Нины Леонтьевны и Владимира Сергеевича, никто из соседей не видел. Было слышно, как плакала в коридоре Серафима Васильевна, а профессор Белоцерковский ее успокаивал:

– Все обойдется, Фимочка. Они во всем разберутся и поймут – Володя здесь ни при чем.

– Это ужасное недоразумение… Ужасное… – повторяла она.

– Они во всем разберутся, – говорил Леонтий Яковлевич, но в его голосе не было ни капли уверенности.

Суматоха закончилась только под утро. В коридоре снова прогрохотали сапоги, и вдруг стало тихо. Все соседи вышли из комнат, не было только профессорской дочери и ее мужа. Вскоре Белоцерковские вывели Нину Леонтьевну из комнаты и забрали ее к себе.

Владимир Сергеевич Ротенберг был арестован.

Впоследствии все только и обсуждали этот арест. Нина Леонтьевна и Серафима Васильевна носили в Бутырскую тюрьму передачи, но их почему-то не брали. Профессор Белоцерковский ходил на Кузнецкий Мост в справочную МГБ[3]3
  Министерство государственной безопасности СССР.


[Закрыть], чтобы узнать о судьбе зятя, но там ничего не сказали. Благодаря своим связям (Леонтию Яковлевичу приходилось лечить высокопоставленных людей из этого ведомства) ему удалось выяснить, что Ротенберг был связан с нашумевшей в те времена преступной бандой «Черная кошка». Он переплавлял краденое золото и делал из него зубные коронки.

Мы так и не узнали, где Ротенберг хранил свои деньги, золото и дорогие костюмы. Что касается обыска в их с Ниной Леонтьевной комнате, я точно помню – полы там не вскрывали.

Глава 9
Картавин

По дороге в гостиницу Катерина думала о том, что рассказала Инна Михайловна. По мнению старухи, гибель рабочих была связана с давней историей коммуналки, потому что после ее расселения, во второй, бо́льшей части квартиры, никто не жил. Семья дипломатов, формально владевшая ею – не в счет. Они не вылезали из своих «заграниц». Решив поинтересоваться у юристов личностью последнего владельца квартиры, Катерина тут же забраковала эту идею, понимая, что расследование – дело полиции. Ее же задача – обустроить новое жилье.

Расплатившись с таксистом, Катерина покинула машину у подъезда гостиницы, вошла в вестибюль, намереваясь пересечь его и подняться в свой номер по лестнице. В тот самый момент ее окликнул портье:

– Прошу прощения!

Изменив направление, Катерина подошла к ресепшен.

– В чем дело?

Портье вежливо улыбнулся и указал взглядом на лобби:

– Вас ожидают.

– Спасибо, я поняла… – Направившись туда, она еще не видела, кто ее ждал, однако разглядев сидящего в кресле, немного изменилась в лице.

Гость поднял глаза, отложил газету, встал и пошел ей навстречу. Это был высокий, импозантный мужчина лет сорока пяти.

Второго вице-президента компании, где работал ее муж, нельзя было не узнать. Катерина сказала:

– Здравствуй, Борис. Ничего, что на ты?

– Глупо «выкать» после двадцати лет знакомства.

– Двадцати двух…

– Видишь, у тебя память лучше моей. – Картавин улыбнулся. – Присядем?

Они сели в кресла напротив друг друга. Какое-то время Катерина вопросительно смотрела на Картавина. Он лишь вежливо улыбался.

– Ты меня ждал? – наконец спросила она.

– Кто тебе это сказал?

– Портье.

– Вот оно что! Я просто сообщил ему, в какой номер пришел. Мы договорились встретиться с Германом.

– Может, поднимешься? – предложила она.

– Нет, спасибо. – Картавин посмотрел на часы. – Твой муж задержался на тридцать минут. Думаю, нет смысла ждать.

– Почему бы тебе не позвонить ему?

– Задержался – значит, не смог. Зачем же его дергать?

– Я могу чем-то помочь?

– Вряд ли. – Он покачал головой. – Рад встрече. В последний раз мы с тобой виделись…

– В Новосибирске семь лет назад.

– Хорошая у тебя память. Точно… На прощальной вечеринке, перед моим отъездом в Москву.

– Как видишь, разлука оказалась недолгой.

– Ты удивишься, но я этому рад. Я сам посоветовал Балашову пригласить на работу Германа.

– Зря.

– Почему?

– Во-первых, мне пришлось уехать из Новосибирска. И это мой минус. Во-вторых, он занял должность, которая по праву принадлежала тебе. Этот минус – тебе.

– Балашову виднее.

Катерина холодно усмехнулась:

– Только не говори, что тебе все равно.

– Совсем не изменилась… – Картавин, не отрываясь, смотрел ей в глаза. Катерине вдруг показалось, что еще немного, и он скажет грубость.

Но этого не случилось. – Слышал, вы купили квартиру?

– Да, на Мясницкой.

– Я знал, что ты выберешь именно эту.

Катерина удивленно выгнула брови.

– С чего это вдруг?

– Просто видел список квартир.

– Хотела бы я знать, кто в вашей фирме не видел этого списка.

– Нам с Мариной, когда мы приехали, также помогали выбрать жилье.

– Как она, кстати?

– Все нормально. Работает в Галерее современного искусства. Ты уже нашла для себя работу?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не искала.

– Ясно…

Почувствовав неловкость, Катерина заметила:

– Я уже пять лет не работаю.

– Ясно. – Картавин посмотрел на часы. – Теперь точно ждать бесполезно.

– Я позвоню Герману, – она достала из сумочки телефон, но тот, оказавшись в ее руке, зазвонил. Сделав предупреждающий знак Борису, Катерина ответила: – Здравствуй, Люсьена!

В трубке послышалась какая-то возня, и прозвучал возмущенный голос Сапеги:

– Езжайте, чего вы стоите! Мы так за час не доедем! Где вам выдавали права!? Это я не тебе, – сказала она в трубку немного спокойнее.

– Поняла, – сдержанно заметила Катерина.

– Какие планы на завтра?

– Никаких.

– В восемь утра я за тобой заеду.

– Так рано? И куда мы с тобой?

– Сначала в салон перышки чистить, потом – в ресторан пообедать. – Люсьена вновь сорвалась на крик: – Где только вас берут, таких идиотов! Обгоняй его, давай поживей!

– Ты в машине? – с пониманием спросила Катерина, однако, взглянув на Картавина, недовольно поморщилась.

– С новым шофером. Сделал морду колуном и думает, что он хороший водитель!

– Жду тебя в восемь.

Нажав на отбой, Катерина сообщила Картавину:

– Сейчас позвоню Герману…

Но тот покачал головой.

– Не стоит, я ухожу. – И уже поднявшись с кресла, он поинтересовался: – Ты говорила с Сапегой?

– Да.

– Плотно общаетесь?

– Не сказать, что особенно.

– Это хорошо. Не очень-то ей доверяй. Она непростой человек.

Катерина понятливо усмехнулась:

– Видела ее в деле… Так что вряд ли узнаю от тебя что-нибудь новое.

– Ты – умная. Сама во всем разберешься.

– Значит, Германа ждать не будешь?

– Завтра на работе увидимся.

Они попрощались, Борис Картавин ушел.

Катерина села у стойки и заказала чашечку кофе, однако даже не успела его допить, когда в лобби-бар зашел ее муж.

– К тебе приезжал Картавин, – сообщила ему Катерина.

– Где он? – Трубников огляделся.

– Ушел. Сказал, что завтра увидит тебя на работе.

– Странно. – Герман посмотрел на часы. – Кажется, я приехал ко времени.

– Он сказал, что ты опоздал.

Трубников достал записную книжку и, перелистнув пару страниц, возразил:

– Ничего подобного!

Катерина пожала плечами.

– Во всяком случае, он просидел здесь более получаса.

– Полный абсурд!

– Может быть, вы не поняли друг друга?

Герман стукнул пальцами по страничке:

– Я сразу же записал.

– Позвони ему.

Достав из кармана телефон, Герман подержал его в руке и снова сунул в карман.

– Завтра на работе увидимся.

– Не любите вы друг друга… – заметила Катерина. – А ведь в институте были друзьями. Как будете вместе работать? Нужно было нам остаться в Новосибирске!

– Что сделано, то сделано. – Трубников окликнул бармена: – Любезный! Мне тоже чашечку кофе.

– Что сделано, то сделано… – повторила Катерина.

Герман с ехидцей спросил:

– Ты про квартиру?

– Готова признать, что ошиблась. Отчасти. Не могла предугадать, что такое может случиться.

– Видишь ли, Катенька. Как правило, люди ошибаются не отчасти, а в целом. Отчасти ошибиться нельзя. Должен заметить, что твоя кривая в последнее время ведет тебя не туда.

– Давай не будем глобализировать! Мне просто нужна поддержка.

– Всегда готов тебя поддержать. – Герману принесли кофе. Отхлебнув, он попенял: – Сахара мало.

Бармен придвинул стеклянный дозатор. Дождавшись, пока он закончит с сахаром, Катерина продолжила:

– У меня тревожные мысли. Многое из того, что случилось, я не могу объяснить.

– Например? – прищурившись, Трубников поднес к губам чашку.

– Например: зачем Сапега приходила в нашу квартиру? Я уже говорила тебе, она там была.

– Она туда приходила, когда квартира не была нашей.

– Это она тебе об этом сказала?

– Зачем?.. – Герман смаковал кофе. – Ты сама. Разве не так?

– Я поняла это случайно. Просто догадалась.

– Отчего бы тебе не спросить у нее напрямую?

Катерина тряхнула головой и, как показалось, сказала самой себе:

– Завтра спрошу.

– Вот видишь… Все намного проще, чем кажется.

– Это еще не все, – мрачно проронила она.

– Что еще?

– Соседка из десятой квартиры…

Герман отставил пустую чашку и категорично прервал жену:

– Послушай… Я не хочу больше говорить об этой квартире. Смерть рабочих – это дело полиции.

Потупившись, она замолчала.

– И все-таки… Не понимаю, почему Борис меня не дождался, – задумчиво проронил Трубников.

Глава 10
Вы – говно

Утренняя поездка с Люсьеной Сапегой – последнее из того, чего бы захотелось Катерине. Тем не менее в восемь часов она спустилась вниз и села в ее машину.

Обменявшись любезностями, они замолчали. Катерина вовремя поняла, что у Люсьены не было настроения. Не желая попадать под горячую руку, она сначала смотрела в окно, а потом в затылок нового шофера Сапеги.

– Быстрей поезжайте! – распорядилась Люсьена.

Водитель обернулся и расплылся в добродушной улыбке:

– Можете обращаться ко мне на ты.

Люсьена Сапега поперхнулась от удивления.

– Нет!

– Почему? Я же не возражаю.

– Потому, что «ты – говно» не звучит. «Вы – говно» – намного изысканнее.

Катерина перевела взгляд на окно и заставила себя промолчать. Водитель тоже промолчал, сообразив, в какой попал переплет.

У салона красоты, куда они вскоре приехали, шофер припарковался с третьей попытки. Две первые категорически не устраивали Сапегу. По ее мнению, машина стояла не перпендикулярно к поребрику.

Когда наконец автомобиль припарковался под максимально прямым углом, Сапега вылезла из машины, Катерина за ней. В салоне их встретили при полном параде с максимально возможной массовкой. С первого взгляда было видно: здешний персонал выучен на горьком опыте, причем не чужом, а своем.

Люсьена и Катерина расположились на белом диване, женщина-администратор принесла бокалы с шампанским.

– У нас мало времени, – капризно проговорила Сапега, забирая бокал. – Живей поворачивайтесь.

Люсьену увели на депиляцию. Вскоре по салону разнеслись ее крики. Помимо веснушчатой пигментации, у нее была природная волосатость.

Катерина плюнула на все и решила получить удовольствие. После массажиста она пошла к маникюрше, потом к парикмахеру. Обстоятельства сложились удачно: с Сапегой пересекаться нигде не пришлось, но по ее глумливому голосу Катерина всегда знала, где та находилась.

Встретились они только у кассы, где Люсьена категорично затребовала скидку. У тертой администраторши был такой вид, словно ее переехал бульдозер.

– У вас уже есть скидка – тридцать процентов.

Сапега капризничала:

– Я – постоянный клиент. Неужели для меня нет никаких профиренций?[4]4
  Преференций.


[Закрыть]

– Мы сделали для вас все, что могли.

– Ноги моей больше не будет в этом шалмане! Разогнать вас к чертовой матери, раз не умеете обслужить приличных людей! Что я, по-вашему, печатаю деньги на печатном станке? Завтра же отправлю сюда Роспотребнадзор и прокуратуру! Денег им подавай! Совсем обнаглели!

Подоспевшая хозяйка салона сделала скидку, которая, однако, не распространялась на Катерину. Так что при виде счета у нее вылезли из орбит глаза. Мысленно поблагодарив «подругу» за такую подставу, Катерина расплатилась карточкой, зная, что вечером Герман заведет разговор насчет этой непомерной суммы. Ему приходили эсэмэски, изобличая все ее траты. С такой унизительной практикой пришлось смириться, когда по настоянию мужа она бросила работу и лишилась своего дохода.

Справедливости ради нужно заметить, что подобного рода разговоры у них случались весьма редко. Трубников не был жадным, а Катерина имела совесть и не тратила больше необходимого.

Когда она вспомнила про оставленную работу и про то, что эта тема была затронута в разговоре с Картавиным, ей сделалось неприятно, как будто она существенно отличалась ото всех нормальных людей. Однако, взглянув на Сапегу, Катерина немедленно успокоилась. По сравнению с этой женщиной она была нормальнее нормального.

– Что ж, – сказала Люсьена. – Едем обедать. Пашина секретарша заказала нам столик в «Розарии». Там теперь модно бывать.

В машине она опять посмурнела. Казалось, один только вид водителя выводил ее из себя.

– Ну и почему вы туда поехали? – спросила она, когда автомобиль свернул во дворы.

– На Садовом пробка. Не волнуйтесь, я хорошо знаю Москву.

– И где вас только набирают, таких идиотов?! По-вашему, мне интересно любоваться на мусорные контейнеры?

– По Садовому, значит, по Садовому. – Водитель притормозил с тем, чтобы развернуться.

Люсьена схватила зонтик и ударила его по макушке.

Водитель пригнулся. Не ожидая от себя, Катерина выхватила зонтик из рук Сапеги. Несмотря на дикую ситуацию, никаких объяснений после этого не последовало, и они молча доехали до ресторана «Розарий».

На этот раз Катерина была готова ко всему, кроме детальной иллюстрации к недавнему рассказу Инны Михайловны. С той только разницей, что вместо ресторана «Метрополь» действие развернулось в ресторане «Розарий».

Со своего места Катерина увидела знакомую спину. В импровизированном кабинете в виде беседки сидели двое. Женщина – лицом, мужчина – спиной. Ощутив внутренний дискомфорт, Катерина встала одновременно с тем, как к их столику подошел официант.

– Ты куда? – недовольно спросила Люсьена.

– Заказывай без меня, я – в туалет. – Прихватив сумочку, она отправилась в туалет, не зная дороги. Основной задачей было пройти мимо розовой беседки и тех двоих.

Встретившись глазами с женщиной, Катерина заметила, как та, склонившись над столом, что-то сказала мужчине. Он обернулся, и Катерина узнала в нем своего мужа.

– Катя, иди сюда! – он помахал ей рукой.

Она подошла к столу.

– Знакомься, Юлия Стерникова, наш экономист.

Женщина приветливо кивнула.

– А это – моя жена Катерина.

– Очень приятно, – голос Юлии оказался неожиданно низким, с какими-то глубокими женственными обертонами.

– Ты как здесь оказалась? – спросил Трубников. – Пообедаешь с нами?

– Я с Люсьеной, – Катерина еще не знала, как реагировать, поэтому говорила непринужденно и безо всякой тревоги. – У вас наверняка деловой разговор. Не буду мешать.

– Ну, хорошо, – он встал, поцеловал ее в щеку и, как показалось, с облегчением попрощался. – До вечера. Увидимся дома.

Катерина возвратилась к своему столику, так и не побывав в туалете. Люсьена встретила ее любопытным взглядом, вслед за которым последовал такой же любопытный вопрос:

– Мне показалось, или это твой муж?

– Да, это Герман, – спокойно ответила Катерина, усаживаясь на место.

– Я знаю его бабу.

– Почему – его?

– Что?

– Почему ты сказала, что это его баба?

– Чья же еще? Они же вместе сидят. Мне говорили, что мужики водят сюда любовниц.

Катерине вдруг показалось, что Сапега нарочно ее сюда привела, зная, что здесь будет Герман. Она ответила как можно беспечнее:

– У них деловой разговор.

– Не вопрос… – Люсьена широко раскинула руки, словно на сцене. – Только я бы на твоем месте пошла и вцепилась ей в волосы.

Катерина пробежала глазами меню, но скоро поняла, что не может прочитать ни одной строчки. Ей нестерпимо хотелось посмотреть туда, где сидел Герман.

Захлопнув меню, она обратилась к Люсьене:

– Ты не обидишься, если я уеду домой?

– Что это вдруг? – Люсьена перевела взгляд на Трубникова и его даму. – Из-за них? Да брось ты! Может, они и вправду по делу.

Но Катерина уже поднялась и, не дожидаясь одобрения, собралась уходить.

– Сказать водителю, чтобы отвез? – спросила Сапега, поджав губы.

– Нет. Я возьму такси, – Катерина склонилась, чмокнула воздух возле уха Люсьены, вышла из ресторана и, не думая о такси, зашагала по улице в первую попавшуюся сторону.