Текст книги "Тени Старого Арбата"

Глава 9. Тот, кто упорствует

По возвращении в дом Самаровых к ужину за стол Кречетов сел последним, если не считать Михаила – он, как всегда, задерживался. Эмма Леонидовна руководила подачей блюд на всю большую компанию, которая, как и прежде, состояла из членов семьи и гостей.

Когда горничные подали горячее, домоправительница попросила накапать ей корвалола. Леся принесла хрустальную рюмку с каплями, и Эмма Леонидовна опрокинула ее в рот.

– Второй день сама не своя…

– Если хотите, я осмотрю вас после ужина, – предложила Ирина Владимировна, но домоправительница сдержанно проронила:

– Давайте как-нибудь в другой раз.

– Понимаю, – из вежливости согласилась мать Юлии. – На вас подействовала смерть этой женщины.

– Разговор не к столу! – оборвала ее Эмма Леонидовна. – Будет лучше, если мы поговорим о другом.

– Я только предположила…

– Хватит, мама, – вмешалась Юлия. – В этом доме ты ни перед кем не должна оправдываться.

Заминая неловкость, Эмма Леонидовна подозвала Василину и строго ей выговорила:

– Где черный хлеб? Почему не принесла?

Разговор продолжила Ольга из Воркуты, но тему предложила свою, сугубо дамскую:

– Вот я удивляюсь. Для кого в ГУМе эти бутики? Цены такие, что глаза на лоб лезут. Видела сегодня пальто за полтора миллиона. Это ж сколько на него нужно копить?

– Тому, кто покупает такие вещи, копить не приходится, – заметил Глеб. – Деньги им оставляют на тумбочке.

– Вот только не надо всех под одну гребенку! – возмутилась Кира. – Ты говоришь о содержанках и проститутках. Как будто честные женщины не покупают вещи за полтора миллиона.

– Честными ты называешь жен богатых мужей? – с сарказмом в голосе осведомился Глеб.

Сидевшие за столом притихли, откровенно избегая смотреть на жену Михаила.

Выдержав короткую паузу, Юлия обронила:

– Думай, что говоришь.

– В самом деле, Глебушка! – всполошилась Эмма Леонидовна. – Зачем же так грубо?

Однако Кира продолжила опасную тему:

– Нет-нет! Пусть говорит. Ведь он не только Юлию хотел обидеть, а еще и меня.

– Не смей обижаться, – Глеб заговорил с особенной, нервозной интонацией в голосе, которая обычно предшествует катастрофе. – За всю свою жизнь ты не заработала ни рубля. При этом, в том же ГУМе, можешь с легкостью потратить несколько миллионов.

– А что в этом плохого? – Кира пожала плечами. – Я трачу деньги и получаю от этого удовольствие.

– Ты тратишь не свои деньги. Отцовские, – сдержанно уточнил Глеб. – Так чем же ты лучше проститутки? Та хоть работает в чужих постелях. А ты, Кира, – паразитка. И тебе придется с этим смириться.

– Боже мой… – проронила Ольга и уткнулась взглядом в тарелку.

– Я студентка МГИМО! – со слезами в голосе воскликнула Кира.

– Студентка платного отделения, – напомнил ей Глеб. – За один год твоего ничегонеделанья отец платит целое состояние.

– Глебушка! – воскликнула Эмма Леонидовна. – С цепи ты, что ли, сорвался?!

Глеб бросил на нее бешеный взгляд, резко встал и отшвырнул салфетку, но Кира схватила его за руку:

– Я не понимаю, за что ты на меня взъелся!

– Не понимаешь? – Глеб грубо оттолкнул Киру, и она упала на стул. – Нельзя швыряться деньгами, которых не заработала! Нужно иметь совесть!

– Ну да… Совесть – не деньги, всегда подскажут, где потерял. – Кречетов отложил вилку, встал и взял Глеба за плечо: – Тебе лучше уйти.

– Пустите! – Глеб попытался вырваться, но у него не получилось. – Пустите, говорю!

– Не в этот раз, – спокойно сказал Кречетов. – Запомни, пока я здесь, такое не прокатит.

– Да кто вы такой!

– Глебушка, ступай к себе в комнату! – взмолилась Эмма Леонидовна. – Послушай умного человека.

– Да идите вы все! – выкрикнул Глеб и вышел из комнаты.

Проводив его взглядом, Юлия произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Какой бес в него сегодня вселился?

В ответ на ее вопрос Кира заплакала.

В образовавшейся тишине прозвучал голос Константина:

– Можно мне еще чуточку ветчины?

После ужина все перешли в гостиную на втором этаже, где горничные накрыли десертный стол. Ольга, сославшись на усталость, ушла в свою комнату. Константин, прихватив с собой орехов и фруктов, тоже не задержался.

– С Глебом что-то не так… – тихо сказала Кира. – Мне кажется, он не в себе.

– Нервное истощение, – уверила Эмма Леонидовна. – Он слишком много работает.

– Не-е-ет, – протянула Кира, – я чувствую, что дело не в этом. Иногда в Глеба словно вселяется бес, и он не контролирует себя, становится другим человеком.

– Завтра Глеб извинится, и все будет хорошо, – сказала Юлия и предложила: – Идем, я провожу тебя.

Она обняла Киру и повела ее в спальню.

В гостиной осталось трое: Кречетов, Ирина Владимировна и Эмма Леонидовна. Последняя, вопреки обыкновению, не собиралась идти спать – инцидент за ужином окончательно выбил ее из колеи. Теперь она переживала из-за отношений Глеба и Киры. На почве этого беспокойства домоправительница разговорилась с Ириной Владимировной, которая была на стороне обиженной Киры.

– Обычному человеку трудно понять двадцатилетнюю девушку, у которой все есть, – сказала мать Юлии. – Кира не привыкла экономить, она просто не знает, как это делается. Большие деньги – очень тяжелое испытание.

– Напрасно вы думаете, что Глеб – простой человек, – возразила Эмма Леонидовна. Было заметно, что это замечание задело ее за живое. – Он происходит из достойной, состоятельной семьи. Его отец, мой племянник, – профессор математики, мать работает в правительстве Санкт-Петербурга. – Она что-то вспомнила и крикнула горничной: – Василина! Принеси из кухни большой фарфоровый чайник!

– Глеб похож на прожигателя жизни, – заметил Кречетов.

– Вот не скажите! – Эмма Леонидовна «легла костьми», защищая внучатого племянника. – Глеб – труженик, учился в Кембридже, много трудился и добился приличной должности.

– Где он работает?

– В одной из фирм Михаила. У него нервная работа, вот почему он срывается.

– Нервы здесь ни при чем, – сказал Кречетов. – Дело в другом.

– В чем, по-вашему?

– Ему не нравится зависимость. В этом все дело.

– А по-моему, – вмешалась в разговор Ирина Владимировна, – Глеб боится, что не сможет обеспечить Киру после женитьбы.

– Он хорошо зарабатывает, – возразила Эмма Леонидовна.

– Тогда почему живет в чужом доме? – спросил Кречетов.

– Я уже говорила: ждет, когда достроится квартира в Хамовниках. Глеб купил дорогую недвижимость. – Домоправительница приняла из рук Василины чайник и разлила чай по чашкам: – Зеленый с лимонником. Пробуйте.

Ирина Владимировна сразу отказалась:

– Я – пас.

– А я бы выпил. – Кречетов взял в руки чашку и, отхлебнув, одобрительно крякнул. – Хорошо!

– Думаю, со временем у Киры с Глебом все образуется, – сказала Ирина Владимировна. – Девочка слишком молода, чтобы обуздать мужской эгоцентризм и все свести к компромиссу.

– Мужской эгоцентризм? – хмыкнул Кречетов. – Я видел агрессию.

Ирина Владимировна продолжила, решив не утруждать себя ответом на его замечание:

– Когда женщина так категорична, у мужчины возникает желание перейти от убеждений к физической силе, ведь у него есть неоспоримое преимущество.

Кречетов обронил:

– Не у всех.

– Ну, хватит! – оборвала разговор Эмма Леонидовна. – Мальчик ни в чем не виноват. В каком-то смысле Глебушка сам – жертва. Во всем виноваты стены этого дома, – она обвела взглядом гостиную, как будто оценивая степень ее опасности.

– Понимаю, – тихо сказал Кречетов. – Вы считаете, что все неприятности начались после того, как Михаил присоединил к квартире новые помещения? Так?

– Я в этом уверена.

– Но это… – Он замолчал, подыскивая правильное и, главное, необидное слово. В голову пришла целая фраза: – Это не похоже на правду.

– Вы многого не знаете, – заметила Эмма Леонидовна.

– Я многое видел, – сказал Кречетов.

– Ну, хорошо… Желаете по гамбургскому счету? – Она встала с дивана, пересекла гостиную и скрылась в библиотеке. Минуту спустя вернулась и протянула Кречетову старинную карточку, похожую на открытку: – Читайте.

Забрав открытку, он долго не отрывал взгляда от ее лица, словно оттягивая момент, когда будет нужно задать вопрос. Потом спросил:

– Что это?

– Приглашение на свадьбу.

– А если подробнее?

– Там все написано. И вот что я вам скажу: с этого все и началось! – провозгласила Эмма Леонидовна и направилась к лестнице. – Спокойной ночи. Я ухожу.

– Можно? – Ирина Владимировна вынула открытку из рук Кречетова и, развернув, прочитала вслух: – Сергей Иванович Велихов и его супруга Варвара Поликарповна просят вас почтить своим присутствием бракосочетание их дочери Анны Сергеевны с Иваном Петровичем Самаровым. Венчание состоится пятого октября тысяча девятьсот второго года в Соборной церкви… – она подняла глаза и сказала: – Кажется, в этом доме кто-то сошел с ума.

Но Кречетов возразил:

– В подобных случаях говорят: тот, кто упорствует в своем безумии, в один прекрасный день окажется прав.

Глава 10. Флэшбэк № 1

Москва, Арбат

1903 год

Жизнь Анны Сергеевны была мучительной, как может быть мучительна жизнь интеллигентного человека, способного испытывать стыд. Она изменяла мужу и от этого непереносимо страдала.

Бесстыдный, неинтеллигентный человек мог изменить супругу, ударить ребенка или запустить в обществе сплетню. Удержать его от этого мог только страх. Культурному человеку из дворянской среды, каковой была Анна Сергеевна, такие поступки претили исключительно из чувства стыда, потому что стыд – это чувство свободного человека, а страх – чувство раба.

Так случилось, что Анна Сергеевна сделалась рабой своего чувства. И то, что она не любила мужа, не преуменьшало глубины ее падения и не избавляло от необходимости соблюдать светские приличия. Понимая, что нет ничего хрупче и уязвимее репутации замужней женщины, она стыдилась, испытывала страх и хранила измену в тайне.

Но, как известно, все, что хранится в тайне, когда-нибудь, да выйдет наружу.

Девятнадцати лет от роду Анна Сергеевна вышла замуж за вдовца, пятидесятилетнего профессора медицины, который служил в университете на кафедре диагностики.

Их первая встреча состоялась в доме ее родителей, куда Иван Петрович ввалился с мороза. В бобровой шубе он показался Анне Сергеевне большим неуклюжим зверем. Однако, сняв шубу и передав ее лакею, Иван Петрович оказался моложавым плотным мужчиной в двубортном костюме английского сукна.

В профессоре не было ничего, что могло бы привлечь Анну Сергеевну, тем не менее через месяц у них состоялась помолвка. Иван Петрович подарил невесте серьги с бриллиантами, дорогую шаль и золотые часы. Однако вопреки заведенному обычаю, до самой свадьбы не докучал ей визитами – говорил, что много работает.

В октябре они поженились.

Супружеская жизнь Ивана Петровича и Анны Сергеевны текла ровно, без каких-нибудь сантиментов или райской поэзии. Жили каждый на своей половине, встречались за ужином или когда у Анны Сергеевны появлялась нужда в деньгах. Первого числа каждого месяца профессор выдавал жене определенную сумму и не одобрял превышения бюджета. Тем не менее, когда Анна Сергеевна просила денег, никогда ей не отказывал.

Со временем профессорская должность обеспечила Ивану Петровичу обширную клиентуру, и он сосредоточился на частной врачебной практике: консультировал платежеспособных пациентов, считая, что для бедных есть бесплатные лечебницы и больницы.

Таким образом, супруг Анны Сергеевны преобразовал свое ремесло и саму медицину в орудия личного обогащения. Плодами многотрудных служений явились несколько доходных домов и трехэтажный особняк на Арбате в сердце Москвы, куда он перебрался с женой, ассистентами, прислугой и доверенным помощником – Фролом. Фрол был простым мужиком, ходил по дому в сапогах, носил косоворотку и пил чай из блюдечка. Однако именно ему профессор доверял больше всего.

Обширная практика Ивана Петровича, в особенности его взрывной и грубый характер, порождали множество слухов, которые расползались по всей Москве. В одной из таких небылиц говорилось, что однажды, явившись к больному, профессор выбил тростью окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух.

Другая небылица гласила, что, начав с весьма скромного гонорара (пяти целковых), Иван Петрович мало-помалу увеличил его до пятисот рублей. Справедливости ради стоит заметить, что такую сумму он взял лишь однажды на Масленицу с купца, который обожрался блинами. Тем не менее стараниями злых языков к Ивану Петровичу навсегда приклеился ярлык «корыстолюбивого адепта недугов», которому было выгодно, чтобы пациенты болели.

Отсутствие врожденной интеллигентности и особый психологический склад Ивана Петровича никак не сочетались с супружеством и не отвечали человеколюбивой профессии врача. Как личность, он соединил в себе три несочетаемые ипостаси: блестящее образование, превосходное знание медицины и бескультурье простого человека.

Иван Петрович происходил из местечковых мещан и, как человек из низов, жил по принципу: «Мне ничего не дали, ну так я всего добьюсь сам, вырву, заберу у жизни свое».

Учась в гимназии и не имея денег для покупки своих учебников, Иван Петрович готовился по чужим на переменках между уроками, и при этом был лучшим учеником. Факультет медицины в Московском университете он окончил с медалью и так же успешно защитил диссертацию на степень доктора медицины.

За девять лет супружеской жизни Анна Сергеевна изучила супруга и открыла для себя его потаенные стороны. Но это не только не усилило ее привязанности к Ивану Петровичу, а напротив, окончательно от него отвратило.

Поэтому было неудивительно, что, когда из Ростова к ним в дом приехал племянник Самарова Николай, Анна Сергеевна влюбилась в него, да так, что совсем потеряла голову.

«Любовь – это бабочка, которую никак не поймать, но, как только перестанешь за ней гоняться, она сама сядет тебе на плечо». Наивная фраза из ее девичьего дневника сбылась и, наконец, обрела смысл.

Николай Самаров был очень хорош собой: статный, изящный и умный молодой человек. Иван Петрович рядом с ним казался большим, неуклюжим зверем. К тому же Николай виртуозно играл на фортепьяно, чем окончательно размягчил сердце Анны Сергеевны.

Влюбившись, она дала себе зарок любить только его душу, но этим дело не обошлось. Ее падение свершилось через несколько месяцев, когда Николай, к тому времени уже состоявший на службе, вдруг заболел и слег. Иван Петрович осмотрел племянника, предписал ему оставаться дома, а сам уехал на вызовы.

Большую часть дня Анна Сергеевна провела в своих комнатах. Но когда вечером она вышла в гостиную, то обнаружила там Николая. Он бросился к ее ногам и с жаром воскликнул:

– Я люблю вас, Анна Сергеевна! Я весь в вашей власти.

Николай глядел на нее глазами, полными восторга и обожания. Тот момент оказался решающим в судьбе и жизни Анны Сергеевны. Сдержись она тогда, не дай волю чувствам, все бы получилось иначе.

Однако вышло, как вышло. В ответ на признание Николая Анна Сергеевна сказала, что тоже любит его. В течение следующих недель их чувства переросли в пылкую страсть. Случайно встретившись в коридоре или на лестнице, они тайком обнимались, и Николай горячо шептал ей на ухо:

– Любите меня… Прошу вас, любите меня, дорогая…

Не успевая погасить свое возбуждение, она забегала в гостиную, и сидевший в кресле Иван Петрович внимательно глядел на нее поверх газеты:

– Что у тебя стряслось?

Тяжело дыша, она улыбалась:

– Решительным образом ничего!

– У тебя лицо пошло пятнами.

– Да это я так, пробежалась…

Анну Сергеевну не раз посещала мысль, что нужно открыться мужу и покончить с постыдной тайной. Но в очередной раз, встретившись с Николаем, она решительно передумывала, считая, что не вправе отказывать ему в чувствах, и давала себя обнять где-нибудь в уголке, скрываясь от мужа.

Дабы не порочить дом супруга и благодетеля, они стали встречаться в меблированных комнатах по тем дням, когда Анна Сергеевна выбиралась к портнихе в Замоскворечье. Николай приезжал туда загодя, и когда в комнате появлялась Анна Сергеевна, он поднимал густую вуаль шляпки и жадно обцеловывал ее смущенное лицо.

Анна Сергеевна стыдилась этой связи, боялась разоблачения и одновременно была счастлива. Ее сомнения и безмолвные монологи сводились лишь к одному: рано или поздно придет расплата, и она была готова оплатить свой смертный грех.

За ужином Анна Сергеевна вглядывалась в лицо Ивана Петровича, стараясь понять, знает ли он об измене. Но тот был ровен, и его отношение к жене оставалось все тем же.

Однако в светском обществе уже обсуждалась связь молодой жены Ивана Петровича с его племянником. Как ни скрывались любовники, их видели входящими в меблированные комнаты. Новость стремительно расползлась по московским салонам и сделалась секретом Полишинеля.

И это был второй поворотный момент в жизни Анны Сергеевны.

Друзья и знакомые полагали, что рано или поздно профессор узнает об измене жены, и последствия будут чудовищными по своей разрушительности.

Эти предположения оказались пророческими. Кто-то уже готовил перо и бумагу, чтобы присвоить Ивану Петровичу титул рогоносца.

В минуты душевного смятения Анна Сергеевна подходила к зеркалу и наблюдала, как страдания уродуют ее лицо своей изменчивой тенью, как от дыхания запотевает стекло и будто покрывается густым траурным крепом. Черты ее лица размывались и таяли в глубине зазеркалья.

В такие моменты с ее губ слетали слова:

– Вот так же и я сама когда-нибудь сгину… И никто меня не найдет.

Глава 11. Здесь что-то нечисто

Москва. Арбат

Наше время

Очередная утренняя пробежка привела Кречетова в замешательство. Он понял, что в его теле что-то разладилось. Возникло ощущение ирреальности, смазались краски. Сигналы мозга по нейро-мышечным связям достигали рук и ног на сотую долю секунды позже. Кречетов чувствовал это запаздывание и не желал мириться с нежданной немощью, считая ее преддверием старости.

Он увеличил темп и побежал немного быстрее, но тут же вспотел, и это тоже было неправильным. Обычно его футболка намокала, когда он возвращался с пробежки. Теперь это произошло в начале пути.

Вдруг его обогнала бегущая женщина и, не оборачиваясь, на ходу, обронила:

– Догоняйте.

По голосу Кречетов узнал Ирину Владимировну. Ускорившись, он приложил все усилия, чтобы ее догнать, но не сумел и свернул на другой маршрут.

В то же утро они встретились за завтраком. Кречетов чувствовал неловкость, хотя Ирина Владимировна всем своим видом показывала, что не придает значения спонтанному спринту.

Завтрак на этот раз был накрыт на кухне, вместе с ними за столом сидели Эмма Леонидовна и студент Константин.

– Тебе сегодня в институт? – спросила домоправительница.

– Мне ко второй паре, – ответил тот.

– Еду на Ленинский, – заметил Кречетов. – Могу подвезти.

– Неловко вас утруждать.

– Мне не трудно, поеду мимо.

– У меня есть время поваляться. Из дома выйду через час. А вы езжайте без меня. Так будет лучше, – сказал Константин, взял со стола булку и встал, чтобы уйти.

Кречетов утвердительно кивнул:

– Значит, договорились. Встречаемся через час во дворе возле моей машины.

Константин удивленно взглянул на Кречетова и сообразил, что избежать совместной поездки не выйдет.

– Хороший мальчик, – сказала Эмма Леонидовна, когда он ушел. – Много занимается и точно знает, что ему нужно.

– Завидное качество, не у всех оно есть, – с улыбкой заметила Ирина Владимировна и обратилась к Кречетову: – Мне тоже нужно на Ленинский проспект. Подвезете?

Он нехотя проронил:

– Поедемте.

– Значит, через час во дворе возле вашей машины, – Ирина Владимировна повторила его слова, поднялась и направилась к лестнице.

Проводив ее взглядом, Кречетов со значительным опозданием заметил:

– Только не задерживайтесь…

– Мне тоже несимпатична эта особа, – вполголоса заметила Эмма Леонидовна.

– А я не говорил, что она мне не нравится.

– У меня есть глаза. Ничего объяснять не надо.

В ответ он обронил: «Впрочем, неважно», как будто это и в самом деле не имело никакого значения. Но, переведя взгляд на Халида, Кречетов понял, что тот прислушивается к их разговору. В движениях повара была заметна нервозность, казалось, воздух вокруг него был наэлектризован, еще немного – и заискрит. В конце концов, он с грохотом уронил половник, которым помешивал суп.

– Халид! – вскрикнула Эмма Леонидовна. – Руки дырявые?

– И на молодца бывает оплох… – ответил он.

– Половник крепче в руках держи, эрудит! Да за супом лучше присматривай.

Халид прикрыл глаза и замер у плиты. Потом выключил конфорку, снял передник и быстрым шагом вышел из кухни.

– Ты куда?! – встревожилась Эмма Леонидовна.

– Мне надо! – сказал Халид.

Вскоре они услышали, как открылась и захлопнулась входная дверь, после чего Кречетов вопросительно взглянул на домоправительницу.

Она махнула рукой:

– С ним такое бывает.

– Часто?

– В последнее время – да. Нервный уж очень стал.

– Я это вижу. – Кречетов поднялся со стула и предупредил: – Скоро вернусь, надо поговорить.

Он вышел в прихожую, выглянул в окно и увидел, что Халид курит во дворе. Приглядевшись, заметил, что повара бьет озноб и у него дрожат руки.

Кречетов вернулся в столовую и сел на свое место.

– Может, чайку? – предложила домоправительница.

– Я бы предпочел кофе.

Эмма Леонидовна отошла к кофеварке и вскоре вернулась с чашкой.

– Сахар не положила, кладите сами.

– Спасибо. – Кречетов опустил в кофе кусок сахара и повторил: – Нам нужно поговорить.

– Так ведь уже говорим, – улыбнулась она.

– Расскажите мне про Халида.

– Он – араб.

– Я это заметил.

– Халид достался Михаилу от друга.

– Что значит достался? – нахмурился Кречетов. – Он не вещь.

– Не нужно меня воспитывать! – решительно заявила Эмма Леонидовна. – Сказала и сказала. Нечего придираться.

– Простите… Стало быть, до вас Халид работал на другого хозяина?

– Так и есть, – кивнула она. – Только проработал он там недолго. Хозяин умер, и Халид лишился работы. Тут его и подобрал Михаил, нанял учителя русского языка…

– Это я уже слышал, – прервал ее Кречетов. – Знаете, отчего умер предыдущий хозяин Халида?

– Спросите лучше у Миши. Я не интересовалась.

– Болезнь?

– Слышала краем уха, что его убили.

– Что еще вы слышали этим ухом? – Кречетов усмехнулся.

– Спросите лучше у Миши, – повторила домоправительница.

– Ну, а каков он в общении?

– Кто? – спросила Эмма Леонидовна.

– Халид, мы говорим о нем.

– Он – исполнительный.

– Это все, что можете сказать?

– Про поговорки вы уже знаете.

– Есть у него семья?

– Пятеро детей и жена, живут в Египте, на его родине.

– Часто их навещает?

– На моей памяти только раз. Халид не злоупотребляет нашим великодушием, опасается потерять работу.

– Зарплату пересылает домой?

Эмма Леонидовна удовлетворенно кивнула:

– Каждый месяц, только получит – сразу же в банк. Он копит на дом и землю. После возвращения планирует заниматься земледелием. – Она развела руками и задалась риторическим вопросом: – А что там растет? Египет – он и есть Египет, одни пустыни.

– Значит, как поваром вы Халидом довольны, – не то утверждая, не то спрашивая, произнес Кречетов.

– Любимый борщ Михаила готовить умеет, и слава богу. Главное, чтобы хозяин был доволен, остальное меня не волнует. – Во взгляде домоправительницы промелькнул некий вызов, и Кречетов понял, что лишние люди в доме ее не радуют.

– Как с ним работается?

– Где попрошу, а где и прикрикну. Если есть за что, могу отчитать.

– У Халида кто-нибудь есть?

– Кого вы имеете в виду? – вздрогнула Эмма Леонидовна.

– Женщина. – Кречетов помолчал и предложил ей выбор: – Или мужчина.

– Про эту срамоту даже не заговаривайте! – запротестовала она.

– Ну, так есть кто-нибудь или нет?

– Нет, нет и нет! Я предупредила его: как только замечу, сразу же – увольнение. Дом Самаровых не место для блуда.

Кречетов усмехнулся:

– Зачем же так сразу? За пределами дома он волен делать что хочет.

– У Халида нет выходных.

– А если ему что-то понадобится – лекарство или одежда? И как он отлучается в банк?

– Халида отвозит водитель. Конечно, когда свободен.

– А если водитель занят?

– Халид ждет, когда тот освободится.

– Ну что же… Не много вы мне рассказали, – резюмировал Кречетов.

– Все, что знаю. Выдумывать не обучена.

– Давайте поговорим про водителя.

– Его зовут Валерий, ему двадцать пять, он москвич, – скороговоркой протараторила Эмма Леонидовна, как будто это было чем-то незначительным или неважным.

– Водитель живет здесь?

– Нет, у себя дома. Если начистоту, о нем и сказать-то нечего. Работает всего ничего, около месяца.

– Тогда я должен задать вам еще один вопрос.

– О прежнем водителе? – Эмма Леонидовна напряглась и снова выдала скороговорку: – Он был приезжим. Жил в доме, на первом этаже. Потом попал в аварию и погиб.

– Стало быть, смерть не насильственная, – с облегчением заключил Кречетов.

Эмма Леонидовна поднялась со стула и, осторожно ступая, направилась к двери, которая вела в коридор. Выглянув, она осмотрелась и тут же возвратилась назад. Пригнувшись к столу, прошептала:

– Говорю я вам, здесь что-то нечисто…

– Стены виноваты, – с пониманием обронил Кречетов. – Садитесь и давайте поговорим про ваших горничных.

– А что про них говорить, – Эмма Леонидовна нехотя вернулась на свое место. – Обе проверенные, приехали с Украины, работают по несколько лет. Ни та ни другая не замужем, обеим по тридцать пять.

– Пора бы им замуж.

– Было бы за кого, наверное, вышли бы.

– Что еще можете рассказать?

– Про Лесю и Василину?

– Мы говорим про них.

– Нет. Больше ничего. Извините.

Допив кофе, Кречетов поднялся со стула и направился к двери:

– Я на вас не в обиде. Кое-что вы все-таки рассказали.

– Мальчика не забудьте, – напомнила Эмма Леонидовна.

– Что? – Кречетов обернулся.

– Костика в институт отвезите. – Домоправительница встала и, смахнув со скатерти крошки, недовольно добавила: – Ну, и эту прихватите, раз обещали.

Поднимаясь по лестнице, Кречетов подумал, что Эмма Леонидовна могла и не напоминать про Константина. Эту поездку он затеял только для того, чтобы поговорить с парнем наедине, прощупать его, порасспрашивать. Парик и маска не выходили у него из головы и не давали покоя. Зачем они Константину? И, главное, почему он их прятал?

Все могло бы получиться, если бы не Ирина Владимировна. В ее присутствии Константин вряд ли разговорится. Кречетов это понимал и злился как никогда. Теперь ему предстоит поработать шофером, только и всего. День был потерян.

С матерью Юлии он встретился через час, она ожидала его у машины.

– Боялись, что уеду без вас? – спросил Кречетов.

В ответ она улыбнулась:

– Были такие мысли.

– А если я попрошу вас не ехать?

– Ну уж нет!

– Могу оплатить такси.

– Это лишнее.

– С вами трудно договориться.

– Думали, я не поняла? – спросила вдруг Ирина Владимировна.

– О вас я не думал, – ответил Кречетов.

– Вы нарочно везете Константина, чтобы поговорить.

– Даже если и так. Ну и что?

– Я знала!

– Тогда для чего вы напросились в попутчицы?

– Чтобы узнать всю правду.

– Где-то я уже это слышал… – пробормотал Кречетов и сел в машину.

Ирина Владимировна открыла дверцу с другой стороны и села на переднее сиденье рядом с ним.

– Вы что-нибудь нашли в его комнате?

– С чего вы взяли?

– В противном случае вы бы оставили Константина в покое. Но вы ищете с ним общения.

– А вы продолжаете мне мешать, – мягко посетовал Кречетов, растягивая губы в улыбке. Он увидел, что Константин подходит к машине, и проронил: – Теперь молчите.

– А ведь я могла бы помочь… – начала она.

Но Кречетов сдавленно прикрикнул:

– Молчите!

В дороге он несколько раз заводил разговор, прощупывая Константина с разных сторон, но ни одна из попыток не принесла нужного результата. Константин отвечал на вопросы пусто и вежливо. Он словно обладал знанием дипломатии, умел сказать так, чтобы ничего не сказать. В какой-то момент Кречетов внутренне разозлился, предположив, что мальчишка делает это намеренно. По счастью, Ирина Владимировна всю дорогу молчала, подчинившись его приказу. В сложившейся ситуации она могла бы нарваться на неприятность.

Константин показал проезд к учебному корпусу, попросил остановиться и, поблагодарив, вышел из автомобиля.

– Паршивец… – почти любя, проронил Кречетов, когда за ним захлопнулась дверь.

– Я же вам говорила…

– Молчите.

– А ведь я могла бы помочь.

– Чем? – усмехнулся Кречетов.

– Вы задавали глупые вопросы.

– Полегче на поворотах.

– Ну, хорошо… Они были неправильными. А я, между прочим, изучала детскую психологию и помогла бы вам наладить контакт.

– Для начала вам бы наладить контакт с собственной дочерью, – заметил Кречетов.

– А вот это называется бить по больному, – сказала Ирина Владимировна.

– Простите, сорвалось… – не договорив, Кречетов услышал, как захлопнулась дверца, и сам выбрался из машины. – Я же извинился, постойте!

Пройдя метров пятьдесят, Ирина Владимировна вдруг развернулась и побежала обратно. Прежде чем заскочить в салон, она прошептала:

– Быстро в машину…

Кречетов сел и удивленно развернулся:

– Что вы творите?

– Он мог нас заметить!

– Кто? – удивился Кречетов.

– Он не вошел в здание…

– Вы про Константина?

– Я видела, как он садился в автобус.

Автомобильный двигатель тут же взревел, и Кречетов деловито осведомился:

– Номер автобуса?

– Сто сорок пять, – сказала Ирина Владимировна.

– Его нужно догнать.