Текст книги "Остранение"

Анна Кочарян
Остранение

сборник стихотворений

Мой добрый хозяин, в доме твоем смешалось…

 
Мой добрый хозяин, в доме твоем смешалось
все, и мне одному не справиться с этим домом,
приходи и владей, не нужно дарить чужому
то малое, что еще у тебя осталось.
Мой добрый хозяин, до нас долетают вести,
что ты одолел Аякса и греки разбили Трою,
для меня ты всегда был героем,
самым большим героем,
и я тебя жду, мой хозяин,
на том же месте.
Твоя Пенелопа стала опять невестой,
вышивает полотна из шерсти и тонкого хлопка.
Я не знаю, хозяин, ждет ли тебя Пенелопа,
но я тебя жду, мой хозяин,
на том же месте.
Телемах твой подрос, вымахал, стал мужчиной
(солнце греет мне шкуру, но холод пробрался
в кости),
я уже не рычу, когда ночью приходят гости
распивать в твоем доме мед, молоко и вина.
Во мне не осталось гнева для верной мести:
пока ты пропадал, я ослеп и оглох,
обезумел.
Мой добрый хозяин, но я еще жив, я не умер
и я тебя жду, мой хозяин,
на том же месте.
Мне мерещится, что не двадцать прошло,
а двести
лет, от тоски и сна у меня тяжелеют веки.
За все это время я, кажется, стал человеком,
пока ждал тебя, мой хозяин,
на том же месте.
Ты мне снишься, хозяин, лихие заводишь
песни,
теребишь за холку – я молод, готов к охоте.
Возвращайся, хозяин, домой, если жив,
если хочешь,
я тебя буду ждать, мой хозяин,
на том же месте.
 

19.05.2021

Время – река, – говорит Фетида и держит дитя за пятку…

 
– Время – река, – говорит Фетида и держит
дитя за пятку, —
вопреки всем пророчествам и богам,
пусть будет легко и сладко
тебе, ну а время – река: как нельзя войти
в ее мертвые воды дважды,
так и время, Ахилл, ни поймать нельзя,
ни назад обернуть; как каждый
ледяной поток на кистях твоих оставляет
большие капли
(я знаю, Ахилл, что ручки твои и ножки
твои озябли),
так и время течет золотой рекой, оставляя
на них морщины
(не кричи, сынок, не реви, Ахилл, ты же воин,
Ахилл, мужчина);
у тебя в глазах от меня – вода и застывшая
синь морская,
пусть целебные волны плечи твои и пясти
твои ласкают,
пусть крепнут в них кости и ширится плоть,
тугими пусть станут жилы,
пусть будет в тебе мало злости, Ахилл, но много
пусть будет силы.
– Время – река, – говорит Фетида, —
и мне говорят, что поздно:
смертен сын твой, Фетида, так надо богам,
так на небе сложились звезды,
жребий брошен, и тонкая нить сплетена,
и путь твой уже отмерен —
все давно решено, говорят мне, Ахилл,
но я никому не верю.
 

20.04.2021

Чернеют тучи…

 
Чернеют тучи,
редеют волны,
и я надеюсь,
что это к буре,
что твой корабль
утонет в море,
и сонным детям
целуя руки,
скажу я утром,
что папа умер.
Ты говорил:
моя Медея,
ты – мед и мирро,
святое пламя;
и в этом мире
нет слаще
меда, огня горячей,
очей темнее;
вот нить жемчужин
тебе на шею,
моя надежда,
моя Медея.
А я ведь знала
про ваше племя,
собачье племя,
дурные нравы.
Скажи на милость
своей Медее,
зачем же время,
где я осталась,
остановилось?
Моя тоска
чернее тучи.
Чего ты ищешь,
чего ты хочешь,
беда Колхиды,
герой Иолка,
моя надежда,
мой смелый сокол?
Да будь ты проклят.
Чернеют тучи,
и я надеюсь,
что это море
твоей Медее
несет на волнах,
в шипящей пене,
благие вести
о верной смерти,
твое пустое
и злое сердце,
а может, ветер,
соленый ветер,
что дует с юга
над Черным морем,
несет с собою
твое дыханье,
чтоб я смогла
обнять хотя бы
твое дыханье.
 

18.03.2022

Занимается день…

 
Занимается день,
и в лиловой тени
миндаля
я обрел невесомость:
я только что умер
на мраморных плитах
задворок Фаонова дома.
Голубой кипарис,
руки, крики людей —
я растерзан, я предан, я умер.
Я поэт и художник,
халдей, иудей,
я дурак,
сероглазый безумец.
Я немного устал,
я заметил, как кровь
затекает за белый ворот.
Из всех меня ненавидевших
можно новый
составить город.
Мое имя еще обжигает уста,
слух тревожит последнее «Ave».
Занимается день,
я убит, я устал,
я останусь как медный аверс
в полотняных котомках моих горожан.
Безмятежно
и золотисто
занимается день,
и немного дрожат
надо мной молодые листья.
 

IV.III.MMXXII

Перед каждой субботой…

 
Перед каждой субботой
отец из меня достает небольшое слово,
и я застываю.
Я застываю, но мысль моя
невесома,
и пока отец закрывает дверь,
на засов
запирает ставни,
мысль меня несет
к берегам Влтавы.
Там, у реки, мысль меня
превращает в песок и глину,
и меня несет уже река
мимо кладбища, замка мимо,
протекая сквозь
города, луга, перелески,
приносит к морю,
море меня принимает,
море мое растворяет горе,
и я на миг забываю, что я
самый обычный голем.
Иногда слова, что в моих устах,
застревают как камни в горле.
Если я не из наших, то я,
может, просто один из гойим,
но отец говорит, что я не из гойим,
а самый обычный голем.
Я ему говорю: возьми у меня
ребро,
сотвори кого-то:
брата, друга, собаку, кота, земляного бога.
Разве это много, отец?
Ведь это совсем не много.
В этом пыльном пустом чердаке
мне так одиноко.
Отец говорит, Адам был как я,
но только с дыханьем божьим,
кровью в жилах, нутром горячим,
молочной кожей,
с жаждой славы, любви и мести
в мятежном сердце.
– Оттого Адам и был смертен, а ты бессмертен.
Отец говорит, что меня приручил и теперь
за меня в ответе,
что в груди без сердца легче, вольней без сердца.
Он не знает: во мне давно
зародилось сердце,
и теперь оно бьется, так бьется, что я научился
плакать,
слезы мне смывают черты, лицо начинает капать,
и тогда я снова рисую себе глаза деревянной
палкой,
и когда приходит отец, я ему улыбаюсь,
легко, широко и ярко,
потому что я самый обычный голем,
а голем не может плакать.
 

19.04.2022

Снег хрустит под ногами, и дед говорит внуку…

 
Снег хрустит под ногами, и дед говорит внуку:
– Мне всегда хотелось увидеть большую зиму.
Звезды падают с неба, в воздухе пахнет дымом.
Дед дитя обнимает и дует ему на руки.
– Посмотри, снежинки похожи на хлопья соли,
крошки белого хлеба, только белей и лучше,
снег – простая вода ледяная над спящей сушей,
и мы ходим по этой воде – ледяному полю.
– Здесь совсем нет боли, а только дыханье божье,
млечный путь и ветер, звезд голубых осколки,
только ели и вьюга, ели и вьюга только.
Снег ложится на щеки, тает на теплой коже.
– Вот снежинки дрожат в твоих золотых ресницах,
Я тебе обещаю еще раз потом присниться,
А теперь забудь все, что я тебе сказал.
Лазарь делает вдох и открывает глаза.
 

30.11.2021

Иуда бежал, и поступь его была, как перо, легка…

 
Иуда бежал, и поступь его была, как перо, легка,
настолько легка, что Иуда бежал и в ногах
ощущал невесомость,
он бежал, и медовый жар
из нутра приливал к щекам,
за плечами бренчали монеты в льняной котоме.
Иуда бежал и знал, что не будет пути назад,
и от этого пуще и слаще в груди распалялось
сердце.
Надо просто собраться, не надо смотреть в глаза,
надо тихо обняться, забыть о любви и смерти.
Нет у мира свидетелей, нет у земли лица,
и апрельская ночь пахнет смирной да теплым
хлебом.
Однажды, ребенком, Иуда нашел птенца,
подобрал осторожно, поднял его робко к небу.
Вот он мальчик, бежит, босой, и поступь его легка,
он бежит по тенистой роще, лесной опушке,
а птенца прижимает к сердцу, несет в руках
и целует нежно в птичью его макушку.
Иуда бежал, и поступь его была, как перо, легка,
он думал о том, как было светло и жарко,
как стучало гулко в детских его висках,
как солнце светило лучше, тепло и ярко,
а еще было жалко птицу,
безумно жалко.
 

08.10.2021

Ночь чернела над долиной…

 
Ночь чернела над долиной,
Тлели звездные шары,
Серебристые маслины
Отдыхали от жары.
 
 
Шелестела тьма в деревьях,
Тени вились у огня,
Луны висли над деревней,
Пастушок считал ягнят.
 
 
Тлело теплое кострище
Синим дымом вдалеке,
Был пастух царем и нищим,
Пел на птичьем языке.
 
 
Про языческое племя
Три стиха сложил певец.
Желтоглазый старый демон
Заплутал среди овец.
 
 
Убаюкал ветер пламя,
Освещал огонь лицо,
Грудь. На пальце безымянном
Пастушок носил кольцо.
Скатерть, мед, горшочек с жиром
От хозяйки молодой.
– Вот тебе мешочек мирры
На цепочке золотой.
 
 
Ночь серебряною ложкой
Размешала небеса.
Из отары вышла кошка —
Бархат, желтые глаза.
 
 
Пахло мятою и сеном,
Вол мычал, точил рога,
Кошки тень ловила тени,
Льнула бархатом к ногам.
 
 
Заиграл пастух на флейте —
Рыбы замерли в морях,
Пел пастух о белом свете —
О тоске, любви и смерти,
О царицах и царях.
 
 
Птичий гул стоял над миром —
Был пастух тому виной.
Ел пастух лепешку с сыром,
Запивал ее вином.
 
 
Между будущим и прошлым
Тлели звездные шары.
Пастушок погладил кошку
И назвал ее Шалим.
 

04.12.2020

Эта летняя ночь так тиха и легка, что я слышу…

 
Эта летняя ночь так тиха и легка, что я слышу и вижу, как лунный свет проникает в наш хлев, ложится сизой лентой на стога, черствый гречневый хлеб, молодого осла; заводная оса в полусне поднимает крылья, высоко-высоко, и я вижу, как свет сквозь их несложную сеть рассеивается в кружева на ее полосатой спинке.
Вчера Он вывел красной краской крест на моем правом боку. Говорят, тех, у кого на боку крест, отправляют на север – там сочнее луга, трава зеленее и слаще клевер, потому я всегда очень ждал эту летнюю ночь. Еще вчера Он кормил меня с руки колючей солью, но она была слаще люцерны, слаще клевера, потому что с Его руки. Он погладил меня по шее, потрепал за ухом, как делал раньше, когда я был еще теленком, боялся всего и не отходил от матери.
Когда я был теленком, трава росла выше и дорога к лугу была длиннее. У меня на полпути подкашивались ноги, я падал и ревел. Тогда мать подталкивала меня сзади, и я вставал и шел дальше. На лугу мать ела траву, а я сидел в ее лиловой тени и смотрел, как ее белое вымя наливается молоком. Потом я присасывался к ее тяжелой груди и пил теплое молоко. Оно стекало по моей шее, капало в траву, и пока я пил, мать хвостом отгоняла назойливых мух, чтобы они не липли к моим мокрым глазам.
У меня немеет нога, я поворачиваюсь на другой бок и слышу, как подо мной хрустит ветка.
Как бы не разбудить осла.
Когда меня отлучили от матери, Он надел мне на шею веревку и каждый день водил меня
на пастбище. Я тосковал по матери. Тоска во мне начинала расти рано утром, и вечером, когда мы возвращались с пастбища, она больше не умещалась в моей груди, и я падал и ревел. Тогда он гладил меня по шее, и я со временем привык к его гладкой руке, как когда-то привык к шершавому языку матери.
С того лета прошел целый год, значит, корова моя уже отелилась и там, в соседней деревне, растет мой сын, такой же песочный
и шелковый, как моя корова. Я тосковал
по его матери. Тоска во мне начинала расти рано утром, но сердце мое стало велико и могло вместить в себя самую большую тоску, потому я больше не падал и не ревел.
Ночь так тиха и прозрачна, что я слышу дыханье осла и вижу, как мягкий пар поднимается из его ноздрей и растворяется
в синем воздухе. Скоро я окажусь на севере – там, где сочнее луга, трава зеленее и слаще клевер, потому мне не спится; сердце бьется
во мне сильнее и жарче, и я знаю теперь,
что всему свое время, все сбывается —
только надо уметь ждать.
Розовеет воздух, и я чувствую, как в моей груди, несмотря на сладкий трепет, начинает расти тоска по Нему – там на севере, где сочнее луга, трава зеленее и слаще клевер, Он будет мне сниться.
С петушиным криком занимается утро,
и я слышу Его шаги, звон меди и скрип двери. Я поднимаю голову и вижу, как Он заходит
в хлев. В утренней полутьме тень Его, длинная и черная, проходит по стогам, рогам опущенным, спинам, стенам, сточной канаве; в руках у Него моя веревка; от радости мне хочется взреветь и топнуть копытом, но я молчу: боюсь разбудить осла. Он совсем близко. Теперь я вижу Его ясно и наконец понимаю,
что нет никаких расставаний, а есть любовь[1]1
  Матах (арм. Մատաղ) – традиционное благотворительное жертвоприношение. Дословно «матах» означает «вознести соль» – матуцанел (вознести) и ах (соль). Перед убоем животное, обязательно самца, кормят освященной солью.


[Закрыть].
 

15.05.2022

Иону немного трясло, потому тошнота подступала к горлу…

 
Иону немного трясло, потому тошнота
подступала к горлу.
Мысленно Иона оттачивал речь, представлял
свой осиплый голос,
говорящий «люблю» на чужом языке, повторял
и спрягал глаголы.
Мысленно Иона уже облетал этот душный
и грязный город.
В теплой утробе, в кромешной тьме, скрипели
китовьи кости;
Срываясь с пророческих уст, его речь обрастала
тяжелой плотью,
теряла исконные смыслы и вновь обретала
другие смыслы.
Иона боялся летать, потому старался забыть
о выси.
У меня для вас, говорил про себя, довольно
плохие вести,
Слова его уносил к реке его мысленный
южный ветер.
Иону немного трясло, потому тошнота
подступала к горлу.
Его мысленная толпа с детьми, скот, обозы
плелись на гору.
Там, на мысленной желтой горе людей и зверей
оставив,
Иона нащупывал тонкую грань меж грёзой
и зыбкой явью.
Иона очнулся, опять ощутил свирепый
щемящий голод.
Иону немного трясло, потому тошнота
подступала к горлу.
А где-то за линзой китовьих глаз, за синей
вселенской осью,
его маленький мысленный космос вливался
в синий вселенский космос.
Иону немного трясло, потому тошнота
подступала к горлу.
И в этой китовьей утробной тьме, в тиши,
с тошнотою в горле,
Иона вспомнил зачем-то:
Ионá – это голубь[2]2
  Ивр. יוֹנה – голубь.


[Закрыть], большой белокрылый голубь.
 

06.09.2021

Мертвое море

 
Сонный дымчатый глаз земли; выдавленная слеза
из горячих недр пустынь, сандаловых рыжих скал;
капля синего неба, яблочная бирюза.
Лот ничего не ведал. Лот был пьян. Лот спал.
 
 
Темно-русые пряди, в кольца слипшиеся на виске.
Под лазоревой гладью – соль, свинцовый туман
над ней.
Солнце спину щекочет. Я вывожу на песке:
кривобокую алеф, горбатую нун и hей[3]3
  Ивр. אנה – Анна.


[Закрыть].
 

14.03.2016

В белых селах – осень-золото…

 
В белых селах – осень-золото,
за волом скрипит арба.
Зазвенит поутру колокол
для тебя.
 
 
Ты прочти мою инаковость,
двуязыкость по губам.
Вечер лунный, ветер ласковый —
для тебя,
 
 
и венок, весенний, маковый,
с алым поясом аба.
Птичий гул сольется в благовест
для тебя.
 

24.10.2020

осень берет меня за руку и тихо шепчет…

 
осень берет меня за руку и тихо шепчет:
есть время искать и разбрасывать камни, Аня,
осень качает меня, обнимает крепче
рябыми руками.
есть время больших урожаев и горькой скорби,
есть время наматывать бусы себе на пальцы,
есть время быть просто злым или просто добрым,
есть время прощаться,
в колосья сплетать, расплетать золотые косы,
есть время для пряного меда и желтых яблок,
есть время поплакать в голос,
Аня, прямо в космос,
есть время быть слабым.
есть время для зерен, соли, воды и хлеба,
ты пойми про время, так будет намного легче.
осень проводит ловко рукой по небу
и тихо шепчет:
когда прелый туман наряжает лесные спицы,
когда время на пряжу нанизывать цвет и кольца,
из чужого стиха иногда прорывается птица
и затмевает солнце;
иногда над жнивьем поднимается сильный ветер,
дует в ветхий рожок, свистит, поет «аллилуйя»,
а кленовый листок, оторвавшись от черной ветки,
прилипает к губам
и целует.
 

21.10.2021

Октябрь открывает рот, и из него вылетают осы…

 
Октябрь открывает рот, и из него вылетают осы,
шелестит: сентябрь – лето, ноябрь – зима,
а я – золотая осень.
Достает из-за пазухи ворох горячих листьев,
говорит: тебе, возьми, ласкает, целует кисти.
Говорит: я и есть ответ на твои вопросы:
твоя боль и любовь, твоя нежность —
все очень просто.
Ты идешь по листве, его обгоревшей коже,
шелестит: полегче, жжет. Но ты не можешь
отличить его слов от шелеста,
идешь, замираешь, дышишь
и ничего не слышишь.
 

06.11.2022

Осень хочет зла…

 
Осень хочет зла,
просит ветра;
спелая луна —
в пиках кедра;
лес укутан сном,
лесу снится
желтая весна,
снятся птицы;
черная река
дышит дымом;
ночь без звезд легка
невыносимо.
 

24.11.2020

Что останется после этой прозрачной осени…

 
Что останется после этой прозрачной осени
на широких полях?
Вот девчушка, с глазами-доньями, тугими косами,
стирает мундир, топит горе,
разводит моря,
расплетает в червонные волны курчавые волосы,
кудри – пламя, заря.
 
 
Догорят
золотые живые колосья, ржаные полосы,
и леса догорят.
Вот дитя
аукает, воет, тянется, хочет на руки,
но его не берут.
Что останется после этой воскресной ярмарки?
Красна смерть на миру.
 
 
По дороге-пути рассыпались алые яблоки
поутру.
 

06.11.2020

Если все как должно, Господи, если все как должно…

 
Если все как должно, Господи, если все как должно,
жизнь ведь грош, не больше, Господи,
жизнь ведь грош, но
ты говорил иначе.
И если спросят, с тебя когда-нибудь спросят,
расскажи про осень, Господи, холодную желтую
осень.
 
 
Видишь, мальчик
на голом полу при свечке сидит и рисует?
Может, тебя по образу деда рисует,
надеется. Кто-то зовет чужих, угощает чаем.
Ты прости, что имя твое повторяем всуе —
мы так легче прощаем, Господи,
тебя прощаем.
Я знаю, просящих и пишущих, Господи, стало
много:
 
 
всем теперь до Бога, Господи, доброго Бога,
я прошу об одном:
не можешь спасти – не трогай,
просто не трогай, Господи,
никого не трогай.
 

10.10.2020

Меня слепили в ночь с пятницы на субботу

 
Меня слепили в ночь с пятницы на субботу
два рыжеволосых мальчика,
не только меня, но весь наш отважный отряд
из десяти снеговиков,
и я очень рад, что могу служить
верой, правдой, доблестно,
честно, беспрекословно,
ровно, не завидуя, не гордясь,
не превозносясь над остальным снегом,
который лежит без смысла,
цели, страсти, жажды, жизни,
не став человеком.
Я стою под самой стеной
многоэтажного дома
командиром, сторожем, глыбой,
трехъярусным комом,
с ведром на большой голове,
метлой в ручище,
и вижу, как вражеские лучи
Весеннего Солнца
тихо, легко, беспощадно, бескровно
убивают одного за другим
рядовых моего батальона.
Я заряжаю метлу и говорю:
– Солдаты первой снежковой роты!
Но понимаю, что я безротый,
потому слова гудят в голове,
солдаты меня не слышат,
а Вражеское Весеннее Солнце,
ВВС,
все выше, выше и выше.
Я щурюсь и целюсь в него; ведро
сползает на лоб,
врезается больно в виски;
слабая точка всех ВВС – ядро,
если попасть в ядро, ВВС разорвет на куски.
Я целюсь точнее, но только ведро
сползает мне на глаза;
я чувствую, как предательская слеза
стекает по снежной щеке;
из-под шлема я вижу,
на месте моих девяти молодых ребят
в ряд, как нарочно, по белому, ровно
девять лежат морковок.
Я, командир первой снежковой роты,
безрукий, безногий, безротый,
рапортую мысленно вышестоящим:
солдаты пали в неравном бою
и только я все стою и стою,
вслепую палю, ничего не боюсь.
Говорят, всех, кто тает, лучи ВВС
трансформируют в пар и встречают в раю;
в зябкой выси, в святых голубых небесах,
после смерти есть жизнь, волшебство, чудеса:
мы в холодном раю обращаемся в снег
и зимой нас, живых, отправляют назад.
 

07.04.2023

В тихую рань просыпался город…

 
В тихую рань просыпался город,
Дрожал на стеклах трамвайный звон,
Море во мне поднималось к горлу,
Глаза щипало, текло слезой.
 
 
И жизнь текла по дворам и крышам,
Смывая к черту прошедший день.
Море во мне поднималось выше,
Тонул мой голос в морской воде.
 
 
Ходили люди, белело небо,
Жизнь продолжала расти и течь.
Море во мне поднималось к нёбу,
Топило в волнах родную речь.
 
 
Трамвай растаял. Чужой ребенок
Со мной остался стоять один:
Может, прислушивался к прибою
В моей груди.
 

16.10.2020

Остались…

 
Остались
Где-то простые вещи,
Простые звуки; слова простые,
Сложившись лживо, сложившись веще.
Остались где-то дома пустые.
 
 
На полуделе, на полуслове
Остались речи, остались люди,
Остались «вечно», «опять» и «снова»,
Осколки стекол, осколки судеб,
 
 
Дорог обрезки, останки власти;
Под неостывшей свинцовой пылью
Остались чьи-то любовь и счастье.
И мы остались – меж сном и былью,
 
 
Застыли будто меж до и после.
Остановились война и время,
Что было сложно, то стало просто:
Осталось «что мы?», осталось «где мы?»,
 
 
Пятак земли и жизнь остались,
Совсем немного осталось воли,
Надежды, веры и смысла – малость,
И очень много осталось боли.
 

11.11.2020

Грядет пора коротких писем…

 
Грядет пора коротких писем
и пряничных монет,
хрустальных слез, пожухлых листьев
и снега до колен,
колец бумажных, бус и меда,
аниса и омел,
еловых веток с позолотой
и огненных комет.
Сочельник, синь, резные сани,
чтоб слышно за версту!
Давай приложимся губами
к холодному кресту
на черный день, на всякий случай,
беспечно, невзначай,
пока метель гоняет тучи,
пока горит свеча,
пока звезда на небосклоне
не скрылась в пустоту,
оставшись искрой на ладони
и мятою во рту.
 

26.11.2021

Ночь большая, небо сизое…

 
Ночь большая, небо сизое,
пахли яблоком стога,
ангел бережно нанизывал
звезды козам на рога.
Обратилась вечность временем,
смирна таяла в горстях.
Прикоснулся ослик к темени
сероглазого дитя.
 

06.12.2020

Вертеп деревянный и свечи из ладана…

 
Вертеп деревянный и свечи из ладана,
медом течет золотая река.
Все уж предписано, все предугадано,
и оттого эта ночь так легка.
Трубы священные, тихое пение,
три звездочета придут на ночлег.
В чистую светлую рань воскресенья
то ли прощанием,
то ли прощением
выпадет снег.
 

13.12.2020

В вечер звездный, в вечер праздничный…

 
В вечер звездный, в вечер праздничный,
ускоряя с ветром бег,
высеребрит город пряничный
первый снег.
Засверкают шпили золотом,
молодое божество
сотворит из снов и холода
волшебство.
Одеялом ночь укутает
ребра кирхи, торжеством,
скрипом петель, песней, стуками,
рождеством.
С первым снегом все забудется,
заискрятся крыши. На
город кукольный опустится
тишина.
 

21.11.2020

Золой, позолотою…

 
Золой, позолотою
комнаты выпачкав,
год календарный
уходит на цыпочках.
С запахом хвои
в недавнее прошлое
возьми все плохое,
верни все хорошее.
 

13.01.2021