Текст книги "#Зерна граната"

Наконец он прекратил похлопывать окаменевшего Фердинанда Спегельрафа по спине и плечам. Юстас обратил внимание, что они выглядели почти ровесниками.

– А, это твой ассистент! До чего же славная традиция обучать юные умы, передавать опыт! – Эрих схватил сразу обе руки Юстаса и энергично потряс их. – Ну, гости в дом!.. Стася, наливку! – крикнул он через плечо в открытые двери.

– Вы же понимаете, что нас привело к вам дело, пан Радев? – процедил Фердинанд, раздраженный излишне эмоциональным приемом.

Острый проницательный взгляд преобразил румяное лицо беззаботного эпикурейца, а пухлогубая улыбка обернулась ухмылкой. Наваждение длилось всего секунду.

– Ну-ну, – Эрих покачал головой, – ты же не думал, что в уединении мирной сельской жизни я утратил разум? Ты же знаешь – сколько бы лет ни прошло и где бы мы ни были… Слуги государства бывшими не бывают.

#4. Невеста мертвецаъ

Звук был незнакомым.

Верней, не так. Если его, повторяющийся, рваный и пронзительный, можно было записать по буквам, он стал бы словом из красочной книжки, какие были у нее в детстве. Очень давно, еще в Виндхунде.

Голова гудела, как пожарный колокол, а шея ныла после вчерашней скачки. Саднил затылок, с которого будто содрали кожу. Кончики пальцев горели. Колено напомнило о себе врезающимся в сустав ножом, когда Луиза попыталась пошевелить ногой.

Со стоном девушка открыла глаза. Звук повторился, вибрируя самой верхней нотой. У грубой глинобитной стены напротив сидел Фабиан. Половина его когда-то привлекательного лица превратилась в сплошной синяк густо-фиолетового цвета с багровой каймой на лбу и подбородке. Бледную щиколотку в потеках сизой грязи обхватывала широкая стальная полоса кандалов. Цепь от них, толщиной в Луизино запястье, крепилась к массивному кольцу в стене.

– Паршивое утро, – не то поприветствовал, не то констатировал Дюпон. – Привыкла вставать с петухами? – Дрогнув лицом, он дотронулся до ребер. – Вот только эта тварь горланит уже второй час.

В подтверждение его слов петух за окном прокукарекал снова. Солнечные лучи лились на земляной пол и низкие деревянные перегородки из двух ничем не забранных отверстий под самым потолком.

Язык Луизы распух, поэтому она не ответила. Опираясь на руки, покрытые бурой сукровицей, девушка попыталась сесть – и почувствовала, что прикована к другой стене, как и ее спутник. Ее это не удивило.

В некоем отупении Луиза принялась осматривать себя. Черный стилет, подарок Олле, исчез вместе с ножнами. Не было и вещевого мешка с ее дневником и деньгами. И в этом тоже не было ничего неожиданного. Хоть и мерзко, что кто-то из бандитов, кроме прочего, вытряхнул оттуда скромный запас застиранного нижнего белья. Впрочем, сейчас было важно не это.

Вывихнутое колено покраснело и распухло, но все же сгибалось. Девушке удалось сесть; она прикрыла ноги лохмотьями, в которые превратилось ее серое платье. Из-за деревянной перегородки, меланхолично пережевывая пучок сухой травы, странными глазами с горизонтальным зрачком на Луизу уставилась коза. Прожив большую часть жизни при дворе и в городе, Луиза никогда не видела живой козы. И не слышала кукареканья.

– Нас держат в хлеву? – наконец произнесла она, скорее чтобы услышать собственный голос, нежели узнать ответ на вопрос.

– Не знаю, – тихо пробормотал Фабиан. – За стеной, похоже, человеческое жилище. Половину дома часто отводят скотине. В Иберии так бывает, – раздраженно добавил он, заметив взгляд Луизы.

Какое-то время они сидели, напряженно прислушиваясь к звукам за дверью, которая могла вести в чей-то дом. Но там было тихо.

– Вчера я слышала, – вполголоса начала Луиза, – как они говорили о пленниках. О нас. Не все поняла… Что-то о Дьяволе. Это прозвучало как прозвище. Они сказали, что он будет решать, что с нами делать.

– Прекрасно. – Фабиан усмехнулся и тут же прижал ладонь к разбитым губам. – Что еще ты расслышала? Может, запомнила какие-то слова? Я знаю язык.

– Откуда?

– Когда был студентом, сочинял на иберийском стишки для смеху, – вздохнул он. – Вот и посмеемся. Так запомнила?

– Только то, что поняла сама. – Луиза отпихнула назойливую морду козы, тянувшейся к ее воротнику. – Похоже на слова александрийского… – Тут она прикусила язык, осознав, что сболтнула лишнего, но Фабиан не стал расспрашивать ее.

За дверью раздались грохочущие шаги и голоса. Трое.

– Тихо, – шикнул на девушку Дюпон и, замерев, прислушался.

Их похитители вовсе не стеснялись пленников за стеной и говорили громко, перебивая и перекрикивая друг друга. Что-то с грохотом полетело на пол, будто опрокинулся стул. Началась потасовка. Луиза не выдержала и окликнула Фабиана:

– Что там? Деньги не поделили?

Маркиз хотел было огрызнуться, но сжалился и постарался объяснить:

– Не в деньгах дело. Они поспорили, не проще ли будет убить нас, не докладывая главарю по кличке Белый Дьявол. Еще одна точка зрения, – тут он нервно хохотнул, – что выгодней всего обменять нас на два мешка кхата у работорговцев. Третий господин настаивает, что за жевание кхата Дьявол с них шкуру снимет. На этом их аргументы кончились.

Грохот за стеной чуть стих, раздался вопль «Bastante!», а после – только невнятный шепот. Фабиан прищурился, словно это помогало ему лучше слышать.

– Что-то не так с ножом, который с тебя сняли. Он отчего-то их страшно нервирует. Откуда?..

Он не успел договорить, как открылась дверь и трое иберийцев ввалились в хлев.

Один из них первым сделал несколько шагов вперед и опустился на корточки перед сжавшейся в комок Луизой. У бандита были буйные черные кудри, торчавшие во все стороны, как ветки в вороньем гнезде, тяжелый щетинистый подбородок и тяжелый взгляд. Вряд ли он был старше ее хоть на год.

– Rata, – процедил ибериец, доставая из-за пояса черный стилет Луизы. – Твой? – Он крепко ухватил девушку за подбородок и приставил тонкое острие к самому глазу.

Ей страшно было вздохнуть. Ей страшно было моргнуть.

Крыса? Но при чем здесь ее нож, если это можно было узнать по татуировке, не прикрытой ни чулками, ни обувью?

– Maldita rata, – повторил молодой бандит с каким-то мрачным удовлетворением, встал и обратился к своим сообщникам.

Пока он говорил, Дюпон привлек ее внимание, чтобы пояснить происходящее:

– Луковка, откуда у тебя треклятый стилет? Такие носят приближенные к Крысиному Королю, не пешки! Они думают, что… а-аргх!

Удар сапога по уже сломанным ребрам впечатал Фабиана в стену. Глиняная крошка посыпалась ему на голову и рубашку. Маркиз корчился и задыхался, одной рукой держась за грудь, а другой прикрывая лицо. Пнувший его бандит достал из кобуры громоздкий пистолет и с глухим щелчком взвел курок.

Третий обошел Луизу и с силой сжал ей руки за спиной, заставив выгнуться. От него тошнотворно несло кислым вином и гнилыми зубами.

Кудрявый снова навис над девушкой, прижав лезвие стилета к ее скуле, будто хотел срезать кожу с лица, и зашипел. На этот раз она понимала каждое его слово.

– Имя, крыса! Назови свое имя!

Дуло револьвера настойчиво ткнуло Фабиана в затылок.

– Имя! – взвизгнул ибериец, выходя из себя, и наотмашь ударил тыльной стороной ладони по лицу Луизы.

Это был второй раз в жизни, когда мужчина ударил ее.

Она сплюнула вязкую кровавую слюну на присыпанный сеном пол и подняла на юношу глаза. Молодой бандит был взвинчен, почти напуган. Напуган Луизой, той неизвестностью, которую она принесла в их убежище. И он поспешит убить ее, что бы она ни ответила. Их с Фабианом сейчас выведут во двор и прикончат за курятником. Лу рассмеялась.

Раз так, не все ли равно, что она скажет?

– Мое имя – Луиза Бригитта Спегельраф. Я дочь герцога Спегельрафа, Верховного судьи Кантабрии, убийцы Иоганна Четвертого! Я сестра Антуана Спегельрафа Отравителя! Слышал о таком?! Говорят, он отправил на тот свет сотни своих подданных! – Поначалу она смеялась тихо, но вскоре смех заполнил все ее существо, вырвался наружу с кровавыми брызгами и превратился в неудержимый хохот. – Ты хорошо расслышал мое имя?! Я Луиза Бригитта Спегельраф, ублюдок!

Она не заметила, как отпрянул бандит, державший ее за руки. Повалившись на бок, Луиза краем глаза увидела, как вытянулось лицо ошеломленного Фабиана.

Девушке было все равно, что иберийцы не понимали ее речь. Зато понимал он. Собственное имя, которое она не называла почти шесть лет, не представлялась им, не произносила вслух, жгло, как краденая монета. Луиза была кем угодно – швеей Лизой, бродяжкой Луковкой, фальшивой вдовой коммерсанта фрау Вебер, – только не Луизой.

А она все хохотала и хохотала.

– Луиза Спегельраф! Меня зовут Луиза Спегельраф! Луиза Бригитта Спегельраф! – выкрикивала девушка, колотя кулаком по полу.

Истошно блеяла перепуганная коза.

Луиза продолжала смеяться, когда ее дважды с силой пнули в спину. Она продолжала смеяться, когда ее взяли за шиворот и лицом вниз поволокли к выходу. Пусть ее имя – позорное, полузабытое – будет последним, что она произнесет.

Внезапно пол, уже не земляной, а грубый дощатый, остановился. Луиза рухнула на него грудью, продолжая всхлипывать и бормотать. Ее отпустили.

– Comandante! – вскрикнул кудрявый бандит. – Esta mujer es una de las Ratas…

– Cállate, Jorge, – произнес незнакомый звучный баритон, и ибериец незамедлительно умолк.

Несколько секунд Луиза слышала только собственное надрывное дыхание. Ясность мышления постепенно возвращалась к ней, кураж улетучивался. Когда девушка приподняла голову, то увидела сквозь занавес собственных волос пару запыленных сапог для верховой езды с высокой шнуровкой и десятком пряжек на каждом.

– Встать можешь? – по-кантабрийски обратился к ней все тот же спокойный голос.

– Нет.

Чьи-то руки подхватили Луизу под мышки и усадили на скамью. Она обхватила себя за локти и сгорбилась, защищая живот и лицо от новых ударов. Глаз не поднимала.

– Знаешь, кто я?

– Догадываюсь. Да.

– Хорошо. А я не знаю, кто ты.

– Я уже все сказала. – Девушка покачала головой. У нее не осталось сил, чтобы говорить громко.

– Ты сказала правду? – Голос Дьявола звучал напряженно.

– Кто будет лгать перед смертью? – усмехнулась она.

Главарь бандитов отчего-то медлил и не отдавал никаких приказов.

– Посмотри на меня, – наконец повелел он. – Сейчас же.

Смысла упираться не было, и Луиза подняла голову. Дьявол возвышался над ней, но остальные мужчины в хижине были чуть выше или одного с ним роста. Он был широкоплеч, мускулист, голубоглаз. Его кожа была золотистой от иберийского солнца, но иберийцем он не был. Это было заметно по зачесанным назад выгоревшим каштановым волосам, прямым и тонким. От уха и до ворота рубашки по его шее змеился орнамент черной татуировки. Нос Дьявола был неоднократно сломан, а мягкую, почти женственную линию подбородка он прятал за короткой аккуратной бородкой.

Он вглядывался в ее лицо так же пристально, как она – в его. Словно что-то искал в ее искаженных грязью и кровью чертах.

– Ты Луиза Спегельраф?

– Да.

– Если докажешь это, то будешь жить.

– Почему?.. Моя семья не заплатит за меня и гульдена, отец в бегах…

– Отец в бегах? – отчего-то рассмеялся главарь. – Как это по-семейному!

С изумлением она наблюдала, как он потирает переносицу, скрывая совсем не веселую улыбку.

– Кто ты? – прошептала Луиза.

– Ты же сказала, что знаешь.

– Теперь не знаю.

– Что ж… Уважаемая фрекен Кто-бы-вы-ни-были, Вендель Фландр Спегельраф, он же Белый Дьявол, к вашим услугам, – провозгласил бандит и коснулся тульи невидимой шляпы.

***

Главарь бандитов дал ей время прийти в себя, прежде чем начать допрос – Луиза даже мысленно не могла по-другому называть предстоявший им разговор. Единственное отличие заключалось в том, что Вендель, скорее всего, не станет ее бить.

После долгих суетливых поисков девушке вручили комок поношенной, но чистой женской одежды: льняную блузу с ветхой вышивкой у выреза и черную верхнюю юбку длиной до середины икры с широким шнурованным поясом. Собственное платье, разорванное от подола до бедра, с рукавом, держащимся на одной нитке, Луиза аккуратно сложила рядом, будто боялась расстаться с этой частицей дома. Частицей Театра.

Но, несмотря на вежливый жест, Дьявол не доверял ей, а она не доверяла ему.

Был один шанс из сотни тысяч встретить давно потерянного брата в чужой стране. Живого, пугающе зрелого, обожженного солнцем. Ровно таким же был шанс, прожив много лет в Иберии, обнаружить среди пленных родную сестру. Избитую, сломленную, с воровским клеймом.

Она чувствовала, как на спине черной болью наливается обширный синяк.

Люди Дьявола покинули хибару, дав Луизе возможность переодеться. Но, с трудом облачившись в традиционный наряд иберийской селянки, она, не торопясь звать Венделя, решила осмотреться.

Домишко был глинобитным, на низком каменном фундаменте. Над светлыми стропилами, увешанными связками пахучих трав, виднелась соломенная крыша. Сквозь нее местами проглядывало небо. Глиняная же посуда, очевидно, сделанная вручную, стояла на выскобленном столе кверху дном – причиной тому была вездесущая рыжеватая пыль. В самом солнечном углу Луиза обнаружила некое подобие алтаря: в окружении множества свечных огарков на полке стояло грубое изображение бледной молодой женщины со впалыми щеками и зачерненными глазницами. Руки идола были сложены ладонь к ладони, а темные локоны убраны розами.

Под статуэткой был пришпилен к стене мутный дагерротип, на котором угадывался дородный усатый мужчина с винтовкой. Тут же на черном шнурке покачивался, как маятник, высушенный человеческий палец. Луиза почувствовала подступающую тошноту и отошла от молитвенного уголка подальше.

Тихо, чтобы не привлекать внимания людей Дьявола, ожидающих снаружи, она приблизилась к запертой на висячий замок двери хлева и позвала Фабиана. Тот не ответил, лишь глухо брякнула цепь.

– Я постараюсь тебя вытащить, – прошептала Луиза, надеясь, что Дюпон в состоянии ее расслышать. – Мы уйдем. Или сбежим. Обещаю.

На этот раз из-за двери не раздалось ни звука. У Луковки были друзья. У Луизы Спегельраф их нет.

Наконец она нашла в себе силы дохромать до входной двери и постучать.

– Я готова говорить.

Через минуту человек, назвавшийся Венделем, вошел в хижину. Он принес с собой хлеб, завернутый в полотенце, и кувшин с каким-то питьем. Мужчина сложил свою ношу на стол, а также вынул из карманов головку чеснока и кусок твердого белого сыра. Поставил пару глиняных чашек без ручек.

Луиза наблюдала за ним исподлобья, силясь вспомнить брата, каким он был четырнадцать лет назад. Тогда ему было десять и он, как остальные сыновья Спегельрафов, был совершенно недосягаем для младшей сестры.

Она почти ничего о нем не помнила, но Агнесс иногда делилась воспоминаниями из детства. Вендель был маленьким дикарем и чаще прочих бывал наказан. Он не позволял стричь свои каштановые волосы, ходил босым и грязным, водился с детьми слуг и подолгу пропадал в лесах близ Виндхунда. Не раз герцогу приходилось организовывать его поиски.

Чтобы обуздать его, отцу пришлось отправить двенадцатилетнего Венделя в пансион, где практиковали суровые методы воспитания. Мальчик провел там пять лет, а в семнадцать сбежал, и никто не знал причин побега. Сыскному управлению удалось проследить его путь до границы Иберии, но в этих землях последний призрачный след юноши потерялся. Герцог отказался от среднего сына с такой же легкостью, с какой избавился от дочери.

Луиза пыталась отыскать в Белом Дьяволе наследные черты Виндхундов и Спегельрафов и находила их: овал лица и цвет волос – от матери, острый нос и светло-голубые глаза – точь-в-точь такие же, как у нее, Антуана и отца.

С каждой секундой ее сердце холодело. Если допустить безумную мысль, что беглый старший брат стоит сейчас прямо перед ней, то у Луизы доказательств родства вовсе не было. Бледная кожа, вытянутое лицо и невзрачные рыжеватые волосы могли быть у любой кантабрийки из любой части страны.

Тем временем Вендель уселся на стул напротив девушки и разложил перед ней нехитрую снедь. Потом, словно нехотя, плеснул красной жидкости в обе чашки и одну придвинул Луизе.

– Когда я в последний раз видел сестру, – начал он, откашлявшись, – ей было всего пять. Теперь она может быть кем угодно. Какой угодно. Или не быть вовсе. Я слышал, что после переворота почти никто не выжил. Всех порешили, кроме принцессы, а от дворца только пара стен и осталась. Почти не сомневаюсь, что это дело рук Фердинанда.

Он выждал реакции пленницы.

– Мне удалось сбежать. Кухарка вывела меня через черный ход и парк. Впрочем, убегать – это единственное, что мне удается. – Слова давались Луизе с трудом, а запах еды путал мысли, но она не прикасалась к пище.

Дьявол подался вперед, в его взгляде засквозило любопытство.

– Побег – это то, в чем Спегельрафы сильны. «Беги, лиса…» – помнишь песенку? – Он вдруг нахмурился и силой вложил в ее израненную руку ломоть хлеба. – Да ешь ты уже!

Он отвел глаза и не стал смотреть, как Луиза ест. Когда она осилила четверть хлеба с сыром, то вспомнила о Фабиане и чуть не подавилась крошками.

– Второй пленник. Он тоже голоден.

– Твой любовник? – издевательски прищурился бандит.

– Нет. – Лу не почувствовала даже смущения, только усталость. – Он мой друг, мы вместе приплыли из Кантабрии.

– Перебьется. Сначала разберемся между нами.

– У него сломаны ребра…

– Перебьется, – с нажимом повторил он. – Кстати, сколько твоих друзей приплыло в Иберию от Крысиного Короля?

Луиза не сдержала усмешки, которая резанула разбитую губу. Он и правда рассчитывает, что она скажет? Вот так просто, за кусок хлеба?

– Понятно, – легко отступил Вендель. – Тогда начнем с другого конца. Давай предположим, что вот оно – счастливое, хоть и не полное, воссоединение семьи Спегельраф. – Он сделал жест, будто отгоняя муху. – Ты читаешь сентиментальные романы? Их любят впечатлительные аристократки.

Девушка пожала плечами. О каком аристократизме могла идти речь, когда она взрослела среди швей и прачек?

– Я предпочитаю театр.

Вендель озадаченно поскреб подбородок.

– Хм. Это усложнит мои объяснения. Будем надеяться, что ты умнее средней кисейной барышни. Итак, представим, что мы встретились и тут же друг друга узнали. Никаких сомнений – кровь не водица. К тому же у нас одинаковые родинки в виде, скажем, пятиконечной звезды на лбу. – Он негромко хохотнул. – О чем же мы станем говорить после стольких лет разлуки?

Лу задумалась.

Встретившись с Агнесс, они не могли наговориться о немногих общих воспоминаниях. Затем, привыкнув друг к другу, поделились годами, прожитыми врозь. Иногда со слезами.

– О том, что оба помним. О том, что известно только нам.

Он помолчал, сосредоточенно хмурясь.

– Хорошо. Луиза была… очень маленькой. Возилась с куклами. Это может сказать любой, у кого когда-либо была младшая сестра. Твоя очередь.

– Мой брат, второй по старшинству, был шумным, подвижным. Я редко его видела и почти не помню. Он сбежал, когда я жила во дворце. Вендель был похож скорей на мать, чем на отца. Волосы такого же цвета, черты лица… А я никогда не походила на нее. Когда мы встретились, она меня не узнала, – с горечью призналась девушка. – Говорила, что у нее только три сына.

Мужчина изумленно вскинул брови. Что-то в ее словах задело его. Неужели?

– Неудивительно. Она жива? – зачем-то уточнил он.

– Она больна. – Луиза сделала осторожный глоток из глиняного стакана и поморщилась. Кислое, вяжущее, вино мигом скаталось в комок осадка на языке. – Живет в прошлом. Твоя очередь.

– Эмилия, наша мать… с ней давно было не все в порядке. Еще до того, как Луизу забрали. Точнее, проблемы начались после рождения дочери. Дело в том, что девочка казалась ей призраком погибшей сестры.

Мужчина встал и косолапой походкой подошел к алтарю, рассеянно коснулся жутких реликвий.

– Какая была трагедия! Расторгнута помолвка с более родовитым женихом, которой так жаждали граф и графиня Виндхунд. А ведь молодые люди даже полюбили друг друга. И вдруг невеста гибнет. Такая нелепая смерть – утонуть в собственном пруду среди лилий… Пришлось Фердинанду соглашаться на утешительный приз. – Он ссутулился, и воздух вокруг его фигуры словно загустел. – Я знаю все и даже больше. Я собирал тайны замка, как уродливые сокровища.

Вендель обернулся, заложив руки за спину.

– Ты – копия Эрнесты с портрета, Луиза.

***

Девушка рассказала ему обо всем. Почти обо всем. Все же история Густава не была предназначена ни для кого. Некоторые шрамы не показывают.

Луиза начала свою историю с подслушанного разговора и побега из дворца, когда ей чудом удалось избежать кровавой расправы. В двух словах упомянула о швейной фабрике и жизни в общежитии – дескать, там и рассказывать не о чем. Когда она добралась до месяцев, проведенных в Виндхунде, то заметила, что взгляд Венделя мрачнеет с каждым словом. Ей пришлось прерваться.

– Что-то не так?

– Как раз напротив. Все сложилось так, как я и думал. В точности. Однажды я расскажу тебе, но не сейчас.

Луиза не решилась расспрашивать дальше – у брата было лицо человека, потерпевшего поражение. Он стер это выражение ладонью.

– Печальную повесть нашего семейства тоже отложим на потом. Лучше скажи, сестрица, как ты стала приближенной Крысиного Короля.

– Я никогда ей не была.

– А стилет?

– Подарок друга. – При мысли о той ночи у Луизы между лопаток словно пробежали крохотные холодные лапки. – Верни его, пожалуйста.

Вендель достал узкие кожаные ножны из-за голенища и положил перед собой на стол.

– Такими вещами не разбрасываются. Такие вещи не дарят. – Он делал свинцовое ударение на каждом слове. – За владение такими регалиями здесь казнят. Ты уверена, что его дал тебе друг?

– Уверена, – твердо ответила Луиза. – Если бы ты видел, при каких обстоятельствах мне достался этот стилет, то не сомневался бы. Теперь тот человек, мой друг, возможно, мертв. Его схватили Крысы, когда мы отчаливали…

Ее голос дрогнул, и девушка умолкла.

– Но ты носишь След. – Вендель казался удивленным. – И твой приятель тоже.

– Нас заставили сделать татуировки перед отплытием. Чтобы местные нас признали.

– Или чтобы вы не смогли вернуться в Кантабрию живыми. Ты хоть понимаешь, во что влезла? Знаешь, что здесь творится, какая война ведется? Какого дьявола вас вообще сюда понесло?!

Как ни странно, этот шквал гневных вопросов не испугал Луизу. Впервые кто-то родной принимал участие в ее судьбе. Пусть так – все что угодно лучше равнодушия. Она решила рассказать все как есть.

– Мы запланировали показательную акцию, чтобы остановить фанатиков и мошенников…

– То есть теракт, – хмыкнув, уточнил Вендель. – Хороша же ты, ничего не скажешь.

– И контрабанду оружия Борислава Милошевича, – с нажимом договорила она.

Брат бросил на нее цепкий взгляд исподлобья, но промолчал.

– Сначала все шло по плану. – Луиза старалась смотреть не на него, а на свои ногти в кроваво-бурой кайме. – Ратушу наша команда взорвала боеприпасами Борислава, так что они не отправились в Иберию. По крайней мере, их часть. Использовав взрыв как прикрытие, мы забрали куш в казино Краузе и спалили его. Но сам Якоб оказался… у нас. Как пленник. Этого мы не хотели, так вышло случайно. И мы оказались в западне. Несколько дней спустя отец организовал покушение на президента. По столице пошли жестокие облавы, и нам пришлось заключить сделку с Крысиным Королем, чтобы выбраться. Взамен он велел передать Краузе его людям здесь. Это все.

Их беседу прервали настойчивым стуком в дверь. Вендель открыл, и на пороге появился тот самый Хорхе, который допрашивал и избивал ее. Пока они с братом переговаривались, Луиза встретилась с ним глазами и вложила в этот взгляд все презрение, на какое была способна. Бандит сдвинул брови и отвел глаза.

Судя по тону, брат отдал подручному какой-то приказ, и тот немедленно удалился.

– Так это правда? – Вендель вернулся за стол. – Что отец убил вашего Мейера, который полуибериец?

– Нет, – покачала головой она, – покушение провалилось. Именно тогда президент ужесточил режим.

– Тогда кто убил Жоакина Мейера?

– Так его все-таки?..

– Да. В собственном кабинете. – Он криво улыбнулся ее удивлению. – Пока вы болтались в море, новости пришли сюда по суше. Теперь в Кантабрии правит королева Агнесс. Так, кстати, сколько твоих друзей было на корабле? – резко сменил тему Вендель.

Луиза задумалась. Не было никаких гарантий, что его люди еще не учинили расправу над теми, кому удалось сбежать. Или что они не сделают этого позже. Она обмакнула палец в винную лужицу на столе и начертила на ее месте размашистый косой крест.

– Я не знаю, сколько из них было убито при столкновении в бухте. И не знаю, сколько осталось в живых. Но у меня есть просьба.

– Какая же?

– Я хочу видеть всех твоих пленных – с татуировкой Следа или без нее – до допроса. Я узнаю моих людей, а ты их освободишь…

Взрыв смеха Венделя заставил ее замолчать. Смеялся он долго, откинувшись на ненадежную спинку стула и хлопая в ладоши с неприятным сухим звуком.

– Браво! Ха-ха, браво! Отличный план. Вот только одного ты не учла, Луиза. Ты не в Кантабрии. Здесь – сестра ты мне, мать или жена – ты всего лишь женщина. Твоей ценности при мне довольно, чтобы тебя не трогали. Не более того, ясно? Если я буду тебя слушать, тут же растеряю доверие моих парней.

В глазах девушки он прочитал страх, но и не подумал останавливаться:

– О, ты ничего не знала об Иберии, отправляясь сюда, верно? А если вздумаешь остаться, то тебя придется отдать за одного из моих головорезов. Да придется еще поискать согласного, ведь тебе уже давно не пятнадцать. Чего мотаешь головой? Не нравится?.. Можешь стать подавальщицей или торговать телом. Можешь уйти к танцующим жрицам, но оттуда нет возврата.

– Нет, нет! – Отчаяние снова постучалось в сердце Луизы. – Я не хочу такой судьбы! Теперь Агнесс на троне, и мы сможем вернуться домой. Я отвечу за все перед ней, и она помилует моих друзей. Пойми, на этой земле и в Кантабрии только я способна их защитить! – В каком-то диком вдохновении девушка перегнулась через стол и крепко схватила Венделя за предплечье. Тот смотрел на нее внимательно и строго. – Ты можешь приказать убить меня, но не можешь решать, что мне делать. Не хочешь держать при себе обузу в юбке? Одно слово – и мы с Фабианом уйдем и разыщем остальных сами.

В этот момент вернулся Хорхе, открыв дверь плечом. Под мышкой у него были зажаты гладкие деревянные колышки, на шее висели льняные бинты, а в руках он держал большой оловянный таз, над которым поднимался пар. Следом за ним, не поднимая головы, семенила сгорбленная старуха в черном платке. Бандит покосился в сторону Луизы, и, повозившись немного с висячим замком, они со старухой скрылись в хлеву, где все еще держали Дюпона.

Девушка вопросительно посмотрела на Венделя, не ослабляя хватки.

– Куда ты собралась тащить раненого бойца, горе-воевода? – Улыбка брата, еще минуту назад такая ранящая, преобразилась и изменила все его лицо. – Дай ему оклематься, что ли. Не хочешь замуж? Ну его в пекло! Не хочешь… Кхм… в общем, есть еще вариант. «Обузой в юбке» ты не будешь. И перевязка тебе тоже не помешает.

С этими словами он накрыл ее побелевшие пальцы своими.

Где-то в недрах хлева звенела горячая вода и тихо ругался Фабиан. Нежно, успокаивающе шелестели голос старухи и хрусткий лен в ее руках. С улицы можно было расслышать звуки мирного полудня. А у Луизы появилась крохотная надежда на новую жизнь.

***

В Иберии у женщины было только два пути, чтобы оградить себя от посягательств мужчин: стать одной из жриц, которые плясали на погостах и могилах, чтобы почтить Смерть, или занять место умершего жениха в банде, навсегда отказавшись от платья и надежды стать женой и матерью. К невестам мертвецов не прикасались, их не желали. Они были здесь почти равны мужчинам и пользовались уважением.

Обо всем этом Луизе, шепелявя отчасти из-за особенностей языка, а отчасти – из-за выпавших зубов, рассказывала по пути в город та самая старая иберийка, которая промывала и бинтовала раны Дюпона. Фабиан, переводя, сокращал ее фразы как мог и держался холодно – не мог простить Луизе лжи, длившейся много месяцев. Но девушка верила, что рано или поздно его обида остынет.

Было решено, что она назовется невестой погибшего. Для Луизы это было компромиссом с правдой, ведь Олле называл ее суженой. И, хоть между ними не было ничего, кроме невесомого прикосновения губ на утесе, а сам Миннезингер мог оказаться живым, его слова хранили ее здесь и сейчас.

Как только выдастся малейший шанс, она отыщет друзей из Крысиного театра и поможет им вернуться домой. Если, конечно, они того захотят.

Люди Венделя покинули полузаброшенную деревеньку на рассвете следующего дня. Бывших пленников посадили на телегу, ведь те были еще слишком слабы, чтобы ехать верхом. С коней смыли боевую раскраску – в городе, где правил алькальд и несли стражу вооруженные альгуасилы, за бандитизм могли вздернуть.

Фиера ранее была деревней, живущей по старинным укладам. От нападений чужаков ее защищал небольшой отряд вооруженных мужчин, во главе которых встал в свое время Вендель. Но эпоха железных дорог стремительно набирала обороты и наконец с паром и ревом ворвалась в этот пыльный оазис мирной жизни и перевернула все с ног на голову.

Сначала прибыли строители, возвели насыпь и проложили рельсы. Какой-то богатый промышленник выкупил поблизости от деревни огромный участок полей и построил там множество складов. Узел дороги затягивался все туже, приезжали все новые и новые чужаки и селились вокруг. Открылись еще две харчевни с визгливыми подавальщицами, будто из-под земли выросло здание банка. Фиера становилась городом.

В конце концов из столицы прибыл в сопровождении своих подчиненных алькальд, человек жесткий, как подошва, и объявил деревенских ополченцев вне закона. Он даже заключил их под стражу на несколько дней, а позже помиловал. Однако закон о запрете банды оставался в силе по сей день. То есть, как это было принято в Иберии, алькальд закрывал глаза на все, что происходило за пределами его вотчины.

Именно в Фиере жили семьи людей Венделя. И его жена Доротея.