Текст книги "Подмастерье"

– Хочешь сказать, что ты сам кого-то слышал? Между прочим, если она тебя «передавила», то достигла своей цели.

У Максима чуть глаза из орбит не вылезли.

– Да как вы можете так говорить? Это несправедливо! Ее уровень общения был первобытно-племенной. Она бы еще в меня бананом кинула! А «логика – это инструмент познания истины», совсем другой уровень.

– Если бы у тебя действительно был другой уровень, ты бы вообще в это не полез, – с усмешкой ответил Олег Геннадьевич. – Истины… Звучит красиво. Средневековых схоластов обучали сначала доказывать бытие бога, а затем его отсутствие, и не умеющий чего-то одного не считался искусным в логике. Ты думаешь, что управление – это только кулаком по столу и ходить строем, но это неверно. Логика – такой же инструмент распространения своей воли и своих идей, как кулак или эмоциональный выплеск. Просто ты кроме логики больше ни в чем не силен, и она кажется тебе абсолютной. Далеко не все люди живут так, и это не делает их хуже.

Мне все равно, как ко мне обратится человек. Есть то, что нужно ему, и есть то, что нужно мне. Если это совпадает – мы договоримся, а на нет и суда нет.

Максим замялся и не знал, что ответить. На дне памяти нашлись красивые пассионарные клише:

– То есть вы считаете, что людям не нужно помогать?

Если добавить «Нейромеханик школы N заявил, что…», то это могло бы стать кассовым заголовком в любой новостной ленте. Крики читателей, в чьих бедах всегда кто-то виноват, и судебные разбирательства не заставили бы себя ждать.

Олег Геннадьевич улыбнулся переданному пассажу, как старому знакомому. Стажер в этой игре был просто гонцом, чего в упор не понимал.

– Очень высокопарно, – наконец ответил нейромеханик. – Скажи мне, какая в вашем общении была цель? Неужто развитие? Не смеши меня.

Ты ей навязывал одно, она тебе – другое. Ты показывал, какой ты молодец. Не учил, заметь! Учат по-другому. Она же, как могла, пыталась не потерять лицо. Это и есть первобытно-племенное общение, распространение своего, самоутверждение на слабом. Чем ты лучше? Тебя можно выбить из колеи простым детским «ты дурак», и ты считаешь себя великим интеллектуалом?

Максим молча осклабился. Олег Геннадьевич включил декодер в поиске нужных программ. Стажер никак не унимался:

– Ну… как бы это в итоге ни вышло, я… – фраза получалась куцей, он с трудом подбирал слова. – Я только хотел донести до нее, как все есть на самом деле.

Олег Геннадьевич закатил глаза.

– В эфире снова радио «Правда»? – вздохнув, спросил нейромеханик. – Ты делаешь из истины какую-то беспомощную деву в беде. Но ты не нужен истине. Ни ты, ни кто-либо другой. Она не требует ни поддержки, ни доказательств, ни рекламной кампании, так как рассеяна во всем, всегда и везде. Достаточно открыть глаза. Если человек не верит, что перед ним стена, то нужно просто попытаться пройти насквозь. Если первого синяка не будет достаточно, значит, потребуется удариться еще пару раз. Хуже-то от этого не стене и не истине.

А Инна, кстати, не соврала ни в чем. У нас нет специалистов по алхимии – это правда, я бы этого не допустил. Ребенку той барышни будет лучше не в нашей школе, а в другой – это тоже правда, они пришли не учиться. А тебе эта интерпретация не нравится потому, что ты в ней не на коне. Но это не имеет отношения к возлюбленной твоей истине.

Максим больше ничего не спросил за оставшийся день.

Время шло медленно. Выйдя из кабинета, Олег Геннадьевич и стажер продолжали механически обсуждать планы на завтра. Они уже прощались, когда нейромеханик мрачно вздохнул и непонятно к чему сказал:

– Управляют им, на эмоции давят… Не нравится, да? Хорошо, что в этот раз хотя бы заметил.

Максим пропустил замечание мимо ушей. Зашелестела круговая стеклянная дверь, за ней показалась Лена. Платье подчеркивало талию, ноги просвечивали через длинную шелковую юбку. Увидев его, она ускорила шаг, будто торопилась и до этого:

– Приветик! Извини, пожалуйста, что опоздала. У меня было много работы, совсем не осталось времени собраться. Еще и часть одежды оказалась в химчистке, пришлось идти в том, что было…

Олег Геннадьевич оценил цветовое и тканевое сочетание «случайно подобранной» одежды, а опыт давно женатого мужчины подсказывал, что прическа и макияж должны были занять солидное время.

– Привет! Не переживай, отлично выглядишь! Познакомься, это мой руководитель – Олег Геннадьевич, Олег Геннадьевич – это Лена.

– Здравствуйте, очень приятно познакомиться!

Голосок девушки журчал, направляя свое обаяние на нейромеханика. Но милая улыбка отражалась в собеседнике лишь внешне, совсем не задевая его внутри. Он парировал той же любезностью, срезая аркан до того, как затянется петля.

Лена чувствовала что-то неладное. Ее давило еле заметное напряжение, и она предложила скорее поехать по запланированному маршруту.

Олег Геннадьевич проводил парочку кривой ухмылкой.

Глава 6

14 января 2074 года.

Я более-менее освоился.

Вся основная информация была дана в самом начале. И почему коллеги все время тыкают меня в эту базу, как во что-то непознанное? Все же понятно!

Они что, за идиота меня держат?

Честно говоря, половину их «инструкции» я бы просто выкинул. По-моему, она устарела. У нейромехаников полно странных ритуалов и ограничений, но самое главное – это их чудовищная уверенность в своей правоте. Постоянные замечания в мой адрес уже давно в печенках.

Кстати, что у нас со временем? Олег Геннадьевич опаздывает?.. Неужто наш «робот» сломался? Впрочем, я так и думал.

Ладно, справимся без него.

Я надел очки виртуальной реальности, подключил инвазивный чип к пульту управления и вошел в ментальный класс в качестве главного нейромеханика.

Пока прогружалась картинка, я с волнением думал:

«Интересно, какой он – процесс изнутри?..»

Обыденность увиденного разнесла все фантазии в щепки. И что – вот это и есть ваша наука, которую якобы нужно изучать годами?!

Виртуальный кабинет был до тошноты обычным. Дети сидели за партами, с нескрываемым любопытством смотря на нового человека.

Ох, ни пуха ни пера. Где план-конспект?..

А вот и он, отлично. Осталось найти тему, которую нужно «загрузить» сегодня.

Черт возьми, как здесь запускаются нейропрограммы?.. Я-то привык работать с кодом, находясь вне поля… Как это делается в ментальном пространстве?..

Так-с, подождите дети, сейчас разберемся! В журнале должна быть какая-то внутренняя инструкция…

Пока я перелистывал страницы, стены вдруг стали вибрировать.

Неустойчивый сигнал? Показалось?..

С потолка потекла вода.

Неожиданно. Не знал, что в виртуальных кабинетах могут быть проблемы с соседями.

Не все в порядке и с сыростью: в углу у окна много плесени. Угол набирает влагу и темнеет, втягивая в себя окружающие предметы. Темнота перепрыгивает из точки в точку. В ее глубине горят и перемигиваются парные огонечки глаз.

М-да, интересный веб-дизайн для школы выбрали. Ладно, что там было в журнале?

Кстати, где он?

Что произошло?!

Я увидел, как один из учащихся радостно разрывал документ.

– Эй, что ты делаешь?!

Он обернулся. Вместо лица был разноцветный череп с цыганским рисунком. В меня полетел кусок журнала:

– Лови, ничтожество!

Пока журнал летел, его форма преобразовалась в пятнадцатикилограммовую гирю и со звоном ударилась о стену в паре сантиметров от меня.

– Не поймал, ха-ха! Что же ты за неудачник такой? Чему ты нас учить собрался, горе луковое?

Я оглянулся и увидел, что пространство комнаты больше походило на картины Босха. Вместо детей кружились танцующие скелеты, которые не обращали на меня никакого внимания.

И зря их безразличие мне не понравилось!

Я залез на валуны, которые раньше были учительским столом, и начал призывать «скелетов» к порядку.

– Смотрите-ка, этот идиот не унимается! – заорал один из них с видимым удовольствием:

– Давайте проучим его!

– Да-а-а!

– Ур-р-ра!

Скелеты подхватили меня на руки и куда-то понесли. Можно было бы счесть, что это «прыжок» в толпу рок-звезды. Только звезд, насколько я помню, не несут скидывать в кипящий котел.

– Нет, не-е-ет! Отпустите меня!!!

Вопли ничего не меняли.

– Я не хочу в котел! Не-е-ет!..

Страх перерубило. Цвета, звуки и ощущения померкли за секунду.

***

Пробуждение отдавалось тупой головной болью. Свет резал глаза.

– Пришел в себя?

Я узнал голос Инны. Она протягивала мне стакан с водой.

– Олег Геннадьевич, он очнулся.

– Хорошо, скоро подойду.

Инна снова повернулась ко мне:

– Когда я пришла, ты валялся на полу и бился в судорогах. Я отключила тебя от нейроинтерфейса. Ты пролежал здесь четыре часа.

– Как это произошло?..

– Это ты нам расскажи, как это произошло, – сказал Олег Геннадьевич. – Кто разрешил тебе выходить в ментальное поле в качестве нейромеханика?

– Но… вас не было.

– Ты не отвечаешь на мой вопрос: кто тебе разрешил?

– Никто.

– Вот именно. Рассказывай, что было дальше.

– Я вошел в класс. Сначала он был нормальным, потом что-то случилось с графикой. Кабинет превратился в ад, дети стали танцующими скелетами. Я не знаю почему, но они меня ненавидели! Что это было? Какой-то экспериментальный класс, населенный монстрами-ботами?

Олег Геннадьевич впервые за весь разговор улыбнулся.

– Как бы тебе сказать, это были… третьеклассники. Обычные дети.

Ответ шокировал Максима.

– Как такое возможно?! Там были какие-то чудовища!

– Еще раз повторю: ты общался с образами обычных детей. То, что ты увидел, было следствием твоего бесконтрольного состояния. Вероятно, детская психотравма – неудачная социализация или что-то подобное. Надо диагностировать, чтобы сказать точнее. Теперь неприятие общества мерещится тебе даже там, где его нет. Очевидно, что ты соблюдаешь не все пункты инструкции…

– Вы хотите сказать, что этого не было на самом деле?..

– Это было на самом деле. Твое общение с ними было реальным. И твои эмоции были реальными – вырабатывались определенные гормоны и переживались состояния, которые довели тебя до истощения и экстренного отключения сознания. Существенной причины для них не было – это да, но последствия вполне реальны.

Проблема в том, что ты считаешь ментальное – «нереальным». Но это не так. Когда ты во сне убегаешь от монстра, то с утра просыпаешься во вполне настоящем, липком поту. Твое тело испытывало действительный страх, пока ты скрывался от выдуманного чудовища. То же самое происходит в обыденности физического мира: реакции людей очень разные, описания одного и того же события могут быть неодинаковыми, а то и вовсе противоречащими друг другу. В ментальном же пространстве еще больше степеней свободы, и даже самый легкий налет эмоции вызывает колоссальный шторм.

Поэтому к управлению в качестве нейромеханика может быть допущен только мастер. Любой другой человек споткнется о собственные ноги.

Ты вел себя зажато с детьми, скрытно, а люди интуитивно принимают скрытность за агрессию. Им непонятно, чего от тебя ждать! Нейромеханик должен вести себя как заботливый родитель, без демонстрации страха или агрессии. Тогда дети легко попадают под его влияние и чувствуют себя комфортно.

Между прочим, это есть в инструкции, – последняя фраза была произнесена с особенным нажимом.

– Ты же просто напугал их, вот они и ответили тебе тем же. Правда, не так яростно, как ты увидел. Это, уже, была твоя личная фантазия, кошмарный сон.

Только сон наяву, происходящий при участии других «спящих».

– То есть дети все помнят? – в ужасе спросил я.

– Естественно, помнят, но не так, как ты. Честно говоря, они тебя толком и не заметили. Это в твоем личном поле утрировались эмоции, и ты увидел ад. Для них ничего подобного не происходило. У детей в этом возрасте в принципе стоит мощнейшая эмоциональная защита – они ничего не воспринимают всерьез, только играют. Хорошо, что ты пришел не к подросткам – им бы ты мог устроить веселую жизнь.

Приходи пока в себя.

Он слегка дотронулся до моей макушки, и я снова погрузился в сон.

Глава 7

16 января 2074 года.

Слова учителя впечатались в голову, встали затором. Новые мысли не шли, а старые крутились по орбите последних событий.

«Неужели до сих пор?..» – думал Максим про себя по дороге к нейромеханику.

Павел Михайлович был социологом и наверняка знал ответы на его вопросы. Рассказать все прямо Максим не мог и не хотел, а потому зашел издалека:

– Я много слышал про «образ группы», вы не могли бы рассказать подробнее?

Павел Михайлович понимал, что это – лишь вершина айсберга, а настоящая причина таится в глубине. И тем не менее он ответил:

– Группа – это не несколько человек, а единица другого уровня, практически единый организм. Каждый коллектив со своей структурой уникален. Поэтому человек в какой-то группе приживается, а в какой-то нет. Поведение сильно зависит от окружения.

Он включил голографический проектор. Нейромеханик кликнул на значок муравейника и открыл базу социальных моделирований. Ходы муравьиного гнезда вели к разным камерам, в которых были собраны варианты характеров.

Павел Михайлович запустил перемешивание и создал несколько групп. Он начал добавлять образ «мальчика-драчуна» то в одно поле, то в другое. Адаптация шла по ускоренному маршруту. За десять секунд голограммы проходил один реальный день.

Мальчик подавлял всех по предсказуемому сценарию, пока не врезался в группу большеплечих грубиянов. Неожиданно для Максима, в ней он проявил поведение типичной жертвы.

– Теперь он ведет себя совсем по-другому!

– В том-то и дело – другая только форма.

Стажер удивленно поднял брови.

Он хотел возразить, вспоминая маму Марины. Но именно этот пример разрушил цепочку мысли – «несчастная» женщина делала то же самое, что и мальчик-драчун.

Она подавляла всех, заставляя играть по своим правилам.

– Точно, – сказал Максим, удивляясь осмысленному.

Тогда Павел Михайлович решил дать ответ на незаданный вопрос:

– Пойми основу – мы часть общества. Даже интроверт хочет чувствовать сопричастность. Если человек не значим ни в одной группе, то эта потребность все равно проявится – просто неразумно и в скрытом от себя самого виде.

Стажер слегка покраснел и сделал вид, что ничего не произошло. Нейромеханик сказал это будто в воздух. Он не ждал ответа и не пытался продолжить беседу. Тем временем Максим размышлял молча, не делясь своими соображениями.

То, что он услышал, объясняло часть проблемы, но…

Оставалось что-то еще.

Что-то, о чем они оба молчали.

Павел Михайлович продолжил колдовать с декодером. «Чего он добивается?..» – подумал Максим.

Возникла сильнейшая голографическая вспышка.

Без предупреждения.

Резкий удар света сбил размышление, наполняя чувством, как после взрыва.

Свечение чудовищно яркое, пришлось зажмуриться.

Ориентироваться стало невозможно. Только позже, привыкшие к свету глаза смогли разобрать очертания предметов.

Перед ними были ученики. Но в такой форме он никогда их не видел.

Группа была одним телом – гигантским пауком. От солнечного сплетения каждого ребенка шла тонкая ниточка к светящемуся шару. Павел Михайлович указал на него и спросил:

– Понимаешь, что это?

– Лидер группы, нейромеханик?

– Нейромеханик не может быть лидером, потому что он вне группы. Это – образ коллектива, его ментальный каркас. Каждый ученик воспринимает все, что считывается этим шаром.

Павел Михайлович закодировал мысль в образ. Вспыхнула и проявилась небольшая пирамида, направленная в центр.

Пирамида медленно приближалась, пока полностью не растворилась в шаре.

– Что это?

– «Состояние тела, находящегося в покое, или движущегося равномерно, в котором сумма сил и моментов, действующих на него, равна нулю». Проще говоря, это идея равновесия.

Шар начал пульсировать. Вслед за ним вибрация пробежала по каждой ниточке. В момент кульминации весь свет потух. В полной темноте и тишине зажглись точки в солнечных сплетениях, напоминая созвездие.

– Если ты направишь идею точно в ментальный центр, то связь будет установлена с каждым учеником. Но если промахнешься, то либо не хватит сил накрыть сигналом всю группу, либо героически выдохнешься.

Максим ненадолго задумался.

– Неужели у всех одинаковый сигнал?

– Хороший вопрос. Не всегда. Когда участники в одном поле, волны интерферируют и создают сильный фон. Сопротивляться этому сложно, и редкий человек не попадает под влияние.

Но автоматическая связь заканчивается, когда ученики разбредаются по делам. Все находятся в нескольких группах одновременно, набор ценностей везде разный. Тогда качество сигнала определяется личным приоритетом. Что человеку ближе, к тому он и тянется, с тем и крепче ментальная сцепка.

Последняя фраза зацепила Максима. Что-то в ней было для него. Переварив информацию, он спросил:

– Получается, что основная моя ошибка в том, что я пытался взаимодействовать по отдельности…

– Даже не в этом. Ты взаимодействовал не просто по отдельности, а в принципе отдельно – от всех.

«Звучит красиво, но совсем непонятно», – подумал Максим и ничего не ответил.

– Кстати, уже два часа. До встречи на тренировке.

Глава 8

16 января 2074 года.

Зал-додзе был просторным, пустым. Стеклянный потолок, светлые стены, циновки на полу.

В углу лежали палки, нунчаки, ножи, кинжалы. На начальном этапе навык формировали в ментальном поле. Но идеальное владение моделью никогда не считалось конечной фазой. «Ментальный мастер» моментально получал по голове при первой же попытке взять в руки нунчаки.

Приходилось тренироваться без декодеров.

Максим встал напротив Павла Михайловича. Во время спарринга он буквально не видел ударов.

Не мог их просчитать.

Рука из одной и той же точки летела по любой траектории – боковой удар справа или слева, прямой удар – в голову, в живот, по ногам.

Максим не улавливал момент выбора.

Щелчок по уху! За ним – легкий толчок в живот.

Не до травмпункта, но заставляет собраться.

Вовремя увернувшись, Максим сошел с линии атаки. Учитель улыбнулся.

При ударе в живот, нейромеханик даже хохотнул. Стажер был слишком занят своей победой, которая почти…

Маленькая капля крови упала на пол.

Нет, нос не разбили, просто слегка задели.

– Ты как, нормально? – спросил Павел Михайлович.

– Да… – сказал Максим, зажимая ноздри рукой и пытаясь закинуть голову.

– Так неправильно, – прервал его Павел Михайлович. – Голову нужно опустить.

– Чтобы вылилось больше крови?..

– Чтобы кровь не попала в пищевод.

Когда ему вручили перекись водорода, Максим с досадой сказал:

– Я совсем не вижу удары.

– Да, не видишь, – безжалостно констатировал мастер. – Потому что не контролируешь эмоции.

Максим подумал, что написать чат-бот для имитации его практики в школе легко. Достаточно, чтобы на любое сообщение приходил ответ: «Контролируй эмоции». Он переспросил с плохо скрываемым раздражением:

– Причем здесь эмоции?

– Почему ты сейчас получил по носу?

– Я ждал удара в живот, – процедил Максим.

– А он не пришел, мерзавец? – смех Павла Михайловича лишь взбесил стажера. – Никогда не знаешь, куда придется удар. Ожидание должно быть гибким, допускающим все. Когда ты поддаешься на эмоцию, то застреваешь в одном сценарии из миллиона.

Грубо говоря, ждешь дождя, а будет ветер.

Это было в кои-то веки похоже на объяснение. Максим заинтересовался:

– Эмоции… не пропускают новую информацию?

– Хуже – они ее фильтруют, проводя по колее опыта. Представь себе робота с устаревшей картой. Как он сориентируется на новой улице?

Он кивнул для внешнего политеса, поблагодарил и отошел в сторону.

Максим разделял веру в собственную непроницаемость, свойственную большинству людей. Павел Михайлович сделал вид, будто ничего не заметил.

Как и другие мастера в школе.

Вдруг Максим услышал входящий вызов. Не выключил звук! Поймал пару неодобрительных взглядов, взял декодер и вышел из зала.

– Лена? Привет!.. – сказал он на сбитом дыхании.

– Максик, привет! Что расскажешь новенького?

«Новенького?..»

– У тебя что-то случилось? – уточнил он раздраженно.

– Почему сразу «случилось»? Я не могу тебе просто позвонить? Мне стало скучно, вот я и поняла, что соскучилась…

– У меня сейчас тренировка, – почти по слогам отчеканил он.

– Ах да, ты занят. Как обычно. Не буду беспокоить, – интонация Лены предвещала будущие проблемы, а потому…

– Да нет, говори, все нормально, – он насилу выдавил другой настрой.

Разменяв десять минут на малоосмысленный разговор, он вернулся в зал со смешанными чувствами: выполненного долга и напрасно потраченного времени.

В этот момент он заметил Олега Геннадьевича.

Почему-то именно сегодня он увидел его словно впервые.

Движения мастера были геометрически выверенными. При этом не чувствовалось ни малейшей скованности.

Он двигался так свободно, как будто в принципе не мог ошибиться.

Когда стажировка Максима только началась – его восхищению уровню мастеров не было предела. Самое главное, что он верил – еще немного, и он сам станет таким же. Но проходили недели, месяцы, как ему казалось – чертова туча времени, а результат не изволил являться.

Максим не видел существенного сдвига каждое «завтра», не видел его «послезавтра», «через неделю». Мыслить же более длинными отрезками было тяжело.

Ощущение собственной ограниченности на фоне других отправляло восприятие по избитому виражу – восхищение блекло, уступая место ненависти.

Оказалось, что быть рядом – не значит быть вместе. И единство группы – не есть единство мыслей и целей.

Мастера двигались и жили с доскональной точностью. Они делали все без видимого напряжения, будто были не людьми, а киборгами. Максим же видел, что как бы он ни выкладывался, все равно делал ошибку за ошибкой.

Никто не жалел.

Еще добавляли: «Работай дальше!»

Он бежал наперегонки и не догонял, а они просто шли, шли своей дорогой так, будто по-другому и быть не могло.

Не выжимались до последней капли, а вставали каждый день и тащили свой рюкзак. Всегда примерно с одинаковой силой – ведь геройство сегодня заканчивается изнеможением завтра…

Недостаточно было идти за другими. Нужно было что-то еще.

Еще один шаг изнутри.

Шаг в неизвестность, шаг, на который ставится все.

Ради чего?.. Позади больное да ущербное, но родное. Да, замыкает в кольцо, надоедает, душит, но… ведь это – безопасно.

Вдруг неизвестное окажется хуже, чем сейчас?

Верно говорят, лучшее – враг хорошего.

На поистине безумный шаг вперед можно пойти только в одном случае – когда некуда больше идти.

Но Максим считал, что места еще есть.

А потому чужое мастерство не удивляло. «Они мастера – они должны быть такими. А с меня – взятки гладки». Он приучил себя смотреть на чужие умения с кислой миной и ворчанием – мягко говоря, без энтузиазма. Так же обыденно воспринимается полет птиц, сложнейший по аэродинамике.

Увидеть в собственном недовольстве свою же главенствующую роль было ему не под силу. Сознательно разорвать отношения с источником раздражения не давала гордость. Злость закипала под котелком. Все прекрасно видели, что происходит, и даже понимали, что произойдет.

Гнойный пузырь был уже огромен, и, по закону сохранения энергии, не мог исчезнуть в никуда.

Поэтому вопросов было, собственно, два: «Куда?» и «В какой момент?»

Глава 9

18 января 2074 года.

Самолеты царапали небо. Насыщенная безоблачная синева с легкостью заживала и, казалось, не обращала никакого внимания на человеческие попытки «оставить свой след».

После долго державшегося нуля снова похолодало. Земля за ночь спряталась за иней, прикрывая оголенную почву и выцветшие травы. Природа следовала своей циклической программе. Машины следовали по предзаданным маршрутам, не отвлекая внимание пользователей.

Роботакси везло друзей из пункта А в пункт Б, Антон слушал жалобы Максима на судьбу.

– М-да, ну у вас и местечко… Я недавно напортачил в офисе, так мне начальник сказал, что все путем и всем плевать. Тебе же какой-то зануда попался.

– Ну нет, он в чем-то прав. Все-таки я действительно мог навредить людям.

– Слушай, ты слишком серьезно это воспринимаешь. Не навредил же?

– Нет.

– Вот именно. Все ошибаются, твой «мастер» – Антон произнес это слово противно писклявым голосом – просто любит самоутверждаться на стажерах. Расслабься, все пучком. Мы приехали, кстати. Вылезай. Удачи тебе!

Максим зашел в дверь в ковбойской манере. Правда, то ли чего-то не хватало, то ли что-то было все-таки лишним. С этим определиться ему не удалось, да и времени на бессмысленные размышления не оставалось. Его походка стала округлой. И только нарочито безразличный взгляд был подло предан поднятыми «домиком» бровями.

– Доброе утро, леди!

– Наверное, доброе, – ответила Инна.

– Кто-то в паршивом настроении?

Она посмотрела на Максима, как на ошибку природы. Во всяком случае, ему так показалось. Шагать спокойно было невыносимо. Его скорость сбивалась, переходя практически в бег.

– Здравствуйте, Олег Геннадьевич! Вы подали на меня жалобу?

Нейромеханик, нисколько не смутившись, сказал:

– Служебную записку. Ты нарушил инструкцию и должен понести за это ответственность.

– Но ведь никто не пострадал!

Спокойный тон голоса даже не думал дергаться, как кит не пытается уплыть при виде рыб-чистильщиков:

– Тебе очень повезло, отделался легким испугом. Эмоции ничего не меняют. Был факт нарушения правил – будет и отработка, пока ты, наконец, не выучишь инструкцию.

– Я знаю инструкцию, знаю все эти правила! Просто обстоятельства так сложились, я!..

Точка кипения была пройдена. Но то, что казалось Максиму большим взрывом, оказалось для его учителя ревом малыша, закрытого в манеже. Он продолжил с того места, на котором закончил:

– Я скажу, что ты знаешь инструкцию, тогда, когда она станет для тебя естественной, как походка. А пока что – ты ничего не знаешь, не умеешь и не можешь. Инструкция – отдельный и чуждый для тебя свод правил, который не работает без пинка.

– В ней много вещей, которые не связаны с нейромеханикой! Например, почему мы обязаны каждый день заниматься физкультурой? Какое отношение это имеет к работе в ментальном пространстве? Разве не лучше сфокусироваться на информационной насыщенности?!

Олег Геннадьевич закатил глаза, будто кто-то в сотый раз рассказывал несмешной анекдот, и ответил все тем же ровным тоном:

– Физическая подготовка имеет отношение к самоконтролю, а это – основа работы в ментальном пространстве. Без него информационная насыщенность выходит только боком. Зачем нужно держать себя в руках, ты уже выяснил на практике – в работе многократно усиливается даже небольшая эмоция. Специалист должен осознавать происходящее тотально, иначе погрузится в персональный ад. Не можешь отличить собственный бред от реально происходившего, а еще спрашиваешь: «почему».

– У меня не было информации. Сейчас я не перепутаю, – с упорством произнес Максим.

Нейромеханик беззвучно засмеялся.

– Я бы дал тебе это проверить, но у тебя голова еще от прошлого падения не зажила.

Иронический тон ожег стажера. Максим собирал слова, скудеющие от раздражения.

– Набирали же как-то людей раньше в ответственные профессии!

Олег Геннадьевич посмотрел куда-то сквозь него, будто не участвуя в беседе, и повторил, пробуя слово на вкус:

– Набирали…

Он сделал паузу, прищурено улыбнулся, пытаясь более емко сформулировать мысль, и продолжил:

– Преимущественно естественным отбором. Особенно в среде пожарных, врачей, учителей… Если человек находил свой способ самоконтроля – оставался, не находил – до свидания. Твоя тоска по тому времени напоминает тоску по «жизни в гармонии с природой» в каменном веке, когда редкий человек доживал до тридцати. Поверь, сейчас все проще – для работы со сверхчувствительной техникой есть инструкции и тесты допуска. Нечто подобное было раньше у пилотов – специалиста в ненадлежащем состоянии просто не допускали до штурвала. У нас ведь не самодеятельность. Нет времени выяснять, какой «свой» способ самоконтроля «подскажет твое сердце», – нарочито воодушевленно сказал Олег Геннадьевич. – А главное, в каком количестве случаев он будет действительно работать.

Максим не хотел соглашаться, но и контраргументы найти не мог. Ему казалось, что нейромеханик был неправ! Но в чем?..

Чувство собственного бессилия подавляло агрессивный выплеск почти в ноль. Стажер стал способен воспринимать…

Почти.

Олег Геннадьевич продолжил:

– Твой инструмент восприятия – тело. Любой инструмент несет в себе ограничение. Можно сколько угодно говорить о свободе воли, но достаточно ненадолго лишить человека воды или еды, и не то, что воля, – само его существование окажется под вопросом.

Жизнь очень хрупкая. Ее качество зависит от многих факторов. Пример с воздухом и водой очевиден для всех. Но есть закономерности, которые выявляются в ходе наблюдений месяцами, годами, а то и поколениями. Они сложнее и гораздо менее однозначны. Но имеющий глаза да увидит.

Уход за телом необходим, как за любым другим инструментом. Для этого есть тренировки, которые всегда одновременно и физические, и ментальные. Смещается только фокус.

Физическая тренировка банально сохраняет тебе здоровье. Не тратишь время на поддержание формы – значит, больше потратишь на лечение.

Ментальная тренировка помогает тебе обнуляться. Не столь сложно сделать из себя учителя, как сохранять в себе всю жизнь ученика. Не тратишь время на это – застрянешь в старых планах, борьбе с эмоциями или ментальными сдвигами.

Что бы ты ни делал и какие бы решения ни принимал, необходимое – это то, на что время уйдет в любом случае. Разница только в одном: кто хочет – того судьба ведет, кто не хочет – того тащит.

Ты можешь нарушить правила под задачу, но при попытке перевести это на постоянную основу – пострадаешь или умрешь.

Хотя ты свободен в своей воле, жизнь – не пластилин.

Она уже предзадана, придумана, проявлена. Ты просыпаешься в середине, а не в начале. Она настолько автоматизирована, заколочена обстоятельствами и событиями, что иногда может показаться – тебя и вовсе нет. Все слишком решено заранее.

Но это не так. Потому что ты – это не твои рамки, а те действия, которые ты смог совершить в сложившихся обстоятельствах.

Ты – это твоя инициатива.

Олег Геннадьевич посмотрел на стажера. По выражению лица стало ясно, что мельтешение мыслей наконец осело, как чаинки в чашке. Он добавил:

– Нельзя одновременно идти направо и налево. Ты должен сам решить, что тебе действительно дорого.

Стажер молчал.

Претензии ушли все до единой, как кегли, выбитые в страйк.

– Если сможешь понять это, то поймешь и почему мало мастеров, даже при автоматической загрузке навыков.

Олег Геннадьевич нажал на кнопку включения декодера.

– Нам надо работать.

Глава 10

1 февраля 2074 года.

Максим прошел в зал с высоким стеклянным потолком. Снег закрывал собой свет. Еще были различимы цепочки дронов, вьющиеся по параллельным воздушным маршрутам.

Мело, мело по всей земле, во все пределы.