Текст книги "Голоса ночи (сборник)"

– Маш… – робко перебил он. – А ты что же, тогда все и поняла? Когда я проболтался?

– Да.

– А к нему… К Игорю… Ну, недавно… Ты не затем ходила?

– Затем, – отрезала она. Бросила сигарету в урну, спросила: – Все? Тогда я пошла.

– Нет, постой… – Он мучительно искал слов, видно было, что боится о чем-то спросить, а спросить ему необходимо. – Маш, а когда…

– Что когда?

– Когда я проболтался?

– В апреле.

– В этом?

– Ну, ясное дело. Иначе я бы давно к нему сходила. Разобраться.

– И… Как? – Его глаза смотрели испуганно и выжидающе. – Что он тебе сказал?

– А ничего.

– Неужели соврал, что я сам к тебе полез?!

– Да он даже слушать меня не захотел, – с болью ответила Маша. – После стольких лет едва сказал: «Здравствуй!» Ничего от него не добилась. Но зато поняла, ты сказал правду.

Она вгляделась в его глаза и вдруг рассмеялась, коротко, отрывисто, истерично:

– Слушай, а ты что, правда решил, что я его прикончила?

Мужчина отшатнулся. Она больше не смеялась. Стояла перед ним, сунув руки в карманы халата, покачиваясь на стоптанных каблуках, глядя спокойно и даже издевательски. Потом процедила:

– Иди-ка ты домой. Отсыпайся.

– Я, это…

– Вот-вот. Это самое. Иди. И не болтай больше глупостей.

Он понуро отвернулся, собираясь исполнить ее приказ. Но она остановила его:

– Погоди! Скажи-ка, зачем ты мне сейчас все это рассказал?

– Я… Я же знаю, что обижаю тебя… – неуверенно, затравленно заговорил он. Его глаза бегали, он старался не встречаться с ней взглядом. – А почему я тебя обижаю? Потому что забыть не могу, что из-за тебя моя семья распалась… Я там оставаться не мог. И честно, Маша, ты мне нравилась, но я же сам никогда бы не решился к тебе полезть… Думаешь, не понимаю – такая девушка не про меня! Я решил тебе рассказать, потому что… Ну, потому…

– Потому что ты уверен, что я его убила, – тихо ответила Маша.

– Да нет…

– Все, – отвернулась она и взялась за дверную ручку. – Больше не приходи.

– А… Ты?..

– Что я?

– Ты почему сегодня днем работаешь?

– Потому что ночь у меня должна быть свободна, – ответила она.

* * *

После обеда Анжелике позвонил следователь. Она пыталась слушать его, не слишком сильно прижимая трубку к уху – оно болело… Вчерашний посетитель приложил руку не только к лицу. За ночь все тайные и явные синяки и ссадины угрожающе увеличились в размерах, опухли и напоминали о себе при каждом движении, при каждом слове, при попытке улыбнуться. Впрочем, ей в это утро было не до улыбок. Полночи она прорыдала, делая холодные примочки и рассматривая багровые синяки на бедрах: их она сама себе поставила, когда упала на пол от первого удара… Другую половину ночи она провела в запутанных и горьких размышлениях на тему: чего этот парень от нее хотел, откуда он взялся? Если это маньяк, который втолкнул ее в квартиру с целью избить до смерти, почему не довел дело до конца? Если это был вор… Так он же ничего не украл, даже ключи выбросил! Если… Она ничего не понимала. Ей вспоминался эпизод из ее школьной жизни. Лика, второклассница, поднимается с портфелем по школьной лестнице – с первого этажа на второй. Навстречу ей спускается мальчишка, по виду – года на три старше, наверное, пятиклассник… И этот мальчишка ни с того ни с сего дает ей пощечину! Как она плакала тогда, усевшись на ступеньку с портфелем, как ей было больно и обидно! И сверлил вопрос – за что? Не так сильна была боль от удара, как чувство несправедливости. Правда, синяка у нее не появилось и этого мальчишку она больше не встречала. Наверное, он перешел в другую школу. На этот раз все обошлось не так благополучно. Синяков было больше чем достаточно… И когда она наконец расслышала своим опухшим ухом, что именно говорит ей следователь, она чуть не застонала:

– Ой, сегодня? Но я сегодня, понимаете…

– Анжелика Андреевна, – сердился в трубке бабий голос следователя. – Сами, кажется, просили, чтобы я ваше алиби проверил? Давайте сегодня, иначе я этих официанток еще не скоро соберу.

– Да они меня не узнают! – вырвалось у нее.

Он с секунду помолчал, оценивая ее слова, потом сказал без особого любопытства:

– Видели, значит, узнают. Давайте, давайте! В шестнадцать тридцать жду вас у себя.

Она попыталась скрыть следы избиения с помощью косметики, но помогло мало: скулы слишком заметно припухли, нижняя губа была разбита и выглядела как-то криво, глаза… Глаза пострадали не меньше всего прочего, но синяки удалось замаскировать с помощью тонального крема и пудры. И все равно, когда она посмотрела в зеркало, поняла – ребенку ясно, что ее избили. И даже если эти официантки из «Ла Кантины» лунатички и сумасшедшие, они ее не узнают… Она сама на себя не похожа!

Владимир Борисович оглядел ее скулы, а затем и глаза – Анжелика сняла темные очки, в которых добиралась до управления. Глаза у нее, надо сказать, сильно уменьшились в размерах.

– Вот… – тихо сказала она, виновато взглядывая на его лицо. – Я об этом вам и говорила по телефону… Вы-то меня узнали?

– А что это такое? – спросил он, быстро вынимая изо рта сигарету и разглядывая Анжелику с профессиональным любопытством. – Что, опять на вас хулиганы напали?

– Что значит «опять»? – Она осторожно присела на стул, поморщилась – огромные синяки на бедрах разом заныли.

– А как же история с бриллиантами? – сощурился он.

– Так это когда было… – Девушка раздраженно передернула плечами. – В этот раз все вообще необъяснимо, меня не ограбили. И я не знаю, что это был за тип… Какой-то сумасшедший.

– Расскажите!

И когда она вкратце рассказала все, что случилось вчера вечером (за исключением того, как она ждала на Тверской свою спасительницу), он заметил:

– А это вообще очень серьезно.

– Да?

– А то как же. Сами подумайте, мужа вашего кто-то убил, вас избили… И что, не намекнули, за что бьют?

– Ни словом… Да он вообще не слишком-то много разговаривал.

– Но все-таки, что-то он говорил? Или все молча проделал?

– Я ничего не помню. Обалдела от страха, когда он мне рот зажал…

– А денег не требовал? Может, что-то забрал?

– Нет, нет! Я сама ничего понять не могу. Но это не вор. Скорее – сумасшедший, клинический псих…

– Следил за вами? Не видали его в городе? – сыпал вопросами Владимир Борисович. – А кстати, куда вы ездили?

– В центр. Нет, я его не замечала раньше…

– Могли и не заметить.

– Могла… – вздохнула она. – Лучше бы я заметила, куда он от меня побежал…

– А кстати, – он запалил новую сигарету, – на машине он был, нет?

– Откуда же мне знать? Я в окно не выглядывала… Я… – Тут она запнулась, уставившись на Владимира Борисовича диким взглядом. – Ой, кажется… Вы знаете, вчера днем кто-то звонил в мою дверь. Я была дома, да… Но я не открыла, даже не спросила, кто там. И это был он!

– Откуда это вам известно? – Он смотрел на нее внимательно, но без воодушевления. Она разозлилась: «Ничем его не проймешь! Ни кассетой, ни алиби, ни моими догадками, ни свидетелями в казино…» Ее давно уже не покидало странное и неприятное ощущение, что все, что бы она ни делала, что бы ни говорила этому человеку, не идет ей на пользу. Она его не понимала. Она его боялась.

– Я, правда, сама его не видела, но мне описала его девочка во дворе, – пояснила Анжелика, стараясь держаться бесстрастно. – Я, конечно, испугалась, что кто-то мне звонил в дверь, и потому спросила девочку, не видала ли она кого незнакомого у нашего подъезда. И она мне его описала! Точно! Я только теперь поняла… Он, знаете… – Анжелика не смогла сдержать рвущегося наружу возбуждения и торопливо, взахлеб, выпалила: – Высокий, стриженый, плотный, глаза серые, нос прямой! Одет в джинсы, трикотажную рубашку… Если бы вы его нашли!

– На видео его ваша свидетельница не записала?

Этот вопрос едва не довел ее до истерики. Она хрустнула пальцами, опустила глаза и со сдержанной ненавистью ответила:

– Нет. Но верить ей можно.

– Таких высоких, стриженых знаете сколько? – Следователь тоже заговорил раздраженно. – Ничего это мне не даст.

– И искать вы его не собираетесь? – спросила она, сверкая заплывшими глазами. Ненависть к этому равнодушному человеку захлестывала ее, еще немного – и накрыла бы с головой, и тогда… В такие минуты Анжелика и совершала поступки, о которых всю жизнь потом жалела. Она прошипела: – А блондинку вы тоже не будете искать? Много вам помогла кассета? Много вам ее оригинальная внешность дала? Или мне самой прикажете ее найти? И парня тоже? И убийцу тоже?

Но он, как ни странно, не рассердился. Возможно, Анжелика случайно нашла верный тон в обращении с ним. Может быть, его просто насмешил ее порыв. Во всяком случае, тот вполне дружелюбно ответил:

– Я работаю. Но на мне сейчас знаете сколько дел? Двенадцать.

– И все – об убийствах? – Ее голос сорвался на визг, она прижала ладонь к горлу, закашлялась. Он поморгал коричневыми от табака ресницами, потянулся к графину, налил ей полстакана воды. Она не стала пить, ей был противен и стакан, и засаленный желтоватый графин, и сам следователь – засаленный прокуренный тип с бабьим голоском… Ее тошнило, болела губа, щека, ныли ноги. Хотелось плакать. Хотелось уйти.

– Не все, – мягко ответил он. – Ладно, успокойтесь. Всех найдем. У нас в округе раскрываемость дел почти девяносто процентов.

– Что?

– Я говорю – рано или поздно, всех находим.

– Не было бы поздно… – проворчала она. – В другой раз он меня убьет. Что же мне теперь делать? Он знает мой адрес, может, еще заявится?!

– А вы ему не отпирайте, как в первый раз, – посоветовал он.

– А если он дверь взломает?

– Звоните в милицию.

– Господи, – тоскливо протянула она, но комментировать его совет не стала.

– Кроме того, – заметил он, – уж если он собирался взламывать вашу квартиру, зачем он вам ключи оставил? Мог с собой унести.

– Да, но может, он их случайно уронил… – Анжелика понемногу успокаивалась. И именно поэтому следующий вопрос снова ударил ее по нервам.

– А кстати, – заметил он. – Что это вы ему дверь не открыли, когда он вам днем звонил? Ждали кого-то? Неприятного гостя?

– Нет…

– А почему же не открыли?

– Я… Боялась… – Она с трудом контролировала свой охрипший от негодования голос и пыталась отвечать вежливо.

– А чего, если не секрет?

Она уставилась взглядом в бумажный хлам на его столе. Делая вид, что разглядывает папки, окурки, дискеты, она соображала, что сказать. Не могла же она заявить, что не открывала дверь, потому что припомнила поведение своего убитого мужа, когда ему в дверь звонили его потенциальные убийцы – Саша и Лена… Не могла же она сказать, что эти звонки, на которые он не отвечал, раздаются у нее в мозгу каждый раз, когда она слышит звонок в дверь, тот же самый звонок, в ту же самую дверь? Она покачала головой:

– Не знаю. Я теперь всего боюсь.

– Пришли! – раздался голос у нее за спиной. Она резко обернулась, увидела молодого парня в форме. Он, рассмотрев ее разукрашенное лицо, чуть ли не ухмыльнулся.

– Где они? – через голову Анжелики спросил Владимир Борисович.

– В семнадцатом.

– Сейчас. – Он в три быстрые затяжки докурил сигарету, сунул ее в пепельницу и встал из-за стола. – Идемте, там ваши свидетели.

– Из клуба? – Сердце у нее подкатилось к горлу. Она встала, не чуя под собой ног, уставилась на него потерянным взглядом. Чувствовала себя скверно, как перед экзаменом, когда заранее известно, что экзаменатор тебя завалит – не спасут никакие знания, да и не знаешь ты ничего.

Семнадцатый кабинет они миновали и вошли в следующий по коридору. Обстановка там была более чем скудная: облезлый диван, шаткий столик в углу, почему-то – трюмо. На трюмо лежал красный зонтик. На диване сидела худая брюнетка лет тридцати пяти и читала затрепанную книжку в пестрой обложке. Увидев Анжелику и Владимира Борисовича, она немного оживилась, кивнула:

– Давай скорей, Володь! Они пришли?

– Сейчас приведут. – Следователь выглянул в коридор и махнул кому-то рукой: – Зови!

Анжелике велели сесть рядом с женщиной (сотрудницей милиции, как она себе уяснила). Та была одета в штатское, но зато ее лицо, глаза, вся манера поведения были донельзя казарменными. «Ну, если свидетелям предложат выбирать между двумя такими… – подумала Анжелика. – Они, наверное, выберут ее. Вид у меня уж больно похабный!»

В комнату вошли две девушки. Они вовсе не выглядели сонными и медлительными, и тем не менее Анжелика сразу признала в них официанток из «Ла Кантины». Девушки уставились на диван, как по команде. На казарменную даму они даже не посмотрели. Их взгляды были обращены только на Анжелику. Одна из девушек даже сделала пару шагов, чтобы рассмотреть ее поближе. Анжелика чувствовала себя уже не на экзамене, а в зоопарке. Не хватало только, чтобы девушки начали кидать ей яблоки и куски печенья.

– Ну? – спросила одна девушка другую.

– Да вот же… – Ее подружка указала на Анжелику. – Не помнишь разве?

– Да, – кивнула и та. – Да, да. Я помню.

– Точно? – спросил Владимир Борисович, попеременно глядя то на свидетельниц, то на Анжелику. Та не знала, на каком она свете.

– Точно, – бойко заговорила первая девушка. – Да, как раз в нашу смену эта девушка приходила. Я хорошо ее запомнила.

– Она дала мне на чай, – встряла другая. – Я хорошо помню.

Анжелика была ни жива ни мертва.

– А вы помните девушек? – обратился к ней следователь.

Она только кивнула. Одну из них, точно, помнила. Но могла жизнью поклясться, что ни одна из этих девиц не видела ее вечером четвертого мая! Обе лгали, или сошли с ума, или были подкуплены… Девушки тем временем с любопытством рассматривали ее синяки. Они явно сгорали от желания узнать, что приключилось, но Владимир Борисович, кажется, собирался оставить их в неведении. Казенная дама взяла с дивана свою пеструю книжку, кивнула Владимиру Борисовичу и вышла, ни на кого не взглянув. Анжелика откашлялась, в горле стоял комок. Тихо сказала:

– Мне что-то нехорошо… Я могу идти?

– Можете, – кивнул Владимир Борисович и обратился к свидетельницам: – Пройдемте ко мне в кабинет, подпишете протокол. Анжелика Андреевна, пропуск вам! – напомнил он. Она встала, пошла вслед за этой троицей. В коридоре одна из девушек обернулась и снова посмотрела ей в лицо – пристально, оценивающе и как будто недоуменно. Анжелика даже отпрянула назад. Ей почудилось, девушка вот-вот заявит: «Я вас никогда не видела!» Но официантка молча отвернулась и зашагала быстрее, нагоняя свою подругу.

Дома Анжелика сразу заперлась на все замки и плеснула себе полрюмки водки (чего в жизни не делала). А потом долго кашляла, пока не удалось хлебнуть воды из чайника. Бросилась к телефону и стала названивать Саше. Но трубку взяла Лена:

– Да? – откликнулась она каким-то странным, далеким голосом.

– О, тебя выпустили? – обрадовалась она. – Ну, как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, неплохо, – ответила та, не меняя тона. – Тебе Сашу?

– Да, – Анжелика дождалась, когда ответит Саша и затараторила: – Представь, все правда с «Ла Кантиной»! Сегодня они все подтвердили! Я с ума чуть не сошла! Да! Ты же ничего не знаешь!

– Слушай, – нервно откликнулся он. – Ты можешь приехать?

– Зачем?

– Надо!

По его голосу она поняла, что приехать действительно необходимо. За последнее время они прекрасно изучили голоса друг у друга.

– Случилось еще что-то? – угрюмо спросила девушка.

– Да нужна ты мне, нужна! – шипел он.

…Она появилась в его квартире через час и была поражена необычной тишиной. По телефону Сашин голос звучал так, что Анжелика рассчитывала попасть в разгар истерики или бурного скандала. Но было так тихо, что казалось, никого, кроме Саши, открывшего ей дверь, в квартире нет.

– Что случилось? – прошептала она, поднимая на него глаза.

Он запер дверь и прошептал:

– Ленка уходит.

– Куда? Она же только вернулась!

– «Куда-куда»… Куда вы, бабы, уходите от мужей?! К маме!

Анжелика отстранила его и пробежала в единственную комнату. Там она прежде всего увидела две огромные черные сумки, набитые вещами. Одна сумка была уже застегнута, над второй сосредоточенно трудилась Лена. Когда та подняла голову и взглянула на вошедшую, Анжелика поразилась. От Лены осталась половина. Легкая полнота, округлость щек, ясный взгляд – все это исчезло. Этой женщине на вид было лет сорок пять, не меньше. У нее были провалившиеся щеки, бледные сухие губы, сутулая спина… И мертвые глаза, без всякого выражения. Анжелика, которая сперва думала окликнуть ее: «Рехнулась, куда собралась?», теперь так и застыла у порога. А Лена даже не кивнула ей. Опустила голову и снова стала запихивать в сумку оставшиеся вещи. Вошел Саша.

– Ты можешь все-таки объяснить, что ты задумала? – спросил он, повысив голос. – Ты будешь говорить, в конце концов?!

Лена тихо ответила:

– А ее зачем позвал? Связать меня хочешь, что ли? Ну, давайте, попробуйте…

– Дура! – крикнул ее муж. – Господи, ну что ты говоришь! Все уже позади, никто нас пальцем не тронул! Ты хоть понимаешь, что у нас теперь есть деньги?! Теперь все пойдет по-другому!

– Только для тебя, – ответила она.

– Что это значит?!

– Ничего. Я буду работать в своем магазине. Я всегда хорошо зарабатывала. Жить буду с родителями. А ты играй в своем казино. С нею. – Она указала взглядом на Анжелику. – Но меня теперь оставь в покое. Я больше не могу вас видеть.

– Так ты серьезно уходишь? – прошептала Анжелика. – Но почему? Лен, почему ты травилась?

– Она не объяснила! – выкрикнул Саша. Подбежал к жене, пнул сумку, вещи вывалились на пол. – Не объяснила и не желает этого делать! И записки не оставила! Даже предсмертной записки написать не пожелала!

Лена потянулась за вещами, собрала их с полу и снова сунула в сумку. Двигалась, как автомат, – бездушно, с непробиваемым спокойствием, с какой-то нечеловеческой ритмичностью. Анжелика сердобольно спросила:

– Лен, но что-то же можно объяснить? Мы тебя не держим, уходи, но хотя бы скажи, зачем ты это сделала, почему уходишь…

Лена издала странный звук, похожий на карканье – так она теперь смеялась.

– Тебе объяснить?! Тебе?! – Она с ненавистью смотрела на Анжелику. – Сперва объясни, кто тебя так разукрасил?!

Тут и Саша обратил внимание, как странно выглядит его гостья. Но на фоне собственных семейных неприятностей это не произвело на него особого впечатления. Он коротко спросил:

– Что случилось?

– Ничего. – Анжелика подошла к окну, хмуро уставилась на серое холодное небо. – От этого не умирают. Ты решила нас припугнуть, набить себе цену? Не думала, что ты истеричка. А в чем был смысл твоего самоубийства, можешь сказать?

Лена не отвечала. Она смотрела на нее глазами раненого животного, готового броситься и укусить своего мучителя. Анжелика напористо продолжала:

– Не можешь, значит? Тогда я тебе кое-что объясню! И тебе, Саша! – повысила она голос. – С тех пор как мой муж был убит, твоя жена лишилась рассудка. Надо быть такими доверчивыми тупицами, как мы с тобой, чтобы ничего не понять. Зато теперь все ясно. Это она-то собралась от тебя уходить?! В ее-то годы? С ее фигурой? С ее ослепительной красотой? – Анжелика издевательски рассмеялась. – Она бы никогда от тебя не ушла, если бы не Игорь! Понял?! Дошло наконец?!

Анжелика веселыми от бешенства глазами смотрела на супругов. Саша уставился на жену. Та держала свернутую розовую кофту, словно грудного младенца, прижимая ее к груди. Потом аккуратно положила кофту в сумку и вдруг упала головой на сложенные вещи и хрипло, бурно расплакалась.

Глава 10

– Что ты знаешь о парне, который меня избил? – Анжелика не могла усидеть на месте – кружила по комнате. Саша сидел на краю дивана, подперев щеки кулаками, уставившись на свои ноги. Прошло полчаса, а он не произнес ни слова. Лена, напротив, оставила свою манеру отмалчиваться. Она отвечала Анжелике скупо, неохотно, иногда резко, издевательски, но все же отвечала.

– О каком парне? – Лена едва повернула голову в ее сторону. Она сидела в кресле у окна, поджав ноги и набросив на плечи розовую кофту. Ее бил озноб, глаза блестели, но она уже не выглядела так мертвецки, как в тот миг, когда Анжелика вошла в комнату и увидела ее.

– Не прикидывайся! – возмутилась Анжелика. – Почему ты спросила, кто меня разукрасил? Ты на что намекала?

– Ни на что. Мне стало интересно, кто мог избить такую тварь, – ответила Лена.

Говорила она так спокойно, что Анжелике по контрасту захотелось завизжать и впиться ей в волосы. Она сама себя не узнавала, не узнавала бесстрастную, вежливую Лену. И перед этой женщиной она когда-то чуть ли не робела! Даже в тот день, когда нашла тело Игоря – совсем недавно… Она не узнавала ее мужа – балагура, весельчака. Саша, казалось, мысленно отсутствует, предоставляя женщинам самим решать все вопросы.

– Я – тварь? – задохнулась Анжелика. – Ты мне это говоришь? Да ты сама только что призналась, что была его любовницей три года! Господи, три года! Это ты – тварь, так здорово прикидывалась порядочной женщиной! А я, между прочим, никогда ему не изменяла! Да! А ты можешь сказать, что не изменяла Саше?

Тот слегка дернулся, но ничего не сказал. Лена поежилась, плотнее запахнулась в свою кофту и заявила:

– А много радости ему было, что ты не изменяла? Он же тебя не любил.

– Это он тебе так сказал?

– Да!

– В постели? – скривилась Анжелика. – В постели он еще и не то мог сказать. Хочешь, скажу, как он меня называл? А? Давай сравним, что он нам говорил в такие минуты?!

Она блефовала, Игорь никогда ничего не говорил ей в «такие минуты». Но попала в точку – Лена сжалась, разом потеряла часть боевого задора, не покидавшего ее с той минуты, как она призналась в том, что была любовницей Игоря. Она призналась с гордостью, как будто это была бог весть какая честь. Зато теперь… Анжелика была уверена, что Игорь не изменил своим интимным привычкам и с этой женщиной. Он никогда ей ничего не говорил! Она доказала свое превосходство и теперь заговорила спокойнее. При этом ее душил смех, нечто подобное она уже испытала, когда узнала о связи своего мужа с соседкой – матерью Юры. Второе подобное открытие далось ей легче первого. Она уже успела свыкнуться с мыслью, что муж принадлежал не ей одной. Но и уязвлена была больше, чем в первом случае. Может, мать Юры и могла вызвать ревность, но только не у нее. С Леной все обстояло по-иному. Эта женщина, так часто бывавшая в их доме, вызывавшая у Анжелики даже уважение, жена Саши, их сообщница, наконец… Последняя мысль не давала Анжелике покоя с той самой минуты, когда она услышала признание Лены. Саша, возможно, также больше думал об этом, чем о самой измене. Но ни он, ни Анжелика пока не произнесли об этом ни слова, как сговорились. Лена взахлеб выкладывала подробности своего несчастливого романа, но о своем согласии убить Игоря также не упоминала. И мало-помалу умолчание об этом становилось важнее тех слов, которые говорились вслух. Женщины говорили об измене, но за их словами мелькал другой смысл. И теперь, когда Лена съежилась от жестокого предложения Анжелики, и наступила тишина, впервые подал голос Саша.

– Ну, хватит кудахтать, – услышав это, женщины, которые в этот миг молчали, невольно переглянулись. – Хорошенькая компания! Ты и мой братец!

Эти слова предназначались его жене, но та и бровью не повела. Видно было, что уязвить ее могла только Анжелика – соперница, бывшая жена, но все-таки жена… Саша со своей грубостью был скорее жалок. Говорил, не поднимая на них глаз, у него даже голос изменился, он будто ослаб за те полчаса, пока молчал, слушая их перепалку.

– Вообще об этом говорить не хочу, – продолжал он. – Я тебя, оказывается, не знал.

– Присоединяюсь, – вставила Анжелика. – В тихом омуте…

– Помолчи! – оборвал ее Саша. – Я не с тобой говорю!

– Да ради бога. – Анжелика достала зеркальце и, подойдя к окну, внимательно рассмотрела оба подбитых глаза. Они как будто начинали приходить в норму, по крайней мере в размерах. Цвет синяков по-прежнему был диким, не спасала даже пудра. Она повернулась и обронила через плечо: – Только если бы не я, Сашенька, никогда бы ты ничего о ней не узнал. Для этого нужен женский глаз. Ты бы все еще жалел свою бедную чувствительную женушку, которой так поплохело из-за смерти совершенно чужого человека… Вот какая она сердобольная, порядочная! Мы с тобой ее не стоим! Да?! Это ты мне все время внушал? И про ее хваленые мозги тоже? Да, умна, ничего не скажешь! Здорово она нас обвела!

– Помолчи, – снова попросил он, уже не так резко. – Уж не думаешь ли ты, что я тебе спасибо скажу, что все узнал?

– А ты бы предпочел ничего не знать? – изумилась она.

– Саша из таких, – заметила Лена. Она откровенно насмехалась, разглядывая убитое лицо мужа. – За эти годы ты сто раз мог меня поймать. А почему не сделал этого? Да не хотел. А может, – тут она чуть не хихикнула, и этот звук прозвучал очень странно. – Может, ты давно все знал?

– Дрянь!

– Идиот.

Обменявшись краткими любезностями, супруги замолчали.

– Пусть твоя жена нам объяснит, чего ради согласилась его убить, – потребовала Анжелика. – Раньше это было понятно, а теперь, прости, дико.

– Я ничего объяснять не буду, – отчеканила Лена. – Я ухожу.

– Да? Ну, иди, – спокойно согласился ее муж. В его тоне было нечто такое, что удержало бы любого, во всяком случае заставило бы насторожиться. Но Лена не слишком вслушивалась в тон речей своего супруга. Она встала, застегнула кофту (нарочито медленно, словно бравируя своим спокойствием), потом нагнулась, чтобы поднять сумки… И ахнула, глухо, изумленно – Саша вскочил, схватил ее за плечи и так тряхнул, что ноги у женщины подкосились, она опустилась на колени. Ее обесцвеченные, свалявшиеся, непричесанные еще как следует после больницы волосы упали ей на глаза, она растерянно откинула голову, пытаясь сохранять достоинство… Анжелика злорадно захихикала. Это сцена напомнила ей вчерашнее унижение, и она всерьез посоветовала:

– Дай ты ей по морде, что стесняешься! Увидишь, начнет слушаться. Такие стервы все на один лад. Спорю, Игорь ее бил?

Может быть, Саша сперва и не собирался бить жену. Но упоминание о брате довело его до точки кипения. Удар вышел звонкий, и, видимо, достаточно болезненный. Лена задохнулась от шока и боли, закрыла глаза, стала хватать воздух губами. Саша изумленно смотрел на дело руки своей, потом вдруг заторопился, стал поднимать жену с пола, подвел ее к дивану, усадил. Анжелика презрительно прокомментировала:

– А, конечно. Слабая женщина. Только что после больницы. Где валялась, отравившись по поводу смерти любовника.

– Ну и злая же ты стала… – услышала она в ответ от обманутого мужа.

– Да, станешь злая! – возмутилась она. – Ладно, можешь говорить что хочешь, пусть я стала злая и пусть стану еще хуже, но знаешь, Сашенька, что я тебе скажу? Тебе другой бабы и не нужно. Тебе нужна эта. Она будет тебе наставлять рога, а ты просить прощения.

– Лика, принеси лучше воды, – ответил он. – Ей плохо.

– Тошнит, – сдавленнно проговорила Лена.

– Переизбыток яда, – Анжелика раздраженно выдохнула. – Гадючьего. Ты бы, Ленка, сама себя за руку укусила, чем таблетки лопать. Мгновенная смерть!

Но воды она все же принесла. Пока Саша отхаживал жену, Анжелика брезгливо за ним наблюдала. Наконец Лена стала дышать спокойнее, но выглядела неважно. Саша несколько нерешительно обратился к гостье:

– Слушай, мне неудобно тебя просить, но может, ты сейчас поедешь домой?

– Нет! – вдруг крикнула Лена, распахнув глаза и разом подавшись вперед. – Не оставляй меня с ним! Он меня убьет!

– И будет прав, – усмехнулась Анжелика. – Нет, милые мои, я никуда сейчас не пойду. Тем более что меня там могут ждать.

– Кто?

– Мой благодетель, – она указала на свои синяки. – Я боюсь.

– Ночуй у нас! – Лена едва не вцепилась в нее. – Я тебя прошу!

– Да иди ты! – возмущенно ответила Анжелика. – Тебе место в дурдоме. Ты его боишься? Да он младенец по сравнению с тобой. Не видишь, этот дурень тебя любит? Ох, меня уже саму тошнит от вас обоих… Скажешь ты, наконец, чего ради решила Игоря убить? Он что, бросил тебя?

– Нет. – Лена отвела от себя руки мужа, села без его помощи и растерянно пригладила волосы. Держалась она уже не так вызывающе, как вначале. Вид у нее был пришибленный, чуть ли не виноватый. Она могла бы вызвать жалость, но только не у Анжелики. Что касалось Саши – первый его порыв раскаяния уже прошел. Он молча смотрел на жену, ожидая ее ответа. Но она упорно молчала, разглядывая свои ногти с облезшим лаком, как будто ничего важнее и интереснее в эту минуту и быть не могло.

– Так что же? – настойчиво повторила Анжелика. – Как ты все это объяснишь? Ведь, когда он предложил тебе принять участие в убийстве, ты согласилась почти сразу!

– Да. – И это было все, что она сказала.

Тут не вытерпел Саша:

– Ты что, хочешь, чтобы мы тебя приняли за сумасшедшую? Или хочешь выставить нас полными идиотами? Тебе придется это объяснить!

– Я могу вообще ничего вам не говорить. – Лена не отрывала взгляда от своих рук. – Я ничего вам объяснять не буду. Я могу пойти в милицию и там все рассказать.

– Что? Что ты расскажешь? – воскликнула Анжелика. – Мы сделали столько же, сколько и ты! Вот дура-то! А меня вообще оправдали! Саш, я же затем тебе и звонила, чтобы рассказать! Сегодня у меня была очная ставка с официантками из «Ла Кантины»! Помнишь это сонное царство? И обе меня узнали!

– Серьезно? – оживился он. – Как же так? Я принимал все это за шутку…

– Эта женщина не шутила.

– Какая женщина? – Вопрос Лены остался без ответа. Анжелика поняла, что Саша так и не посвятил жену в подробности явившегося ниоткуда алиби. И самой ей тоже не хотелось что-то объяснять. Лена уловила это и встревожилась еще больше: – Какая женщина? О чем вы говорите?

– Ну, кому-кому, а тебе мы уже ничего не говорим, – отрезала Анжелика. – Ты сперва сама расскажешь все, как было. Почему ты согласилась?

– А что я должна была делать? – фыркнула Лена. – Дай сигарету!

Саша протянул ей сигареты, она жадно закурила, ее впалые щеки проваливались еще больше при каждой затяжке. Исчезая в облаке голубоватого дыма, она быстро, истерично заговорила:

– Вы мне сообщили такую новость! Обратились за советом! Так?! Что я должна была делать? Сказать, что сдам вас в милицию? За что? За слова? И вы бы испугались, если бы я так сказала, и, может, отложили бы это дело… А потом? Потом бы все равно его убили! Только я бы ничего от вас не узнала. И я согласилась. Да вы что. – Она махнула сигаретой, целясь в лицо поочередно то мужу, то Анжелике: – Вы что, в самом деле решили, что я бы вам помогла его убить?! Ну и смеялась же я, глядя на вас!

– Ты гляди, как она все рассчитала! – протянула Анжелика. – Не зря ты так хвалил ее блестящий ум! В конце концов она бы убила нас обоих вместо своего любимого Игоря!

Сигарета снова метнулась и указала Анжелике в переносицу: