Текст книги "Алмазы Цирцеи"

– Что вы, что вы! – поспешила к ней Елена. – Уже ночь, вы всех перебудите!

– Он там или нет?! – яростно обернулась к ней визитерша.

– Там, видите табличку?

– Плевала я на табличку! Откройте дверь, я должна туда попасть!

– Простите, этого нельзя. – Елена очень боялась, что та снова начнет стучать, и вместо приветливой улыбки у нее на лице появился нервный оскал. – А вы можете позвонить своему знакомому?

Женщина выхватила из сумки телефон, несколько раз нажала на клавиши, приложила его к уху и через десяток секунд поморщилась:

– Не отвечает!

– Я наберу номер люкса от портье. – Елена сделала шаг и остановилась: – А вероятнее всего, там никого и нет! Табличку могли повесить по ошибке! Наверное, ваш знакомый спустился в ресторан.

Она лукавила, желая успокоить излишне нетерпеливую гостью, которая могла поднять нежелательный шум в засыпающем отеле. Елена не собиралась упоминать ни об ужине, заказанном в номер бельгийским антикваром, ни о том, что табличка с просьбой не беспокоить появилась на двери люкса всего пятнадцать минут назад. Она набрала номер у стойки портье и убедилась, что никто не собирается снимать трубку.

– Увы. – Елена вернулась к женщине, все еще стоявшей у двери с поднятым сжатым кулаком, будто готовясь постучать. – Ваш знакомый ушел.

– Этого не может быть! – выдохнула та. – Он ждал меня!

– Быть может, зайдете еще раз утром, а пока оставите записку?

– Утром, утром… – пробормотала женщина. – Нет, исключено! Я должна забрать ящик сейчас.

– Ящик?

– Он привез для меня посылку, из Брюсселя. – Гостья впервые прямо взглянула на Елену, будто осознав, что та стоит перед ней. – Пожалуйста, помогите мне ее забрать! У меня есть на нее документы, вот!

Выхватив из сумки файл с бумагами, она взмахнула им перед самым лицом Елены.

– Я заберу ящик, в вашем присутствии. – Женщина говорила лихорадочно быстро, продолжая усиленно жестикулировать. – Я не могу, не собираюсь ждать! У меня тут рядом в переулке стоит «газель», и в ней ждут двое грузчиков. Оплата почасовая, а за ночное время дополнительная.

– Погодите… – Елена тяжело вздохнула, с тоской взглянув на номер, который уже сделался ей ненавистен. – Вы требуете невозможного. Как я могу выдать вам вещи из чужого номера?!

– Но это мои вещи!

– Чьи бы то ни было!

Она сама постучала в дверь и нажала ручку, просто по инерции. Таким образом дверь можно было открыть только изнутри. Чтобы проделать это снаружи, требовалось сперва вставить в прорезь замка карту.

– Давайте поступим так, – предложила Елена. – Я провожу вас в кафе, и вы там подождете вашего знакомого минут пятнадцать. Я, со своей стороны, постараюсь сделать все возможное, чтобы найти его. Он может быть в ресторане, в массажном кабинете, в сувенирном магазине… Если не найду, предпримем еще какие-нибудь меры.

Какие это могли быть меры, Елена не знала и желала лишь одного – успокоить излишне нервную гостью. Частично ей это удалось. Глубоко вздохнув, та спрятала в сумку бумаги и пожала плечами.

– Ладно, пятнадцать минут подожду. Не надо меня провожать. Где ваше кафе?

– На третьем этаже.

Когда за ней закрылись створки лифта, Елена вопросительно посмотрела на портье. Тот понял ее взгляд:

– Да я его вообще не видел. Он заселился до девяти.

– Надо бы к нему заглянуть. – Елена услышала свой голос как будто очень издалека. Она сама не могла поверить, что изрекает подобную ересь. Беспокоить постояльца, который вывесил требование оставить его в покое!

Однако Андрей Николаевич ничуть не удивился и даже поддержал ее:

– Конечно, надо. Вдруг ему плохо? Эта дамочка так туда колотилась, а он не услышал. Или его совсем там нет?

– Ключ взять у Никиты?

– У меня есть запасной. – Портье услужливо протянул ей заготовленную заранее карточку. Видя, что Елена колеблется, не решаясь взять ее, он подмигнул: – Никита – это лишний шум и лишние глаза. Если бы вы в ту ночь, когда напилась дамочка, обратились ко мне, скандала бы не было. Я умею таких приводить в чувство! До девяностого года пятнадцать лет отработал санитаром на «скорой»!

– Но вас той ночью не было на посту. – Женщина произнесла это без тени упрека.

Подойдя к двери люкса, она вложила карточку в замок и, увидев, как красный огонек сменился зеленым, нажала ручку. Елена вошла в номер, готовя про себя несложную английскую фразу, чтобы объяснить свое появление и извиниться. «Хотя, Вера сказала, антиквар говорит по-русски». В гостиной она сразу обратила внимание на массивный ящик, сколоченный из тщательно отшлифованных досок. Вид у него был внушительный, особенно благодаря большим сургучным печатям, наложенным по всем швам. На печатях значилось одно и то же, крупно выдавленное слово, вероятнее всего, фамилия: «Van Klaas». В гостиной горел верхний свет, а также торшер и оба бра над диваном. Было так светло, что Елена, привыкшая к неяркому освещению гостиничных коридоров, невольно щурилась, оглядываясь по сторонам.

«Он спит, а я буду выглядеть дурой и хамкой вдобавок, если сунусь к нему в спальню!»

И все же она заглянула туда, осторожно приоткрыв дверь. В комнате было темно и прохладно. Сквозь отворенную створку окна свободно лился ночной воздух и ровный гул вечернего города. Спустя полминуты Елена разглядела на двуспальной кровати большое темное пятно и скомканную кучу тряпья. Спящего человека там не оказалось.

– Извините, к вам пришла гостья, – все же сказала она по-русски, негромко, проверяя, в комнате ли постоялец.

«Тут никого нет. Бельгиец поужинал, переоделся и ушел гулять в город. Сегодня так тепло! С чего я взяла, что табличку на двери повесили прямо перед тем, как я на нее взглянула? Она могла качаться от сквозняка!»

Елена нащупала на стене выключатель и нажала клавишу. Вспыхнула люстра, и одновременно раздался короткий, придушенный крик. Женщина не сразу поняла, что кричала она сама.

Пятно оказалось размазанной, уже впитавшейся в желтый шелк скомканного покрывала лужей крови. Рядом с постелью, на ковре, ничком лежало тело мужчины. Колени были полусогнуты, одна рука подвернута под себя. Он как будто пытался встать, но в последний момент не смог этого сделать.

Она крикнула еще раз, уже оттого, что кто-то внезапно схватил ее за руку выше локтя. Обернувшись, Елена увидела портье. Тот неслышно подкрался сзади и теперь оглядывал спальню со смешанным выражением отвращения и любопытства.

– Во всех отелях бывают несчастливые номера, – наконец авторитетно изрек он. – Значит, здесь теперь тоже есть такой.

Глава 2

Портье действовал уверенно и деловито, словно ему было не в новинку находить в номерах трупы. Перейдя в гостиную, он набрал номер охраны отеля и коротко попросил подняться в люкс 617. Затем вызвал «скорую», причем Елена, все еще стоявшая на пороге спальни, слышала, как он сказал, что человек тяжело ранен и без сознания.

– Что вы говорите, Андрей Николаевич, – опомнившись, прошептала она. – Он мертв!

– Пусть это удостоверит врач. – Портье принялся набирать очередной номер. – Придется вызвать милицию.

– Боже мой! – Елена наконец оторвала взгляд от неподвижно лежащего тела. – А ведь та женщина, должно быть, ждет меня в кафе!

– Так бегите за ней! – Андрей Николаевич округлил глаза, показывая, что ему ответили.

Елена бросилась прочь из номера.

Женщина, так стремившаяся попасть в люкс 617, сидела в кафе на третьем этаже, уставившись в опустевшую чашку из-под кофе, будто пытаясь что-то прочитать в разводах застывшей гущи. Елена, стараясь не выдать душивших ее эмоций, подошла и негромко произнесла:

– Я за вами. Идемте наверх.

– Проснулся? – проворчала та, отодвигая чашку и поднимаясь из-за стола.

– Идемте, – уклончиво повторила Елена.

К счастью, женщина не стала ни о чем расспрашивать и торопливо направилась к лифту. Елена едва за ней успевала. Дверь номера была закрыта. Портье немедленно отпер на стук:

– Я пока один. Даже из охраны не подошли. Можно подумать, таракан сдох, а не человека убили!

– Что?! – Гостья, устремившаяся было к ящику, замерла и обернулась. – Кого убили?!

– Да вашего знакомого, – мрачно ответил Андрей Николаевич, явно не желая утруждать себя дипломатическими недомолвками. – Вон, в спальне лежит. Э, нет, туда нельзя! Я потом за это перед милицией буду отвечать!

Но женщина и не собиралась переступать порога спальни. Она замерла в дверях, прижав руки к груди, глядя на труп расширенными блестящими глазами. Елене послышалось, будто она что-то шепчет, но приоткрытые губы женщины оставались неподвижными.

– Ничего не трогайте! – предупредил ее портье. – И вы, Елена Дмитриевна, тоже! Кстати, как к вам обращаться?

Гостья, которой адресовался вопрос, не услышала его. На этот раз Елена точно различила, как та шепчет что-то невнятное. Она осторожно коснулась растянутого рукава ее свитера:

– Как вас зовут?

– Александра, – тихо, не глядя на нее, ответила та.

– Он ваш родственник?

– Нет… – Женщина закрыла ладонями лицо и с силой растерла его, будто пытаясь проснуться. Вид у нее был странный. Казалось, Александра мысленно общается с незримым никому, кроме нее одной, привидением. – Нет, – уже громче проговорила она, на шаг отступая от порога спальни и переводя взгляд на ящик с печатями. – Он мне никто. Я его даже никогда раньше не видела. Он просто курьер, доставил мне груз. Я должна была расписаться в получении, а оплатила эту услугу вперед, еще в Бельгии.

Александра внезапно заговорила быстро, будто торопясь покончить с неприятными вопросами разом. Портье слушал с интересом, Елена же поймала себя на том, что не очень доверяет этой женщине. «Она тараторит потому, что пытается что-то скрыть. И все время прислушивается, словно ждет подвоха! В одном она не солгала – на этого мужчину ей плевать. А вот напугана ужасно!»

– Сейчас приедет милиция, – сказала Елена, чтобы посмотреть на реакцию гостьи.

Та лишь пожала плечами. В номер постучали, и Андрей Николаевич впустил начальника охраны. Этот подтянутый отставной военный, вечно одетый в черный костюм и черную рубашку, как гробовщик, славился тем, что везде искал виноватых, даже если их быть не могло. Узнав, что в номере труп, Глеб Иванович изменился в лице и уставился на Елену с такой ненавистью, словно все случившееся было на ее совести.

– Почему посторонние в номере? – прошипел он.

– Я пришла за своей посылкой. – Подойдя к ящику, Александра демонстративно положила на него руку. – Заберу и уйду. Меня больше ничего не касается.

– Кто вас впустил?

– Я. – Елена с вызовом посмотрела на начальника охраны. – И я нашла труп.

– Кто к этому бельгийцу приходил?

Вопрос адресовался Андрею Николаевичу. Тот невозмутимо ответил:

– При мне – никто. Да и до меня никто. Мне сменщик сказал.

– Когда он заехал?

– Часов в восемь вечера.

– Это что получается, – начальник охраны взглянул на часы, – он и трех часов у нас не прожил?

– А мы здесь при чем? – резонно возразил портье. – К нам никаких претензий быть не может. У нас весь сервис на уровне. Я знаю только, что он ужин в номер заказывал. Да вон, пожалуйста!

И Андрей Николаевич указал на посуду, стоявшую на сервировочном столике. Елене бросились в глаза разбросанные по стеклянной столешнице ломтики жареной картошки, тарелка, испачканная белым соусом, пустая литровая кружка из-под пива.

– Ужин ему тоже привезли, когда работал сменщик. – Вероятно, чувствуя свою полную непричастность к случившемуся, портье держался почти развязно. – Так что если какие вопросы, то это к нему. Или официантов спрашивайте!

– Кто же его убил, если к нему никто, кроме официанта, не входил?

– Почему вы думаете, что его убили? – вмешалась внимательно слушавшая Елена. – Может, это самоубийство?

Она высказалась только из чувства противоречия, уж очень ее раздражал надутый вид начальника охраны. Глеб Иванович даже не находил нужным с ней здороваться, не считая новенькую важной фигурой. Неожиданно подала голос Александра:

– Это не может быть самоубийство.

– Вы-то откуда знаете? – мгновенно вцепился в нее портье. – Сказали же, что незнакомы с ним!

– Он прежде всего должен был передать мне груз, – отрезала та. – А уж потом, если захочется, покончить с собой.

– А может…

– Никаких «может»! – В ее голосе зазвучали металлические нотки. Эта женщина явно умела стоять на своем. – Видите печати на ящике? «Ван Клаас» – старинная европейская курьерская фирма, ей чуть не триста лет! Можно доверить все – от наличных денег до собственного ребенка, и они доставят в полной сохранности в любую точку мира! Неужели вы думаете, что они стали бы держать психически неуравновешенного работника?! И потом, – добавила она, будто про себя, – он ведь даже не успел получить от меня чаевые. Я обещала за срочность.

В дверь номера снова постучали. На этот раз явился милицейский наряд.

Один милиционер остался у входа, другой прошел в спальню, взглянул на тело и принялся переговариваться по рации. Александра настороженно наблюдала за ними, то и дело приоткрывая рот, готовясь что-то сказать, но тут же брала себя в руки. Елена видела, что ей не терпится вмешаться в происходящее, но она не решается.

– Кто его нашел? – тем временем поинтересовался милиционер, осматривавший тело.

– Я, – неохотно призналась Елена.

– Значит, останьтесь. Остальные пока могут разойтись.

Однако расходиться никто не пожелал. Начальник охраны высказался категорично – он останется здесь, пока не увезут тело. Это его прямой долг. Портье заметил, что он тоже нашел труп и потому желает давать показания. «Большая радость, нечего сказать!» – подумала Елена, которая с удовольствием уступила бы ему эту привилегию. Александра же не двинулась с места, охраняя свой ящик. У нее был вид собаки, стерегущей кость.

– Как хотите, а я пришла за своей посылкой и уйду отсюда вместе с ней, – заявила она. – Столько ее ждала, могу подождать еще немного!

Ждать в самом деле долго не пришлось. Вскоре явилась следственная группа. В спальне включилась камера, началась процедура осмотра. Приехал врач «скорой», но, мгновенно уяснив, что его присутствие не требуется, лишь мельком взглянул на тело, попросил кого-то из группы расписаться на бланке и исчез. Елена даже не успела его спросить, от чего умер бельгийский гость.

– Кто там открыл окно? – обратился к присутствующим выглянувший из спальни молодой мужчина в штатском.

– Оно было открыто, когда я нашла тело, – с готовностью откликнулась Елена.

– А почему вы вообще вошли в номер? Услышали какой-то шум?

– Нет, все было тихо. Просто к нему пришла гостья и не могла достучаться. – Женщина указала на Александру. – Я забеспокоилась, не случилось ли чего.

Она рассказала то немногое, что знала о постояльце номера 617 – когда он заехал в отель, заказал ужин, как вывесил на двери табличку с просьбой не беспокоить. Рассказала и то, что по ее мнению, табличку вывесили совсем недавно.

– Когда я взглянула на нее, она еще раскачивалась, а прямо перед этим мне померещилось какое-то движение в коридоре. Что-то мелькнуло, понимаете? Значит, дверь открылась, кто-то высунулся, и…

– Дверь открывается вовнутрь, – перебил ее портье.

– Что? – на миг растерялась женщина.

– Все двери номеров открываются вовнутрь. Говорите, что-то двигалось в коридоре, а ему даже высовываться было незачем. Потянул дверь на себя, повесил табличку на ручку и снова ее закрыл. Такое с поста скорее не увидеть, а услышать можно. Как замок щелкнул, например.

– А я ничего не слышала!

– Значит, и не было ничего. – Андрей Николаевич едва заметно подмигнул Елене, чем окончательно привел ее в замешательство. – Мне вот по ночам чего только не мерещится! Даром что здание новое. В таких тоже привидения водятся, еще как!

– Давайте о привидениях потом, – раздраженно перебил их следователь, совсем молодой, похожий на студента. Он как будто сознавал, что его вид не внушает почтения, и поэтому нервничал. – Значит, вы никого не видели возле этого номера?

Елена была вынуждена признать, что никого. Портье продолжал щуриться, словно намекая на связывающую их общую тайну. «Неужели этот идиот думает, что мне есть, чего бояться?!» Она с негодованием отвернулась. Следователь тем временем взялся за Александру. Ей пришлось отпустить свой ящик, достать из сумки паспорт и представиться по всей форме. Выяснилось, что Александра Петровна Корзухина является официальной представительницей нескольких крупных московских художественных салонов и галерей, членом Российского союза художников, а также дипломированным реставратором. Встреча, которая должна была состояться этим вечером в отеле, имела прямое отношение к ее работе.

– Я отыскала в Бельгии, на одном из небольших аукционов, деревянное резное панно, которое меня заинтересовало. Его неправильно назвали в каталоге, неверно датировали, оно находится в посредственном состоянии – за четыреста лет ни единой реставрации. Правда, это голландский черный дуб, от времени он не портится, его даже жучки не едят. Но перенести ему пришлось немало. В эпоху наполеоновских войн стоявшие в доме пьяные солдаты швыряли в него яйцами, например… Это только то, что мне удалось узнать.

Александра говорила крайне взволнованно, бессознательно ломая красивые белые руки. На ее лице попеременно отражались то радость, то страдание. Следователь тоже увлекся:

– Значит, в ящике то самое панно? Ему четыреста лет?

– Вот именно! Его настоящий создатель – знаменитый резчик по дереву Гаспар Ван Гуизий, современник Рубенса и Ван Дейка, а вовсе не безымянный ремесленник из Брюгге конца восемнадцатого века, как считают авторы каталога! Это целиком мое открытие, я даже думаю написать по этому поводу диссертацию!

– Предлагаю вскрыть ящик. – Следователь обернулся в сторону спальни, куда в это время как раз вносили свернутые носилки. – Вы там когда закончите? Как отснимите, увозите его сразу. Белье с постели, наматрасник, вещи, коврик – все забирайте. Опять куча барахла! – Он как будто жаловался кому-то невидимому.

Александра встревожилась:

– Вскрыть здесь? Сейчас? Это мне будет очень неудобно. Как я потом его опять упакую?! Панно ведь очень тяжелое…

– Ну, сейчас вам все равно никуда его увозить не придется, – возразил следователь. – Ящик будет приобщен к делу. Не трогайте его, кстати! На нем могли остаться отпечатки пальцев!

Александра отдернула руки и спрятала их за спину, как провинившаяся девочка. Ее лицо и впрямь приобрело детски несчастное выражение:

– Вы хотите сказать, что не отдадите мне панно?!

– Не беспокойтесь, если вы владелица – его передадут вам. Но не сегодня.

– Посмотрите на бумаги, оно мною куплено три недели назад! – Когда Александра доставала файл с бумагами из сумки, ее руки дрожали. – Вот свидетельство аукциона, вот квитанции – за оплату, за доставку, вот договор с курьерской фирмой, которая сотрудничает с аукционом… Упаковали панно и наложили на ящик печати при мне – вот справка об этом. Вот чек об уплате налога на покупку в странах Бенилюкса. Таможенная декларация, ее мне прислали по факсу, когда курьер пересекал границу… Кое-где копии с печатями, а подлинники – у курьера. Посмотрите в его вещах, он должен был их привезти!

– Мы самым внимательным образом осмотрим его вещи. Но давайте сперва удостоверимся, что ваше панно доехало в целости!

– Неужели вы думаете… – Александра задохнулась, не договорив.

– С виду ящик цел, но курьера застрелили. Уже поэтому неплохо бы убедиться, что он не был ограблен.

Откуда-то из-под локтя следователя вынырнул Андрей Николаевич, с почтительным видом протягивая гвоздодер. Когда он успел отлучиться из номера, где в считанные секунды раздобыл инструмент – для Елены осталось загадкой. Ей казалось, портье все время стоял рядом с ней. Она уже успела понять, что, хотя Андрей Николаевич был не самым большим ревнителем дисциплины и нередко заменял нудное ночное сидение на посту приятной беседой с сослуживцем в кафе, в шустрости и смекалке ему нельзя отказать. Несмотря на свои годы (портье было под шестьдесят), он порой проявлял мальчишескую прыть.

– Я сама! – Александра выхватила у портье гвоздодер. – Вы не понимаете, с чем имеете дело!

Закусив губу, женщина осторожно просунула плоский конец гвоздодера в зазор между тщательно пригнанными досками и нажала. Раздался треск сухого дерева. Эту операцию она повторила не менее десятка раз, обращаясь с крышкой ящика так осторожно, будто та сама по себе представляла большую ценность. Под конец Елене стало казаться, что художница вовсе не спешит открыть посылку. «Будто боится чего-то… Или не желает нам ничего показывать!»

Наконец ящик был открыт. Александра сбросила на ковер несколько слоев пузырчатого целлофана, оказавшегося под крышкой, сняла хрустящую вощеную бумагу и, слегка задыхаясь, представила зрителям свою покупку:

– Вот он, Ван Гуизий! Ах, если бы вы знали, как трудно было его найти, понять, что именно продается в качестве рядового, посредственного лота…

Елена молча разглядывала большое панно, размером примерно полтора метра на метр. С первого же взгляда она поняла, что перед ней значительное произведение искусства, хотя и не была опытным ценителем старинной фламандской резьбы по дереву. Ее восхитила тонкость работы. Все фигуры барельефа, вырезанного из темного дуба, поражали живостью и необыкновенным реализмом деталей. Сюжет остался для нее загадкой. В центре барельефа была изображена обнаженная молодая женщина – пышная, мощно сложенная и, как показалось Елене, не вполне трезвая. По ее круглым плечам рассыпались волны кудрявых волос, падавших до колен. Женщина задиристо и призывно улыбалась, ее хмельные глаза щурились от смеха. Красавицу окружало несколько неожиданное общество, а именно – стадо откормленных, под стать ей самой, свиней. Свиньи теснились к женщине, задирая пятачки. Резчик выполнил их так живо, что почти слышалось хрюканье. На заднем плане виднелся скалистый берег, покрытый лесом. За ним – море, и корабль, направлявшийся, судя по положению наполненных ветром парусов, прочь от земли.

– Н-да, сильная вещь, – неожиданно высказался начальник гостиничной охраны.

– Здоровенная какая! – с уважением присовокупил Андрей Николаевич. – Солидная! Такую не во всяком люксе повесишь… Разве что в ресторане или в главном холле, например…

Прослужив двадцать лет подряд в гостиницах, он привык все вещи оценивать по особой шкале. Так, про красивую чашку портье говорил: «Как из банкетного сервиза», а про привлекательную девушку: «Хорошая вышла бы горничная для люкса». Следователь откашлялся и спросил, сколько же стоит это панно? Он был почему-то подавлен видом творения Ван Гуизия и, казалось, безуспешно решал про себя некий трудный вопрос.

– Это можно видеть из бумаг. – Александра созерцала барельеф, скрестив руки на груди, ее щеки разрумянились от волнения и удовольствия. Она выглядела такой гордой, будто сама создала эту вещь. – Я заплатила на аукционе сто восемьдесят тысяч евро. Плюс налог на покупку, плюс курьерские расходы, итого мне оно обошлось около двухсот пятнадцати тысяч.

– Вы говорите, на аукционе произошла какая-то ошибка? Сколько оно на самом деле должно было стоить?

Александра кивнула, с симпатией взглянув на следователя:

– Вы все поняли, не так ли? Да, это мечта любого охотника за стариной, такого, как я. Найти уникальную вещь по цене рядовой. То, что я заплатила, – это обычная стоимость старинной резьбы по дубу, ничтожная сумма в сравнении с тем, во сколько сейчас ценится Ван Гуизий, да не какой-то обломок или фрагмент, а целое панно зрелого периода! – И, переведя дыхание, неожиданно погрустнев, женщина добавила: – Вот только жаль, покупала я его не для себя, а по поручению. У меня, увы, нет таких денег, какие потребовались. И в долг никто не дал, все знакомые сами сидят на бобах… Смешно и грустно! Я могла бы разбогатеть и всю жизнь бездельничать, а получу только комиссионные да плату за реставрацию.

– То есть вы не являетесь владелицей панно? – насторожился следователь.

– Увы, – повторила та. – Можете убедиться, в передаточном акте аукционного лота указано, что я приобретаю его по поручению третьего лица.

– Что это за лицо?

– Мой клиент.

– А подробнее?

– Подробнее не могу, – спокойно ответила художница. – Это коммерческая тайна.

Следователь рассердился и снова сделался похож на студента-практиканта.

Елена смотрела на него с тайным сочувствием, понимая, что ему приходится очень непросто. «Он тоже в своем деле новичок, – подумала женщина. – Но если сравнивать его ответственность и мою…»

– Меня-то лично ваши тайны не интересуют, век бы их не знать, – грубо заявил он, растирая щеку, на которой появилось красное пятно. – Но тут убили человека, который привез этому вашему таинственному клиенту панно за двести пятнадцать тысяч евро, а может, во много раз дороже. Так что придется вам все же отвечать на мои вопросы!

– Что ж, – поморщилась Александра, – значит, придется. Только, если можно, допрашивайте меня без свидетелей. А то тут раз, два… три посторонних человека.

В этот момент из спальни показались люди с носилками, на которых лежало тело, упакованное в плотный пластиковый чехол. Александра бросила на носилки беглый взгляд и отвернулась. Глеб Иванович засуетился:

– Только, прошу вас, потише, не шумите в коридоре! Это будет пятно на нашей репутации! Елена Дмитриевна, проводите их к грузовому лифту! А в номер – немедленно горничных, пусть все убирают, чтобы духу крови не было! Этот ящик, надеюсь, сегодня заберут? А вещи постояльца?

– Номер оплачен вперед на три дня, – вмешался портье. – Как быть?

– Мы не имеем права кого-то сюда вселять, пока не истечет этот срок, – решительно заявила Елена. – Убраться необходимо, но и только.

– У него вещей немного, всего один чемодан, – взглянул в свой блокнот следователь. – Мы его прихватим, конечно. Также заберем на экспертизу кое-какой текстиль из номера.

– Вернете? – поинтересовалась Елена.

– Обязательно. Только на химчистку не рассчитывайте. Меня вообще удивляет, что нам иногда выдвигают такие условия! – Он уязвленно пожал плечами. – Как будто у нас по совместительству можно вещички постирать!

– У меня этого и в мыслях не было, – заверила женщина обидчивого представителя закона и устремилась вслед за носилками, которые уже вынесли в коридор. Пока ожидали грузовой лифт, задержавшийся где-то внизу, подошли и остановились рядом постояльцы, которых она хорошо запомнила, потому что три дня назад помогала им оформить автобусную экскурсию по Золотому кольцу. Это была чета престарелых немцев. Мужу казалось на вид лет восемьдесят с лишним, жена, будучи заметно моложе, водила его под руку. Муж, как Елена успела выяснить в процессе общения, прилично говорил по-русски и, когда она сделала ему комплимент на этот счет, заулыбался и сообщил, что после войны четыре года провел в лагере для военнопленных в Армении, где строил цементный завод.

– Кто-то умер? – спросил старик, осмотрев носилки.

– Да, – неохотно ответила Елена. – Такая неприятность.

– А мы с женой слышали какой-то шум за стеной. Это не наш сосед?

Двери подошедшего лифта бесшумно открылись, мужчины с носилками вошли в него и, не дожидаясь Елены, нажали кнопку. Да она и не собиралась ехать вниз, сопровождая труп, рассудив про себя, что вынесут его все равно к тому выходу, где остановилась приехавшая за ним машина. Немцы также остались на этаже, с любопытством глядя на «фрау администратор», как они ее называли.

– Ваши номера правда граничат, – согласилась Елена. – А когда вы слышали шум?

– В десять часов. – Старик высвободил руку, продетую под локоть спутницы, и сдвинул вверх рукав пиджака, обнажив жилистое запястье, покрытое вздувшимися синими венами, и массивный золотой браслет на нем. – Да, в десять. Я еще тогда взглянул на часы и подумал, что у нас появился сосед. До этого там ничего не было слышно.

– А что за шум? – все больше заинтересовывалась Елена. Она припомнила, что в десять сама была неподалеку от номера 617 и не слышала ровным счетом ничего! Правда, ей пришлось все время говорить по телефону…

– У нас была открыта дверь на балкон. Поэтому я услышал, как у соседа за перегородкой что-то происходит. Как будто дергали или чинили заевшую ручку на балконной двери или на окне. Потом что-то лязгнуло, хлопнуло, и сразу же в комнате упало что-то тяжелое – мебель опрокинули или чемодан.

– Окно… – пробормотала Елена. – Да, окно в спальне было открыто. Послушайте, вам нужно пообщаться со следователем. Понимаете? Там сейчас находится следователь. Вашего соседа, туриста из Бельгии, убили.

Немец быстро заговорил, обращаясь к жене, не понимавшей по-русски ни слова, а только с благожелательной улыбкой кивавшей в такт их беседе. Та встревожилась, а он снова повернулся к Елене:

– Многоуважаемая фрау, мы уезжаем. Нас внизу ждет такси, наши вещи уже там. Мы опоздаем на самолет.

– Что ж, я все равно передам следователю ваши слова, – развела руками Елена. – Думаю, он мне поверит.

– Конечно, ведь вы лицо, имеющее власть, – убежденно ответил немец. – И позвольте пожелать вам всего лучшего на прощание. Я уже больше никогда не приеду в Россию, я знаю это.

Его жена, переставшая улыбаться с того момента, как испугалась, что их задержат, тянула мужа к вновь открывшимся дверям лифта. Пара вошла туда, немец одарил Елену белозубой фарфоровой улыбкой, и они уехали. Женщина вернулась в номер.

Там тем временем разгорался скандал. Александра с перекошенным лицом громко говорила по телефону, то оправдываясь, то начиная ругаться, то протягивая трубку следователю, который каждый раз делал отрицательное движение рукой. На его щеках и даже на шее, видневшейся из-под расстегнутого ворота рубашки, горел уже целый выводок красных пятен. Казалось, он внезапно заболел какой-то детской болезнью, вроде краснухи или скарлатины. Начальник охраны топтался в спальне, давая ненужные советы членам следственной группы, упаковывавшим испачканные кровью вещи. Портье исчез, как всегда, бесшумно и бесследно. Елена дала бы руку на отсечение, что он уже обосновался в своем любимом кафе на третьем этаже и вовсю сплетничает о свежем происшествии.

– А вы им это объясните сами! – зло шипела Александра в трубку. – Они не желают отдавать мне панно! Я ни за что тогда не отвечаю, ни за что! Может, они засунут его в сырой подвал, и когда отдадут, оно уже будет заражено грибком! Не знаю на сколько! Не знаю! – Она снова протянула трубку следователю: – Да послушайте, что вам говорят! Это не последний человек, известный деятель культуры, между прочим! Вам не зазорно бы пойти ему навстречу!

Тот внезапно сдался и, взяв трубку, сквозь зубы представился. После он в течение двух минут молча слушал чей-то голос, такой громкий, что Елена, стоя в нескольких шагах, иногда различала отдельные слова. Выражение лица у парня было кислое, и когда он наконец заговорил, его голос звучал сдавленно: