Текст книги "(не)запланированная любовь"

Глава 7

― Ксюша.

Гулкий, беспокойный голос доносится до моего слуха, словно с другого конца пустого больничного коридора, но его обладатель сидит передо мной на корточках и не бросает попытки достучаться.

– Ксюша, как ты? ― поместив мои маленькие, ледяные руки в свои громадные и слегка шершавые ладони, Артем потирает подушечкой большого пальца тыльную сторону, задевая костяшки. ― Ты слышишь меня?

Я хочу отозваться, правда, дать сигнал, что ловлю каждое слово, однако тело непослушно, конечности будто налиты свинцом и неподъемны. Пошевелить кончиком пальца для меня равносильно тяжкому испытанию. От пронзительного холода не спасают утешающие и теплые объятия подруги. Катя ни на минуту не отходила от меня с момента, как мама потеряла сознание и до сих пор, когда мы сидим, прижавшись плечом к плечу, в коридоре региональной государственной больницы в ожидании появления врача.

Я невольно прокручиваю в голове кошмарный сценарий поездки в машине скорой помощи. Образы напрашиваются неясные, окутанные густым белесым туманом полубессознательного состояния, из которого мне не хватает моральных сил выкарабкаться.

– С твоей мамой все будет хорошо, ― заверяет Артем.

Я фокусирую на нем безжизненный взор. Изучаю с безмолвной благодарностью брутальные черты лица, поцелованного солнцем, и проникаюсь завистью к безукоризненному внешнему виду, нетронутому утомленностью. Высокий лоб, ровный классический нос, надвинутые широкие брови придают выразительность миндалевидным, проницательным глазам. Даже с растрепанными блестящими волосами цвета воронова крыла и в небрежно расстегнутой на несколько пуговиц рубашке он пленяет.

Генетика не скупилась на дары, наградив сыновей четы Золотовских выдающимися данными.

Выворачивающим наизнанку взглядом Артем пробивается сквозь мою агонию и тьму, крепче сжимая пальцы.

– Она справится, ― озвучивает мне самое желанное, как нечто непреложное, само собой разумеющееся. ― О ней позаботятся. Я проконтролирую. Но ты должна пообещать мне, что не впадешь в отчаяние. Хорошо?

Я готова рассмеяться.

Пару дней назад я думала о том, чтобы свести счеты с жизнью из-за непереносимой боли разбитого сердца. Уже сегодня случившееся с членом моей семьи вытеснило из мыслей страдания по Максиму Золотовскому и тому, что мы так и  не поженились после трех лет чудесных отношений. А его объявившийся спонтанно старший брат, с которым у нас не заладилось с первых минут знакомства, сражался за жизнь моей мамы до приезда докторов и сопровождал нас с Катей в пути к госпиталю.

Как единственный из нас троих свободно говорящий на местном языке, он вел переговоры с медсестрой в приемной, другими работниками больницы и непосредственно с кардиохирургом, принявшим ответственность за спасение поступившей пациентки. Артем так же заполнил все необходимые документы, вернулся в особняк за сменной одеждой для меня и Кати, поскольку понимал, что я под дулом пистолета не сдвинусь ни на шаг и тем более не покину лечебного учреждения, пока не удостоверюсь, что опасность миновала.

В то время как я, словно истерзанная и загнанная в ловушку птица, билась в истерике и рвала на себе волосы, страшась за жизнь мамы, он воплощал собой непоколебимую, неподвластную катастрофам опору. Демонстрируемая им картинка рассудительности и спокойствия действительно оказывала положительный эффект на эмоциональную нестабильность, убаюкивала внутреннюю бурю.

В голове абсолютная дисгармония. Я ненавижу Артема за то, что он намерен буквально выкупить мою свободу (хотя в сложившихся обстоятельствах это перестает иметь какое-либо значение), и бескрайне благодарна ему за своевременно оказанную помощь маме. Остается верить и молиться, что она переживет инфаркт.

Прошло несколько часов, а двери операционной по-прежнему закрыты. За ними моя мамулечка совсем одна, а я ни на что не годна, чтобы облегчить ее состояние. Даже рядом быть не могу! Все, что мне нужно, просто держать ее за руку, чтобы она открыла глаза и произнесла мое имя, назвала дочкой.

Катя начинает ерзать сбоку, притягивая к себе руку, которой обвивала мои плечи.

– Куда ты? ― спрашиваю я осипшим голосом.

Она выпрямляется, поднимает руки над головой и потягивается, разминая затекшие мышцы спины и шеи.

– Поищу кафетерий, ― глядит на меня сверху вниз со слабой улыбкой. ― Я проголодалась, а ты?

Я мотаю понуро опущенной головой.

– Кофе? ― уточняет она.

– Ничего не хочу.

– Присмотри за ней, ― моя лучшая подруга смотрит на Артема, неловко переступая с ноги на ногу. ― Пожалуйста.

Тот кивает и занимает ее место, присаживаясь рядом. Близко. Слишком близко ко мне. Прижимается бедром к моему бедру, прогоняя дрожь по ноге, и прислоняется к спинке больничной скамьи. Я провожаю взглядом отдаляющуюся фигуру Кати, а мое дыхание непроизвольно делается поверхностным от ощущения пристального внимания со стороны нового соседа по лавочке.

Если бы не он…

Я испугалась, растерялась, не сумела помочь маме.

– Спасибо, ― щебечу слабым голосом, ловлю его бездонный, жгучий взор, сконцентрированный на моих еще влажных глазах. ― Я всем тебе обязана, ― «и даже собственной свободой, если продолжит настаивать на том, чтобы отнять ее?» выстреливает тревожная мысль. ― Я покрою все расходы за мамино лечение. Только… кхм, мне понадобится время, чтобы… ― нервно заламываю пальцы, подбирая менее обидную формулировку обозначения своей бедности, ― чтобы…

– Нет, ― категорично отрезает Артем, избавляя меня от необходимости мямлить перед ним. ― Отчасти моя вина в том, что мы оказались здесь. Я не должен был поддаваться эмоциям и выяснять отношения в присутствии твоей матери. Я искренне сожалею, Ксюша.

Кто же ты такой на самом деле, Артем Золотовский?

Почему так быстро меняешь маску мерзавца на доблестного рыцаря?

– И все же… ― не унимаюсь я.

– Разве сейчас подходящее время, чтобы переживать о финансах?

Он прав, только я не угомонюсь. Не люблю оставаться в долгу и непременно расплачусь с Артемом. Когда мы вернемся с мамой и Катей в Москву, я устроюсь на подработку, или даже две, если повезет, чтобы потихоньку выплачивать ему долг.

Но замуж за него не выйду.

К счастью, он об этом не заикается.

***

Я жалею о том, что в школьные годы выбрала изучение английского языка вместо французского. Тогда бы могла без труда разобрать неторопливую, плавную речь доктора, спасшего жизнь маме. Приземистый, некрупного телосложения и с явно виднеющейся проседью волос мужчина ведет разговор с Артемом, а тот вкратце пересказывает мне реплики кардиохирурга.

– На данный момент опасность миновала, но существует риск возникновения рецидива и ухудшений, поэтому необходимо пронаблюдать твою маму несколько дней здесь, чтобы исключить угрозу для стабилизировавшегося состояния.

Миниатюрный француз, у которого голова непропорционально больше туловища, очевидно не понимания ни слова из того, что Артем говорит мне, активно кивает и вежливо улыбается нам. Затем продолжает вводить в курс дел, а все, что остается мне, внимательно следить за меняющейся мимикой на лице старшего брата Максима. В целом он излучает флегматичность, только периодически опускает взгляд к часам ― дорогой винтажной модели швейцарского бренда. Эксклюзивная работа, вне сомнений. Я немного разбираюсь в этом, поскольку у Максима есть скромное хобби: коллекционировать нескромные наручные аксессуары.

Они ведут беседу еще какое-то время. По заверению Артема врач излагает детали предстоящего лечения для восстановления работы сердечно-сосудистой системы, общего укрепления физических показателей, подготовки мамы к нагрузкам, и дает рекомендации по улучшению и ускорению адаптации ее организма к новым условиям.

Я чувствую себя чудовищно жалкой, потому что в силу отсутствия медицинских знаний мало что понимаю… даже элементарно с доктором поговорить не способна. Если бы рядом не оказалось Артема, что бы я делала?

– Спроси, могу ли я навестить ее? ― осторожно потянув брюнета за рукав его рубашки, возвожу умоляющие глаза к его сдержанному лицу.

Он кратко кивает, отворачивается к низкому мужчине и переводит мой вопрос на французский.

– Oui, bien sûr,* ― напрямую ко мне обращается врач и расплывается в подбадривающей улыбке. Поворачивает голову в сторону Артема и что-то добавляет.

– Он говорит, что твоя мама сейчас спит, и ты можешь пойти к ней.

Я так стремительно делаю вдох, одним глотком набрав полную грудь воздуха, что начинает кружиться голова.

– Я только хочу увидеть ее.

Мне первостепенно важно дотронуться до мамы, почувствовать тепло ее руки, увидеть своими глазами, что показатели на приборе жизнедеятельности стабильны, и она дышит.

На дрожащих ногах из зала ожидания я добираюсь до хирургического отделения на пятый этаж ― предпоследний, где размещают пациентов. Артем оставляет меня, чтобы сопроводить доктора в неизвестном направлении.

У меня все внутри переворачивается, сжимается и замирает, когда я открываю дверь, делаю маленькие, боязливые шаги вглубь одноместной палаты с белыми стенами, потолком и полом. В центре стоит кровать, меняющая положение с помощью пульта управления, а на ней лежит мама, переодетая в медицинскую сорочку, с воткнутым в вену катетером. По трубке, тянущейся к инфузионному устройству, течет прозрачная жидкость.

Она совсем не реагирует на звук моего голоса, не просыпается, как бы ни звала, и это к лучшему, потому что, не выдержав наплыва эмоций, я вновь ныряю в этот ураганный вихрь и лью слезы, прижавшись щекой к ее неподвижной руке.

Так и засыпаю с ощущением маминой теплоты, и меньше всего мне хочется, чтобы кто-то нас тревожил. К сожалению, это становится неизбежным, посторонние звуки буквально выталкивают меня на поверхность сознания, и я смаргиваю остатки дремоты, чтобы разглядеть виновника своего пробуждения.

По палате из стороны в сторону плавно расхаживает Артем, уткнувшись в мобильный телефон. Спросонья мой взгляд задерживается на его грациозной, широкоплечей фигуре чуть дольше, чем следует по правилам приличий. Пропорции мужского тела эталонны, и строгая одежда в виде классических черных брюк, обтягивающих крепкие бедра, в сочетании с белоснежной рубашкой с закатанными по локоть рукавами наилучшим образом подчеркивает все достоинства.

Судя по всему, он не подозревает, что своим передвижением прервал мой сон. На размещенном в углу комнатки стуле, свесив голову, сопит Катя, и плевать она хотела на приглушенные чужие шаги.

– Долго я спала? ― протирая кулаками глаза, шепотом спрашиваю у Артема.

Брюнет отвлекается от экрана черного глянцевого смартфона, чтобы наградить меня длинным, изучающим взглядом.

– Около трех часов.

Я удивленно приподнимаю брови.

– Ты был здесь все это время?

– А где мне, по-твоему, быть?

Дома, наверное. Со своей семьей. Но уж точно не помогать бывшей невесте своего брата разбираться с ее проблемами.

Я пожимаю плечами и наклоняю голову вниз, надеясь уберечь от упрямо покоящегося на моем лице взора проявившийся румянец. Тепло на щеках усиливается, стекает по шее и добирается до груди, что-то взволновав во мне. Я краснею пуще прежнего, испугавшись, что предательски громкое сердцебиение коснется слуха Артема. Но это невозможно. Между нами внушительное для этого расстояние.

– Спасибо, что не оставил нас, ― я полушепотом благодарю его и прикусываю губу, прикидывая, сколько раз мне еще предстоит выразить признательность этому человеку, чьи поступки противоречивы и сбивают с толку.

– По правде говоря, мне нужно уехать.

– О… да, конечно.

– Ты справишься здесь?

Нет. Да. Не уверена.

– Справлюсь, ― пытаюсь в первую очередь убедить в этом себя.

В конце концов, я не останусь одна. Со мной Катя, и на случай, если понадобится контактировать с медперсоналом, можно воспользоваться одним из сайтов языковых онлайн-переводов, пусть это и весьма сомнительно…

– Или отвести вас, ― Артем кивает на мою спящую подругу, ― домой?

– Нет. Я не брошу маму.

Он чешет над бровью и метает взгляд на экран телефона после короткой вибрации.

– О твоей матери позаботятся, ― бормочет, быстро печатая кому-то текстовое сообщение. ― А тебе не помешало бы отдохнуть, выспаться.

– Здесь мне вполне комфортно.

– Уверена?

– Спасибо тебе за все, что ты сделал. Правда. Огромное спасибо, ― говорю я от всего сердца, складывая руки в молитвенном жесте на уровне груди. ― Но я не собираюсь садиться тебе на шею и…

Артем вдруг мягко смеется, отстраняя от лица телефон.

– Разве будущие супруги не должны поддерживать друг друга в трудные времена? Знаю, брак будет считаться фиктивным, но я, чтобы ты знала, не какой-нибудь бесчувственный монстр. Не исключаю, что у тебя все же сложилось обо мне подобное мнение.

У меня исчезает дар речи.

– Конечно, ― дальше рассуждает он, ― я надеюсь, ты пойдешь мне навстречу, и все у нас сложится удачно. Я рассчитываю на то, что мы станем союзниками, а не врагами.

Я размыкаю и смыкаю рот в тщетных попытках вымолвить хоть что-нибудь и столбенею наверняка с нелепым выражением лица. Ступор прочно держит мое тело в леденящем плену, и я совершенно обездвижена, когда Артем пересекает палату. Приближается ко мне вплотную и покровительственно опускает тяжелую ладонь на макушку.

– Обдумай мое предложение как следует, ― произносит вкрадчивым басом, ласковым движением скользит по затылку и останавливается, спустившись до задней стороны шеи. Слегка сжимает руку, призывая взглянуть на него. Я подчиняюсь, сама того не ведая. ― У меня нет к тебе плохих намерений.

– Как я могу поверить в это? Не обязательно было требовать от Максима бросать меня…

Артем нежно обхватывает пальцами мой подбородок и прожорливо смотрит на мои губы.

– Обязательно, Ксюша.

– Ты обошелся очень жестоко по отношению ко мне.

– Жестоко, согласен. Но ты бы сгинула вместе с моим братом, не вмешайся я. Я сделал выбор в пользу меньшего из двух зол.

– А у меня этот выбор отнял, ― выпаливаю огрубевшим тоном и резко отвожу голову в сторону. Артем сжимает пальцы, которыми касался меня, и убирает их подальше. ― Из-за какого-то карточного долга. Или… Скрываешь его очередной темный секрет?

Я готова. Черт возьми, пусть вывалит все, что ему известно про Максима.

– Расскажи.

Артем отстраняется на шаг.

– Не могу.

Я соскакиваю на ноги.

– Я имею право знать. Я должна знать. Пожалуйста, хватит уже мучить меня недосказанностью! ― кричу на брюнета шепотом. Краем зрения замечаю шевеление Кати и пытаюсь обуздать запальчивость, клокочущую между ребер. ― Хочешь получить мое доверие и согласие на брак? Тогда будь предельно честен.

Артем изумленно моргает.

– Ты игнорируешь возможность получить одиннадцать миллионов евро в пользу ответа на вопрос, что натворил Макс?

– Да.

– Господи… ― он со вздохом качает головой и сжимает пальцами переносицу. ― Ладно. Позже мы поговорим. Мне пора.

Артем разворачивается и выходит из палаты.

_________________________________________________________________________

― Oui, bien sûr,* ― «Да, конечно».

Глава 8

― Тебе правда ничего больше не нужно? ― в сотый раз за сегодняшний день я прикладываюсь губами к маминой руке и таю, видя ее тусклую, ласкательную улыбку.

– Мне нужно, чтобы ты побеспокоилась немного о себе, Ксюшенька. Я в порядке.

Я яростно мотаю головой, понимая, к чему она клонит: чтобы я отлепилась от нее и пошла заниматься своими делами, как ни в чем не бывало.

– Хорошо поешь, выйди, прогуляйся немного, ― наказывает мягко, безрадостно вздыхая в ответ на мое непобедимое упрямство. ― Погода великолепная. Грех не насладиться солнышком, ― она не прекращает соблазнять меня картинкой, рисующейся за пределами балконной балюстрады.

Двери на просторную лоджию распахнуты, впуская в спальню теплый ветерок, игриво колыхающий белую ткань тюля. Небо над особняком, роскошным садом и маковым полем поблизости безбрежно-голубое, бесконечно-прекрасное. Погодные условия идеальны для того, чтобы устроить прогулку по живописным угодьям французской деревушки.

– Поправишься, и мы погуляем вместе, ― я поправляю подушку, подложенную под мамину голову, и приглаживаю торчащую прядку, упавшую на ее изнеможенное пережитым физическим стрессом лицо. Щеки впали, и блеск ушел из глаз, но она по-прежнему самая красивая и невероятная женщина.

Маме разрешили покинуть больницу спустя три дня. Артем нанял медицинского специалиста, который сопровождал нас в дороге до особняка, и на время заключительной части реабилитации будет проживать на территории арендованных владений, чтобы наблюдать за ее здоровьем.

– Брат Максима не возвращался? ― блекло и настороженно интересуется она.

– Нет, мам, ― я надежно прячу под покровом ложного безразличья разочарование, используя небрежную интонацию.

Мы не виделись со дня нашего последнего разговора в палате. Артем без объяснений и предупреждений как сквозь землю провалился… вслед за своим братцем. Видимо, не такие уж они и разные. Не то что бы я сгорала от желания увидеться с ним. Вовсе нет. Отчасти я счастлива возникшей «отсрочке», однако чем больше времени у меня появляется на раздумья, тем прочнее становятся узлы в моем клубке сомнений и вопросов.

Мамину транспортировку из больницы обратно в Живерни организовал личный помощник Артема, представившийся Андрэ. Чистокровный молодой француз, складно разговаривающий по-русски и неплохо ладящий с супругами Золотовскими, с которыми я старательно избегаю встреч. Тем не менее, для того чтобы на мою просьбу ответить, когда вернется его босс, он не сумел подобрать подходящих слов. Либо не захотел и вертко обошел эту тему стороной.

– Не думай о плохом, ― я поднимаюсь с кровати и целую маму в лоб. ― Я спущусь вниз, быстренько перекушу и вернусь к тебе.

– Не торопись, милая. Я собираюсь немного поспать.

Перед уходом я включаю увлажнитель воздуха, посылаю с десяток воздушных поцелуев и лишь после того, как до моего слуха долетает смущенный мамин смех, я ухожу. Но едва ли успеваю выйти за дверь, нарываюсь на мчащийся ураган в лице моей лучшей подруги. Испугавшись ее поистине сверхзвуковой скорости, на которой она несется по широкому коридору в направлении лестницы, я пошатываюсь и прислоняюсь спиной к стене.

– Прости, Одуванчик, ― запыхаясь, молвит Катя. ― Не заметила тебя.

– Куда ты несешься? ― ее растрепанный, раскрасневшийся вид провоцирует у меня улыбку.

– Надо, там… дело… кое-какое.

– С каких пор у тебя появились от меня секреты? ― я обращаюсь к ней с шутливым упреком и улыбаюсь шире, наблюдая за тем, как на ее щеках расцветает пунцовый румянец.

– Нет никаких секретов, ― она выпячивает нижнюю губу, поправляет длинные, свободно ниспадающие локоны, затем перемещает чуть подрагивающие тонкие пальцы к белому топу в корсетном стиле и поправляет декольте. Явно взволнована чем-то… или кем-то.

– Врешь и краснеешь.

– Уф, ― чересчур громко вздыхает Катя и всплескивает руками. ― Я… пытаюсь перехватить Андрэ, но он как тень ― всегда на виду, и за ним невозможно не угнаться!

Мои брови медленно ползут вверх.

– Ты положила на него глаз?

– Нет! ― шикает на меня, раскрасневшись до помидорного оттенка. ― Я не влюбилась. Не смеши, Ксюнь. Между прочим, ради тебя стараюсь.

Я скрещиваю руки на груди, кивая с готовностью послушать ее увлекательное объяснение.

– Вот как. Любопытно узнать, как ты связала в одной упряжке меня и подосланного Артемом француза.

– Ты только что ответила на свой вопрос, ― Катя поднимает вверх указательный палец. ― Из-за Артема. Андрэ ― его глаза и уши. Смекаешь, к чему я клоню?

– Не совсем.

– Сближусь с Андрэ, и нам будет легче подобрать ключик к тому, что творится в голове у Артема. Придется поднапрячься и применить все свое обаяние, чтобы разболтать Андрэ, но ты не бойся, я справлюсь. Влюбилась… скажешь тоже, ― Катя фыркает и вновь дотрагивается до своего топа. ― Тебе отлично известен мой нрав. Я не из тех, кто бросается в омут с головой и теряет разум от взгляда с поволокой первого встречного иностранца. Сейчас я руководствуюсь важной целью.

– Моя спасительница, ― я притягиваю ее к себе, заключая в железные объятия.

– Верно. Твоей спасительнице нужно бежать. Я видела Андрэ в саду. Не хочу разминуться с ним.

Катя выпархивает из кольца моих рук, за пару секунду набирая прежнюю баснословную скорость, и сопровождает спуск по лестнице грохотом. Твердит, что Андрэ ей безразличен, но видела бы она себя со стороны и то, как ее очи сверкали, словно бриллианты, азартом и предвкушением.

Я бреду к кухне с закравшейся в сердце эфемерной тоской по эйфории, лучезарной и согревающей все естество, которую вызывал во мне Максим. Катя своим поведением напомнила об этом. В начале наших отношений и до недавних пор я не ходила по земле, а парила над ней, окрыленная возникшими сильными чувствами. Я упала, разбившись вдребезги, и теперь заново учусь ходить, привыкаю к тому, что в сердце царит зыбкий холод. Новые чувства, тревоги вытесняют Максима. С каждым днем я отдаляюсь от нашего рая все дальше и дальше без малейшего представления о том, какой будет моя жизнь.

Действительно ли мне необходимо знать ответ на вопрос, почему Макс ушел? Стоит ли оно того, чтобы расплатиться за правду своей независимостью? Чего я добьюсь для себя этой погоней за неизвестностью?

Единственная вещь, не вызывающая у меня сомнений, это твердое желание выпить чашечку свежемолотого кофе. Но я не единственная, кто думает о напитке, и сталкиваюсь на кухне с отцом братьев Золотовских.

Александр Сергеевич отворачивается от кофемашины, заслышав мои шаги.

– Погоди, дочка, ― окликает меня. ― Не уходи, Ксюша. Позволь мне извиниться перед тобой.

Упрямо держа свой рот плотно сомкнутым, я встаю к главе злополучного семейства спиной с намерением проигнорировать его вежливую, выстраданную просьбу, однако что-то мешает уйти.

– Пожалуйста, присядь, и мы поговорим.

Уважение к этому статному, рассудительному мужчине. Вот что не дает сорваться с места и умчаться как можно дальше. Я доверяла ему и во многом полагалась, и мне не позволит совесть бессердечно отнестись к раскаивающимся ноткам в голосе Золотовского-старшего.

Да. Мы должны поговорить. Бесконечная беготня от затруднительных тем и ситуаций не приведет к прогрессу. И, честно говоря, мне очень некомфортно существовать в условиях, господствующих в доме. Напряжение сгущается с каждым днем, и если это не прекратить, боюсь, мы необратимо отдалимся, сохранив в сердцах недоговоренность, которая будет медленно и болезненно глодать.

– Спасибо, ― искренне благодарит Александр Сергеевич, когда я прохожу вглубь кухни, приближаюсь к «острову» и сажусь на высокий стул. Он ставит передо мной красивую емкость с ароматным аравийским напитком, располагается напротив и мешкает начать.

Я терпеливо жду, пока он соберется с мыслями, вижу, что это для него непросто. Моя боль не эпицентрична, и душевные переживания родителей Максима столь же значительны и велики. Мои ожидания предал жених, а их ― сын.

– Прежде всего, я хочу принести извинения. Не за Максима. За нас с Лизой. Мы промолчали, когда Артем завел разговор о фиктивном браке, ― Александр Сергеевич сдвигает к переносице широкие, изогнутые брови, и испускает протяжный, подавленный вздох. ― Мы растерялись… Я растерялся, а это состояние настигает меня крайне редко, ― невеселому смешку сопутствует виноватый взгляд. ― Ксюша, я не согласен с решением моего сына. Проклятье, с решениями обоих сыновей. Они поступили бесчестно с тобой.

Я берусь двумя руками за чашку и потихонечку отпиваю кофе, используя фарфоровый сосуд как прикрытие от неломкого, негодующего взора Золотовского-старшего.

– Не во власти Артема требовать от тебя брать ответственность за убытки, которые мой бизнес понесет из-за проблем с Максимом, ― твердит он грозно и сжимает пятерню в жесткий кулак. ― Я побеседую с ним. Ты не выйдешь за него замуж против своей воли. Обещаю, дочка. Мы с Лизой на твоей стороне.

Александр Сергеевич разжимает кулак и переворачивает руку раскрытой ладонью вверх, тянет ко мне с печальным, тягостным ожиданием, что я вложу в нее свою. Пребывая в раздрае, я колеблюсь. Будет проще забраться обратно под панцирь, продолжая томить непроработанные обиды, чем найти в себе смелость понять и простить.

– Ну же, дочка. Не держи на меня зла.

Слова обезоруживают.

Я сдаюсь, встаю со стула и подбегаю к Александру Сергеевичу, чтобы угодить в его широкие, родительские объятия.

– Какая душещипательная картина нарисовалась.

Непредвиденное присутствие Артема, сухо прокомментировавшего наше примирение, выбивает из колеи. Я отстраняюсь от Золотовского-старшего и, вылупив глаза, взираю со смесью шока и раздражения на темноволосую пропажу. Объявился нежданно-негаданно и ухитряется водить по нам скептическим взглядом!

Мое взбесившееся сердце начинает отдавать в горло, во рту моментально пересыхает. Реакция на появление Артема пугает меня. Что за черт?! Я бы и рада больше никогда его не встречать!.. Честно. А волнение… это сумасшедшее волнение, стопорящее процесс генерирования мыслей, вызвано тем, что Артем неожиданно исчез с радаров, пообещав перед этим расставить, наконец, все точки над «и», и так же неожиданно возник весь такой разодетый с иголочки в деловом стиле.

– Надо поговорить, сын, ― Александр Сергеевич, поправляя ворот кашемирового пуловера, посылает Артему зрительный вызов, буравя гордое выражение лица брюнета.

– Да, но говорить буду не с тобой.

Артем делает резкий кивок в мою сторону, намекая на безотлагательность его заявления.

Плотный комок нервов, остро пульсирующий над желудком, разрастается до невероятных размеров и давит на органы. Паника выстреливает в мозг, проникая в нейронные соединения, и рассасывается в затылке тупой болью.

– Все в порядке, ― бормочу Александру Сергеевичу, когда он выходит немного вперед, заслоняя меня от своего сына.

Золотовский-старший награждает меня в ответ несогласным взглядом, однако отступает. Я следую за Артемом по коридору через гостиную к парадному выходу. Он шествует быстрой, элегантной походкой. Один его шаг приравнивается к двум моим, так что мне приходится чуть ли не бежать, чтобы не допустить увеличения расстояния между нами. Я прошу его немного сбавить темп и натыкаюсь на непреодолимое пренебрежение. Ну разумеется…

От него вновь веет аурой замогильного холода.

Артем прокладывает путь наружу, приближаясь к черному представительскому автомобилю. Он вынимает из кармана брюк связку ключей, нажимает на брелке на кнопку разблокировки и открывает водительскую дверь.

– Обязательно уезжать? ― я скрещиваю на груди руки, выражая визуальный протест его затее увести меня отсюда. ― Моя мама…

– Мы недолго.

Сказал, как отрезал.

Садится за руль и заводит мотор. Ноги несут меня к машине раньше, чем в сознании звучит четкое «да» перспективе совместной поездки в неизвестном направлении с сомнительной личностью. Я опускаюсь на пассажирское кресло по соседству с брюнетом, нерасположенным по виду к дружескому взаимодействию со мной.

– Пристегнись, ― велит Артем, накрывает левой ладонью руль, а правой сжимает ручку КПП.

К моему разочарованию высочайший уровень комфорта в салоне с люксовой отделкой и невероятно удобное, мягкое кресло не снижает градус внутреннего накала. Владелец авто, кажется, умудряется забыть о моем присутствии, отвлекаясь на череду телефонных разговоров. Я не могу разобрать ни слова из его бурно текущей речи, но делаю предположение, что он обсуждает рабочие моменты, поскольку интонационно проявляет эмоциональную скупость. И мне удается переключить внимание на радующие глаз диковинности, встречающиеся в оформлении главной улицы Живерни, но насладиться обстановкой в полной мере ― нет.

На разнеженных южным солнцем улочках расположены многочисленные скульптуры, цветочные горшки разных форм и оттенков, дворики домов необычно оформлены фигурно-стриженными кустами. Куда ни посмотри ― изобилие пестрых цветов и фруктовых деревьев. Красота, неподвластная описанию.

Добравшись до границы цветущей провинции, примечательного уголка Верхней Нормандии, Артем сворачивает на проселочную дорогу вместо магистральной трассы. Мы рассекаем необъятные просторы по пыльной тропе на роскошном автомобиле, минуя раскинувшееся по обе стороны маковое поле. Зрелище завораживающее ― сочетание кристально-голубого и сочно-красного. Но в душе с каждой минутой нарастает беспокойство.

– Куда ты меня везешь? ― я впиваюсь пальцами в ремень безопасности.

– Мы едем ко мне домой.