Текст книги "Пути непроглядные"

– Будем ждать, – сказал он.

Стемнело. В небе неспешно, одна за другой проступили звезды. Взошла луна, большая и почти совершенно круглая – до полнолуния оставалось совсем недолго и ночь обещала быть светлой. Рольван то выглядывал наружу, то нетерпеливо обходил пустой зал, чьи обветшавшие, лишенные обстановки стены казались ему внутренностью скелета – когда-то здесь обитала жизнь, струилась по жилам кровь и пылали обычные для живого существа страсти, но нынче остались одни кости, и те скоро рассыплются в прах.

Он не различал в полумраке лиц своих друзей, видел лишь силуэты – Ториса с обнаженным мечом в руках, отрешенно глядящего в пустоту, Твилла на страже у пролома, опершегося на рукоять топора и в задумчивости прикусившего большой палец левой руки. Каменное крошево у его ног белело в лунном свете. Поодаль от входа тихо переступали и хрустели нарезанной травой привязанные к одной из колонн лошади.

Время шло, но Гвейр со своим спутником все еще оставались на прежнем месте – смутные фигуры чуть темнее окружающей темноты. Рольван ждал, и чем дальше, тем быстрее его радость уступала место раздражению, и вовсе не из-за сомнений в том, что те, кого он так долго преследовал, придут. Но он не так представлял себе эту встречу. Он должен был настигнуть Гвейра при свете дня, как неминуемая божья кара и прямо взглянуть ему в лицо, как в те времена, когда они еще были друзьями и никто не ждал от Гвейра предательства. Увидеть в его глазах хоть что-то – раскаянье ли, объяснение ли? Рольван не знал. Но понимал, чего ему совершенно точно не хочется – караулить свою жертву в темноте, словно разбойник, словно тот, кому есть чего стыдиться, словно… словно сам Гвейр. Не нужно было соглашаться на это ожидание.

– Померли они там, что ли? – спросил Торис.

– Нет, – отозвался, приглядевшись, Твилл, – шевелятся.

– Уже темно. Демоны их забери, чего они там копаются? Пойдем, Рольван. Теперь-то уж подберемся незаметно.

– Пожалуй, – согласился, Рольван, вставая. Ждать больше не было никаких сил. – Твилл, останешься здесь. Помогать нам не нужно. И еще…

Он отвязал от пояса кошель и вложил его в руку слуги.

– Если я погибну, уезжай отсюда и постарайся не достаться демонам.

– Оставьте свои деньги, – Твилл отшатнулся. – Не нужны они мне. Не погибнете вы вовсе, бог того не допустит.

– Как знаешь. Идем, Торис.

Но идти далеко не пришлось. Два всадника, два черных силуэта в светло-серой мгле, уже ехали им навстречу, медленно и как-то уж очень беззаботно – словно пара каменных столбов оторвалась от общей группы и решила прогуляться к развалинам. Рольван отступил назад и с обнаженным мечом в руках остановился у пролома.

– Ну, наконец, – прошептал Торис, вставая с ним рядом. – Дождались.

Было тихо. Всадники достигли склона холма, теперь Рольван не видел их, но чувствовал их приближение всем телом. Он слышал дыхание Ториса и знал, что за спиной, по ту сторону пролома, Твилл беззвучно шевелит губами, молясь за них обоих. Казалось, всадники должны уже появиться, но мгновение уходило за мгновением, а их не было.

В этот день все происходит слишком медленно – подумал Рольван и тут наконец услышал приближавшихся лошадей. Ему вдруг захотелось вжаться спиной в край проема, хоть на мгновение дольше остаться незамеченным, но вместо этого он шагнул навстречу, двумя руками поднимая меч. Торис не отстал от него ни на миг. Дальнейшее, расплатой за все время промедления и ожиданий, произошло очень быстро – голова и плечи переднего всадника показались над остатками разрушенной стены и стало ясно, что вторую лошадь он ведет в поводу; чье-то быстрое и легкое тело полетело с крыши прямо на Ториса; тот отскочил в сторону, но нападавший с нечеловеческой ловкостью извернулся в прыжке и приземлился ему на плечи. Разворачиваясь, Рольван почти вслепую ударил прыгуна мечом, и это спасло ему жизнь: стрела, посланная подъезжавшим всадником, прошла мимо. Но и удар Рольвана не достиг цели. Торис с рычанием наклонился вперед, пытаясь сбросить нападавшего. Затем его рычание перешло в хрип, слишком хорошо знакомый булькающий хрип человека, которому только что перерезали горло. Торис тяжело повалился на землю, прыгун же легко, словно танцуя, увернулся от удара Рольвана, оказавшегося в этот миг неловким, как никогда. Вновь свистнула тетива, и еще один предсмертный хрип доложил Рольвану, что Твилл ослушался его приказа оставаться в доме, но отругать за это слугу у него уже не будет возможности. Рольван закричал и бросился вдогонку прыгуну – тот бежал прочь, с легкостью обходя или перескакивая нагромождения камней и остатки разрушенных строений. Угнаться за ним в темноте оказалось невозможным. Рольван сразу отстал. Стук копыт за спиной заставил его обернуться к приближавшемуся всаднику. Он поднял меч, собираясь кинуться навстречу, потом его что-то сильно ударило по затылку и наступила тьма.

Сначала появились голоса. Они спорили о чем-то, но Рольван не понимал ни слова. Потом он почувствовал боль и очнулся, как будто вынырнул из темноты. Болела голова в том месте, куда пришелся удар, и до боли врезались ремни, на которых повисло его тело. Рольван открыл глаза и обнаружил, что он снова в доме, накрепко привязан к одной из колонн, а в нескольких шагах впереди пылает костер. Дым от него поднимался и уходил сквозь прореху в крыше. Там, снаружи, была глубокая ночь.

Гвейр сидел к Рольвану спиной. Это был несомненно Гвейр, его богато расшитый, порванный и затертый плащ, его голос и манера встряхивать головой при разговоре, как встряхивает ею прислушивающийся пес.

– Нужно было убить его сразу, – говорил он. – Зачем тебе это, Игре? Клянусь псом Каллаха, ты только мучаешь саму себя! Убьем его, и забудь обо всем. Оставь это в прошлом!

– Оставлю. Но не так быстро, – был тихий ответ.

Рольван взглянул и больше уже не смог отвести глаз. Языки пламени метались перед нею, в их свете ее и саму можно было принять за огненного демона: рыжие растрепанные волосы, заостренные черты, почти призрачная худоба. Изображать беспамятство не было смысла, не было смысла и просить пощады. Одно бесконечное мгновение он смотрел и поражался тому, что еще жив. И тому, что при первой встрече умудрился принять ее за мужчину.

– Здравствуй, Волчица, – сказал он. – Кажется, мы с тобой поменялись местами.

Гвейр вздрогнул, оглянулся на миг и тут же отвернулся снова.

– Очнулся, – сказал он. – Решай, Игре. Что ты хочешь с ним сделать?

Та, кого он называл Игре, молчала.

– Собираешься убивать меня медленно? – поинтересовался Рольван. – Может быть, вспомнишь – мы тебя не пытали!

Она неспешно потянулась и вытащила из ножен у себя на поясе длинный нож с острым концом, должно быть, тот самый, что отнял жизнь у Ториса. Взвесила в ладони, прищурилась и вдруг метнула его в Рольвана движением столь быстрым, что тот не успел даже затаить дыхание. Он еще не осознал, что может умереть прямо сейчас, а нож уже оцарапал ему щеку, ударился о каменную колонну и упал вниз.

– Неужели ты промахнулась, Волчица? – выдохнул он.

– Моя сестра никогда не промахивается, запомни это, Рольван, – не оборачиваясь, произнес Гвейр.

– Твоя – кто?!

– Сестра. Если бы она решила так быстро тебя убить, ты был бы мертв.

– Так же, как твой лучший друг Торис? А, Гвейр? Как епископ, которого ты убил безоружного?!

– После того, что вы сделали с Игре по его приказу, ни один из вас не должен жить! О какой дружбе ты говоришь после этого?

Гвейр так и не обернулся, но Рольван отлично представлял себе его лицо. Ненависть, исказившая его, наверняка была лишь отражением ненависти на лице его сестры. Что до самого Рольвана, он еще не понял, не осознал услышанного до конца, лишь ощутил трещину в своей несгибаемой правоте и заспорил изо всех сил:

– Мы не делали с ней… того, что ты думаешь! Если она так тебе сказала, она лжет!

– Не делали, – согласился Гвейр. – Но лишь потому, что не разглядели в ней женщину. Я не прав?

Рольван подавился гневным ответом. Гвейр слишком хорошо знал обычаи дружинников и слишком хорошо знал своего друга Ториса, чтобы можно было с ним об этом спорить.

– Тогда убейте меня. Чего вы ждете?

– Решай, Игре, – снова сказал Гвейр.

Она сидела на полу, скрестив ноги – просто юная девушка со следами усталости на лице, с темными кругами под глазами, с прилипшими ко лбу завитками рыжих волос. Но даже сейчас в ней оставалось что-то от злобного колдовства той ночи на Валль. От волчицы. Бояться и надеяться было уже поздно, и Рольвана вдруг охватила хмельная бесшабашность, почти восторг. Он улыбнулся и понял, что улыбка вышла по-настоящему безумной:

– Давай, превратись и загрызи меня! Клыки тебе больше к лицу, чем мужское оружие!

Она вскочила и одним стремительным движением очутилась рядом. Как она подняла нож, Рольван не заметил, лишь ощутил острое лезвие у своего горла. Не удержавшись, зажмурился. Но удара не последовало, и он открыл глаза – еще раз увидеть этот опьяняющий звериный взгляд.

Игре больше не смотрела на него, она прислушивалась, отвернувшись к пролому в стене. Потом убрала нож и отступила назад.

– Они здесь.

Гвейр вскочил и уставился в ту же сторону. Лицо его казалось бледным пятном.

– Ты уверена?

– Я их чувствую. А они чувствуют меня.

Враз позабытый обоими Рольван скосил глаза, но у пролома ничего не было, не было ничего и по ту сторону – ничего, кроме ночи. Где-то в этой ночи остались тела его погибшего друга и слуги. Догадаются ли эти двое предать их земле? Он напрягся, пытаясь ослабить путы, но те держали крепко.

Девушка-волчица, как завороженная, шагнула к пролому. Гвейр схватил ее за плечи, удержал. Развернул к себе лицом.

– Не надо, Игре! Если ты погибнешь…

– Ты хочешь поспорить с богиней? – спросила она устало. – Мне велено прийти и увидеть. Я пришла. Думаешь, она потерпит, если я отступлю?

– Я тебя не пущу, – сказал он.

Но Игре высвободилась из его рук.

– Я должна, Гвейр. Верь мне.

– Верю, сестра, – вздохнул он. – Всегда верил и всегда буду верить.

Она пошла прочь, но у проема обернулась.

– Не ходи за мной, тебя я защитить не смогу. Здесь ты в безопасности. Жди и поддерживай огонь. А этого убей, если хочешь, мне все равно.

Она решительно подняла голову и ушла в пролом. Гвейр остался на месте, и видно было, как хочется ему броситься вслед, и как он сдерживает сам себя, и как разбирает его бессильная злость.

– Проклятие! – и он с силой ударил ногой кучку приготовленных для костра дров. Те покатились, одно из них попало в костер, рассыпав вокруг алые уголья. – Проклятие, проклятие!

– Кто там?

Гвейр взглянул удивленно – видимо, успел позабыть, что Рольван еще жив. Не ответил, принялся сгребать в кучу рассыпавшиеся угли.

– Гвейр, я все еще привязан здесь, и ты не представляешь, как это злит. Убей меня, наконец, или развяжи. Чувствую себя бараном, которого начали резать и забыли.

– Ты это заслужил.

– Она действительно твоя сестра?

– Да.

– Значит, ты на самом деле дрейв?

– С чего ты взял? – Гвейр уселся перед огнем, лицом к пролому. Немедленно убивать Рольвана он не собирался, но хорошо это или плохо, тот не понять не мог. – Я не дрейв.

– У тебя нашли фигурки их богов.

– И что с того? У многих они есть. По-твоему, любой, кто молится старым богам – дрейв?

– Но ведь твоя сестра – дрейв!

Гвейр не ответил. Он опять смотрел в темноту, за которой исчезла его сестра.

– Да что там такое, Гвейр?

– Зло, – ответил тот. – Зло из другого мира. Призраки.

– Призраки? Что это значит?

Гвейр вздохнул. Рольван знал этого человека несколько лет, его самого или то, чем он хотел казаться, но все-таки – знал. И сейчас он увидел, что Гвейр отчаянно устал и полон беспокойства и что для ненависти у него уже просто не осталось сил. Это, конечно, не помешало бы ему прикончить Рольвана, спокойно и без лишних разговоров, тут же забыть о нем и вернуться к своим непонятным заботам. Но Гвейр решил ответить, быть может, только потому, что поленился вставать:

– Сам не знаю. Тот, кто должен был бы знать и все исправить, мертв – ты его убил. Теперь это поручено Игре, и если… если она не вернется, тогда я сам разрежу тебя на куски и заставлю каждый кусок умолять о смерти.

– Спасибо, что разъяснил, – поморщился Рольван. – А если она вернется, то примется за дело сама, а тебе останется только смотреть. Верно?

– Это ее право.

Рольван снова попытался ослабить ремни. Он словно опять видел кошмарный сон, где были демоны, дрейвы и оборотни, а он не мог даже шевельнуть рукой, чтобы сотворить священный знак. Но хуже всего – ощущение собственной правоты и справедливой мести, то самое, что погнало его в дорогу, что придавало сил и смелости, что еще нынче вечером делало его карающим перстом божьим, окончательно пропало. Как ни старался, Рольван не мог его вернуть. Он уже ничего не понимал, ничего не знал кроме своего пересохшего горла, боли и онемения во всем теле.

Игре вернулась на рассвете. Гвейр встрепенулся, вскочил и бросился навстречу как раз вовремя, чтобы подхватить ее, когда она пошатнулась и чуть не упала.

– Что, Игре, что?! – воскликнул он, уводя девушку прочь от пролома.

– Холодно… – слабым голосом ответила она.

Опустившись на колени, протянула руки к огню. Гвейр стоял рядом и наверняка вспоминал других, так же как она, переживших встречу с демонами. Даже Рольван похолодел от страха худшего, чем страх перед смертью. Но вот Игре подняла голову и посмотрела на брата.

– Это я, Гвейр. Успокойся. Я по правде то, что есть, у меня есть сила. Я убила их.

– Убила – всех?

– Нет, конечно! Двух, которые пришли за мной. Их много, Гвейр. Богиня сказала правду, я должна все исправить, я…

Она опустила голову и начала падать, заваливаться набок. Гвейр подхватил ее и уложил на соломенную постель. Укрыл плащом. До Рольвана донесся слабый голос:

– Нет, подожди! Я не рассказала. Я их убила, но теперь они меня знают. Есть другие, много других. Они пришлют за мной, я им нужна, понимаешь? Я…

– Кто, Игре? Кого они за тобой пришлют?

Но девушка не отвечала. Гвейр плотнее укутал ее плащом и прошептал:

– Спи.

Вернулся к огню. Тот догорал, но сквозь дыры в крыше и открытые с двух сторон проемы проникал серый утренний свет. Ночь кончилась. Рольван все еще был жив, намертво привязан и позабыт людьми, самыми удивительными из всех, кого он когда-либо встречал.

Он, по-видимому, задремал, свесив голову и повиснув на своих путах. Когда он очнулся, снаружи уже взошло солнце. Он не чувствовал своего тела и даже не удивился бы, узнав, что глаза – единственное, что у него осталось. Игре спала, свернувшись клубком под двумя, своим и Гвейра, плащами. Сам же Гвейр стоял у входа, с тревогой выглядывая на улицу. Его резкое движение и разбудило Рольвана.

– Проклятие, – пробормотал Гвейр. Обернулся и позвал: – Игре!

Она не ответила и не шевельнулась.

– Проклятие, – повторил Гвейр.

Вышел наружу и вскоре вернулся, толкая перед собой большой камень, когда-то бывший частью одного из строений. Уложив его поперек прохода, Гвейр исчез снова и вернулся с большим куском глинобитной стены. Принялся устанавливать его и подпирать камнем, закрывая вход.

– Кто там, Гвейр? – спросил Рольван.

Тот остановился. Глянул с сомнением.

– Не знаю точно, но уверен, что они не пощадят ни одного из нас. Если я развяжу тебя и верну меч, что ты будешь делать?

– Развяжи, и ты узнаешь.

Гвейр колебался.

– Чтоб тебе сдохнуть, проклятый дрейв, – от злости и усталости Рольван уже не помнил самого себя. – Развяжи меня! Мы вместе убьем твоих врагов, а потом сразимся друг с другом!

Он сказал это только от отчаяния и не ждал, что Гвейр примет предложение, но тот, почти не раздумывая, кивнул:

– Договорились.

Обойдя колонну, быстро развязал ремни. Рольван, беспомощнее соломенного снопа, рухнул на колени. Чувствительность возвращалась к его членам медленно и болезненно. Гвейр не стал дожидаться, пока он придет в себя, вернулся к своему занятию. Он убрал меч в ножны и не оглядывался – как видно, поверил, что Рольван не нарушит заключенного соглашения. И только закрепив свою баррикаду двумя новыми камнями, он оглянулся и сказал:

– Нужно заделать второй выход. Нам придется держать оборону.

Рольван кое-как поднялся. Они вместе натаскали мусора и обломков камней, заложили, как могли, пролом, оставив бойницы для выстрелов из лука. Гвейр пересчитал оставшиеся у них с сестрой стрелы и вздохнул. Игре не просыпалась, и Рольван понял из неохотных объяснений ее брата, что после большого колдовства она лишается сил и помочь ничем не сможет. Хорошее то было известие или наоборот, Рольван затруднился бы сказать. Меньше всего на свете он был готов к тому, чтобы говорить или даже встречаться взглядом с этой безумной дрейвкой-оборотнем, но, разглядев получше явившихся за нею посланцев, решил, что мог бы и поступиться гордостью ради еще одного меча в умелых руках. А сражаться она, что ни говори, умела.

Они уже миновали остатки защитного вала и теперь бродили среди развалин, на первый взгляд совершенно бесцельно. Казалось даже странным опасаться их – шайки неловких оборванцев числом около трех десятков, вооруженных кто чем: Рольван увидел пару крестьянских топоров и несколько мотыг, ножи, утыканные гвоздями дубины и два меча. В полном вооружении оказался лишь один из пришедших, по виду воин, без шлема, с незажившей раной на голове. Эта рана, открытая, но не кровоточившая, неуклюжие движения и неподвижные лица незваных гостей – Рольван ощутил, как к горлу подступает тошнота.

– Отмеченные демонами, – сказал он. – Это они пришли за твоей сестрой? Что им от нее нужно?

Он вооружился принадлежащим Игре луком, небольшим, много меньше того, что был в руках у Гвейра, неказистым на вид, но очень тугим, с вощеной конопляной тетивой. Держать его было неудобно, это оружие явно предназначалось не для его рук, да и стрелок из Рольвана всегда был никудышный.

У второй баррикады Гвейр не спеша наложил стрелу и прищурился, глядя через бойницу. Пришельцы рассеялись среди развалин, но не похоже было, чтобы они прятались, скорее, просто бродили, приглядываясь и размышляя. Если, конечно – от этой мысли Рольвана пробрала дрожь, – создания, подобные им, вообще способны размышлять.

– Они ее не получат, – ответил Гвейр, отпуская тетиву.

Рольван пытался прицелиться, но между ним и намеченной жертвой неизменно оказывалось то дерево, то торчащий кусок стены.

– Ты убил кого-нибудь? – спросил он.

Гвейр замялся.

– Человек, в которого я стрелял, только что поднялся со стрелой в горле, – сообщил он после паузы.

– Звучит не очень хорошо. Кровь идет?

Гвейр снова выстрелил и тогда ответил:

– Нет. Ни капли.

– Мог бы и догадаться, – хмыкнул Рольван, натягивая лук. – Ты, случаем, не знаешь, как их убить?

Он выстрелил и попал – почти случайно. Стрела вонзилась в живот крестьянина, что как раз замешкался напротив. Тот упал, отброшенный ударом, но тут же принялся медленно подниматься.

– Нет. Я впервые вижу их вблизи.

Рольван только хмыкнул. Выстрелил снова. Одетый в лохмотья пришелец покачнулся, когда стрела вошла в его предплечье да так и осталась торчать, вздрагивая и не причиняя никакого видимого вреда.

За спиною снова взвизгнула тетива и тихо выругался Гвейр.

– Тогда, может, объяснишь, что с ними случилось? – спросил Рольван. – Я слышал, они превратились в демонов, но выглядит непохоже.

Гвейр ответил с досадой:

– Думаешь, я сам понимаю? Игре говорит, призраки из другого мира отнимают их души. Говорит, есть Врата, которые туда ведут и дрейвы всегда за ними следили. Говорит, теперь все пошло не так и теперь она должна это исправить.

– Как?

Гвейр снова выстрелил.

– Не знаю, я не дрейв, – огрызнулся он. – Знаю только, что нас атакуют твари, которых не берут стрелы, что эти твари ищут мою сестру, а дрейвов, которые могли ее защитить, вы убили! Тебе этого мало?

Рольван не ответил. Нечего было сказать, да и те самые твари, которых не брали стрелы, судя по всему, решили наконец перестать расхаживать туда-сюда и заняться делом, проще говоря – пойти на приступ. Было что-то леденяще-жуткое в их мерных движениях, когда они начали разбирать баррикады с обеих сторон. Рольван бормотал проклятия, стреляя снова и снова, но потом стрелы закончились и он едва успел выбросить лук и с мечом в руках отступить назад. Остатки баррикады с грохотом упали под ноги нападавшим. Те хлынули внутрь с рычанием и воем, в которых не было совсем ничего человеческого.

Рольван встретил первого широким ударом от плеча, тут же развернулся, уходя от летящего в лицо топора и поднимая меч для нового удара. Разрубленный им человек пробежал еще два шага, прежде чем наконец упасть на пол, где уже лежала его голова – заодно ответив на вопрос о возможности их убийства.

– Ого! – воскликнул Рольван, когда его меч со шмякающим звуком нашел новую жертву. – Гвейр! Без головы дохнут!

– Сам вижу! – прорычал Гвейр.

Удары его меча доносились до Рольвана сплошным свистом и шлепаньем. Нападавшие не пытались увернуться и не отражали выпадов, но напирали одновременно со всех сторон, заставляя отступать все дальше вглубь зала, туда, где лежала Игре. Она не просыпалась, и теперь уже было ясно, что это не сон, а обморок. Движения нападавших были неловки, и некоторое время Рольван довольно легко уклонялся от них, рубя снова и снова, пока не устала рука и его собственные движения не замедлились. Он обезглавил троих и, прихватив меч левой рукой, нанес рану четвертому, но сильный удар топора наконец выбил оружие из его рук. Рольван отступил, потянувшись к поясу за кинжалом. Успел подумать – до чего же глупо, погибнуть, защищая дрейвку, которую сам должен был бы убить. Присел, уклоняясь от свистнувшего над головой меча единственного во всей компании воина. И услышал:

– Падай, Рольван!

Не понял, но послушался и упал на колени.

– Ты убит! – крикнул Гвейр.

Повторять ему не пришлось – Рольван послушно свалился под ноги своим врагам и вытянулся, закрыв глаза. Тяжелый деревянный башмак немедленно наступил ему на грудь, и он уже решил, что Гвейр ошибся, и приготовился к смерти, но владелец башмака просто перенес через него вторую ногу и пошел дальше. Уловка сработала, его приняли за мертвого. Через него перешагивали, наступали, а он отчаянно искал возможность дотянуться до оружия и не находил. Некоторое время он еще слышал резкие выкрики Гвейра и звуки наносимых им ударов, потом стихло все, кроме тяжелого топота и рычания пришельцев. Скосив глаза в его сторону, Рольван не увидел Гвейра. Пришельцы столпились над ложем, где лежала Игре, и возились там – Рольвана передернуло от этого зрелища, но воин с раной на голове возвышался прямо над ним, и он ничего не мог поделать. Потом крестьянин в серых лохмотьях забросил дрейвку к себе на плечо и тяжело потопал к выходу. Остальные потянулись за ним. Еще несколько мгновений Рольван видел ее бессильно повисшую голову и перепутанные рыжие пряди, рассыпавшиеся по спине похитителя, потом вся компания с шумом прошествовала мимо и исчезла в проходе. Рольван сел, схватившись за грудь. Не вставая, на четвереньках добрался до своего меча и только тогда позвал:

– Гвейр! Ты жив?

Тот со стоном поднялся. Рольван увидел на его лице кровь и слезы, причем первое наверняка не было причиной второго.

– Игре, – простонал Гвейр.

– Они идут медленно, верхом догоним в два счета.

– Мы?

Рольван пожал плечами, глядя, как Гвейр вытирает кровь и ощупывает свою рану – длинный порез, наискосок протянувшийся через лоб.

– Мы условились убить твоих врагов, а потом сразиться друг с другом. Я держу слово. А ты?

– Помоги спасти Игре и потом делай со мной, что хочешь.

– Договорились.

Поднявшись наконец на ноги, Рольван выглянул наружу. Поредевшая компания полуживых-полумертвых медленно уходила вниз по склону. Впереди всех шел рослый оборванец, чей мощный торс и широкие плечи болезненно напомнили Ториса. Игре беспомощным кулем болталась на его плече.

– Что им от нее нужно? – спросил Рольван у подошедшего Гвейра.

– Ничего хорошего, – мрачно ответил тот. – Как и вам всем. Поехали.

Рольван молча пересчитал взглядом уходящих врагов. Восемнадцать. Покачал головой.

– Может, они не отличают живого от мертвого, но глаза-то у них есть. Если открыто поедем следом, увидят, – и добавил, видя, что Гвейр собирается возразить: – Ты хочешь спасти сестру или погибнуть ради нее?

– Что ты предлагаешь? – спросил Гвейр, помолчав.

– То, что ты сам бы предложил, не будь она твоей сестрой, – Рольван пожал плечами. – Выждать, поехать за ними незаметно и напасть, когда это будет удобно нам, а не им. А пока – похоронить Ториса и моего слугу. Куда ты дел их тела?

– Навалил над ними камней у боковой стены, – Гвейр встряхнул головой и добавил: – А ты думал, что? Брошу зверям и птицам?

Рольван не ответил. Он именно так и думал и был рад, что ошибся, но на самом деле это ничего не меняло. Неохотно решив отпустить на свободу лишних лошадей, о которых едва ли сможет позаботиться, он быстро проверил седельные сумки, отобрав все, что могло пригодиться и выбросив остальное. У Ториса не было вещей, которые можно было бы сохранить как память о нем, разве что меч, а его, судя по всему, Гвейр положил вместе с ним в могилу. Рольван постоял немного у этой могилы – бесформенной каменной кучи, скрывшей два тела. Прошептал молитву, не чувствуя никакого отклика, ни изнутри, ни с неба над головой – одну лишь пустоту. Он потерял двух самых преданных и дорогих ему людей, и их смерть, без сомнения, была на его собственной совести. Хуже всего, что Рольван больше не был уверен, что знает, ради чего принес эту жертву. Все оказалось далеко не так просто и ясно, как он думал вначале.

У него болела голова и ныло все тело, особенно почти зажившая было рана на левом плече. Он ощупал свой затылок, где красовалась приличных размеров шишка с кровоподтеком, и поморщился. Пожалуй, следовало бы поблагодарить дрейвов за то, что они лишь оглушили его, а не убили на месте. Но…

– Провались оно все, – прошептал Рольван и вернулся в дом.

Гвейр не мешал ему, занимаясь наведением порядка в зале. Когда Рольван вошел, трупы были уже выброшены прочь, растоптанные угли сметены в кучу, а соломенное ложе аккуратно поправлено.

– Здесь часто ночуют, – объяснил Гвейр. – Плохо будет так и оставить.

Это был тот Гвейр, каким он его помнил – серьезный, в любых обстоятельствах заботящийся о том, о чем другим даже и не приходило в голову подумать. Рольван вытащил из кошеля тяжелый золотой браслет и, подойдя, протянул ему.

– Это твое, – сказал он.

Несколько мгновений Гвейр вглядывался в его лицо.

– Мне пришлось его продать, – произнес он затем. – Почему ты возвращаешь мне его, Рольван?

Тот неловко пожал плечами.

– Ты берешь?

– Да, – ответил Гвейр, протягивая руку за браслетом.

На показавшемся из его рукава запястье Рольван увидел опоясывающий шрам. Вздрогнул. Такое ни с чем не перепутаешь – давний, уже успевший посветлеть след от кандалов.

Гвейр поймал его пораженный взгляд и неловко поспешил прикрыть шрам браслетом. Теперь стало ясно, почему он носил эти украшения, не снимая.

– Они действительно передавались в нашем роду от отца к сыну, – словно оправдываясь, сказал он. – Мне никак нельзя было их продавать. Но Игре требовался отдых и уход, который не окажешь в убежище вроде этого.

Объяснять происхождение шрамов он не собирался. Рольван тоже промолчал. Существа, забравшие Игре – едва ли было бы правильно называть их людьми – уже скрылись из виду за гребнем следующего холма. Пора было начинать преследование.