Текст книги "Перекати-поле"

Глава 3

Лида топала по лужам, грязь брызгала на добротные ботинки, она несла в кармане свою первую зарплату. Мать уговорила устроиться санитаркой в больницу с последующим поступлением в медучилище. Ее поставили в оперблоке мыть полы, кушетки, стерилизовать инструменты. Первая зарплата грела душу, но работа Лидии не нравилась, больничный запах въелся в кожу, в волосы и сколько не мойся – не отмоешься. Люди стонущие, не приятно пахнущие, злые, не довольные – Лидии все это не нравилось, но она жутко боялась сказать матери, что не хочет работать медсестрой. Лида остановилась возле очередной лужи и нагнулась, чтобы отмыть грязь с ботинок. Увидев грязные ботинки Лида представила, как мать будет кричать, что у девушки должно быть все в порядке, чисто, а Лида снова вымазалась и не опрятная. Лида не успела разогнуться, как ее окатила грязью проезжающая машина. Серая «Волга» с оленем на капоте остановилась возле нее. Из машины вышел мужчина в добротном осеннем пальто, аккуратно подстриженной бородкой, из-за прямоугольных очков поблескивали голубые глаза. Лида утиралась носовым платком, лицо и руки были выпачканы, но самое страшное – пальто. Пятна расплылись и быстро впитывались в ткань. Слезы хлынули из глаз. Перед выходом на работу мать одела ее с иголочки, приговаривая:

– Чтобы ты не была хуже всех.

Лида не была хуже всех, Лида была лучше всех, и за это ее тихо ненавидели. Лучше бы она ходила в рванине, зато к ней было бы больше уважения. Тем временем мужчина подошел к ней:

– Девушка, простите, я вас не заметил.

Лида подняла взгляд и посмотрела на него сквозь слезы:

– Мне ваши извинения ни к чему. Как пальто очистить?

– Это моя вина, что я испортил вам вещь.

Он усадил ее в машину, а Лида лихорадочно терла пятна. Он остановил ее:

– Не надо, вы сделаете только хуже. Давайте познакомимся, меня зовут Петр.

– А меня Лида, – буркнула она.

– Лидия – красивое имя, и вам очень идет. Блондинка с черными глазами. Вот мы и приехали, – сказал Петр.

Они поднялись на третий этаж. Петр помог снять пальто и повесил на плечики. Сделал в тазике мыльный раствор и ловкими движениями очистил пятна:

– Ну пока пальто будет сохнуть, мы с вами чаю попьем, – и пригласил ее на кухню.

Кухня была небольшой, но уютной. На буфете стояли вазочки с вареньем, печеньем и конфетами в красивых обертках. Лида взглянув на угощенья, смекнула – человек не простой, у простых такого нет. У нее в доме было – мать приносила, а ей доставали по блату. Петр расспрашивал, где учится или работает. Лида без энтузиазма рассказывала о работе в больнице. Петр усмехнулся:

– Не нравится работа?

Лида покачала головой, что нет.

– А приходится работать, потому что оплачено, устроили по блату?

– Какой блат, я санитарка! – воскликнула Лида с возмущением.

– Находится в оперблоке даже санитаркой – это большой почет, просто так туда не попадешь, чтобы мыть инструменты надо год, чтобы тебя заметили.

Лида с недоверием посмотрела на Петра.

– Да, я эту кухню знаю. Не надо мне рассказывать, кто тебе помог, у каждого свои секреты.

Пальто просохло, Петр довез Лиду до той самой лужи, где они встретились. Лида пришла домой, отдала деньги матери. Мать накрыла на стол и подарила ей сережки в честь первой зарплаты. Мать расхаживала по кухне и говорила:

– Вот сначала на медсестру, а потом и до врача дорастешь. Будешь оперировать, прославишься на весь город, может, в столицу уедешь.

Лида только хмурилась. Скрипки, танцы, художки переросли в скальпель, который Лида, ни разу не держав в руках, уже ненавидела.

На следующий день Петр встретил Лиду, когда она выходила из больничных ворот. Лида удивилась. Петр пригласил ее в городской музей. Лида заскрипела зубами. «Снова здорово», – подумала она. Маменька таскает ее по картинам, скульптурам, и этот хлыщ бородатый туда же. Она сказала:

– Извините Петр, но мне некогда, мне домой надо.

Но Петр не хотел ее отпускать.

– А куда бы ты хотела сходить? – спросил он ее напрямую.

Лиде хотелось в кофейню, которая на Майской, с огромными окнами, где за круглыми, маленькими столиками важно сидели люди. И она сказала, куда бы она хотела. Петр без всяких разговоров пригласил ее. Лидия сидела за столиком, закинув ногу на ногу. Держала в руках изящную маленькую чашечку с ароматным напитком и ощущала себя взрослой и независимой, а рядом сидел Петр – мужчина, конечно, не принц, но интересен и, судя по виду, имеющий вес в жизни.

Мать, сколько Лида себя помнила, все время говорила, что жизненный статус главнее всего. Замуж нужно выходить не только по любви, но и по расчету. Лида в один из таких разговоров спросила:

– Мама, а ты по любви вышла?

Мать вспыхнула:

– По дурости я замуж вышла, и чтоб у тебя отец родной был.

Лида по мере взросления понимала, что между родителями нет той семейной теплоты, какая должна быть у любящих людей. Отец – простой работяга, без образования и начитанности, ему картошка с селедкой вкуснее всяких сервелатов и птичьего молока. Мать тащила его в оперу, на балет, натягивала на него галстук и пиджак, а когда он сопротивлялся – устраивала истерики, что он не культурный человек и никаким образом не хочет приобщаться к прекрасному. Лида тоже попадала под эту муштру, а вот Филипп этой участи избежал в силу своего характера. Он был упрям и если чего-то не хотел, его было с места не сдвинуть. На крики, наказания не реагировал, учился плохо, дрался. Роза пыталась его воспитывать, перековать, привить манеры, приучить читать, но Филипп не поддавался ее воспитанию. Вася смотрел, как Роза в очередной раз усадила Филиппа за книгу, ткнула пальцем:

– Прочтешь от сюда до сюда и перескажешь.

Филипп полистал книгу, увидел картинку с корабликом и раскрасил ее карандашами. Вася сказал:

– Сынок, что ты сделал, мама будет сердиться.

Филипп посмотрел на него:

– А мне все равно.

Розкиной истерике не было предела. Филипп стоял в углу и ковырял стену. Вася успокаивал Розу:

– Ну это же ребенок, понравилась картинка.

– Ты хотя бы понимаешь, что это за книга и сколько стоило трудов сохранить ее. Что ты, что твои дети – вы ничего не понимаете в искусстве, в литературе. Лидия – и та равнодушна к украшениям, к нарядам.

Вася печалился, не понимал он Розку, ее требований, как ни старался, все время попадал впросак.

Лида бегала на свидания, ей льстило, что взрослый мужчина обратил на нее внимание. Петя был вежлив, интеллигентен и вел себя корректно. Все время повторял:

– О наших встречах никому не рассказывай ни подругам, ни дома. Ты понимаешь, что ты еще ребенок и меня могут наказать.

И Лида молчала, да и кому ей было говорить, подруг у нее не было, ее никто в гости не приглашал, и ей запрещали кого-либо приводить. На работе отношения не складывались, она была нерасторопна, медлительна, и ее за это постоянно ругали. Уже были такие разговоры, что ее понизят до обычной санитарки мыть коридоры и туалеты. Со встречи с Петей она несколько раз пропустила работу. Ей нравилось проводить время в Петиной квартире. Большая комната с тяжелыми зелеными шторами. Трехстворчатый шкаф, кожаный диван, массивный письменный стол и от потолка до пола во всю стену зеркало. Петя не признавался, кем работает, все отговаривался, что это ей совершенно не интересно. Лида, спросив несколько раз и получив такой ответ, перестала донимать его вопросами.

Однажды, вернувшись домой поздно, она услышала на кухне возгласы отца. Остановившись на пороге, Лида увидела, как отец прижимает к себе мать и приговаривает:

– Розка, бабонька моя.

А мать шутливо отбивается и говорит:

– Перестань, дурачок.

Лида спросила:

– Что у вас происходит?

– Лидушка, – с восторгом ответил отец. – У тебя будет братик или сестренка.

Лида с изумлением смотрела на мать:

– Мама, как это?

Мать пожала плечами:

– Ну так получилось.

И в смущении отвернулась от взрослой дочери.

Петя Лиде говорил, что как только ей исполнится 18, они распишутся. Лида посчитала, что между ее ребенком и маминым будет где-то 3—4 года разницы. Роза хотела сына, хотела, чтобы он был ее ребенком, все лучшее взял от нее. Она мысленно разговаривала с ним. Ей казалось, что это маленькое существо ей отвечает. Месяц за месяцем Роза полнела, домашняя работа почти вся легла на Лиду. Однажды они с матерью пошли на рынок. В продаже появились первые арбузы. Мать в широком сарафане в голубой цветочек несла авоську с продуктами, а Лида арбуз, и ей вдруг захотелось подурачиться. Она засунула арбуз под блузку, как-будто они вдвоем беременны. Роза взглянула на Лиду:

– Перестань, – сказала она. – Это некрасиво.

Лида сказала:

– А зачем же тогда детей рожать, если некрасиво с животом ходить?

– Получишь образование, выйдешь замуж за достойного человека.

У Лиды так и вертелось на языке сказать, что у нее уже есть достойный человек, но она промолчала.

Роза в середине сентября родила Васеньку. Мальчик был тоненьким и родился с родинкой – красненьким пятнышком на подбородке. Розка брала его ручонку и говорила:

– Кисть музыканта.

Вася смотрел на своего сына и качал головой:

– Хлипкий, прозрачный какой-то.

Лида стремилась помочь матери с Васенькой. Ей надо было учиться, чтобы нянчить своих детей, но мать ревностно прогоняла ее, говорила, что сама справится.

Однажды придя с работы, Лида, помыв руки, прошла в комнату. Мать сидела в кресле с Васенькой на руках, а в соседнем – сидел ее Петя. Мать произнесла:

– Познакомься, Петр – это моя старшая дочь Лидия.

Петр встал, подошел, потряс ей руку и произнес:

– Очень приятно.

Роза произнесла:

– Петр уже уходит, Лидия проводи.

Петр обернулся к Розе:

– Роза Леонидовна, здравия вам и вашей семье, до встречи.

Выйдя из квартиры, он схватил Лиду за плечи и прохрипел ей в самое ухо:

– Ты почему мне не сказала, ты почему молчала, что ты дочь Черной Розы?

– Петя, ты же сам ничего не спрашивал и ничего не рассказывал.

– Не подходи ко мне, забудь дорогу, я тебя не знаю – все.

– Петя, подожди.

Она побежала за ним, схватила его за рукав.

– Не смей ко мне прикасаться, я тебя не знаю, уходи.

– Ну почему? Если ты знаешь мою маму, давай скажем, что мы любим друг друга.

– Любим, – взвизгнул Петр. – Не подходи ко мне, я тебя не знаю.

И он сел в машину и уехал. Лида вернулась домой. Она зашла в комнату к матери и спросила:

– Кто это был?

– Сослуживец, пришел нас проведать с Васенькой.

На следующий день Лида пошла к Петру. Дверь ей никто не открыл. Месяц она его караулила, поселилась в подъезде, не ходила на работу. Увидев ее, Петя сравнялся с побеленной стеной.

– Что тебе надо?

– Ты обязан на мне жениться, – заявила Лида.

Он затащил ее в квартиру:

– Послушай, что я тебе скажу. Я тебя не знаю, я с тобой не знаком и вообще забудь сюда дорогу и меня тоже.

– Не получится, – сказала Лида. – Я беременна.

Петр посерел:

– Ты что, ополоумела?

– Я беременна, у нас будет ребенок.

– Ладно, пойдем пить чай, надо все обдумать.

Лида сидела на диване, рассматривала себя в зеркало и улыбалась. Из зеркала на нее смотрела красивая девушка, натуральная блондинка, без грамма косметики, с большими черными глазами, пушистыми ресницами. Петр вошел в комнату с подносом, на котором стояли чашки. Лида спросила:

– А мы, когда поженимся, здесь будем жить?

Петр протянул ей чашку и сказал:

– Ты матери пока не говори, я приду на днях и мы ей вдвоем все расскажем, хорошо?

Лида кивнула.

Лида не могла сдержать улыбку, она представляла, как ее Петя придет с цветами и конфетами, сделает ей предложение, а она матери признается, что у нее будет малыш. Дойдя до этих мечтаний, Лида съеживалась, представив материно недовольство, но отмахивалась.

– Ничего, все образуется, все буде хорошо, – успокаивала она себя.

Лида шла по улице, остановилась «Волга» с оленем на капоте. Петр высунулся из окна:

– А я около работы тебя ждал.

– А я туда не хожу, – сказала Лида. – Надоело.

– Уволят же по статье, – покачал Петя головой.

– Ну и пусть.

– Посадят за тунеядство, – не успокаивался Петя. – Садись.

Лида села на переднее сиденье, улыбнулась:

– Поедем к маме?

– К маме, только не к твоей, а к моей. Я с твоей уже знаком, а ты с моей еще нет.

Ехали долго. Лида прочла на гнутом указателе «Горьковка – 40 км». Потянулись дощатые заборы, какие крашенные, какие не крашенные, облезлые, узкие улочки с грунтовой дорогой. Остановились у добротного деревянного забора, окрашенного в синий цвет. Петя потянул за веревку, калитка приоткрылась. Двор был засажен деревьями, к крыльцу вела одна дорожка. На крыльце стояла высокая, худая женщина в белом платке и в белом фартуке.

– Здравствуйте, – крикнула Лида, – меня зовут Лидия.

Женщина открыла дверь в дом и пропустила Лиду, зашла следом и закрыла дверь. Лида оказалась в комнате, перегороженной печкой. На печке что-то кипело. Комната была жилой и совмещала в себе спальню, гостиную и кухню. Мебель была старая, но крепкая: диван, кресло с цветной вязаной накидкой. На крючках висели полотенца, на полу лежали домотканые половики. В кресле сидела еще одна женщина, когда она встала, Лидии была по грудь. Плотно сбитая, прихрамывала. Лида поздоровалась, женщина ей не ответила. Она показала два пальца высокой и снова уселась в кресло. Высокая взяла Лиду крепко под локоть и повела к неприметной двери. Они прошли в комнату, где вниз вели четыре ступеньки и еще одна комната с четырьмя ступенями. Комната, в которой оказалась Лида, была небольшой и холодной. Маленькое тусклое окошко было над самой землей. Лида испуганно посмотрела на высокую женщину:

– Вы не Петина мама?

Женщина не удостоила ее ответом, она копошилась с какими-то инструментами в железном ящике. Лида бросилась к двери, но женщина ее ловко перехватила и усадила на высокую, узкую кушетку, ловко перехватила по талии и кистям рук ремнями. Закатила рукав пальто и свитера, и уколола укол. На Лиду накатило безволие и отупение. Она словно со стороны видела, как высокая раздела ее, пододвинула столик и раскладывала на белой тряпице инструменты, потом в комнату вошла маленькая женщина. Очнулась Лида под деревом, ее хлестали по щекам. Лида открыла глаза, осмотрела себя – в своей одежде, голова немного кружилась. Высокая дала ей какого– то горячего отвара, протянула билет и постучала по запястью типа «время». Довела до конца улицы и ткнула пальцем: иди туда, ни слова, все молча. Лида вышла на маленький перрон, через некоторое время пришла электричка, битком набитая дачниками. Мест сесть не оказалось, от слабости она села прямо на пол.

До Лиды стало доходить, что Петр ее предал, что ребенка у нее не будет, но мысль, что Петр ее оставит не объяснив почему она не нужна – жгла мозг. Кто-то ее толкнул:

– Пьяная что-ли?

Лида подняла глаза и увидела злобное лицо тетки:

– Плохо мне, тетя, – сказала Лида.

– Плохо ей, а мне что говорить? Молодая, а уже так опустилась. Давай выползай, конечная, плохо ей.

Лида, как в тумане добрела домой, испачканное белье выбросила, вымылась. Легла в кровать и укрылась с головой. Разбудил плач Васеньки. Мать стояла возле ее кровати:

– Ты что спишь средь бела дня? Заболела?

– А который час? – пересохшими губами спросила Лида.

– Шесть вечера, мне ужин готовить надо, а с Васенькой погулять нужно.

Лида выползла из под одеяла, пошла гулять с Васенькой. Она села на лавочку, положила ребенка рядом, какие-то злые мысли ее посещали:

– У меня не будет ребенка, пусть и Васька захолонет и умрет. Мать носится с ним, как с яйцом расписным.

Вася захныкал. Лида посмотрела на крохотное личико с красным пятном на подбородке. Вздохнула, взяла Васеньку на руки и пошла домой.

Три дня Лида рвала простыни, которые пропитывались кровью мгновенно. Зайдя в ванную, последнее, что оставалось в памяти, это большая трещина на стене.

На серо-голубой больничной наволочке с таким же серо-голубым лицом от потери крови Лида лежала в отделении, где она работала, а рядом на стуле сидела мать. Она низко-низко нагнулась к Лиде и шипела:

– Кто это сделал? Я тебя спрашиваю, кто это сделал?

Лида смотрела матери в глаза, а сердце гулко стучало в груди.

– Лидия, я последний раз спрашиваю, кто сделал тебе ребенка? Имя человека, который тебя обесчестил. Я своими руками, как горошины со стручка выщелкну его, чтобы он никогда больше не смог портить девушек. Ты понимаешь, что ты наделала своим абортом? У тебя никогда не будет детей – это не проблема, многие живут без детей, а то, что ты пуста, как женщина, тебя выпотрошили, как курицу.. Ты не только родить не сможешь, ты ничего не сможешь. Ты убила себя. Неужели мы бы не воспитали этого ребенка, если подонок не захотел тебя с младенцем. Что молчишь? Лида, я жду имя.

Лиду как льдом сковало, она не могла вымолвить ни слова. Роза встала:

– Мне жаль тебя, дочь, как женщина женщину мне тебя жаль, а имя ты зря не говоришь, у меня такие возможности. Он бы у меня кровавыми слезами рыдал за то, что он с тобой сделал.

Роза вышла из палаты. Вечером после работы пришел отец. Принес яблок, банку с соком, сел прикорнул к себе:

– Лидушка, Лидушка как же ты меня напугала. Открыл дверь в ванную, а ты лежишь белее кафелю. Больно сильно, дочурка моя?

И от отцовской жалости Лиду прорвало. Слезы полились ручьем, навалилось все сразу – обида, боль, а Вася убаюкивал свою девочку и приговаривал:

– Ничего, все будет хорошо, все уже позади.

Выйдя из больницы, Роза устроила Лиде еще один допрос, теперь еще добавилось, почему она не ходит на работу:

– Я просила за тебя, я унижалась перед людьми, я дарила подарки, чтобы тебя взяли, а ты не прилагала никаких усилий, не старалась, чтобы удержаться на месте.

– А ты меня спрашивала, хочу я туда?

– Лида, опомнись, у меня была возможность тебя туда засунуть. Ты и так столько дел натворила, всю жизнь себе поломала. Без работы осталась хорошо, что статью не припаяли, без детей осталась, возможно, и без мужа тоже.

Лида скривившись:

– Почему это я без мужа останусь?

– Да потому, дорогая. Мужику нужна постель и поесть, а у тебя ни с тем, ни с другим не срослось.

– Радуйся, дорогая мамочка, что у тебя со всем срослось.

Роза размахнулась и влепила Лиде пощечину:

– Значит так, ежемесячно на питание и за квартиру, за проживание – деньги на стол.

Лида шуточно поклонилась:

– Слушаюсь.

Лида гуляла по улицам, чтобы не находиться дома. Роза лютовала по любому поводу, а Васенька, чувствуя материно настроение, орал и сучил ножками.

Лида дошла до середины улицы и резко развернулась, она заметила, что мелькнула коляска. Мать следила за ней. Придя домой, Лида с порога заявила:

– Не надо за мной ходить по пятам.

– Я все равно узнаю, кто был отцом твоего ребенка, – заявила Роза, – и тогда пощады не будет никому.

У Лиды было два желания, две вещи за которые она цеплялась в своей жизни: найти работу, чтобы класть матери на стол деньги, не быть в долгу; выследить Петю, она знала только одно место, где он мог находиться – это квартира, но пока безрезультатно. Ее сидение в подъезде не дало никаких результатов и еще одну вещь надо проверить, но на это надо время и осторожность. Вот весной мать с отцом и Васенькой уедут на недельку к бабке Анфисе и тогда…

Лида ткнулась носом прямо в объявление, которое висело на двери при входе в библиотеку – «требуется библиотекарь». Лида решила рискнуть и ее приняли.

Она сидела за конторкой отпускала, принимала книги, помогала найти нужные подшивки, брошюры и сама много читала. В детстве, когда мать усаживала за каталоги картин, скульптур, она ненавидела это все и не понимала, зачем ей это надо, но сейчас у нее проснулся к этому интерес. Особенно ей нравились картины, портреты с женскими лицами, но рисовать у нее не получалось.

В телеграмме бабка Анфиса написала, что приболела и мать с Васенькой уехали в деревню. Лида тем же вечером, вооружившись тонким кухонным ножом, пошла в ванную. Отец был в ночь на заводе, а Филиппа раньше 12 ночи можно было не ждать. В день, когда она упала в ванной, последнее, что зацепил взгляд – трещина на стене. Все это время трещина не давала ей покоя, такую же она видела в квартире Петра. Сначала она сомневалась, но с каждым разом убеждалась, что трещина такая же и в том же месте. Лида засунула нож и плитка отошла. Она ее слегка подергала, и та отъехала в сторону. Углубление в стене было внушительным. Многочисленные коробки с украшениями, слитки золота, картины без рам, свернутые в рулоны и деньги, много денег. Лида взяла одну пачку с купюрами, пересчитала – 1000 рублей – и вытащила несколько купюр. Зарплата библиотекаря была небольшой, капроновых чулок и духов на нее не купишь.