Текст книги "Осколки турмалина"

Глава 3

Ночь прошла бесславно: я плакала, пока не заснула. Как говорят американцы, cried myself to sleep – если переводить красиво, «убаюкала себя слезами». Нельзя сказать, что меня так расстроило нечто конкретное. Просто навалилось все вместе – усталость от долгого-долгого путешествия, история, которую я услышала, жалость к Тэмми, ее детям и даже самой себе. Как будто я только что осознала, как было бы здорово иметь старшую сестру!

Кто-то может сказать, что нет смысла сожалеть о несбывшемся. Подпишусь под каждым словом. Но слезы – это не совсем сожаление. Это способ избавиться от негатива, очиститься, чтобы идти дальше уже без этого груза. Сдерживать свои страхи, боль и разочарования – так себе удовольствие. Никогда не знаешь, к чему это в конце концов приведет, ведь психосоматика – штука великая и плохо изученная.

В этом редкое преимущество одиночества: плакать можешь, сколько угодно, и это не будет унизительно.

Утром я несколько опухла, но в остальном была вполне бодра. Уж не знаю, как, но мой организм быстренько адаптировался к новому часовому поясу. У меня не было ощущения, что я проснулась вечером или что я должна быть не здесь. Возможно, виной тому хаотичный график моей московской жизни, который тоже уделяет незначительное внимание времени суток.

Припухлость, оставленную слезами, я умело замаскировала косметикой, невелика наука. Так что, когда за мной приехал отец Джозеф, я была бодра и готова к действию. Не весела, конечно, потому что ничего веселого в моих планах на утро не было: мне предстояло ехать в морг.

– Как прошла ночь? – любезно поинтересовался пожилой священник. – Вы успели позавтракать или я слишком рано?

– Ночь прошла хорошо – насколько это вообще возможно. А завтракать я и не собиралась.

– Почему? Давайте я отвезу вас в прекрасное кофе!

– Знаете, перед таким мероприятием мне как-то не хочется… ничего.

Отец Джозеф мгновенно помрачнел.

– Я понимаю, о чем вы. Но вы не обязаны это делать! Тэмми уже опознали – ее соседи и коллеги по работе. Вам не обязательно видеть тело… Его могут передать в гробу.

– Я знаю. Но я хотела бы.

Строго говоря, я и не смогла бы ее опознать: я ее совсем не знала. Моей первой встрече с сестрой предстояло пройти в морге. Как странно было думать, что жители этого городка имеют большее право звать Тэмми своей, чем я и все ее оставшиеся родственники! Кроме ее дочерей, разумеется. Но с ними отдельная история.

Морг располагался в подвальном помещении при больнице. Странно, что он вообще тут был! Даже за время короткой поездки я убедилась, что Олд-Оукс – очень маленький город. По идее, тела погибших могли бы перевозить в какой-нибудь районный центр – или что там у американцев выполняет эту роль? Но Тэмми повезло остаться здесь. Она за свою жизнь достаточно путешествовала.

У парковки нас встречал коронер, небритый и настолько мрачный, будто я приехала исключительно чтобы наплевать ему в оба глаза. Он всем своим видом показывал, что я затеяла ерунду, что не нужно мне смотреть на труп, а ему – лишний раз выходить на работу. Но в присутствии священника он не рискнул сказать мне ни слова, а значит, авторитет отца Джозефа был действительно велик.

Уже в коридоре при морге царил ощутимый холод – значительно превосходивший октябрьскую прохладу на улице. До меня наконец дошло, почему коронер разгуливает в куртке-парке, больше подходящей для зимы. Он покосился на меня чуть ли не со злорадством и ничего мне не предложил. Должно быть, он ожидал, что из-за холода мой визит сюда пройдет быстрее. Не дождется! Я из России, я в студенческие времена мини-юбку в декабре носила! Чести мне это не делает, но к морозу приучает.

Так что, как только открылась дверь, я первой вошла внутрь.

Зал был совсем небольшим и казался призрачным из-за синевато-зеленого света очень ярких ламп. Как будто я в другое измерение попала! Этот свет искажал цвета, иногда стирал тени, а иногда делал их особенно яркими. В сиянии ламп, продолговатых и круглых, тело покойницы смотрелось не человеком, а не слишком удачной куклой из воска и пластика.

Смерть и долгие дни, проведенные в этом подземном холодильнике, сильно изменили Тэмми. Она и на последних своих прижизненных фото выглядела не слишком хорошо, а сейчас передо мной будто лежала старуха лет семидесяти. Ее кожа выглядела серой и сморщенной, как осиное гнездо, изморозь дополнила седину в ее волосах.

И все же у меня не возникло ощущения, что это не она и меня пытаются обмануть. Это, вне всяких сомнений, была она. Просто на ее теле будто разом проступили все несчастья ее непростой жизни. Надеюсь, дочерям не позволили увидеть ее такой… Нет, конечно, нет. Это «представление» для меня – незваной и нежеланной гостьи в маленьком мирке Олд-Оукс.

Тэмми лежала на столе обнаженной. Это как раз не было частью «спектакля», это нормально: никто в моргах не заботится о достоинстве, оно для живых, а не для мертвых. Считается, что тело – это материал для работы, а личности, способной стесняться и смущаться, давно уже нет. Трупы стыдливо прикрывают только в фильмах, смерть не знает стыда.

Благодаря этому я могла рассмотреть все: не только следы вскрытия, грубые черные швы, которые на похоронах полагается прятать под одеждой. Серая кожа покойницы легко выдавала синяки на ее лодыжках и запястьях, уродливые ссадины на ее лбу – видеть я могла только часть, остальное скрывали волосы. Но и этого мне хватило, чтобы различить, как прогнулась, поддавшись силе удара, кость. Горло погибшей распухло и навсегда сохранило багрово-фиолетовый цвет.

Это было то еще испытание. Я думала, что готова к нему. Я ведь не знала Тэмми, у меня вроде как не было причин по-настоящему любить ее – а значит, сочувствовать ей. Но здесь и сейчас то кровное родство, в реальности которого я до последнего сомневалась, наконец обрело власть, стало почти осязаемым. Я почувствовала тошноту и головокружение, в какой-то миг мне показалось, что мое горло тоже синее и распухает, мне не хватает воздуха. Нужно уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. Заплатить, кому надо, не жалея папенькиных денег, чтобы в следующий раз увидеть Тэмми похожей на человека, которым она была!

Должно быть, мое состояние стало настолько очевидным, что отец Джозеф забеспокоился. Он осторожно приобнял меня за плечи, и сначала этот жест показался мне чересчур фамильярным, а секундой позже я поняла, что это нужно: меня шатало, хотя сама я этого не замечала.

Стыдно мне не было. Я не полицейская, не частный детектив и не наемница, чтобы спокойно переносить такое зрелище! Но у меня хватило сил не кинуться к выходу, и этим я могла гордиться.

– Давайте я провожу вас к машине, – предложил отец Джозеф.

– Еще рано, у меня есть вопросы…

– Господи, да какие тут могут быть вопросы? – закатил глаза коронер.

Священник тут же осадил его:

– Лайл, она имеет право знать!

Что ж, повезло мне с провожатым.

Не думаю, что коронер разделял убежденность священника насчет моих прав. Но выпендриваться он перестал, только это и было мне нужно.

– Что именно вас интересует?

– Что стало причиной смерти? У нее такие страшные раны на голове…

– Да, череп проломлен в двух местах. Но это не смертельные раны, хотя они, конечно, повлияли бы на ее здоровье, если бы ей удалось выжить. Причиной смерти стало удушение.

– То есть, кто-то задушил ее, когда она уже была без сознания?

– Не задушил. Засунул ей в горло платок.

Коронер говорил об этом без сочувствия – но и без злорадства. Для него фраза «убили, засунув в горло платок» имела такой же эмоциональный вес, как, скажем, «на улице сегодня солнечно» или «молоко опять подорожало». Нельзя его осуждать, это его работа.

А вот моя работа и вся моя жизнь была совсем другой, поэтому я почувствовала, как по моему собственному горлу проходит болезненный спазм. Дурное это дело – проецировать на себя опыт погибшей женщины. Однако от меня это не зависит, просто так получается.

Даже в своем нынешнем состоянии, близком к шоку и ступору, я понимала, что что-то здесь не так. Как бы парадоксально ни звучало, это убийство не такое, каким должно быть!

– Ссадины на голове очень странные, – заметила я, присматриваясь к узору синюшных полос. – Чем их нанесли?

– Это уже полиция будет разбираться!

– Думаю, полиция задала вам тот же вопрос. Что вы им ответили?

– А вы что, тоже из полиции? – подозрительно прищурился коронер. – Ну, у себя там…

– Я выступаю консультантом, – солгала я. Что ему до правды? – Я психолог, помогаю составлять профили преступников.

Если бы наши полицейские узнали, что им, оказывается, помогает ведьма, они бы сильно удивились. Но о чем они не знают – то им и не навредит, а я добилась своего: в глазах коронера наконец появилось уважение.

– Я не могу точно сказать, чем были нанесены удары, – признал он. – Но это был продолговатый предмет, вроде палки или кочерги, очень тяжелый, сделанный из металла или камня.

– А эти линии?

– На предмете был какой-то узор, эти линии – его отпечаток. Удары были нанесены при жизни жертвы, поэтому остались такие синяки и ссадины. Но она точно потеряла сознание и умерла вскоре после этого. Когда ей в горло поместили платок, она уже ничего не чувствовала.

Думаю, это можно расценивать как его попытку меня подбодрить. Вряд ли он способен на большее, и даже это – много! Вот что делает полицейская солидарность.

– А синяки на ее руках и ногах? – продолжала допытываться я. Пока я была сосредоточена на деле, можно было не думать о том, что пережила Тэмми в свои последние минуты.

– Отпечатки пальцев. Похоже, он держал ее, а она сопротивлялась.

– Это на руках… А на ногах?

– Возможно, он ее тащил.

– Или связывал?

– Нет, не связывал, – покачал головой коронер. – Никаких следов веревок нет. Но я допускаю, что нападавших было двое, и полиция знает об этом. У одного из них, судя по отпечаткам, не было фаланги на безымянном пальце правой руки. Хотя не исключено, что нападавший был один, это не мне разбираться.

– Но фаланги все равно не было?

– Естественно.

– А изнасилование… было?

Я видела, что все старательно избегают этой темы – очевидной в такой ситуации. Возможно, отцу по телефону что-то сообщили, но он то ли не понял, то ли постеснялся обсуждать со мной такое. Да и сейчас никто не смотрел мне в глаза. Видимо, им казалось, что говорить про такое молодой женщине совсем уж кощунственно. Как будто избиение и убийство лучше!

– Да, – ответил коронер. – Одним человеком. Следов не оставил. Остальное, думаю, вам лучше обсудить с шерифом.

Я уже примерно знала, что он мне скажет. Ту же версию, какой тут придерживаются все – я видела местную газетку. Выходит два раза в неделю, пишет ту же ерунду, что и все газеты мира, но доверительным тоном доброго соседа. Не худший источник информации.

Здесь верят, что Тэмми стала жертвой случайного нападения. Какой-то псих ворвался в ее дом, изнасиловал, убил, а потом забрал все ценности, какие нашел, и скрылся. Я тоже принимала эту версию до сегодняшнего дня. С чего мне сомневаться? Но теперь я видела тело – и тело рассказывало мне совершенно иную историю.

В жестокости, с которой была убита Тэмми, чувствовалось что-то личное. Это не просто желание ворваться в первый попавшийся дом и изнасиловать первую попавшуюся женщину. Во-первых, откуда нападавшим (в том, что это сделал не один человек, я не сомневалась) знать, что там жила только Тэмми? Вдруг их там встречало бы семейство работяг – пять мужчин, четыре женщины и все с дробовиками? Но нет, нападавшие действовали нагло и решительно. Они знали, что никто не сможет оказать им достойного сопротивления.

Дальше – само нападение. Слишком много синяков на руках и ногах… Если Тэмми так отчаянно сопротивлялась, проще было связать ее. Или сразу оглушить, в итоге это все равно сделали. Но нет, эти травмы выглядели так, будто кто-то удерживал ее и за руки, и за ноги. Ведь если бы ее сразу оглушили, она бы не почувствовала все остальное. А они хотели, чтобы она почувствовала! Думаю, они еще и говорили с ней. Сказали то, что понять могла только она.

Само изнасилование вызывает вопросы. Сухая фраза «не оставил следов» в переводе на человеческий язык означает «использовал презерватив». Кто предпринимает такие меры предосторожности на якобы спонтанном изнасиловании? По официальной версии, Тэмми убил псих, поддавшийся настроению, сиюминутному желанию. И вот он в доме, под ним – кричащая, извивающаяся жертва, и он не знает, есть ли поблизости кто-то еще. Но при этом он, как в ролике социальной рекламы, показательно натягивает резинку? Как-то слишком продуманно и хладнокровно для него!

Когда он развлекся, он начал избивать ее по голове. Бил чего-то странным, раз даже эксперт не понял, что это такое. Нужно осмотреть дом, это теперь даже важнее, чем раньше. Если я найду подходящий предмет, значит, он схватил первое, что под руку подвернулось. А если нет? Означает ли это, что он притащил ту штуку с собой, потому что она имела особый смысл для него и, быть может, для Тэмми?

Ну и способ убийства… Он мог убить ее ударом по голове. Он практически сделал это! Ее нашли только утром, а значит, с теми травмами, что он ей обеспечил, Тэмми вряд ли дожила бы до приезда медиков. Эти раны не смертельны, только если помощь оказана быстро. Однако он действовал наверняка. Ему нужно было убить ее именно так, даже если она была без сознания и ничего не чувствовала. Он выбрал не самый простой способ… Если это не ритуал, то я начну сомневаться в своей адекватности!

Мне казалось, что я уже увидела все, что нужно. Я готовилась уходить, когда мое внимание привлекли линии на предплечье Тэмми – слишком темные и ровные, чтобы быть синяком. Ее рука была развернута так, что я едва не упустила их. Зато теперь я не собиралась их игнорировать, я выклянчила у коронера перчатки, чтобы повернуть руку и получше рассмотреть.

На руке у Тэмми была татуировка. Простая до примитива, всего две буквы – АМ. В Америке их значение известно всем – они обозначают время.

Вообще, они редко пользуются такими формулировками, как тринадцать часов или пятнадцать часов. Понимают, что это такое, но подобная передача времени ассоциируется у них в первую очередь с военными. В повседневной жизни они используют двенадцатичасовую систему, а чтобы понять, об утреннем времени речь или о вечернем, они используют обозначения из двух букв. Звучит как «эй-эм» и «пи-эм», пишется как АМ и РМ.

Все это, конечно, занимательно, но какого лешего Тэмми понадобилась тату с обозначением времени? Да еще и без самого времени! АМ. Только утренние часы. Как будто вечернего времени не существует.

Я обернулась к коронеру.

– Вы можете определить, как давно она сделала эту татуировку?

– Достаточно давно, чтобы это не было связано с ее смертью!

Вот и на кой взрослому дядьке выпендриваться так, будто у него в заднице репейник застрял, – я никогда не пойму. Похоже, это для него почти стиль жизни.

– Пожалуйста, скажите мне, когда она могла сделать эту татуировку, – терпеливо настаивала я.

Коронер наконец соизволил ответить по делу:

– Лет десять назад. Плюс-минус два года, но в этот период.

Очень любопытно… Десять лет назад Тэмми родила вторую дочь. Но связано ли это? Тут коронер мне точно не поможет.

Мы со священником покинули морг, коронер остался убирать тело на место. Лишь покинув здание, я наконец смогла вздохнуть полной грудью. В воздухе остро пахло осенью – прелые листья, мокрая земля и сосновая хвоя. Международный запах, как будто я снова дома и дышу там октябрем. И солнце точно так же осторожно, будто бы робко греет открытую кожу. Две половинки Земли похожи больше, чем кажется. Я бы нашла в этом определенный символизм относительно нашей с Тэмми судьбы, если бы это не было так тоскливо.

– Как думаете, я смогу поговорить с шерифом? – полюбопытствовала я.

– Сейчас – точно нет. Насколько мне известно, он уехал.

– А вообще?

– А вообще, пожалуй, можете. Но я не думаю, что это такая уж хорошая идея, – заметил отец Джозеф.

– Почему?

– По сравнению с ним, Лайл может показаться вам милейшим собеседником.

– Даже так? Мне настолько не рады?

– Дело не в вас! Если бы вы попытались обсудить с ним рыбалку или охоту, вы не нашли бы человека милее и болтливее. Но вы, насколько я понял, готовитесь задать ему те же вопросы, что и Лайлу.

– К шерифу у меня вопросов даже больше.

– Он, увы, может воспринять это как сомнение в его профессионализме.

– Но я не сомневаюсь в его профессионализме, мне просто нужно знать!

– Я это понимаю, – слабо улыбнулся священник. – Но человеческая гордость – дремучий лес. Нельзя предугадать все способы, которыми она может быть задета. Давайте поступим вот как… Я сам поговорю с шерифом и постараюсь узнать все подробности по этому делу, которые мне раньше казались неважными. Я вам сообщу.

– Спасибо…

Не очень-то мне хотелось соглашаться на это. Мне было интересней поговорить с шерифом самой, а в идеале взглянуть на улики. Но я знаю, когда нужно настаивать, а когда лучше остановиться. Коронер уже показал мне, как тут относятся к чужакам. Если я попытаюсь лезть к шерифу, я только повышу свои шансы быть вышвырнутой из Олд-Оукс раньше срока. Так что хочешь-не хочешь, а пришлось смириться.

Священник предлагал вернуть меня в мотель, но туда мне хотелось меньше всего, да и прогулка по городу меня не особо вдохновляла. Зачем обманывать себя? Мои мысли все равно будут возвращаться к делу Тэмми так или иначе. Проще сразу сосредоточиться на этом, чем понапрасну терять время и силы.

Поэтому я попросила отвезти меня в дом Тэмми, и отец Джозеф нехотя выполнил мою просьбу.

– Я не смогу остаться там с вами, – сразу предупредил он. – У меня вечером служба, нужно подготовиться…

– Я и не надеялась, что вы будете нянчиться со мной круглые сутки.

– Я волнуюсь за вас… Вы уверены, что вам необходимо туда ехать?

– Абсолютно.

И все же он не был бы священником, если бы отказался от заботы так просто. По пути к дому мы заехали в местный супермаркет – поразительно большой для Олд-Оукс. Согласно американским фильмам, именно такие магазины спасут от зомби-апокалипсиса. Так что к дому Тэмми я подъезжала уже с неплохим запасом продуктов.

– Там есть электричество, все работает, – указал отец Джозеф. – Вы сможете воспользоваться микроволновкой, плитой, чайником… На кухне, кажется, ничего не было.

– Со мной все будет в порядке.

Эх, хотелось бы мне, чтобы уверенность, с которой я это говорила, была искренней!

Отец Джозеф высадил меня у дороги, так ему удобней было разворачиваться. Поэтому к дому я шла сама. Я была не против: это давало мне возможность осмотреться.

Двора как такового у Тэмми не было. То есть, думаю, какой-то участок был официально оформлен как прилегающий к дому, но она этот участок никак не обозначила. Здесь не было ни намека на забор, деревья росли те же, что в и ближайших лесах, обнимавших Олд-Оукс со всех сторон. В относительном порядке была только гравийная дорога, ровной линией тянувшаяся к гаражу. А вот дорожек для пешеходов здесь не было, только тропинки, протоптанные в траве. Благодаря им можно было проследить, как семья проводила время рядом с домом: часто ходили только к машине, бельевым веревкам да стареньким качелям. Они тут не гуляли.

Убийца мог просто взять и подойти к дому – с любой стороны. Но не думаю, что забор, даже самый высокий и крепкий, остановил бы его. Кстати, я в Олд-Оукс вообще не видела толковых заборов, нет тут такой традиции.

Дом был деревянным и старым. Казалось, что за годы своего существования он просто врос в землю, чуть провалился в нее, криво и неуклюже, слился с деревьями и старыми пнями, окружавшими его со всех сторон. Дом-пенек. Совсем не маленький, но выглядит маленьким из-за чудаковатой угловой планировки и закрывающих его деревьев. Дом не ветхий, не из тех, где круглый год протекает крыша и температура внутри равна температуре снаружи. Может, это и не домик-конфетка, но Тэмми следила за доставшимся ей семейным гнездышком.

К дому был пристроен небольшой гараж на одну машину, однако сама машина стояла снаружи: небольшой джип выцветшего красного цвета. Машина была в лучшем состоянии, чем дом, чистые круглые фары напоминали мне удивленный взгляд существа, которое никак не может понять, куда подевалась его хозяйка и когда же она вернется.

Извини, приятель, уже никогда.

Дом все еще был увит полицейскими лентами – ярко-желтыми, похожими на причудливые лианы. Достойная конкуренция ветвям плюща, затянувшим один из углов дома. На окнах и дверях – печати, оставшиеся нетронутыми. Отец Джозеф был прав, с тех пор как увезли тело Тэмми и забрали девочек, никто сюда не приходил.

Теперь вот пришла я. У меня были и ключи, и право войти.

В доме царил жуткий кавардак. Думаю, лишь отчасти его можно было списать на ночное нападение. Остальную грязь притащила с собой толпа полицейских, осматривавших место преступления. На полу – грязь, следы десятков ботинок, на стенах и мебели – пятна черно-серого порошка, которым снимают отпечатки. Но даже за этим угнетающим фасадом разоренного гнезда можно было разглядеть, что изначально дом был в хорошем состоянии. Изнутри он выглядел лучше, чем снаружи.

Тэмми и правда ухватилась за возможность оставить кочевую жизнь позади, она старалась, как могла. В частных домах, особенно таких старых, постоянно что-то ломается. Хорошо, когда рядом есть один из тех легендарных мужчин с золотыми руками, способных починить что угодно – от щеколды до атомного реактора. Но у Тэмми не было ни такого умельца, ни любого другого. Она справлялась сама, и ее жилище сильно смахивало на лоскутное одеяло – безыскусное, зато домашнее и уютное.

Мне было неловко просто шляться тут, и новой хозяйкой я себя не чувствовала. Даже после всего, что уже произошло, я была откровенно чужой. Но я преодолела это чувство – так было нужно. Я внимательно осматривала все, каждый сантиметр, пытаясь разобраться и в картине убийства – и в жизни семьи, связанной со мной.

В доме было очень много фотографий в рамках, развешанных на стенах – но только девочек. Рядом – дипломы, рисунки, медали. Джордан занималась спортом. Эмили, кажется, ходила во все кружки, какие были доступны в этом городишке. Все о них, все для них – Тэмми просто растворилась, стала их тенью, добровольно отошла даже не на второй, а на третий план.

Но не думаю, что это ее угнетало. Все указывало на то, что ее прошлое было не слишком счастливым, и ей не хотелось за него держаться. Другое дело – будущее ее девочек. Это фантазийная реальность была куда приятнее.

Да и мне хотелось бы сосредоточиться на этом, на хорошем, и не думать о том, чем завершилась история семьи. Но иногда желания значат куда меньше, чем необходимость.

От священника я примерно знала, что тут произошло. По крайней мере, версию полиции. Теперь, осматривая дом, я видела, почему шериф и его сотрудники так подумали, и мне сложно было с ними спорить.

Убийца вломился через заднюю дверь – ту, что на кухне. Дверь была не самая хлипкая (я в Олд-Оукс вообще стеклянные двери видела, и это никого не смущает), но и не слишком крепкая. Замок был безжалостно разворочен, преступник действовал нагло и быстро. Громко или нет – это уже не важно, соседи все равно слишком далеко. Но Тэмми, думаю, услышала. После такого дверь, естественно, не закрывалась, но полицейские, уходя, приварили здесь решетку, чтобы в дом не пробрались бродяги.

На кухне была разбита посуда, на полу валялся набор ножей – разбросанных, но не тронутых. Борьба началась здесь, вероятнее всего, тут Тэмми встретилась с нападавшим. Но крови я не видела. Получается, преступник был намного сильнее жертвы, он ее скрутил и потащил в гостиную. Тоже не самое типичное поведение для маньяка, якобы слепо подчиняющегося своим желаниям. Почему он не набросился на нее прямо здесь? Кухня по-американски просторная, есть большой крепкий стол – цинично с моей стороны думать о таком, но ведь это правда! Однако вместо этого убийца потащил Тэмми, кричавшую и сопротивлявшуюся, в гостиную.

Шум борьбы должны были услышать дети. Почему они не позвонили в службу спасения? Времени хватило бы! Полиции они сказали, что сильно испугались и забыли взять с собой в укрытие телефон. Но это же какой-то бред! Они не совсем малышки, Джордан почти взрослая. Они как будто отказались от собственной матери, позволили ей остаться наедине с нападавшим… Звучит ужасно даже в моих мыслях, но это слишком очевидный вариант, чтобы закрывать на него глаза.

В гостиной как раз крови хватало. Похоже, ареной жутких событий стал большой ковер в центре комнаты – в прошлом белый, а теперь красно-бурый. С него даже сбросили журнальный столик, чтобы не мешался. Как будто освобождали место для большой группы людей! Нет, нападавший точно был не один. Слишком много он успевал делать одновременно, слишком хорошо у него все получалось. Двое – это минимум, а я подозреваю, что их было намного больше.

Целая группа психов, спонтанно решившихся на изнасилование и убийство? Да еще и не групповое изнасилование! Нет, совсем ничего не сходится. И на этом фоне судьба девочек беспокоит меня все больше. Даже если поверить, что они просто сбежали, – это уже очень плохо. Но если добавить все странности, которые окружают смерть их матери… Дно какое-то.

Мне не хотелось задерживаться в гостиной – не больше, чем в морге. Но мысли о девочках помогли, я переборола страх и взялась за дело. Не зря, между прочим! Спустя час напряженной работы я была уверена в том, что обнаружила.

А точнее, не обнаружила. В гостиной не было ни одного предмета, хотя бы отдаленно соответствующего ранам на голове Тэмми. Инструменты у камина даже близко не похожи. Ножки столика и стульев – тоже нет, да и вообще, они целые. Нечто каменное или железное, со сложным узором… этого здесь нет! Так что нападавший забрал это с собой – может, с собой и принес.

Покончив с гостиной, я поднялась наверх, к спальням. В первую очередь меня интересовала комната девочек, в которой они и оставались до приезда полиции. Вот тут меня ждал очередной сюрприз.

Я все гадала, где же они спрятались, что это за чулан такой или стенной шкаф, который уберег их от психа! Но их реальное укрытие оказалось таким, что для него сложно подобрать название. Думаю, если бы мне начали на английском объяснять, что это, я бы не поняла, о чем речь.

Это было именно убежище. В прошлом – стенной шкаф, небольшой закуток, который нередко примыкает к американским спальням. Но в доме Тэмми он прошел неслабую модернизацию! Здесь было укреплено все: стены, пол, потолок и, особенно, дверь. Хилую фанеру заменили на крепкие доски и мощные металлические заклепки. Изнутри на двери был установлен засов, дополнявший хорошего качества замок. Там, внутри, без труда поместились бы две девочки-подростка.

И это неправда, что их не нашли. Нападавшие прекрасно знали, где находятся дети, внешняя сторона двери указывала на это! На досках сохранились следы ударов и глубокие царапины. Замок был не просто вскрыт – почти выковырян из гнезда. Но засов – это уникальное по своей простоте препятствие, его не вскроешь!

Думаю, расправа над Тэмми заняла немало времени. Только потом нападавшие добрались сюда – и обнаружили, что сделать то же самое с девочками не получится. Они попытались проникнуть внутрь, но время уже поджимало, и они ушли.

И все же полиция приехала, потому что Тэмми хватились коллеги. Не по вызову девочек! Почему, почему, почему?

Я вошла в убежище. Мебели здесь, естественно, не было, но на полу валялись потрепанные подушки и старый коврик – неумелая имитация звериной шкуры. Мне несложно было представить, как Джордан и Эмили укрывались здесь, как дрожали от страха и прижимались друг к другу, чтобы выдержать это, а снаружи гремели удары и проклятья. Слышали ли они то, что до этого происходило с их матерью внизу? Не думаю, что тут такая уж хорошая звукоизоляция…

Я достала телефон и посмотрела на индикатор сети. Отлично ловит! Да оно и понятно, убежище хорошее, но это всего лишь доски, не литой металл. Нет ни одной объективной причины, по которой они не могли позвонить в полицию! И все эти россказни про то, что они обе были парализованы страхом, – это так, сказочки. Но почему девочки врут? Они больше всех заинтересованы в том, чтобы полиция двигалась в нужном направлении!

Короче, я пришла сюда за ответами, а получила только новые вопросы.

Кому Тэмми умудрилась перейти дорогу? Чем заслужила столь жестокую казнь – иначе я это назвать не могу.

Почему она вообще построила в комнате своих детей убежище, способное выдержать полноценную атаку?

Почему в достаточно молодом возрасте она составила завещание? Она назначила опекуном своих детей человека, с которым даже не была знакома – и который успел продемонстрировать, что родитель из него так себе. Почему Тэмми выбрала его? Из-за отсутствия альтернатив – или ей было нужно, чтобы ее дочери оказались далеко отсюда, там, где их не будут искать?

Хотелось верить, что не только я задаюсь этими вопросами, что и полиции есть, чем себя занять!

Больше я не нашла в комнате девочек ничего подозрительного, хотя мне и убежища с лихвой хватило. После этого настал черед спальни Тэмми. С первого шага туда я поняла, что вот тут придется задержаться.

Создавалось впечатление, что она не выкидывала никогда и ничего. В комнате едва ли можно было пробраться от кровати к рабочему столу и обратно! Но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что это не просто мусор. Тэмми хранила бумажки. Сотни, тысячи, миллионы бумажек. Дома из бумажек, горы из бумажек. Бумажковая цивилизация. Здесь было все: от выцветших, потерявших даже намек на текст чеков до ярких рисунков. Очень любопытно… Тут всегда такой бардак или кто-то уже основательно в этом порылся?

Нет, сначала за этот хаос я винила Тэмми. Но когда я подняла стопку каких-то счетов, обнаружилось нечто весьма любопытное: пыль. Что любопытного в пыли? А то, что ее было много и она скопилась на ковре. Прямо под бумагами.

Если бы бумаги все время валялись на полу, было бы иначе. Пыль спокойненько оседала бы на них. Но то, что я обнаружила, изучив пол повнимательней, наталкивало на совсем другие выводы. У Тэмми хранилось много всякого мусора, но мусор этот был тщательно отсортирован и аккуратно сложен. А потом по комнате будто ураган пронесся! Или кто-то что-то искал, или заметал следы. Подозрительными казались оба варианта.

Так что в кабинете мне предстояло задержаться.

Когда я увлечена работой, я с легкостью теряю чувство времени. Не та черта, которой можно гордиться, но исправить ее вряд ли удастся. Если бы бумаги Тэмми оказались совсем неинтересными, они бы с легкостью утомили меня. Но этот склад макулатуры был куда любопытней, чем я ожидала. Если раньше я лишь смутно догадывалась, что жизнь Тэмми была совсем не простой, то теперь я почти не сомневалась в этом. Может, последние пять лет она действительно была поварихой из дешевой забегаловки. Но раньше она прошла через что-то другое – и это не отпускало ее до последних дней, бумаги доказывают! Увы, это не те улики, которые можно отнести в полицию. Зато я буду знать.