Текст книги "Ненавижу тебя любить!"

Глава 8

Элизабет отличается красотой, которую можно назвать броской. Признаться, даже очень броской.

Пышно взбитые волосы огненно-рыжего (не натурального) цвета, голубые глаза, густо обведенные таким количеством туши, что по вечерам у нее, вероятно, уходит не менее двух часов на то, чтобы ее смыть. Если ей вообще удается это сделать. Со всей остальной косметикой у нее тоже перебор – ее явно слишком много даже для парадного ужина, притом что сегодняшний ужин вряд ли можно отнести к таковым…

Но самое ошеломительное в ней – это ее одежда: на ней короткое, развевающееся платье леопардовой расцветки, выставляющее напоказ целые километры ее подтянутых, очень загорелых ног. То есть она практически полуголая, и в дополнение образа на ногах у нее босоножки – чрезвычайно эффектные, но летние. Не уверена, что такой наряд можно назвать подходящим для этого грандиозного мавзолея, возвышающегося среди просторов Шотландии. В комнате, где мы сидим, разве что с натяжкой будет восемнадцать градусов. На улице – не больше пяти.

На мне самой, если уж на то пошло, брюки и рубашка, поверх которых надет черный свитер – свободный и теплый. Пораженный, Иэн моментально бледнеет. Так ему и надо.

– Элизабет, дорогая, иди познакомься с нашими гостями. Позволь представить тебе графа Лэнгли, – объявляется ее отец. И я наконец понимаю, кто на самом деле командует в этой семье. Обожаемая дочурка – кажется, это более чем очевидно.

Элизабет подходит к Иэну, успевшему тем временем встать с дивана, и с видом кинозвезды пожимает ему руку. Довольно вяленькое рукопожатие, – ехидно отмечаю я про себя, наблюдая за ними.

– Для меня это большая честь, лорд Лэнгли, я так наслышана о вас, – говорит она с притворной застенчивостью. С чего это вдруг – разве девушка, одетая подобным образом, способна в принципе быть застенчивой? Не смешите меня.

– Могу вообразить, достаточно взять в руки любую газету, специализирующуюся на светских сплетнях, – комментирую я, в свою очередь поднимаясь с дивана и протягивая ей руку.

– Дженнифер Перси, – представляюсь я решительно, в то время как она протягивает мне свою. Я пожимаю ее – может быть, даже с чересчур рьяным усердием.

– Простите? – растерявшись, переспрашивает она, и я не понимаю, относится ли это к моей фразе или к моему рукопожатию.

Иэн, стоящий со мной рядом, вздыхает.

– Дженни любит шутить, – произносит он сквозь зубы и бросает на меня сердитый взгляд.

Господи боже, как будто это я виновата, что он то и дело попадает под прицелы фотографов в компании каких-то клоунесс.

– Как это, должно быть, чудесно, когда между коллегами такие шутливые, такие простые и искренние отношения, – сообщает она нам.

– О, Дженни – это воплощенная простота и искренность, – подтверждает Иэн. Тон у него язвительный и острый, как жало осы.

– Беру пример с Иэна, – объясняю я ей.

– О, вы говорите о нем так запросто, без титула! – с изумлением замечает Элизабет, как бы размышляя вслух.

– Без титула, – подтверждаю я, не колеблясь. Что я, по ее мнению, должна делать – называть его лордом и замирать в глубоком поклоне при встрече?

– Я никогда его не использую, – заверяет ее Иэн. Эти слова звучат так, будто главное здесь – его разрешение, а не мое собственное решение.

– Да, но я бы не обращалась к тебе иначе, даже если бы ты его использовал, – щепетильно возражаю я.

– Дженни несколько… как бы это сказать… – начинает наш маленький лорд и, запнувшись, останавливается.

– Несколько..? – с любопытством спрашиваю я.

– Несколько непочтительна по отношению к титулам, – наконец выдает он, широко, но притворно улыбаясь всем остальным.

– Совершенно верно, и не только к ним, – отвечаю я, не моргнув глазом, в то время как Элизабет смотрит на нас с подозрением.

Беверли, кажется, уже порядком наскучил наш разговор.

– Что скажете, может быть, мы пройдем к столу? – предлагает он.

– Конечно, – быстро отвечаю ему я. Наконец-то нам дадут хоть что-то кроме алкоголя.

Беверли предлагает руку мне, а Иэн – Элизабет.

Такой пышной процессией мы торжественно перемещаемся в столовую, где садимся к столу, на котором царит буйство столового серебра и старинной посуды, сияющих в свете грандиозной люстры. Я искренне надеюсь, что Беверли, прежде чем повесить над головой подобную штуку, распорядился укрепить потолок. Кажется, она весит не одну тонну. А я еще слишком многого не успела сделать, чтобы погибнуть от свалившейся на меня роскоши.

– Ну что, Иэн, – интересуется Беверли, – как поживает твой дедушка?

– В целом более или менее хорошо. Конечно, возраст дает о себе знать, но он по-прежнему тот, кто приводит всех вокруг в трепет.

– Разумеется, он же герцог, – хихикая, замечает Элизабет.

Клянусь, я не понимаю, что в этом такого забавного.

– Вот именно, – возражаю я ей, – он герцог, а не египетское божество.

На секунду все замирают, глядя на меня с некоторым изумлением. Очень хорошо.

– Нет, моему дедушке точно бы не понравилось, что его сравнивают с мумией, – подтверждает Иэн, смеясь над моим замечанием. После его шутки расслабляются и все остальные.

Тем временем на столе появляется целая череда блюд, которые приносят одно за другим. Испытывая явные затруднения, я стараюсь понять, есть ли среди них что-нибудь, подходящее мне, как вегетарианке.

Элизабет быстро обращает внимание на мои колебания перед выбором блюд.

– Все в порядке, мисс Перси? – спрашивает она как настоящая заботливая хозяйка дома.

– Да, в полном порядке, просто я не очень голодна, – уверяю я ее. Это наглая ложь, я умираю от голода, однако невежливо заявлять пригласившему тебя человеку, что у него на столе нет ничего, что ты можешь съесть.

– Но, пожалуйста, называй меня Дженни, как и все остальные, – с улыбкой обращаюсь я к ней, чтобы увести разговор от темы еды.

– С удовольствием, Дженни. – Она искренне радуется.

Потрясающе. Эта девушка, внешне такая эффектная, на самом деле – очень простая и не уверенная в себе. Никакой тебе острой проницательности, никакого хлесткого юмора. Нет, даже еще хуже. Вообще никакого юмора. А она точно уверена, что желает заполучить себе такого циничного и безжалостного типа, как Иэн?

– Чем ты занимаешься? – пытаюсь я поддержать разговор.

– Я – пиарщица, занимаюсь связями с общественностью! – с гордостью восклицает она.

– Правда? – Я бросаю многозначительный взгляд на Иэна. – А направление?

– Я занимаюсь организацией праздников и торжеств – ну, знаешь, в общем все в таком роде, – объясняет она как-то слишком торопливо, как если бы сама имела об этом довольно туманное представление.

«Другими словами, не занимаешься ничем», – думаю я ехидно. Конечно, мне ли этого не знать.

– И после работы у тебя остается много свободного времени? – спрашиваю я с любопытством.

– Ну конечно! К счастью, у меня целая куча свободного времени, и я могу сколько угодно заниматься шопингом, – восторженно подтверждает она.

Боже мой, это даже слишком просто – клянусь, так даже и удовольствия никакого.

– Но, в любом случае, я, разумеется, не буду работать всю свою жизнь – как только выйду замуж, то брошу работу, – спешит она добавить. И бросает красноречивый взгляд на Иэна.

– Ну разумеется. А сколько тебе лет? – проявляю я заинтересованность, протягивая руку за небольшой круглой булочкой. Наконец-то я нашла что-то, где точно нет мяса.

– Двадцать четыре года, и я уже целых девять месяцев работаю! – вздыхает она так, будто работа уже успела ее страшно утомить.

Иэн на секунду замирает, держа вилку на весу. В его голубых глазах отражается некоторое потрясение.

– А ты, Дженни, сколько уже времени ты занимаешься вопросами имущества? – спрашивает она в качестве ответной вежливости и, уж конечно, не потому, что это ее и правда интересует.

– Девять лет, – отвечаю я с ангельским видом.

– Ничего себе! Девять лет – это ведь так много! А я могу спросить, сколько тебе лет? – восклицает она, в то же время беспокоясь, как бы случайно меня не обидеть.

– Ну конечно можешь. Мне тридцать три года, – отвечаю я безмятежно. У меня нет никаких причин скрывать мой возраст.

– И ты никогда не была замужем? – спрашивает она. Голос ее звучит слегка встревоженно.

Едва услышав эту фразу, Иэн чуть не взрывается от хохота и, чтобы не выдать себя, притворяется, что закашлялся. Бросив на него возмущенный взгляд, я вижу, как он утирает слезы, выступившие на глазах от невероятных усилий сдержаться.

– Нет, никогда, – подтверждаю я.

– Очень надеюсь, что я в твоем возрасте уже буду замужем. Ну, или хотя бы разведена, – уточняет дочь Беверли.

– Я никогда не испытывала особого желания выходить замуж, – невозмутимо объясняю я ей.

Элизабет этим явно поражена – настолько, что ее отец тут же считает нужным ее успокоить.

– Можешь не сомневаться, дорогая, ты в этом возрасте будешь замужем, – успокаивает он ее, однако ему не удается вернуть ей недавнюю пустую улыбку.

Встреча с тридцатитрехлетней деловой незамужней женщиной, похоже, стала для нее немалым потрясением. Бедняжка.

Но очень быстро она вспоминает о своей главной задаче и вновь принимается бросать обольстительные взгляды в сторону своего драгоценного графа – будущего маркиза и будущего герцога. Потому что именно он и является ее целью, это всем ясно.

Иэн пытается делать вид, что он этого не замечает, но речь идет о таком явном, неприкрытом желании его покорить, что он никак не может сказать, будто ничего не понял.

Ужин продолжается вполне мирно, без каких-либо новых потрясений, и по его завершении все, что нам остается, – это перейти к делам. Или, во всяком случае, мы пытаемся это сделать, потому что, по правде говоря, сам Беверли явно не испытывает большого желания.

– Наша главная задача на этих выходных – познакомиться друг с другом получше, – заявляет он, когда после ужина мы переходим обратно в гостиную.

– А делами займемся, уже когда вернемся в Лондон.

Что??? А за каким тогда вообще чертом нам было ехать в этот глухой и промозглый уголок Шотландии? Я бросаю вопросительно-озабоченный взгляд на Иэна, который, судя по всему, подумал то же самое.

– Ну что, молодежь, оставляю вас общаться вашей молодежной компанией, – прощается он. И, направляясь к двери, бросает на меня красноречивый взгляд. Ему явно хочется, чтобы мы с ним оставили этих двух голубков наедине.

Иэн тоже это понимает, потому что, сидя рядом со мной на диване, сразу же хватает меня за руку и приближает губы к моему уху.

– Только попробуй оставить меня здесь одного, и ты за это поплатишься, – угрожающе шепчет он, и я вижу в его глазах панику.

На какую-то долю секунды я почти испытываю искушение остаться и помочь ему. К несчастью для него, этого почти недостаточно, чтобы меня удержать.

Я выдергиваю у него руку и решительно поднимаюсь с места. Потом наклоняюсь к нему и, под предлогом того, что хочу поцеловать его на прощание в щеку, шепчу ему на ухо:

– В следующий раз я бы не советовала тебе начинать мне угрожать, попробуй лучше как следует попросить. Может, и сработает.

И с ехидной усмешкой отправляюсь к себе в свою унылую серую комнату.

* * *

Я сижу в одиночестве за огромным обеденным столом, желая от души насладиться завтраком. Но единственное, что я могу найти для себя из еды, – это хлеб с маслом. Есть яичница, но она с беконом, а о жареных сосисках с фасолью лучше даже и не упоминать. Есть еще маффины, но они соленые – с начинкой из ветчины вместо привычной черники. Жаль, я бы охотно съела даже простое яйцо.

Глубоко погрузившись в размышления, я даже не слышу, как в столовую бесшумно входит Иэн. Когда в знак приветствия он дотрагивается до моего плеча, я подпрыгиваю от неожиданности.

– Ох, прости, не хотел тебя напугать. – Он усаживается рядом со мной.

– Я слишком задумалась, – оправдываюсь я, окидывая взглядом его мрачное невыспавшееся лицо. – Что, плохо провел ночь?

– Скажем, что так… – Он потягивается.

– А я-то думала, ты нашел себе отличную компанию, – с нескрываемым сарказмом подкалываю его я.

– Я тебя умоляю. И, кстати говоря, ты мне еще за это заплатишь, – заявляет он, накладывая себе яичницу.

Я смотрю на него с видом полнейшей невинности.

– Что ты хочешь этим сказать? Совершенно не понимаю…

– Да ладно, не понимаешь. Я еле от нее вырвался. И потом еще боялся, что она ночью придет и заберется ко мне в постель. Разумеется, моя комната не запирается на ключ, так что мне всю ночь пришлось спать вполглаза. Короче, скажем, что такой нервный сон не позволил мне как следует отдохнуть, – жалуется он, явно в ужасе от одной мысли о подобных ночных визитах.

– Ничего страшного, одна бессонная ночь для такого, как ты, – это ерунда…

Он бросает на меня возмущенный взгляд, а потом переводит глаза на мою почти пустую тарелку.

– Ты не хочешь мне объяснить, почему ты практически ничего не ешь с тех пор, как мы сюда приехали? – спрашивает он серьезно.

– Потому, что я – вегетарианка, а здесь только и говорят, что об охоте, и едят одно мясо, – отвечаю я с досадой.

– А… – протягивает он удивленно, – я не сообразил.

– Это не твоя вина: вам, мужчинам, проницательность вообще не свойственна.

Мы спокойно сидим и продолжаем завтракать, обмениваясь замечаниями о том, сколь приятно времяпрепровождение в шотландской глуши, как вдруг у меня звонит телефон.

Я достаю его из кармана и вижу, что это Вера.

– Привет, дорогая, – здороваюсь я с ней, – ну что, как там в Лондоне?

– Эй, где, ты говорила, ты сейчас находишься? – Она необыкновенно взволнованна.

– Где-то в Шотландии, а что?

– Ты еще явно не видела сегодняшний выпуск «Сан»[3]3
    «Сан» (англ. “The Sun” – «Солнце») – газета, известная благодаря своим публикациям скандальных историй из жизни звезд и знаменитостей, различных слухов и сплетен (Прим. перев.).


[Закрыть]! – восклицает она.

– Хмм, нет, вообще-то я никогда не читаю подобных газетенок, – напоминаю я ей. Для меня существует только финансовая пресса – я думала, это всем ясно.

– К счастью для тебя, их читаем мы, – сообщает мне Вера.

Я кладу недоеденный кусок хлеба на тарелку, чувствуя, что мне начинает немного надоедать этот бессмысленный разговор.

– Конечно, я была бы рада подольше поболтать с тобой ни о чем, но знаешь, все-таки хочется, чтобы ты перешла к делу…