Текст книги "Грехи негодяя"

– Ты хорошо знаешь Смиркина? – спросила Оливия, когда слуга ушел.

Клейтон фыркнул и пробормотал:

– Он уверен, что знает меня хорошо. Полком, с которым я шел, когда спас жизнь Александра, командовал именно Смиркин. Он утверждает, что помнит меня по множеству сражений, во время которых был слишком пьян, чтобы запомнить кого-то еще. – Клейтон зашел в свою комнату и вернулся со стопкой книг и бумаг. – Вот, возьми. Помнишь, как ты пыталась мне объяснить, каким образом на фабрике производится бумага.

Оливия схватила книги в охапку.

– Ты всегда был чудовищем! Знал же, что я тогда понятия не имела, как делается бумага.

– Знал, конечно, но это тебя никогда не останавливало. Я думал, что ты имеешь хотя бы отдаленное представление о процессе. Но бумага из молока – это сильно.

Оливия, не сдержавшись, рассмеялась.

– Просто жидкость в баке была белой. И мне показалось, что в этом есть смысл. Во всяком случае, это было бы разумнее, чем бумага из старого тряпья.

Клейтон вернулся в свою комнату и уже через несколько секунд громко постучал в ее главную дверь.

– Я теперь знаю, как производится бумага. – По какой-то непонятной причине для Оливии было очень важно, чтобы он это понимал. – Я даже могу сказать, какое время требуется на распад каждого вида ткани на волокна.

Клейтон проигнорировал ее заявление, и всю дорогу до Катиной гостиной они прошли молча. Княгиня ожидала их в обществе румяного мужчины с густыми седыми бакенбардами и воистину выдающимися усами и стройной миловидной женщины – вероятно, его жены.

– Барон Комаров?! Рад видеть, что кому-то Сибирь пошла на пользу! – сказал Смиркин и громко засмеялся собственной шутке.

Мужчины обменялись рукопожатиями, а Катя представила Оливию и Клейтона жене генерала. Та окинула его оценивающим взглядом; когда же Клейтон поднес ее руку к губам, она со вздохом проговорила:

– Думаю, ты меня не помнишь.

– Вы знакомы? – удивился Смиркин. – Что ж, прекрасно! Всегда приятно встретить старых знакомых.

Генерал считает, что все хорошо? Неужели он не понимает, что эти двое были любовниками? Воздух между ними словно искрит от напряжения. А она, Оливия, хотела произвести на него впечатление поцелуем… Наивная!

– Я вас помню, – сказал Клейтон. – Мы встречались на балу у Ригицких.

Конечно, он все помнит. Наверняка он даже сможет вспомнить все, что на ней было надето в ту ночь. И разумеется, он запомнил и то, что произошло между ними.

Тут жена генерала вдруг приподнялась на цыпочки и запечатлела на щеке Клейтона смачный поцелуй. Оливия невольно поморщилась. Влажные губы этой особы едва не сожрали Клейтона!

– Твоя рука больше меня не испугает, – шепнула она.

«Его рука?» – удивилась Оливия.

Правая рука Клейтона, на которой постоянно была перчатка, дернулась, но на этот раз он не убрал ее за спину.

«Выходит, эта дама что-то знает про его руку…» – подумала Оливия. Она подошла вплотную к Клейтону, вынудив нахалку отойти. Как она смеет вести себя настолько нагло?!

Генеральша надула губы.

– Не могу поверить, что ты не навестил меня. Я была так одинока…

«Теперь она, похоже, намеревается переспать с ним!» – возмутилась Оливия.

Генерал похлопал супругу по спине.

– Мне жаль, что я не могу уделять тебе больше внимания, моя милая. В последнее время очень много дел. Чего стоит один только сегодняшний скандал с митрополитом. Люди возмущены. Самое время напомнить царю, чтобы не слишком доверял этим темным лошадкам.

– Какой скандал? – спросила Катя, расставлявшая чайные чашки.

Супруга генерала улыбнулась с видом абсолютного превосходства.

– Митрополит арестован! – сообщила она.

– А в чем его обвиняют? – спросил Клейтон.

На физиономии генеральши отразился праведный гнев.

– Он убивал юных девушек. – Генеральша потянулась к Клейтону. – Ох, я так боюсь!..

Оливия взяла Клейтона под руку, оттеснив наглую даму.

– Слава Богу, у вас есть муж, – сказала она.

– Может быть, перейдем к столу? – спросила Катя.

Вскоре все расселись, и Оливия решила, что одержала победу; ей удалось занять место рядом с Клейтоном, а генеральше пришлось сесть напротив.

Но тут генеральша подалась вперед, и ее груди едва не вывалились на стол. При этом она окинула соперницу торжествующим и насмешливым взглядом.

Тогда Оливия решительно положила руку на колено Клейтона. Она не смотрела на него, поэтому не знала, на чьей стороне его симпатии в этом поединке, но он по крайней мере не сбросил ее руку.

Катя быстро разлила чай – такой скорости в столь сложном процессе Оливии еще не приходилось видеть.

– Итак, генерал, вы должны рассказать мне о вашей славной победе при Винково. Я никогда не устану слушать рассказ об этом замечательном сражении, – проговорила хозяйка.

Чрезвычайно довольный собой Смиркин с улыбкой пригладил усы.

– Это и в самом деле был замечательный бой. Мы захватили артиллерию из-под носа у Мюрата. Говорят, что из-за этого Наполеон и бежал из России. А барон, как всегда, был в гуще событий. Помню, как он устремился в бой на своем вороном жеребце…

Клейтон кивнул:

– Насколько я помню, именно вы тогда дали мне другого коня.

Смиркин усмехнулся:

– Совершенно верно. Отличный был конь.

Клейтон в задумчивости покачал головой.

– Ох, даже не знаю, что могло бы произойти, если бы не вы, генерал. Ведь состояние моего собственного коня было весьма плачевным.

Генеральша подалась еще немного вперед. Ее груди, можно сказать, лежали на тарелке рядом с лепешкой.

– А что случилось с вашим скакуном?

– О, это трагическая история… – начал Клейтон.

И генеральша приготовилась слушать. Оливия же, глядя на ее груди, вдруг и впрямь почувствовала ужасную головную боль, на которую Клейтон предлагал ей сослаться. И стала прямо-таки нестерпимой. Но Оливия отказалась уступать Клейтона этой женщине. Она уже открыла рот, чтобы указать генеральше на непорядок в ее туалете, но Клейтон предостерегающе сжал ее руку, не позволив заговорить.

– Все дело в том, что конь не должен испытывать нежных чувств к свинье, – сообщил он.

– К свинье? – переспросила Катя.

– Ну да… У меня был отличный конь. Но он отказывался отходить от одной из свиней, которых в полку возили для еды.

Генерал хмыкнул.

– То еще было зрелище. – Он действительно верил, что все это видел.

– К сожалению, одному из кабанов это не понравилось, и он напал на коня, – продолжал Клейтон.

– Кабан напал на твоего коня? – спросила Оливия.

Клейтон взглянул на нее с такой абсолютной и подкупающей искренностью, что ей пришлось зажать рот кулаком – якобы от страха, – чтобы не расхохотаться.

Катя сделала глоток чаю и закашлялась.

– Нападение был неожиданным и жестоким, – заявил Клейтон.

– Но боевой конь наверняка мог убить кабана копытом, – заметила генеральша.

Клейтон протяжно вздохнул.

– Кабан собрал на помощь своих друзей. Мой Клутер сражался как лев, но, увы, когда я подоспел на помощь, было уже слишком поздно.

Теперь Оливия не сомневалась: в этой истории не было ни слова правды и рассказана она была для нее. Клутером звали одного из рабочих на фабрике ее отца. Это был своенравный злобный старик с лошадиным лицом.

– Они убили коня? – спросила генеральша.

– Нет, но он после этого стал бояться хрюканья и других громких звуков, и на поле боя от него было мало толку.

Тут Оливия вскочила из-за стола. Она была не в силах сдерживать смех. Вероятно, ее лицо уже стало красным от усилий не хихикать, как идиотка.

– Извините, я слишком чувствительна для таких историй. Мне надо отдохнуть… прийти в себя.

Генеральша окинула ее презрительным взглядом и проговорила:

– Прошу вас, продолжайте, барон. Я нахожу ваш рассказ потрясающим.

Клейтон покосился на Оливию, потом вновь заговорил:

– В общем, когда к его страху перед цыплятами, от которого он страдал уже давно, добавился страх перед хрюканьем, вы, генерал, мудро посоветовали мне его сменить.

Оливия с позором бежала. Она успела добежать до лестницы и рухнула на ступеньки, давясь от хохота. Интересно, как шпионы Голова объяснят ему ее странное поведение?

Прошло несколько минут, прежде чем она немного успокоилась и начала подниматься вверх по лестнице. За эту историю Клейтон заслужил два очка. Она уже и забыла, как он хорош в подобных комедиях абсурда. Ведь от такого человека все ожидают, что он будет вести себя как скучный любитель фактов. Но Клейтон обожал смех и розыгрыши. Иногда представления уличного кукольного театра, всегда казавшиеся ей пустыми и глупыми, заставляли его хохотать до упаду. И, глядя на него, Оливия тоже начинала смеяться.

Устроившись в своей комнате, Оливия очень быстро закончила свою работу и решила, что, пожалуй, стоило помочь Клейтону с его бумагами. Он же взял на себя большую часть работы… Не исключено, что после общения с генералом и генеральшей он будет не в состоянии сосредоточиться.

Оливия взяла лист бумаги и открыла дверь в смежную комнату. В тот же миг чья-то сильная рука зажала ей рот и втащила внутрь.

Глава 19

Клейтон бежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он сам не понял, с чего ему вдруг вздумалось сочинять небылицы. Наверное, ему просто не понравилось вульгарное поведение Марии, смутившее Оливию. Конечно, он мог бы остановить ее каким-нибудь резким замечанием, однако выбрал другое, и в итоге глаза Оливии засверкали и она едва сдерживала смех.

Мария явно хотела вернуться в прошлое. Когда-то они провели вместе ночь. Но этого больше не повторится. У них никогда не будет ничего общего, кроме одной-единственной совершенно заурядной ночи. Причем тогда в постель его затащила именно она. А потом долго воротила нос от его изуродованной руки. В конце концов он надел перчатку, и она немного успокоилась, милостиво позволив ему ее ласкать. Вероятно, она была непоколебимо уверена, что он ей за это должен быть признателен до конца жизни. Разумеется, эта дама ошибалась.

Зато Оливия…

Нет-нет, об этом лучше не думать.

Но разве можно о ней не думать?! Ведь ее поцелуи великолепны… изумительны… дарят райское наслаждение… Он мог придумать еще дюжину эпитетов, но все они не отражали в полной мере его чувств. Клейтон не говорил об этом Оливии – и ни за что не скажет, – но каждый ее жест, каждое движение губ, каждый тихий вздох задевали какую-то чувствительную струну в его душе, освобождали от годов постоянного напряжения и подозрений. И напоминали ему, что он нормальный человек, мужчина, которому небезразличны страсть и удовольствия, а также и чувства женщины, которую он держит в объятиях.

Раньше Клейтон даже не подозревал, что ему всего этого не хватало. Не думал, что эта часть его души все еще жива. Но теперь он чувствовал, что вся его душа раскрылась навстречу солнцу. И произошло это впервые за десять лет.

Подойдя к своей комнате, он замедлил шаг. Перспектива продолжить работу над шифром больше не казалась ему…

Чьи-то голоса. Он замер. Расчувствовавшийся Клейтон исчез в мгновение ока, уступив место холодному и настороженному. Он затаил дыхание, чтобы лучше слышать. Возможно, Оливия разговаривала с горничной.

Нет, не с горничной. Он явственно услышал мужской голос.

Но возможно, там горничная и кто-то из лакеев…

Нет-нет, один голос определенно принадлежал Оливии. Однако что же она говорит? Разобрать невозможно, но было ясно, что она испугана.

Клейтон достал нож, который всегда носил за голенищем сапога. Но напавший на Оливию человек нужен был ему живым для допроса.

Оливия вскрикнула.

Нет, пожалуй, можно обойтись и без допроса. Лучше уж он выпустит кишки этому ублюдку.

Клейтон распахнул дверь.

Спиной к нему стоял широкоплечий мужчина, державший Оливию. Или пытавшийся ее удержать. А она отчаянно сопротивлялась.

Тут мужчина что-то ей сказал, и она что-то выкрикнула прямо в руку, зажимавшую ей рот.

Клейтон метнул нож.

За мгновение до того, как нож поразил цель, незнакомец отпустил Оливию, развернулся и отбил летящий нож в сторону.

Йен!

Он, Клейтон, едва не убил друга!

И в тот же миг Оливия завизжала так громко и пронзительно, что не приходилось сомневаться: через несколько секунд сюда сбежится весь дом.

Йен выругался и проворчал:

– Просил же не кричать, когда я тебя отпущу.

– А я не давала согласия молчать, – ответила Оливия, заметив, что Клейтон не бросается на непрошеного гостя и выглядит скорее смущенным, чем встревоженным.

– Не могу поверить, что ты никогда ничего не говорил ей обо мне, Клейтон. «Трио»… Это значит, что нас трое, а не только ты и Малышка. – Йен потер ладонь, укушенную Оливией. – Эта дама не желает мне верить.

– Вы действительно знаете друг друга? – спросила Оливия. Ее лицо – в том месте, где к нему прикасалась рука Йена, – покраснело.

Клейтон понадеялся, что она откусила ему изрядный кусок плоти.

– И очень хорошо, что не верит, – пробурчал Клейтон. – Оливия, этот субъект – действительно член нашего трио.

– Дух, – представился Йен.

– Он же Йен Мэддокс, – добавил Клейтон.

– Неужели мы уже называем всем подряд наши настоящие имена? – удивился Йен.

– Не всем подряд, – буркнул Клейтон.

Из коридора донеслись шаги.

– А вот и слуги, – вздохнул Йен. – Встречи с ними я и старался избежать. Полагаю, мне следует исчезнуть, а вы уж с ними как-нибудь сами разберитесь. – Он поклонился Оливии и ухмыльнулся. – Сейчас вы увидите, почему я получил столь интригующее прозвище.

Клейтон и Оливия повернулись к двери, и тотчас вошли Катя, два лакея и горничная.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила княгиня.

Оливия обернулась – и замерла. А Клейтон понял, что на нее произвел должное впечатление излюбленный трюк Йена – таинственное исчезновение.

Клейтон видел это много раз, поэтому точно знал: ничего фантастичного в исчезновении друга нет. Йен был пониже ростом и немного шире, чем Клейтон, но умел двигаться с ловкостью и проворством акробата. Вероятнее всего, в данный момент он отдыхал в гардеробе.

Оливия в немом восхищении продолжала озираться. Наконец, снова повернувшись к двери, пробормотала:

– Нет, ничего не случилось. Просто я увидела мышь.

– Она была отвратительной, – вступил в беседу Клейтон. – Мне показалось, она выбежала из-под гардероба. Пусть слуги проверят.

Лакеи переглянулись и с недовольным ворчанием стали двигать тяжеленный гардероб. Никаких грызунов под ним, разумеется, не оказалось. Но Йен, должно быть, испытал несколько неприятных минут, на что Клейтон и рассчитывал.

Катя, прищурившись, спросила:

– Вы хотите перебраться в другую комнату, барон?

Клейтон покачал головой:

– Нет, меня и эта вполне устраивает.

Княгиня обошла вокруг Оливии, и Клейтон заподозрил, что от ее взгляда не укрылись морщинки на платье, появившиеся после борьбы с Йеном.

– Полагаю, Оливия, нам следует осмотреть и твою комнату.

– Но я не думаю, что…

Но Катя решительно взяла ее под руку.

– Я настаиваю. В моем доме не будет проблем с грызунами.

Клейтон пошел следом за ними, но Катя властным жестом остановила его.

– Тебе лучше остаться в своей комнате и проследить, не вернется ли мышь. Или, возможно, злобный кабан.

Княгиня, Оливия и слуги прошли в соседнюю комнату и плотно закрыли за собой дверь. Но их голоса были слышны, и Клейтон приложил ухо к двери.

– А теперь ты расскажешь мне, что на самом деле произошло, – заявила Катя. – Если, конечно…

– А меня вовсе и не было в гардеробе, – сообщил Йен, внезапно появившись рядом с другом, и из-за него тот не расслышал ответ Оливии.

– Жаль, – сказал Клейтон. – Ты был под кроватью? – Густые волосы Йена с одной стороны были припорошены пылью.

– Мне жаль, что я едва не убил тебя кинжалом, дорогой друг, – сказал Йен, очень точно подражая голосу Клейтона. Потом перешел на свой собственный. – Теперь ты можешь не чувствовать себя виноватым за то, что не извинился.

– Я вовсе не…

– Да, я знаю. Поэтому я извинился вместо тебя.

– Я хотел сказать, что вовсе не чувствую себя виноватым.

– Ты ранишь меня в самое сердце, старик. – Йен подался вперед и со всей возможной театральностью приложил ухо к двери. – Теперь мы будем шпионить из-за двери?

– Я не шпионил, – буркнул Клейтон.

– Да, конечно, понимаю. Просто пол наклонился, и ты прислонился к двери. – Йен усмехнулся. – Я рад, что ей хватило ума заорать, как только я ее отпустил. Она храбрая девушка. В своих рассказах о ней ты об этом не говорил.

Клейтон всегда гордился своей памятью, но про храбрость Оливии ничего не помнил. Возможно, храбрость всегда существовала, но он предпочел о ней забыть и помнил главным образом о мнимом предательстве Оливии. Теперь же, думая о ней, он вспоминал не о предательстве, а о чудесных минутах, которые они провели вместе.

Но он не хотел ничего помнить! Воспоминания были… слишком сладостными. Как кусок сахара после долгих месяцев голода.

– Я о многом никогда не упоминал.

Йен вздохнул:

– Ну конечно! И все потому, что ты негодяй, которому на все наплевать, кроме мести, не так ли?

– Я никогда не утверждал, что мне на все наплевать. – Клейтон поднял с пола лист бумаги и положил в карман. Это была часть списка, которую составляла Оливия. Должно быть, она уронила бумагу, когда подверглась нападению.

Йен бегло просмотрел бумаги, лежавшие на столе.

– Хм, кажется, я припоминаю беседу, которую ты имел с Мэдлин несколько месяцев назад. Она спросила: «Тебе в самом деле наплевать на то, что ты уничтожишь столько жизней?» На это ты ответил… О, я могу процитировать твой ответ весьма уверенно. Можно сказать, дословно. Ты ответил ей: «Да».

Клейтон отодвинул бумаги от Йена, чтобы он не нарушил порядок.

– Оливия находится под моей защитой.

– Тогда самое время погубить ее. Но разумеется, не так, как ты планируешь погубить ее отца. По крайней мере я на это надеюсь.

– Я не планирую ее обесчестить, если ты это имеешь в виду.

– Значит, ты это уже сделал?

– Нет.

– Тогда почему она явилась в твою комнату?

– Вероятно, закончила работу над своей частью книг.

– Ты хочешь сказать, что она пришла к тебе в комнату за книгой? Знаешь, когда я ее держал, то не мог не заметить, какой у нее…

Кулак Клейтона въехал в подбородок друга раньше, чем тот успел договорить.

Йен осторожно потрогал челюсть, затем подвигал ею и ухмыльнулся:

– Дух. Я хотел сказать, что у нее боевой дух.

Клейтон подул на кулак. О, эта женщина сводит его с ума – в этом нет никаких сомнений.

– Да, кстати, спасибо, что ты приехал.

– А у меня был выбор? Разве я мог противиться зашифрованному посланию, которое мне принесли посреди ночи? Никогда не упускал возможности поучаствовать в деле, связанном со всякими… ухищрениями. Может, все-таки расскажешь мне, что тут у вас происходит? Нет, подожди. – Йен устроился на изящно расшитом стуле в дальнем углу комнаты. – Я знаю, как многословно ты обычно изъясняешься. Возможно, ты почувствуешь необходимость рассказать мне о цвете сапог злодеев и об используемой ими пене для бритья.

Тут Йен прекратил балагурить и взглянул на друга уже вполне серьезно. Его глаза светились умом, которого, как подозревал Клейтон, у Йена было намного больше, чем у него.

– Рассказывай все с самого начала. Желательно – с подробностями.

Клейтон поведал обо все произошедшем.

– Значит, они хотели похитить Мэдлин?

Вопрос друга заставил Клейтона вздрогнуть. Он вдруг осознал, что в какой-то момент его беспокойство за Мэдлин уступило место страху за Оливию. А это могло означать только одно: ему следовало пересмотреть свои приоритеты. Ведь именно Мэдлин собрала его по кусочкам после того, что с ним сотворили французы. Он был обязан ей всем.

Йен же встал и проговорил:

– Получается, что мы во второй раз подвергаемся нападению. В первый раз Айнгерн пришел за Мэдлин. Теперь кто-то выдал нашим врагам тебя.

Клейтон не рассматривал ситуацию в подобном свете. Но оказалось, что членов «Трио» предавали одного за другим…

Йен подошел к окну и осмотрел окрестности.

– Ты взломал шифр?

– Пока нет.

– Значит, у правдинцев шансов еще меньше.

Клейтон очень надеялся, что друг прав.

– Не знаю. Но если им удастся найти одного из ссыльных друзей Васина, то им не придется даже прилагать особых усилий. Мы не можем этого допустить. Кроме того, агент Васина, возможно, начнет действовать по собственной инициативе, не получив сигнала. Он слишком давно ждет этого момента.

Открылась дверь в смежную комнату.

– Раз уж я подверглась воздействию грубой мужской силы, это дает мне право поучаствовать в беседе. – Оливия держалась очень прямо, гордо расправив плечи, и словно предлагала Клейтону поспорить с ней.

Йен поклонился.

– Примите мои извинения, мисс, за не слишком джентльменское поведение.

– Вы могли хотя бы попытаться должным образом представиться.

– Я пытался…

– Ну да, вы назвались Духом. И это, по-вашему, должно было меня сразу успокоить?

Йен изобразил свою знаменитую улыбку – чуть грубоватую и мужественную, обычно заставлявшую всех находящихся поблизости женщин падать к его ногам. Потом, повернувшись к Клейтону, спросил:

– Какие будут указания, командир?

Клейтон часто подозревал, что Йен стал бы гораздо лучшим командиром, но тот и слушать об этом не желал.

– Ты должен найти Аршуна.

Йен широко зевнул.

– А чем мне заниматься остальные двадцать три часа в сутки?

Клейтон не смог не засмеяться. Как хорошо, что друг рядом.

– Их план был разработан примерно три года назад. Не исключено, ты обнаружишь в окружении царя кого-то, кто очень быстро поднялся на самый верх. Того, кто сможет, занимая высокое положение, сделать то, что хотел Васин. – И Клейтон поведал об уничтоженном им недавно оружии.

Йен ненадолго задумался, потом изрек:

– Но это не похоже на план Васина.

Клейтон кивнул:

– Да, верно. Думаю, Аршун проявляет инициативу. И подозреваю, что я уничтожил лишь небольшую часть арсенала.

Йен открыл окно, понизив и без того невысокую температуру в комнате еще на несколько градусов.

– Что ж, посмотрим, что я смогу сделать.

Бум! Дом содрогнулся. И тотчас же по комнате пронеслась волна горячего воздуха, отбросившая Оливию к стене. В тот же миг Клейтон накрыл ее своим телом, и ему на спину посыпались куски штукатурки.

И еще – звон стекла, падающие на пол картины и ощущение жара на шее. Горячо! Слишком горячо.

А потом воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым звоном в ушах.

Оливия натужно закашлялась. Что с ней? Он, Клейтон, видел мужчин, у которых от подобного внутренности превращались в кашу. И сейчас он с ужасом ждал, когда у нее закончится приступ кашля.

Оливия отняла руку ото рта. Крови нет.

Клейтон с облегчением вздохнул и, скатившись с Оливии, осторожно провел ладонью по ее щеке, присыпанной белой пылью.

– Ты в порядке? – спросил он.

Мимо них пробежал Йен и скрылся в облаке дыма и жара. Клейтон же вознес хвалу Создателю за то, что друг оказался рядом и взял на себя часть забот. Так что он мог сейчас позаботиться об Оливии. Он ощупал ее руки, шею, ребра. Вроде бы все цело.

Оливия снова закашлялась, затем, поморщившись, пробормотала:

– Я не ранена. Меня просто сбило с ног, а потом очень большой мужчина упал прямо на меня. – Она провела ладонью по его волосам, попутно стряхивая пыль и куски штукатурки. – К счастью, это был ты.

Клейтон улыбнулся. Прежде он считал, что уничтожение фабрики принесет ему огромное удовлетворение, но теперь-то понял, что ничто не сравнится вот с этим… С обожанием в ее глазах. С ее нежностью.

Из соседней комнаты донесся топот. Друг затаптывал дымящиеся обломки. Раздался громкий треск, и Йен выругался. Потом сообщил:

– Пол в некоторых местах провалился, так что я едва не оказался этажом ниже. Но огня нет. Думаю, это черный порох. – Йен появился в комнате. Наклонившись, поправил штанину и добавил: – Заряд был заложен в печке. К счастью, тяжеленный гардероб перенаправил ударную волну от нас. Иначе твою стену тоже снесло бы.

Клейтон заглянул в дверь. В комнате Оливии не было дальней стены.

Послышались крики слуг.

– Мисс Свифт! – Блин перекричал всех. Топот его сапог был самым тяжелым.

– Если этот человек – такой же большой, каким кажется по голосу, он провалится на нижний этаж, – пробурчал Йен.

– Блин! – закричала Оливия. – Со мной все в порядке!

Но великан ее не услышал. Он протопал мимо комнаты Клейтона и теперь приближался к двери Оливии. Она снова закричала:

– Блин, не ходи в мою комнату! Ох, похоже, он не слышит… Надо его остановить.

Клейтон взглянул на друга.

– Меня этот пол выдержит?

Йен на секунду задумался.

– Да, вероятнее всего.

Клейтон бросился в соседнюю комнату. Оконное стекло там вылетело, стулья превратились в щепки, а книги и бумаги – в мелкие хлопья, усыпавшие пол. Тут дверь распахнулась, и Клейтон всем своим весом бросился на вбежавшего мужчину. Ощущение было такое, словно он налетел на стену. Но великан все же остановился, что-то проворчал и отступил. А Клейтон весьма неудачно упал на одно колено.

Блин молча таращился на него, открывая и закрывая рот. Наконец ему удалось заговорить:

– Мисс Свифт… Где она?

Клейтон с трудом встал.

– Блин, не ходи сюда! – Появившаяся рядом с ним Оливия схватила его за рукав. Потом ее глаза в ужасе расширились – она заметила Клейтона. – Ты… ты прошел через мою комнату? – Все краски жизни, чудом сохранившиеся на ее лице, тотчас исчезли. – Ты же мог… – Она прикусила губу и потянулась к нему.

Клейтон же понял, что даже если бы пол в ее комнате являл собой одну сплошную зияющую дыру, то он бы все равно пошел туда.

– Мисс Свифт… – Блин очень осторожно погладил Оливию по щеке. – А что…

Тут наконец появились остальные слуги – лакеи и горничные с наполненными водой ведрами. Но некоторые из них пришли, чтобы просто поглазеть.

– Оливия! – Катя растолкала слуг, подбежала к Оливии и обняла ее.

Клейтон же окинул взглядом уничтоженную взрывом комнату. Керамическая печь исчезла, от нее остались разве что мелкие осколки. Вообще все осколки легли кругами вокруг того места, где раньше была печь. Йен оказался прав. Заряд был заложен именно туда.

Клейтон оглянулся на Оливию, но его взгляд перехватила Катя.

– Это все ты… – прошипела она.

Княгиня была права. Все, что перенесла Оливия, произошло по его, Клейтона, вине. Ее похитили. Связали. Ранили.

А теперь – эта комната. И следовало сосредоточиться на взрыве.

Клейтон наклонился и поднял маленькую металлическую деталь, валявшуюся рядом с его ногой. От часов, наверное? Тогда почему она здесь, у двери?

– Он защищал меня, – сказала Оливия княгине. – Я была в его комнате.

Катя вздохнула.

– По крайней мере ты жива. И слава Богу. Но кто же мог…

– Построить такую непрочную печь? – перебил Клейтон. – Ты об этом хотела спросить? – Он положил в карман крошечный медный винтик.

– Вероятно, мышь во всем виновата, – пробормотала Катя. Она отпустила Оливию, дав возможность молодой горничной приблизиться к ней.

Девушка тотчас принялась счищать пыль с платья Оливии, одновременно приговаривая, что перегретая печь – это очень опасно, так как прошлой зимой при взрыве печи погибла ее тетя. И вообще, печи каждую зиму убивают сотни человек…

Клейтон обжег руку о дверной косяк. Очень горячо. Он осторожно достал кусочек металла, воткнувшийся в дерево. Плоский свинцовый диск. Бомбу сделали так, чтобы в ней было как можно больше поражающих элементов. Будь Оливия в комнате, ее бы разнесло в клочья.

Клейтон прислонился к стене, чтобы стоять прямо. Гудение слуг эхом отдавалось в ушах. Горло было забито пылью.

О Боже, он ведь мог ее потерять…

Наконец Оливии удалось пробиться к нему.

– Как ты? – тихо спросила она.

Вокруг нее суетились слуги, жаждавшие исполнить любое ее желание. А она беспокоилась за него. Кончиками пальцев Оливия принялась стряхивать пыль с его перчаток.

Господи, как же он скучал по ней все эти годы! Почему бы не признаться себе в этом? И ведь ясно же, что другого шанса у него не будет…

– Ты не любишь меня. Ты не хочешь, чтобы я была здесь. – Его мать рыдала; ее темные волосы прилипли к щекам.

– Она твоя мать, мальчик, – тихо сказал отец.

Клейтон почувствовал, как защипало от слез глаза. И отвернулся от матери, чтобы не видеть, как она плачет.

Он обнял Оливию. Только тепло ее рук могло избавить его от воспоминаний. От воспоминаний о том, как спустя две недели после этого его мать снова уехала.

– Со мной все в порядке, – ответил он. – Я просто оцениваю ущерб…

– На самом деле комната выглядит лучше, чем я ожидала. – Но Оливия все равно отступила от двери. С покрытым пылью лицом она походила на испуганного мраморного ангела.

Она была права. Комната осталась… более или менее целой. Но почему злодеи не использовали бомбу побольше?

Клейтон отошел от стены и сосредоточился на взволнованных голосах вокруг. Скоро он уже мог различить каждый.

– Кто-то не хотел, чтобы дом рухнул ему на голову, – заявил один из лакеев.