Текст книги "Сожженные земли. Закон дитто"

В любом случае мы будем действовать по ситуации. Замерев на этой мысли, я чуть не рассмеялся.

Действовать по ситуации любил один такой светловолосый парень. Мне вновь привиделись безжизненные пустые глаза и стекающая изо рта струйка крови.

Потом мысли унеслись к другому светловолосому парню. Может, это мое наказание за то, что я, зная обо всем, позволил случиться неизбежному?

Я потер уставшие глаза.

А что видели глаза Александра перед гибелью?

Так недалеко и кукухой поехать. Поехать кукухой и вылететь со службы. Спи, Эжен, спи сладко, и забудь о них.

Но сон не шел. Я увязал в тяжелых мыслях, как в трясине, вспоминая плен, вспоминая пытки, смерти и ее издевательский смех.

Конечно, мне легко было делать вид, что все в порядке. Но я непроизвольно осматривал помещение, прежде чем зайти в комнату, дверь не мог держать закрытой, а каша вызывала у меня приступы рвоты – именно ей меня постоянно кормили в плену.

А каждый вечер я украдкой щипал себя за руку, чтобы точно убедиться, что это не сон. Если Эйд заметит, что плен оказал на меня хоть какое-то воздействие, то не видать мне больше выездных заданий.

И все же, несмотря на все мысли, засыпал я, вспоминая не убитых, а ее глаза, полные ярости.

Три дня прошли быстро. Капитан не беспокоил нас, а мы – его. Внешность стала возвращаться в истинное состояние на второй день, так что мы кутались в плащи, несмотря на жару.

Порт Биларгеша приветствовал нас криками морских птиц, гвалтом и острыми пиками причудливых зданий.

Меднолицые исмы встречали нас на пирсе. Стража проверила пропускные бумаги и выслушала капитана, который на ломанном исметрийском изложил цель поездки, и позволила торговцам спустить товар.

Мы заплатили пару медных цэ – треугольных монет, которые были здесь в ходу, – и показали наши бумаги: Северная крепость подготовила печати, сделав нас учеными, изучающими культуру страны. Точнее, одного из нас – Каро. Его медная кожа позволяла совсем не выделяться среди исмов. В родословной славного таррванийца была парочка вливаний крови со стороны Исметра, что еще несколько веков назад осуждалось, а сейчас даже молчаливо одобрялось. Старики доживали свой век и отправлялись в цикл со своими традициями, как бы император ни сдерживал изменения.

Мы же с Эйдом представились охраной честолюбивого ученого, желавшего присутствовать на празднике Отдания. И сразу надели выданные нам охраной порта серые маски, закрывавшие лица до глаз.

А на выходе нас уже ожидали.

Владелец лавки зелий и давний шпион стражей – Терри. Четвертый член нашего отряда, хайфо, обосновавшийся несколько лет назад в королевстве. Его невысокая фигура совсем не выделялась в толпе. Кроме нас, в огромный порт прибыло несколько кораблей, и пять уже пришвартовались ранее.

Терри, как и все вокруг, носил на лице маску из зеленой ткани, оставлявшую открытыми лишь карие глаза, и был закутан в одеяния песочного цвета, что выдавало в нем торговца. Возле его ног терлась кошка.

Мы поклонились друг другу, как того требовал обычай исмов – наложив указательный и безымянный палец левой руки на кулак правой руки, – и он, широко раскинув руки, загреб Каро в объятья и шумно расцеловал в щеки. Кошка поспешно бросилась наутек.

– Как рад, очень рад, очень-очень рад! Да освятят благословением вас две луны.

– Отразится во сто крат в тебе свет луны, – ответил медленно и благочестиво Каро.

Краем глаза я увидел, как мелко затряслись плечи Эйда, но лицо, скрытое серой маской, прочитать было невозможно.

Ржет, точно ржет.

Они поравнялись друг с другом и, сложив руки сзади в замок, степенно прошествовали в город, а мы, держась близко, последовали за ними, неторопливо разрезая толпу.

Биларгеш был городом жажды и страсти, городом пламенных речей и острых взглядов, сиюминутных решений и радостных объятий. Терпкий аромат специй и благовоний, наполнявший воздух, и горький вкус пыли, принесенной со стороны Вечных пустынь, смешивались и жаром оседали на щеках, вызывая непреодолимое желание самим пуститься на поиски развлечений.

Или же бежать прочь.

– Пáди, пáди! – раздалось сбоку, и мы спешно вжались в каменную стену, прикрыв собой Терри и Каро.

Мимо пронесли паланкин голубого цвета, а перед ним толстенный слуга разгонял простолюдинов, помахивая тонкой тростью. Его красного цвета одежды выдавали высокое положение, даже для слуги.

Определенно евнух.

– Слуга пади Ишры, – шепнул тихо Тэрри. – А в паланкине она и ее благочестивая мать, любимая наложница нынешнего пади-ше, правителя Исметра.

– А имя у него есть? – шепнул я в ответ.

– Было. Только оно давно стерто после восшествия на престол, чтобы злые духи не украли его душу и не сделали болванкой. Так что теперь он просто великий и ужасный тридцатый пади-ше.

– О да. Злые духи, – хмыкнул Эйд.

Конечно, под злыми духами исмы подразумевали некромантов. После десятилетней войны, случившейся тысячу лет назад, много мифов, слухов и странных легенд расплодилось вокруг магии смерти.

Вовремя же с нас сошла маскировка. Капитан, конечно, провожал нас подозрительными взглядами, но…

Но заплатили ему достаточно, чтобы он не задавал лишних вопросов и закрыл глаза на наши плащи.

Мы продолжили движение по узким мощеным улочкам, пока не свернули к белому квадратному двухэтажному дому, украшенному вывеской на исметрийском языке. Нарисованные склянки да травы явственно указывали на владельца лавки.

Пройдя сквозь нее, мы оказались во внутреннем дворике, в котором без страха разгуливали пестрые остроноги, длинноклювые птицы с шипами на лапах, под сенью нескольких широколиственных деревьев, прошли через него и оказались перед дверью в жилые покои. Две глазастые служанки подбежали и сняли с нас уличную обувь, как только мы зашли, а почтенного вида слуга препроводил сразу же к омовению. Слуги, по обычаю, не носили платки и маски, чем выдавали свое низкое положение.

Через несколько часов слуги, две близняшки с выбивающимися из причесок кудряшками, накрыли стол на нижнем этаже, а затем, кланяясь, ушли. Одна из них, поймав мой взгляд, подмигнула, сверкая голубыми глазами. Эйд кашлянул, явно скрывая смешок.

– Если хотите, достопочтенный, пришлю в покои твоим охранникам девочек. Они все искусны и нежны.

– О, милейший, ценю ваше внимание и гостеприимство. У моих охранников обет на время поездки.

На улице зашипели и завыли дерущиеся коты.

Какое-то время мы продолжали этот пустяковый разговор, а затем Терри достал из широких рукавов серую коробочку и, нажав на ней замысловатый код, поставил на пол перед собой. Я с интересом наблюдал за устройством – такое мне еще видеть не доводилось.

Звуки, доносящиеся от окна, словно смазались. Ни шума толпы, ни котов, ни щебетанья птиц. Терри кивнул, предлагая говорить, а я догадался, что это еще одно из изобретений стражей, которое глушит наши голоса. Разговоры о нем ходили давно, но у алхимиков Северной крепости никак не получалось связать устройство с магией.

Мы вчетвером, сидя на полу напротив друг друга, почти одновременно вздохнули и сняли маски.

– Ради богодракона Эарта, куда подевался Вай? – воскликнул Терри.

Каро вздрогнул. Эйд достал сигару. Я же… грустно улыбнулся и ответил:

– Ушел в бесконечный цикл.

– Проклятые Сожженные земли… – отозвался Терри, отвернувшись. Солнце на мгновение скрылось за тучами, отбросив тень на его лицо. Карие глаза недобро сощурились. – Две недели назад мне пришло письмо, в котором кратко говорилось, что нужно сделать. Я все подготовил.

– Отлично, – ответил Эйд, выдыхая дым. – Начнем с одежды. Эжен, не забудь отправить весточку.

Я кивнул. Наконец-то можно без опасения зарядить упиры и настроить передачу данных. Все, что знаю я, обязаны узнать и в Северной крепости.

Праздник отдания сезона дождей каждый год проходил с размахом. Для нас – сезон ужаса. Для них – сезон радости. Исметр окружен пустынями, и земли его всегда скудны и сухи. Два месяца дождей орошают поля, смывают грязь и пыль с улиц, дарят людям свежесть и ознаменовывают начало нового года.

Дождь и воду здесь ценят даже больше кровного родства.

Длинная процессия, в середине которой несли в паланкине малыша-принца, достигла главного входа храма двух лун – высокого здания из белого камня с месяцем и луной, венчавшими квадратную башню. К главному входу вела длинная лестница.

Сверху они были видны как на ладони: паланкин, королевская стража, квадратом окружавшая его, толпа по обе стороны площади. Я притаился на крыше здания, находящегося справа от процессии, взведя арбалет и держа на прицеле принца. Балконное перекрытие прикрывало меня от лишних глаз. Владелец здания любезно покинул его еще ночью, а я и лежал… с самого рассвета, разложив несколько стрел и зафиксировав рядом упир. Эйд сопровождал Каро, который сопровождал Терри, стоящего возле своего покровителя – дипломата и посла доброй воли Исметра, – благочестивого и доброго мужа с фиолетовым платком на лице, как раз и выдающего в нем дипломата. У Терри было присущее торгашам обаяние и необходимые яды, за которыми обращалось несметное количество знатных особ.

Гребаные платки. Из-за них сложнее определить, откуда нападут таррванийцы. С другой стороны, они должны себя чем-то выдать – без громкого убийства не получится привлечь внимание всего государства и настроить исмов против Таррвании.

Я вздохнул и почесал лоб.

Сейчас бы сходить на концерт Tears For Fears, чей хит Shout отгремел за несколько лет до моего отбытия в Бастарию, да взять в руки снайперскую винтовку. А не сидеть с арбалетом и насвистывать незамысловатую песню Таррвании в попытках предотвратить очередную кровопролитную войну.

Процессия остановилась, четыре мускулистых, обнаженных по пояс слуги поставили паланкин перед широкой лестницей. От главного входа начали медленно спускаться четыре жреца в темных одеяниях и с вытатуированными лунным фазами на лбу.

Из паланкина сначала аккуратно и грациозно ступила на лестницу ножка в туфле из блестящей серой ткани, а затем показалась невысокая фигурка, подавшая руку мальчику, ступившему следом.

Оба они были в серых одеяниях, подбитых блестящими черными поясами. Темные волосы брата и сестры заплетены в косы и убраны в высокий пучок. А на лбу у мальчика чернела такая же татуировка, как и у жреца, – лунные фазы, образующие знак бесконечности.

Теперь стоило сосредоточиться. Принц станет уязвим, когда начнет подниматься по лестнице. Ночью мы аккуратно проверили все дома, но никаких следов таррванийцев не обнаружили. Тем более самой удобной точкой для выстрела был дом, который занимал я.

Но как-то слишком спокойно все идет. Эйд наклонился к Каро, шепча ему что-то. Тот кивнул и бросил взгляд на мою крышу.

Даже знака им не подать.

Принц, держа за руку сестру, поднялся уже на несколько ступеней.

Я прищурился. Зрение после сыворотки стражей стало отличным, очки я продолжал какое-то время носить, просто привыкнув к тому, как они сидят, хотя это были обычные стекляшки без диоптрий. И видел все в мельчайших деталях.

На всякий случай я включил упир на малую мощность, чтобы никакие магические атаки не смогли меня достать. Сбоку донеслось щебетание птиц, а внизу, прямо под домом, раздавалось шипенье кота и хихиканье.

– Оп, – шепнул тихий женский голос рядом с ухом. – Не двигайся.

Я замер, почувствовав холодную сталь у горла.

– Знаешь, почему вы никого не нашли?

И не услышали.

– Потому что убийцы – вы.

Принц поравнялся со жрецами, и сестра отпустила его, ослабив и магическую защиту. Сейчас шла передача силы, и принц был уязвим. Никто из магов королевства не мог вмешиваться, иначе хрупкий процесс будет нарушен и принц навсегда погубит свою душу.

Так и думал, что слишком просто все. Когда Эйд поймет, что?..

А ведь я так хотел сходить на концерт.

– Теперь, малыш, ты медленно жмешь на спуск.

– Иначе?

– Умрешь.

– И что? Ну умру я, какая разница? – весело отозвался я. – Ты ж все равно меня убьешь после того, как я подстрелю принца.

– Не искушай меня. Жми. Повторять не буду. Моя сестра взяла на прицел твоих товарищей.

Я бросил быстрый взгляд вниз: кудрявая служанка, стоящая позади Терри, Эйда и Каро, показала арбалет, отогнув край плаща. Ее голубые льдистые глаза не выдавали никаких эмоций. А из-под платья скользнул хвост, оканчивающийся шипом.

Оссаклы. Пустынные убийцы. Я смог услышать ее только потому, что подключил упир. Не щебетанье птиц – это была она. Значит, сейчас эта тварь в несколько раз слабее обычного состояния.

Лезвие надавило на шею, обжигая и вспарывая кожу. Я лихорадочно думал. Сверху послышался нетерпеливый вздох.

С другой стороны, так и так умру, так почему бы… да, почему бы не попытаться?

– Хорошо, – ответил я.

И ударил ее локтем, одновременно выкручивая руку с лезвием. Оссакл зашипела, отскакивая, но успела полоснуть по локтю. Кровь залила мне рукав, я схватил арбалет и обернулся. Ее кудрявые волосы, завязанные в хвост, качнулись в такт движениям: она прыгнула, метя кинжалом в грудь.

Я выстрелил – болт вошел ей прямо в грудь. Тварь упала, я перевернул ее ногой на спину.

Губы оссакла растянулись в жуткой улыбке, обнажив мелкие острые зубы:

– Не… успел… – Она закашлялась, извергая кровь, и затихла.

Сзади раздался крик.

Я обернулся и замер – все взгляды были обращены на меня, стоящего с арбалетом в руках. Капюшон спал с моей головы, обнажив рыжие волосы.

А малыш-принц валялся на руках у сестры, с арбалетным болтом в голове. Его остекленевшие глаза смотрели, не видя. За угол скользнула тень, сливаясь со стенами, – близняшки не оказалось возле Терри. Там не было самого Терри.

Плащи Эйда и Каро мелькнули в проулке. А ко мне бежала стража.

– Поймать убийцу! Поймать таррванийца!

Она смотрела на меня, двенадцатилетняя принцесса. И эта всепрожигающая ненависть, отразившаяся в ее глазах, заставила меня вздрогнуть и, подхватив упир, спрыгнуть на крышу соседнего здания.

Рядом замелькали стрелы, я пригнулся и дальше помчался по крышам, вперед, к границам города.

Колокольный звон разорвал праздничную тишину города, крики, крики вокруг, звон оружия и свист стрел, я бежал, прыгая, пока низкие дома не закончились и передо мной не выросла стена. Восточные ворота совсем рядом, но я не успею – слишком далека стена от домов.

Грудь разрывало – после двухлетнего заточения я не успел полностью восстановиться, несмотря на все сыворотки Эйда. У нас были заготовлены лошади на случай провала, чтобы спешно покинуть город, но я не успевал добраться до них. Люди внизу начали пялиться и закрывать двери домов, разбегаться от стражи, мчавшейся ко мне с разных концов улицы.

Спрыгнув на дорогу, я потянулся рукой к сумке. Что ж, сбежать из заточения, чтобы провалить миссию и погибнуть таким ничтожным образом?

Я усмехнулся и, нажав на кнопку, бросил серебристый шарик. У нас было у каждого всего по одному, их ценность высока, а изготовление дорого.

Шар упал прямо в несущуюся толпу стражей. Я резко сел и зажал голову между колен.

Раздался взрыв, и ошметки тел полетели вокруг. Заголосили несколько женщин, и пронзительный плач ребенка поднялся над нами. Огонь лизал крыши домов, сжирая соломенные тюки и спешно перекидываясь к следующему дому.

Послышался конский топот, а крик Каро заставил вздрогнуть даже стражей с другого конца улицы, которые пораженно наблюдали за последствиями взрыва:

– Быстро! Давай!

Они мчались мне навстречу, выскочив из-за поворота, восседая на двух поджарых черных конях: Каро рубил слева, а Эйд справа. Стражи падали, не успев защититься, а лошади топтали раненых.

– Ха! – воскликнул я, вставая на изготовку.

Приблизившись ко мне, Эйд протянул руку, схватил меня, и я вскочил на лошадь позади него. Мы помчались сквозь дым и огонь.

Деревянные ворота закрывались стражниками.

Эйд понукал коня, со стены нас пытались достать стрелами, но дым мешал им прицелиться точнее.

– Эарт и все драконьи задницы! – взревел Каро.

Стражники у ворот встали перед нами, мы подрезали их – они упали, пронзенные мечами.

И кони промчались мимо – в Вечные пустыни.

Я утер пот со лба и только сейчас почувствовал, как сильно болит рука, раненная оссаклом.

Но больше всего болело сердце – война между Таррванией и Исметром теперь неизбежна.

Глава 7

 
Вышел кто-то
Из колодца —
Раз.
Прыгнет что-то
Из болотца —
Два.
Не бери с собой
Кого-то —
Три.
Лови!
 

Народная считалочка Таррвании

918 год правления Астраэля Фуркаго.

1995 год. Германия. Осень

Костераль

– Еще чаю, господин?

– Благодарю, не стоит.

– Как пожелаете, господин.

Строгий, облаченный во все черное слуга чопорно поклонился и почти бесшумно вышел. Выправка здешней обслуги соответствовала уровню богатства и знатности владельца особняка – не давала повода даже для легкого неудовлетворительного взгляда. В комнате ни пылинки, статуэтки на камине расставлены безупречно по росту, надкаминное зеркало отполировано, портреты на стенах висят ровно, паркет начищен, а ковер топорщится мягким ворсом. Огромные позолоченные настенные часы из красного дерева отбивали каждую секунду четкое «т-н-н». Впрочем, близилось к полудню.

На журнальном столике, выполненном из благородного металла и украшенном незамысловатым пасторальным пейзажем, стояли фарфоровый чайник, блюдце с печеньем, пустая чашка из-под чая. Аккуратно сложенная вдвое газета незаметно появилась на столике после ухода слуги.

Я сжал и разжал кулак, а затем развернул газету. Уголки надломились, газета прогнулась, я встряхнул ее, выравнивая.

Bild, 1995 год, октябрь.

Последние два места пребывания Александра были здесь – в Дрездене.

За окном заунывно взвыл ветер.

Я пролистнул страницу и посмотрел поверх. Камеры в комнате были отключены по распоряжению герра Шалл, владеющего этой территорией, но осторожность все равно не помешает.

Я должен был увидеть, как обстоят дела там.

Огонь в камине качнулся. Как всегда затопленный к моему приходу, огромный, он раскаленно дышал в лицо. Столик всегда был рядом с камином, окна занавешены.

В домах, стоящих под моей рукой, всегда ожидали прихода правителя Сожженных земель.

Все ожидали, кроме тебя.

Я смог найти тебя первым на третьей жизни. Ни имперцы, ни прислужники императрицы не смогли в этот раз отнять ее. Их кровь пропитала подножия гор, а ветер развеял пепел над зеленой долиной.

Стражи, хвала Гайре, надолго увязли в смехотворных войнах с существами, все больше потакая воле императора, забыв о причинах, обязывающих их встать между людьми, существами и порталами. Именно это ограждало их от поисков и сомнений – как мне казалось тогда.

Тень твоей жизни возникла в какой-то деревушке, окруженной горами. В зеленой стране с глубокими голубыми озерами, мягким ветром и шелестящими токами силы, пронизывающими дом женщины, которая стала тебе матерью в этой жизни. Твой меч привел меня на ту сторону, к тебе.

На Землю.

Ты стоял на пороге дома, держась за ее руку, и молчал. Твой внимательный взгляд исподлобья, черное смазанное пятно грязи на правой щеке, запутанные пепельные волосы до плеч, весь твой вид – эта картина отпечаталась в моей памяти и будет со мной до смерти.

Я упал на колени, благодаря за милость богодракона Гайру, и оросил землю пеплом – мой принц, этот пятилетний мальчик, жив, слуги империи не добрались до него.

С момента твоей первой смерти прошло сорок пять лет. Забрать тебя в Таррванию казалось решением лучшим, нежели оставить.

Но я не учел, что брат был наравне во всех играх со мной. Мы с легкостью обходили Рейна, импульсивного сорванца, а вот между нами всегда разгоралась ожесточенная борьба – кровь не разбавить годами.

Александра убили сразу после того, как мы прошли через портал. Астраэль послал не один отряд, а три. Два я уничтожил, думая, что смог предвосхитить планы брата, но третий остался поджидать, когда я приведу дитто белого дракона.

Стиснуть зубы и молчать – таков был уговор. Случайности и вероятности, недюжее везение или настойчивая неудача – на поле игры все равны.

Я знал все порталы, входы, маленькие ответвления, как пройти незамеченным в тот мир. Но имперцы – тоже. Змейки, шпионы императрицы – тоже.

Мы кружились и извивались, укалывая друг друга исподтишка, отражали удары, обменивались гневными взглядами и неодобрительными ухмылками. Маррдеры помогли укрыть тебя в последний раз. Двести лет никто нас не трогал, пока имперцы Астраэля не вышли на след.

Снова смерть.

Таррвания задыхалась, взвалив на себя бремя тирана, – голод брата нельзя было утолить жалкими крохами. Пришло время принимать решения, стоившие многих жизней.

Тысяча лет – это много или мало, Александр?

Два раза ты умер на моих руках. Остальные жизни… они рассеивались, истончались, прерывались, пока ты не по своей воле возвращался в цикл, грубо отрезанный от Таррвании. Я не мог тебе помочь, всегда последний, всегда неизменно тот, кто наблюдал гибель самого ценного, что есть в Таррвании.

Этой рукой я отправил тебя в цикл, этой же рукой и верну в страну, где тебя больше никто не посмеет убить.

Двадцать шесть смертей. Двадцать шесть жизней.

Я в поиске, Александр.

На часах пробило десять часов – я вгляделся в газету, словно действительно собирался ее читать. В камине неровно задрожали языки пламени.

Полыхнули, закружились, взметнулись…

Бегущий по крышам мальчишка, далекие и тихие, но яростные крики ненависти.

Я отложил газету и сложил руки на груди.

В дверь постучались, и вошедший слуга возвестил, что прибыл Аллистир. Я дозволил ему войти.

– Господин, в приюте готовы принять вас, – сказал он на чистом таррванийском, войдя в комнату. Костюм тройка, безупречно выглаженные стрелки брюк, начищенные ботинки. На запястье сверкнули дорогие часы, а ухоженная прическа и аккуратно подстриженная борода добавили лоска образу. Он выглядел как довольно-таки обыденный бюргер. Не такой, какими я их видел лет сто назад, но внешний вид выдавал достаток.

Нам нужно было соответствовать земным требованиям, чтобы двери открывались без угроз, а дороги были устланы лепестками, а не кровью.

Я оправил полы пиджака, вставая.

– Выезжаем сейчас же.

Приют находился в живописном лесном пригороде, в нескольких километрах от Дрездена. Длинная дорога, впрочем, не заняла много времени – и вот машина с легким шуршанием проехала по гравию свеженасыпанной дорожки и встала под сенью огромного дуба. Аллистир, бормоча ругательства на таррванийском, сдержался и не выскочил сразу из машины, дав себе пять секунд отдышаться.

Ему, сильнейшему некроманту, было не по себе от замкнутого и опасного пространства, но перед господином негоже терять лицо. Я всю дорогу не обращал внимания на его пристальный взгляд и оцепеневшую позу, сейчас же делал вид, что уточняю время на часах. Водитель посмотрел на нас через зеркало слегка, как мне показалось, обеспокоенно.

Однако пора идти.

Аллистир вышел наружу и все же украдкой издал вздох облегчения. А затем поравнялся с моей дверью и с поклоном отворил ее. Я поднялся, опираясь на дорогую черную трость. Набалдашник в виде головы ощерившегося в гневе серебряного дракона блеснул в ярком осеннем свете алмазными глазами.

Дородная женщина в строгом сером костюме и с лицом, натянутым почти до угловатых ушей, с прической, собранной в строгий пучок, растянулась в лягушачьей улыбке, увидев нас. Она дожидалась гостей на пороге.

– Добро пожаловать, господа, – громко говорила она, пока мы подходили к зданию, серой коробкой безмолвно стоящему за ее спиной.

– Госпожа Гауф, спасибо за приглашение. – Аллистир протянул ей руку, она в ответ дала свою, а он, вывернув ладонь, поднес ее к губам.

Фрау Гауф зарделась, засопела, а затем чуть смущенно произнесла, отняв руку:

– Пройдемте внутрь.

В кабинете директора, не столь богатом, но, конечно, весьма отдающим немецким характером, было не уютно – практично. Светлые стены, холодный свет электрических лампочек, сияющий порядком шкаф с документами.

Пока мы поднимались по лестнице с облупившимися стенами на третий этаж, я вдыхал и вдыхал запах, надеясь найти дуновение, хотя бы кусочек, хвостик силы.

Но стены молчали.

Когда она отдала документы, спрятав в ящике стола конверт с десятками тысяч марок и провернув ключ, Аллистир занял ее вежливым разговором, расспрашивая об Александре.

Директор, полностью очарованная природным магнетизмом некромантов и внушительным взносом, довольно быстро рассказала про мальчика, прибывшего в приют в совсем раннем возрасте.

Я слушал краем уха, изучая досье, написанное на немецком языке, конечно же. При взгляде на фотографию серьезного, угрюмо смотрящего, но с дерзкой ухмылкой Александра, кольнуло где-то в груди.

Он никогда не рождался точной копией себя. Всегда что-то менялось, чуть трансформировалось. Но глаза и эта ухмылка – неизменны.

– …Ох, обычные люди не так бесстрашны, есть же тормоза у всех. Чувство самосохранения, в конце концов! И эта прямолинейность, ох-ох! Ему совершенно было не важно мнение общества, – подтвердила директор то, что я успел прочесть в строке здоровья. – А вот на Кире у него была нездоровая фиксация. Вечно видели его с этим вздорным ребенком. Стоило разлучить их, как кто-нибудь из них закатывал истерику.

Высокофункциональный аутизм, пограничное расстройство личности. Предварительный диагноз поставлен в пять лет, подтвержден в десять лет.

Так вот как это называлось на Земле.

– И всегда рисовал эти схемы. После автокатастрофы он замкнулся в себе. Специалисты работали с ним, но завлечь удалось только шахматами. Тут-то и открылся настоящий талант. Получал разряд за разрядом, ему прочили блестящее будущее, а он после выпуска устроился на работу за сотню марок преподавать детям в вечерней школе шахматы. Опять же пошел за Кирой, которая уговорила его жить в квартире, выделенной ему в Дрездене после победы на международном турнире.

– А давно они не подавали вестей?

– Ой, семь лет как уже. Или восемь.

– Понятно. Адрес?

Она быстро черканула пару строк и смущенно отдала Аллистиру. Я успел заметить мелким почерком подписанные номер и имя.

Аллистир невозмутимо вложил листочек в портмоне и улыбнулся.

Директор залилась краской.

На улице нас все так же дожидался водитель. Серая BMW привлекала внимание – слишком дорогой автомобиль для такого отдаленного приюта. Несколько детей прилипли к окнам, с любопытством и восхищением рассматривая машину.

Я вдохнул осенний воздух. Тучи, пока мы целый час сидели в кабинете, успели напрочь закрыть небо, предвещая сильную грозу.

Становилось холодно. Легкая дрожь прошлась по спине, когда ветер колыхнул волосы, впечатал галстук и оттопырил пиджак.

Никакого присутствия Александра. Тень жизни растаяла, едва он отбыл с Кирой. Этой девчонке удалось замести следы. Но я живу дольше. Пускай ее род и был охотницами за «золотом», но приручить Александра удалось не ей.

Я знал все его личности.

– По этому адресу, – сказал я на немецком, когда Аллистир сунул бумажку водителю. – И побыстрее.

– Как будет угодно господину.

По окну забарабанили тяжелые капли.

К тому времени, как мы свернули на Фалькенштрассе, буря разыгралась не на шутку: ветер гнул деревья, листья облепили лобовое стекло. Дворники работали без остановки, смывая грязь и дождь, что, впрочем, не сильно помогало.

Нужный нам дом растянулся вдоль Аммонштрассе. Невысокий, всего пять этажей и на пять подъездов. Уютный и тихий район, в котором ни бумажки, ни мусора.

В обычное время. Сейчас же буря распотрошила все. Мимо пролетел пластиковый пакет, а за ним сразу же пустая железная банка.

Если это не поможет, то придется наведаться в школу, где он преподавал. Я посмотрел на часы – семь вечера. Разговор с директором и поездка в пригород заняли слишком много времени. Чутье подсказывало, что нынешние владельцы квартиры не сильно будут рады.

В домофон мы звонили минут десять. Никто не отвечал. За это время нас успело порядком залить, превратив в жалких бродяг.

Наконец что-то зашуршало, и громкий старческий голос проговорил на немецком сквозь динамик:

– Кого нелегкая принесла, а? Я ни в какие секты не вступаю, проваливайте!

И сразу же шуршание прервалось.

Мы настойчиво позвонили вновь. Опять зашуршало, но я сказал первым:

– Фрау, здесь жил наш умерший брат.

Легкая ложь сейчас не помешала бы. Иначе что двое мужчин в такой поздний и дождливый вечер делали возле квартиры старушки?

Вновь раздалось шуршание, и затем дверь отворилась.

Мы поднялись на третий этаж, оставляя за собой лужи воды, и остановились возле двери с цифрой девять. На площадке было всего две квартиры.

Звякнул замок, и дверь приоткрылась – ровно на длину короткой цепочки.

Я почувствовал, как в моих руках теплеет трость, и хищно принюхался. Трепет нетерпения пробежал по телу – здесь, здесь, здесь! Сдержать себя оказалось сложно. Терпение. Терпение…

Но фрау не спешила открывать дверь. Хмурое запеченное лицо показалось в щели и сурово промолвило:

– У Александра не было братьев. Если вы за пять секунд не объясните, кто вы, я вызову полицию. И даже не думайте врать! – сварливо дополнила она.

– А вы откуда знаете Александра? – поинтересовался Аллистир, наклоняясь к ней. Старушка завороженно уставилась в его полыхнувшие зеленью глаза и тихо сказала:

– Внучка он учил.

А затем отворила дверь, вздохнув:

– Проходите.

Двухкомнатная квартира с небольшой, но вместительной кухней, как сказала фрау, не претерпела сильных изменений. Лет семь назад Александр и Кира были объявлены пропавшими без вести. Никто не видел, как они исчезли, просто однажды не вернулись домой. А вещи остались на месте – как будто они и не планировали никуда исчезать. Фрау убиралась у них два раза в неделю, а взамен Александр бесплатно учил ее внука шахматам – паренек подавал большие надежды. Вместо Александра и Киры фрау платила ежегодный взнос и поливала оставшиеся цветы в надежде, что пара когда-нибудь вернется.

Не хотелось ее преждевременно расстраивать, так что мы просто кивали в ответ на ее слова.

В одной из комнат на стене висел тренировочный меч. Я подошел ближе. Слова старушки и Аллистира в другой комнате стихли, воздух, горячий, раскаленный воздух нахлынул на сознание, вклинился в мозг острием копья.

Трость в руке отозвалась жжением.

Я закрыл глаза, вдохнул силу, собирая тень ее. Мгновенно высохший дождь, пропитавший одежду, паром взвился, заставив окна покрыться конденсатом.

Тонкая, тончайшая нить протянулась от меча к трости, а затем от трости к окну, указывая путь. Я потянулся за этой силой, ведомый, увлекаемый, воспаривший…

Сила тянулась к той же силе.

Точка была близка.

– Аллистир, мы уходим.

Я вышел из дверей и быстро спустился по лестнице. Сзади слышалось обеспокоенное кудахтанье старушки и извиняющийся голос Аллистира.

Я хлопнул дверцей, садясь, и некромант едва успел занять место рядом со мной, как машина тронулась – мы возвращались в особняк, чтобы завтра утром сразу же вылететь во Францию.