Текст книги "Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая"

Глава 26

– Дорогу! Дорогу царевичу!

Сегодня на улицах Апет-Сут было не протолкнуться – столица радовалась возвращению младшего сына Императора, а поглазеть на это хотелось всем. Казалось, даже быки, впряжённые в телеги, и ишаки, развозившие воду, специально останавливались посмотреть, перегораживали дорогу и ещё больше усиливали давку.

Ренэф, то и дело наталкиваясь на препятствия, уже отчаялся направить коня быстрее, чем шагом. В какой-то момент у него иссякло терпение даже на сдержанные улыбки, которыми он отвечал на приветствия – от них уже сводило челюсти. Да ещё солнце палило нещадно, как раз сообразно сезону. Лучи небесной ладьи слепили, отражаясь от стен величественных сооружений его предков, выстроенных из традиционного светлого камня. Глаза заливало по́том. Очень хотелось скинуть, наконец, доспех, ну или хотя бы заменить шлем головным платом. Никто ничего не сказал бы, но нужно было соответствовать. Всегда.

А ведь ещё не так давно всеобщее внимание приносило ему удовольствие. Разве не приятно было промчаться по центральным улицам в сопровождении верных воинов, ловя восхищённые взгляды и слыша хвалебные возгласы? Когда он успел потерять к этому вкус?

Сегодня хотелось побыстрее добраться до дворца и покончить с медленной му́кой. Миг и без того непростой встречи с родными всё откладывался, и ожидание выматывало. Позади остался район казарм, куда Ренэф отправил основную часть их с Нэбвеном солдат. Царевича и военачальника сопровождали два небольших отряда, включавших телохранителей. Замыкающие воины охраняли пленников, прибывших с ними из Лебайи.

Наконец впереди замаячили высокие светлые стены дворца. Ворота во внутренний двор были распахнуты, стражники замерли торжественно, словно храмовые статуи. Почувствовав, как вдруг пересохло в горле, Ренэф сделал несколько глотков отвратительно тёплой воды из фляги, притороченной к седлу. В тот момент он поймал взгляд Нэбвена, ехавшего в повозке рядом. Военачальник чуть улыбнулся и ободряюще кивнул ему.

Расправив плечи, вскинув голову, Ренэф направил коня вперёд, мимо отсалютовавших ему стражников. Скакун царевича гордо прогарцевал по двору, выбивая торжественную дробь по каменным плитам.

Здесь, под сенью тенистых садов, было прохладнее. В центре двора высился знакомый с детства фонтан с огромной статуей Ваэссира. Первый Эмхет, вскинув руку, точно благословлял собравшихся и прибывших.

На лестнице у высоких золочёных врат, украшенных соколами и кобрами, в окружении вельмож и стражи ждала царица, а за её правым плечом стоял Великий Управитель. Рядом с ними усердно трудились слуги с опахалами. Один уже спешил к царевичу, но юноша отмахнулся – опахало ему не помогло бы. Тут было впору с разбегу нырять в реку.

Взгляд Ренэфа выхватывал в толпе знакомые лица. Здесь был даже Шесаи, темнокожий великан из Нэбу, служивший начальником дворцовой стражи Императора так давно, сколько царевич вообще помнил.

И только самого Императора не было… Сердце неприятно кольнуло. Неужели гнев отца был настолько велик, что он пренебрёг сложившейся в их семье традицией? Или то был не гнев, а презрение?..

Ренэф спешился, снял, наконец, шлем и поклонился царице и Великому Управителю. Под крики приветствий он поднялся по лестнице. От сияющей радостью улыбки матери, от тепла во взгляде дяди стало легче дышать. И среди всех ликующих возгласов он отчётливо различил именно их искренние голоса:

– Добро пожаловать домой, Ренэф.

Пусть Владыка не счёл нужным встретить сына – царевичу всё же были по-настоящему рады.

В следующий миг его улыбка померкла, и невольно он сбился с шага, различив деталь, которая меняла буквально всё, – золотую надставку, делавшую рог Хатепера Эмхет целостным.

Дядя вернулся в прямую ветвь рода. Это означало только одно: отец выбрал себе настоящего преемника.

С краткой торжественной частью встречи было покончено, а пир был назначен традиционно после заката. Ренэф убедился, что Нэбвена устроят в гостевых покоях со всеми удобствами, и направился в свои.

Так странно было вернуться сюда, к знакомой обстановке. Детали её остались такими, как он привык – не сдвинулись ни на пядь. Слуги постарались на славу, вычистили и вымыли всё к его прибытию, приготовили торжественное облачение для вечера… Ренэфа охватило противоречивое чувство: не то он вышел отсюда только вчера, не то не был здесь уже целую вечность.

Он опустил шлем на сундук для одежды и растерянно застыл посреди своей спальни. В голове звенела пустота. Что делать? Что говорить? Из обрывков разговоров вельмож, встречавших его, он успел понять, что Владыка всё-таки не пренебрёг встречей с ним. Просто Императора сейчас не было в столице. К дяде все обращались, как и прежде: «господин Великий Управитель», «господин старший царевич» – и никак не фигурировало слово «наследник». Но знак… Что же успело произойти здесь в его отсутствие? Или всё это было частью их общей истории, и отец принял решение Ренэфа, согласился, что младший сын недостоин своего положения царевича и будущего Императора?

Медленно, как во сне, не в состоянии пока осмыслить, как поворачивается его жизнь, юноша снял хопеш Нэбвена, расстегнул пояс. Снять нагрудник он не успел – стук в дверь возвестил о чьём-то приходе.

– Входи, – устало бросил Ренэф не зная кому.

Это оказался средних лет рэмеи, прислуживавший ему во дворце не один год.

– Господин мой царевич, всё готово для тебя – купальни, лучшие благовонные масла, – с поклоном сообщил слуга. – Всё, чтобы снять усталость после долгого путешествия и помочь подготовиться к пиру. И…

Его прервали голоса в коридоре. Старший рэмеи глубоко поклонился, пропуская в покои царицу – прекрасную, блистательную, облачённую в золотистый драпированный калазирис с ожерельями и браслетами из бирюзы.

Жестом Амахисат отпустила слугу. Как только закрылась дверь, царица преобразилась – стала ближе, теплее.

– Слава Богам, ты наконец-то вернулся, – выдохнула она. – Дай мне как следует посмотреть на тебя!

Шагнув к Ренэфу, мать крепко обняла его прямо поверх доспеха. Царевич обнял её в ответ, вдохнул знакомый с детства изысканный аромат благовоний. Да, он был дома… и только сейчас понял, как же сильно скучал. Мать чуть отстранилась, погладила его по щеке, вглядываясь в лицо, словно пока не могла поверить.

– Твоя сестра всё ещё в храме Хенму, – сказала Амахисат наконец, – а отец отбыл в паломничество. Но скоро наша семья будет в сборе, и мы отпразднуем Разлив как подобает. А сегодня мы будем чествовать твоё возвращение! Отдохни с дороги. Купальни ждут, – она усмехнулась и шутливо поморщила нос. – А какой будет пир!

– Благодарю, – искренне сказал Ренэф, удержал её руку в своей и коснулся губами пальцев. – Но прежде чем пировать…

– Да, мой светоч, – взгляд матери подёрнулся дымкой печали. – Многое нужно обсудить…

– Так многое, что не знаю, с чего начать.

– С начала, царевич Эмхет. Не упуская деталей, – подчеркнула Владычица, проходя к плетёному креслу.

Ренэф со вздохом опустился на одно колено и склонил голову.

– Я подвёл тебя, госпожа моя царица. Подвёл Владыку, да будет он вечно жив, здоров и благополучен. Всё, что я мог сказать, я изложил в отчётах и буду ждать вашего решения.

– Не всё, – возразила Амахисат. – О «Пьянящем вздохе», о подосланной убийце я знаю не от тебя, Ренэф. А это меняет многое.

– Мне жаль, что это дошло до тебя, – он скрипнул зубами, про себя поминая недобрым словом вездесущих осведомителей царицы и излишнюю честность друга.

Скупо Ренэф доложил о своём неудачном расследовании и попытках решить всё мирно с Ликиром. О Мисре он упомянул вскользь, применительно к покушению. Царевич не забыл подчеркнуть и преподнести в выгодном свете то, как помогли ему Сафар с женой и сыновьями, как люди поддерживали рэмейские отряды, защищавшие их. Царица правила справедливо, но в гневе могла быть подобна Сахаэмит, карающей силе солнца, той ипостаси Золотой, о которой даже в легендах говорилось со страхом.

– Когда ты давала мне противоядие, я и представить не мог, что оно пригодится. Благодарю тебя… – он вздохнул и с горечью добавил: – Вот только… я не успел спасти обоих моих телохранителей. Лишь одного.

– Самое главное, что ты выжил сам, – возразила Амахисат. – Потерять тебя… было бы немыслимо и для меня, и для Обеих Земель.

– Я покарал моего врага и восстановил справедливость. Леддна принадлежит Империи. Семя лебайского заговора против Дома Владык раздавлено – я привёз виновных.

Царица кивнула. Повисла тишина, показавшаяся Ренэфу почти зловещей.

– Нэбвен из рода Меннту не оправдал возложенной на него нашим Владыкой задачи – не защитил тебя, – произнесла Амахисат. – Справедливость не восстановлена до конца.

– Его вины нет, – отчеканил царевич. – На мне бессмысленные смерти наших солдат и раны тех, кто выжил.

– Не тебе судить о том, – холодно возразила царица. – Наш враг сильнее, искуснее, и он ждал этого мига долго и терпеливо. То, во что ты оказался вовлечён, превосходило твоё понимание.

– О да, – царевич с горечью усмехнулся. – Но решения были моими и только моими. Я уже давно не мальчик с деревянным мечом. Я – младший военачальник имперской армии… пока ещё. Не унижай меня, Владычица, даже из желания защитить. Я отвечу за содеянное.

– Боги, Ренэф…

Амахисат поднялась, подошла к нему, коснулась ладонью его волос. Сил смотреть на мать не было, но царевич упрямо поднял голову, встречая её взгляд. Если уж идти, то до конца.

– Я мечтал, чтобы ты гордилась мной… вы оба. Ты говорила, что я достоин того, чтобы однажды стать Владыкой… Это не так.

– Ты полагаешь, никто до тебя не совершал ошибок? Даже самые великие и достойные. Ничей путь к трону не был лёгок, а путь на троне – тем более.

С усилием, отбросив неуместную обиду, Ренэф возразил:

– Решение отца привлечь дядю… было мудрым.

– Хатепер не был объявлен наследником, – сказала царица. – Вот что Владыка сказал мне и Великому Управителю, когда мы получили ту весть от тебя: «Покуда я не увижу его достойных деяний, способных изменить моё мнение, наследник трона объявлен не будет ни в грядущий Сезон Половодья, ни ещё много лет, пока я жив. Таково моё решение».

– Народу спокойнее знать, что у Владыки есть преемник, пусть и без официального назначения… Я понимаю это.

– Даже в мыслях у твоего отца и Императора не было отказаться от тебя. Как такое вообще могло прийти тебе в голову! Ты не можешь просто взять и перестать быть тем, кто ты есть.

В её словах была истина. Но Ренэф понимал теперь гораздо больше о том, кем он был.

– Я – Эмхет, один из хранителей божественного Закона на земле. Я – воин Таур-Дуат. Но я – не будущий Император.

– Молчи, прошу! – Амахисат отшатнулась, глядя на него со смесью гнева и неприятия – неприятия не его, но происходящего. – Ты сам не знаешь, о чём говоришь. Буря пройдёт, и вернётся ясность. Не упорствуй в своих заблуждениях. Да, тебе придётся ответить, но то, о чём ты говоришь сейчас от отчаяния… неслыханно. Ты – единственный сын Владыки. Тебе однажды придётся принять бремя власти. Такова воля Богов. Для того ты родился.

Идти до конца…

– А если не для того?..

Глаза царицы сверкнули как лезвие меча, но в следующий миг взгляд смягчился.

– Ты не знаешь, какая Сила заключена в тебе, молодой сокол Ваэссира, – проговорила она с нежностью, с той уверенностью, которой уже не было в нём самом. – А я знаю точно, что испытания не могут сломить тебя. Что однажды ты станешь именно тем, кем должен. Я уничтожу твоих врагов – незримых, тех, против кого ты не сможешь выйти с мечом, – проговорила она, садясь рядом с ним, кладя ладони на его плечи и глядя в глаза. – Не чтобы унизить тебя, нет… А потому же, почему ты изначально отправился в земли Лебайи, – в её голосе зазвенели нотки стали. – Потому что никто не смеет посягнуть на золотую кровь и выжить. Память о них будет стёрта в веках.

Ренэф смотрел на неё и понимал, почему Мать-Гриф издревле была покровительницей цариц Обеих Земель. Священная птица Аусетаар была даже опаснее сокола Ваэссира…

– И потому что я люблю тебя больше всего на свете, – мягко добавила Амахисат, поднимаясь и увлекая его за собой. – А теперь, – она чуть улыбнулась, – снимай уже свой доспех и отправляйся в купальни. Придворные ожидают увидеть своего царевича в полном блеске. Горечь наших поражений мы не делим с народом. А вечный камень сохраняет память только о наших победах.

* * *

Беседуя с кем-то из гостей, решая попутно что-то из наиболее срочных вопросов – а без них, увы, не обходился ни один пир, – Хатепер наблюдал за племянником. Ренэф, облачённый в длинную схенти с золочёным поясом, в традиционное ожерелье с лазуритовыми скарабеями и диадему со змеедемоном-защитником, блистал, как и подобало царевичу. В конце концов, пир был в его честь, и Амахисат добилась того, чтобы всё было сделано как можно лучше.

Сама царица буквально сияла, притом сегодня не только красотой и изысканностью, но и радостью. Этой радостью она озаряла всех вокруг, точно божественным благословением. Да, пожалуй, единственным из живущих, кто заставлял её сиять от счастья, был её сын. И вот теперь время страхов и тревог прошло – он вернулся домой живым, пусть победа его и была неоднозначной.

Хатепер не мог не отметить, что за те несколько месяцев, которые Ренэф провёл вдали от дома, юноша изменился. Поугас задор – жаль, ведь он ещё так молод. Но зато появилось больше уверенной стати. Его всегда отличали крепкое телосложение, красота и сила его предков, но теперь казалось, что даже рисунок мышц стал более выраженным, и браслеты выше локтя подчёркивали, как ещё больше налились мощью руки. Не укрылись от Великого Управителя и новые шрамы, но царевич носил их, как и все воины, с гордостью. Хатепер всей душой благодарил Богов, что хранили его близких, что уберегли племянника даже там, в тисках вражеского замысла. И что покушение не увенчалось успехом – хвала прозорливости царицы, не забывшей ужасы войны, постаравшейся предусмотреть всё, даже немыслимое.

Когда Великий Управитель смотрел на племянника внутренним взором жреца, он видел, что и течение Силы в том стало ярче. Ренэф уезжал талантливым подающим надежды командиром, недавно заслужившим свой пост. Вернулся он уже осознающим своё положение и ответственность военачальником. Как жаль, что обстоятельства сложились не в его пользу… На месте брата Хэфер мог бы проявить мудрость и терпение, но он был не только старше, а в целом спокойнее, рассудительнее. Для Ренэфа же его горячий нрав оказался ловушкой.

Но в свете того, как близок был враг и какую игру он затеял, ссылка в дальний гарнизон для Ренэфа будет не наказанием, а спасением, защитой. Главное, чтобы празднества Разлива прошли без страшных неожиданностей… а потом Хатепер отошлёт обоих детей Владыки подальше – для их же блага. Пусть все взгляды будут обращены к нему как к следующему претенденту на трон. Он должен дать как можно больше времени обоим соколятам расправить крылья. А когда они войдут в полную силу – те, кто кроется в тени, узрят свой воплощённый кошмар и убоятся призывать Отца Войны, которого так упорно приманивают сейчас.

А Хэфер?.. Вернётся ли? Или упокоится?.. Станет всем им союзником? Или…

Нет, сегодня Хатепер не хотел думать об этом. Он хотел радоваться вместе с Амахисат и их гостями, ведь было чему! Великий Управитель не знал, какая судьба уготована старшему из детей, которых он воспринимал как своих. Но, по крайней мере, младший был в целости и сохранности, пусть и пережил то, что стало для его юного сердца настоящим крахом. Ничего, поднимется. Оправится. Научится использовать разгорающуюся в нём чудесную Силу как подобает.

Наблюдая за Ренэфом, как тот держался и общался с гостями, выжидая, когда у них обоих выдастся возможность нормально поговорить, Хатепер не мог не отметить ещё одну вещь, чрезвычайно важную. Улучив момент, он приблизился к царице и тихо проговорил:

– Позволь один совет, Амахисат.

Она серьёзно кивнула, поворачиваясь к нему и подавая знак кому-то из приближённых, чтобы не беспокоили их.

– Посмотри на нашего Ренэфа, – Хатепер кивнул на царевича.

Тот уже прервал беседу с кем-то из вельмож и снова сидел у одного из невысоких пиршественных столов – рядом с Нэбвеном.

Оба со смехом обсуждали что-то, и Ренэф сам передал военачальнику чашу, которую как раз наполнил виночерпий. Хатепер не слышал, о чём шёл разговор, но беседа явно захватила и их, и тех, кто сидел рядом.

– Они стали друзьями, – Амахисат чуть изогнула бровь и усмехнулась. – Хотя я хорошо помню ярость Ренэфа, когда Секенэф только назначил Нэбвена ему в спутники. И защитники, – это слово она подчеркнула. – Что ж, многое меняется.

– Родство, братство… Наш царевич на доверие не щедр, а этому рэмеи доверяет, – отметил Хатепер, пригубив вина. – Если ты обрушишь на Нэбвена свой гнев во всей полноте, боюсь, Ренэф не простит тебе этого. Никогда.

Амахисат со вздохом нахмурилась, но потом её лицо снова стало спокойным, почти доброжелательным. Однако это совершенно не означало, что обуревавшие её чувства испарились.

– Я подумаю над твоими словами, Хатепер, – тихо пообещала она и коснулась его руки. – А ты подумай над тем, что сказала тебе я.

Её взгляд скользнул выше, к его рогам.

Хатепер и так заметил, что племянник как будто избегает его сегодня, откладывает неудобный для них обоих разговор.

– Я знаю, недомолвки только навредят, – согласился Великий Управитель, хоть и знал, что основного сказать Ренэфу не мог – о роли, уготованной его сестре.

Пока не мог.

Очередная смена блюд ознаменовала скорое окончание пира. Виночерпии наполняли чаши, музыканты неустанно радовали гостей новым кругом всё тех же мелодий, а грациозные танцовщицы вышли на один из последних танцев. Хатепер поймал взгляд Ренэфа и чуть кивнул, давая понять, что хочет поговорить. Царевич посерьёзнел, напрягся, но дал знак, что понял.

«Возможно, выпитое вино поможет нам понять друг друга чуть лучше», – подумал Великий Управитель, чувствуя себя до обидного трезвым.

Поднявшись со своего места, он прошёл к той части гостей, кто предпочёл ярким огням зала мягкую прохладу дворцового сада. Обмениваясь любезными словами со знакомыми, Хатепер ждал племянника, и вскоре Ренэф присоединился к нему. Держался юноша приветливо, но настороженно.

– Думаю, все уже насмотрелись на своего царевича, и я могу ненадолго похитить тебя, – улыбнулся старший рэмеи. – Уделишь своему дядюшке немного внимания? Я скучал.

Ренэф улыбнулся в ответ. Вместе они пошли по усыпанным чистым, тщательно просеянным песком дорожкам глубже в сады, дальше от музыки и смеха. Здесь была только ночь – шёпот ветвей, стрекот цикад. Все прочие звуки казались далёкими, словно принадлежали иному миру. Чья-то чужая радость. Чьи-то чужие заботы.

Царевич не спешил нарушить молчание, и вряд ли потому, что на него снизошло вдруг невероятное почтение и смирение. Хатепера он уважал, но на язык был резок.

– Твоя сдержанность почти пугает, – усмехнулся старший рэмеи и легонько ткнул его в бок. – Кто ты, и что сделал с моим неистовым племянником? Мне пора уже снаряжать отряд на поиски?

Юноша рассмеялся.

– Поищем вместе. Где-то я и правда… потерялся.

Хатепер положил ладонь ему на плечо.

– Ты жив, ты с нами, и это главное. Сейчас тебе может казаться, что всё повернулось против тебя – но ты не один.

Ренэф неуверенно посмотрел на него, а потом во взгляде мелькнуло знакомое выражение.

– Тебе-то откуда понять, что мне там кажется. Ты всегда всё делал правильно, дядя! И для своего отца не был… разочарованием.

– Да-а-а уж, я был просто-таки его гордостью, – Хатепер насмешливо подмигнул. – Потому-то он и называл меня приспособленцем, не способным решать проблемы напрямую и вечно ищущим обходные пути.

– Эт… этого ты мне не говорил… – потрясённо произнёс царевич.

– Случая не представлялось, а вот гляди ж, представился, – весело ответил старший рэмеи.

– Просто ты… Ты ведь идеальный, непогрешимый.

– Достоин быть запечатлённым в ликах погребальных статуй прямо сейчас. Но можно я ещё немного потопчу сандалиями эту землю?..

Юноша фыркнул, осмысливая своё открытие об отношениях дяди и деда с явным трудом.

– Ренэф, я не хочу омрачать сегодняшний праздник. Время для разговоров о делах придёт завтра. Сегодня же… – Хатепер чуть сжал его плечо и вздохнул. – Сегодня я просто хочу сказать тебе, что не пытаюсь занять твоё место. Что ты по-прежнему можешь полагаться на мою защиту и поддержку во всём. И что никто из нас даже в мыслях не имеет отказаться от тебя.

Ренэф помедлил, взвешивая его слова, потом склонил голову.

– Спасибо… Я многого не понимаю, но… За это спасибо.

Великий Управитель чуть улыбнулся и кивнул.

– Не за что благодарить. По-другому никогда не было и быть не может.

– Послушай… – юноша посмотрел на Хатепера почти с отчаянием. – За себя мне просить не о чем. Защити Нэбвена от гнева отца и матери. Обещай, хорошо? Он… сделал для меня всё, что мог, даже больше того… И он слишком много пережил из-за меня… – царевич отвёл взгляд, прервав себя, словно и так сказал больше, чем хотел.

– То, что произошло с вами, было сложно предугадать, – мягко проговорил Хатепер. – Ты оказался прямо в центре заговора, мой мальчик. Да, ты смело признаёшь свою ответственность за случившееся, но и мы, и Владыка, понимаем роковую подоплёку других аспектов этой истории.

– Просто пообещай мне, что поможешь защитить Нэбвена.

– Я обещаю, – кивнул Великий Управитель.

– Хорошо… – выдохнул Ренэф.

– Ты… может быть расскажешь мне, что же произошло там, в холмах?..

Царевич повёл плечом, сбрасывая его руку, и упрямо сцепил зубы. Хатепер терпеливо ждал, ни на чём не настаивая, готовый даже к тому, что племянник просто развернётся и уйдёт. Из всех троих детей Владыки Ренэф иной раз больше всего нуждался в понимании, и вместе с тем сложнее всего шёл на сближение.

Но путь его сюда был очень долог, и долго он держал всё пережитое в себе. Что-то как будто надломилось, и слова хлынули как через прорванную плотину.

– Я ведь Эмхет… И я нарушил Закон, понимаешь…

Так Хатепер узнал всё, что стояло за сухими военными отчётами. Ренэф говорил долго, наверное, больше, чем когда-либо, то прерываясь и замолкая, то возвращаясь, словно пытаясь переиграть случившееся. Хрупкий союз с людьми, в чём-то перешедший даже в дружбу… нападение наёмников… очарование и предательство Мисры… двойное послание из рук эльфеи… приход Нэбвена на помощь вопреки всему… ужас от потери вверенных ему жизней… боль и страх за соратников… Сила Ваэссира, оказавшаяся способной вернуть друга из-за грани…

Сердце Хатепера разрывалось, но жалеть было нельзя – только быть рядом, поддерживать и слушать так, как не мог выслушать никто. И он знал, что Ренэф не станет говорить так откровенно ни с матерью, ни тем более с отцом… что, возможно, наутро пожалеет о своей открытости… Но здесь и сейчас Хатепер был рядом с царевичем, которого любил как собственного сына, и старался дать то, чего не могли дать родители.

Они проговорили до самого рассвета – о потерях, о дружбе, о новом расцвете Леддны и об угрозе войны, но прежде всего – о самом Ренэфе. И Хатепер надеялся, что как бы ни было тяжело, главное ему удалось донести до племянника: любовь и принятие.

* * *

Служанки, наконец, закончили с кропотливой вечерней работой – сняли с царицы венец и украшения, расплели сложную причёску, помогли разоблачиться, смыть традиционный макияж и втереть в кожу благовония. Амахисат отпустила их, накинула простой калазирис и прошла к балкону. Ветер приносил ночную прохладу, колыхал полупрозрачные занавеси.

Царица уже приняла решение, и теперь ей было спокойнее. Где-то там, в садах, Хатепер беседовал с её сыном. Уж он-то сможет донести до Ренэфа то, что не могла она. Лучший дипломат их времени сумеет убедить даже упрямого царевича.

Лучший дипломат… который так и не оставил идею отправиться в Данваэннон после Разлива. Амахисат качнула головой, отбрасывая эту мысль. Завтра она направит в Данваэннон уже свою весть, и весть эта не будет мягкой и доброжелательной. Пройдена была та черта, которую она могла бы счесть допустимой.

Тихий стук заставил её вздрогнуть. Никто не мог тревожить её покой сейчас! Вовремя она призвала на помощь самообладание, да и радость от встречи с Ренэфом сделала её благостнее. Верная служанка, кланяясь, прошептала:

– Посланник, госпожа моя, с тем знаком.

– Впусти, – кивнула Амахисат и скрестила руки на груди.

«Что могло понадобиться ему сегодня?..»

Омрачать послевкусие праздника она не хотела, но принимать посланника из поместья было частью их уговора, давнего, многолетнего. Ничем не примечательный рэмеи – один из тех, кто служил под началом управляющего Кераха, – прошёл в её покои, преклонил колени, и служанка мягко притворила за ним дверь.

– Что случилось такого, что не терпит отлагательств? – спросила царица.

Рэмеи поднял голову, вперив в неё взгляд серо-стальных глаз, слишком хорошо знакомых. Знакомая усмешка, принадлежавшая совсем другому лицу, пересекла губы слуги из поместья.

– Ты… – выдохнула она, справившись с возмущением. – Ты понимаешь, что являясь сюда сам, ставишь под удар нас обоих?

– Позволь и мне выразить радость от встречи, сиятельная Владычица, – промурлыкал гость, хотя взгляд его оставался холодным. – И радость от возвращения твоего… единственного сына, – теперь в голосе звучала едва ощутимая насмешка.

Амахисат изогнула бровь.

– Ты здесь явно не потому, что скучал по мне.

– Я услышал о казни. Ты не предотвратила её.

– Я предупреждала тебя, что это не в моих силах. Вмешаться открыто я не могла. К тому же он напал на Таа, и это стало его последним шагом.

– Его жизнь принадлежала мне… моему храму… – прошипел Колдун. – Он был её учеником! Как и я!

– Твой храм защищаю я… и наша тайна, – напомнила Амахисат. – Мятежный бальзамировщик был под надзором Владыки и Великого Управителя. Мои попытки повлиять вызывали бы слишком много вопросов и, скорее всего, не увенчались бы успехом, а вот тебя… поставили бы под удар. Твой ритуал ведь принёс плоды, поднял в нём ту часть Силы – чего мы с тобой и добивались… Так вот, ты имеешь для меня ценность. Он – нет. Рисковать ради него мне не было причин, даже чтобы порадовать тебя.

Колдун приглушённо прорычал что-то.

– Кстати говоря, а где ты был всё это время? – спросила царица.

– Улаживал дела своего храма.

– Вот как… – она пристально посмотрела ему в глаза, зная, что он не договаривает. – Я оставила для тебя в поместье то, что обещала: лучшую сталь с примесью электрума, взятого с вершины обелиска, осиянного светом Ладьи Амна. Красное каменное дерево из сепата Нэбу. Но Керах сказал, что ты так и не забрал их. Как видишь, я помню. Более того, я достала всё… кроме мастера, которого ты хочешь лишить жизни. Да и заказ моему оружейнику ты так и не сделал.

– Двойное остриё, наконечник для жезла, – коротко пояснил Колдун.

– Так ты хочешь воссоздать Жезл Власти. Я могла бы догадаться…

– Слишком мало артефактов моего культа уцелело. Они невосполнимы. Но позволить мастеру уйти с тайной моей веры я не могу.

– Я обещала – значит, исполню твою просьбу. Будет тебе и мастер, скоро.

– Моя благодарность тебе, как всегда, безгранична.

– Уберечь Перкау не было частью уговора. Этого я не обещала тебе.

– Я понимаю… – глухо ответил Колдун, сжав руку в кулак, и склонил голову.

– Подумай о том, что его смерть по-своему защитила нас обоих. И не своевольничай так больше, – добавила она. – Я не желаю видеть тебя во дворце. Это слишком опасно.

– Я знаю… Сегодня я видел твоего сына близко. Он и правда блистателен. Ещё так юн… но уже так силён.

– Не приближайся к нему, – в голосе Амахисат зазвенела сталь. – Никогда.

– Что ты, лучезарная моя госпожа, я не посмею, – усмехнулся Колдун. – Тени храмов, сокрытых в далёких песках, – мой удел. А его удел – блистать в грядущей войне. И все мы будем надеяться, что Боги не заберут его жизнь раньше времени, как забрали жизнь первого наследника Владыки.

– Ты услышал меня, жрец, – предупредила царица. – Не приближайся к Ренэфу, пока я не приказала иного.

– Как повелишь, Владычица, – Колдун поклонился. – В ближайшие дни я оставлю чертежи двойного острия.

– Хорошо. А теперь уходи.

Когда маг покинул её покои, Амахисат устало села в кресло, провела ладонями по лицу и поняла, что её руки дрожат. Как же некстати приключилась вся эта история с мятежным бальзамировщиком… как некстати вмешалась в её старый союз с культом Сатеха. Зря, должно быть, она сказала жрецу, что Перкау тоже был связан с Серкат. Но свою роль в их деле он исполнил.

Царица снова думала о том, станет ли порождение её чрева настоящим союзником её любимому сыну… и по-прежнему не знала точного ответа. Но знала она одно: если Вирнан вздумает навредить Ренэфу, она отбросит всё, что мог дать ей могучий жрец Сатеха, и уничтожит выродка.