Текст книги "Прыжок в ледяное отчаяние"

Глава пятая

Загорайло припарковался у дома Виктории Михайловой, вышел из машины и будто перепрыгнул из зимы в весну, которая вздумала наконец заявить о своих правах. Солнце плавило серенькие сугробы, помогая трудолюбивым дворникам из братской Молдовы чистить тротуары: громко перекрикивающиеся мужчины и женщины в одинаковых куртках вдохновенно шкрябали лопатами и скребками. Влад подставил лицо теплому ласкающему ветерку, в котором угадывалось необратимое движение к свету, теплу, неизведанной радости. «Скоро я увижу Наташу…» – подумал сыщик и, пряча рвущуюся на лицо улыбку, бодро подошел к подъезду. «Дело прежде всего! Лирику – на потом». – Влад решил переговорить сначала с дежурной по подъезду: этот народ по долгу службы и складу натуры, как правило, во все посвящен.

На вопрос из домофона: «Вы к кому?» ответил официозно:

– Оперуполномоченный Загорайло. К Карзановым.

Перед каморкой дежурных Влада ждал кругленький встревоженный дедок, всем видом выражая решимость костьми лечь в помощи расследованию.

Впрочем, вид сыщика так сильно удивил консьержа, что Влад полез в карман за удостоверением. Василий Николаевич долго изучал «корочку», сверлил взглядом лицо Влада, сравнивая с тем, что имелось на фото, и все же неудовлетворенно спросил:

– А почему Эмское УВД занимается московским ограблением?

– Оно может быть связано с тем преступлением, которое расследуем мы, – Влад не намеревался посвящать любопытного дедка в суть своей работы.

Дежурный скептически пожал плечами.

– Вас как зовут? – доброжелательно наклонился к «колобку» Загорайло.

– Василий Николаевич, – с достоинством ответил дед, одернув вязаный жилет.

– Скажите, Василь Николаич, не вы ли дежурили в момент кражи?

– Именно я. И местному следователю подробно все изложил. Повторять? – Консьерж неодобрительно зыркнул на Загорайло, который, по всей видимости, пришелся ему не по душе.

– Да уж, будьте любезны. – Влад, прислонившись к стене, скрестил руки на груди, будто приготовился к долгому повествованию. Дедок всплеснул руками:

– Что ж!.. Прошлой ночью я не мог уснуть. Выпил, в конце концов, корвалолу и задремал вон там, на нашей тахтушке. – Он показал рукой на закуток дежурных, который просматривался через большое стекло. – И только провалился, как зазвонил домофон. Что-то около трех часов. Это примчались пэпээсники из-за сработавшей сигнализации у Дударевых, в сто двадцать шестой квартире. Потом один из них встал у входной двери на улице – перехватывать похитителей внизу, а двое поднялись в квартиру. Я предложил сбегать к соседнему подъезду – вор мог пробраться через чердак, по крыше. Но, – бдительный Василь Николаич поджал губы, – от меня отмахнулись. Квартиру открывали ключом, дверь не взламывали, насколько я понял, но воров не обнаружили. Хозяев ждали ваши коллеги на площадке у лифта часа четыре, не меньше. Дударевы живут неделями за городом, в Тверской губернии. Художники! – воздел короткую руку и фривольно покрутил ею в воздухе консьерж.

– И что же было украдено? – Влад в задумчивости поглаживал нос.

– А вы даже этого не знаете? Вы со следователем-то общались?! – выкатил на Влада негодующие глазки Василий Николаевич.

– Это впереди. Вот опрошу свидетелей – вас, Карзановых…

– Карзановых уже измучили – не будут они с вами разговаривать, – махнул рукой консьерж и направился к месту несения службы. – То Сверчковы, то Дударевы – про´клятый какой-то этаж, – бубнил дежурный, водружая на плитку кастрюльку.

– Так вынесли ценные вещи или нет, уважаемый Василь Николаич? – вдвинулся Загорайло в «дежурку».

– Нам, консьержам, не докладывают. – Страж, не глядя на опера, что-то яростно помешивал в кастрюльке, от которой до Влада доносился приятный мясной аромат.

– Слухами, как говорится, земля полнится. Неужели ущерб Дударевых не обсуждался «в кулуарах»? Или сами они не делились с вами горем? Насколько я знаю, консьержам доверяют. – Влад не намеревался отступать.

На его последней фразе входная дверь открылась, и, спиной вперед, в подъезд попыталась войти женщина в пестром лыжном костюме. Она тащила за поводок упирающегося щенка ротвейлера. Достаточно подрощенного, чтоб одерживать победу над хозяйкой в перетягивании ремешка.

– О! Ксенечка, как погуляли с Джеки? Погодка-то как радует, – дед обрадованно переключился на жиличку.

Ксенечка, втащив Джеки в подъезд, уставилась на Загорайло, не обращая внимания на расшаркивания консьержа.

– Вы следователь?

Дама оказалась, мягко говоря, в летах. Потуги скрыть возраст за боевым раскрасом и поджарой фигурой не могли утаить от Влада истинных лет собаководши. Она смотрелась старше сорокавосьмилетней мамы Влада лет на двадцать.

– Да. Оперуполномоченный Загорайло Влади…

Дама перебила.

– Утром я говорила с несчастной Любой – это ограбленная Дударева. – Тут щенок рванулся из рук хозяйки с неистовой силой, теперь просясь в лифт.

Дернувшаяся, но удержавшая равновесие, Ксенечка водворила Джеки на место у своей ноги.

– Так вот. Счастье, что Леша – ну, муж ее, положил чуть не накануне деньги на какой-то счет, или в фонд, или куда-то там еще. Не суть! Главное, спасли сумасшедшие миллионы, которые они хранили в доме, продав квартиру Марины Романны. Представляете, Василь Николаич? – обратилась в ужасе к консьержу Ксенечка, подняв нарисованные черные брови.

– Так вот с деньгами эти легкомысленные художники обращаются! Но шуб, золота и какого-то дорогущего фотоаппарата лишились, – теперь соседка вновь говорила исключительно Владу.

– Леша так убивается из-за фотоаппарата, что Люба боится, как бы не запил. – Тут Ксенечка и дежурный понимающе переглянулись.

– Видели, до чего довел себя запоями Дударев? Маленький, тощущий, в чем душа держится? И третьи очки ему Люба покупает. «Армани», конечно, с «версачами». А он, по пьянке, знай колотит их! – рассмеялась соседка, которую, видимо, забавляли расколотые «Армани».

Исстрадавшийся в бездействии Джеки подал голос, и хозяйка стала грозно увещевать его:

– Фу, Джеки, фу! Нельзя…

– Но ограбление заняло, насколько я понимаю, считаные минуты – не более шести-восьми раз сработала сигнализация. И шубы… – в раздумье сказал Влад.

– Собаки у опергруппы не было? – дернув головой, спросил он у консьержа.

– Увы, – развел дед руками, и, хлопнув ими по бокам, скрылся в каморке, и загремел крышкой.

– Вообще-то это форменное безобразие, товарищ полицейский, – говорила Ксенечка, влекомая по лесенке к лифту неуемным псом, – четвертое ограбление за год! Какой там год?! С лета! Правда, Василь Николаич?

– И не говорите! Нас, консьержей, скоро взашей погонят за такую охрану. А что мы? – дед появился на пороге закутка с ложкой в руке. – Никто не входил – не выходил. Ясно же – по чердаку приходят и уходят, гады.

Загорайло стоял, прикусив губу и о чем-то напряженно размышляя. Потом, поймав внимательный взгляд дежурного, выдохнул:

– Жалко! Собаку бы… – И он, улыбнувшись Василь Николаичу, в два шага преодолел лесенку и юркнул в лифт за Ксенечкой, отчитывающей Джеки за плохое поведение.

Галина Карзанова долго не подходила к двери. На представление Влада крикнула измученным голосом:

– Я болею! Ангина! И ничего не слышала и не видела, уж простите. Но сколько можно повторять одно и то же?

Крикнув женщине: «Выздоравливайте!», Влад подошел к 126-й квартире и нажал на звонок. Никто не отзывался. Загорайло подергал ручку добротной металлической двери – закрыта. Два сложных замка. Впрочем, что для подготовленного профессионала подбор ключей? Рабочий момент. Вот связываться с сигнализацией, которая стоит на полицейской охране, – дело тухлое. Но ведь и здесь наловчились мастера своего дела! При хорошей наводке вынести самое ценное – деньги, драгоценности – дело пяти минут. Можно еще и шубу с вешалки, и фотоаппарат прихватить. Сыщик заходил по площадке в раздумье, сунув за щеку кусок сахару: маленький пакетик с рафинадом положила в карман сыну Елена Аркадьевна.

«Сколько сигнал на пульт идет? Полторы-две минуты. Потом – минута на звонок патрульной машине, на ее выруливания. Дорога к месту происшествия – минут пять-шесть. ППС работает безукоризненно, курсирует по районам усердно. Подняться – еще минута. В общем, около десяти минут у воров есть. Но за это время нужно не только собрать добро, но и войти-выйти. Положим, преступники являются на место кражи заранее. Отсиживаются на лестнице, на чердаке. Более чем сомнительное предприятие. Всякое случается: поломка лифта, бдительность собаки, а четвероногих в каждом подъезде хватает, посиделки подростков. Словом, опасное это дело – находиться в подъезде часами. Вот иметь или снимать квартиру в этом же подъезде – другое дело!»

Влад еще раз подошел к двери с золотыми цифрами «126», долго жал на звонок. Нет! Определенно, никого дома нет. Можно, конечно, вновь потревожить Василь Николаича – вдруг знает, когда хозяева явятся? А смысл? Спрашивать у Дударевых о круге возможных подозреваемых-знакомых? Вряд ли благополучная Михайлова могла быть связана с преступной группой. Нет-нет, фантастика! Вот увидеть или услышать что-то случайно могла. Или КОГО-ТО. И этот кто-то счел необходимым разделаться с женщиной? Влад еще раз нажал на звонок 126-й квартиры – автоматически, без всякого смысла, и решительно пошел к лестнице, решив добраться до чердака. Железная дверь, ведущая на крышу, оказалась закрыта на массивный допотопный замок. «Закрыли техники после ограбления? Это в первую очередь выяснить у следователя. Мог ли вор или воры уйти через чердак». Загорайло посветил маленьким фонариком под ноги. Слой пыли на полу свидетельствовал, что повышенным вниманием посетителей крыша не пользовалась. Перед дверью были отпечатки ног. Но это и оперативники могли наследить.

Влад пошел к лифту. Ожидая кабину, выругал себя за изгвазданный побелкой рукав пальто. «Нечего за двумя зайцами гоняться! Служба службой, а свидание свиданием. Вырядился, понимаешь, для работы… Правильно мне батюшка Антоний сказал: “Тщеславие – ваш главный бич. С ним еще намучаетесь”. Вот и мучаюсь».

Василий Николаевич, нацепив очки, с умилением смотрел оперу «Евгений Онегин», которую передавали по «Культуре». В переливчатое сопрано Татьяны Лариной вдруг вклинился настырный баритон эмского оперативника:

– Василь Николаич, простите, что отвлекаю, но, может, слышали в разговоре опергруппы, был ли открыт чердак? Техник не приходил менять замок?

– Не знаю, не слышал, ничем помочь не могу, простите, – консьерж сделал рулады Татьяны громче.

– А много квартир снимают в вашем подъезде? Арендаторов, говорю, много? – Загорайло, стоя на пороге дежурки, пытался перекричать примадонну. Получив на свой вопрос лишь неопределенное пожимание плечами, попрощался: – Всего доброго, приятного просмотра! – Загорайло кивнул надутому профилю деда.

Только за оперативником закрылась входная дверь, дежурный выключил телевизор и схватился за мобильный:

– Через десять минут выдвигайся. Не раньше! Но и не тяни. Нехороший мо´лодец этот оперативник. Очень нехороший. Ты понял, Кира? Думаю, ждать больше нельзя. И телефон, ясное дело, ликвидируй, как обычно.

А про себя вор-рецидивист с сорокалетним стажем Иван Николаевич Береговой, а ныне примерный пенсионер Василий Николаевич Тутышников, смиряя колотящееся сердце таблеткой валидола, подумал: «Вот явится сейчас с московскими начальниками и со шмоном… Не приведи Господь…».

– Понял. Все понял, Николаич.

Сергей Филиппов вытряхнул из аппаратика симку, бросил в унитаз и спустил. Допотопную же трубку обернул толстой газетой и, принеся молоток из кухни, долбанул со всей силы по кульку. Выскользнув за дверь, осколки телефона выбросил в мусоропровод. На всякий случай и газету бросил следом.

Картонная коробка из-под системного блока компьютера с двумя упакованными в нее шубами стояла наготове в прихожей. В ярости, что деньги из квартиры ушли, Филиппов схватил тряпки поприличнее из стенного шкафа. Николаич обозвал его за это «тупоголовым невротиком». И что старпер паниковал? Тоже мне – экстренная ситуация. На прошлом объекте круче пришлось. Там бабка-соседка Филиппова в открытую заподозрила: коробки, мол, носит туда-сюда. Легенда с починкой компьютеров на дому частным мастером, конечно, всем оказалась хороша, но менты квартирку-то обшмонали. Если бы не Николаич, что стекляшки (в том деле клиентка на брюликах завернутая оказалась) в пачку стирального порошка не успел зарыть и в своей каптерке до утра заныкать, плакала бы карьера неуловимого домушника Кирилла Малявского.

А вот Алик отличился! Как хвалил его шеф за камеру! Завистью и бессильной злобой изошел вчера Филиппов на разборе полетов. Но профессионализму азиата и впрямь не грех было позавидовать. Молниеносный и бесшумный, как ниндзя, видящий в полумраке, как кошка, Алик за три минуты виртуозно прошелся по возможным схронам денег и, убедившись, что пятнадцать миллионов безнадежно уплыли, успел и с золотом чисто сработать, и технику увидеть и прихватить. Вон он, аппаратик, в рюкзак запакован. Трудолюбивому компьютерщику остается лишь погрузить «отремонтированную» продукцию в машину и… прощай Рубцовская набережная, что пришлась по душе Сергею Филиппову. Раздражало лишь, что пояс с побрякушками навязал начальничек: что-то на объекте в Измайлове не так пошло. В подробности Николаич не привык вдаваться. Потому и живет не тужит шестьдесят девятый годок. До пятидесяти лет покуролесил, шишек набил, зато опыту поднабрался. Вон какое дело поднял!

Филиппов затянул пояс с золотом и купюрами потуже, накинул куртку, кепку надвинул пониже, чуть не на очки, надел рюкзак и, взяв «блок» за ручку из скотча, попрощался с квартирой. Мимо уткнувшегося в газету консьержа прошел, не здороваясь. Машина – неброская серенькая «Тойота», стояла справа, метрах в пяти-шести от подъезда. Неожиданно Филиппова окликнул высокий, стильно одетый парень, вылезший из синего «Форда»:

– Простите, господин Дударев? Не уделите ли мне несколько минут: оперуполномоченный Загорайло. – Парень стремительно приближался к домушнику.

Дело в том, что, направившись в местное УВД, Загорайло вдруг вспомнил, что за четыре часа не только не выпил чаю из термоса, не съел бутерброды и горсть «экстренно необходимого» винограда, но и лекарство не выпил. А это могло обернуться нехорошими последствиями. Пошарив в кармане пальто – именно туда он сунул блистер с таблетками, Загорайло не обнаружил дорогущего тонизирующего препарата. Сыщик затормозил, притираясь к тротуару под неумолчное бибиканье сзади. Нет! Таблетки не находились. Ни в сумке, ни в карманах, ни в бардачке, куда на всякий случай залез Влад, хотя прекрасно помнил, что клал лекарство в карман!

«Сахар! – хлопнул себя по лбу оперативник. – Доставал сахар из кармана, который по-прежнему там и находится, а упаковку выронил… Или в другое время выронил? Неважно. Главное, что теперь делать? В аптеку бежать, чтобы полторы тысячи потратить?»

Владислав расстегнул кошелек и, обнаружив девятьсот пятьдесят рублей, неаристократично ругнулся. Денег едва хватит на бензин и цветы Наташе. И Загорайло решил вернуться, чтобы поискать лекарство в подъезде. Он надеялся, что блистер лежит на площадке пятнадцатого этажа. Всыпав в рот горсть винограда, Влад решительно нажал на газ, развернулся на перекрестке и помчался к михайловскому дому. Сыщик досадовал на уходящее время. 17.30 – критическая отметка, когда рабочий день, даже у таких «ненормированных» работников, как полицейские, клонится к завершению. А Влад очень хотел пообщаться с коллегами, ведущими дело о краже. Правда, он сильно сомневался, что кто-то что-то «ведет», а не надписал, как водится, формально папочку, и успокоился. Если квартирные кражи не раскрываются по горячим следам, они не раскрываются вообще, только лишь за редким исключением.

Москва вставала в ежевечерних пробках, которые сверкали желтоглазыми змеями автоверениц, но Владу повезло – он за пять минут домчался до места. Вылезая из машины, увидел тщедушного мужчину в очках, тащившего из подъезда к «Тойоте» коробку и рюкзак. «Уж не Дударев ли поспешно спасает свое добро, перепугавшись? Худой, маленький, очкастый – под описание Ксенечки подходит. Так перепугался, что к двери не подходил, бедняга». Влад поспешил за мужчиной, но в этот момент «Дударев», странно оскалившись, кинул коробку и рюкзак на сиденье, бросился за руль и ударил по газам.

Влад мешкал не более секунды. Выхватив из внутреннего кармана «макарова», закричал: «Стоять, стрелять буду!» – и, прицелившись, выстрелил в левое заднее колесо удалявшейся машины. Но, к сожалению, промазал. Густые сумерки явно играли на руку воришке. Прыгая в свой «Форд», Загорайло увидел перекошенное лицо Василь Николаича, выбежавшего на улицу на звуки выстрела. Опер крикнул ему:

– Звоните немедленно в местное УВД, телефон у вас наверняка есть! Машина возможного грабителя – серая «Тойота-Аурис». Первые цифры номера тринадцать, регион московский! – И Влад рванул со двора.

Филиппов водил машину неважно, оперативник же недавно отучился на курсах экстремального вождения. После больницы он был раздавлен физической немощью, и курсы дали ему возможность почувствовать силу, преодолеть страх и боль. Мысли о потерянной жизни и упущенных возможностях, навалившиеся безнадежной, убийственной тоской, вылетели из головы Влада при первом же выходе из жесткого заноса на тренировочном полигоне.

Сейчас же Загорайло охватили азарт и страсть охотничьей собаки, взявшей след. Сыщик быстро догнал Киру, который не мог объехать пробку на набережной из-за аварии. Влад оттирал машины, которые гневно вскрикивали, моргал дальним светом, подрезал, словом, вел себя вызывающе, но цели достиг: от вора его отделял лишь один начищенный «Инфинити». Объехав пробку, машины начали набирать скорость. Славировав между неторопливым «Инфинити» и нервной «Дэу», Влад сел на хвост убегавшей «Тойоте», истошно сигналя и прижимая ее чуть ли не к парапету набережной. Загорайло удивлялся, почему так долго, с учетом пробки, не появляются пэпээсники или гибэдэдэшники? Даже если у консьержа не нашлось телефона следователя, он мог позвонить в «02». «Впрочем, много таких «сердобольных» граждан звонит в полицию», – думал Влад, напирая на непокорную «Тойоту». «Если по каждому звонку погони организовывать. Вот глупость-то несусветная получилась: надо было сразу Витьке Поплавскому звонить – у него брат шишка в московском ГИБДД. Дубина я! Господи, помоги!» Филиппов, сумев оторваться, вильнул вправо. Еще правее… Влад не отступал. Водители ближайших машин, озадаченные действиями ненормальной парочки, притормаживали, не лезли на рожон: ну их, мол, к ляду, эти «пацанские разборки». Приближаясь к Госпитальному мосту, Филиппов-Малявский сделал решительный рывок, но тут по крайнему правому ряду, словно из-под земли, вырос «Мерседес» ГИБДД со «светомузыкой». «Тойота» кинулась влево, пискнув тормозами и едва не задев «Пежо». В мгновение ока миновав петлю, что выводила поток на Лефортовскую набережную, обезумевший Кира-Сережа, прибавив газу, вылетел к парапету и резко ударил по тормозам, пытаясь встроиться в левый ряд, но машину крутануло и в нее на полном ходу врезалась гигантская «Тахо». Грохот железа заглушил вой полицейской сирены: маленькая «Аурис», выбив целый пролет ажурного ограждения, совершила кульбит в воздухе и рухнула крышей на лед Яузы, которая не спешила избавляться от зимних оков. Кира-Сережа скончался от перелома шейных позвонков мгновенно.

«Машина «Форд-Фокус» триста шестьдесят семь! Немедленно остановиться! Стоять, машина триста шестьдесят семь!» – вопил полицейский «Мерседес» Владу, спровоцировавшему непоправимое.

Разогнать толпу, собравшуюся на место происшествия, будто на смотровую площадку в ожидании нового салютного залпа, не удавалось. На противоположном берегу Яузы тоже кучковались любопытные и притормаживали машины. Половина зевак снимала происшествие на мобильные с радостным азартом. «Что они видят в темноте, на расстоянии?» – недоумевал Епифанов. Зрители ждали подъема машины из полыньи. Когда покореженный кузов был поставлен при помощи крана на асфальт и за дело взялись полицейские и врачи, жадная до зрелищ публика стала нехотя расходиться: началась долгая процедура осмотра. Лишь самые стойкие надеялись на неожиданные повороты в этой захватывающей истории и мерзли у ограждения.

– Везунчик вы, старший лейтенант Загорайло. Отделаетесь легким испугом. Даже не должностными взысканиями, – то ли с завистью, то ли с сарказмом сказал Владу следователь Епифанов, когда вещдоки из поднятой краном «Тойоты» описали, а труп увезли на экспертизу. Дударевские шубы, драгоценности, фотоаппарат обличали погибшего недвусмысленно. К тому же на теле вора обнаружился пояс с ячейками, в которых находилось более двух миллионов рублей и золотые украшения: видно, дела у преступной группы спорились. То, что вор, имевший при себе паспорт на имя Сергея Романовича Филиппова, действовал не в одиночку, сомнения у Епифанова не вызывало. Десять краж за семь месяцев в одном жилом массиве. Дерзских, молниеносных, с полным отсутствием улик. Это говорило о прекрасной подготовке и осведомленности банды: в таком деле без наводчика, домушника и курьера не обойтись. Курьером и хранителем «очага», видимо, и был Филиппов, на показания которого рассчитывать, увы, не приходилось. И потому двух других (как минимум двух) фигурантов этого дела найти будет не так просто. Эксперт Сельванов и опера уже работали в съемной квартире Филиппова.

Алексей Алексеевич подошел к машине Влада, в которой опер под «Времена года» Чайковского ужинал, запивая многослойные бутерброды чаем из термоса.

– У вас и с нервной системой все в порядке, – констатировал майор, наклоняясь к аппетитно жующему Загорайло. – Только горящей свечи и салфетницы не хватает на торпеде.

– Хотите сэндвич с куриной грудкой? – добродушно предложил Влад, запуская руку в объемистый пакет из фольги.

– Нет, я предпочитаю профитроли с солониной, – огрызнулся дискантом Алексей Алексеевич.

Влад хмыкнул, не думая обижаться.

По телу его разливалось приятное тепло, полуобморочная слабость уступила место приятной истоме – предвестнице здорового сна. Сыщик почти пришел в норму. Полчаса назад Владислав запаниковал: его тошнило, пот заливал глаза, руки ходили ходуном. «Стоп! Больше я этого не допущу! Невзирая на трупы», – приказал себе Загорайло и решительно покинул место происшествия, хотя некоторые детали осмотра еще вызывали в нем живейший интерес. Так хотелось рассмотреть хитрый пояс, снятый с тела преступника! Надутый индюк Епифанов оказался не столь категоричен, чтобы не подпускать чужого опера к «своему» делу. Но Влад уселся в машину, включил на полную мощь печку, поставил диск с концертом Мацуева и распаковал собранный матушкой пакет с едой. Влад решил позвонить Наташе после трапезы, в более нормальном состоянии. А потом, в разгар событий, перед подъемом машины из Яузы, девушка ему позвонила и взволнованно спросила что происходит. Тогда Загорайло ответил ей кратко:

– Наташа, тут ЧП. Пока все плохо. Я обязательно позвоню позже.

– Только одно слово, где вы и здоровы ли?! – отчаянно крикнула Юрасова.

– На набережной. Ну, той, что сразу за вашей, Рубцовской. Не волнуйтесь, я в порядке. Позвоню, – и Влад дал отбой.

– Загорайло! Кто тут оперуполномоченный Загорайло?! – донеслось от оцепления до слуха Влада.

– Да нет такого! А что надо? – ответил сиплый голос от исковерканной «Аурис».

– Да, Борь, жена к нему рвется! Девушка, что вы так волнуетесь? Не ваш же муж в речку упал? – гудел недовольный голос стража, который перебивал сбивчивый женский.

«Господи помилуй, при чем тут Надя?..» – с замиранием сердца Влад вылез из машины. Два года он встречался со своей бывшей однокурсницей, которую Елена Аркадьевна называла Ледяной Мальвиной. Зависимость от настроений и капризов избранницы превратила все в бессмыслицу и боль, которая, впрочем, скоро притупилась, а потом и вовсе рассеялась. Видно, к любви это чувство имело отдаленное отношение. И хотя Надя подчас обличала Влада, как «мамусиного клона», но очень любила называть себя женой Загорайло. Пока не вышла замуж за другого.

Влад растерянно пошел к ленточной загородке, вглядываясь в темноту.

– Ну вот же он! Вот, идет! Да пустите же. – Наташа, маленькая, хрупкая и до боли родная, рванулась к Владу, срывая с лица очки.

– Как ты умудрилась меня найти?! – Он поймал ее за плечики, с нежностью и испугом вглядываясь в черные глазищи.

– И этот человек работает в сыске, – то ли засмеялась, то ли всхлипнула Наташа, утыкаясь в воротник бесподобного сыщицкого пальто.