Текст книги "Невозвращенец"

Палатку нашего друга мы освободили и, в принципе, уже были в полной готовности встречать отряд. Он прибыл, однако, спустя час, после того, как мы с Таней принесли воду, и первое, что выдал Яр после приветствия было: «Жуть!». Валентин в ответ только развёл руками и сочувственно похлопал того по плечу.

– Из кого хочешь душу выдернут, – незаметно кивнув в сторону пришедших вместе с ним студентов, пожаловался он, бросив рюкзак, в который с лёгкостью поместилась бы Таня, под наше дерево.

– Да ладно, не впервой, – усмехнулся я, но друг красноречиво посмотрел на меня. По взгляду было ясно: в пути проводник извёлся с ними, как Валентин, решивший в прошлом году устроить поход своей семье юристов и инженеров в третьем поколении.

– Потроши рюкзак. Всё моё в клапане – зашвырни в нашу палатку, остальное общего пользования.

Валентин тем временем о чём-то начал говорить с преподавательницей по ботанике и энштейноподобным куратором. Студенты, побросав рюкзаки под ноги, стояли, не шевелясь, за ними. Впрочем, я редко встречал среди наших клиентов тех, кто привык к путешествиям. Опытные походники, чаще всего, к проводникам не обращаются, разве что если приехали откуда-то с другого полушария Земли и знают, насколько опасны бывают вылазки в горы без чётко продуманного маршрута. Но таковые встречались редко.

Яр даже не глядел в сторону горемычных путников, весь вспотевший и замученный, он снял с себя футболку и улёгся на пропитанную дождём траву, облегчённо закрыв глаза. Я же принялся разбираться с его рюкзаком. Подтащил его к палатке, отстегнул клапан и сразу закинул его к нам, остальное стал раскладывать вокруг себя. Да, неудивительно, что друг пришёл такой убитый: рюкзак вместе с пристёгнутой гитарой весил не меньше половины его собственного веса.

– А Татьяна где? – осведомился он, чуть приведя мысли в порядок.

Между тем, Валентин уже во всю командовал отрядом и помогал ставить палатки. Как ни странно, дело с этими ребятами действительно обстояло плохо, они вообще с трудом представляли, как раскладывать эти треугольные шатры и что делать после, хотя пробыли в пути с Яром уже пять ночей.

– К обрыву гулять ушла с книжкой. Ждала-ждала, да не дождалась, – сообщил я, сложив еду в одну кучу. – Валентин, будьте любезны, пожрать сварганьте! – крикнул я другу и кинул ему в руки упаковку риса. Валентин ловко её поймал и показал жестом, мол, всё будет исполнено в лучшем виде.

– М-м… – задумчиво протянул с земли Яр, – купались сегодня уже?

– Валёк с Танькой ещё до того, как я проснулся. Я – нет ещё. Да отправим Таню с тобой, от неё тут толку мало, пусть купается.

– Зря ты так. От Таньки толку больше, чем от них всех вместе взятых. Подожди часа три – поймёшь меня.

Усталый Яр стянул с длинных тёмных волос резинку, стягивающую их в хвост на затылке, и с наслаждением запустил руки в шевелюру. Улёгся, разминая спину, расшнуровал сапоги и вздохнул.

– Бывало и хуже, но давно. Год уже точно на таких не натыкался. Уже на второй день сам готов был заплатить, чтоб никуда их не вести.

– Ярослав Иваныч, – вдруг раздался учтивый голос бородатого профессора, – куда нам ставить рюкзаки?

– В палатки, – буркнул Яр. – Слабо было за шесть дней выучить, – тихо поругался он, но в следующую секунду его настроение явно улучшилось, благодаря пронёсшемуся через весь лагерь маленькому урагану, напавшего на него с распростёртыми объятьями:

– Яр! – завопила Танька – и Яр под тяжестью налетевшей не него девчонки вновь свалился на траву. Весь отряд проводил мою сестру умилёнными взглядами – и мне, откровенно говоря, это не понравилось: бедные закомплексованные людишки… что они вообще представляют о проявлении детских искренних чувств?!

– Привет, Танюшка, – улыбнулся он, взаимно обняв девочку. Она радостно и невинно чмокнула друга в щёку и, запустив маленькие ручки в его не расчёсанные чуть вьющиеся волосы, растрепала их так, как обычно делаю это я ей, и снова его обняла.

– Ты и гитару притащил! – воскликнула она.

– А куда я без неё?

– Ярослав Иваныч, – и к этой трогательной композиции присоединилась какая-то студентка с глупыми, но выразительными голубыми глазами, – а можете помочь нам палатку разложить? – явно флиртуя, попросила она.

– Давай помогу! – взвилась Танька и, тут же вскочив с Яра, отправилась няньчиться с отрядом вместо потрёпанного Ярослава Иваныча. Девушка с голубыми глазами удивлённо и разочарованно воззрилась на проводника, словно он уже успел её четырежды бросить, но всё же сразу последовала за Таней.

– Я же говорил, что от Танюшки толку куда больше, чем от них всех. Нужен я вам тут? Могу я на речку сбегать?

– Не нужен. Уж мы палатки раскладывать умеем, – обнадёжил его я. – Так-то всё нормально?

– Да вполне. Во время грозы удалось разместиться под скалой, поэтому эти товарищи почти не намокли. Вас тут не сносило?

– Нет, гремело хорошо, но ветра сильного не было. Туман на утро появился, а сейчас, я смотрю, вообще скоро распогодится.

Яр понятливо кивнул и резво, словно и не пытался минутами ранее погибать, поднялся с влажной травы.

– Отправить Таню с тобой?

– Пусть вам помогает. Сам схожу.

И, захватив с собой насквозь промокшую от пота футболку, Яр бегом отправился вниз, в балку, где река была наиболее широкой.

А я вновь смерил отряд оценивающим взглядом. Вздохнул. Грустно вздохнул.

Собравшись кружочком, как возле школьного туалета, и, скорее всего, не считая, что им надо что-то делать, пятеро молоденьких студенток о чём-то увлечённо беседовали. Трое из них были в обтягивающих светлых джинсах, уже по виду натерпевшихся за время пути. Больше того меня удивили балетки на одной из них. А ещё больше – накрашенные губы у двоих из этой пятёрки. Интересно, кого они тут охмурять собрались? Но, вспомнив, с каким взглядом подходила к Яру девушка с бестолковыми глазами, сразу понял кого. Знали б эти девахи, насколько сия идея безнадёжна…

Хаотично бродили по лагерю пацаны, подняв руки с мобильными телефонами вверх. Эта идея была не менее безнадёжна. Связи они не найдут ближайшие дней десять. Странно, что их телефоны ещё не разрядились.

Куратор и преподавательница вертелись вокруг услужливого Валентина, задавая ему тысячи вопросов, но тем не менее, они хоть что-то делали.

Остальные, следуя советам моей Таньки, расставляли палатки.

Сказать одним словом, бардак.

Однако же, вскоре всё более или менее уладилось. Терпеливый Валентин и Татьяна, любящая повыпендриваться, умеют достаточно грамотно командовать людьми, и уже через час можно было приниматься за обед.

В принципе, и Яр, подобревший после купания, кажется, внутренне примирился с этими людьми и вернулся в своё привычное немного угрюмое и молчаливое состояние. Он был человеком замкнутым и совершенно не раздражительным. Всегда спокойный Яр иногда и вовсе производил впечатление достаточно грубого и по глупости безжалостного лесника. Отросшие до лопаток чёрные волосы и выпуклые глаза, смотрящие недоверчиво исподлобья, частая недельная щетина служили только ярким дополнением к этому неприветливому образу, но истинное положение дел в его случае не многим совпадало с внешним обликом. Человек, стремящийся к внутренней гармонии, но в то же время относящийся настолько равнодушно к людям, что лучше бы он их ненавидел; человек, способный ценить кротчайшие минуты, посвящённые музыке или чтению, но способный хладнокровно выслушивать извинения и мольбы, как наскучившее жужжание мухи. Яр, словом, являлся куда более отчаянным романтиком, нежели мы с Валентином, но куда более опасным врагом. Но не для нас, конечно. Пожалуй, исключительно благодаря ему моя сестра полюбила художественную литературу. Такое положительное влияние на Таню заметила даже наша мама, поэтому в те редкие дни, когда я находился дома, Яр неизменно был гостем ожидаемым. Ему у нас было не совсем уютно, непривычно, как человеку, выросшему без семьи, но приходить к нам он не отказывался: видимо, даже не смотря на то, что семейная жизнь была ему в диковинку, она ему нравилась и привлекала его, хотя природу он всё же принимал с большей готовностью.

Таким образом, придя в себя с помощью быстрого купания, Яр уже за обедом выглядел вполне себе бодро и даже пообещал ближе к вечеру поиграть на гитаре, но последнее было совершено не без помощи Татьяны. И, поскольку до вечера ещё оставалось достаточно много времени, Яр и Таня, отыскав в недрах его рюкзака сборник рассказов немецких писателей, вскоре после обеда отправились на обрыв читать друг другу вслух. Я и сам порой удивлялся, насколько хорошо находят общий язык девчонка, не окончившая ещё и среднюю школу, и проводник, успевший уже получить высшее образование и лет пять проработать в горах.

Мы же с Валентином, довольные после приёма пищи, следили за отрядом. Тут-то мы Яра и поняли…

Поскольку экспедиция планировалась с определённой целью, господа будущие учёные попросили отвести их в самую глушь леса для изучения местной растительности. Мы с Валентином недоуменно переглянулись: из так называемой глуши леса мы и до следующего дня не вернёмся. Однако изобретательный Валентин, предварительно подав мне знак молчать, невозмутимо повёл биологов в сторону родника. И – о чудо! – пройдя метров десять среди деревьев, весь отряд горемычных ботаников решил, что «самая глушь леса» уже началась, и остановился на ближайшей полянке. Тихонько хихикая, мой находчивый друг с довольным видом уселся на камень и принялся наблюдать за процессом изучения всяких травок и кустиков. После того, как студенты во главе с преподавательницей, совершенно бессердечной и холодной женщиной, расползлись по всему периметру поляны, гости наши, кажется, почувствовали себя весьма удовлетворённо, впрочем, как и мы. Но не тут-то было… На камешке мы просидели примерно полтора часа (а по-ощущениям все пять), и за это время наглая и довольная физиономия Валентина приобрела совершенно другие оттенки, усталые и грустные. Я, надо признать, тоже был не в восторге от столь впустую проведённого времени.

– Вера Павловна, – окликнул я преподавательницу, – а сколько вы ещё будете… в траве копаться?

Трое студенток сдавленно посмеялись, а Вера Павловна, минутой ранее с обожанием глядевшая на бордовый дикий пион, уничижительно воззрилась на меня:

– Мы только начали, молодой человек, только начали.

Где-то позади меня смачно выругался какой-то студент, видимо, тоже обалдевший от занятий подобного рода. А ведь я сам когда-то хотел поступать на биофак – хорошо, что не поступил…

– Слушай, по-моему, – преклонившись к моему уху, произнёс Валёк, – я успею сбегать в лагерь за картами.

– Если они «только начали», ты успеешь в город за «Твистером» сбегать, – хмыкнул я незлобно. – Тащи карты.

И довольный Валентин исчез в мгновение ока. Однако вернулся он примерно через полчаса, причём, не он, а Танька. И хоть тот факт, что она была с колодой карт, меня чуть обрадовал, я совсем расстроился. А знал бы кто, как Танька мастерски играет в покер! Уже совсем скоро я был должен своей младшей сестрёнке с безумно невинными глазками как земля колхозу, ну а если быть точным, две плитки шоколада по возвращению домой, три яблока по возвращению к лагерю и «как-нибудь почитать книжечку вслух», что я обменял на торт «Наполеон», ибо читать вслух не любил ещё со школьной скамьи. Танька осталась счастлива, я – не очень, но тем не менее общими усилиями время мы убили.

В ночи ещё долго отзывались мотивы гитарных мелодий. Они звучали в голове так ярко, что иногда казалось, будто Яр всё ещё задумчиво перебирает струны, сидя возле костра и вспоминая сотни своих жизней… ему есть, что вспомнить.

Все мы разошлись по палаткам относительно быстро, куда быстрее, чем раскладывали лагерь. Устали все, и поэтому, утихомирив пламя, даже мы решили лечь пораньше, избавив Яра от ночных посиделок за разговорами.

Но эта ночь была какая-то беспокойная. То поднимался ветер, то слышался звук капающей воды, хотя дождя не было, а иногда холодные дуновения пробирались и в палатку – и тогда становилось мерзко. Я заснуть не мог. У меня болела спина, наверно, защемило позвонок где-то в районе поясницы. Танька, устроившаяся между мной и Яром, постоянно вертелась, периодически разбрасывая худые загорелые руки в стороны, даже совершала попытки поговорить во сне, но получалось только невнятное мычание. Яр вроде бы лежал тихо, но часто открывал глаза и просто лежал, кажется, и не пытаясь заснуть. Только бессовестный Валентин, устроившийся у другого края палатки, самым наглым образом храпел, причём, после пятого пинка по боку от Яра, симфония, воспроизводимая его носом, пополнилась несколькими партиями басов. Не знаю, как в соседних палатках его не было слышно.

В конце концов, я решил просто лежать на спине, пока сон не соизволит явиться, однако просто лежать тоже не вышло. Спина разболелась ещё больше. Усилился ветер. И теперь казалось, что спину я застудил.

– Ой, а ты тоже не спишь? – произнесла ещё одна проблема. – Миш, а ты видел, какое у Веры Павловны колечко? С таким камушком синим…

– Не видел, – буркнул я.

– А зря. Красивое такое. Я вырасту, тоже такое куплю, – шептала сестрица.

– Не дай бог!

– Ну почему? А мне понравилось! Миш, а видел девочку такую рыженькую? У неё такие классные кучеряшки!

– Таня. – Взмолился я, уже даже не шёпотом. – Спи.

– Не получается, – пожаловалась она капризно. – Я пыталась!

– Да ты спала только что!

– Нет, я пыталась! – упёрлась девчонка.

– Танюш, действительно ложись. Завтра прям с утра на речку пойдём, – подал голос терпеливый Яр.

– О, так ты тоже не спишь!

И Танька вскочила на колени (вскочить в полный рост помешала бы высота палатки).

– Заснёшь тут…

– А давайте Валентина защекотим!

– Таня, кончай! – повторил я, но, видимо, она только начала.

– Запихнуть ему одеяло в рот эффективней, – холодно ответил Яр, пнув друга опять. Валентин повернулся и, как ни странно, храпеть перестал.

– Ну вот, Таня, спи, – скомандовал я.

– Ну-у! Не-е, – провыла сестрица, – давай тогда тебя защекотим!

– Это ещё зачем?

– Всё равно никто не спит.

Аргумент был неопровержим, но я возмущённо покосился на усмехнувшегося Яра.

– А Валентин?

– Да он всё равно ничего не слышит.

– Эй! – обиженно воскликнул Валентин, – не настолько стар ещё!

– Да так ещё веселей! – почти взвизгнула Татьяна. – Давайте драться!

– Таня, спать! – напомнил я с напором, но она намеренно меня игнорировала.

– Ну давайте!

– А давай… – Валентин занял боевую готовность, – тебя защекотим! – и резкий писк Таньки, вырвавшийся от неожиданности его атаки, наверняка перебудил весь лагерь и навёл на самые интересные мысли. На нас и так подозрительно косились, когда три проводника забрали к себе в палатку маленькую девочку.

– Да ну вас к чёрту! – незлобно, но устало высказал я и выбрался из палатки, оставив устроенный Татьяной балаган вариться в своём котле без меня.

В лёгкие хлынул приятный лавандовый воздух. Совсем унялся ветер, только сплетённый Татьяной ловец снов медленно и еле заметно покачивался на фоне таинственно-тёмной листвы. Да и вообще, когда в бессонные походные ночи врывалось одиночество, таинственные оттенки принимали даже мысли.

Пунцовыми узорами догорали угольки, укрытые пеплом, как одеялом. Недвижимы были кроны деревьев, но, если прислушаться, можно было различить звуки движущейся реки. Безмятежно глядели звёзды на безмятежную долину.

Я немного постоял возле угасающего костра, потом присел на бревно, а потом и вовсе улёгся на него лицом вверх. Ещё некоторое время из нашей палатки слышались радостные вопли Таньки, смех Валентина и тщетные попытки Яра их утихомирить, но минут через двадцать всё как-то само затихло. Мне возвращаться в палатку не хотелось, тем более, сестрица наверняка уже оккупировала моё место – пусть хоть заснёт покрепче. Как ни странно, они даже никого не разбудили, все спали, как и полагается. Из других палаток не доносилось ни шороха, и дрёма постепенно начала одолевать меня. Но, дабы не заснуть на бревне (ибо с целой спиной тогда можно было распрощаться), я прошёлся по лагерю. Как неприкаянный, я шатался вокруг палаток достаточно для того, чтобы Таня крепко заснула или хотя бы добросовестно притворилась спящей, но возвращаться по-прежнему не хотелось. Поэтому, накинув на себя пайту, я направился к обрыву.

Из немыслимой глубины простирающейся подо мной долины послышались перешёптывания ветров. Меня окатило тёплой и влажной волной прерывистого дыхания гор – в ближайшие два дня гроза повторится, совершенно точно.

И внезапно мне очень захотелось, что бы в лагере никого не осталось, кроме моих друзей. Резкое желание не видеть здесь чужих ударило в голову чем-то вроде раздражения. Это было наше место, наша стоянка. А мы, вместо того, чтобы здесь жить, водим в горы за деньги, «сдаём это место в аренду». И лучше ли мы, проводники, тех, кто продавал непомерные территории нетронутой природы под застройку?..

Я устало вздохнул. Спать пора, когда посещают мысли подобного рода.

Медленно направившись к стоянке, я отметил, что ночь значительно потеплела, стало даже душно. Но приблизившись к палаткам, я вдруг обнаружил, что не спится не мне одному.

Повернувшись спиной ко мне, костру и всему остальному лагерю, закутанная в тонкий красно-коричневый плед сидела одна из студенток. Меня она не видела, она смотрела куда-то в помрачневший лес, спросонья, видимо, не до конца давая себе отчёт в том, что она видит – таковы уж полуспящие люди. Я подошёл ближе, но она меня не слышала, что тоже было странно, ибо я слышал даже дыхание, доносящееся из палаток, и даже мог бы, наверное, отличить среди них кроткие вздохи Таньки.

В светлых волосах девушки запутались золотисто-рыжие ленивые блики алеющих углей. На спину её прилёг ночной покой, и в складках пледа грелись кусочки иссиня-чёрной тьмы. Если честно, не хотелось нарушать её атмосферу, но как проводник я был обязан убедиться, что всё в порядке, хотя и так видел, что девочка просто получает удовольствие от тишины. Она, наверняка, впервые была в походе и в жизни никогда не ночевала в палатке. Ну и кто же мог предположить, что и на этом несчастном факультете есть человек, способный чувствовать душу долины. Вот и не спиться ей с непривычки…

Я бесшумно опустился рядом на бревно. Полусонная студентка смерила меня непоколебимым взглядом чуть раскосых голубых глаз, а после вновь рассеянно посмотрела вглубь леса, в мрак. Я безэмоционально хмыкнул: а ведь она действительно способна раствориться в этих вековых минутах, проведённых в горах. Бедная девочка, если в долине она впервые: не представляю, что должно твориться в её помутнённой здешней природой голове; воздух этот, порой, пьянит сильнее рома.

– Когда долго всматриваешься в чащу, чаща начинает всматриваться в тебя, – произнёс я тихо и непринуждённо.

– А разве не бездна? – переспросила девушка, взгляда не отрывая от дремучих переплетений ветвей.

– А какая разница?

– Бездна – бездонна, а в чащу есть вход и из неё есть выход.

– Значит, ты никогда не терялась в чаще. Поверь, когда теряешься в лесу, чаща становится бездонней бездны, и нет вовсе у неё ни входа, ни выхода, ни начала, ни конца. Просто нескончаемое пространство, переполненное неизвестностью. И вот тогда-то чаща и начинает в тебя всматриваться миллионом невидимых глаз, и в каждом из них отражается каждое твоё движение, и так и кажется, что обладатель этих невидимых глаз приблизится к тебе настолько, что сердце остановится от страха.

Ни капли не настороженный, но заинтересованный взгляд вонзился в меня своей силой, даже некой насмешкой. Да, она чувствовала здешний дух, но напугать её было сложнее, чем я думал.

– А ты терялся?

– И не счесть, сколько, – не задумываясь, сказал я, – и каждый раз страх менял костюм. – Несколько мгновений девушка открыто смотрела на меня, словно размышляя, верить ли мне, а потом я с улыбкой разрушил весь романтизм вышеописанного разговора: – ты чего по ночам шатаешься? Клопы, крысы, соседи?

Девчонка будто от сна очнулась.

– Нет, – усмехнулась она. – Просто не спится.

– А соседи? – передёрнул настойчиво я, – клопы и крысы – ладно, они хоть маленькие, а храпящие соседи – жуть!

– Да не храпят вроде, – улыбнулась студентка.

– Тогда вообще проблем не вижу, иди и наслаждайся сном. Мне и то повезло меньше.

– Клопы, крысы, соседи? – передразнила она меня.

– Клоп Валентин, крыска Танька и сосед Ярослав Иванович – полный набор. Не поверишь, но из всех них храпит не сосед, а клоп.

– И что, ты всю ночь спать не будешь?

Наивная девочка!

– Ну… смотря сколько будет спать крыска. Скоро поднимется, заявит, что ей нужна сказка. А ты?

– Не знаю…

– Ну понимаешь, от твоего «не знаю» я тоже быстрее не лягу. – И пояснил: – мы за всеми вами обязаны приглядывать и не имеем права ложиться спать, пока клиенты не увидят первые сны и не начнут пускать слюни.

Но девушка резко перешла на серьёзный тон:

– А можно я тут посижу? Правда не спится. Мысли в голову лезут, голоса мерещатся, бред всякий в темноте кажется.

– Много раз в походах была? – не менее серьёзно поинтересовался я.

– Первый раз. Нет. В осознанном возрасте в первый раз, – уклончиво ответила она и поёжилась в пледе, словно я затронул неприятную для неё тему.

– Поэтому и не спится. Плеер есть?

– А я думала вы вообще технику не признаёте, – проговорила девушка задумчиво.

– Ну так-то оно так, но с непривычки лучше засыпается под музыку. Если б те учёные, которые отрицают существование мистики и думают, что знают всё не свете, хоть на недельку отправились бы сюда, их бы ждал большой сюрприз. Нам самим иногда здесь не по себе.

Она слушала меня очень внимательно, кажется, веря мне и делая выводы, которые, к сожалению, не посчитала нужным озвучивать.

– Плеер сел в первые две ночи. Да ладно уж… Иди, спи, куда я отсюда денусь?

– Возникнут вопросы, буди хоть всю нашу палатку, – щедро разрешил я, собираясь вставать.

– Возникли. Где вы воду берёте?

– В роднике. Это вдоль обрыва, а потом немного в лес пройти надо. Неподалёку от того места, где вы с Верой Павловной в цветулях копались. Если хочешь, возьмём тебя завтра с нами за водой. Спокойной, – и я направился к нашей палатке.

Вообще, я не имел права оставлять её в лагере без личного присмотра, но люди по своей трусливой натуре не имеют желания таскаться по тёмному лесу в одиночку, поэтому без особых угрызений совести я пошёл совершать тщетные попытки заснуть.

Однако, только коснувшись щекой свёрнутой в калач кофты, которая служила мне подушкой, я моментально отрубился, словно целый день провёл за решением задачек по высшей математике.

– Мих, поднимайся. Давай-давай. Тут проблемка маленькая.

Я промычал в ответ что-то невразумительное, но по-моему обязанное меня оправдать, и перевернулся на другой бок. Под руку попался чей-то рюкзак, резко запахло землёй – края палатки пахли так уже после второго путешествия в горы.

– Не, Мих, не до сна сейчас. Вылезай, ждём у костра. – И я услышал, как Яр вылез из нашего убежища.

По-ощущениям было шесть часов утра, солнце ещё не встало, и спать хотелось так сильно, что глаза закрывались против воли. Тело казалось ватным, рук и ног я не чувствовал, от погружения в сон спасало только осознание вышесказанного другом: Яр просто так людей не будит, он-то знает, насколько дорог сон в походах.

Я резко поднялся. Дабы не соблазниться возможностью задрыхнуть снова, решил, что лучше будет сразу же вылезти на свежий воздух.

За пределами палатки мне стало очень холодно, но это от недосыпа. Мозг отчаянно сопротивлялся призывам к работе и информацию воспринимал туго. Впрочем, завидев собравшихся вокруг костра Яра, серьёзного Валентина, перепуганную Таню и профессора с двумя студентками, сидящими по разным сторонам от него, я невольно понял, что действительно что-то случилось.

Только тронулся рассвет. Лимонно-зеленоватое небо нависло над нами слепой пеленой ленивого утра. Спал бы ещё часа три…

– Что случилось-то?

Мне ответили молчанием и чуть растерянными перешёптываниями.

–Так, ну если ничего такого, я пошёл обратно? – с надеждой переспросил я, но никто даже не улыбнулся.

– У нас девочка пропала, – предельно спокойно ответил Яр. – Говорят, ушла из палатки около двух часов ночи, так и не вернулась.

– Да куда тут можно деться? – недоумённо осведомился я, но мои друзья лишь пожали плечами.

И тут до меня начало доходить… Не та ли это милая особа, спрашивавшая у меня, где мы воду берём?..

– Искали уже? – собрано произнёс я.

– Меня самого разбудили около десяти минут назад. Решили тебя поднять, ты всё-таки лучше эти места знаешь.

– Не лучше вашего, – буркнул я.

– Профессору обо всём тоже сообщили буквально получасом раньше, а он уже мне всё рассказал, – пояснил Яр, – они слышали, как девчонка поднималась ночью, а потом, как проснулись, поняли, что обратно она не приходила. То есть она уже непонятно где около трёх часов.

По всей видимости, две студентки, сидящие с профессором, и были причиной нашего раннего подъёма. Неужели сложно было ещё часик проспать в неведенье?..

– Ну… – протянул я, откровенно и бессмысленно польщённый тем, что моё слово настолько важно, – искать будем.

(Да я капитан очевидность, мать вашу!)

– Понял. Я возле реки пройдусь, а ты…

– В сторону родника, – закончи я за Яра. – Тут больше и негде теряться.

– А я? – взвилась полная энтузиазма Танька.

– А что ты? Танюш, сама заблудишься, – возразил я и сам себе не поверил: Таню можно было отправлять искать кого угодно и в лес, и в горы, и в пещеры совершенно одну. Однако сестра беспрекословно кивнула, но было видно, что она сильно расстроилась.

– Со мной пойдёшь, – подмигнул ей Яр.

– На мне лагерь, – добавил Валентин. – Мих, садись давай. Перекусите быстро. Боюсь, другой возможности в скором времени не появится.

Еду я впихивал в себя с усилием, не чувствуя ни её запаха, ни вкуса, Яр – так же, поэтому приём пищи закончился через минут пять. Таня и вовсе есть не стала.

– Кто пропал? – для верности спросил я, хотя и так, скорее всего, знал, кто. Под руки попадались нож, верёвка, фонарик… Всё отправлялось в маленький спортивный рюкзак.

– Диночка, – отозвался профессор, – умная девочка, способная.

– Замечательно, – иронично фыркнул я, – то, что она способная, не помешало ей исчезнуть посреди ночи фиг знает куда. – Между тем Таня засунула мне в рюкзак пакетик с двумя кусками хлеба и коробок со спичками. – Выглядит как? – раздражённо спросил я, пытаясь подробней воссоздать в памяти образ этой сообразительной Диночки. Ну не понимал я, как можно бродить ночью в лесу в полном одиночестве, да и к тому же заблудиться!

Профессор принялся отвечать:

– Глаза голубые, – это я помнил и так, – роста не очень высокого. Стройненькая, маленькая… – а, по-моему, телосложение у неё спортивное, хотя не факт, я видел её завёрнутой в плед. – Волосы светло-русые, примерно до лопаток, вьются немного. – Кажется, профессор очень старался.

– Одета во что была? – полюбопытствовал Яр, как и я, собирающий необходимые для поисков вещи в маленький портфель.

– Вроде футболка синяя и спортивные чёрные штаны, – ответила одна из девчонок, рыженькая и кучерявенькая – о ней мне, наверное, Таня вчера вечером рассказывала.

– Точно?

– Ну… так, во всяком случае, она спать ложилась, – уклончиво ответила вторая. – А, да… ещё она плед с собой брала.

И теперь сомнений не осталось: Диночка и была той самой студенткой, с которой я встретился ночью. Откровенно говоря, не понимаю, с чего ей приспичило в лес пойти. По-моему, она и вовсе темноты боялась, это читалось по глазам. Не чащи, как я изначально предполагал, но темноты – совершенно точно. Да и не похожа она на бездумного человека, неспособного сообразить, что за неё здесь отвечают. Впрочем… внешность и первое впечатление не всегда отражают действительность, поэтому всё это было по-прежнему неудивительно. Просто такая же маленькая, не заморачивающаяся по жизни девочка, как и все, прибывшие сюда, только немного более умная и, допустим, унаследовавшая от папы-походника любовь к природе.

– А кто у неё родители? – вдруг полюбопытствовал я, обращаясь к профессору. Тот недоуменно воззрился на меня, брови его нахмурились.

– А это имеет значение? – но, не дожидаясь моего ответа, куратор задумчиво изрёк: – мать вроде несколько лет преподавала фортепиано в консерватории, а отец… не помню, кажется, тоже творческий человек. То ли художник, то ли музыкант.

И я обречённо вздохнул: возможно, сообразительная Диночка унаследовала вовсе не любовь к природе, а натуру творческого человека – и вот тогда, если это действительно так, нам с Яром придётся бороздить леса до самого вечера. Друг устало взглянул на меня – по-моему, он пришёл к тем же выводам. Творческие люди – а чёрт знает, что может прийти им в голову.

– Так, – собрано произнёс Яр, – гуляем часов до двенадцати. Если не найдём, вернёмся сюда, соберём провизию на два дня и будем искать дальше.

Я молча кивнул.

Схватив рюкзак и найдя взглядом Татьяну, друг повернулся лицом к полуспящему лагерю.

– Валёк, особо не распространяйся по этому поводу: нам паника ни к чему. И не води пока что остальных никуда. Пусть отложат исследования хотя бы до нашего возвращения.

– Всё пучком, не кипешуй, – в своей манере, но без тени весёлости отозвался он.

– Виктор Павлович, вы поняли?

– Да-да, Ярослав Иванович, никаких исследований, пока вы Диночку не найдёте, – закивал взволнованный куратор, и Яр вместе с моей сестрой быстрым шагом отправился вниз по склону к устью реки; и, немедля более, я махнул рукой Валентину в знак прощания и отправился к роднику.

– Успехов! – крикнул он нам троим напоследок, и вскоре разговоры, доносящиеся из лагеря, и тревожные вопросы куратора и двух студенток, обнаруживших пропажу однокурсницы, перестали раздражать слух.

Покорённые ветрами и влагой лёгкие огоньки танцевали над почерневшими угольками. На решётке, уложенной над огнём, готовились горячие бутерброды. Сыр медленно плавился, но края чёрного хлеба уже припеклись и издавали немного горьковатый запах. Я уныло смотрел то в огонь, то в свою кружку, где и чая уже не было – только размокшие лепестки чабреца и сердцевинки ромашек, собранные неподалёку отсюда позавчерашнем вечером.

Все сидели тихо, не разговаривая, только Яр с Валентином периодически начинали заново обсуждать, куда могла уйти студентка. Честное слово, если найти её довелось бы мне, я бы с удовольствием оставил её там, где нашёл. Эгоистичные существа, либо глупые. Желание выгнать всех этих людей со стоянки только усилилось, да и к тому же эта Диночка… Ну чем может думать человек, умудрившийся потеряться в сотне километров от цивилизации?