Текст книги "Зверский детектив. Боги манго"

– Твоя жена совсем потеряла разум, – громким шёпотом сказала Рафаэлла-мать сыну.

– О, Рафаэлла, спасибо за предложение. – Герочка сделала реверанс. – Но мне эта идея не кажется замечательной…

– А ну, повтори! – Рафаэлла нахмурилась. – Что ты только что здесь сказала?

Тонкие копыта Герочки задрожали.

– Я бы не хотела отдавать вам своего Нука…

– Ты что-то о себе возомнила, да, Гера? Ты что, решила, что ты член нашей семьи и можешь иметь своё мнение, хотеть или не хотеть? Ты просто прислуга. Мы приказываем – ты подчиняешься. Повелеваю тебе принести Нука прямо сейчас. Это для его же собственной безопасности.

– Слушаюсь, – едва слышно сказала Герочка, сделала реверанс и удалилась на нетвёрдых копытах.

– Как вы можете, Рафаэлла? – побледнел Гриф.

– А меня ты не забыла спросить? – возмутился Раф. – Почему я вдруг должен терпеть в своём доме детёныша прислуги?

– Рафаэлла, вам нужна помощь Мыши Психолога, – сказал Барсук Старший.

– В Дальнем Редколесье нет мышепсихотерапии, – поморщилась пожилая жирафа. – Это глупости для конченых слабаков.

– Мне не нужна помощь мыши, – тихо ответила Рафаэлла. – Мне нужно качать колыбель.

– Но вы не можете забрать чужого ребёнка! – возразил Барсук Старший.

– Нет закона, запрещающего мне это.

– Неужели этот закон отменили? – удивился Барсук. – Царь зверей, то есть бывший Царь зверей, говорил мне, что он лично издал закон, по которому каждый детёныш…

– Что ты сказал? – перебил жираф Раф. – Царь зверей «тебе говорил»?

– Ну да.

– Ты знаком с Царём зверей?

– Да. В молодости я даже принял награду за храбрость из его лап, – с гордостью ответил Барсук.

– Так вот почему ты его всё время оправдывал, – недобро сощурилась Рафаэлла Старшая. – Ты якшаешься со львами.

– Я не якшаюсь, – возразил Барсук Старший. – А уважаю конкретного льва. Между прочим, он тоже едет в Дальнее Редколесье в качестве миротворца.

– Он уже в Редколесье. – Жираф Раф раздражённо топнул задним копытом. – Но на миротворца он не похож. Он заявил, что восстанавливает Редколесное Царство. Он заявил, что вернулся на трон. Он провозгласил себя «законным царём».

– Этого не может быть! – сказал Барсук Старший.

– Спорить бесполезно, Барсук Полиции, – вмешалась жирафамать. – Ты себя выдал. Мы все прекрасно видим, что ты – шпион львов, втёршийся к нам в доверие.

– Это совершенно абсурдное обвинение! – оторопел Барсук Старший.

– Эй, стража! – закричали хором Изысканные. – Взять предателя Барсука! Посадить в тюрьму, не спускать с него глаз!

Шестеро вомбатов немедленно вбежали в Изысканную Беседку, схватили Барсука Старшего и поволокли прочь. Берестяной блокнот выпал из кармана его жилетки.

– Стойте, стойте! Этот барсук неподкупен, я могу за него ручаться! – воскликнул Гриф. – Кусраб непукдопен! – добавил он на древнем языке Редколесья для пущей убедительности.

– А ты кто такой, чтобы за кого-то ручаться? – Жираф Раф склонился над Грифом. – Лысая птица, предавшая родину ещё в детстве и запомнившая пару редколесных правил грамматики и этикета! Ещё слово, и ты пойдёшь в тюрьму вместе с Барсуком. Тебя тоже касается, барсучий кот.

Но Барсукот был так шокирован происходящим, что превратился в молчаливый меховой шар с огромными жёлтыми немигающими глазами.

– Вы совершаете ошибку! – успел крикнуть Барсук Старший, прежде чем его увели.

И ещё он успел увидеть, как газель Герочка принесла своего запелёнутого в папоротник детёныша – и отдала его Рафаэлле.

Барсукот подобрал лежащий в пыли берестяной блокнот Барсука Старшего, сунул к себе в карман, и на секунду Барсукоту подумалось, что это его вина: он завидовал, что Барсук взял блокнот, – и вот результат. У него теперь есть блокнот, но нет Барсука.

Глава 12, в которой тревога отменяется

Пухлый белёсый месяц казался убитым и опрокинутым. Он висел во тьме горизонтально – как дохлая рыба, всплывшая пузом вверх. После тяжёлого и нервного дня Гриф вырубился сразу и тихо постанывал и подёргивал крыльями во сне, а Барсукот долго не мог заснуть. Он сидел на окне, смотрел на мерцавшую в чужом чёрном небе дохлую рыбу и думал обо всём сразу. О Барсуке Старшем, которого Изысканные без суда и следствия посадили в темницу за пособничество врагу. Об Изысканных, которые вели себя так заносчиво, жестоко и властно, что враги отняли у них самое дорогое, и в этом не было ничего удивительного. О детёныше Изысканных, который всё же не виноват, что родился в такой противной семье, и которого Барсуки Полиции обязаны разыскать. О родном Дальнем Лесе, в котором по ночам уже заморозки, – не то что здесь, в этом жарком и пыльном Редколесье. О Барбаре, которая ждёт его в новом переднике со сковородкой шкварчащих личинок. О личинках, которые он на самом деле не любит, но зачем-то притворяется, что любит. И ещё он почему-то думал о Каралине, самке дикого каракала с лохматыми кисточками на ушах, которая любит валяться в траве и умеет урчать на максимальной громкости блаженства.

В тесной комнате на чердаке, куда их поселили, было неуютно и душно. Днём, когда Барсуков Полиции вылизывали гиеновидные собаки, по комнате порхала целая стая больших ярких бабочек – в резиденции Изысканных их использовали для вентиляции, и от их бархатных крыльев действительно веяло лёгким прохладным ветерком. Но после задержания Барсука Старшего бабочек отозвали.

Кроватей не было. На каменный пол им кинули три циновки, пропитанные запахом нечистых копыт: похоже, раньше они служили Изысканным половыми ковриками. Гриф Стервятник подгрёб под себя пустующую циновку Барсука Старшего, а своей накрылся сверху: лишённый перьев, он мёрз даже в жару, тем более на камнях.

Блюдо с фруктами исчезло из их комнаты вместе с бабочками. Всё, что им оставили, – две бутылки воды «Мираж». При взгляде на бутылки Барсукот вдруг понял, как сильно он хочет пить. Он изящно спрыгнул с окна и открыл одну из бутылок. Воды внутри не было. Вторая бутылка тоже оказалась пустой. Барсукот, прищурившись, прочёл надпись на этикетке: «Минеральная вода “Мираж” из чистейших оазисов Редколесья». Чуть ниже красовалась ещё одна надпись очень мелким, почти неразличимым шрифтом: «90 процентов оазисов являются миражами; мы надеемся, вы по достоинству оцените вкус нашей воображаемой воды». Барсукот облизнул сухие губы шершавым языком и отшвырнул бутылку, едва не угодив в Грифа.

– Это война, – пробормотал во сне Гриф. – Мама, это война?

«Фрукты, – сообразил Барсукот. – Вода содержится во фруктах. Фруктовый сок – вообще отличная штука». Он вернулся обратно в проём единственного крошечного окошка, выходившего во внутренний двор с неподвижными – ни дуновения ветерка! – как будто искусственными фруктовыми деревьями. На деревьях спали крошечные обезьянки, даже во сне строившие отвратительные гримасы. Под деревьями храпели вомбаты и пара гиеновидных собак. Барсукот осторожно протянул лапу к ближайшему дереву. Ещё немного – и он дотянется до фиолетовой грозди чего-то, что кажется вполне сочным… Барсукот подцепил гроздь когтем, но она оказалась слишком тяжёлой, сорвалась вниз и упала прямо на морду вомбату. Тот хрипло крикнул:

– Батяня-а-а! Батяня-вомбат!

Истошно завизжали проснувшиеся мартышки. Гиеновидные собаки зашлись хриплым лаем. Вомбат, которого назвали Батяней, вскочил и заголосил:

– Тр-р-ревога!

Барсукот юркнул обратно в комнату и прижался к стене. Не хватало ещё, чтобы его тоже посадили в темницу.

– Чего галдите? – послышался во дворе недовольный голос Рафаэллы Старшей. – Сейчас всю резиденцию перебудите! У моего сына Рафа на нервной почве бессонница, он принял муху цеце, а вы шумите прямо под окнами!

– Так ведь тревога… как бы… – неуверенно отчитался вомбат. – Нападение…

– «Как бы нападение», – передразнила его жирафа и склонила длинную шею, разглядывая гроздь на земле. – Созрели финики. Упали с дерева. Это повод устроить истерику? Когда действительно произошло нападение, когда похитили нашего Рафика, вы почему-то молчали. Теперь, когда ничего не происходит, вы не даёте изысканно страдающим жирафам поспать. Заткнитесь сейчас же! – Она топнула копытом.

Лай, визг, пыхтение и рычание стихли. Барсукот услышал, как цокает прочь Рафаэлла Старшая.

Несколько минут ничего не происходило – а потом в комнату через открытое окно влетел кокос.

– В бомбоубежище, – простонал во сне Гриф. – Мама, отведи меня в бомбоубежище.

Барсукот метнулся к окну. На пальме во дворе сидела каракал Каралина. Её огромные глаза светились зелёным, глаза Барсукота засветились так же, и на секунду ему показалось, что где-то в точке пересечения этих лучей что-то заискрило и вспыхнуло, как неуловимая молния, как разряд электричества, поднимающий дыбом шерсть. Он пригляделся: шерсть на спине Каралины тоже встопорщилась. На соседней с Каралиной ветке сидели две маленькие мартышки.

– Тревога? – шёпотом спросила одна другую. – На нас напала кошка-воровка? Будем визжать?

– Не будем, – решительно отозвалась вторая мартышка. – А то жирафа нас наругает. Она сказала молчать – значит, надо молчать.

– Я не напала, не беспокойтесь, – любезно сообщила Каралина. – Я просто принесла моему другу кокосов. – Она швырнула в окошко ещё один кокос. – Они не из резиденции, я сама их добыла в саванне, так что это не воровство.

– Я очень признателен. – Барсукот повертел в лапах кокос. Он только что чрезвычайно ловко его поймал и надеялся, что Каралина заметила. – Звери моего вида обычно не включают в свой рацион орехи, но раз такая прекрасная дама меня угощает…

– Я не прекрасная дама. – Каралина скривилась, как будто только что надкусила кислый лимон. – Я дикая кошка саванны. И я тебя не угощаю, а спасаю от обезвоживания, потому что мне тебя стало жалко, эти изысканные уроды уморят кого хочешь. Ты понял меня, барсук?

– Я – Барсукот, – с достоинством поправил её Барсукот. – Не понимаю, каким образом гигантский орех утолит мою жажду?

– Найди на скорлупе мягкое место, проткни его когтем – и там будет молоко.

Каралина махнула хвостом – и тут же исчезла с пальмы, будто нырнула в другое измерение.

– Погоди! Я даже не успел спасибо сказать!

Ответа не последовало.

«Боже, какая стремительность, какие ловкость и грация! – подумал, глядя в темноту, Барсукот. – Она почти что как я. Почти такое же совершенство». Он повертел кокос в лапах и нащупал небольшой круглый участок, где в скорлупе было что-то вроде отверстия, затянутого лохматой коричневой кожицей. Барсукот проткнул кожицу когтем, поковырял – и выпил через дырочку несколько глотков кокосового сока, восхитительного на вкус.

Лишь перед рассветом, когда дохлая рыба-месяц стала бледной и растворилась в мутно-сизом, как стоячая вода, небе, Барсукот забылся некрепким, тревожным сном. Почему-то снилась ему Нина Пална из села Охотки: она бегала и прыгала по двору резиденции Изысканных, улюлюкала и визжала, а её охотничьи собаки тихо, угрожающе рычали.

Барсукот приоткрыл один глаз – и шерсть у него на загривке встала дыбом, не столько даже от страха, сколько от удивления. В проёме окна действительно стояла Нина Пална – тёмный силуэт на фоне воспалённого рассветного неба, – возбуждённо подскакивала и нечленораздельно орала. Барсукот открыл второй глаз и вгляделся. Всё тело Нины Палны было покрыто густой коричневой шерстью. Раньше Барсукот никогда не видел Нину Палну без одежды и не знал, какая она на самом деле лохматая; то же самое касалось и хвоста – в Охотках Нина Пална, по всей видимости, скрывала его под сарафаном, здесь же, в Африке, она весьма ловко использовала хвост вместо третьей руки для захвата: вот и теперь Нина Пална, обвив хвостом ветку ближайшего фруктового дерева, с боевым кличем подпрыгнула и повисла, раскачиваясь над внутренним двориком.

Барсукот и Гриф одновременно подскочили к окну. Вся земля под фруктовыми деревьями была усыпана банановой кожурой, финиковыми косточками, шелухой, полупрожёванными фруктами, оторванными и скомканными листьями. Ветки на деревьях и пальмах поломаны. Гиеновидные собаки глухо рычали, вомбаты выстроились в шеренгу и стояли по стойке смирно. Маленькие мартышки сбились в стайку на верхушке одной из пальм и корчили гримасы возмущения и ужаса. Между стволами двух фруктовых деревьев был натянут транспарант, на котором крупными, кривыми, багровыми буквами кто-то вывел:

«Жирафы, отдайте власть львам. Или детёныш умрёт».

Рядом с надписью красовался оттиск львиной лапы с когтями.

– Герб львиного прайда, – прошептал Гриф Стервятник.

Но самым странным, самым необъяснимым и жутким было другое. Нина Пална пришла сюда не одна. По фруктовым деревьям с радостным гиканьем скакали другие Нины Палны. Тоже без сарафанов, с хвостами и густой шерстью.

– Нины Палны, – прошептал Барсукот. – Смотри, Гриф, тут целых четыре Нины Палны…

– Сходство поразительное, – кивнул Гриф Стервятник, – но это не Нины Палны. Это человекообразные обезьяны. Павианы. Они воюют на стороне львов.

– Что происходит?! – Жираф Раф высунул длинную шею из верхнего окна резиденции и навис над разорённым садом.

Павианы оглушительно хором заверещали, раскачались на ветках, подпрыгнули – и перемахнули с деревьев прямо через шею Рафа на стену резиденции, а оттуда сиганули вниз и скрылись из виду.

Жираф Раф втянул голову обратно в свои покои. Спустя минуту послышалось дробное цоканье изысканных копыт, и всё семейство жирафов – Раф и две Рафаэллы – вбежало в сад.

– Кто это сделал? – Рафаэлла Старшая ткнула копытом гору мусора на земле, а потом кивнула на поломанные ветки и транспарант. Пятна на её шее и крупе побледнели от гнева.

– Это сделали человекообразные обезьяны, – отчитался вомбат Батяня.

– А где были вы, вомбаты?

– Мы были здесь.

– А вы, гиеновидные собаки? И вы, мартышки?

– Мы тоже были здесь, на своём посту, – хором заверили те Рафаэллу.

– То есть пока враги грабили наш сад и развешивали здесь вот это, – жираф Раф для наглядности даже боднул транспарант с призывом отдать власть, – вы были здесь и молча за ними наблюдали? И не объявили тревогу? И не отразили атаку?

– Так точно! – с довольным видом подтвердил самый крупный из гиеновидных псов. Он явно ожидал поощрения и награды.

– Так точно, – уныло отозвался вомбат Батяня, который уже понял, что награды не будет, а будет что-то совсем другое.

– Но почему?! – хором заорали Изысканные.

– Ну так ведь это… – Батяня наморщил лоб. – Рафаэлла-мать приказала нам не шуметь и заткнуться. И молчать, что бы ни случилось, потому что иначе мы бы разбудили Изысканного Жирафа Рафа, который принял от бессонницы муху цеце.

– Да, р-р-разбудили бы! – подтявкнули гиеновидные собаки.

Мартышки предусмотрительно промолчали.

– А ведь я говорила, что эти ваши понаехавшие вомбаты-наёмники – беспросветные идиоты, не так ли? – Рафаэлла Старшая ехидно изогнула шею.

– А наши местные мартышки и гиеновидные собаки шибко умные, да? – парировал жираф Раф.

– О Боги Манго, – прошептала Младшая Рафаэлла и клацнула зубами. Она неотрывно смотрела на транспарант. На кровавые буквы, которые складывались в слова: «Детёныш умрёт». – Они убьют его. Они сожрут нашего бедного Рафика. Нам нужно срочно собрать войска. Нам нужно бросить все военные силы на Львиный Стан.

– Так точно! – гаркнул Батяня. – А ну стр-рой-ся! На Львиный Стан шагом м-марш! Песню запе-евай!

– Вомбат, Батяня! – затянули вомбаты и выстроились в шеренгу. – Батяня! Вомбат! Ты тушку не прятал за спины ребят!

– Нельзя идти на Львиный Стан войной! – вдруг подал голос из окна Барсукот.

– Мой коллега прав, – с достоинством кивнул Гриф Стервятник. – Отправлять в Львиный Стан войска – абсолютно недопустимо.

Изысканные в изумлении уставились на них.

– Вы смеете указывать нам, что можно, а что нельзя? – уточнил Раф.

– Это наш долг полицейских. – Барсукот ловко выпрыгнул из окна и грациозно приземлился на ветке персикового дерева так, чтобы быть на одном уровне с головами Изысканных.

Гриф Стервятник последовал его примеру и тоже спикировал из окна на финиковую пальму.

– Нападение на Львиный Стан опасно для вашего детёныша, если он у львов. Мы не можем допустить такого поворота событий, – высказался Гриф. – На кону – жизнь вашего сына. Это моё экспертное мнение.

– Нас не интересует ваше…

– Тогда что вы предлагаете? – жираф Раф перебил жену; та обиженно поджала губы.

– Только мирные переговоры, – сказал Барсукот. – Для начала мы попросим их продемонстрировать Рафика, убедимся, что он у них и что он жив и здоров…

– Кто это – мы? – уточнила Рафаэлла-мать.

– Мы с Барсуком Ст… То есть мы с Грифом, – ответил Барсукот.

– Да, мы с Барсукотом, – важно кивнул Гриф.

– Я сейчас решу, кто из нас пойдёт в Львиный Стан в качестве переговорщика, – хором сказали Гриф Стервятник и Барсукот. Потом изумлённо посмотрели друг на друга и хором же произнесли: – Ты ничего не решаешь. Я – старший по званию!

– Что за чушь? Конечно, именно я старший по званию в отсутствие Барсука Старшего! – Барсукот раздражённо мотнул хвостом.

– Просто нонсенс. Как кто-то младший может быть старшим по званию? Твоя должность – Младший Барсук Полиции. В то время как я – непревзойдённый эксперт во всём. Не говоря уже о том, что я неплохо знаю местность и говорю на здешнем языке. Конечно же, пока нет Барсука, решения принимаю я.

– Ты – просто ощипанный надутый павлин, который всю жизнь ковыряется в засохших козявках! – вышел из себя Барсукот.

– А ты… А ты… – клюв Стервятника затрясся от возмущения, – мутант с раздвоением личности, считающий себя то барсуком, то котом!

– Раз уважаемые Барсуки Полиции не в состоянии разобраться, кто главный, я сам решу, кто из вас пойдёт в Львиный Стан. – Жираф Раф оглядел Барсукота и Грифа. – Барсучий кот сильный, ловкий и цепкий… – Барсукот самодовольно ухмыльнулся при этих словах. – Но он плохо себя контролирует и вообще какой-то неадекватный. А Гриф Стервятник действительно ориентируется в Дальнем Редколесье, владеет языком и имеет хоть какие-то представления о нашей великой культуре и обычаях… – Гриф подбоченился и засунул себе в клюв кусь-кусь «Сила грифа». – Но он не может лететь и вообще похож на птицу, которую ощипали, сварили, проглотили и отрыгнули на прошлой неделе. Поэтому вы пойдёте в Львиный Стан вместе. И будете удачно друг друга дополнять. Это моё решение. – Жираф Раф топнул копытом, как бы подтверждая, что решение окончательное и пересмотру не подлежит. – Если вы вернётесь до заката – и если вы вообще вернётесь из Львиного Стана, – как раз успеете на казнь антилопы Илопы и Барсука Старшего.

– На… что успеем?! – оторопел Барсукот.

– На казнь кого успеем? – Кожа Грифа побледнела под редкими короткими перьями.

– На казнь виновных в пособничестве врагу и нарушении клятвы верности Изысканным. Мы каждый день кого-то казним. Сегодня у нас двое виновных: ваш Барсук и наша Илопа.

– Но… ведь не было же суда!

– Изысканные – самые справедливые звери в мире. Нам не нужен суд, чтобы выносить правильные решения.

– Но разве вы доказали виновность нашего Барсука?

– По закону Дальнего Редколесья виновность доказывать не нужно. Всякий зверь считается изначально виновным. Доказывать нужно невиновность. Разве вы доказали, что ваш Барсук не работает на нашего врага льва, незаконно пытающегося захватить трон?

– Но мы… – Закон об изначальной виновности любого зверя так изумил Барсукота, что он никак не мог собраться с мыслями.

– Мы уважаем законы Дальнего Редколесья, – осторожно произнёс Гриф. – Согласно закону, если мы предоставим доказательства невиновности Барсука Старшего до вечера, его выпустят на свободу, не так ли?

– Так. Но я сомневаюсь, что вам это удастся.

– Меня утомил этот разговор ни о чём, – вмешалась Рафаэлла Старшая. – Давайте уже обсудим важные вещи. Допустим, львы не сожрут этих двоих, а покажут им нашего Рафика. И что дальше?

– Дальше мы обсудим условия путём переговоров, – сказал Гриф.

– Зверская логика, – встрял Барсукот. – Львы хотят, чтобы вы им отдали власть, – вы хотите, чтобы львы вам отдали детёныша.

– Мы хотим и власть, и детёныша, – сказала Рафаэлла-мать. – Другие варианты не обсуждаются.

– Да, власть наша, и детёныш тоже наш – это наше условие, – снова цокнул жираф Раф.

– Мы не сможем выдвинуть такое условие в переговорах, – сообщил Гриф. – Цель переговоров – вернуть Рафика в резиденцию. Поскольку львы в данном случае – террористы, которые взяли вашего сына в заложники, вы не обязаны выполнять обещания, которые им дадите.

– Но об этом террористы узнают, только когда детёныш будет дома и в безопасности, – подытожил Барсукот. – А пока что пусть они думают, что добились власти путём переговоров.

– Разве с террористами вообще ведут переговоры? – Рафаэлла Младшая похлопала длинными загнутыми ресницами. – Я слышала по корневизору, что не ведут.

– В особых случаях переговоры всё же ведут, – сказал Гриф. – Например…

– …Когда речь идёт о жизни детёныша, – перехватил инициативу Барсукот.

Из детской комнаты послышался жалобный, тонкий плач геренука Нука.

– Малыш! – подскочила Рафаэлла Младшая. – Мы забыли о малыше! – Она поцокала прочь.

– Да что ты с ним носишься? – скривился Раф. – Это чужой детёныш!

– Чужих детёнышей не бывает, – с достоинством ответила Рафаэлла, на ходу повернув к мужу изящную шею. – Кстати, нам надо утроить охрану у дверей детской. Если эти твари посмели проникнуть в наш сад, они могут пролезть и к Рафику… То есть к Нуку!

– Твоя жена, похоже, помешалась, – сухо сказала Рафаэлла-мать сыну, когда Рафаэлла Младшая скрылась из виду. – Ты заметил? Она уже не в первый раз называет детёныша другого вида жирафьим именем. А вы что стоите? – Она топнула копытом на Грифа и Барсукота. – Отправляйтесь немедленно в Львиный Стан!

– Рафаэлла просто очень тоскует по Рафику, – сказал жираф Раф, когда полицейские Дальнего Леса побрели к Вратам Резиденции. – Она всё время думает о жирафике – вот его имя и срывается с языка.

– Нет, тут что-то болезненное, – упрямо отозвалась Рафаэлла. – Сам факт, что она притащила в детскую этого чужака и нарядила его в одёжки нашего Рафика, уже говорит о многом. Самки со слабой психикой нередко сходят с ума, лишившись детёныша.

– Я пригласил к Рафаэлле доктора Поясохвоста. Он прикатится в резиденцию с минуты на минуту.

– А, этот шарлатан! – Жирафамать презрительно махнула хвостом с седой жидкой кисточкой. – Конечно, прикатится. За очередной порцией наших кокош. Но, как бы он ни старался, он не вылечит Рафаэллу. Потому что диагноз у неё простой: тряпка. А самка из клана Изысканных не имеет права быть тряпкой. Она должна быть сильной и держаться с достоинством, что бы ни случилось. Сумасшедшая Рафаэлла – позор для клана Изысканных. Ты не думал, что пора уже избавиться от неё, сын?

– От жены я избавляться пока не хочу. Лучше я избавлюсь от чужого детёныша.

– И как же ты это сделаешь, не избавившись от неё? Она ведь всё время проводит с ним, вообще от него не отходит.

– Тебе никогда не нравилась Рафаэлла, да, мама? – прищурился Раф. – Ты не одобряешь мой выбор.

– Ну что ты, сын! – Рафаэлла Старшая примирительно улыбнулась. – Конечно, жаль, что она росла сиротой и поэтому не знает, как должна вести себя мать и жена. Но я одобряю твой выбор. Просто я верю: в следующий раз ты выберешь жену ещё лучше.

– А в этот раз ты предлагаешь сбросить мою жену со скалы?

– Если у тебя есть такое желание, сынок, ты имеешь на это право.

– У меня пока нет такого желания, мама.

– Твоя жена не могла произвести на свет жирафика почти три года. Боги плодородия, Боги Манго, не любят её. Если бы в «Матери и детёныше» Рафаэллу не облепляли облепихой с утра до ночи, если бы её не накачивали выжимкой парнокопытника плодовитого, если бы не кактусоукалывание и не удавогипноз, если бы не доктор Поясохвост, если бы всё было естественно – у неё бы не получилось дать жизнь жирафику. И тогда её можно было бы сбросить со скалы просто по закону саванны, даже без твоего разрешения, чтобы ты взял себе новую нормальную жену.

– Но у неё получилось. И мы благодарны доктору Поясохвосту за нашего дорогого жирафика.

– Вот уж действительно – дорогого. И где тот жирафик? – прищурилась Рафаэлла-мать. – Будем ещё три года ждать и отдадим ещё три миллиона кокош, пока она родит нового? Или усыновим геренука и станем посмешищем всей саванны? Тебе нужен наследник, сын.

– У меня есть наследник! И я его отыщу! – Раф отчаянно топнул копытом и чуть не растоптал выкатившегося из-за дерева доктора Поясохвоста – тот чудом успел сделать вираж в последний момент. – Простите, доктор! Я рад вас видеть.

– Ффаимно, Фаф. А фы, Фафаэлла-мафь, фефофольны моими фуфлугами? – Поясохвост сделал круг вокруг Изысканных.

– Извольте вынуть хвост изо рта, доктор, и говорить членораздельно, – поморщилась Рафаэлла.

Поясохвост выплюнул хвост изо рта и из шипастого колеса превратился в обычную шипастую ящерицу.

– Вы недовольны моими услугами, Рафаэлла-мать? – повторил он внятно. – Я опечален. Мне казалось, Изысканные выше того, чтобы считать каждую кокошу. Но, если угодно, за этот визит я ничего не возьму. Так, символически только: пару сотен кокош. У меня просто шипы отваливаются от сочувствия к вашей супруге, – доктор Поясохвост повернулся к Рафу. – У неё синдром пустой колыбели. Она страдает. Её нужно беречь.