Текст книги "Зверский детектив. Хвостоеды"

Глава 10,
в которой проходят проверку на лжееже

– Она точно не кусала тебя за хвост? – спросил Барсукот.

– Мышь Психолог? Конечно, нет. С какой стати? – Койот хихикнул.

– Ты что, не следишь за новостями? – Барсукот вылакал до дна свой десятилетний мухито. – По Дальнему Лесу гуляет кусь-вирус, там главный симптом – хвостоедство. Мышь заболела одной из первых.

– Какой ужас! – Койот Йот снова до краёв наполнил берестяную кружку Барсукота. – Это от заведения… Кто же теперь будет помогать мне справляться со стрессом?! Я ведь такой ранимый и нервный, ха-ха-ха-ха!

Хохот койота прозвучал неестественно – впрочем, как и всегда.

– А как она тебе помогала? Как проходила ваша с Мышью последняя встреча? Ты, случайно, не трогал мышиный хвост?

– Ты ведь читал её записи? – осторожно предположил Йот. – Значит, сам знаешь.

– В её записях нет подробностей. Просто пометка: «детство клиента».

– Мы много говорили с Мышью о моём детстве. О том, что я рос без родителей.

– Мы с тобой похожи, Йот. – Барсукот опустошил кружку, и койот плеснул ему ещё мухито от заведения. – Мы оба – сиротки. И нас обоих спас Барсук Старший.

– Нет, между нами большая разница, Барсукот. Тебя усыновил Барсук Старший, а меня нет. Он спас меня – но не взял в свою нору. Отдал меня в Дом цыплёнка. Поэтому я так остро чувствую своё одиночество. Я один, понимаешь? Совсем один!

– А меня вот как будто два. – Барсукот задумчиво уставился на своё отражение в стакане с мухито. – Два зверя живут во мне, кот и барсук, и я не знаю, кто из них настоящий я. Это тоже тяжело, Йот.

– Я понимаю. Ещё мухито?

– Слушай, Йот, ты только не обижайся, – встрепенулся вдруг Барсукот. – Но, как Барсук… Полиции, я должен осмотреть твой хвост на предмет красных пятен.

– Без проблем! – койот Йот плюхнул на пень перед Барсукотом свой пушистый, черничного цвета хвост.

– Он весь фиолетовый, – сказал Барсукот, закончив осмотр. – И шерсть, и кожа под шерстью.

– Вот видишь! Красных пятен у меня нет! Ха-ха! – койот снова неестественно хохотнул.

– В пометках Мыши было указано, что в вашу последнюю встречу происходила «хвостотерапия».

Койот застыл с приоткрытой улыбающейся пастью и вытаращился на Барсукота. То есть тот всё знал! Знал с самого начала этого коварного, подлого допроса, что они с Мышью соприкасались хвостами! Пил десятилетний мухито от заведения, рассуждал о детстве – и предвкушал вот этот момент унизительного разоблачения! Разоблачить койота – что может быть забавней и веселее? Ха-ха-ха-ха!

Йот затрясся в приступе хохота, мгновенно перешедшем в рыдания.

– Ну ты что, дружище? Я не хотел тебя огорчить. – Барсукот сочувственно похлопал койота по спине. – Эта хвостотерапия – что-то очень личное, да? Это что-то из детства? Извини, я просто не в теме.

Койот Йот на всякий случай ещё пару раз всхлипнул – а потом засмеялся, и на этот раз его смех звучал искренне.

– Ха-ха-ха! Ты действительно не знаешь, что такое хвостотерапия? – спросил он сквозь хохот.

– Действительно не знаю.

– Это… это когда зверь заворачивается в собственный хвост и представляет, что он – детёныш и его обнимает мама, – соврал койот.

– Это так грустно! – Барсукот всхлипнул, снова вылакал свой мухито и выковырял со дна кружки упитанных, сладких мух десятилетней выдержки.

– Если хочешь, я пройду проверку на лжееже! – Койот метнулся к столику, за которым мирно хлебали грибной суп двое пожилых ежей, взгромоздился на одного из них и затараторил: – Честное слово, Мышь Психолог меня не кусала, она была спокойной и дружелюбной! Честное слово, я хорошо себя чувствую, и у меня нет красного пятнышка на хвосте! Нет никакой нужды отправлять меня в карантин и закрывать бар «Сучок»!

Йот помахал черничным хвостом, на котором сейчас и правда не было пятнышка, потому что оно было закрашено, и спрыгнул с ежа, ненароком обмакнув кончик хвоста в грибной суп.

– Правду сказал, – буркнул ёж, глядя, как по поверхности супа расползается фиолетовое пятно. – Пульс, давление, частота дыхания, потоотделение не менялись. А вот аппетит мне испортил!

Койот Йот торжествующе потёр истыканный иглами зад и вернулся к Барсукоту.

– Можно было без лжеежа, – снова всхлипнул Барсукот. – Я тебе и так верю.

Глава 11,
в которой у жуков есть сердце

Барсук Старший никогда прежде не бывал в Жужгороде, подземном насекомом местечке, которое располагалось в корнях огромного дуба, росшего на берегу ручья уже сотню лет. Вернее сказать, он часто бывал в этом районе Дальнего Леса и не раз сиживал под вековым дубом, любуясь на прозрачную, быструю, уютно журчавшую воду – пока ручей вдруг не заболотился, – но в Жужгород никогда не спускался. Барсук не любил охотиться – и мог себе это позволить. Почувствовав голод, он просто шёл в бар «Сучок» или на рынок на Центральной Поляне. А самостоятельно добывать себе пропитание в Жужгороде – это нет уж, увольте.

Однако на этот раз Барсук, кряхтя, протиснулся между корнями дуба и полез по извилистым тёмным улочкам вниз. Нет, он не собирался охотиться. Он просто хотел задать жуку Жаку пару вопросов. Что-то в заметках Мыши Психолога о жуке его смутно тревожило. Уравновешенный, уважающий окружающих жук – и вдруг конфликтное поведение… Жук, получивший за свои заслуги неприкосновенность от Полиции Дальнего Леса, – и разговоры о смерти… Как будто присутствовал какой-то сбой в зверской логике, и этот сбой Барсук Старший ощущал не столько умом, сколько складчатым, толстым загривком, на котором при чтении заметок психолога топорщилась шерсть.

Появление Барсука Старшего в Жужгороде вызвало панику: насекомые хватали и утаскивали прочь своих орущих личинок, укатывали в колясках безмолвных куколок; с хрустом закрывались трухлявые ставни домов и пустели рыночные прилавки, опрокинутый кем-то в спешке медовый нектар тёк прямо по улице, и Барсук то и дело останавливался и облизывал липкие лапы.

– Все в убеж-ж-ж-жище! – послышалось из жукоусилителей. – В убеж-ж-ж-жище! З-з-з-зверь в Ж-ж-ж-жуж-ж-жгороде!

– Это Полиция Дальнего Леса! Я не причиню вам вреда! – попробовал перекричать сирену Барсук. – Я не собираюсь применять зубы!

Но насекомые то ли Барсуку не поверили, то ли Барсука не услышали. Через минуту улицы полностью опустели. Прилипая измазанными в нектаре лапами к земле, Барсук Старший добрёл до жилища жука Жака и его жены Жужи. К входной двери были приколочены белый лепесток и табличка: «Здесь обитают неприкосновенные насекомые». Ниже на стене угадывалась бледная надпись, которую хозяева дома явно пытались стереть: «Здесь обитают предатели!»

Барсук лизнул и обнюхал надпись. Потом нажал на звонок, и по ту сторону двери послышалось мелодичное жужжание, а затем – тихий шорох жучиных лапок.

– Жук Жак, откройте! Это Барсук Полиции Дальнего Леса!

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель скользнула жужелица Жужа. Её переднеспинку и надкрылья покрывала шаль из лепестка чёрного тюльпана.

– Мне нужен ваш муж, – сказал Барсук Старший.

– Моего муж-ж-жа больше нет с нами, – глухо ответила Жужа.

– А с кем он, если не с вами? – поинтересовался Барсук.

– Он с Крылатой Капустницей, – ответила жужелица.

– Ваш муж ушёл от вас к бабочке-капустнице? – изумился Барсук. – Как странно. Он казался таким преданным семьянином!

– Вы абсолютно ничего не знаете о нашей древней религии и культуре. Для вас мы просто еда, – с горечью ответила Жужа. – Крылатая Капустница – это богиня. К ней отлетают после смерти души праведных насекомых.

– Вы хотите сказать, что… жук Жак… отлетел?!

– Его душа отлетела. – Хрупкие надкрылья жужелицы задрожали под чёрной тюльпанной шалью. – Идите за мной.

Она распахнула дверь шире – и Барсук протиснулся в дом, обставленный недорого, но со вкусом. В старинной мебели, выполненной из трухлявого тёмного дерева, сидели многочисленные личинки Жака и Жужи и боязливо таращились на Барсука. С высокого потолка на паутинных нитях свисали изящные люльки с куколками.

Жужа подвела Барсука к ведшей вниз винтовой лестнице и быстро сползла по перилам. Барсук, пыхтя, последовал за жужелицей по ступенькам. В подвале было темно и холодно. Он включил карманного светляка – и увидел ряды ореховых скорлупок вдоль стен.

– Это наш семейный склеп, – сказала Жужа. – Здесь покоятся десятки поколений жуков.

Барсук Старший посветил фонариком на ореховые скорлупки. К каждой прилагалась мемориальная дощечка: «Жук Быстряк, спи спокойно, тебе больше некуда торопиться»; «Жук Тускляк, мы будем помнить, как сильно ты любил солнце!»; «Дорогой бабушке, Морщинистокрылой Жужелице, от безутешных внуков»… «Жук Жак, любимый муж и отец, великий мыслитель, бесстрашный исследователь, благородное насекомое, покойся с миром, никто тебя больше не тронет».

– А ведь он просил помощи! Он ж-ж-жаловался! – голос Жужи жужжащим эхом бился о своды склепа, как заблудившийся во тьме мотылёк. – Ж-ж-жаловался, что другие насекомые травят нашу семью из-за статуса неприкасаемых! Из-за того, что всех едят, а нас нет! Он хотел обсудить это с Мышью Психологом, но у неё не было времени! Действительно – кому интересен какой-то жук…

– То есть вашего жука отравили?

– С чего вы взяли?

– Вы сказали, что другие насекомые вас травят.

– Нельзя всё понимать так буквально, – скривилась Жужа. – Они его унижали. Исключили его из Партии Жужелиц-Комаров. Написали на стене нашего дома, что мы предатели. Не написали даже, а выжгли муравьиной кислотой, так что надпись намертво въелась! И его сердце не выдержало. Сердце Жака остановилось.

– Я очень сочувствую. Но, позвольте, у жуков разве есть сердце?

– Это у вас нет сердца! – возмутилась Жужа. – А у жуков оно есть! Большое, доброе сердце. На спинке.

– А хвост?

– Что хвост?

– Вы видели хвост вашего покойного мужа? Вы не заметили красного пятнышка на хвосте Жака? Остановка сердца может быть связана с инфицированием кусь-вирусом. Я не могу исключить, что жука укусила Мышь Психолог. Возможно, он пришёл к ней повторно…

– Как это – укусила? У Жака была неприкосновенность! А впрочем, что это я. Кого волнует неприкосновенность какого-то там жучка! Его и жирафа пыталась укусить, он еле от неё убежал.

– Жирафа? Когда? – быстро спросил Барсук.

– Три дня назад. Она приходила к ручью на водопой. Говорила «кусь» и клацала пастью.

– Но ведь три дня назад ручей уже был заболочен, – нахмурился Барсук. – Он уже дней десять как заболочен.

– А ей-то что? Она эту зелёную гадость каждый день тут лакала. Агрессивное, нечистоплотное животное, ни капли изысканности!

– Послушайте, Жужа, – сказал Барсук Старший, – это очень серьёзно. В Дальнем Лесу сейчас эпидемия. Один из симптомов: инфицированный зверь становится агрессивен и делает кусь за хвост. Ваш муж не пытался делать кусь вам или вашим детёнышам, прежде чем… отлететь?

– Мой муж был добрым, нежным, тонко чувствующим жуком. А не каким-то там зверем. Он никому ни разу в жизни не сделал кусь, – с достоинством ответила Жужа.

– И всё-таки я должен осмотреть ваш хвост и хвостики ваших детей на предмет красных пятен.

– Нет, – Жужа решительно взмахнула тонкими усиками.

– Именем закона Дальнего Леса, покажите мне хвост! – жёстко сказал Барсук.

– Боюсь, это невозможно. Даже именем закона.

– Почему это?

– Для вас мы просто еда, не так ли? – с горечью произнесла Жужа. – Вы про нас ничего не знаете. У жуков есть сердце. Но не бывает хвостов.

Глава 12,
в которой вода отравлена

Гриф Стервятник сделал крутой вираж и приземлился на кочку, одиноко торчавшую из заболоченного ручья. Предполагалось, что это будет красивая, хоть и рискованная посадка, но без хвоста получилось неловко, криво и косо, настолько косо, что левое крыло Грифа угодило прямо в болотную тину, из подвязанного хвоста выпало рулевое перо, а из лапы вывалилась пробирка.

Нет, он, конечно же, не уронил своего достоинства, роняя перо и пробирку. Он сделал вид, что так и было задумано, он ловко, прямо под водой, подхватил пробирку погружённым в ручей крылом и зачерпнул зеленовато-бурую жижу для экспертизы, но настроение всё равно было безнадёжно испорчено на весь день. А может быть, на всю жизнь. Зависело от того, как долго придётся соблюдать эти нелепые антихвостоедные меры. В особенности подвязывание хвоста к спине. Он гордая птица! Хвост необходим ему для руления! Для совершения эффектных воздушных манёвров! Подвязанный хвост оскорбляет его достоинство…

– Гриф Стервятник, возьмите, пожалуйста, на экспертизу пробы воды, – сказал Барсук Старший.

– А я что, по-вашему, только что сделал? – Гриф раздражённо потряс пробиркой.

– Прошу прощения. Я думал, вы упали в болото, – смутился Старший.

– Я здесь закончил, – сухо ответил Гриф. – О результатах экспертизы сообщу позже.

Эксперт-криминалист горделиво раскинул крылья, взмыл над ручьём, чуть не врезался в вековой дуб и полетел прочь, вычерчивая в осеннем небе замысловатый зигзаг.

Барсук проводил Стервятника задумчивым взглядом и покосился на Барсукота. Тот раздражённо помахивал кончиком хвоста, торчавшим между ушами. Барсук вздохнул: хвост Младшего Барсука Полиции был подвязан к спине неправильно.

– Нельзя высвобождать хвост, Барсукот.

– Я же только кончик.

– Это не по инструкции.

– К сычам инструкцию! Вертел я на хвосте такую инструкцию! Вот чем ты мне прикажешь помахивать, если я раздражён или в ярости?!

– Это не мой приказ, Барсукот, а распоряжение сверху.

– Да хоть бы и снизу! – огрызнулся Барсукот, подвязывая кончик хвоста. – Эта Супермышь просто выжила из ума! Подвязывать хвосты, чтобы не провоцировать заболевших! Это ж надо такое придумать!

– Ну, какой-то смысл в этом есть, – с сомнением возразил Барсук Старший.

Ему тоже не то чтобы очень нравилось подвязывать хвост к спине. С подвязанным хвостом ходить было тяжело, и как-то особенно тоскливо ощущалось отсутствие зверской формы. Он вздохнул и повернулся к газели Герочке. Та суетливо перетаптывалась на берегу ручья, пытаясь избавиться от назойливой мухи без помощи хвоста. Хвост Герочки был подвязан к спине по всем правилам. Кроме того, на ней были накопытники и намордник, для безопасности окружающих: срок изоляции Герочки ещё не истёк – её вывели из карантина к ручью как свидетельницу.

– Вы подтверждаете, что жирафа Руфь пила вот из этого заболоченного ручья? – спросил Барсук Старший.

– Подвевдавю, – сказала Герочка через намордник.

– Вы видели это лично?

– Ва, бибева.

– Что-что? Вы говорите на диалекте Дальнего Редколесья?

– Бя бобовю черев дабордник! – Герочка цокнула копытом от возмущения.

– Так, хорошо. Вы можете снять намордник, но сначала отойдите от нас на зверскую дистанцию, – распорядился Барсук. – Желательно на ту сторону ручья.

Газель Герочка легко перескочила через ручей, стряхнула с себя намордник и клацнула зубами.

– А что это вы клацаете? – напрягся Барсукот. – Вам хочется сделать кусь?

– Мне хочется поймать муху! – ответила Герочка. – Как ещё прикажете избавляться от мух, если хвост подвязан?

– Это не мой приказ, а распоряжение сверху, – мрачно сообщил Барсукот.

– Вернёмся к делу, – сказал Барсук. – Вы лично видели, газель Герочка, как жирафа пила из заболоченного ручья?

– Да, видела. Руфь была просто одержима идеей засухи! Сказала: «Лучше напиться грязной воды и выжить, чем жаждать чистой воды и сдохнуть».

– Какая глупость! – пробормотал Барсукот.

– Вообще-то это мудрость Дальнего Редколесья. Наша мудрая поговорка, – обиделась Герочка.

– Раз вы считаете это мудростью, значит, вы тоже пили из заболоченного ручья? – прищурился Барсук Старший.

– Я – нет. Я же не дура. Я и жирафу пыталась отговорить. Тем более этот ручей не просто заболочен. Я думаю, он отравлен!

– С чего вы взяли, что он отравлен?

– Неделю назад я видела, как двое сычей кружили над ручьём – он тогда ещё был прозрачным – и что-то сыпали в воду.

– Что сыпали?!

– Откуда мне знать. – Герочка клацнула челюстями, пошамкала и выплюнула в ручей донимавшую её муху. – Судя по тому, что случилось с Руфью, – какую-то заразу.

– Зараза-то какая-то! – послышался надтреснутый голос Сороки с небес. – Знаете, новость-то какая у меня на хвосте-то? То есть не на хвосте-то! Выхухоль-то то-то-тоже то-то-то-гось! Я-то думала, он сегодня выйдет из изоляции-то! Гнездо-то мне утеплит-то! А он шиши-то мои вперёд взял, а сам, зараза, впал в спячку!

– В беспробудную? – на всякий случай уточнил Барсук Старший, хотя заранее знал ответ.

– А то-то-то-то в какую ж ещё?

Сорока пошла на посадку, вихляясь из стороны в сторону. Кончики подвязанных к спине изумрудных хвостовых перьев торчали над её головой, как хохолок попугая.

– Осторожно, Сорока! Бери левее! – крикнул Барсук, но было уже слишком поздно.

На полном ходу Сорока врезалась в вековой дуб, склонившийся над ручьём мощной кроной, безвольно повисла, воткнувшись в ствол клювом, и наконец тяжело свалилась в болото, подняв фонтан бурых брызг.

Барсукот ринулся было за ней, но Барсук метнулся ему наперерез:

– Стой! Нельзя входить в эту воду! Она может быть инфицирована сычами!

– Что ж теперь… оставить Сороку там?! – ужаснулся Барсукот.

– Нет, мы её выловим, – Барсук Старший с хрустом отломил от столетнего дуба ветку. – Но с предосторожностями, – Барсук, кряхтя, наклонился и поднял с земли намордник газели Герочки.

Он прицепил намордник к дубовой ветке, закинул в ручей, как сачок, зачерпнул в намордник Сороку и вытащил её из воды.

– Это гдей-то я? Это ктой-то я? – пробормотала Сорока и мутно уставилась на Барсуков Полиции. – Это чтой-то мне угото-то-то-товано? Моё грядущее в каком-то-то-то-то тумане…

– Изоляция в клинике «Семейный Грач» тебе уготована, – сказал Барсук Старший. – Побудешь в карантине до выяснения.

– Целее будешь, – поддакнул Барсукот.

– А что вы будете выяснять-то?

– Является ли ручей источником заражения, – ответил Барсук и с трудом подавил зевок.

Зима была близко. Так близко. И так мучительно хотелось впасть в небольшую сладкую спячку. Но эта зима обещала быть тяжёлой, злой и бессонной. Если повезёт. А если не повезёт – беспробудной. В любом случае придётся несладко.

Глава 13,
в которой с неподвязанными хвостами нельзя

– Не отставай, Барсукот! Мы должны допросить сычей как можно скорей!

– Да в чём такая спешка? – Барсукот в очередной раз остановился и поворошил лапой палую листву в поисках лягухи ква-каунта. – От того, что мы допросим сычей через час, а не через два, эпидемия быстрее не остановится.

– Этот час может быть важен для зверей, которые впали в беспробудную спячку.

– Зверям, которые впали в беспробудную спячку, вообще начхать и нафыркать, кого мы с тобой допрашиваем. – Барсукот заглянул в кусты. – Пойми, Барсук, даже если это сычи запустили в ручей кусь-вирус, сейчас он уже вышел из-под контроля.

– Если это сычи запустили кусь-вирус, мы вытрясем из них информацию о его происхождении, о механизме заражения, о том, как болезнь развивается, чем заканчивается и, главное, есть ли от этой болезни лекарство! Это так же важно, как узнать подноготную преступника – его мотивы, цели, сильные и слабые стороны… Эй, ты что творишь?!

– А что такого? – Барсукот быстро сунул пойманную в кустах лягуху за пазуху: полицейским Дальнего Леса запрещалось проверять личные сообщения в рабочее время.

Барсук Старший, однако, смотрел не на Барсукота, а в другую сторону. Там, в другой стороне, сосредоточенно метил ёлку Волк Одиночка.

– А чотакова? – с искренним недоумением спросил Волк.

– Ты что, читать не умеешь? – возмутился Барсук. – Вон на клёне объявление висит, там зверским языком всё написано!

– Так я ж клёны не мечу, начальник. Мне ёлочки нравятся… – Волк вразвалочку подошёл к клёну и прочёл вслух: – «В связи с эпидемией кусь-вируса в Дальнем Лесу строжайше запрещено тереться, лизаться и оставлять метки в общественных местах… Штраф за нарушение пятьсот шишей… Приносим извинения за неудобства…». Чо?!

…Барсукот незаметно шмыгнул за ёлку. Она пахла влажной хвоей и волком и словно бы с угрозой шептала: «Я принадлежу крупному хищнику». Что ж, пока Барсук разбирается с Волком, Барсукот тут быстренько разберётся с лягухой. Он достал её из-за пазухи и, линяя от волненья, спросил:

– Есть сообщения от каракала Каралины для Барсукота?

– Неквак нет! Никваких накваков для Барсуквака от караквака. Лучше проквакайте социквальную реквакму! В Дальнем Лесу эпиквак. Расквакивается квак-вирус. Будьте накваку́! В первую квачередь опасный заквак проквакивается в квакоедстве! Подквакивайте квасты! Носите квакчатки, наквукники и наквокники! Не оставляйте кваки в обкваканных…

Барсукот разочарованно отбросил лягуху и вернулся к Барсуку Старшему и Волку Одиночке. Тот как раз разорвал свою и без того дырявую майку, обнажив мохнатую грудь; под шерстью проглядывала татуировка – роза в капкане.

– Ты мне дело, начальник, не шей! За что мне пятьсот шишей? – надрывался Волк. – Где ж мне метки тогда оставлять, если не в общественных местах?!

– У себя в норе, – спокойно ответил Барсук.

– Так а смысл, начальник? Нора и так моя, зачем я её буду метить?

– Тогда вообще ничего не меть.

– Как так – не меть?! У меня ж инстинкт!

– Это временная мера из-за кусь-вируса. А ещё у тебя хвост не подвязан. За это тоже полагается штраф.

– Да вертел я на хвосте этот ваш кусь-вирус! – взвыл Волк. – Вы всё врёте! Нет никакого вируса! Я везде хожу-у-у – и нормально! Это вы специально придумали, чтобы сделать хищных зверей бесправными! Мы и так уже мясо не жрём, так теперь нам ещё и метить нельзя, и хвостом размахивать?! Я вас раску-у-усил! Я всем расскажу-у-у-у, всему-у Дальнему-у-у Лесу-у-у!

– Подквакиваюсь к подкваку… – вдруг сообщила валявшаяся под ёлкой лягуха, с которой минуту назад беседовал Барсукот. – Передаю сообщение для всех, кто подквакан. Они всё приквакали, чтобы сделать зверей бесквакными! Но Волк их расквакал! Нет никакого квак-вируса! Это всё подквакано!..

– Всё подквакано! – подхватила другая лягуха, которая как раз прыгала мимо. – Чтобы сделать зверей бесквакными!..

– Нет квак-вируса! – едва слышно откликнулась где-то далеко третья.

– Теперь они разнесут эту ерунду по всему Дальнему Лесу, – обречённо сказал Барсук Старший. – Нужно сделать опровержение.

Он оглянулся в поисках лягухи ква-каунта, но та уже ускакала.

– Ближайшее место с хорошим ква-каунтом – бар «Сучок», – сказал Барсукот.

– Ладно, зайдём в «Сучок», а потом сразу же к сычам в Ближний Лес, – кивнул Барсук Старший.

В глубине души он надеялся, что они заодно успеют перекусить. Возьмут пару жукбургеров…

…Надежды его не сбылись. У входа в бар «Сучок» толпились звери; несмотря на рекомендацию Грача Врача больше трёх в стаи не сбиваться, их было несколько десятков, и все они возмущённо галдели.

– То есть я теперь, выходит, не могу воспользоваться своим правом на бесплатные обеды для многодетных? – скандалила Зайчиха. На лапах у неё было трое грудных зайчат, ещё штук шесть копошились в большой коляске.

– Подвяжите хвост себе и детёнышам и пользуйтесь на здоровье! – визгливо отвечал охранявший вход койот Йот.

– Вы издеваетесь?! У зайцев короткий хвост! – верещала Зайчиха. – Его невозможно подвязать к спине! Он не дотягивается! Я многодетная мать! Пустите!

– А я, что ли, виноват, а-ха-ха-ха-ха? – койот разрыдался. – У меня распоряжение сверху! С неподвязанными хвостами в бар не пускать! Иначе мой бар закроют!

Койот Йот вдруг клацнул зубами в миллиметре от короткого хвостика Зайчихи – та испуганно отскочила.

Барсук Старший нахмурился.

– Ты точно уверен, что Йот не заразился от Мыши Психолога кусью? – прошептал он на ухо Барсукоту.

– Абсолютно, – успокоил его Барсукот. – Я тщательно осмотрел его хвост и даже проверил на лжееже. Не волнуйся, койот просто нервный…

– …А мне что делать?! – подал голос из толпы Яшка Юркий. – Я только что новый хвостик начал отращивать. Если я его к спине подвяжу, он отвалится!

– А если я вас с неподвязанными хвостами буду пускать, у меня бар закроется!

– А почему у вас питьевая вода всего по одной кружке на рыло? – истошно заголосил кабан Банни. – Я привык выпивать три кружки!

– Потому что в Дальнем Лесу перебои с пресной водой из-за заболоченности ручья! Пейте мухито! Где я вам столько воды возьму? Вас много, а бар один! Совсем один! Ха-ха-ха!

– А вот и не один! – послышался голос с небес.

– Ух, не один! – раздался другой.

Все задрали головы.

В осеннем небе парили братья-сычи, держа в изогнутых клювах большой транспарант:

БАР «СЫЧОК»!

МЫ ОТКРЫЛИСЬ!

ПОКУПАЙТЕ ПРЕСНУЮ ВОДУ БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ!

НЕ ПОДВЯЗЫВАЙТЕ ХВОСТЫ!

Наш адрес: Дикий Пустырь между Дальним и Ближним Лесом!

– А вот и наши подозреваемые, – Барсук казался довольным. – Что мы видим на этом плакате, сынок?

– Мотив преступления, – сказал Барсукот.

– Точно. Зверская логика! – кивнул Барсук Старший, провожая взглядом сычей, удалявшихся со своим транспарантом по серому небу в сторону Пустыря.