Текст книги "Анины рассказы"

Женщина – это картина, мужчина – это проблема.

Оскар Уайльд

Утром 2 мая я проснулась в отличном настроении. Одновременно энергичной, полной сил и в то же время размякшей и томной. Резко вставать не хотелось. Напротив, мечталось еще поваляться и подробно вспомнить все детали вчерашней ночи. Я обнимаю одну подушку и зарываюсь лицом в другую. Мельком взглянув на часы, понимаю, уже восемь тридцать. «Нет, надо вставать и идти на завтрак, там же он…» – проносится в голове. Сделав над собой усилие, встаю и открываю шкаф. Уже через пять минут, заценив свое отражение в зеркале, в молочного цвета льняных шортах и маечке, я спускаюсь к завтраку.

– Ну как тебе Романович? – Ко мне подходит двухметровая «цыганка» с тарелкой сыра, ветчины и хлеба в руке. – Можно я к тебе сяду? – С этими словами она довольно бесцеремонно плюхается напротив меня за мой столик.

В этот же момент я чувствую, что сзади кто-то стоит. Я оглядываюсь. За моей спиной стоит Аарон в голубой футболке и синих спортивных шортах а-ля семейные трусы. На его руке я замечаю часы Swatch. И ему во всем в этом правда хорошо. Все по размеру и по фигуре. Гораздо лучше, чем в давешнем пиджаке Hermes и джинсах oversize. А мой олигарх-то со вкусом, ловлю я саму себя на мысли, если сам одевается, то выходит супер! В руках у него полупрозрачный пакетик с надписью Marks&Spenser. А еще он вполне себе нормально относится к демократичным маркам.

– Как спалось? – Он улыбается, его глаза снова светятся участием и добротой. – Я не помешаю? – И садится за третий стул у моего маленького столика, осторожно положив пакетик на стол.

– Спалось хорошо. Конечно, не помешаешь. – Думаю, что со стороны я выглядела, как самый счастливый человек в этой части Вселенной.

– Ну, я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать, – проявляет неожиданный такт «цыганка» и, виляя бедрами, нарочито медленно перемещается за другой стол.

– Мы тут в магазин утром сходили, вот купил себе майку, шорты и газету. – Аарон явно не против передо мной отчитаться.

– Майка хорошо под глаза подходит, – улыбаюсь я и берусь за газету. – А что там?

– Ну, я всегда покупаю, когда что-то про мою футбольную команду пишут.

– А что здесь написано?

– Написано, что мы агрессивно вошли на рынок, дорого перекупаем футболистов, не считаемся с футбольным сообществом.

В заголовке известной английской газеты я действительно узнаю название команды Романовича. И вот тут меня прорывает. То ли виновата бумага известного печатного издания, которую трогают мои пальцы. То ли берет верх желание наконец-то раз и навсегда обозначить границу между мной и той «цыганкой», которая нехотя отчалила от моего стола. Но я заговорила. Сказать, что потом я бессчетное количество раз об этом пожалела, – не сказать ничего. С другой стороны, иначе и быть не могло. Я всю жизнь говорю правду тем, кому я нравлюсь, а уж тем более тем, кого люблю. Хочу, чтобы они знали, с кем имеют дело. Потому что имеют на это право. Потому что я неплохой человек и не стыжусь своих поступков и решений. И хочу, чтобы это поняли те, с кем мне хотелось бы остаться рядом.

– Ты знаешь, что я довольно известный журналист? Я пишу в газету «Ъ» светскую хронику.

Мне показалось? Но неожиданно вокруг все потемнело. Солнечный жаркий день вдруг прикрыло огромной холодной тучей. Плещущийся внизу океан стал черным и угрожающим. Приветливые голубые глаза напротив тоже потемнели и стали холодными… как лед. Аарон откинулся на спинку стула:

– Жень, иди сюда, быстро!

Полноватый блондин Евгений Катков, только что мило ворковавший с «цыганкой» за соседним столом, вырос у нашего за секунду.

– Слушаюсь. – Он картинно приставляет к голове руку, на манер солдата, отдающего честь.

– Быстро распечатай статьи Марьяны Пименовой и сюда с ними бегом. – Голос Аарона стал тихим и давящим.

Я еще не понимала, что наделала:

– Бросите в океан? – Я почувствовала себя чуть-чуть Зоей Космодемьянской в лапах немецко-фашистских захватчиков, но с поправкой на командира, который от меня просто без ума.

– Нет, не бросим, разберемся вначале.

– Или устроите групповое изнасилование. – Я вспоминаю свои постельные откровения.

– Размечталась. – Аарон ухмыляется, а уже через секунду в его руках оказываются распечатки моих статей. Я с гордостью на них поглядываю. – Будешь читать? Тогда вслух! – протягивает он их мне.

– Это моя последняя в «Ъ»: «Самых красивых пересчитали». А это про тебя в «Известиях», где футболисту Шевченко в Милане звезду вручали.

– А, это там, где ты написала, что я оглянулся на моделей, которые там какой-то показ мехов делали? Моя жена еще мне это все вслух зачитывала… Семейный завтрак из-за этого сразу не задался.

– Да. Ну, мне просто надо было что-то написать, вот я сказала, что оглянулся.

– Но ведь я даже не понял тогда, что это показ…

– А меня ты не помнишь, я там была в длинном леопардовом платье, с красными губами? Я на этом приеме самая красивая была…

– Ты знаешь, столько людей вокруг все время, я иногда не вижу. – Аарон виновато смотрит мне в глаза, и впервые со времени моего признания его взгляд чуть смягчается.

– Мы еще тогда за вами в отель поехали, хотели послушать, о чем вы говорили с Шевченко и его другом в лобби-баре. И нам показалось, что речь шла о договорных матчах. Я прямо это слово слышала.

– Мы ни о чем таком не говорили. Договорные матчи запрещены.

– Вот поэтому я ни словом об этом в заметке не упомянула. Чтобы ни у кого не было проблем. А вот эту послушай, про сто самых красивых людей Москвы, которую я перед отъездом сдала. – Мне очень хотелось, чтобы Аарон оценил мои литературные таланты, мне все еще казалось, что в его глазах они станут моим дополнительным плюсом.

– Ну, давай читай. – Аарон, казалось, начал приходить в себя.

Я беру в руки знакомый текст, уже оформленный в стиле газеты «Ъ», и вдруг понимаю, что с фото к моей заметке на меня вместо промоутера Андрея Фомина, огранизатора вечеринки, смотрит Бабка, укоризненно покачивая головой. «Дура, дура», – словно читаю я по его неслышно шевелящимся губам. От неожиданности я роняю бумагу. Благо Катков, обнаружив удивительную для своего телосложения прыткость, быстро поднимает ее с пола и возвращает на стол. Взяв себя в руки, я с выражением читаю свою заметку. И что особенно приятно, Аарон и Катков действительно внимательно меня слушают и даже улыбаются в нужных местах.

– А что это за «Юниаструм-банк»? Я о таком никогда не слышал. Но образ вот этого Гагика Саркаряна у тебя хорошо получился. Хотя мне ничего не стоит написать так же, да, Жень?

– Легко. – Евгений Катков тоже откидывается на спинку стула, демонстрируя абсолютную готовность во всем соглашаться с боссом.

Я обиженно поджимаю губы.

– Знаешь, мне кажется, у тебя все же сильнее другие, не журналистские таланты. И мне нравится их развивать. – Аарон уже окончательно взял себя в руки и теперь мягко берет мои руки в свои.

Не чувствуя в себе ровно никаких сил к защите своей профессиональной чести, я натурально таю в его руках. Катков же расплывается в недвусмысленной улыбке.

– Если мы больше не увидимся, будет правда жаль. – Уголки моих губ слегка приподнимаются, глаза против моей воли становятся влажными, я обнимаю себя руками, потому что чувствую легкий озноб. Стараясь прийти в себя, я искусственно хорохорюсь: – Хотя я это переживу, потому что и не такое переживала.

Вместо ответа вижу, как вспыхивает холодный огонек в некогда теплых голубых глазах напротив, тут же понимаю, что опять не угадала: вторая часть была лишней.

– Конечно, еще увидимся. – Аарон вновь протягивает свои руки к моим и, прикасаясь, передает теплую волну от своего тела к моему. – Она просто не понимает, к кому попала. – Эти слова обращены уже к Каткову, тот ухмыляется в унисон с боссом.

– У нас так не бывает, – с удовольствием берет слово Катков. – Мы от тебя так просто не отстанем.

Я им почему-то не верю. Но надеюсь. Аарон заметно бодрится:

– Ну ладно. Раз ты журналист, задавай вопросы.

– Вопрос такой: почему вы, когда «взяли» Ходорковского, за него не вступились? Неужели вы не понимаете, что это вас всех, богатых людей, касается лично еще больше, чем нас, обычных, которые считают такой подход неправомерным? Что это обозначает прямую угрозу для всех несогласных?

– No comment. – Глаза Аарона вновь становятся непроницаемыми.

– Ведь так можно поступить с любым, дело не в том, сколько он украл, а в том, что процедура юридически проведена неверно, – начинаю я горячиться. «Ведь он же умный! Умный и нежный! Он должен понимать», – сверкает в мозгу.

– No comment. – Похоже, Аарон готов повторять эту фразу сколько угодно раз с одинаковым выражением опытного врача психбольницы.

– Хорошо, – сдаюсь я, – не будем об этом. А о Путине, можно я спрошу о Путине?

– А что тебе о нем интересно? – Аарон заметно смягчается и жестом отпускает Каткова.

– Ну, интересно, какой он при близком общении?

– Ну, он, знаешь, такой, с дворовыми такими принципами справедливости. Как Тимур и его команда, читала? Вот такой. – Аарону явно нравится говорить об этом, будто в его голове возникают приятные воспоминания. – Я, когда с ним познакомился, был еще таким «маленьким», совсем «маленьким», не то что сейчас. – Руками Аарон показывает, какое у него на тот момент было маленькое состояние. И вдруг резко меняет тему: – Да я на самом деле и сейчас особого веса не имею. Вот ты считаешь, что я олигарх? А что это, по-твоему?

– По-моему, это значит, что то количество денег, которым ты обладаешь, дает тебе возможность решать вопросы на политическом уровне и влиять на позицию страны на международном уровне.

– Да нет. Это иллюзия. Вот что я, например, решаю в Москве? Я ничего там не решаю. Я там никто практически.

Тему самоуничижения Аарону не дал продолжить служащий отеля, который подошел к нам со срочным докладом.

– Столик в рыбном ресторане на набережной заказан, они ждут через полчаса, – сообщает он на чистом английском языке.

Аарон слушает сосредоточенно, внимательно смотря на губы служащего. Я понимаю, что перевод с английского на русский дается ему с трудом.

– Может, перевести? – Я со всей возможной приветливостью заглядываю в глаза Аарона.

Он отрицательно качает головой:

– Иди переоденься во что-нибудь поприличней, поедем обедать в город.

Я пулей лечу в номер. Вот он, шанс надеть мой волшебный костюмчик Vivienne Westwood, в свое время купленный за бешеные деньги в именном бутике гостиницы «Славянская». Корсет, способный выдавить наружу и сделать аппетитной грудь любого, даже «минусового» размера, дополняется двумя полосками ткани и поясом, что в результате превращает его в настоящий жакет. К этому великолепию прибавьте узкую юбку с разрезом. И все это из жатого ярко-синего хлопка. Госпожа Вествуд действительно настоящая волшебница, особенно по части корсетов. Вот теперь-то у него уже точно нет шансов!

Вам я кажусь наивной? Себе тоже сейчас кажусь. Однако если среди моих читательниц есть девушки, которые однажды влюблялись, они должны вспомнить это чувство.

Я появилась перед небольшим автобусом фирмы volkswagen цвета черный металлик, которые для своих европейских поездок с друзьями господин Романович традиционно арендовал по несколько штук, во всей красе. Мои вьющиеся волосы струятся по плечам, раскосые глаза чуть подкрашены: лишь для того, чтобы подчеркнуть разрез. К синему костюму от Вествуд я подобрала джинсовые мули на тонкой шпильке с украшением в виде большой звезды из белых страз Gian Marco Lorenzi. Произведенный эффект превзошел даже мои ожидания.

– Так! Быстро переодеваться, быстро! Чтобы никто не видел! – Аарон напоминает заботливого воспитателя детского сада, который застал подшефного дошкольника-хулигана за неподобающими действиями. На моих губах застывает растерянная улыбка. – Быстро, быстро. Ждем десять минут, потом уезжаем, – подгоняет меня мой любимый мужчина. Но я почему-то знаю, что он никуда без меня не уедет. Поэтому медленно разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и мерным шагом, так чтобы все успели заценить мой наряд по достоинству, возвращаюсь в отель. Не особенно долго раздумывая, выбираю свободный брючный костюм Escada Sport из плотного нежно-розового шелка. Аарон ждет меня в одном из автобусов, где уже сидят Катков и давешняя «цыганка», которая, заметив меня, заметно волнуется:

– Ой, а я вам здесь не помешаю? Вам, может, поговорить между собой надо, так я, может, в другую машину пока пересяду? А то мне, наверное, это слушать нельзя.

– Нет, нет. Ни о чем таком мы говорить не собираемся. – Мы с Аароном почти хором просим ее остаться.

Между нами уже пробежала кошка раздора, нам обоим уже неудобно за наши чувства, мы оба стараемся из последних сил сделать вид, что ничего не происходит. В то же время оба понимаем, что происходит. И еще как. Какое-то время все молчат. Первой не выдерживаю я:

– Тебе не понравилось мое платье?

Вопрос на некоторое время повисает в воздухе. Всем очевидно, кто должен на него ответить. Даже Катков не лезет со своим мнением.

– Нет, почему, – тихо и как-то даже устало реагирует Аарон, после чего в свойственной ему манере легко перескакивает на другую тему: – А почему у тебя нет детей, вы с мужем разве не хотели детей? Неужели тебе просто не хочется, физически, детей? – Он слегка поворачивает голову в мою сторону с переднего сиденья.

Видно, что тема для него важная до болезненности: глаза чуть поддернуты дымкой, в них будто бы застыла слеза, губы поджаты. Ищет недостатки, чтобы бросить? Может быть, но я старательно отвечаю на поставленный вопрос:

– Нет, просто детей не хочется. Если я встречаю мужчину, от которого хочу родить, это другое. Но просто детей как детей… Мне даже такая постановка вопроса непонятна.

Неожиданно меня поддерживает «цыганка»:

– Да, я тоже этого не понимаю. У ребенка должен быть отец. И нормальная семья.

В ответ на это во мне, напротив, просыпается дух противоречия:

– Ну, по поводу семьи я даже не знаю. Мне кажется, сейчас институт семьи уже не имеет такого значения. Вот ты женат? – Я поворачиваюсь к Каткову.

– Нет. – Катков отрицательно машет головой.

– Вот видите, – набираю я обороты, – зачем ему жена, ее функции теперь выполняет домработница. Постирать, приготовить и т. д и т. п.

– Я думаю, что мне жена нужна, – возражает Аарон.

– Это потому, что она уже есть и ты привык. – Я пытаюсь отстоять свое мнение. – А вот если бы, ну, она не дай бог умерла или еще что… Ну, если бы так случилось, что ты развелся. – Я стараюсь выбирать выражения помягче, понимая, что вышла на опасную стезю. – Ты бы снова женился? Подумай.

– Да, – не сразу отвечает Аарон. – Я бы выдержал паузу после развода, но женился бы снова. Мне нужна жена.

Я замолкаю. Но не потому, что мне нечего сказать. Такого не бывает… Просто я шокирована. Шокирована, с какой беззаботностью Аарон произносит слово «развод». Словно для него это раз плюнуть. Ну, подумаешь, развелся… Делов-то. «Да, нет. Не может быть, чтобы он о таком даже думал, – проносится в моей голове голос здравого смысла. – У него пятеро детей, он заслуженный семьянин. Он просто балуется, ну позволил себе со мной лишнего. Бывает. Ну, подыскивает себе спутницу – делить отдых и командировки… Ну и что?» В этот момент я понимаю, что автобус останавливается. Мы приехали.

Чуть помедлив, видимо раздумывая, надо ли так быстро прощать меня за причастность к журналистской братии и попытку обрядиться в корсет на обед с ним, Аарон все же протягивает мне руку, чтобы помочь выйти из машины. Менеджер в белом пиджаке и черных брюках встречает нас в дверях светлого симпатичного ресторана, расположенного прямо на скале, за огромными стеклами видно, как плещется море. По дороге к нашему столу я замечаю громадных лобстеров, чьи клешни крепко связаны черными резиночками, а черные глазки жалобно выглядывают из-за стеклянной стены аквариумов. «Жалко их», – вырывается у меня. Аарон оборачивается на меня, мельком взглянув в сторону аквариумов, его глаза словно заполняют слезы, и, почувствовав это, он опускает голову. Когда мы стоим у стола, Аарон подходит ко мне и чуть слышно говорит:

– Мы не можем сидеть вместе на публике, садись напротив, ладно?

Я киваю, а что мне остается?

Официанты суетливо сдвигают два стола, нас человек пятнадцать, и все, включая мужчин, должны находиться в сфере контроля Аарона Романовича. Мне этот контроль нравится, он мне необходим, как вода и воздух. Потому что без еды все же некоторое время можно обойтись. Для остальных по-разному. Многие откровенно воспринимают это общение как своего рода работу. Всегда завидовала таким людям. Сделав заказ, мы принимаемся за хлеб и Chablis. В полной тишине Аарон вполголоса напевает куплет Земфиры, после чего на пару минут повисает тишина. Тут слева раздается звонкий голос угловатой девушки со странным именем Каролина.

– Ты так хорошо поешь! – произносит она с нарочитым «ты». Моя реакция не заставляет себя долго ждать. Он пел обычно, это грубая лесть нарушает всю гармонию момента. Неужели он – такой чувствительный, искренний и живой этого не понимает? Я вскипаю:

– Нельзя же так, прямо в лоб!

На моих словах Аарон оборачивается на меня, и я замечаю в его глазах давешний ледяной блеск.

– А знаешь, такое колючее поведение иногда надоедает, люди, умеющие делать комплименты, «держатся» дольше.

– Ну и «держитесь», Аарон Абрамович, с ними, – немедленно соглашаюсь я. – Пожалуйста, вон их сколько вокруг, я готова им уступить. Ваше право выбирать.

Аарон молча отворачивается и обращается к Каролине:

– Учишь английский?

– Да. – Каролина благодарно улыбается в ответ на подаренное ей внимание. – Вот учебник! – Она демонстрирует книгу, которую, видимо, для этого и носит всю поездку с собой.

Тем временем нас постепенно обносят заказанными блюдами. Мы принимаемся за еду. Поскольку я, согласно высшему пожеланию, сижу напротив Аарона, по левую руку которого сидит Катков, а по правую – сенатор Иннокентий Палкин, то с удовольствием любуюсь, как солнечный свет из окна отражается в голубых глазах Аарона. Он благосклонно принимает мое восхищение. В какой-то момент мой взгляд случайно падает на Каткова, и я, к своему ужасу, понимаю, что у него глаза более красивого глубокого цвета. Это открытие мне настолько неприятно, что я, наверное, меняюсь в лице. Потому что в тот же момент Аарон интересуется:

– Что?

– Нет, ничего, – кривлю я душой под стать Каролине, – просто красиво, когда такие, как у тебя, голубые глаза.

– Ты посмотрела «Турецкий гамбит»? Помнишь, мы перед поездкой говорили? – меняет Аарон тему.

– Нет. – Я опять вспоминаю, что лучше быть честной. – Но я читала всего Акунина, и «Гамбит» тоже. И была на премьере.

– Вот в этом никто из нас не сомневается, – улыбается Аарон, его поддерживают дружным смехом все окружающие. Причем громче всех веселится почему-то Каролина, от нее не отстает Катков. Я тоже улыбаюсь и вновь ловлю взгляд Аарона. Внезапно он произносит, глядя прямо мне в глаза: – Ты счастливая.

– Почему? – смущаюсь я.

Он молчит, опять разглядывая меня своим полным слез, странным взглядом. Так и не дождавшись ответа, я принимаюсь за свою дораду. Мы заканчиваем обедать часа через два и отправляемся в отель, распределившись по автобусам в прежнем порядке. Все дорогу обратно мы молчим. По приезде в отель расходимся по своим интересам. Я отправляюсь к бассейну, поваляться на солнышке и искупаться. Аарон уходит в номер поспать. Через какое-то время поднимается ветерок, и я, чувствуя легкий озноб, решаю пойти в номер, чтобы отогреться в ванной. Как только я открываю дверь в свой в номер, раздается телефонный звонок. Я беру трубку:

– Это ты сейчас прошла по коридору так, что я проснулся?

– Да, я.

– Что у тебя на ногах, что ты так шагаешь, словно весишь сто килограмм?

– Я вешу пятьдесят, – терпеливо возражаю я, – я на каблуках просто… Это все, что ты хотел сказать?

– Я сейчас приду, раз ты не даешь мне спать, – резюмирует Аарон, после чего раздаются короткие гудки.

Я, пожав плечами, быстро скидываю мокрый холодящий купальник и иду набирать ванную, благо сама чаша ванны небольшая, а значит, совсем скоро я расслаблюсь в теплой воде. В этот момент действительно раздается стук в дверь. Я открываю, прикрывшись полотенцем. Аарон заходит и направляется прямо к моей постели.

– Я соленая, после бассейна, пойду приму ванну, ладно?

– Делай что хочешь, я полежу посмотрю телевизор. – Аарон щелкает каналы на пульте, пока не находит Discovery. Я ухожу в ванную. Она уже набралась, я пытаюсь максимально растянуться под водой. Минут через десять я, смазавшись средством после загара, в халате и с полотенцем на мокрых волосах, подхожу к кровати и устраиваюсь рядом с Аароном.

– Ты мне чуть руку не отдавила, – капризно сообщает он. Я приподнимаюсь, чтобы он мог высвободить свою задавленную конечность. – Просто девушка-слон какая-то! – продолжает он.

– Сам ты слон! – не выдерживаю я. – Разлегся тут один посередине двуспальной кровати, мне вообще некуда лечь. Аарон, проявив неожиданное послушание, двигается влево, и я ложусь.

– Смотри, сейчас тигры, ну, спаривались, смешно… – примирительно продолжает он, указывая на экран телевизора, там действительно резвятся красивые животные на фоне не менее красивых полей, похоже, где-то в Южной Африке. Для меня его слова становятся приглашением к действию. Повернувшись, я тихонько трусь носом о его шею, он быстро включается в игру. Вскоре я чувствую, как у меня начинают гореть щеки, а за ними загораюсь я вся. Полотенце соскальзывает с волос, а халат оказывается полностью раскрытым.

– На что для тебя похоже занятие любовью? Для меня это как арбуз, сочный, сладкий, прохладный жарким летним днем… – Аарон шепчет эти слова, любуясь кудряшками, в которые уже успели превратиться мои подсохшие волосы.

– Мороженое. – Я почти уже не способна говорить.

– Пирожное? – Он переспрашивает, улыбаясь, чуть приподнимая меня за подбородок двумя пальцами левой руки. Правая, поглаживая, чуть придерживает меня за талию.

– Нет, мороженое, а не пирожное. Я хочу тебя. – Я просительно заглядываю в его глаза.

– Может, лучше мороженое закажем? – Он улыбается и показывает на телефон, который стоит на прикроватной тумбочке.

– Нет. – Я отрицательно качаю головой. – Не лучше.

– Хорошо, тогда ты сверху, я какой-то уставший. – Замечая мою разочарованную гримаску, он продолжает: – Давай я помогу, если устанешь. Только договоримся, ты не закрываешь глаза и всегда смотришь в мои. Хорошо?

Я киваю. На этот раз все проходит довольно быстро, минут пятнадцать, может. В конце я теряю его взгляд: он словно на долю секунды проваливается в другое измерение, но тут же снова возвращается.

Я откидываюсь на кровать, думая о том, что никогда раньше не занималась любовью «глаза в глаза» и что, наверное, именно этим вот с этого самого момента и будет для меня отличаться секс от любви. Отправляясь в душ, я захватываю двумя пальцами с тумбочки использованный презерватив и тут же чувствую на себе пристальный взгляд. Аарон смотрит на меня «слезным» взглядом, и я понимаю его без слов. Он просит не использовать содержимое презерватива для зачатия ребенка. У меня в голове проносится нашумевшая история темнокожей официантки Анжелы и немецкого теннисиста Бориса Беккера: «Да я просто выкинуть, честно. Я ничего с ним не буду делать». Он согласно кивает. Я улыбаюсь про себя. Разве я могу вообще так поступить, а особенно с ним. Как только я вернулась из душа, снова раздался телефонный звонок.

– Аарон у тебя? – спросила трубка мужским голосом и тут же продолжила, словно зная ответ на этот риторический вопрос: – Это Катков, скажи ему, что ансамбль португальской народной песни подъедет к девяти. Концерт будет в нашем ресторане.

Я кладу трубку и оборачиваюсь к Аарону:

– Звонил Катков, сказал, что в девять будет концерт португальской песни, я не хочу туда идти.

– Ну не иди, если не хочешь, а чего ты хочешь?

– Хочу лежать с тобой вдвоем вот так, и чтобы никого не было. И никуда не идти. – Я пристраиваюсь к нему как можно нежнее, он слегка меня обнимает, но делает попытку встать с кровати:

– Я здесь не для того, чтобы с тобой лежать. Приходи на ужин к скольким захочешь. Я люблю португальские песни, они очень душевные. Мне бы хотелось, чтобы и тебе понравилось.

Странно, но, даже несмотря на его уход, я ощущаю, что в целом одержала маленькую победу. Выглянув в окно, я вижу, как Романович сидит внизу на спинке скамейки с Катковым, лениво кивая ему в ответ, с грустным взглядом, устремленным куда-то далеко отсюда. Я уверена, что эта грусть имени меня. И бросаюсь к шкафу: надо решить, что надеть на португальскую песню.