Текст книги "Своенравная наследница"

Глава VI. Сумасшедший учитель

– Уинифред кажется очень разумной девочкой, – заметила я.

– Да, она такая, – искренне согласилась старуха, – порой мне кажется, она знает слишком много для своего возраста. И это ей во вред.

– Слишком много? – переспросила я.

Бабушка Мэхен вздохнула и добавила:

– Это я виновата. Не нужно было позволять ей заниматься с сумасшедшим учителем.

На последних словах ее голос упал до шепота.

– Сумасшедший учитель? – вновь переспросила я, уверенная, что туман вокруг таинственного незнакомца наконец-то рассеется.

– Господи, мэм, не произносите его имени, ради всего святого! – пылко запротестовала она.

– Ну, миссис Мэхен, – мягко сказала я, – надеюсь, вы, в отличие от местных крестьян, здравомыслящая женщина и небылицам не верите?

– Не то чтобы я была суеверна, мэм, но в конце жизни понимаешь, что есть люди и вещи, с которыми лучше не иметь дела.

– Поздно вечером на перевале я видела, как Уинифред разговаривает с одним странным субъектом. Такой сутулый, с крючковатым носом, высокий старик. Это вы его называете сумасшедшим учителем? – спросила я, понизив голос из уважения к ее обеспокоенности.

– Да уж наверное его, – вздохнула миссис Мэхен. – Мисс Уинифред уж так его любит, и мне это не нравится, потому как у него голова набита всякой всячиной, а как разумно обойтись со своими знаниями – он понятия не имеет. Конечно, ничего дурного он девочке не сделает. Он любит ее как отец и научил всему, что она знает.

– Так он действительно учитель?

– Это точно, мэм, и когда-то он был куда как хорош. У нас тут много умников, которые мечтали выучить детей по книжкам, чтобы те знали больше родителей. Вот они и отправляли мальчишек и девчонок к нему. Он умный, прочитал, наверное, все книги на свете. И он был добрым и хорошим наставником.

– Так он преподает в школе? – спросила я.

– Нет, мэм, уже нет. Вы, должно быть, заметили, что он человек со странностями? Ну вот, у нас пошли слухи, что он приносит несчастье. В деревне ведь как? Один сболтнет, другой переиначит, вот и стали все его сторониться, забирать от него детей. Он обиделся, закрыл школу и даже уехал из наших мест. Но потом вернулся и с тех пор никого, кроме мисс Уинифред, уже не учил. Его уговаривали снова открыть школу, но без толку. Сам отец Оуэн не смог его убедить.

– Чем же он зарабатывает себе на жизнь?

Старуха Мэхен замерла и прислушалась, чтобы убедиться, что рядом, кроме меня, никого нет. Затем она наклонилась ко мне, инстинктивно зная, где я сижу, и жарко зашептала:

– С тех пор он ведет странную жизнь! Живет в бедном доме на перевале Крохан. Вы, должно быть, его видели. Про него много чего болтают. Мол, по ночам видели, как он складывает камни в котелок, в такой, как висит у нас над очагом, мы в нем картошку варим.

Я посмотрела на котелок, а она продолжила рассказ:

– Один парень это увидел. Он так перепугался, что бежал без оглядки до самого дома, а утром вся округа об этом узнала. Учитель сумасшедший, конечно. Бродит по ночам, когда все добрые христиане спят, стоит на коленях у реки, как будто молится луне и звездам или рыбам. Говорят, завел себе шляпу, как у звездочета, на посмешище людям. И что же это, подобающее поведение для разумного человека?

– Возможно, у него есть свои причины так поступать, – предположила я. – Ученые часто действуют непонятно для окружающих.

– Ох, не к добру это все, – настороженным шепотом сказала старуха, – у нас считают, что он поклоняется дьяволу. А откуда иначе у него золото и серебро? Он то и дело исчезает, будто уходит в холмы или пещеры, и возвращается с золотом, которое где-то прячет. И главное – он не тратит деньги.

Я обдумала рассказ старухи, тщетно пытаясь найти всему объяснение, но в конце концов решила, что невежественные крестьяне просто привирают ради красного словца. Кое в чем их рассказы подтверждали мои собственные наблюдения, но, разумеется, я хотела обо всем узнать наверняка.

– Главное, – сказала я, – подходящий ли он товарищ для Уинифред? Мне кажется, что такой мечтательный и бесприютный человек не может оказать хорошего влияния на ребенка.

– Может быть, может быть, – задумалась старуха, – только не говорите этого мисс Уинифред, она встанет на его защиту. Каждый день учитель приходит сюда заниматься с ней. Он постоянно говорит ей, что учиться никогда не поздно. Даже если тебе столько же лет, сколько старому дубу у ворот.

Миссис Мэхен погрузилась в глубокие раздумья, а потом сказала, беспокойно понизив голос:

– А хуже всего, мэм, что он дарит ей всякие безделушки. Я бы никогда об этом не узнала, но слух у меня острый, благодарение Господу, хоть я и слепая. И я слышу, как он говорит, а потом звякает металл, как будто колокольчик звенит.

– А потом? – спросила я.

– Я спросила у мисс Уинифред, что происходит, а она ведь честная как белый день и никогда ничего не утаит. Ну она мне и рассказала, что он дарит ей настоящее золото. Я велела ей бросить все в огонь. Вдруг это золото фей, которое растает и принесет несчастье.

– И что сказала Уинифред?

– Она обозвала меня злой старухой и велела держать язык за зубами. Да, мэм, так все и было! – старуха украдкой вздохнула. – Я знаю, что она на самом деле так не думает!

Я вспомнила изящный браслет, но решила не говорить об этом своей собеседнице.

– После того разговора, мэм, – добавила она, – Уинифред все ему рассказала, и он так разозлился, что я чуть с ума не сошла от страха. Он набросился на меня, угрожал, бушевал так, что чуть не разрушил замок. Мисс Уинифред выбранила его за дурной нрав, топала на него ножкой, и он скоро стал кротким, как ягненок. Девочка вертит им как хочет, словно наложила на него какое-то заклятье. Он слова не смеет сказать ей поперек.

– Какое странное дитя! – воскликнула я.

– А какой она еще может стать с таким-то воспитанием? – старуха Мэхен чуть не плакала. – Я все думаю, разве может честный человек дарить такие подарки? Я не говорю, что он их крадет, мэм, нет. Я боюсь, что такие вещи можно взять только у нечистого или у маленького народца[10]10
  Маленький народец – в Ирландии так называют лесных эльфов и фей.


[Закрыть].

– Но ведь он хороший человек, разве нет?

– Я о нем ничего дурного не слыхала, кроме того, о чем толкую, – ответила бабушка Мэхен, – но мы же знаем, что дьявол может принять даже облик светлого ангела, а раз это так, то что мешает старому греховоднику продать душу и тело дьяволу?

– У вас есть какие-нибудь доказательства? – спросила я.

– Нет, мэм, как такое можно доказать?

– Тогда давайте пока считать, что он хороший человек.

– Может, вы и правы, – согласилась миссис Мэхен, – да простит меня Бог, что я дурно говорю о ближнем. Но мне тревожно за мисс Уинифред. Не следует ей принимать такие дорогие подозрительные подарки. Может быть, эти побрякушки и не от лукавого, но тогда уж точно от маленького народца, и это тоже дурно.

– Похоже, феи остались только в Ирландии, весь остальной мир давным-давно позабыл о них, – в шутку сказала я.

– Да и у нас их негусто, – серьезно ответила миссис Мэхен, – разве что здесь, в горах.

– Я не поверю, пока не увижу собственными глазами, – рассмеялась я. – Все-таки, миссис Мэхен, вы так и не сказали мне, кто этот школьный учитель. Что в деревне думают об этом человеке?

Я задала этот вопрос, хотя по намекам и недомолвкам хозяина гостиницы уже предполагала ответ.

– И хорошее, и плохое, – ответила она, покачав головой. – Об учителе ходит много историй, трудно отличить правду от лжи. Но уж поверьте, мэм, никто не знает о золоте, кроме меня и мисс Уинифред. Она заставила меня молчать об этом, и я молчала, пока не пришли вы. Надеюсь, что вы ни словом об этом не обмолвитесь.

– Конечно же нет, – пообещала я. – Но мне кажется, что этот человек – плохая компания для Уинифред, он только забивает ее головку чепухой.

– Видит Бог, вы правы, – согласилась старуха, – но мисс Уинифред так его любит, что без толку ее уговаривать.

В голосе миссис Мэхен послышалась горечь. Я поняла, что преданная нянька обижается на то, что ее юная подопечная привязана к таинственному старику сильнее, чем к ней.

– Мисс Уинифред милая и добрая, но может быть упрямой, как ветер. Она знает старика всю свою жизнь, а он ведет себя с ней так, как будто она знатная леди… Вообще-то она и есть знатная леди, ведь она происходит из старинного ирландского рода.

Я слушала старуху и отказывалась верить ее словам. Мы сидели в необычном месте, вокруг нас высились массивные каменные стены с узкими окнами. На всем лежали следы времени, и мне казалось, что моя слепая собеседница тоже сидит здесь с незапамятных времен.

– Тогда тем более стоит оградить девочку от влияния этого человека, – заметила я.

– Может быть, мэм, девочка послушает, если вы ей скажете? – сказала миссис Мэхен, чуть помолчав. – У нее даже голос меняется, когда она произносит ваше имя. Вдруг она вас послушает?

– Если этот учитель влияет на нее так сильно, как вы говорите, то вряд ли на нее будут воздействовать слова незнакомой дамы. Даже наоборот. Я только настрою ее против себя. Нужно сначала завоевать ее доверие, присмотреться к учителю и понять, что он за человек. И все это мне придется сделать до конца лета, к тому времени я рассчитываю вернуться в Америку.

И тут черная тень упала на подоконник. Поначалу я решила, это что огромная птица, но вскоре поняла свою ошибку. Сумасшедший учитель заслонил солнечный свет, и в его фигуре было что-то зловещее.

Глава VII. Старый замок

В следующее мгновение фигура старика исчезла, а в дверях возникла Уинифред, полная жизни и юности. Она принялась рассказывать нам, что вечером пойдет вместе с Мойрой и Барни на болото за торфом.

– Пусть они сами сходят, мисс Уинифред, душечка, – сказала миссис Мэхен. – Разве собирать торф – подходящее для вас дело?

– А что тут такого? – воскликнула Уинифред. – Руки у меня сильные, крепкие и здоровые. Почему я не гожусь для такой работы? Чем я хуже Барни и Мойры?

Девочка подошла к слепой старушке и прижалась мягкой щечкой к ее морщинистой щеке.

– Бабушка, ты только представь, каким волшебным выглядит болото в лунном свете! Там бродят тихие тени, подумай, как Барни будет настегивать чалого[11]11
  Ча́лый – масть лошади, светлой с черными гривой и хвостом или черной со светлыми гривой и хвостом.


[Закрыть], чтобы поскорее увезти нас от болотных огней.

– Уинифред, – заметила я, – ты слишком много фантазируешь. Ты живешь, окруженная сказкой, среди зеленых ирландских холмов, но поверь, весь мир давно уже живет по-другому. Пожалуй, тебе не мешает на какое-то время уехать отсюда, посмотреть мир, чтобы избавиться от этих диких идей. В Америке…

При упоминании Америки ее лицо потемнело. Она выпрямилась и холодно сказала:

– Я, кажется, уже говорила вам, что поеду туда, когда захочу. Полагаю, людям свойственно фантазировать не только в Ирландии. Может быть, за океаном встречаются не менее дикие фантазии, чем у нас, только другие.

Меня поразила ее недетская проницательность.

– Да, думаю, ты права, – согласилась я, – но человеку нужно научиться отделять правду от вымысла. Не стоит забивать голову сказками, их место в детской.

– Забивать голову? – удивилась Уинифред. – И на что же будет похож мир взрослых без фантазии? Он будет тусклым, лишенным красок.

Я подумала, что она в каком-то смысле права, но промолчала.

– Почему бы нам не осмотреть замок? – предложила она деловито. – В другой день меня может и не быть здесь.

Я с готовностью поднялась со своего места.

– Вот только, думаю, вы ничего не увидите здесь, кроме голых стен, – с вызовом сказала она. – Потому что красоту замку придают фантазии.

– Прости меня, Уинифред, – сказала я. – И позволь мне увидеть стены твоими глазами.

Лицо ее прояснилось. Она тепло улыбнулась и сказала:

– Тогда идемте, я все вам расскажу. Можете думать что хотите и говорить что хотите. Я больше не буду сердиться. А если вы снова вспомните, как живется в Америке, то перебивать я вас не буду. Если вас устраивает мир без красок, то и ладно.

«Она действительно слишком умна для своих лет, – подумала я, – но при этом так очаровательна, что невозможно ее не любить. Ее можно назвать дерзкой, порой даже грубой, но все это смягчается нежным голосом и очаровательными манерами».

– А что, если бы я поехала с вами на болото в тележке Барни? Может быть, мне тоже хочется взглянуть на него в лунном свете? – спросила я.

Уинифред задумалась.

– Наверное, Барни не станет возражать, – решила она, – но лучше спросить его. Боюсь, при вас он будет чувствовать себя не в своей тарелке, а Мойра точно не скажет ни словечка, будет только молчать и кланяться.

– Короче говоря, я отобью у вас всякую охоту, – поняла я.

– Нет, я бы хотела, чтобы вы поехали с нами, – сказала Уинифред, – в конце концов, может быть, остальные тоже не будут против. Так что вам стоит поехать.

Я рассмеялась, получив такое двусмысленное приглашение, но пообещала прийти.

– Что ж, решено, – сказала Уинифред. – Вот мы и в замке.

Мы тем временем миновали длинный каменный проход, похожий на тот, который вел в комнату миссис Мэхен. Мой интерес все возрастал. Местами замок разрушился, в особенно ветхие помещения мы не рискнули заходить, только заглянули в угрюмые сводчатые залы с разбитым полом. Там гнездились совы и летучие мыши, и Уинифред шепотом, со сверкающими глазами рассказала мне, что в полночь по залам бродят дамы былых времен и рыцари, гремящие доспехами. Вскоре мы попали в просторный зал, освещенный солнцем, – потолок и крыша здесь давно обрушились.

– Мы здесь играли в прятки, – со смехом поведала Уинифред. – Видели бы вы, как мы с Мойрой тут носились!

Напоследок мы поднялись на донжон и посмотрели вниз на заросший травой ров, на ворота и зубцы на стене. Все вокруг поросло плющом, словно вязью веков.

– Раньше здесь бушевали войны, – сказала Уинифред. – Разве не прекрасно поднять свой флаг на башне и сообщить врагу, что вы умрете прежде, чем сдадитесь? – Щеки девочки раскраснелись, она то и дело отбрасывала с лица кудряшки, падающие на лоб. – Бьют барабаны, играют волынки, на свирепых лошадях сидят гордые рыцари в сверкающей броне, блестят на солнце копья, и развеваются знамена. Как бы я хотела жить в те времена!

Ее слова как будто оживили передо мной картину прошлого, и какое-то время я просто стояла и смотрела на далекие холмы. Но Уинифред окликнула меня, взяла за руку и повела вниз по винтовой лестнице. Затем мы прошли через еще одну анфиладу помещений, поражающих былым величием. Все они были пустые, каменные, с каменными же полами. Кое-где еще сохранились выцветшие гобелены и трепетали на сквозняке ветхие знамена. При каждой остановке моя спутница рассказывала старинные легенды, и скоро я тоже пожалела, что те времена навсегда ушли.

– Если вы знаете о Рыцарях Красной ветви[12]12
  Рыцари Красной ветви – мифическая династия ирландских королей.


[Закрыть], – сказала Уинфиред, – вы должны были слышать и о Кухулине[13]13
  Кухулин – знаменитый герой, богатырь ирландских мифов.


[Закрыть].

– Я слышала, что он был доблестным рыцарем.

– Хотите, я расскажу вам о его чудесных подвигах?

– Да, расскажи, – попросила я.

– Вот как Кухулин получил свое имя, – начала она. – Однажды король Конхобар пировал в гостях у кузнеца Куланна. Мальчик, племянник короля, опоздал на пир, и хозяин-кузнец по ошибке спустил на него своего свирепого пса, с которым не мог справиться никто из смертных. Мальчик и пес сошлись в смертельной схватке, и пес проиграл. Кузнец был безутешен, потому что собака охраняла его стада, и потребовал возместить потерю. Тогда мальчику велели присматривать за скотом, пока не найдется другой пес, такой же сильный. Вот почему его прозвали Ку-Куланн, то есть «пес Куланна». С кем только он не сражался, охраняя стадо кузнеца. Он был храбрый и сильный. А когда вырос – стал знаменитым воином. Он выиграл множество битв и защищал бедных и слабых.

Я улыбнулась, глядя, как сияет ее тонкое подвижное лицо, как она восхищается этим воином былых времен.

Мы вошли в большой зал, и Уинифред неожиданно остановилась.

– В этом зале, – сказала она, – почти целую зиму жил великий Финн[14]14
  Финн – герой кельтских мифов, воин, мудрец и провидец.


[Закрыть]. Вы знаете, кто такой Финн? Он основал рыцарский орден, который назвал Фиана Эйринн. Он женился на Грайне, которая превосходила женщин всего мира и лицом, и станом, и речью и была дочерью короля.

Я слушала, как Уинифред пересказывает легенды и предания теми же словами, которыми когда-то рассказывали их старики.

– Как только ты запоминаешь все эти старые истории! – удивилась я.

– Найал рассказывал их мне, – ответила Уинифред. – И сейчас я передаю вам только малую часть того, что помню. Вон в том зале внизу, который виден с галереи, арфист пел собравшимся о зеленых холмах и о золоте, скрытом в земле…

Она вдруг замолчала, как будто испугавшись, и напряженно взглянула на меня. Но в тот миг ее слова я восприняла просто как поэтический оборот речи.

– В том же самом зале внизу, – продолжила она, – ставили котел гостеприимства. Любого пришедшего сюда кормили. Короли, рыцари, менестрели, слуги, паломники, нищие – всем находилось место за столами, которые стояли там, – она замолчала и посмотрела вниз, как будто видела все это своими глазами.

Притихнув, мы миновали огромный зал. Окна его занавешивал плющ, закрывая от глаз живописные пейзажи. И все же в прорехи листвы я увидела холмы. Сиреневый туман смешивался вдалеке с золотом заката.

– А еще мне нравится легенда о святой Бригите, – сказала Уинифред.

– Расскажи.

– Вы в Америке хотя бы в святых-то верите? – спросила Уинифред лукаво.

Я рассмеялась.

– Все добрые католики верят, даже если они американцы.

– Это, конечно, легенда, – продолжила Уинифред. – Отец Оуэн говорил, что не все рассказы о святых – правда. Но я думаю, что этот правдив.

– Я бы его послушала, – повторила я.

– Однажды святая Бригита путешествовала в сопровождении нескольких спутников и попросила приюта в одном замке. Хозяин уехал куда-то со своим арфистом, потому что в те времена у всех высокородных пэров были арфисты. Но сыновья пэра были дома, они провели гостей в зал и накрыли для них стол. Когда все уселись, святая Бригита увидела арфу и попросила хозяев сыграть. Но они ответили: «Достопочтенная леди, наш отец уехал вместе с арфистом. Мы с братом не обучены музыке, но если вы благословите наши пальцы, мы попробуем». Бригита дотронулась до их рук кончиками пальцев, они взяли арфы и стали играть музыку неслыханной красоты. В это время вернулся владелец замка. Он стоял в дверях зала, зачарованный волшебной музыкой. Пэр очень удивился, потому что раньше его сыновья никогда не играли. Но затем он увидел святую Бригиту и понял все.

– В этом старом замке живет множество красивых легенд, – заметила я.

– Да, – согласилась Уинифред. – Найал не уверен, что все происходило в этом самом замке. Он говорит, что менестрели путешествовали из одной области Ирландии в другую. В каком замке они пели, в тот и переносили действие легенды, чтобы придать хозяину больше чести. Я бы рассказала вам куда больше легенд, если бы у нас было время, но уже темнеет.

И точно, сумерки наползали на холмы и заливали долины туманом. Всякий шум затихал, и природа готовилась к отдыху.

– Если вы мне пообещаете… твердо пообещаете никому не говорить ни слова и не задавать слишком много вопросов, я вам кое-что покажу, – внезапно сказала Уинифред.

– Думаю, мне придется согласиться.

Она провела меня в хорошо сохранившееся крыло замка.

– Здесь все комнаты меблированы, – обмолвилась она, – потому что здесь недавно жили люди.

Она не сказала, кто были эти люди, а я не спросила. Наконец она открыла дверь маленькой комнатки, смежной с кухней, где одиноко сидела бабушка Мэхен.

Глава VIII. Сокровища Уинифред

Комната, в которую провела меня Уинифред, отличалась невероятной аккуратностью. Занавеска и салфетка, лежавшая на маленьком бюро, сверкали белизной, а сине-белое лоскутное покрывало на кровати казалось произведением искусства.

– Это бабушка сделала, пока не ослепла, – объяснила Уинифред, – для моей мамы. Но мама здесь никогда не бывала, так что покрывало досталось мне.

Говоря, она подвинула мне жесткий деревянный стул с высокой спинкой, явно деревенской работы. Взобравшись на другой стул, она дотянулась до верхней полки гардероба, который стоял в углу. Оттуда она достала шкатулку, осторожно поставила ее на пол и села на низкий табурет рядом.

– Догадайтесь с трех раз, что там, – она смотрела на меня снизу вверх, улыбаясь ясной улыбкой.

– Чем-то мне это напоминает три ларца Порции[15]15
  Порция – героиня комедии В. Шекспира «Венецианский купец».


[Закрыть], – ответила я.

Уинифред медленно покачала головой. Очевидно, с Шекспиром она знакома не была.

– «Ларцы Порции» – красивая фраза, – заметила она, – но я не знаю, что она означает.

– Как-нибудь надо будет тебе почитать, это чудесная история. У красавицы Порции было много поклонников, но она обещала выйти замуж только за того, кто выберет из трех ларцов правильный. Все ее женихи должны были угадывать. Первый ларец был золотой…

– Так вы всё знаете! – перебила меня девочка.

– Что знаю?

– Но не могли же вы так быстро догадаться!

– Но я ничего и не угадывала. Просто сказала, что первый ларец был золотой.

– Ой, а я подумала, вы знаете, что в моей шкатулке, – объяснила Уинифред.

Тут она приподняла крышку, и я чуть не ослепла.

– В моей шкатулке лежит золото. Настоящее чистое золото, – просто сказала девочка.

И там действительно лежало чистейшее золото, и его было поразительно много.

Уинифред наблюдала за моей реакцией с триумфальным видом.

– Вы только посмотрите, – сказала она, вытаскивая из груды сияющего металла диадему и протягивая мне.

Пока я рассматривала украшение, она взяла еще несколько предметов довольно необычного вида, очень тонкой изящной работы. Там были старинные ожерелья, кольца, браслеты – тонкие браслеты, какие в былые времена носили короли и воины.

– Дорогая моя, – сказала я, – это чудесно. Как будто ирландское издание «Тысячи и одной ночи». Мне кажется, будто я попала в пещеру сорока разбойников или в другое похожее место. Откуда, бога ради, взялись все эти вещи?

– Я не буду отвечать на вопросы. Просто полюбуйтесь на них, это очень красивые старинные вещи. Иногда я выношу их из дома поиграть на солнце.

– Недешевая игрушка, – прошептала я. – Но если они старые, то почему так блестят?

Уинифред покраснела и ответила:

– Один человек их полирует до блеска, но вы не спрашивайте кто.

– Милое мое дитя, я вынуждена признаться, что знаю, кто подарил тебе все эти вещи, – серьезно сказала я.

Краска отхлынула от лица девочки.

– Я выдала его тайну! – закричала она. – Он доверился мне, а я его обманула.

– Но ты же не специально. Я случайно увидела, когда он подарил тебе браслет.

– В тот вечер, когда вы упали? Я думала, что вы не заметили браслет, потому что никогда не говорили о нем, – сказала Уинифред в таком смятении, что мне захотелось успокоить ее.

– Не бойся. Раз уж ты доверяешь мне, показывая все эти чудесные вещи, то поверь, что я сохраню твою тайну.

– Дело не в этом, – возразила Уинифред. – Он велел мне никому не говорить, откуда я все это взяла, а теперь и бабушка Мэхен это узнала, и вы тоже.

– Милая моя, – сказала я, – мне пришла в голову одна мысль. Подойди, сядь рядом и выслушай меня.

Она уселась на табурет и подняла на меня прекрасные синие глаза.

– Как ты думаешь, откуда эти сокровища у человека, который подарил их тебе?

Она покачала головой и воскликнула:

– Вы обещали не задавать вопросов!

– Но я не жду от тебя ответов, – тихо сказала я. – Ты уверена, что эти украшения получены честным путем?

Уинифред вскочила на ноги. Лицо ее покраснело, как в тот день, когда я оговорилась про зрение миссис Мэхен.

– Как вам не стыдно! – закричала она. – Как вы могли хотя бы подумать об этом! Найал такой добрый, и он всю свою жизнь посвятил одной цели!

Невольно мне действительно стало стыдно.

– Не забывай, что я с Найалом не знакома, – заметила я.

– Значит, вы думаете о людях дурно, еще ничего о них не зная? – горячо воскликнула Уинифред. – Если так принято в Америке, то я не хочу туда ехать и не поеду!

– Так принято во всем мире, и ты поймешь это, когда вырастешь, – резко ответила я, задетая несправедливыми обвинениями.

Эта девочка с младенчества привыкла к тому, что все вокруг относятся к ней с невероятным почтением. Она была своевольной, вспыльчивой, дерзкой со взрослыми, обращалась со всеми свысока. Лишь врожденное чувство меры и учтивость вкупе с проповедями местного священника отца Оуэна хранили ее от участи стать самым отвратительным из земных созданий – испорченным эгоистичным ребенком.

Я увидела, что Уинифред уже стыдится своего порыва, и снова указала ей на табурет подле себя.

– Сядь, дитя, – велела я, – и позволь мне закончить. Мне кажется, я обязана сказать это вслух.

Она молча повиновалась, и после короткой паузы я продолжила.

– Взгляни моими глазами на происходящее и поверь, что мое мнение разделил бы любой разумный взрослый человек. Найал кажется бедняком, ведет странную одинокую жизнь и дарит тебе такие дорогие подарки. Откуда он их берет? Согласись, это, мягко говоря, таинственно.

Уинифред смотрела в пол и молчала.

– Кроме того, мне кажется, – добавила я, – что он не слишком подходящий для тебя собеседник.

– Неподходящий собеседник? – изумленно спросила девочка, посмотрев на меня. – Найал, который научил меня всему, что я знаю? Если бы не он, я была бы такой же невежественной, как Мойра! Я люблю его как родного отца.

– Он внушил тебе представления, оторванные от настоящей жизни, – возразила я. – Целые дни ты проводишь в праздности, бродишь по горам, словно цыганка. К какой жизни твой друг готовит тебя? Что ты знаешь о житейских повседневных обязанностях? Что ты умеешь делать?

Кажется, мой укор задел ее. Недетская интуиция помогла ей понять все, что я имела в виду.

– Но при чем здесь Найал! – воскликнула она. – Он был очень добр ко мне. Это именно он велел бабушке научить меня молитвам, благодаря ему я попала на исповедь к отцу Оуэну и на первое причастие. Найал всю жизнь трудится для меня. Что бы я без него делала? У меня никого нет, кроме бабушки, а она слепая.

Ее речь и манеры были настолько трогательными, что у меня на глаза навернулись слезы. Я начала понимать, что старик действительно сделал для девочки все возможное, просто он и сам оторван от реальной жизни. Мы сидели перед шкатулкой с золотом, о которой обе позабыли в пылу спора, и незаметно во мне созрело твердое решение забрать девочку с собой в Америку. Ей стоит познакомиться с живым, настоящим миром, о котором она не имеет ни малейшего понятия. Она должна хотя бы на какое-то время выйти из привычного круга, чтобы расширить свои горизонты, а потом вернуться в Ирландию и стать полноценной хозяйкой старого замка, способной постоять за себя и отплатить Найалу и миссис Мэхен за их любовь и преданность.

Глядя на девочку, я не сомневалась, что она происходит из хорошего древнего рода. Значит, она тем более должна получить образование, подобающее леди. Следует по возможности разрешить тайну ее происхождения, выяснить, живы ли ее родители, а потом увезти ее с собой за океан. Я понимала, что для этого потребуется такт и недюжинная осторожность. Если бы я сейчас предложила девочке уехать со мной, она бы, конечно, отказалась. Сначала нужно завоевать ее сердце и, если получится, доверие Найала. Он-то должен понимать всю выгоду путешествия в Новый Свет.

– Вам нужно познакомиться с Найалом! – внезапно сказала Уинифред.

От ее слов я слегка вздрогнула: как будто девочка подслушала мои мысли.

– Я бы тоже этого хотела! – горячо сказала я.

– Но это очень трудно. Он не любит незнакомых людей, а людей из Америки тем более.

– Какая неудача, – засмеялась я.

– Да, – согласилась Уинифред, – но если он вас узнает, то полюбит.

Я сомневалась, что Найал будет рад знакомству со мной, и предполагала, что он скорее начнет избегать меня или попытается помешать добиться цели. Говорить об этом я не стала, вместо этого поблагодарила Уинифред за великолепную экскурсию по старому замку и поднялась, чтобы идти домой.

– Ты так и бросишь все эти сокровища здесь? – спросила я у девочки.

– Конечно, а почему нет? – удивленно спросила она.

– Ты их даже не запираешь?

Уинифред расхохоталась:

– А зачем?

– Чтобы их не украли.

– Вот еще! – фыркнула она. – Я уверена, что во всей округе нет ни одного вора.

– Это так же удивительно, как твои сокровища, – сказала я, когда мы вошли в кухню, где, как всегда, неподвижно сидела миссис Мэхен.

Пушистая кошка мурлыкала и терлась ей о ноги. Ее глаза вспыхнули желтым цветом, когда она посмотрела на меня, как будто заглянула в душу и прочитала потаенные мысли.

Я попрощалась с миссис Мэхем и отправилась в гостиницу. Уинифред проводила меня до середины пути. По дороге она тоскливо сказала:

– Мне кажется, что мы с Найалом не похожи на других людей. Нет смысла пытаться нас изменить, мы всегда останемся прежними.