Текст книги "В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора"

Глава 2
Королева умерла, да здравствует королева!

Ранним утром 17 ноября 1558 года, в четверг, при слабом пламени свечей в своей спальне в лондонском Сент-Джеймсском дворце умирала королева Мария I. За три месяца до того, приехав из Хэмптон-Корт, она заболела инфлюэнцей и с тех пор не вставала с постели. С каждым днем она все больше слабела.[41]41
  Stevenson (comp.), Life of Jane Dormer, 69.


[Закрыть] В том же году Мария написала завещание, но, решив, что беременна, она распорядилась, чтобы ей наследовал ребенок, которого она произведет на свет. В конце октября Мария, уже серьезно больная, вынуждена была добавить к завещанию дополнительный пункт, в котором говорилось, что она «больна и слаба телом», не произведет на свет ребенка и ей наследует «ближайшая родственница и преемница по законам и актам данного государства».[42]42
  BL Harleian MS 6949 – расшифровка завещания.


[Закрыть] Однако тогда она еще не могла заставить себя признать наследницей единокровную сестру Елизавету. Две недели спустя, под давлением своих советников, Мария все же вынуждена была подчиниться неизбежному и назвать Елизавету своей наследницей.[43]43
  CSP Span, 1554–1558, 438.


[Закрыть] Джейн Дормер, ярая католичка и одна из самых доверенных фрейлин королевы, которая «много раз спала в опочивальне Марии вместе с ней», поехала к Елизавете в Хатфилд и, в знак верности, передала ей некоторое количество драгоценностей Марии из королевской опочивальни. Мария попросила у Елизаветы заверения в том, что та будет милостива к ее приближенным, выплатит долги Марии и сохранит в Англии католическую веру.[44]44
  Stevenson (comp.), Life of Jane Dormer, 72; CSP Span, 1554–1558, 438.


[Закрыть] Передавая Елизавете ее слова, Джейн Дормер, верная наперсница Марии, выполнила ее последнюю волю. Вся страна затаив дыхание ждала новостей из королевской опочивальни.

16 ноября около полуночи Марию соборовали. Через несколько часов она прослушала мессу; вокруг ее постели собрались самые близкие ей придворные дамы. Во время службы все рыдали. В начале седьмого утра Мария умерла. С ее пальца сняли кольцо, которое сэр Николас Трокмортон отвез в Хатфилд, где сообщил Елизавете, что теперь она – королева Англии. К обеду сделали объявление в парламенте; в середине дня во всех лондонских церквах звонили колокола. На улицах жгли костры, а подданные «проявляли великую радость».[45]45
  J. G. Nichols (comp.), The Diary of Henry Machyn, Citizen, and Merchant Taylor of London, 1550–1563, Camden Society, 43 (London, 1848), 178.


[Закрыть]

Новая двадцатипятилетняя королева была энергичной, стройной, зрелой – и чрезвычайно привлекательной. От отца она унаследовала «тюдоровские» золотисто-рыжие волосы, длинное, овальное лицо, тонкие губы и очень белую кожу. От матери ей достались черные проницательные глаза и тонкие пальцы.[46]46
  R. Naunton, Fragmenta Regalia, or Observations on the Late Queen Elizabeth, her Times and Favourites, 1641, ed. E. Arber (London, 1879), 15.


[Закрыть] Ростом она была около 5 футов 4 дюймов (164 сантиметра). После того как ее единокровная сестра Мария умерла, не оставив потомства, вступление на престол Елизаветы внушало надежды на молодость, здоровье и плодовитость.

Через три дня Елизавета произнесла первую публичную речь в большом зале Хатфилда. Речь получилась трогательной; Елизавете удалось сохранить равновесие между самоуничижением и властностью. Она выразила горе в связи со смертью сестры и изумление оттого, какая огромная ноша ей досталась. Но она была «Божьим созданием», и на то была Его воля, чтобы ее теперь призвали на престол. Елизавета отныне «едина в двух лицах»: она будет и «лицом физическим», то есть женщиной, подверженной ошибкам, слабости и старению, но помимо того она признавала, что должна стать и «лицом юридическим, дабы управлять».[47]47
  TNA SP 12/1/1, l. 12.


[Закрыть] После миропомазания на церемонии коронации ее «физическое лицо» будет сплавлено с непогрешимым, бессмертным юридическим лицом.[48]48
  Marie Axton, The Queen’s Two Bodies: Drama and the Elizabethan Succession (London, 1977), 12; см. также: Ernst Kantorowicz, The King’s Two Bodies (Princeton, 1957) и Albert Rolls, The theory of the King’s Two Bodies in the Age of Shakespeare, Studies in Renaissance Literature, 19 (Lewiston, Queenston and Lampeter, 2000). «К 1561 г. решено было с целью законной наделить королеву двумя лицами: лицом физическим и лицом юридическим». См.: Edmund Plowden, ‘The Treatise of the Two Bodies of the King’, BL Cotton MS Caligula B IV, l. 1–94. См. также: Marie Axton, ‘The Influence of Edmund Plowden’s Succession Treatise’, Huntington Library Quarterly 37 (3) (1974), 209–226.


[Закрыть]

Среди тех, кто слушал речь молодой королевы, был Уильям Сесил, которого Елизавета чуть раньше в тот же день назначила Государственным секретарем. Сесил был хитроумен, верен и трудолюбив, и, хотя он как-то приспособился к правлению католички Марии I, он был стойким протестантом. Сесил станет одним из тех, на кого Елизавета будет полагаться почти весь срок своего правления. Сесил, как и все тайные советники Елизаветы, присягнул «давать такие советы ее величеству… которые будут наилучшим образом способствовать… безопасности ее величества лично и благу государства».[49]49
  TNA SP 12/1, l. 3 v.


[Закрыть] Присяге своей Уильям Сесил останется верен до конца дней.

Кроме того, Елизавета благоволила тем, кто противостоял католичеству в эпоху Марии и демонстрировал свою личную преданность ей самой. Она не забывала родственников и бывших союзников ее матери, Анны Болейн. Лорда Уильяма Говарда Эффингема, двоюродного брата ее матери, она назначила лорд-камергером, а сэр Эдвард Роджерс, известный протестант, которого при Марии посадили в тюрьму, стал вице-камергером. Сэр Фрэнсис Ноллис, женившийся на троюродной сестре Елизаветы и также видный протестант, который в годы правления Марии вынужден был уехать в изгнание, был назначен в Тайный совет и позже заменил Роджерса на посту вице-камергера. Николас Бэкон, еще один видный протестант и зять Уильяма Сесила, стал лордом – хранителем Большой печати. Николас Трокмортон, кузен Катерины Парр, который познакомился с Елизаветой, когда та жила в доме мачехи, стал управляющим казначейством. Вскоре его назначили послом во Франции. Томас Парри, советник Елизаветы в те времена, когда она была принцессой, стал главным казначеем; королева вернула ему свою милость, несмотря на его откровения в «деле Сеймура». Как сообщал граф Фериа, посланник Филиппа II Испанского, «королевство всецело в руках молодых людей, еретиков и предателей; королева не благоволит никому из тех, кто был в фаворе у ее величества, которая теперь на небесах».[50]50
  CSP Span, 1558–1567, 7.


[Закрыть]

Хотя многие в Англии радовались вступлению на престол Елизаветы, ожидая решительного разрыва с католическим прошлым, не все мыслили одинаково. В завещании Генриха VIII Елизавета называлась наследницей Марии, однако католики считали ее незаконнорожденной, а брак Генриха с ее матерью Анной Болейн после того, как он отверг Екатерину Арагонскую, – недействительным. Законной наследницей английского престола католики считали не Елизавету, а Марию Стюарт, внучку Маргариты Тюдор, сестры Генриха VIII. Французы, с которыми Мария Стюарт состояла в кровном родстве через мать, Марию де Гиз, и брак с французским дофином Франсуа, немедленно оспорили право Елизаветы на престолонаследие. Как писал в декабре лорд Кобэм, тогдашний посол Елизаветы во Франции, они «не позволяют… называть ее светлость законной королевой Англии, и они уже послали в Рим, дабы опротестовать ее право». Как только французский король Генрих II узнал о смерти Марии I, он провозгласил свою невестку-католичку Марию Шотландскую «королевой Англии, Шотландии и Ирландии». На королевском гербе Англии, который украшал столовое серебро и мебель Марии Стюарт, появились гербы Шотландии и Франции.[51]51
  TNA SP 70/5, l. 31r – v; William Murdin, A Collection of State Papers Relating to Affairs in the Reign of Queen Elizabeth left by Lord Burghley, from the year 1571 to 1596 (London, 1759), 748–749.


[Закрыть] Одновременно кардинал Лотарингский, дядя Марии, уговаривал папу отлучить Елизавету от церкви, а Филиппа II Испанского подстрекал к совместному вторжению в Англию.[52]52
  CSP Span, 1558–1567, 45.


[Закрыть] Однако позиция Филиппа оказалась не такой определенной. Франция и Испания в то время по-прежнему находились в состоянии войны. Хотя Филипп инстинктивно поддерживал Марию Шотландскую, так как считал, что английской королевой должна стать католичка, он не предпринимал никаких действий в ее поддержку, потому что Мария Стюарт была невесткой его великого соперника, Генриха II. Однако, когда Елизавета решила положить конец участию Англии в войне с Францией, Филипп испугался, что она в конце концов заключит с Францией союз, который будет угрожать интересам Испании. Поэтому, хотя король Испании не предпринимал явных действий против Елизаветы, он тайно плел интриги, поддерживая соперницу Елизаветы.

В случае, если Елизавета умрет, не оставив наследников, Генрих VIII, исключивший из завещания всю линию Стюартов, потомков своей старшей сестры Маргариты Тюдор, вышедшей за короля Шотландии Якова IV, распорядился передать корону потомкам своей младшей сестры, Мэри Брэндон, герцогини Суффолк: леди Джейн, Кэтрин и Мэри Грей. В 1553 г., после того как Джейн Грей казнили за попытку узурпировать власть, Кэтрин Грей стала протестантской наследницей Елизаветы; иностранные принцы и представители английской знати наперебой домогались ее руки, надеясь на политически выгодную партию. Именно к ней обратился Филипп, поскольку Испания искала противовес Марии Стюарт и ее французским родственникам.

Неудивительно, что Елизавета терпеть не могла Кэтрин Грей. Она ясно дала понять, что не желает видеть Кэтрин своей наследницей, даже если она умрет, не оставив прямых потомков.[53]53
  Ibid.


[Закрыть] После коронации она понизила Кэтрин Грей и ее сестру Мэри из камер-фрейлин, кем они были при Марии I, до «просто фрейлин», чья служба в основном проходила в приемном зале. Кэтрин с горечью жаловалась на это испанскому послу Фериа. Она испытывала «недовольство и обиду», так как ее не удостоили высокой чести, которая соответствовала бы ее положению.[54]54
  Ibid, 122.


[Закрыть] Летом 1559 г. и весной 1560 г. стало известно, что Филипп II собирается тайно вывезти Кэтрин Грей из Англии, выдать ее за своего сына и из Испании объявить о ее правах на английский престол.

30 июня король Франции Генрих II, великий соперник Филиппа, был смертельно ранен на турнире. Франциск (Франсуа) и Мария стали королем и королевой Франции; власть при французском дворе перешла к Гизам, дядям королевы. В попытке противостоять угрозе, которую отныне представляла Мария Стюарт, Елизавета решила вернуть свою благосклонность Кэтрин Грей. С 1560 г. она восстановила их с сестрой на прежних местах в королевской опочивальне – святая святых. Там они попадали под надзор верных, испытанных наперсниц королевы вроде Кэт Эшли.[55]55
  HMC Salisbury, I, 158.


[Закрыть] По крайней мере, здесь сестры Грей находились у Елизаветы на глазах. Один из осведомителей Уильяма Сесила сообщал, что за сестрами Грей «неуклонно» следят и все их передвижения находятся под пристальным наблюдением.[56]56
  TNA PC 2/8, l. 198; APC, 1558–1570, 6–7; John Strype, Annals of the Reformation… in 4 vol. (Oxford, 1820–1840), I, 7.


[Закрыть]

В дни сразу после восхождения Елизаветы на престол в Лондоне арестовали многих католиков. Шестерых мужчин обвинили в «сговоре» с целью подсчета «лет жизни королевы и длительности ее правления».[57]57
  APC, 1558–1570, 22; однако закона, направленного против тех, кто занимался магией, не было, поэтому виновных посылали для «сурового наказания» по церковным законам к Эдмунду Боннеру, лондонскому епископу. APC, 1558–1570, 22; CSP Span, 1558–1567, 17–18.


[Закрыть] То был первый из нескольких заговоров против елизаветинского режима, в котором составлялись гороскопы или советовались с духами, чтобы предсказать неминуемую смерть королевы.[58]58
  Francis Coxe, A Short Treatise Declaring the Detestable Wickednesse of Magicall Sciences as Necromancie, Coniurations of Spirites, Curiouse Astrologie and Such Lyke (London, 1561, подп. A4v – A5v).


[Закрыть] Французский предсказатель-католик Мишель Нострадамус также предвидел неминуемую катастрофу протестантской Англии; его пророчества были широко распространены по обе стороны Ла-Манша и усиливали брожение в массах. Как выразился один современник, «все государство было очень обеспокоено и задето откровенно непонятными и дьявольскими пророчествами этого звездочета Нострадамуса».[59]59
  The Diary of Henry Machyn, 185. «Английский ответ» Нострадамусу см., напр.: William Fulke, Antiprognosticon, that is to saye, an invective against the vayne and unprofitable predictions of the astrologians as Nostradame etc (London, december 1560), sig. A8r – v. См. также: V. Larkey, ‘Astrology and Politics in the First Years of Elizabeth’s Reign’, Bulletin of the History of Medicine, III (1935), 171–178.


[Закрыть]

Чтобы нейтрализовать пророчества Нострадамуса, Елизавета обратилась к услугам математика, астролога и некроманта доктора Джона Ди, который еще до прихода Елизаветы к власти был ее ревностным сторонником.[60]60
  ‘The Compendious Rehearsal of John Dee’, см.: T. Hearne (comp.), Joannis, confratis & monachi Glastoniensis, chronica sive historia de rebus Glastoniensibus, in 2 vol. (Oxford, 1726), II, 509, 521.


[Закрыть] Ди составил гороскоп на день, выбранный для коронации Елизаветы. Он объявил, что расположение светил в воскресенье 15 января, предвещает долгое и успешное царствование.[61]61
  По свидетельству Ричарда Мулкастера. См.: Richard Mulcaster, The passage of our most drad Soveraigne Lady Quene Elyzabeth through the citie of London to Westminster the daye before her coronacion (London, 1558).


[Закрыть] Когда традиционная процессия накануне коронации проходила через лондонский Сити по пути к Вестминстеру, специально нанятые актеры, выстроившиеся на улицах, объявляли о новом царствовании как о решительном разрыве с католическим прошлым; «живые картины» изображали «чистую религию», которая подавляет «суеверие и невежество».[62]62
  1 Elis, 1 in Statutes IV, 358–359.


[Закрыть] У Литл-Кондюит в Чипсайде Елизавета взяла Библию на английском языке, которую протянула ей аллегорическая фигура Правды, поцеловала книгу, подняла ее над головой, а затем прижала к груди.

Сразу после коронации Елизавета решила положить конец неуверенности и подтвердить свои притязания на престол. В первом за годы ее правления парламенте, который созвали через десять дней после коронации, приняли закон, который объявил королеву «по праву родства и по закону прямым потомком королевского рода» и провозгласил «все приговоры и акты парламента, умаляющие данный закон, аннулированными».[63]63
  См.: W. P. Haugaard, ‘Elizabeth Tudor’s Book of Devotions: A neglected clue to the Queen’s life and character’, The Sixteenth-Century Journal 12:2 (1981), 79–106, особ. 93.


[Закрыть] Елизавета больше не считалась незаконнорожденной, королевским бастардом.

Само появление Елизаветы на свет стало возможным в результате разрыва Англии с Римом; поэтому, как королева, хотя и не признанная таковой во многих частях католической Европы, она склонна была восстановить верховенство королевской власти, от которого отказалась ее сестра Мария. Хотя в юности она для вида перешла в католичество, в своих молитвах Елизавета благодарила Бога за то, что Он с «младых дней» отвращал ее от «глубоких бездн природного невежества и заслуживающих порицания суеверий».[64]64
  J. E. Neale, Elizabeth I and her Parliaments, 1584–1601, in 3 vol. (London, 1957), I, 128.


[Закрыть] Позже она подтвердила свою давнюю преданность делу Реформации: «Когда я впервые взяла скипетр, мой титул побудил меня не забывать о Том, кто даровал мне его, и потому [я] начала свое правление в той вере, в какой я была рождена, воспитана и, наверное, умру».[65]65
  CSP Ven, 1558–1580, 22–23.


[Закрыть] Кроме того, она отказалась слушать мессу при открытии парламента, а когда в Вестминстерском аббатстве ее встретили настоятель и монахи с зажженными факелами, она воскликнула: «Долой эти факелы, ибо мы очень хорошо видим».[66]66
  1 Eliz, in1, ‘The Act of Supremacy’; p. 2, ‘The Act of Uniformity’, см.: Statutes IV, 355–358.


[Закрыть]

Все религиозные законы предыдущей власти вскоре отменили и приняли Акт о единообразии, вводивший «Книгу общих молитв». В основе ее лежала изданная в 1552 г., в годы правления Эдуарда, книга с несколькими важными изменениями, призванными примирить конфессиональные различия. Из наиболее важных следует отметить слова причастия. Их изменили, признавая католическую интерпретацию истинного присутствия Христа в хлебе и вине. Тем не менее католические мессы объявлялись вне закона. Все подданные обязаны были по воскресеньям и в дни церковных праздников посещать службы в протестантских храмах. Тех, кто не приходил в церковь, штрафовали на шиллинг. По Акту о супрематии 1559 г. Елизавета провозглашалась не верховным главой, но верховной правительницей англиканской церкви, так как считалось, что женщина главой церкви быть не может. Отныне всем должностным лицам – священникам, судьям, мировым судьям, мэрам и королевским чиновникам – необходимо было принести письменную присягу на верность королеве, в которой Елизавета признавалась верховной правительницей церкви. За отказ принести присягу лишали должности. У всех, кто писал, учил или проповедовал, что Елизавету следует подчинить власти иностранной силы (в том числе папы римского), конфисковали движимое и недвижимое имущество. Повторное оскорбление приравнивалось к государственной измене и влекло за собой смертный приговор.

Глава 3
Familia Reginae (семья королевы)

Коронация Елизаветы стала необычайно ярким событием. По словам очевидца, накануне выпал снег и казалось, будто «весь двор так ярко переливается драгоценными камнями и золотыми ожерельями, что они рассеивают мрак».[67]67
  CSP Ven, 1558–1580, 12.


[Закрыть] Перед королевой, которую несли в открытом паланкине в окружении статс-дам и камер-фрейлин, следовали придворные, епископы, пэры и иностранные послы. Непосредственно за паланкином Елизаветы ехал верхом Роберт Дадли, которого она недавно назначила главным конюшим. Процессию охраняли тысяча всадников и королевские телохранители в алых камзолах, украшенных инициалами Елизаветы и тюдоровской розой.[68]68
  J. R. Planche, Regal Records, or a Chronicle of the Coronations of the Queen Regnants of England (London, 1838), 35.


[Закрыть]

В целом королевский двор представлял собой обширное «ведомство», состоявшее из более чем тысячи слуг и помощников, от пивоваров, пекарей, кухарок, портных и конюхов до придворных и послов. Хотя двор был местом, где хранилась государственная казна, где распределялись богатства, должности и власть, в первую очередь двор считался домом Елизаветы, пусть и передвижным. Королева и ее двор регулярно переезжали из одного дворца в другой. Королевские дворцы строились на берегах Темзы – Уайтхолл, Хэмптон-Корт, Ричмонд, Виндзор. Перед прибытием двора в тот или иной дворец его тщательно прибирали, «освежали» и проветривали. Требовалась скрупулезная точность для перевозки около трехсот телег с мебелью, тканями, одеждой и украшениями. Обычно в своих переездах двор следовал установленным традициям. Зимой около шести недель проводили в Уайтхолле, затем переезжали в Ричмонд, Гринвич, Хэмптон-Корт и Нонсач в Суррее, а оттуда к Пасхе перемещались в Виндзор или Уайтхолл. Каждое лето, когда в Лондоне начиналась эпидемия чумы, королева и ее свита покидали столицу и навещали небольшие города и дома аристократии на юге Англии.

В какой бы резиденции ни оказывалась Елизавета, ей требовалась целая анфилада комнат – внутренние покои. Там она по большей части отдыхала от суеты и шума «двора» в широком смысле слова. Внутренние покои состояли из нескольких комнат: приемного зала, королевского кабинета и опочивальни, куда можно было попасть из большого зала. Допуск в каждую следующую комнату знаменовал собой большую близость с королевой как физическим лицом. Кабинет или внутренний зал служил как бы границей между личным и публичным миром королевы. В то время как внешние покои дворцов кишели придворными, внутренние покои тщательно охранялись; туда допускались лишь особо избранные. В приемный зал, просторное помещение с троном и балдахином, мог попасть любой приехавший ко двору. Там регулярно собиралась толпа просителей, иностранных послов, епископов и придворных; все они надеялись привлечь к себе внимание королевы, когда та проходит мимо. Большую часть дня королева проводила во внутренних покоях, в окружении приближенных дам. Во внутренних покоях она занималась государственными делами, слушала музыку, танцевала, играла в карты, шила и сплетничала. Внутренние покои охранялись 146 йоменами королевской стражи.[69]69
  См.: Mary Hill Cole, The Portable Queen: Elizabeth I and the Politics of Ceremony (Amherst, 1999); Julian Munby, ‘Queen Elizabeth’s Coaches: The Wardrobe on Wheels’, Antiquaries Journal, 83 (2003), 311–367.


[Закрыть] Елизавете служили два или три камергера-мужчины и от пяти до десяти слуг, которые следили за порядком в приемном зале. Четыре телохранителя отвечали за безопасность приемного зала по ночам. В два помещения можно было попасть из королевского кабинета. Первым из них была часовня, а вторым – королевская опочивальня. Опочивальня объединяла в себе сердце двора и самое уединенное место в елизаветинской империи. Здесь Елизавета как физическое лицо обнажалась, а камер-фрейлины по очереди спали либо в одной постели с королевой, либо на приставной кровати, стоявшей рядом с королевской.

В годы правления отца Елизаветы, Генриха VIII, и ее брата, Эдуарда VI, внутренние покои были исключительно мужским заповедником. Впрочем, даже тогда во внутренние покои допускали небольшое число женщин – приближенных принцесс Елизаветы и Марии.[70]70
  TNA SP 12/6/36, l. 78.


[Закрыть] Первые женщины, которые служили Елизавете в ее внутренних покоях, перечислены в конторской коронационной книге. Здесь женщины подразделяются на группы в зависимости от их статуса. Каждой группе шилась особая одежда на коронацию: алые платья с блестками для статс-дам, платья из малинового бархата для остальных.[71]71
  Pam Wright, ‘A change in direction: the ramifications of a female household, 1558–1603’, см.: Starkey et al. (comp.), The English Court: from the Wars of the Roses to the Civil War (London, 1987), 147–172; C. Merton, ‘The Women Who Served Queen Mary and Queen Elizabeth: Ladies, Gentlewomen and Maids of the Privy Chamber, 1553–1603’ (докторская диссертация, Cambridge, 1992). См. также: K. Bundesen, ‘Circling the crown: political power and female agency in sixteenth-century England’, см.: J. Jordan (comp.)., Desperate Housewives: Politics, Propriety and Pornography, Three Centuries of Women in England (Cambridge, 2009), 3–28, William Tighe, ‘Familia Reginae: The Privy Court’, см.: Susan Doran and Norman Jones (comp.), The Elizabethan World (Oxford, 2011), 76–91.


[Закрыть] Четыре женщины служили только в опочивальне, три названы «камер-фрейлинами», семь служили «во внутренних покоях без жалованья». Шесть молодых, незамужних девушек служили фрейлинами под руководством «старшей фрейлины», которая отвечала единственно за их попечение и поведение. В разделе «Статс-дамы и камер-фрейлины» названы фамилии восемнадцати женщин.[72]72
  TNA LC 2/4/3, l. 62r.


[Закрыть] Число фрейлин и камер-фрейлин в отдельные годы правления Елизаветы доходило до двадцати восьми. Избранных было немного, поэтому в придворных кругах велась жесткая борьба за место фрейлины или камер-фрейлины. В конечном счете все определялось личностью той или иной претендентки и ее отношениями с Елизаветой; самые испытанные и доверенные дамы даже ночевали с королевой в одной постели. Все годы правления Елизаветы отмечены дружбой и близостью королевы и ее дам.

До того как Елизавета стала королевой, ее окружал «старый хатфилдский курятник», сплоченная группка верных прислужниц, которые очутились в сердце нового двора.[73]73
  TNA LC 2/4/3, l. 53v – 54r. В более поздних документах придворных дам не разделяют на группы; скорее всего, на практике границы между ними были достаточно размытыми.


[Закрыть] Одни приближенные доводились королеве кузинами по линии рода Болейн; другие, назначенные Генрихом VIII, доказали Елизавете свою дружбу и преданность; они стали ее верными союзницами. После вступления Елизаветы на престол их верность вознаграждалась привилегированным положением при дворе молодой королевы. Кроме того, места в свите Елизаветы занимали представительницы видных протестантских семей, которые в годы правления Марии вынуждены были уехать за границу.

Кэтрин Кэри доводилась королеве двоюродной сестрой; она была дочерью сестры Анны Болейн, Мэри Болейн Кэри.[74]74
  См.: A. Hoskins, ‘Mary Boleyn’s Carey Children and off spring of Henry VIII’, Genealogists Magazine, 25 (1997), 345–352.


[Закрыть] Она родилась около 1524 г. и служила фрейлиной у Анны Клевской, третьей жены Генриха, но затем, в 1540 г., вышла замуж за сэра Фрэнсиса Ноллиса. Приверженность Кэтрин и Фрэнсиса протестантизму вынудила их, вместе с пятью детьми, во время правления Марии Тюдор покинуть Англию и переехать во Франкфурт.[75]75
  См.: N. M. Sutherland, ‘The Marian Exiles and the Establishment of the Elizabethan Regime’, Archive for Reformation History 78 (1987), 253–284; G. Peck, ‘John Hales and the Puritans during the Marian Exile’, Church History, 10 (1941), 159–177, особ. 174.


[Закрыть] Письмо от Елизаветы к Кэтрин, датированное 1553 г., возможно, стало ответом на известие о том, что Кэтрин покидает родину. Может быть, до своей вынужденной эмиграции Кэтрин уже провела какое-то время в свите принцессы Елизаветы, поскольку из письма ясно, что Елизавету и Кэтрин связывала близкая дружба, а в будущем Елизавета обещает кузине свою благосклонность. Елизавета подписала письмо cor rotto, то есть «разбитое сердце».

«Облегчите же боль дальней дороги радостью скорого возвращения и считайте свое паломничество скорее проверкой ваших друзей, чем отъездом из страны… продолжительность времени и расстояние не лишают вас любви друзей и проявлений их доброй воли… в дни наибольшей нужды вы познаете мою верную дружбу… Моя власть настолько мала, насколько велика моя любовь к тем, кто одарен дружбой…

Ваша любящая кузина и настоящий друг cor rotto».[76]76
  BL Lansdowne MS 94, l. 21, см.: G. B. Harrison, The Letters of Queen Elizabeth (London, 1935), 19.


[Закрыть]

Как только Елизавета взошла на престол, леди Кэтрин Ноллис и ее муж вернулись в Англию. Они вместе с дочерьми Леттис, которой тогда было пятнадцать лет, и Элизабет, которой было всего девять, были назначены в свиту королевы.[77]77
  BL Lansdowne MS 2, l. 193. Леттис Ноллис называется «дамой наших Личных покоев».


[Закрыть] Леди Кэтрин стала одной из камер-фрейлин; первые десять лет правления Елизаветы она сочетала придворные обязанности с воспитанием тринадцати детей. Меньше чем через год после коронации Елизаветы Кэтрин ненадолго удалилась от двора, поскольку ей предстояло произвести на свет тринадцатого ребенка, но уже через несколько недель после родов она вернулась к королеве, оставив ребенка на попечение кормилицы. Ее племянницы, Кэтрин и Филадельфия Кэри, также были назначены в свиту королевы вскоре после ее вступления на престол.[78]78
  См.: S. Varlow, ‘Sir Francis Knolly’s Latin dictionary: new evidence for Katherine Carey’, BIHR, 80 (2007), 315–323.


[Закрыть]

Помимо друзей, знакомых и родни по материнской линии, Елизавета приблизила к себе нескольких женщин, которых знала почти всю жизнь – с раннего детства. Бланш Парри, серьезная валлийка из Херефордшира, «качала колыбель» юной принцессы; она была на двадцать пять лет старше Елизаветы. Бланш, что необычно для того времени, так и не вышла замуж и всю свою долгую жизнь хранила преданность и неизменную верность Елизавете.[79]79
  Она упоминается в коронационной конторской книге, TNA LC 2/4/3, l. 53v; хотя в ней не написано «гофмейстерина», ее имя приводится в разделе «Опочивальня» и перечислено выше категории «камер-фрейлин». Однако в коронационной конторской книге она названа «статс-дамой», а не «гофмейстериной», ведь по общественному положению она была не аристократкой, а всего лишь дворянкой.


[Закрыть]

К числу самых давних и доверенных приближенных принадлежала и Кэт Эшли. Она растила Елизавету, воспитывала ее, защищала ее честь, когда поползли скандальные слухи о связи принцессы с отчимом; один или два раза она даже оказывалась в тюрьме за свою преданность принцессе. Теперь Эшли получила самую престижную должность: она стала первой камер-фрейлиной. Ее мужу Джону, кузену Анны Болейн, достался почетный пост хранителя сокровищницы британской короны, который он сохранял до своей смерти в 1596 г.[80]80
  Он служил хранителем сокровищницы до своей смерти в 1596 г. и также был одним из двоих мужчин, которые имели доступ во внутренние покои. Вторым был Кристофер Хаттон, который служил с 1572 по 1591 г. Муж Кэт Эшли, Джон, отвечал за «сохранение драгоценностей и посуды ее величества». Судя по надгробной надписи на его могиле в Мейдстоуне, он также был «главным джентльменом внутренних покоев». См.: A. F. Collins (comp.), Jewels and Plate of Queen Elizabeth I: The Inventory of 1574 (London, 1955), 210.


[Закрыть]

В жилах нескольких других придворных дам Елизаветы текла королевская кровь; некоторые из них также могли, при определенных условиях, претендовать на престол. Одной из таких приближенных была Элизабет Файнс де Клинтон, которую в юности называли Белокурой Джеральдиной. Она считалась одной из величайших красавиц своего времени. Ее мать, леди Элизабет Грей, была внучкой Элизабет Вудвилл, супруги короля Эдуарда IV, и двоюродной сестрой Генриха VIII. После того как ее отца, Джералда Фицджералда, 9-го графа Килдэра, посадили в тюрьму по многочисленным обвинениям и в 1534 г. он умер в Тауэре, Генрих пожалел свою кузину леди Элизабет Грей и пригласил ее младшую дочь Элизабет, которой тогда едва исполнилось восемь лет, в свиту принцесс Марии и Елизаветы в Хансдоне (Хартфордшир). Особенно привязалась к старшей кузине Елизавета, которой тогда было всего два или три года; их дружба продолжалась и в отрочестве. Через несколько недель после смерти Марии I Элизабет Фицджералд вышла замуж за Эдварда Файнса де Клинтона, 9-го лорда – первого адмирала, вернулась в свиту Елизаветы и стала одной из первых статс-дам при дворе молодой королевы.[81]81
  См.: J. Graves, A Brief Memoir of the Lady Elizabeth Fitzgerald, Known as the Fair Geraldine (Dublin, 1874).


[Закрыть]

Вскоре после вступления Елизаветы на престол из ссылки по религиозным мотивам вернулась и Дороти Стаффорд, протестантка, дочь аристократа-католика Генри Стаффорда.[82]82
  В годы правления Марии I Генри Стаффорд вернулся в католичество.


[Закрыть] Дороти вышла замуж за своего кузена, вдовца Уильяма Стаффорда, который ранее был женат на тетке Елизаветы, Мэри Болейн. В годы правления Марии, когда ширилось преследование протестантов, супруги бежали из Англии в Женеву.[83]83
  См.: C. H. Garrett, The Marian Exiles: a Study in the Origins of Elizabethan Puritanism (Cambridge, 1938); G. Peck, ‘John Hales and the Puritans during the Marian Exile’, 159–177.


[Закрыть] Дороти вернулась в Англию вдовой с шестью детьми и поступила на службу к Елизавете в ее опочивальню, где и пробыла сорок с лишним лет, до самой смерти королевы.[84]84
  BL Lansdowne MS 59, № 22, l. 43; TNA LC 2/4/4, l. 45v – 46.


[Закрыть]

Вот кто составлял так называемый «ближний круг» Елизаветы. Камер-фрейлины, разодетые в специально заказанные наряды, горделиво несли шлейф за Елизаветой на коронационной процессии и прислуживали ей на самой церемонии, в ходе которой полагалось несколько раз переменить платье.[85]85
  J. G. Nichols (comp.), The Progresses and Public Processions of Queen Elizabeth, in 3 vol. (London, 1823), I, 38; TNA LC 2/4/3 – коронационная конторская книга Елизаветы I.


[Закрыть] В обычные дни камер-фрейлины умывали королеву, накладывали на нее макияж, делали прическу, подбирали для нее платья и украшения, одевали и раздевали ее. Кроме того, фрейлины и камер-фрейлины присутствовали при том, как королеве подавали еду и напитки и дегустировали их, проверяя, нет ли в блюдах яда и других вредных веществ. Камеристки и служанки исполняли более «приземленные» обязанности: прибирались в покоях королевы, меняли воду в умывальниках, стелили постели. Молодые незамужние фрейлины составляли королеве компанию и развлекали ее. Фрейлинами могли стать девушки из хороших семей; они, как правило, одевались в белое. Фрейлины прислуживали королеве на публике, несли ее шлейф, сидели и гуляли с ней во внутренних покоях и развлекали ее танцами.

За исполнение своих многочисленных обязанностей приближенные Елизаветы получали довольно скромное жалованье. Некоторым, например молодым фрейлинам, платили вообще редко. Камер-фрейлины и статс-дамы получали ежегодное жалованье, которое равнялось в среднем 33 фунтам 6 шиллингам (около 5600 фунтов в наши дни). Помимо небольшого жалованья, фрейлинам предоставляли стол и кров для них и для их слуг. Кроме того, им шили одежду «на каждый день» и для особых случаев; иногда им доставались даже старые платья королевы. Размеры и качество жилья зависели от дворца. Как правило, места везде не хватало, а о том, чтобы уединиться, нечего было и думать. Чаще всего те, кто служили во внутренних покоях, там же и спали, и, только когда они были не на дежурстве, могли они позволить себе роскошь отдельных апартаментов. Молодые фрейлины спали все вместе в гардеробной, которая часто была тесной и неудобной. В Виндзоре им выделили такое старое помещение, что пришлось просить, «чтобы их комнаты оштукатурили, а дощатую перегородку сделали выше, чтобы слуги не заглядывали через нее».[86]86
  См.: CSP Dom, 1547–1580, 648.


[Закрыть]

Елизавета требовала, чтобы все ее фрейлины постоянно присутствовали при дворе и ставили ее потребности выше личных забот. Достаточными предлогами для отсутствия не считались ни болезни, кроме самых тяжелых, ни свадьбы, ни рождение детей. Елизавета требовала полной преданности и самоотверженности. Если какая-либо из ее замужних фрейлин оказывалась в положении, она должна была исполнять свои обязанности вплоть до последних недель беременности. Лишь перед самыми родами позволялось ей удалиться. После родов фрейлине надлежало как можно скорее вернуться ко двору. Детей принято было оставлять на попечение кормилиц и гувернанток. В эпоху, когда высшим достижением для женщины считалось замужество и материнство, придворные дамы служили незамужней королеве; таким образом они, не теряя своего высокого статуса, бросали вызов традициям.

Самые приближенные к Елизавете женщины круглосуточно находились в самом сердце королевского двора. Хотя они были высокоценимыми компаньонками, которые спали в королевской опочивальне в темноте или при свечах, они исполняли также роль телохранительниц, следя за королевой как за физическим лицом и защищая ее. Поскольку у Елизаветы не было ни мужа, ни наследника, ее жизнь постоянно подвергалась опасности. В годы ее правления покушений боялись больше, чем открытого бунта.

Естественно, камер-фрейлины лучше других были осведомлены о мыслях и настроениях королевы. Поэтому придворные и иностранные послы постоянно подольщались к дамам из этой элитарной группы, надеясь, что те будут отстаивать их интересы и представят королеве их прошения. Более того, Роберт Бил, тогдашний секретарь Тайного совета, подготовил меморандум о должности Государственного секретаря, в котором особенно подчеркивалась роль камер-фрейлин: «До того как входить во внутренние покои, узнайте о настроении ее величества у той или иной камер-фрейлины, на чье суждение вы можете всецело полагаться».[87]87
  BL Additional [далее – Add.] MS 48161, Robert Beale, ‘A Treatise of the Office of… Principall Secretarie’, цит. по: C. Read, Mr Secretary Walsingham and the Policy of Queen Elizabeth, in 3 vol. (Cambridge, Mass, 1925), I, 423–443.


[Закрыть] Настроение королевы часто оказывалось жизненно важным для ее министров.