Текст книги "Обещанная медведю"

– Добрый день, – раздалось рядом, и я обернулась, обнаруживая странную бабку во всем черном.

– Нинор, привет, – оживился Ян. – Присаживайся.

Я подвинулась к противоположному краю скамьи, на которую нацелилась старуха. Шеба напротив тоже затихла, уткнувшись в тарелку.

– Ян, покрепче компота будет что?

– Водки?

– Чаю, балда!

Я усмехнулась, но тут же втянула голову в плечи под внимательным взглядом странной гостьи.

– Сейчас, – поднялся Ян и, подмигнув мне задорно, направился в дом.

– Ну и чего вы завяли? – недовольно поинтересовалась старуха. – Я не кусаюсь. Пришла посмотреть, кто к Солоху пожаловал. Я со всеми знакомлюсь.

– Я Шеба, – бесстрашно отозвалась подруга. – А это Рома, моя подруга. Она ведьма.

– Никакая я не ведьма, – нахмурилась я.

– Так ведьма или не ведьма? – внимательно уставилась на меня бабка.

Лицо у нее, кстати, не было пугающим. Да, старенькая, но не злая и не суровая, как хотела бы казаться.

– Ведьма, но ничего не умею, – доложила я.

– Так и ничего? – усмехнулась старуха. – Нет такой ведьмы, которая не умеет ничего.

– В городе сказали, что не умею.

– Много они в городе понимают, – проворчала она, извлекла из-под своей робы котомку из кожи. – Не всем дано дар замечать. Не возражаете? – и она выложила на стол старомодную трубку.

Куда уж тут ей возразить? Ян вернулся с большой чашкой чая с молоком – видимо, хорошо знал бабку с ее пристрастиями. Она закурила и улыбнулась, выдохнув непонятное Яну:

– Хороша.

Ян, кажется, тоже не понял, что та имела в виду, но на всякий случай учтиво кивнул.

– А твоя хороша, когда горит, а не тлеет. Кто не побоялся, тому огня бояться и не стоит.

– Я – не его, – смущенно возразила Шеба, но бабка не заметила, сосредоточенно причмокивая губами.

Мы посидели немного в тишине. Шеба напряженно поглядывала на меня, но я только пожимала плечами – откуда мне знать, что это за старуха?

Где-то вдалеке громыхнуло, по кронам осин прошелестел ветерок, а табак заструился ровнехонько вверх, расползаясь уже над головой бабки. Та будто впала в транс, принимаясь раскачиваться. Забавная особа. Интересно, местная чудачка?

– А Дарьяр что же? – очнулась она.

Непонятно было, кого она спрашивала. Я уставилась на Яна, но он всем видом давал понять – не касается это его.

– А что он? – осторожно спросила я.

– Где он? – открыла глаза бабка.

Ну точно – ведьма! Я моргнула, не в силах отвести взгляда от ее черных глаз.

– Я не знаю.

– Надо кому-то уже начинать знать из вас двоих, Ромалия, – поучительно сообщила она.

Я метнула взгляд в Яна, но тот только покачал головой, мол, я тебе не помощник.

– Ладно, – поднялась я. – Пойду узнаю…

– Я подвезу, – поднялся Ян.

– Сиди, дорогу я запомнила, – осадила я его и направилась со двора.

…Дорогу-то я запомнила, но вот без транспортного средства под задницей она оказалась длиннее, чем казалась. Но даже не в этом проблема. Гром, который предупреждал, что не стоит самонадеянно идти пешком, обрушил на мою голову добротный ливень, промочивший меня до трусов. Я шла по грунтовой дороге в чавкающих промокших кроссовках, а над головой бесновалась стихия. Зато местным все было нипочем. Они шастали туда-сюда волками и медведями, провожали долгими взглядами. Я чувствовала на себе столь пристальное внимание, что так и хотелось обернуться и спросить, что им всем от меня нужно.

К дому Дарьяра пришла примерно через час. Мобильный промок и потух, желание о чем-то снова ругаться с Медведем – тоже. Только когда он увидел меня на пороге, набухшую от воды, принялся ругаться так отборно, что у меня снова запылали уши. Даже будто стало теплее…

– Ромка! – взвыл он уже на литературном русском. – Я же просил Яна за тобой присмотреть!

Он рывком втянул меня в гостиную и принялся сдирать мокрые шмотки.

– Наверно, Ян понял, что я взрослая… – вставляла я между его рьяными рывками. – И решил уважать мои решения?!

– Решением умереть от воспаления легких?! – возмутился он. – Очень по-взрослому! Марш в ванную! – И, не дожидаясь выполнения, подхватил под руку: – Холодная как лед! – Он усадил меня в ванну и врубил горячий душ. – Отогревайся, – приказал, когда я съежилась под струями. – Я чаю сделаю.

Я прислонилась спиной к бортику и прикрыла глаза. Вот оно – мое озеро. И пусть меня не с таким трепетом в него внесли, умереть тоже не дадут.

Дарьяр принес чай, но покидать меня не спешил – уселся на бортик и прошелся темным взглядом сверху вниз.

– Не надо так на меня смотреть, – сжалась я, подтягивая колени к груди.

– Ян говорит, Шеба чуть не загорелась.

– Да, – я со вздохом обняла чашку крепче и опустила взгляд. – Когда я сказала ей, что Сашку не удалось вытащить…

– С бабкой моей познакомилась? – усмехнулся он вдруг.

– С твоей? – подняла на него удивленный взгляд и облизнула пересохшие губы. Дар сидел, сложив руки на груди, и весь его вид разгонял кровь не хуже чая и горячей воды.

– Нинор – моя бабушка, – ехидно усмехнулся он.

– А я подумала, что она ведьма, – покачала я головой.

– Ну я этого не отрицал…

– Твоя бабка – ведьма? – поползли мои брови вверх.

– Я не знаю, Рома. Но она очень необычная. И я ее очень люблю.

– А мама?

– Мама умерла, – спокойно смотрел он в мои глаза.

Я совсем забыла, что это он обо мне все знает. А вот я о нем – ничего.

– Рассказывай, – попросила я. – О семье.

Он задумчиво вздохнул, будто сомневаясь, но все же решился:

– Не хочу говорить об отце.

Как и я.

– Он… я не согласен с ним во многом. Но на мне нет ответственности за семью и всех, кто живет под его охраной в поселке. Поэтому с ним все сложно.

– Он главный тут? – удивилась я.

– Не только тут, – уклончиво ответил он. – А по матери я тоже очень скучаю. Отец не сделал ее жизнь счастливой. Я не хотел бы повторить его путь. Но не знаю, смогу ли сдержать зверя. Смогу ли не обидеть тебя…

Я отвела я взгляд. А Дар поднялся и вышел из ванной, а я осталась усваивать услышанное.

Значит, требовательная у него семейка. Но как же мы похожи! Нас обоих забраковали. Только ему отец не простил смерти сына. А мне?.. Я так и не узнала. Мне просто стало холодно, и я ушла туда, где холодно всегда – в лес, палатку, одиночество. Где не чувствуется холод остывшего очага.

Я вообще плохо помню отца. Вернее, я помню его слова, наставления, требования. Но я не помню запаха, прикосновения, чувств… Амбициозный, требовательный, жесткий, властный – таким он был в семье и вне ее. Одинаковым. Но все, что не мог дать он, с лихвой восполнялось мамой. Время, нежность, участие – я пропиталась ее любовью и верой в меня как сегодня дождевой водой. Мне до сих пор казалось, что все светлое во мне – привязанность к другим и доверие к миру – от нее.

Я допила чай и вылезла из ванны.

В гостиной потрескивало пламя в камине, вкусно пахло дымом и кофе. Дарьяр нашелся в кухне. Он сидел с ноутбуком за столом. А рядом – ну кто бы мог подумать! – паслась Воркуша в миске, специально для нее купленной.

– А она у тебя умная – не гадит где попало, – заметил он, проследив мой изумленный взгляд, но тут же заметил босые ноги на полу. – Мы тебе домашней шмотки не купили… – Но не успела я отреагировать, он прошел мимом меня в гостиную, а вскоре вернулся с футболкой. – Пакеты с покупками в спальне.

– Значит, все. Живу у тебя…

Я проследила, как он вернулся за стол.

– Да, все.

Внутри стало зябко, будто я только завалилась на порог.

– А… что дальше?

Он поднял на меня взгляд от ноутбука и выпрямился на стуле:

– Посмотрим.

– Я чужая тут…

– Ты моя, – сдвинул он брови.

– Ты бы видел, – покачала головой я. – Видел бы, как Ян сегодня спасал Шебу… К саламандре нельзя приближаться, когда она тлеет, но он схватил ее на руки и отнес в речку, рискуя жизнью. И он спас ее просто так, не требуя…

– Ты мне нужна, – перебил, медленно поднимаясь.

– Кажется, Шеба ему теперь тоже, – попятилась я. – Думаешь, Ян потребует от нее стать его?

– Может, и потребует, – тяжело задышал он. – Это его дело.

– Не надо было брать меня силой, Медведь.

– Я не могу по-другому, – поставил он точку. – Мне жаль, Рома.

– Ты жалеешь, но ничего не с этим делаешь.

– А что мне сделать? – направился он медленно ко мне.

– Дай свободу. Я не могу так. Не хочу жить с тобой по принуждению.

– Я не могу так. Не смогу сдержать зверя и не убить тебя.

– Да кто тебе дал право решать за меня?! – задохнулась я, а он приблизился вплотную и вжал в стенку, сдирая полотенце.

– Ты сама прибежала ко мне, – склонился к лицу. – Я – не Ян, не твой бывший волк. И мы не на рынке торгуемся. Предложила цену – будь добра, следуй сделке.

Он прикрыл глаза, тяжело сглатывая, и вдруг рывком подхватил под бедра.

– Дар… – только и успела выдохнуть, как он стянул свои штаны и опустил меня с рычанием на член.

Его плечи показались каменными от напряжения, когда я сжала на них пальцы и тут же оцарапала кожу, стоило ему обхватить губами грудь.

Мне показалось, что он и так убивает меня – дышать стало тяжело, сердце задрыгалось в груди, но меня неумолимо подчиняло чужой воле, вынуждало отвечать и выгибаться. А Медведь ударялся своими бедрами о мои все жестче, впиваясь жесткими пальцами в кожу и причиняя боль. Я захлебывалась его одержимостью. Казалось, ее можно пить вместе с запахом, звучанием наших тел и ощущениями.

– Дар… не надо… – скулила я на вдохе. – Пожалуйста…

Но вместо того чтобы послушать, он опустил меня на пол и развернул в стенку лицом. Стало страшно, когда его пальцы легли на горло, а вторая ладонь надавила на поясницу, вынуждая прогнуться. Его рваное дыхание в макушку пускало дрожь и волну холода по телу. Он будто сорвался, потеряв контроль. И следом сорвал и меня, врываясь с жадностью на полную.

Я слышала свой стон и вскрики будто со стороны, и боль от вжатых в стену пальцев не отрезвляла. Медведь уже не выходил почти – насаживал на себя, вцепившись в бедра, до одури и изнеможения размазывая все, что от меня осталось, по стенке. Никакого удовольствия, никакого страха – я онемела от произошедшего. Даже не заметила, как все кончилось – так и стояла у стенки, дрожа от судорожных вздохов, силясь не разрыдаться.

– Рома… – прохрипел Дар в затылок, но я только задержала дыхание, чтобы не выдать ни звука. Тогда он подхватил меня на руки и отнес в душ.

– Не трогай меня, – отшатнулась от него, влипая в кафель голой спиной. Страха не стало вовсе, и я зарядила ладонью ему по лицу. Захотелось довести до предела, до кипения, ударить снова, но я только обняла себя руками, глядя в его дикие злые глаза: – Все не к добру, Дар. Не будет ни счастья, ни жизни тебе со мной. Отпусти… пока еще можешь…

– Не могу уже! – схватил он меня за шею рывком и втянул под струи. – Я уже пять лет не могу, неужели ты не видишь?!

Противоречия рвали на куски душу. Мне нужно было, чтобы Дар дал повод остаться. Но, может, не с ним все неправильно, может, это со мной? Это я не могу быть преданной, остаться навсегда, взять ответственность и приручить зверя? Я же знаю, что это – на всю жизнь. И боюсь этого больше, чем неуправляемого медведя, который жаждет оставить себе.

– Прими меня, – потребовал он, касаясь моего лба своим. Вода стекала по его губам и щекотала мои, рассыпаясь мелкими каплями. – Я сделаю все, только не дам свободы, Рома… Спи со мной, занимайся любовью со мной, приходи вечером домой – это все, что я от тебя требую! Я никогда не предам, не брошу… Но не буди во мне чудовище…

Я прикрыла глаза и обвила его плечи, прижимаясь сильнее.

– Ты пугаешь…

– Я не хотел, – он обнял меня.

И я расплакалась. Вспомнилась Лара с ее предупреждениями. Вспомнился Яворский, который ходил вокруг меня кругами, но ни разу не тронул. Знал, что так будет. Что я буду против, а он не отпустит… Но и он решился перетупить черту. И что-то подсказывало, что Сергей не стал бы слушать, мириться с крысой и водить меня по магазинам. И я сжала пальцы на плечах Дарьяра сильней.

– Спать с тобой, заниматься любовью с тобой и возвращаться вечером домой? – прошептала. – Это же не все, Дар…

– И дети, Ромка.

– Почему дети не могут быть по плану, Дар?

Он медленно наполнил воздухом грудь, вжимая меня в себя сильней.

– Терпение зверя не безгранично, Рома, – заговорил хрипло на ухо. – Если ты не будешь сравнивать меня с кем-то, постоянно тыкать носом в то, что забрал тебя себе, и требовать отпустить, может, и дети по плану будут… – Он сделал паузу на еще один вдох, прежде чем зло продолжить. – Но ты расшатываешь сразу все опоры, на которых стоит мое терпение. Иди навстречу. И я, возможно, тоже смогу… Но не обещаю… Я не жил никогда ни с кем. Я не знаю, какие демоны спускаются с цепей, когда хочешь женщину… Я знаю только, что лучше убью, чем позволю уйти и предать.

– Я не просила позволить мне предать! – попыталась выбраться из его объятий, но он не дал.

– Ты не просишь позволить. Ты просто предаешь, – отпустил он и посмотрел в глаза.

Потом отвернулся и вылез из душа.

А я оцепенела. Нет, это уже не было моим озером. Это было ледяным бочагом, который обещал быструю смерть в случае чего… Да что же это такое?! Как такой мужчина, который был со мной днем, может превращаться в это неуправляемое существо вечером?!

– Черт! – стукнула в сердцах по кафелю ладонью.

Только же показалось, что можно найти опору и попробовать договориться, но все снова разлетелось в пыль.

Только «неуправляемое существо» нашлось снова в кухне с крысой на плече.

– Футболка, – кивнул он мне сначала на стул, потом на тарелку на столе. – Ужин. Крыса пыталась отужинать из твоей тарелки…

– Дети, Дарьяр? – направилась я к стулу, пытаясь не смотреть на крысу. Но не выходило. Воркуша сидела и рьяно умывалась на его широком плече, не позволяя игнорировать факт огромного шага навстречу, сделанного Медведем. – И все?

– А тебе мало? – устало спросил он.

– Я просто пытаюсь не расшатывать. Я буду с тобой спать, жить и возвращаться вечером. И дети по плану. Когда будем готовы.

Он посмотрел на меня странным взглядом, в котором вспыхнуло что-то очень болезненное, но тут же потухло, и Дарьяр безразлично кивнул:

– Хорошо.

Но хорошо не стало. Я поужинала в тишине и одиночестве – Дарьяр с Воркушей удалились в гостиную. И попенять бы крысе за перебежничество, но следовало признать – уступать она умела лучше. Пусть и за меньшее. Хотя клетку по-прежнему игнорировала. Когда я вышла в гостиную, Воркуша спала у Дара под боком, а тот работал, сидя на диване.

– У тебя там найдется, куда вещи разложить? – тихо спросила я.

Он кивнул и поднялся на второй этаж. Выделил мне место в шкафу и несколько полок, молча переложил с них свои вещи и вернулся вниз.

Такое себе «хорошее» начало…

Глава 8

Там, где я говорил «может быть», Рома слышала «обязательно будет». Она не должна была меня понимать, но от этого не становилось легче объяснить.

Мужчины моего племени не просто так не в состоянии сделать женщину счастливой. По крайней мере, не любую. Такую свободолюбивую – точно нет. Я видел, как угасла мать в берлоге отца. И ничто не смогло зажечь ее взгляд снова. Мы с Демидом не смогли. И Ромку дети тоже не «подожгут». Скорее, наоборот.

Я глянул наверх. Рома вяло ковырялась в пакетах, стоящих в одной части комнаты, и носила вещи по одной в другую к шкафу. Конечно, поставить пакеты рядом удобней, но она намеренно растягивала «переезд».

Спать со мной и возвращаться вечером ко мне уже казалось слишком невыполнимым условием для ведьмы. Она потухнет у меня.

Я подцепил джинсы с края дивана, натянул футболку и, подумав, подложил крысе под бок домашние штаны, чтобы та не вскидывалась и не начала скакать в поиске хозяйки. Чучело только моргнуло сонно и скрутилось удобней.

– Ей надо сказать, чтобы не пожрала ткань, – послышалось сверху.

– Я не разговариваю с крысами. Пожрет – будет спать в клетке в наказание. – Я хлопнул по карману, проверяя ключи от машины. – Скоро вернусь.

Рома не ответила. Я вышел на крыльцо, огляделся и привычно принюхался. Потом вытащил мобильный.

– Ты на работе был сегодня? – начал зачем-то с наезда.

– Нет, – ответил спокойно Ян, – но не думаю, что у тебя есть повод мне не доверять.

– Прости, – вздохнул и сбежал по ступенькам.

– Что у тебя?

– Хреново, – мотнул головой с досадой. И это мягко сказано. – Я не могу ее держать…

– Дар, не надо держать. Она всегда к тебе возвращалась. Вернется и сейчас.

– Ты медведя пробовал хоть раз уговорить не трахнуть ту, которую выбрал? – раздраженно крутанул я ключи в зажигании.

Ян напряженно засопел, а я выкрутил руль.

– Что там у тебя с белобрысой?

– Оля, – поправил он меня.

– Вот как? – усмехнулся я. – Ты теперь наш кумир – ты в курсе? Спас и ничего не потребовал.

Ян смущенно усмехнулся:

– Иди ты.

– Вот знаешь ты подход к девичьим сердцам. Что я делаю не так?

– Я не сдерживал медведя, Дарьяр Вирраныч. Пока что. Вот когда придется, тогда и поговорим. Вероятно, ты прав, и посоветовать мне тебе нечего.

– Я так понимаю, поговорим мы скоро? – сощурился я на дорогу.

– Наверное, – напряженно подтвердил он.

– Как же тебя так угораздило?

– А тебя?

– Ну, меня подстрелили.

– Ну а я устал, Дар. Вдруг понял это, – вдруг вздохнул он и усмехнулся: – Когда за утенком гонялся для Оли. Я без выходных занят делами компании, но не жалуюсь, не подумай. Просто я раньше воспринимал тебя и Демида своей семьей, а семья для нас – это все, ты знаешь. Но что-то поменялось. Наверное, мы повзрослели. Как думаешь?

– Да, наверное. Не боишься, что Оля вспыхивает не пойми от чего?

– Я пойму.

– А войфренд?

– Тут сложнее, – вздохнул он и усмехнулся: – Но волки нам не конкуренты, Дарьяр, да?

– Да, – невесело протянул я. – Ладно, давай.

Я заглушил мотор перед нашим маленьким торговым центром с аптекой и опустил плечи, силясь выпустить руль из рук. Надо было заставить себя поднять зад, выйти из машины, зайти в аптеку и купить чертовы презервативы.

– Я не хочу, чтобы Ромка смотрела на меня, как смотрела мать на отца, – сказал я сам себе в тишине салона и поднял взгляд в зеркало. – Тебе ясно? Я буду терпеть. Она этого стоит.

Дыхание стало тяжелым, но сопротивление ушло. Я дернул ручку двери и вышел.

* * *

Дарьяр вернулся, когда стемнело. По тому, как швырнул ключи на полку, как тяжело прошел в кухню и что-то бросил на стол, поняла – ему тоже нехорошо. Нам обоим не было хорошо. Что-то особенное было раньше между нами, когда я бегала к нему за теплом по утрам, и мы потеряли это… Вроде бы не критично. Медведь шел навстречу, я тоже. Осталось только освоиться в этих наших договоренностях, и все будет нормально…

Его тяжелый выдох насторожил. Я подняла голову с подушки и подползла к краю кровати, но позвать не решилась. Вернулась в постель и залезла под одеяло.

Незнакомый дом нервировал. Я с детства тяжело привыкала к новому месту, а если оно еще и не нравилось, то вообще не могла уснуть. В приюте я училась спать очень долго и тайком выползала ночевать в спальнике на заднем дворе все лето до заморозков. Потом появилась Шеба, за ней Саныч, и я потихоньку привыкла.

Дом Дарьяра не был безнадежен. Но злой и переоценивший свои силы с компромиссами Медведь внизу не добавлял ему очарования.

Вымотавшись за день, я отключилась, едва донеся голову до подушки.

Проснулась в одиночестве. Мне ничего не снилось, я даже не шелохнулась за всю ночь – как уткнулась в подушку с краю кровати, так и проспала. Мутное утро размазало очертания комнаты белым рассеянным светом, и ни звука не раздавалось вокруг, будто все вымерло. Даже жутко стало сначала, но потом мне подумалось, что чуткому Медведю просто сделали в доме первоклассную звукоизоляцию.

Сам он нашелся на диване. Я задержала дыхание, стараясь не разбудить, но продолжала смотреть на него и кусать губы. Дар спал на животе, даже не сняв джинсы. То есть не смог даже прийти ко мне и лечь рядом. И тут не до обид, как я теперь понимала. Он походил на оголенный провод, которого стоит тронуть – убьет. Меня. Воркуша же спокойно спала на его пояснице, свернувшись калачиком.

Я вздохнула и сначала попятилась к кровати, потом решительно направилась вниз, стараясь не шуметь. Проскользнула босиком мимо гостиной прямиком в кухню и взялась делать то, что у нас когда-то получалось лучше всего – готовить завтрак. Пока закипал чайник, я сбегала в ванную и привела себя в порядок. Особенно непросто оказалось натянуть на себя новый комплект белья. Нет, сел он идеально и даже обозначил грудь, которой я никогда не гордилась. Но он настолько ярко подчеркнул мои компромиссы, что аж дыхание сперло.

«Спи со мной, занимайся любовью со мной и возвращайся вечером домой», – вспомнились слова Дарьяра вчера. Они казались простыми, но по сути требовал он гораздо большего – стать его навсегда.

Я посмотрела на себя немного, потом натянула поверх всего этого толстовку Медведя и с облегчением выдохнула.

Воркуша ждала у стола, когда я вернулась в кухню.

– Доброе утро, – покачала я головой на перебежчицу. – Что, у медведя попа больше и теплее?

Воркуша пискнула, когда сцапала ее и посадила к миске, а позади щелкнул замок двери ванной. Проснулся, значит, но видеть меня не хочет? Интересное выходит «и жили они долго и… хорошо»!

Я все же состряпала бутерброды с мясом и сыром, накидала на тарелку зелени, налила две чашки чая и, водрузив все это на поднос, направилась на веранду.

Как же пахло в лесу утром! Таким терпким настоем зелени и цветов, что хотелось просто ни о чем не думать, сесть и дышать. Воркуша выползла следом, и я не сразу сообразила, что сама она со стола бы не спустилась…

– Доброе утро, – услышала хриплое позади.

И обернулась:

– Завтракать будешь? – подняла на Медведя глаза. Он молча сел рядом, и я протянула ему чашку: – А твои условия односторонние? – ляпнула, не успев подумать и взвесить слова.

– В смысле? – нахмурился он и сжал зубы.

– Ну… ты сказал мне спать с тобой, а тебе спать со мной необязательно?

– У тебя появились новые условия? – насупился он. – Кроме презервативов.

Казалось, что он вообще не спал. Смотрел на меня устало, измотанно и зло, будто не он вовсе.

– Дар, в чем дело? Я думала, мы договорились вчера…

Он будто сморгнул пелену с глаз и мотнул головой:

– Я хочу, чтобы ты поехала сегодня на помолвку к сестре. И хотел извиниться за вчерашнее. Я был не прав, лишая тебя возможности увидеться с семьей. И я поеду с тобой.

Сначала захотелось обрадоваться, да только не вышло. Медведь будто загонял себе гвозди под ногти с каждым компромиссом, и на это было больно смотреть.

– Дар, мне не нужны такие твои жертвы.

– Это не жертвы, Рома, – напряженно выдавил он. – Я сам разберусь со своими инстинктами, и да – меня устраивает все, до чего мы с тобой договорились.

– Ты не выглядишь устроенным, – упиралась я. – Дар, что не так?

– Я уже говорил вчера – не хочу делать тебя несчастной. – Голос его звучал глухо, но я отчетливо слышала в нем рычащие ноты. – Но теперь мне это видится иначе. Я думал, что отец мог, но не хотел, а теперь понимаю, что это было непросто.

– Дар…

Повинуясь порыву, я протянула к нему руку и коснулась щеки, а он вдруг дернулся, как от удара:

– Не надо…

Но я не отступила – скользнула рукой по его шее и положила ладонь на плечо:

– Слушай, я не верю, что ты можешь стать другим. Ты нужен мне. У меня нет дома, кроме твоего. И что бы там Лара ни предлагала, мне некуда возвращаться. Когда мамы не стало, дома не стало вместе с ней, и это не изменится. Не думаю, что одной встречей можно стереть эти пять лет в приюте.

Он слушал меня внимательно, а когда закончила, подхватил в руки и усадил сверху:

– Дай время, – прорычал, тяжело дыша. Его горячие ладони скользнули под толстовку и сжались на ягодицах. – Я хочу тебя…

Он поднялся со мной и направился в дом. Я обхватила его за плечи, и кожа под пальцами показалась раскаленной. Дар никогда не давал привыкнуть – утягивал с головой в свою одержимость. И я не могла его остановить после всего. Я же видела, как нужно ему все, что касается меня. Он спал внизу не потому, что не хотел меня видеть. Он боялся сорваться и взять силой снова.

– Тебе было больно вчера? – спросил вдруг, поднимаясь со мной по лестнице.

– Немного.

Дар усадил меня на кровать и стянул толстовку, оставляя в белье. Губы его дрогнули в мягкой усмешке:

– Ты такая красивая.

Он снова усадил меня к себе на колени, стараясь быть нежным, но я чувствовала, как дрожат его руки, и слышала, как тяжелеет дыхание. Быть объектом такой страсти страшно до ужаса.

Его пальцы собственнически скользнули под кружево трусов и добрались до чувствительной кожи. Я задержала дыхание. И пусть это пугало – ничего не могла поделать с этим, только сдаться. И Медведь принял мою капитуляцию – уложил на спину и склонился между ног, дразня дыханием. Показалось, он никогда еще не ласкал меня так откровенно, как сейчас. Где там говорят «да»? В ЗАГСе? В церкви? Чушь… «Да» говорят в такие моменты.

Просто… к такому согласию не принуждают. Одна часть меня понимала, что Дар не может по-другому. Но другая не понимала, почему он вдруг стал важнее меня самой.

Но выбора уже не осталось… Не все сразу, не сейчас. Он – не человек… Требовать от него как от человека – не выйдет. И это пугало больше всего.

– Если бы ты знала, как я хочу перестать сходить по тебе с ума… – Он навис надо мной и посмотрел в глаза.

– А я не хочу, – выдохнула ему в губы и вскрикнула на его первое осторожное движение.

– Больно? – прохрипел он.

– Нет, – выгнулась я, сжимая коленки на его бедрах и добавила: – Страшно.

– Черт…

Он отстранился, а я растерянно замерла в одиночестве, хлопая глазами в потолок. Но медведь вернулся вдруг с презервативом в зубах, уселся рядом и принялся за его распаковку.

– Ты купил презервативы? – выдохнула я, приподнимаясь на локте и снова проваливаясь в завораживающее зрелище – сдающийся дикий зверь, зло раскатывающий латекс по члену.

– Очевидно, – сосредоточенно хмурился он.

Хотелось, чтобы не заканчивал – само это новое явление в моем мире казалось таким запретным и будоражащим, что даже страхи перед ним отступали. Но вот он отбросил фольгу и перевел на меня голодный злой взгляд – пришло время расплачиваться за уступки. Только это вдруг стало так просто… Я села и обхватила его за шею, прижимаясь всем телом.

– Так больнее будет, – положил он ладони мне бедра, тяжело дыша.

– Будет больно – скажу.

Что-то важное случилось сейчас. Дар так легко перечеркнул все мои страхи и сомнения, давая понять, что я могу сказать обо всем, и он услышит, даже если не сразу, и он не оставит попыток понять.

Несколько прерывистых вдохов и напряженных движений понадобились, чтобы опуститься на него, и только тогда он перенял часть инициативы, возвращая меня назад все быстрее. Я уже не жмурилась. Смотреть на его сильное тело, перекатывающиеся мышцы под лоснящейся кожей и эмоции оказалось так завораживающе, что я забыла обо всем. Совершенный, невероятный, дикий и необузданный зверь, готовый на все, лишь бы я осталась рядом добровольно.

У меня пересохло в горле от этого зрелища. Но чем смелее он двигался, тем сложнее становилось оставаться в реальности.

…Наконец, я выскользнула из его рук, а он развернул меня лицом в кровать, и все картинки померкли. Осталась сила, которую я чувствовала в каждом его рывке, и голод, общий на двоих. Я не успела толком осознать, когда меня всю охватило желанием взять от этого момента все. Откуда-то появилась такая жажда, что стало страшно не утолить, остановиться и остаться опустошенной. Я едва соображала, двигаясь Медведю навстречу, виляя бедрами и пытаясь задеть те самые струны, которые уже дрожали от напряжения и вот-вот обещали зазвучать так оглушительно, что не осталось бы никаких вопросов. Но у меня все не выходило, и тогда Дар взял все в свои руки – сжал ногами мои, не позволяя больше ерзать, и задвигался быстро и поверхностно, доводя меня до исступления. И, выжав меня досуха, он последовал за мной в несколько сильных движений…

Было очень странно. Но теперь определенно «хорошо». Губы сами расползались в улыбку, и я радовалась, что могу уткнуться лбом в простынь, чтобы Дар не видел.

– Рома?.. – хрипло выдохнул он, прижимая меня к себе.

– Все хорошо, – сдавленно отозвалась я.

Оргазм будто докатился и до самого горла – даже говорить было странно. В ушах, как назло, зазвенело, и я застонала…

– Что такое? – насторожился Дар, разворачивая меня лицом.

– Все хорошо, – пыталась стянуть губы я. – Не смотри на меня…

– Почему это?

– Мне стыдно за то, что так хорошо. – И я нашла в себе мужества посмотреть ему в лицо на один вдох. Медведь пытался понять мои эмоции, и выглядело это так забавно, что я едва не рассмеялась – вовремя он щелкнул резинкой презерватива, избавляясь от ненавистного компромисса. Но я все равно обняла его:

– Это было круто. Кажется, так говорят?

– Кажется, – усмехнулся он расслабленно. – Душ? Завтрак?

– Да. И да.

* * *

Это какой-то заколдованный круг. Чем лучше ей становилось, тем хуже было мне, потому что я боялся потерять это ее «лучше». Ромашке понравилось, что я по собственному убеждению нацепил резину. И теперь мне предстояла новая промывка мозгов, чтобы зверюга не затаила на это злобу.

«Она успокоилась. Сама обняла. Ластилась, отвечала, выпрашивала, чтобы трахал ее жарче! Что тебе надо?!»

«Ты лезешь из кожи. Вылезешь, как ее рафинированный модный волчок».

«Она того стоит. А когда скажет “да” и отяжелеет сыном, будешь первым радоваться!»

«Как же! Ты узнай, сколько она ждать тебя попросит!»

«К черту иди. Меня не устраивают твои законы больше. Я хочу равную себе женщину, с жаждой жизни и страстью, а не растоптанную и униженную твоим звериным эго! Вали во тьму!»

– Дар, холодно, – поежилась Ромка под душем. А мне было в самый раз, чтобы остудить нервы.

Но я сделал теплее и вылез:

– Подогрею чай.

– Спасибо, – улыбнулась она, жмурясь под каплями.

И я расслабился, задержавшись ненадолго взглядом. Да, именно так хочу – чтобы улыбалась и благодарила.

Утреннее поле боя со своей звериной частью осталось за мной, только смутное беспокойство все еще дергало нервы. Я сам говорил Ромке, что важно мириться со зверем, чтобы он не угрожал равновесию. И теперь впервые загнул его в бараний рог своими требованиями. Но иногда надо и вызов бросать своей сути, иначе все останется так, как было, а меня это не устраивает.

Завтрак мы повторили в лучших традициях прошлого. Ромка сидела, уплетая бутерброд, расслабленно скрестив ноги и жмурясь от удовольствия. Поглядывала на меня украдкой, когда думала, что не вижу. Крыса эта ее крутилась рядом, бегала от меня к ней и обратно… и даже не раздражала больше – притерпелся. Показалось, что все у нас даже может наладиться.

Мне хотелось спросить, когда Ромка готова будет родить детей, но моя зверюга тут же дергалась, разгоняя сердце, и я откладывал. Для человека рано. Мне надо показать ей, что я стою доверия. Надо быть хитрее – я же охотник, в конце концов! Расслабить ведьму, обаять, доказать, что я – лучшая партия, и что детей надо заводить со мной… И родственников ее я вытерплю.