Текст книги "Неделя до конца моей депрессивной мимолетности"

Неделя до конца моей депрессивной мимолетности
Анна Ягодкина

«As my life flashes before my eyes

I’m wondering will I ever see another sunrise?»

«And I’m terrified but I’m not leaving»

Rihanna

Иллюстратор Дарья Бабушкина

Иллюстратор Тимофей Паршин

Иллюстратор Юлия Ликурцева

Иллюстратор Мария Илюхина

Иллюстратор Катерина Косяк

Иллюстратор Алина Тарасюк

Дизайнер обложки Алена Чернева

Фотограф Анастасия Митяева

Корректор Ульяна Заплавнова

© Анна Ягодкина, 2024

© Дарья Бабушкина, иллюстрации, 2024

© Тимофей Паршин, иллюстрации, 2024

© Юлия Ликурцева, иллюстрации, 2024

© Мария Илюхина, иллюстрации, 2024

© Катерина Косяк, иллюстрации, 2024

© Алина Тарасюк, иллюстрации, 2024

© Алена Чернева, дизайн обложки, 2024

© Анастасия Митяева, фотографии, 2024

ISBN 978-5-0059-2931-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Потерян в толпе

Где кончается детство? По становлению такого долгожданного возраста в 18 лет? По достижению всеми уважаемой, обществом принятой как возраст всех начинающих взрослых отметки в 21 год? Так ли, иногда мне вправду интересно об этом думать. Встаешь однажды в памятный, но такой на самом деле непримечательный день.. день твоего рождения.. Вспоминаешь, что тебе 18.. 21.. 35, неважно! И как себя чувствуете? Вы.. наполняетесь энергией солнца издалека? Вас посещают мысли о будущем, самореализации и саморазвитии.. о своей полной условной независимости от других.. Та самая независимость, которая, вроде как, была с вами с самого вашего рождения.. но в то же время ее легко отнять, еще легче потерять из виду.. Причем некоторые так лихо теряют свою независимость из поля зрения, что предпочитают делать вид, будто все нашли.. Они и одновременно продолжают жить, как прежде. С ума можно сойти, если только посудить, что таких людей может быть миллионы вокруг. И, пожалуй, им тоже нужно как-то выживать.. Вот они и принципы строят, амбиции специфичные селят в своих районах, идеи вкладывают. Учесть такие моменты, независимый человек теперь – это ребенок или взрослый? Есть между этими понятиями грань?

А если в действительности она по-настоящему есть, могу я учесть ту невеликую, потрепанную весьма, вероятность того, что общество настолько запуталось.. и так безграмотно дала определение двум терминам.. Что теперь каждый высокий – это взрослый, а каждый маленький – это ребенок. Что сейчас всякий свободный – это взрослый, а любой беззащитный – это ребенок?. И я когда-то был ребенком. Не помню, правда, точно, когда и где. Места, где я играл, не воспроизводят тех, должно быть, теплых, жизнерадостных, горячо ласковых воспоминаний о тех днях. Пусто.. Понимаете, ничего. Главное, подсядет какой-нибудь бодрый, но с виду хрупкий старичок, поговорить которому охота о детстве своем. Как тяжело кого-то встречал или провожал; не так важен контекст. Забавно, что если тяжело, то при любых обстоятельствах у человека могут крутиться примерно те же мысли, все то же направление идей. Вот этот старичок заговорит сначала про свой первый выученный стих в 4 года, потом ярко выраженные способности в шахматах в 6. Уже к девяти старик так встрепенется, что начнет казаться, не такой уж он и старый.

А я слушаю.. и думаю, так же ли было у меня? Так же ли все благоприятно и воздушно? Но я сильно не расстроился из-за моего забвения всех объективных деталей родного детства. Знаете, и я когда-то был ребенком. Чувствовал силу одуванчиков в своих венах (все равно, что я не знал, есть ли во мне вены, и что такие сосуды венами зовутся), не представлял значение алкоголя, не задумывался о запутанной логике самоубийц и других больных людей, был наивным, доверчивым, теплым и мягким. Да, и я когда-то бывал в детстве. Бессмысленный период. Я его даже не сильно запомнил, настолько незначимый. Вся эта острота ощущений, особенное восприятие мира..

Бессмысленно, жестоко, печально и грубо, раз каждый ребенок в своей жизни должен один раз, хотя бы этот единственный раз заплакать по причине своей остроты чувств. Когда-нибудь кто-то найдет мотив, выстроит способ и сделает тебе больно, а эта острота переживаний сможет только усилить принесенную боль, тем самым окружив тебя невыносимой для своего возраста тоской, беспроглядной безнадежностью. И абсолютно каждый случай будет вести ребенка либо принять боль, увидеть мир в его истинных тонах, иметь возможность рассмотреть его со всех сторон, либо притупить эту драгоценную остроту переживаний. Как ни странно, часто, очень часто, встречаются люди, относящиеся ко второй категории. Что касается меня, я пока сам не определился. Все походит на то, что я совершил выбор в пользу первого варианта. Зачем? Почему? С чего я так решил в тот момент? Хотелось бы согласиться на второе предложение, однако я не смог понять, как постоянно.. и в какой момент дети принимают подобное решение.

Знаете, и я когда-то пребывал в теплом нежном мире детства. Пока не заплакал от новых, острых и колющих ощущений. Маленький был, помню. Низкий довольно, щуплый какой-то.. и прическа дурацкая была. Плакал, плакал.. Слезы лились, и я утопал в них. Ни одного сухого участка на моем лице: то ли слезы на щеках, то ли сопли вдобавок. И больно, колюче, остро ощущалось внутри.

Чувства не притуплялись, давили на мою уравновешенную систему дыхания.

Мир вокруг был похож на картину какого-то неумелого небрежного художника. Краски полетели. Все еще текут, а никто не заметил проблемы. Рисующим все еще кажется, что картина получается. Мало того, почти будет готова. Атмосфера сохранена, мысль отобразилась, какие еще могут только быть возражения?

А я так и плакал. От меня уходили подальше, кто по каким причинам: чтобы плач не слышать или просто не мешаться поблизости. Все проходили мимо, уклонялись, хоть я и не был тогда самым опасным парнишей в своем квартале.

Так и плакал, пока не остановился. Слезы высохли, нос наконец задышал. Дыхание пришло в норму; краски только, честно вам говоря, остались внизу, промокшими и опустившимися на общей картине. После этого, как я сам считаю, мое детство закончилось. Началась моя взрослая жизнь. Теперь значительная, теперь хоть с какой-то сознательной целью при себе и ровными мыслями. Хоть и, признаюсь, с той же глубокой пылкой остротой ощущений, которую в настоящее время контролирует смышленая дальнозоркая боль.

Джеймс со скромным пристрастием вел разговор с каким-то условным лицом, которого, однако, исходя из своих мыслей, он знал крайне хорошо. Отчего-то Джеймс чувствовал всем своим внутренним миром и устоявшимися ценностями, что нужно обязательно что-то доказать этому лицу. Надо оправдать себя, почему он здесь. На постоянной основе мужчину накрывало нездоровое ощущение легкости, независимости и отчужденности. Будто всякий жизненно важный вопрос принципиально решался без его ведома. Мало того! Его не то что не пускали поучаствовать в решении и разборе какого-либо вопроса, все думающее напрочь отказалось даже как-то представлять, показывать единственному несчастному человеку это. Поначалу Джеймс ушел с головой в рассуждения о том, с каких пор и на каком основании всему миру стал интересен настолько эгоистичный на общественные проблемы, такой скучный любому встречному правительству житель непонятно какого города. Сомнения уровнем глубже дошли до него только спустя значительное время, когда в мужчину удивительным образом стали проникать все чаще детские ощущения, некоторые смутные, такие заманчивые воспоминания о детстве, которые в обычной жизни Джеймс вряд ли смог бы так детально и проникновенно описать для себя. Для других уж тем более, скажете. С каждым приобретенным нежным, детским чувством любопытства, печали, радости или страха он обострял все сильнее накал страстей и интригу ведущих полемик с этим поистине могущественным, наверное, условным лицом. Джеймс всегда знал его, но никогда в то же время не видел. В необходимый час нередко он обращался к нему, вынужден был договариваться с ним, однако ни разу мужчину не интересовал вопрос, с кем именно тот имеет дело. Конечно, вопрос чересчур непримечательный, стоит согласиться. Слишком хорошо для себя Джеймс знал ответ на него.

Сегодня происходил очередной бесчисленный случай незаурядных и неоднозначных бесед главного героя с этим лицом. В который раз приходилось обсуждать и поднимать донельзя важные и тяжелые темы, анализировать многогранные, неясно объяснимые словами проблемы. Иногда Джеймс даже сам порой забывал, из-за чего и на какую тему он вел настолько значимый разговор. Потом старые стойкие мысли проявлялись вновь, заставляя образовываться новым, более грубым и волнительным, и мужчина вспоминал: продолжительно бесконечный час Джеймс упорно доказывал и объяснял, по какой причине именно ему нужно еще какое-то время прожить на бурно оживленном свете, этом самом. Он уверял, что его роль пока еще не сыграна, что тот ничего еще не успел значительного совершить.. что не выбрался из гнетущей ямы депрессии и невыносимой тоски, чтобы действительно по крайней мере пожить день, как зачастую живут люди обычные, скучные и те, кто чуть занятней. Джеймс верил в то, что говорил. Он дивился своей искренности и твердо, целеустремленно добивал спор таким образом.

В какой-то еще один наступивший момент логического и чувственного противостояния мероприятие закончилось раньше обычного. На удивление каждому присутствовавшему был вынесен строгий окончательный вердикт: истинность высказываний Джеймса действительна. Сразу после главный герой успокоился, ведь беспричинные детские наводки и прочие расколотые эпизоды своей жизни пропали. Наступили снова ощущения объемного, увесистого груза на плечах, едва выносимой печали и ноющей тоски. Джеймс вернулся и постепенно входил тем самым в курс дела. Мгновенно открыть глаза не получилось, хотя уже с первой попытки мужчина ощутил небрежный, резкий и колющий свет, готовый разорвать его ослабшие органы чувств. Такие бойкие возражения через несколько осмотрительных секунд смягчились, исходящий откуда-то свет уже не казался таким негостеприимным и душным. В такт с глазами Джеймс пытался пошевелить руками, и так же, как и с органом зрения, поначалу по конечностям пробежала непривычная бодрящая острая искра, приводящая, вероятно, мышцы и нервы по всему телу в порядок, наводя на курс полной работоспособности. Где-то в стороне приглушенно, но очень энергично, одушевленно запищал какой-то аппарат. Джеймс в конечном счете все-таки открыл глаза, неспешно и осторожно. В самом деле, сомнительные отдаленные предчувствия были верны: это больница. В своем истинном типичном, повседневном облике. Главный герой лежал в весьма ухоженной, чуть ли не блестящей от чистоты палате с роскошным ассортиментом необходимой техники и нужных препаратов, предназначенных исключительно для одного пострадавшего. Больничная койка была на редкость удобной, в меру мягкой и твердой, неприятный осадок исходил лишь от его тела. Кратковременными ненавязчивыми волнами по всему телу проходила чуть давящая, на миг сжимающая боль. Вероятно, последствия какого-то более чем важного и серьезного задания. Первое время осмотра больничного помещения в глазах невнятно плыло, однако после нескольких сосредоточениях на определенных предметах зрение будто завело мотор, заработало заметно лучше. Волосы на голове чувствовались гораздо более взъерошенными, нежели раньше. Да и во рту пребывал терпкий специфический горький привкус с некоторыми нотами ржавого железа. Исходя из удивительной тишины и слаженной работы, наверное, целой больницы, учитывая, что, пожалуй, Джеймс находился где-то около реанимационного отделения, можно смело предположить, что клиника скорее частная. Если еще ко всему прочему добавить дисциплинированную чистоту и строгость исполнения своих задач самоотверженных остроумных докторов, клиника недешевая. В дальнем углу на отдельно отведенных стульях и за ними целом диване отменно виднелись четкие и немногословные человеческие силуэты, изрядно, должно быть, предпочитающие темные одеяния и привыкшие взаимодействовать с окружающим миром достаточно небрежно, даже с некоторыми проявлениями волюнтаризма. Не сказать, что эта компания мрачноватых силуэтов спала. Вернее дремала. И, видимо, последний остаток жизни каждый такой труженик именно дремал. На чистый и превосходный просто не оставалось времени! Хоть у каждого коллеги обязана быть какая-нибудь своя уникальная черта, не будем говорить пусть даже о некоей совокупности черт. И ведь надо сказать, под бликами приятно мягкого, немного тусклого солнца заметить в принципе можно: один светленький, блондин; второй чуть темнее, вероятно, имеет какие-нибудь латиноамериканские корни; третий, если вглядываться в его на редкость сдержанное, холодное и тяжелое выражение лица, должен быть самым ответственным и главным в этой образованной недружной и чуждой компании. Несмотря на вышесказанное, довольно непросто вычленить какие-то отличающиеся друг от друга детали характера или манеры поведения у каждого такого рабочего. Все выглядят одинаково опасными, на одном и том же уровне халатными, хладнокровными, и абсолютно каждый на самом деле одинаково красив и противен. Даже имена у всех подобных людей звучат примерно так же, Джеймс никогда не мог запомнить в лицо и по имени всяких таких, честно говоря, вообще не вдавался и не интересовался чем-нибудь таким, что могло бы оправдать глубокую внутреннюю скукоту его рабочего окружения.

Вот один из троих вяло и достаточно лениво приоткрывает свои глаза, машинально массируя рукой при этом свои брови, чтобы, может, видеть лучше; возможно, чтобы соображать ловче. Парень (молодой такой, ему дашь не больше 27-ми) оглядел взглядом целиком всю комнату, то ли выискивая какие-нибудь необычные новые элементы в декоре и оформлении помещения, то ли вспоминая былые теплые, прогрессивно гордые времена. На секунду в его лице Джеймсу показалась некоторая запуганная усталость, битые амбиции. Мужчина не знал, что именно могло дать лицу парня такой окрас в эмоциях. Наконец, процедура разглядывания помещения у того безымянного человека перешла к главному герою, товарищи все же встретились на некоей условной придуманной линии, подобно экватору, установили зрительный контакт между собой. Немая сцена, никто не знал, с чего начать, как продолжать тем более, и как вообще реагировать? Джеймс вопросительно оглянулся на проснувшегося человека, широко раскрыв свои глаза и уткнувшись в него чуть растерянно, но неимоверно спокойно. Сперва тот едва ли отвечал как-то, хотя бы тем же взглядом. Лишь удивленно и задумчиво смотрел в одну точку. В какие-то порывы мыслей казалось, точно ли на главного героя? Затем опомнился; хотел, быть может, что-то сказать, но с утра как будто механизм голосообразования заглох, выражать свои сообщения вслух никак не удавалось. Молодой человек резко встал и на немыслимой жизнеутверждающей ноте стал активно будить своих коллег, в процессе невнятно проговаривая их имена и какие-то побуждающие выражения. Четких слов было нелегко разобрать, слишком не привык тот юноша разговаривать всерьез и выражать свою позицию в простом словесном обличии. Зато эмоциональная подоплека выглядела занятной, даже местами смешной. Двое неохотно и возмущенно проснулись, уставились с тягостным презрением на своего коллегу, чуть ли не открыли рот со стремительным гневным обращением в его сторону. К моменту всеобщего великого пробуждения Джеймс успел немного приподняться с целью на долю лучше и шире иметь обзор больничной палаты. Широкие плечи главного героя и его впечатляющая убедительная щетина из жестких волос невольно и совсем невзначай бросались в глаза как что-то самобытное, особенно при боковом зрении. Выразительно обиженная беседа была моментально прервана тогда, когда те двое удосужились аналогично посмотреть в сторону лежащего пострадавшего. Узкий отстраненный зрачок поразительным образом сменился внимательным широким, первый умчался куда-то прочь из кабинета, как обычно выбегают известные профессоры с гениальным найденным открытием. Вслед первому понеслись все остальные присутствовавшие, заинтересованно и вдохновенно сверкая пятками. На какое-то не представившееся время стало тихо; издали, если затаить умело и настороженно дыхание, можно было услышать прогулочный стук холодного ветра о кристально чистые, широкие, воодушевленные окна палаты, через которые упрямым ходом пробивались слегка уставшие, блекло сверкающие лучи осеннего солнца. Джеймс растерянно осмотрел комнату еще раз в поисках какого-нибудь календаря на стене. Нашел, висел сбоку чуть левей и выше раковины, из которой, кстати говоря, неявно доносился аромат медицинского спирта и перекиси водорода. На датах светился конец ноября. Немного меньше недели осталось до наступления декабря, а ведь всегда с приходом зимы, в первые недели, начинается приятная суетливая беготня по магазинам, за подарками и новогодней елкой, и кафе вместе с предложением выпить с хорошим приятелем зеленый чай с сушеными дольками апельсина, какие подают в одноименном заведении где-то неподалеку, как помнится. Джеймс мог принимать апельсин только в высушенном виде и зачастую только в том месте. Предновогодние прогулки были единственной скромной отрадой мужчины, когда тот в действительности мог погрузиться ненадолго во что-то приятное и доброжелательное. После чего и снова, и вновь нужно было возвращаться к работе без толковых выходных и понимающих компромиссных ситуаций..

Рассуждения и тематически направленные ощущения прервал спешный многообещающий резкий заход в палату долгожданного доктора, судя по белому длинному медицинскому халату. Врач выглядел человеком среднего возраста, носил немного запотевшие от чего-то очки, имел ухоженную маленькую бородку. Может быть, борода и забота о ней была некоторым хобби для этого человека, способным разрядить и поднять настроение ему после длительного насыщенного буднего дня. С небольшим растерянным опозданием за главным врачом вбежал парень лет 19-ти в похожем прикиде, но без бороды и очков. Вместо этого у юноши были выделяющиеся большие выразительные глаза, четко и так подробно излучающие состояние недоумения, бурного удивления с мелькающими примесями искренней радости, если честно всматриваться.

– «Дж-Джеймс, вы проснулись.. как себя чувствуете?» – с первого слова на миг опешив, главный доктор спросил мужчину сдержанно и строго, пристально в это время рассматривая его внешние признаки состояния здоровья.

– «Шутка про то, что я выспался, будет актуальна?» – главный герой перед своим ответом сделал задумчивую приглушенную паузу, затем заговорил несколько язвительно и все же в некоторой степени устало.

– «Я к вам серьезен, Джеймс. Прошу, давайте разберемся в случившемся.. неутешительном происшествии!» – доктор поднял свой тон и стал говорить более смело, выразительно.

Джеймс чуть опустил голову, словно закрываясь от грозной суровой волны возможных режущих воспоминаний, нахмурился. Взгляд потянулся к плиткам на полу.

– «Тело незначительно все еще побаливает, будто получил синяк на всего себя. В остальном ничего убедительного или беспокойного..» – главный герой настроился на получение серьезной и значимой информации, приподнял голову, стараясь не избегать зрительного контакта с другими людьми.

– «Хорошо.. – собеседник успокоился, смягчился, – вы помните, кто вы, Джеймс?»

– «Меня зовут Джеймс Винтер. Мне 37 лет, работаю здесь.. Около 14-ти лет..».

– «Где вы работаете?» – назойливо и слегка неожиданно перебил мужчину доктор.

– «Компания ТриО Янг».

– «Чем занимается эта компания?»

– «Производит покрышки, шины.. предлагает услуги инженера народу».

– «Что это за компания, Джеймс?»

– «Это.. – мужчина нахмурился, взбодрил руками свое лицо, словно пытаясь не скрыться в личных бессловесных необъяснимых мечтаниях, – Организация».

– «Расшифруйте» – доктор не переставал задавать наводящие соответствующие вопросы.

– «Официально Ответственная Организация».

– «Чем занимается Организация?»

– «Представляет людям со специфическими нуждами за разумную плату ассортимент ядов, наркотиков, прочих запрещенных и непростых веществ, оружий.. Также занимается предоставлением услуг преследователей.. наемников» – голос Джеймса будто очевидно протрезвел, стал тверже и издалека, быть может, напористее.

– «Кем вы работаете в компании?»

– «Инженер-механик, занимаюсь машинами, техникой..».

– «Что вы делаете в Организации?»

– «Получаю задания».

– «Джеймс, что вы делаете там?»

– «Убиваю на заказ» – главный герой сказал данную фразу, стараясь мысленно не сорваться и не признать вину чуть ли не всей своей жизни, рассказать про исход каждого заказа в скудной томной жизни

– «Вы помните свой последний заказ?»

– «Я.. – Джеймс остановился, его мозг почти полностью был увлечен корректным логическим построением последних произошедших событий, – был отправлен убить политически ценное звено в жадной упорной схеме высоких планов?»

– «Мудрено, можете более ясно описать?»

– «Я не помню.. последнее время меня отправляли выслеживать персон, чьи идеи угрожают развитию и карьере Организации.. Но я не могу ухватиться за что-то, чтобы определить уникальность последнего задания».

– «Жалко слышать» – произнес доктор несколько отрывисто и скорее надменно.

Затем собеседник, который во время разговора на пару шагов приблизился к главному герою, вновь отдалился, повернулся лицом к выходу. Собираясь уходить, он на мгновение остановился, частично переступив порок помещения.

– «На последнем задании вам нужно было устранить Биэджино Флоретти.. При непосредственной встрече и взятии Биэджино, он что-то вам передал, застав вас врасплох. Лучшего наемника в штате! – говорящий так возмущенно и презрительно выражался, словно не мог поверить в собственные слова. – Затем молниеносно достал пистолет, выстрелил вам в плечо, после чего спрыгнул с здания. Флоретти мертв, а нам представляются важными слова, которые он передал. Надеюсь, Чарльз займется определенными процедурами, которые помогут вам встать на ноги. А меня лично волнует то, что повредили ваше плечо, а травма получена в области головы. Либо кто-то до пересечения с ним вас ударил, либо, что еще загадочней и интересней, совершил это после. Благо, вы пролежали без сознания относительно недолго, около 2-х с половиной недель. Пропустили разве что Хеллоуин».

Доктор в задумчивости ушел, оставивь после себя напряженное послевкусие, только медицинский халат пару памятных секунд, играя, взаимодействовал с ветром. Тут же вслед за ушедшим врачом исчез и второй, молодой человек без имени. Печально думать, что причину его потрясающего удивления на лице придется выяснять самому в настолько широком и неоднозначном мире.

С тех пор время начало нестись как-то иначе. В каждой пройденной доле секунды появился свой бешеный, невероятно серьезный и трепетный смысл. И последующая вступившая в силу суть, истина создавали, переплетаясь друг с другой, занимательный образ задачи, которую непременно нужно когда-нибудь осилить, решить. Джеймс ждал представления ощутимой задачи в наблюдательной тишине и любопытных отдаленных догадках, что будет далее. Через какой-то недолгий промежуток времени в палату ворвалась скромная, но бойкая и профессиональная группа врачей. Кто-то выбрал для себя белый медицинский халат, на ком-то наблюдался и голубой. Где-то в углу пролетел даже розовый, интересная загвоздка; наверное, женский прикид, хотя вполне подошло бы и мужским оригинальным цветным предпочтениям. Джеймса попросили встать. Никто не заставлял мужчину после длительного пребывания в постели сразу блистать здоровьем самому, ему помогли в процессе, чтобы ненароком в какой-нибудь незаметный бок не упал, не свалился. В пределах пары минут главный герой в некоторой мере размял конечности, весь организм взбодрил в целом: пару раз встряхнул руками, попрыгал несколько раз с ноги на ногу, сгорбился, после вновь выпрямился. Может быть, с какого-то ракурса было похоже на элементы специфического стремительно развивающегося волнения или чего-то похожего по аккуратно настороженному характеру, однако по крайней мере внутри Джеймс чувствовал себя явно лучше. Постепенно в его голове начали пропадать сомнения насчет насмешливой потери ловкости и грозности сил после такого таинственного примечательного недавнего поручения. Частная клиника хоть и была требовательно дорогостоящей, однако находила приличный процент жителей данного города, кто не прочь стать пациентом, пусть и за свою собственную плату. Вероятно, какую-то важную роль в авторитете и

привлекательности госпиталя сыграло его больно удобное местоположение в центре населенного пункта. Создавалась история типичного рабочего дня в больнице, должно быть, это была пятница, как заметил в том календаре на стене Джеймс. Возможно, уже суббота, бумажные информационные заметки не так точны в своем исполнении, хотя надо отметить, что в такое время большинство уважающих себя заведений в любом случае в определенных моментах предпочитает бумажное электронному. Зачастую ответственные и управляющие лица подобных высоко оцененных мест сообщают о грамотном распределении средств, трезвой оценке вещей вокруг, что изъявляют желание принять участие в развитии определенной идеи. Качественная электронная техника нужна там, где будет считаться уместной, примерно так всякие такие лица и отмечают. Многое в жизни, приходит мысль, строится на подобной великой утонченной мере. Уважать и отстаивать, терпеть и упираться, решать и ждать, забирать и давать шансы.. Тонкая резвая грань успеха, понимания и принятия всей жизни, которая позволит уметь радоваться пустому и пустяковому, воспринимать то как гениальность. И почти постоянно, как странно.. Почти что всегда становилось так грустно от таких рассуждений. Логическая, условно достижимая цель, которая вполне является возможной, стать счастливым и понять все, что долгое время многих тревожно и незабвенно мучило.. В душе возрастала неясная бушующая волна тоски и печали, будто, не являясь счастливыми и понимающими в полнейшей мере всякую грань вселенной, мы дотошно знаем структуру этой самой утонченной грани.. и прекрасно осознаем ее условие выбора, что в самом деле приносит боль в том или ином результате событий. Всегда многие этак направленные думы вели к такому выводу, что нужно стать невозможно несчастным, чтобы иметь возможность становиться невероятно счастливым. Тогда в голове наступала череда беспокойных суждений, о той ли жизненной границе идет речь.. И, раз делать полученные мыслительные аргументы справедливыми, счастливы ли на самом деле те люди, которые нам все это воспроизводят в убедительные возгласы.? Вероятно, говоря о грамотности и трезвости взглядов, они имеют в виду не жизнь как таковую, а личную уникальную позицию в этой самой жизни. Что перед тем, как начать изучать и анализировать жизнь, стоит начать с анализа и внимательного осмотра своей позиции в жизненном механизме, потому что знание своей позиции позволит не только знать основные положения целой жизни, но и позволит иметь право голоса, выбора и вообще право действия в своем философском смысле. Всегда мне было забавно думать о том, что, каждый раз отдавая аргументам и фактам справедливость, я наблюдал за тем, как она же в скором времени лишалась у остальных. Ловкая, хитрая смена фокуса, будь она в театре!

Джеймса без очередей бесповоротно и вынужденно с особым упорством пропустили ко многим врачам по порядку для общего осмотра и скорейшего действительного оформления выписки из больницы без положенной возможности уделить несколько дней лично на реабилитацию, восстановление. И мужчина глубоко в душе знал, почему, не так сложно ему было вспомнить о своем положении, что заставляет остальных влиятельных лиц обращать объемную долю внимания в его сторону. Работа Джеймса особенно сосредоточенно ценила лучших. Как известно, главный герой являлся именно таким, казалось, с самого начала его появления и выражения способностей в том озадаченном месте. Многие кратко, где-то даже наглядно для себя уяснили, что, главным образом в отношении лучших, работа не оставляла ни единой свободной, раскрепощенной, вольной минуты, если лично не считала необходимым. Пока внутренний стержень выдерживал, и человек выполнял задания успешно, качественно, восхитительно.. Организация охотно займется досугом и полезным времяпрепровождением данного рабочего. Но в случае с Джеймсом все обстоит куда сложнее и интереснее по многим причинам. Во-первых, за уважаемо долгий период службы мужчины, доверия Организации, целых и честных 14 лет отдачи работе важной части своей жизни, та не могла в ответ взаимодействовать с преданным работником чересчур грозно и презрительно. Люди стали договариваться о некоторых уступках, снисхождении со стороны Организации. Во-вторых, если быть честным, ответственные за данное многозначное заведение лица на самом деле приняли Джеймса еще раньше, познакомившись с ним в тот период, когда тот был только подростком. Воспоминания о духовном и умственном развитии главного героя, проявлении его способностей, принятие участия в воспитании бывшего юноши никак не давали Организации полностью объективно оценивать иногда возникавший спорный результат выполненного задания. Она не могла терзать и больно угнетать за вовсе проваленные сделки, потому что по большей мере видела в них прежде всего какие-то свои ошибки, ведь кто так непосредственно, так искренне обучал юношу одерживать победу в подобных условиях?

Джеймсу довольно оперативно и профессионально, в некоторых местах дотошно, провели осмотр. С сердцем все отлично, с легкими терпимо, органы чувств развиты хорошо, ощутимо ярко. Кожа суховата, однако многие люди переживают типичные бытовые проблемы, живут с подобным моментом. Нервная система временами дает разочарованные печальные сбои в виде безвольной усталости и депрессии, но конкретно этим вопросом активно и инициативно занимается мистер Фредерик, Чарльз Фредерик, их местный психиатр, выкладывает свои знания и умение на полном уровне исключительно Организации на данный момент. Анализируя и тщательно рассматривая случай с головной травмой, конечно, медицинские работники выявили некоторые недомогания легкой степени, возможно, вызванные каким-то жестким стремительным ударом обо что-то неприятное, отталкивающее во всех смыслах. Потерянно, но застенчиво заявили о том, что, скорее всего, крохотная амнезия на последние события может быть следствием или побочным эффектом данного приключившегося примечательного удара. С легкими, в принципе, тоже все прозаично и логично выглядит, почему все не так красиво.