Текст книги "Неделя до конца моей депрессивной мимолетности"

– «Без волнений, мой друг. У сильных впечатлительных качеств есть одно общее свойство – непостоянство. Или, например, постоянная нужда в пятиминутной передышке, помнишь эту тонкость? На волне первых впечатлений ко второй я вряд ли доберусь, потому что сильно нуждаюсь в смене обстановки. Непостоянный такой вот» – главный герой любезно в завершении попрощался с Феликсом, ловко оборвал звонок.

Через полчаса свободолюбивых вдумчивых широких шагов по улице Джеймс наконец подошел к тому месту, расписание которого так жаждал узнать по последнему телефонному разговору. Данное помещение для светских встреч являлось подвальным, разумеется, арендованным. Оно находилось на углу родной улицы, скромно и условно разграничивая пересекавшиеся остальные оформленные дороги. Взятая для работы площадь на самом деле не наблюдалась ощутимо обширной, там главный герой едва насчитывал 4 соединенные воедино жилищные комнаты, простые квартиры в домах. Исходя из этого, приятным моментом в противовес служили сравнительно низкие цены на алкоголь, кальяны, мексиканские классические чипсы с гуакамоле в конце концов: они были практически в полтора-два раза ниже тех, какие наблюдались на центральных улицах и исторических площадях в городе. Однако Джеймс не смотрел придирчиво на цены, с момента начала развития успешной карьеры мужчина был вполне обеспечен, что получил в какой-то момент возможность выбирать более качественное, нежели более доступное крупному кругу населения. «Клубоголиками» Джеймс со своими знакомыми называл их так потому, что заведение работало фактически круглосуточно, однако имело в то же время некоторую театральную подоплеку. В связи с постоянной необходимостью зарабатывать любым придуманным путем деньги рабочий коллектив полностью взял на себя инициативу днем представляться прохожим в качестве дискуссионного клуба на всяческую заданную тему, что-то вроде продвинутого эксклюзивного анти-кафе для диссидентов или каких-то посредственных персон, а ночью же место превращалось в самый настоящий ночной клуб. Небольшие габариты помещения ничуть не помешали какой-то востребованности среди местных жителей или приезжавших гостей. Ребята работали сменами: более начитанные и смущенные выполняли свои обязанности днем, более смелые и строгие в свою очередь занимались этим после захода солнца. Джеймс достаточно хорошо знал и первый рабочий набор, и второй. Надо сказать, что так было взаимно, весьма. В выдавшиеся свободные несколько часов или в хаотичные бесцельные выходные главный герой старался попасть именно туда, потому как отчего-то данное место содержало в себе нужную обстановку и атмосферу для того, чтобы немного наш товарищ вздремнул. Искренне так и любя. Ощущения некоторого чувства выспавшегося организма являлось одним из немногих жизненных аспектов, которые хоть как-то будоражили великую депрессию Джеймса и заставляли усомниться в ее нескончаемой мощи. Только после знакомства с этаким клубом главный герой отчаянно, с неубиенной теперь надеждой слабо, но верно держался за мысль, что у всякого момента обязано быть логическое завершение. Ведь даже какая-то Столетняя война, которая многим ее участникам казалась абсурдной, безумной, бесконечной, закончилась на определенной здравой ноте. Смущало лишь Джеймса в особо тягостные времена то, что, возможно, в таком случае: запущенном, самоуверенном – сможет поставить точку уж смерть. Клубные ребята уже давно пометили мужчину как некоторого постоянного гостя, они прекрасно знали о его молчаливом намерении вздремнуть здесь. Никто совсем этому не противился, напротив, старались создать более комфортные условия для того. В знак своего почтения и глубокой благодарности Джеймс всегда пытался что-нибудь купить из напитков и прочего предлагаемого ассортимента. Если настроения что-либо потреблять не было вовсе, тогда главный герой попросту оставлял после себя достойной суммы чаевые на близлежащем столике.

Заходя в клуб в этот раз, развязно спускаясь по ступенькам, относительно шумно шаркая вместе с пылью и мелкими бетонными сыпавшимися камнями, Джеймс чуть ли не впервые, как он сам у себя в голове обозначал, собрался так много провести времени там. За распахнутой дверью поначалу в ответ донеслось занятое увлеченное молчание. Вскоре навстречу гостеприимно вышел один из персонала, улыбчиво поприветствовал гостя. Предложил найти место для Джеймса, но тот добровольно отказался и выбрал сам: где-то незначительно далеко от основного места действия в плане всевозможных горячих обсуждений и страстных полемик, в приглушенном темноватом спокойном углу на диване, составленного формой буквы «Г». Для экономии мест мягкие, приятные на ощупь диваны размещали исключительно возле стен, в остальных случаях устанавливались прочные элегантные широкие деревянные стулья. Не все, правда, были с кожаной подушкой в дополнение. Хотя посетители на удивление непосредственную симпатию выразили скорее к грубым, жестким стульям, нежели наоборот. В какой-то стороне находилась впечатлявшая внушительная территория бармена: стойка, простые попавшиеся стулья без спинок, надежные притягательные полки с различного рода напитками. Классика жанра пастельно и интересно переливалась в экспериментальные непопулярные виды спиртных угощений по типу Минту, Кальвадоса, Егермейстера. В свое время Джеймс пробовал ради незатейливого любопытства и не такое и, по правде сказать, не всегда ему охота верить в то, что какие-то алкогольные предметы интереса считаются какими-то непопулярными или безызвестными так вовсе. Помимо нескольких кофейных хороших столиков для простых легких закусок на стену повесили просторный плоский телевизор с решительной целью показывать по настроению либо спортивные какие мероприятия, либо же музыкальные новинки этой жизни. Посередине общей комнаты уделили внимание хотя бы немного пустому очищенному месту с неплохим потенциалом для проведения танцевальных поединков (и не такое случалось в том клубе) и всякого такого прочего. Днем же, если собиралась яркая самобытная компания, туда относили пару кресел-мешков и маленький пушистый теплый коврик, чтобы смягчить хотя бы в психологическом плане стремительный пыл.

Сегодня таковой предмет мебели был найден в центральной зоне, на них слегка напряженно сидели 4—5 человек, заинтересованно следивших за ходом общей беседы в группе, пара людей отстранилась до ближайшего столика, но тоже принимала какое-то участие в разъяренном, но интеллектуально поражавшем разговоре. Время от времени компания оплачивала то ли сгоряча, то ли от хорошего настроения приличную дозу пива, к вечеру постепенно сменявшегося на вино. По словам мимо проходившего знакомого молодого бледноватого официанта в очках: неторопливо собрались еще с утра, начали неинтересно с крепкого чая.

Джеймс аккуратно разложил ноги на диване так, чтобы подошва с улицы минимально задевала нежные участки мебели. Опустил руки непроизвольными движениями, прислонил удобно спину к спинке, устремился взглядом к людям, так точно и примечательно освещенных. Попросил бутылку хорошего коньяка, желательно чуть больше, чем карманных и маленьких размеров. Он смотрел, несколько отстраненно, забывчиво, но не без интереса. Захваченная гениальная мысль, ее страстное раскрытие, любвеобильное понимание со стороны собеседников.. многое в этом месте в каком-то смысле умиротворяло Джеймса, способно было его осчастливить. Пускай это счастье капает в разбитую вазу, из трещин которой своевременно все вновь выливается. В какой-то момент пара действительных слушателей вдалеке его заметили, доброжелательно приглашали принять участие в разговоре, но главный герой с теплой улыбкой мягко отказывался. Ему все сильней становилось сонливо и слабо. Организм исподтишка давал знать, что очень хотел бы упасть в сон. Быть может, буквально. Джеймс охотно слушал ход разговора, иногда отвлекаясь на свои мысли. Зачастую свои темы в голове возникали из-за цепкой идеи, выраженной где-то там, в коллективе. Наш товарищ ее брал, критиковал или интересовался, оценивал свое отношение к надуманному, разворачивал, развивал дальше; все время что-то такое он доводил до величественного, изобретательного, самобытного. Это частично могло объяснить, почему в большинстве случаев Джеймс наедине с собой мог получать тот же фрагмент удовольствий, какой люди обычно склонны принимать именно во время разговора, общения с кем-либо еще. Проблема заключалась в том, что мужчина устал. И уже ни от людей, ни от себя он не ощущал тот самый независимый беззаботный прилив сил и спокойствия, как у него происходило ранее. Тем не менее основа если и разрушается, то всегда не полностью или под самый конец. В данном случае основой этого нетипичного механизма души у Джеймса являлось то необычное, но такое глубокое чувство прозрения и миролюбия при какой-либо людской деятельности.

Постепенно глаза закрывались, главный герой с какого-то момента перестал следить за внешними изменениями в социуме, жизни. Он целиком погрузился в себя, свою среду, природу, мысли. На редкость внутри чувствовалась та искренняя бесстрашная атмосфера, какая скрывалась в досадной тьме огромное количество времени. Будто бы вдали был услышан легкий стул чего-то стеклянного о дерево, полированное и твердое. В голове мимолетно, едва одеваясь в слова, проскочило: вероятнее всего, поставили коньяк. После данных умозаключений Джеймс практически полностью отрубился, можно и так сказать, уже в тот момент наиболее ясно установив контакт с самим собой с высокой возможностью монолога. Тревожные домысли насчет того, что дорогой алкоголь могут утащить к тому времени, как помещение перед своим желанным отпуском превратится в ночной клуб, не сильно напрягали мужчину. Он преданно был уверен, что персонал никогда не допустит этого. Ни при каких обстоятельствах.

Началась в каком-то еле слышном углу беседа. Два донельзя знакомых собеседника, одна волна ощущений, но такие разнообразные скачки рассуждений. Говорят, когда человек разговаривает сам с собой, это развивает мышление. А что, если это не разговор, а мысли вслух? Тем самым, логически все скомпоновав, можно задать вопрос: мысли вслух ничем не похожи на разговоры с собой? Человек у себя в голове не разговаривает разве с собой? И я вам опять же скажу, что здесь так легко спутать тонкие грани общего определения. Человек создает в своей голове тот распорядок подачи мыслей, формы внутреннего голоса, что это может быть далеко не разговор, а какой-нибудь отчет, график.. Но мышление в любом случае будет развиваться. Так вы скажете. Различимы в данном случае лишь оформление и мыслительные приоритеты в жизни, заключенные путем внимания, способностью и складом ума.

В разговоре с собой собеседник задавал все те же вопросы, Джеймс отвечал каждый раз по-разному, но все время вкладывал одну и ту же суть в свои высказывания. Слушавший надменно обронил предположение, что главный герой наивно считает: так возможно решить проблему? Изворотливость, думается, качество не бесполезное, пригодится в определенных моментах, но оно ли так необходимо сейчас Джеймсу? Оно ли является истинным средством достижения разгадки смущавшей тяжкой проблемы?

Джеймс судорожно отбивался, защищал себя, как он сам считал, от себя самого же. Правда, в какой-то момент мужчина точно запутался с тем образом, который его время от времени встречал в сознании. Это его душа просит о помощи или попросту сходит с ума, раз рисует каких-то других, но похожих собеседников? Нет, если вариант с сумасшествием корректен по тем или иным меркам, это все равно значит лишь только, что мозг не нашел никакого другого решения затяжной задачи, кроме как создать вторую, более прогрессивную и дальновидную личность.

Джеймс упал, неясно, куда. Но и это не имело никакого значения. Он почувствовал себя нестерпимо одиноко лишь по той причине, что никак не мог добраться хотя бы до какой-нибудь надежной скрепки. Ему страшно думать о всяческой замене собственного разбитого характера. Это можно расценивать как полное поражение. Но это сущая неправда! Они не имеют права! Даже притом, что главный герой не раз угрюмо задумывался о белом флаге, подставлял к горлу уважаемый страдальческий револьвер, это совсем не означает, что он сдался вообще. Напролом этак. Нет, никогда!

Но ужасно тяжело. Нужно время: посидеть, прострадать, загрустить, подумать, что и как с этим делать дальше. Что внести такого уникального и бесценного в завтрашний день, чтобы только лишь не проиграть. Пока что игра есть некоторый прототип смысла жизни Джеймса. В настоящем смысле он сравнительно недавно запутался, чрезмерно был занят проблемой душевной трещины.

Интересно, куда ведут шаги? Иногда так посмотришь, удивишься: ведь да, именно шаги преодолевают ступени. Твой разум является хоть и главным, но не целым инструментом для того, чтобы поднять ногу и опустить ее на уровень выше. Мало решительно и храбро думать о шаге, должно хватить ума и воли сделать сам шаг. В любом случае опускать станет проще. Главное, задать направление, передвинуть. Наверное, сам процесс падения уже на ступень выше стоит считать одним из самых интересных во всей системе. Ведь всегда кажется, что внизу какое-то непроходимое утопленное дно. Нет, кто бы знал, что при падении можно упасть все равно на что-то высокое? Лишь бы не поехать к действительному бесповоротному дну. Во всяком случае нередко замечалось мной, что каждый раз при ходьбе человека преследуют одни цели и задачи, а шаги – совершенно другие, более последовательные и разборчивые, находчивые.

Джеймс ненароком в полете внутреннего разговора тяжело приоткрыл глаза. Казалось, в самый зрачок остро устремились яркие лучи дискотеки. Судя по всему, дневная компания ближе к предпринимательскому перевороту сменилась новым, более отпетым и развязным.

– «Неужто все происходит так быстро..» – главный герой осторожно, но как-то невыносимо приметил данный факт.

Помещение погрузилось в мелодичную игривую несерьезную темноту, рабочий коллектив клуба частично сменился, однако Джеймс в любом случае узнавал недавно пришедшие лица. Правда, насколько недавно они могли бы прийти. Мужчина посмотрел на часы, они строго показывали время около половины первого.

– «Снова..» – главный герой расстроенно уткнулся взглядом в стоявший рядом нетронутый коньяк.

Кто-то поставил рядом еще специальный для напитка стакан, выполненный, такое ощущение, из какого-то фирменного стекла. Блекло, но несколько привлекательно на нем виднелось название компании, выпускавшей данную стеклянную продукцию.

– «Не прошло и недели после моего длительного сна в больнице.. Мой нездоровый график снова дал о себе знать? – Джеймс безнадежно и беспросветно размышлял об ужасе своего состояния, его губы слегка дрожали.

– Насколько я обречен?»

Когда он бывал в ночном клубе, в своем тихом уголке с точно ярким видом на танцы где-то в центральной свободной зоне, ему приносили всегда искусно стеклянный стакан с дорогим коньяком. Иногда вместо последнего предлагали виски, егермейстер, но исключительно качественный вид. Когда в непримечательном стакане оставался по большей мере лед, а остатки крепкого напитка лишь добавляли оттенок алкоголя в образовавшейся воде, Джеймс думал о том, что он мог бы.. сломать, разбить, расколоть стакан. Но постоянно после этой идеи навстречу шел аргумент, что осколки замахнутся на кожу. Что даже может пойти кровь, слезы. Кто еще что увидит? Так, наверное, всегда:

разрушая, разрушаешь; пытаясь избавиться, освободиться, все равно проливаешь кровь. Вопрос главным становился: Куда и чего ради?

Мужчина растерянно взял стакан в руки, с неопределенным любопытством стал крутить его в руках, каждый недоразвитый его бок рассматривать, на самом деле в это время пребывая в совсем других проблемах и мыслях. Лед почти растаял, его положили сравнительно давно. Время выходит. Что же такого ты сделал выдающегося и полезного за истекающий период, Джеймс? Ты разве все еще мертв внутри? Не оживешь даже в убиенные минуты?

Джеймс в ужасе совсем бесшумно и аккуратно поставил стакан обратно на стол. Задумчиво и медленно встал, по пути привычно умелым путем захватил бутылку алкоголя. Выпьет по дороге, где-нибудь когда-нибудь еще, когда появится должный повод. На выходе он повстречал некоторых из пришедших на ночную смену рабочих. Молодой парень с заметно мягкими и доброжелательными чертами лица сочувственно посмотрел на главного героя, казалось, всеми душевными метаниями пытаясь помочь. Но пока без успешных вариантов. Джеймс непроизвольно прочувствовал это состояние в юноше, его лицо стало еще более отвлеченным. Мужчина грустно улыбнулся, тепло попрощался с клубом. Пожелал чего-то светлого и радостного в надвигавшемся их отпуске. Напряженно вышел на улицу.

Темно, потрепанный, родной, лишенный должных ночных фонарей район. Дом Джеймса находился примерно за единственным, но весьма длинным рядом жилых зданий. Вокруг ни души. Странно, обычно ближе к ночи просыпались мелкие торговцы наркотиками, оружием. Банды посылали своих разведчиков изучить территорию соседей, проанализировать их дальнейшую стратегию: дипломатического будь то или воинственного характера. Может быть, главный герой в какой-то неясно недавний момент перестал замечать всякого. Его чувства обострялись, наш друг вот-вот чувствовал, что произойдет апогей. Этого нужно избежать, спрятаться, снова сыграть маленького беспомощного ребенка без надежного будущего. В первую очередь будущего психического плана. Противно так или иначе доводить до конца полные варианты возможного развития души. Суицид или выпрошенное убийство в связи с резким выбором образа жизни? Еще отвратительнее ощущалось, когда все продумывалось дальше. Сознание доводило всякий возможный вариант, задавая значимой точкой отчета сегодня, до своего убийственного конца. И почему же снова безнадежность?

Джеймс разочарованно насупился, с каким-то внутренним надрывом рванул в сторону своей квартиры. Скорее к лекарствам, скорее к помощи, скорее к решению проблемы, ее исчезновению.. Или хотя бы имитации пропажи.

Имитации..

Ветер плавно переходил в неприятно холодную атаку. Главный герой всерьез стал отмечать подобные впечатления от погоды, хотя прежде никогда не жаловался на холод. Наоборот, это было лучшее, Джеймс получал искренний экстаз от наплыва циклона на город. Неспешно мужчина дошел до более или менее освещенной улицы. Снова никого. В чем проблема? Неужели и вправду здесь он был один? Один..

Джеймс прислушался. Кажется, беспокойным толковым шумом приходился женский голос. Девушка, она.. не то чтобы кричала. Однако наемному убийце впредь удалось прочувствовать все оттенки ее страданий, горя, боли.. отчаяния. Очевидно, беда состояния приключилась с ней именно тогда, когда случилась встреча с кем-то ужасным, нестерпимо жутким. То есть сейчас. В мужчине поднялся дух, он почувствовал резкий прилив уверенности в себе, тревожности, чуткости. Но все такой же какой-то потерянный и несобранный Джеймс кинулся в сторону голоса. Он бежал, рвался, крепко сжимая бутылку коньяка в своей руке как потенциальное оружие, напрочь забыв про спрятанные профессиональные ножи у себя в брюках. Дыхание почти замерло, вынужденно давая о себе знать при беге. Двигаться он стал все громче. Шумные бессильные ритмичные выдохи при быстром темпе превращались все более в какие-то несформированные сдавшиеся плевки. Девушка продолжала тихо плакать от боли. Почему никто не слышит? Где она? Невозможно, чтобы такой пронзительный крик о помощи, и никто не сообразил, не задумался? Где же все? Почему так пусто? Как и в душе. Джеймс растерянно сбавил ходу, прислушиваясь к голосу все сильнее. Девушка была везде; звуковые волны, доносившиеся от нее, хаотично и небрежно мельком меняли свою геолокацию. Мужчина не переставал дивиться, он продолжал твердо и отзывчиво ее искать. Хотя бы в мыслях. Джеймс остановился окончательно на каком-то на удивление хорошо освещенном перекрестке, почти в самом его центре. Не мог должным образом прислушаться, предположить, какую дорогу выбрать, что смогла бы привести к той девушке. Что это за перекресток? Как далеко он от дома? Где вообще Джеймс находился? Зачем он тут был? Дороги были ярко сровнены с тротуаром, здесь не было никаких условных обозначений, знаков. Один асфальт под ногами, четыре мрачных дороги вокруг, один человек. В меланхоличную мелодию девушки вдруг вмешался едва уловимый, щемящий и напряженный, мужской голос. Странно было определять, устанавливать его характеристики. Эта музыка почти не слышна, вообще возможна ли в своем исполнении? Почему Джеймс это слышит? Не говоря ни слова, окутывая жалобной связывавшей атмосферой, мужской голос жестоко и самоуверенно заявил: дама будет в опасности, будет каждую секунду страдать, пока главный герой будет безнадежно искать, потерянно кидаться на какие-то бездарные подсказки. Ее не спасти, так нельзя по условиям. Джеймсу придется принять ее ежедневные страдания из-за него же, попытаться смириться и жить с осознанным трепетным фактом. После чего все послушно затихло, изредка перебивалась по дорогам городская пыль. Ночь, вероятно, самая ее середина. Джеймс, силой сдерживая горестные гнетущие слезы, упал на колени, несчастно склонив на них свою голову и прикрыв сверху руками. Знаком этот момент? Узнаваемо то чувство, мой дорогой друг? Состояние безысходности в непреодолимо расплывавшейся ситуации. Посреди безлюдного, блеклого, монотонного перекрестка. Один. Без помощи, поддержки, защиты. Голый, совершенно. Безоружен. Всегда обязанный страдать за все ошибки, которые не были сделаны на самом деле Джеймсом. Лишь потерянное отчаянное мановение желания жить. Осталось ли сейчас? Родной приятель, насколько важна тебе твоя жизнь? Какова роль этой неразгаданной боли?