Текст книги "Carnival of rust"

4
Император

Влад шумно ввалился в тесную прихожую, наполнив её ароматом резины, озона и близких дальних странствий. Резиной несло от скафандра, который он тайком унёс с базы, чтобы показать родителям. «Похвастаться, – ввернул Ребёнок в голове Максима. – Как всегда, тебе по праву первенство дано, а я в семье лишь нерадивый младший22
  Юлия Черненко (Graurock) – Братское


[Закрыть], хоть и разница у нас с тобой всего семь минут…»

– Померить можно? – с озорной улыбкой отмочил отец.

– За две минуты уложишься? – хохотнул Влад. – Я ж засеку…

Стремительным движением Флин запрыгнул в длинные штанины и резко наклонился вперёд, на миг уподобившись волку в овечьей шкуре. Несколько секунд борьбы с непослушными рукавами – и отцова седеющая голова уже в ударопрочном аквариуме гермошлема, а в воздухе звучит короткий взвизг застёгиваемых молний.

– Аоато аа-ю, – смеётся Флин, пытаясь приподнять заклинившее забрало, и когда Влад снимает блокировку, выдаёт ему повтор, – коротковато, говорю… Оль, иди сюда, тебе в самый раз будет.

– Как бы он после меня в пятой точке по швам не лопнул, – прибедняется мама, напрашиваясь на комплимент.

Дом, милый дом.

– Ну, а ты как? – вложив в голос максимум тепла, чтобы, не дай боги Сети, брату не померещилась издёвка, спросил Влад Максима. – Над чем сейчас работаешь?

– Да так, мелочи, – выдохнул Макс. – Семантическая прога… Начальник предлагает писать кандидатскую, говорит, тема – огонь, нельзя упускать момент…

[Спасибо, что хоть о детях не спрашиваешь, братан.]

– А, ясно, – интерес у Влада пропал едва ли не быстрее, чем появился, и эта коломенская верста с характером электровеника переключилась на собственную мать, которая как раз зашла в комнату, неся на вытянутых руках увесистый пирог с апельсинами и корицей.

– Нет, мама, с собой я его не возьму, иначе взлёт отменят из-за перегруза.

Ольга звонко рассмеялась, Флин прыснул в кулак, и даже Макс улыбнулся удачной шутке старшего брата.

«В конце концов, он не виноват, что ты такой нелюдимый и скучный, – назидательно произнёс его внутренний Наставник. – Чем круглый день сидеть на месте и сравнивать себя с другими, выбери вектор и работай над собой…»

Вектор.

Вебер.

Выбор.

Улыбка на тонких губах Макса застыла, схватившись хрупким льдом первых заморозков.

Почему у меня не получается быть таким, как ты, дедушка? Да, я уже не застал тебя в живых, твоё имя увешано цветными ленточками легенд и мифов, но, даже оставив в стороне весь этот эпос, я смотрю на собственного отца и могу представить, каким ты был, понимаю, что такое настоящая пляска на Нейтрали во имя Симметрии. Не было бы её – мы с братом дрались бы за право первенства каждый день и час, настолько мы непохожи, но ты сумел вырастить нас товарищами, готовыми в любой момент постоять друг за друга, отбросив мелочную шелуху повседневности. Не было бы культа Баланса и Принятия – и ты проклял бы либо семью, либо работу, либо друзей, потому что одно-другому-третьему порой мешает, ещё как мешает. А ещё ты умел делать настоящий Выбор, дедушка Крис. Папа тоже умеет. Даже брат вон умеет, а я…

А я всего-то и смог, что загнать свои поезда на две тупиковых ветки по маршруту «Кай» и «Тома», беспечно повторяя в пути твою мантру «Одно другому не…» Мантру, которая не более чем пустой звук, если не сумел пропустить её серебряной нитью сквозь сердце, разрезав его на столько частей, сколько требуют те, кто тебя любит.

– А правда, сын, – голос Флина раздался вдруг над самым Максимовым ухом, – защитись ты, пока предлагают. Выгорит – не выгорит, это уже второй вопрос, так хотя бы учебную отсрочку получишь от…

– Да знаю, знаю, – с плохо скрываемым раздражением пробурчал Макс, прикрыв глаза и мотнув головой, чтобы отогнать прочь стихотворную кавалькаду вариаций на тему «ветер – Вебер – выбор – Выборг – киборг…». Поэзией не заработаешь, а на работе ему и так приходится прогонять через себя грузовые вагоны слов, вот, даже на элементарное общение с близкими уже сил не хватает…

Цветные пятна под уставшими веками программиста лениво побродили из стороны в сторону, а потом слились в звёздное скопление, планеты выстроились в ряд, и далёким росчерком кометы над ними проступило едва заметное: «Что, если нейтраль – не бегство от выбора, а самый что ни на есть сложный выбор?»

Решать тебе, Макс Вебер.

5
Первосвященник

– Хлеб будете белый или серый? Наполнители: крабовое мясо, стейк, курица, вегетарианс…

– Мне бы чайку, сын мой, да покрепче.

Низкий, неторопливый голос, подобный благовесту над Кижами, заставил Макса выйти из сонного ступора и распахнуть глаза, в упор встретившись с добрым, задумчивым взглядом служителя божьего.

Радужка цвета морёного дуба сканером прошлась по лицу парня, помешав ему отшлифовать в уме шуточную мысль, что поп подбирает напитки под цвет собственных пресвятых очей, ибо нехорошо смеяться над человеком, второй глаз которого скрыт под плотной повязкой.

– Да, конечно, – переходя к финальному «end» в закольцованном алгоритме субботнего утра, Макс кивком головы пригласил попа сразу на кассу.

Порывшись в глубоком кармане тёмно-зелёной рясы, поп извлёк оттуда пластиковую карточку. Транзакция проходила до ужаса медленно, надо полагать, что не через спутник, как у всех нормальных людей, а с помощью ангельской почты, поэтому Макс вновь успел задремать над кассовым аппаратом и очнулся, словно получив разряд под рёбра, от короткой поповой фразы:

– Скоро будет у тебя мальчик… махонький, интересный.

– Э-э… Не понял, это вы мне? – сиплым, как у гопника из Солнцево, голосом уточнил Макс.

– Тебе, тебе, сын мой, – как ни в чём не бывало, откликнулся поп. – Отречёшься от шелухи, которой ты жизнь свою наполняешь, ради того, что назначено судьбой и природой…

Тонкие пальцы программиста впились в край полированной столешницы. Титаническим усилием воли Макс удержал на краю побледневших губ грязевую лавину матерных слов, ибо за обсценную лексику в присутствии представителей власти и духовенства можно было схлопотать нехилый штраф, и от души выругался про себя, искренне надеясь, что настырный поп умеет читать мысли. Вовне же он выдал дежурное, умудрившись глухо рыкнуть там, где по определению не было ни единой буквы «р»:

– Ваш чай, пожалуйста.

Поп забрал чашку и, разворачиваясь к выходу, хитро подмигнул Максу единственным глазом. Подол его сутаны взлетел в воздух тяжёлой болотной волной, умножая на ноль остатки Максимовой веры в то, что каждый человек – сам себе хозяин, которого Создатель, буде таковой – не выдумка, по умолчанию одарил правом свободно выбирать свой путь на бездорожье третьей от Солнца планеты.

***

Здание городской библиотеки в транскоде было на вид столь же непримечательным, как и в реальном мире: вход со двора, образованного тремя многоэтажками музыкального хостинга, да скрипучая дверь с надписью «Чтение даёт настоящую свободу». В сочетании с внушительными решётками на окнах выглядело так, что хотелось дописать – «Оставь надежду всяк, сюда входящий».

Посещаемость библиотечного сайта, однако же, за две недели выросла на радость департаменту образования ровно втрое. Пришедшие новички пачками запрашивали электронные копии малоизвестных трудов и, судя по длительности открытых сессий, читали их там запоем от корки до корки. Обычно это случалось в ночь с пятницы на субботу, хотя и в будничные вечера желающих хватало.

Спотыкаясь в сизом рассветном сумраке о расставленные как попало стулья, ночной админ убирал с подоконника смятые бумажки лог-файлов, распахивал настежь окна и накрывал пушистым бежевым ковриком еле заметную щель в полу.

В подвале настоящей библиотеки водились два котика и семейство пауков. В подвале её цифрового двойника месяц назад пробило портал в Город-под-городом. Эти порталы были ископаемой редкостью, чудом из чудес, и эпизоды их стихийной сборки за всю историю существования транскода можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Сёрферы старой школы бережно передавали друг другу легенды о Тайном городе, куда Река-под-рекой пускает своих птиц только во время Большой перемены, и шёпотом, замирая на вдохе, добавляли: «Пятые каникулы будут последними».

Что ж, может, так и будет. А пока ночной админ, сдувая с высокого лба непокорную тёмную прядь, тщательно стирает отпечатки следов тех, кто привык входить в окно и выходить через пол под самым носом у правильных и праведных, с тем, чтобы следующей ночью дерзкие смельчаки вновь могли свободно повторить свой безумный полёт. Достаточно упасть ещё ниже там, где, кажется, падать уже некуда, а потом найти в себе силы подняться на ноги и встретить взгляд того-кто-за-зеркалом. Того, у кого может оказаться какое угодно лицо, но глаза всегда будут твоими.

Тихо-тихо, чтобы не нарушить хрупкий предутренний сон пустой библиотеки, админ возвращал вымытые чашки на положенное место и мурлыкал себе под нос приставшую ещё позавчера песню:

Провода режут небо на лоскуты,

Кто нам даст лекарство от пустоты?

Чтоб не кануть в топь повседневных драм,

Ухватись за провод, пойдёт искра…

Но не бойся тяжёлых шагов и заломленных рук,

Равнодушья ответственных лиц, подозрительных взглядов.

Сохрани в своем сердце безумную нашу искру,

От которой потом загорятся сердца миллиардов!33
  Felidae—Искра


[Закрыть]

К одной из чашек кто-то наскоро приклеил белый стикер. Сняв бумажку, админ прочёл короткое послание, и его бледное лицо на миг осветилось усталой улыбкой.

Записка счастливо избежала мусорной корзины и обрела новый дом за подкладкой админской шляпы. Люди приходили в библиотеку чуть ли не сотнями, но ещё никто не оставлял личной благодарности тому, в чьих руках были ключи от сайта. Тому, кто встречал гостей дружеским кивком и сканирующим взглядом тёмных глаз.

«Крысолову от Стеллы. Спасибо, что помог разбить фальшивые зеркала».

6
Влюблённые

Школьные подружки в шутку спрашивали Тому, не было ли у неё в роду немцев или часовщиков, ибо чем ещё можно было объяснить фантастическую точность – вплоть до времени суток – с которой на неё обрушивался грозовой фронт «критических дней»? Тем большее беспокойство девушка ощущала сейчас, на шестом дне их нежданной задержки.

«Да мало ли, замёрзла на ночной прогулёжке, перенервничала из-за сессии в инсте, – с театральной беспечностью подкидывало варианты Томино «Всё путём».

«Бегом в аптеку! – стенала её же «Всё-полная задница» – За тестами!

И, пока Разум Тамары захватил власть над её руками, приказав им пошарить в поисках тест-полоски там же, где были найдены злосчастные противозачаточные таблетки, её внутренняя Королева мучительно выбирала: отравиться со стыда или всё-таки повеситься, ибо игра вышла из-под контроля и потому была проиграна, а сама она за самонадеянную торопливость оказалась низвергнута на место пешки.

С обречённостью смертника, приговорённого к казни на электрическом стуле, Тома плюхнулась на гладкое сиденье унитаза и прислонилась лбом к шершавой плитке цвета «новогодний мандарин». Чем новогодние мандарины отличаются от обычных, не знал даже продавец плитки, тем паче консультанты в магазине сантехники.

Узкая бумажная полоска, пока ещё девственно-белого цвета, ждала своего часа в стаканчике, зажатом между ног девушки, но она никак не могла выдавить из себя хоть каплю нужной жидкости.

А, собственно, нужна ли эта чёртова правда прямо сейчас?

Вот тебе задачка. Информатика, пятый класс. Алгоритм «или». Вариант «А». Ты не беременна. Выдыхаем, пьём шампанское. Вариант «Б». Ты беременна. Ни денег, ни связей для того, чтобы подпольно сделать аборт (а, собственно говоря, легально его уже нигде не делают), у тебя нет. Вариант «В». Ты беременна. Говоришь об этом Максу, и… что? Он делает тебе предложение из жалости и чувства долга, которые отныне станут у него сахарозаменителем любви? Или отдаёт тебе все свои сбережения на пресловутый аборт, после чего навсегда уходит с твоей орбиты?

Ах, да. Вариант «Г». Ты не делаешь тест, и будь что будет. Только глянуть бы в глаза тому, кто додумался назвать неведение «блаженным». Это в разы хуже, чем обнаружить, что в коробке с паззлом не хватает единственного, главного кусочка. Например, того, где у персонажа нарисован глаз.

Видение фигурной картоночки с глазом отчего-то вдруг рассмешило Тому до слёз, до спазма на диафрагме, и, судорожно икая, она сама не заметила, как намочила хитрую бумажку.

Дыхание у девушки перехватило. Пластиковый стаканчик упал в отверстие унитаза, но было уже поздно, и реакция пошла полным ходом.

Контрольная минута растянулась липучей несвежей жвачкой, оставив еле заметный белёсый след в каштановой гриве Тамары, а глаз паззла обернулся старинным ключом, искомой переменной сложного уравнения, и рассчитывалась эта переменная по хлёсткой, как пощёчина, формуле: «Любишь кататься – люби и саночки возить».

Со свистом втянув в себя воздух, Тома распахнула глаза.

Двойная колея у твоих санок, царица Тамара. Двойная, чёрт её раздери.

7
Колесница

Суток с небольшим Максу оказалось достаточно, чтобы допилить свою чудо-программу, а его начальнику – для того, чтобы сварганить презентацию той самой проги и ляпнуть прямо на конференции, что его подопечный, то бишь Макс, будет защищать по ней кандидатскую.

Всё бы ничего, но у этой кандидатской, кроме названия, пока не было написано ровным счётом ничего.

– А вы, часом, никого не забыли спросить? – презрев последние крохи субординации, напал Максим на руководителя, едва объявили перерыв. – Могу ли я, уж не говоря о том, хо…

– Макс, тема абсолютно новая, понимаешь? Об актуальности нечего и говорить, – глаза начальника, как и прежде, загорелись маниакальным огнём. – Более того, я тебе расскажу один секрет… Этой разработкой уже заинтересовались сверху, в департаменте социальной политики, так что помощь по мере сил нам окажут. Но действовать нужно быстро. Сейчас или никогда, знаешь ли, как и всё в нашей жизни…

Пришибленный последней фразой, которую начальник бросил ему в лицо уже на низком старте к группе коллег, Макс не нашёл, что ответить. Более того, он вдруг почувствовал, что не в силах даже поднять глаза, словно вместо шефа, который, кстати, не сказал главного – что Максова кандидатская станет ступенькой к его собственной докторской – вдруг увидел высокий тонкий призрак своего деда, услышал его тихий голос, который был ему знаком по редким видеозаписям, и, подчиняясь ему, завёл в своём сердце этот таймер, что не позволит ему тратить впустую ни единой минуты своей жизни.

8
Справедливость

Жидкая ртуть портала гудела, словно туго натянутый бубен под рукой шамана. Крупное воронье перо порхало в воздухе, вычеркивая на шуршащем пергаменте одну строку за другой, и в невидимой базе данных напротив имен тех, кто нашел в себе смелость явиться на зов почтовой рассылки, загорались зелёные огоньки.

Транскодеры шли к порталу в тишине и мгле, поодиночке, бледные, напряжённые – вдруг ловушка? Подходили вплотную к тонкой грани, что пахла молоком и сосновой смолой, делали короткий вдох в попытке заполнить пустоту под рёбрами, и, не оглядываясь за плечо, рывком бросали свои цифровые тела в зазеркальное где-то, в точку, где воплотится мечта, приложение сил даст невиданный результат…44
  Д. Сидерос – Она приходит, если дело труба…


[Закрыть]

Были и такие, кто оборачивался назад, теребя рукав в поисках одобрительного кивка или бумажки с официальной гарантией безопасности, но когда они прекращали созерцать травы до колен и полузасыпанные песком жёлтые кирпичи пройденной дороги, второго шанса перед ними уже не было. Одна лишь белёсая хмарь.

Но Кай бежал от ледяной заплечной пустоты, готовый на что угодно – упасть с обрыва, сгореть в раскалённой лаве, напороться хрупкими рёбрами на острые колья последней ловушки, лишь бы оборвать эту чёртову неизвестность и узнать, кто он сам для себя и кто он для Максима.

И некто скрытый во тьме, притом знакомый Каю чуть ли не с детства, терпеливо ждал уставшего, задёрганного парня по другую сторону портала, готовый сделать меж его ключиц аккуратный глубокий надрез и вернуть похищенную золотую шестерёнку, без которой сложный механизм Каевой души в последние годы стал бессовестно сбоить.

9
Отшельник

С отлётом Влада родители как-то загрустили, хоть и старались не подавать виду, и Макс, мучаясь глухим, абсурдным чувством вины, пытался вытащить их то в театр, то на выставку кошек, то на соревнования гидроциклов в Мякинино.

Отец ещё кое-как держался с Максом на прежнем уровне коннекта, но беседы с матерью потеряли для парня былой объём и яркость, словно в его имплантах перегорел ускоритель 3D-графики.

– Ешь, а то отощал совсем. Одевайся теплее, ночью температура всегда ниже… Зачем тебе аэротакси, мало ли что, может быть, лучше на метро?..

– Да, мам. Да, мам. Нет, мам, не переживай.

«Нафига ты терпишь всё это? – топая ногами, скакал в одиночной камере Максимовой черепушки недобитый Бунтарь. – Тебе же хочется сказать совсем другое. К примеру: «Я сам буду решать, когда жрать и во что одеваться, извилины для этого у меня уже выросли, мама, а ты всё витаешь в тех временах, когда меняла мне подгузники…»

Но Макс молчал. Может быть, виной тому были чёртовы курсы психологической грамотности, где тощая тётка с ярко-розовыми губами накрепко вбила в своих студентов единственную годную мысль: у любого поступка есть внешний повод и истинная причина.

Поэтому Макс не отреагировал и на очередную тираду в духе «Подсели уже совсем на эти свои гаджеты, теряете время на всякую ерунду», выданную Ольгой в сторону невовремя пиликнувшего смартфона. Дождавшись, пока мама отчалит на кухню, парень развернул экран с коротким сообщением.

_____________________

TamaToma:

Макс, привет. мы сможем сегодня встретиться?

_____________________

Пальцы Максима ещё не коснулись текстового поля, а его мозг уже взял форсаж, вгрызаясь в пулевое отверстие точки и обнюхивая маленькую строчную букву, занявшую законное место прописной.

Что там с тобой творится, Тома?..

_____________________

Maх_ Weber:

Том, что-то случилось? Я щас у предков, но могу как-нибудь выйти в видеочат с балкона..

_____________________

Телепат, чтоб его…

Закусив витую прядь волос, которая с самого утра не желала держаться в косе, Тамара возвела очи к потолку, но в утыканную светодиодами чёрную поверхность не входила опция астропрогнозов и пророческих знамений, а потому оставалось положиться на собственную смекалку.

_____________________

TamaToma:

Мне бы хотелось обсудить с тобой кое-что очень важное. Только не в сети. Давай завтра при встрече. Пожалуйста.

_____________________

Последнее слово Тома сочла лишним и собралась стереть, но её рука дрогнула, и сообщение ушло в эфир жалкой просьбой, а не таинственным предложением, коим задумывалось изначально.

С досады Тома ударила кулаком по дверному косяку, но злости на себя в ней было явно не так много, чтобы заслужить электрические звёздочки перед глазами от боли в сбитых костяшках. Девушка плюхнулась на пол и тихо всхлипнула. Ну вот, отлично. Можно было и не тратить реактивы, ты на себя в зеркало посмотри: самоконтроль ни к чёрту, а скоро ещё и тошнить начнёт…

Ну уж нет. Героическим усилием Тома подняла себя на ноги. На тошноту она согласится только в одном случае: если в течение пары месяцев безымянный палец её правой руки будет украшен кольцом. Пусть даже из серебра или хирургической стали, лишь бы оно было парным. А если нет, то… всё равно понадобится хирургическая сталь, но в другом, раздери его троян, качестве.

10
Колесо Судьбы

Маленький голландский самолёт благополучно попрощался с закатным солнцем, совершил посадку в родном аэропорту и сейчас деловито катился вдоль ярких огней взлётной полосы мимо своих старших собратьев, погружённых в дрёму ожидания лучших времён.

Наплевав, как водится, на бортовые запреты, преуспевающий делец от фармакологии Ханс Мейер врубил свой смартфон и активировал импланты ещё на подлёте к Схипхолу с тем, чтобы выиграть на земле пару минут телефонного разговора с неким «лаборантом Светловым», он же красавица-секретарша Оксана, прежде чем до него самого дозвонится супруга с набившим оскомину: «Долетел?»

Нет, блин, богу душу отдал и с небес тебе отвечаю…

Резкий боковой удар пришёлся самолёту прямо в крыло. Ханса, который уже расстегнул ремни безопасности и шествовал к выходу, вынесло на колени пассажирам первого ряда, поэтому он не успел толком увидеть, как расцветает за стёклами иллюминаторов горячая охряная роза взрыва.

Сметя в сторону хрупких стюардесс, толпа выживших ломанулась к выходу. Люди сигали вниз, наплевав на трёхметровую высоту, ибо инстинкт истошно орал им в оба уха, что лучше вывихнуть ступни, чем заживо сгореть.

Ханс ничком упал на бетон взлётной полосы, неудачно подвернув руку. Подниматься было чертовски больно, но, коротко выругавшись сквозь зубы русским «…ять», он рванулся куда-то в абстрактное «прямо» и побежал прочь от самолёта, припадая на одну ногу.

Справа и слева от Ханса слышались крики боли и страха, совсем рядом оказалось чьё-то хриплое астматическое дыхание, но всё дальше и дальше становилась дымная красно-чёрная стена, в которой сгорал безвинный самолёт и тяжёлый грузовик, взявший железную птицу на таран.

***

Узкая платформа, на которой Макс с первой космической скоростью мотался вдоль прилавка, выдавала во всём происходящем несбыточный сон, ибо в реальном мире он проделывал путь от лотков с едой до кассы на своих двоих. Очередь была поистине огромной – наверное, офисный планктон из Верхней башни решил во время перерыва атаковать его закусочную полным составом.

– Мне Сладкую ложь, пожалуйста, и Слёзы счастья, стандартную…

– И Первый день осени!

Краешком сознания Макс успел удивиться тому, с каких это пор в меню появились столь экзотические позиции, но его тело уже плавно качнулось влево, заставляя платформу подъехать к секциям с чем-то полынно-коричным, на вид как мороженое, а руки подхватили пустой стаканчик, чтобы наполнить его прохладной оранжевой жидкостью с едва уловимым ароматом лимона и кленовых листьев.

– Печеньку Истины, если можно…

Стаканчик в руках Макса дрогнул, и на кафельный пол упала крупная рыжая капля, моментально истаяв в воздухе пряным дымом сентябрьских костров. Макс не решался поднять взгляд на того, кто стоял напротив, ибо если уже сейчас его щёки пылали адским пламенем, то что будет, если взглянуть тебе прямо в глаза, Кай?

Угольно-чёрная, подсохшая по краям печенька Истины легла на белую кружевную салфетку.

– Пополам, – тихо потребовал Кай.

Макс вздрогнул, словно ударенный током, и медленно поднял глаза на друга. Да, про эту шизанутую акцию пока ещё знали единицы, а состояла она в том, что ровно в полночь или в полдень от персонала можно было потребовать поедания десерта на двоих.

– Хорошо, Кай.

Солёная печенька оказалась зажатой в тонких бледных губах голландца. Макс в полной растерянности замер напротив него, но глухое возмущение за спиной Кая грозило превратиться в цунами всеобщего недовольства возникшей задержкой, а там кто-нибудь особо ретивый наверняка попросит жалобную книгу, и…

Отрицательный заряд толпы ударил Макса меж лопаток, и одновременно с этим его властно притянуло к себе неудержимое магнитное поле, набирающее силу в тёмных глазах Кая. Стараясь не коснуться тёплых губ друга, Макс перегнулся через прилавок и впился зубами в кусочек засохшей сдобы. Печенька разломилась пополам, выплеснув на кончик его языка что-то невозможно горькое, от чего хотелось неудержимо пить и плакать, но Максим усилием воли удержался на месте.

[Спрашивай, Кай…]

[Я не за этим, Макс. Я уже вообще не Кай. Я есть любовь, и я всегда с тобой.]

Любовь, значит… Макс вдруг обозлился. Ну что же, тогда ответь на один простой вопрос.

[Что я должен тебе за это?]

Не выпуская печеньки, Кай умудрился улыбнуться уголками губ.

[Ничего. Честное слово, ничегошеньки. Только отпусти меня. Прямо сейчас.]

Мягко отстранившись, Кай глотает свою половину печеньки и отходит прочь. Макс судорожно шарит под столом в поисках клавиатуры и, наконец, извлекает на свет какую-то древнюю, уделанную в хлам модель, но некто насмешливый и жестокий вырвал из неё с мясом клавишу «Z», и хакер – а во сне Макс понимает, что он именно хакер, а не продавец в забегаловке – никак не может выбить код отмены из чёртового алгоритма, сколько бы он не царапал пальцами другие клавиши. Алгоритм разрешает ему лишь одно: в бессильном отчаянии врезать кулаком по экрану, на котором в лучших традициях азиатских сайтов начинает мигать вульгарное розовое на зелёном: «Уйти, чтобы спасти: end».

Солнце бьёт сквозь стеклянную витрину, дробится в зале на тысячу осколков, а голландец медленно идёт навстречу светлому лучу и тает в нём без следа, так ни разу и не обернувшись. Обессилевший Макс судорожно цепляется за скользкий прилавок и замирает на месте, боясь моргнуть, хоть по его щекам и текут непрошеные слёзы. А потом всё поле его зрения занимает Тома, она настойчиво щёлкает пальцами перед Максимовым лицом и требует детский завтрак с игрушкой в комплекте.

Не дожидаясь реакции оператора, кассовый аппарат разражается чеком и мелодией входящего вызова. Голова у Максима кружится, он падает на колени и, закрыв глаза, ложится прямо на холодный пол, но настойчивый абонент не сбрасывает звонок, и парень вслепую шарит рукой по кафельной плитке, которая постепенно обретает текстуру хлопковой простыни, нагретой за ночь его собственным теплом.

– Да?

– Максим Вебер?

Незнакомый мужской голос на том конце был жёстким и сосредоточенным. Абонент не замедлил представиться:

– Следователь Прокофьев. Прошу вас явиться для дачи свидетельских показаний по делу о катастрофе в аэропорту Нидерландов…

Голосовые связки у Макса не поспевали за его мозгом, проснувшимся от ударной волны адреналина, поэтому голосом заправского пьяницы, за который уже можно было перевести из свидетелей в подозреваемые, парень спросил следователя:

– А, собственно, при чём тут я?

– Это не телефонный разговор, – дежурно ответил Прокофьев. – Не беспокойтесь, лично к вам у нас нет вопросов. Просто вы, судя по всему, единственный близкий друг подозреваемого, и мы надеемся на вашу помощь в понимании…

– Какого подозреваемого? – Макс опешил настолько, что и страх, и элементарная вежливость разом сиганули за борт его сознания.

– Кай Мейер, – старательно пытаясь имитировать голландский акцент, сообщил следователь. – Запишите наш адрес.