Текст книги "Точки пересечения"

Книга

Внутри фигур были не внутренности, как у трехмерных людей, а что-то вроде светящегося тумана, пронизанное чем-то вроде нервов или нейронов. Фигуры могли разговаривать с амбиями, находящимися внутри, и могли слышать их и ощущать.

Снаружи такой разговор слышно не было. Так что фигура могла добропорядочно прогуливаться по улице, а в это время бурно выяснять отношения со своей амбией внутри. Об этих внутренних ссорах никто не догадывался. За исключением скандальных случаев, когда амбия пыталась вырваться из фигуры. Бок фигуры мог от такого сильно надуться и деформироваться. И это считалось ужасно неудобной ситуацией. Не говоря уж о происшествиях совсем за гранью приличий, когда амбия покидала фигуру посреди улицы.

Жизнь такой амбии в дальнейшем была плачевна. Она становилась изгоем. Если, конечно, она не возвращалась обратно к своей фигуре. Впрочем, и в этом случае жизнь ее вряд ли была легка и приятна. В мире плосков такое непослушание не забывалось и наказывалось.

Внутри жилища амбия могла выходить наружу, чтоб присматривать за детьми. Потому что фигурам ходить везде со своим семейством, как улитка наоборот, довольно обременительно.

Более того, продвинутые плоски разрешали своим амбиям выходить из дома в специальном чехле, имитирующем форму старшей фигуры, например в магазин, или сопроводить детей в школу, или на прогулку. Ходить в таких чехлах было крайне неудобно, особенно текучим подвижным амбиям, но это была хоть какая-то свобода.

* * *

В среду в школу я все-таки пошла. География у нас четвертым уроком, сразу после обеда. Я старалась есть подольше. Маша меня торопила – конечно, ее там Слонов ждет. В общем, когда мы вошли, как раз прозвенел звонок, все уже расселись. Вероника на первой парте с Логиновым, Ефремов пересел к Герасимову, и мне стало совсем обидно. Даже какой-то жалкий Ефремов не хочет со мной сидеть. Я заняла свободную парту.

Валерий Семёныч начинать урок не спешил. Он прошелся перед доской, заложив руки за спину. Посмотрел на нас строго. Выдержал паузу.

– Так, я не понял. Вы забыли, кто где сидит? А ну-ка, быстро взяли вещи и сели как надо. Мне напомнить?

– А почему вы нас сажаете? Мы не в первом классе, – возмутился Логинов. Остальные тоже подхватили.

– Я вас не сажаю, молодой человек, а рассаживаю. Сажают в другом месте. Быстренько! Никитина, на первую парту! Ефремов, Герасимов, расселись! Киселёва – на четвертую! Сами себя задерживаете. Вот сколько сейчас времени потратите, на столько задержу.

– Вы не имеете права нас на перемену задерживать! У нас что, диктатура? – это наш «историк» подал голос, Илья Корнеев.

– Про общественный строй будете на другом уроке рассуждать, молодой человек. И да, у меня на уроке диктатура.

– А вы что, помните, куда вы кого посадили? – вылез Слонов. Наверное, перед Машей хочет выпендриться.

– Да, у меня фотографическая память! Обращаю ваше внимание, уже прошло четыре минуты.

– Географическая у него память, – шепнул Ефремов, и все заржали.

Я взяла вещи и пошла за первую парту. Справедливость восторжествовала. А мне это уже было по барабану. Я почувствовала приятную легкость. Никаких «домашних заготовок» для Логинова у меня сегодня не было. Ну и не надо. Я поняла, что мне совершенно на него плевать.

Мы столкнулись в проходе с Вероникой. В руках у нее были учебник, тетрадь и пенал. Я случайно задела ее открытый рюкзак, он сполз с плеча, повис на локте, и из него что-то вывалилось.

– Поаккуратней можно?! – зашипела она.

– Ой, извини! – сказала я, но помогать собирать с пола ничего не стала.

Я села за первую парту, на Логинова даже не посмотрела. Разложила свои вещи, раскрыла учебник и сделала вид, что читаю.

– Нам что-нибудь задавали? – прошептал он.

Я пожала плечами.

Географ запустил презентацию и велел нам конспектировать.

– Слушай, Дин, хочу посоветоваться. Что Оле Клейн подарить, как ты думаешь?

– А я думала, тебе Вероника нравится, – ляпнула я. «Что-то я совсем пошла в разнос. Ну и плевать».

– При чем тут «нравится»? Меня Оля на день рождения пригласила.

«Ох ничего себе! – подумала я. – И что все помешались на Логинове? На день рождения!»

– Подари ей бутылку Клейна, – меня несло.

– Что?

– Ты что, не знаешь? Это такая штука, как лента Мёбиуса. Только в пространстве. – Это меня папа в детстве просветил.

– Ленту знаю. Я думал, ну книжку какую-нибудь. Не знаю только… Она же все читала уже… Какой у нее нет? Вы с ней сидите ж на английском.

«Ой, ничего себе! Он знает, с кем я сижу на английском! Или это он знает, с кем Оля сидит?»

Я достала под партой телефон и погуглила бутылку Клейна.

– Вот, смотри! У нее горлышко входит в бок и превращается в дно.

– Прикольно.

Он тоже достал телефон.

– О, а ее, типа, купить можно!

– Да я пошутила насчет бутылки. Еще обидится. Хочешь, я у нее узнаю? Про книжку. – «Ну вот кто меня за язык тянул?!»

– Супер! Узнай!

– Никитина! Я тебя не для того на первую парту сажал, чтоб ты языком трепала!

* * *

География пролетела очень быстро, хотя нас и задержали, как и обещалось, на четыре минуты. Я чувствовала себя спокойной и сильной, как лев или кит, а еще легкой, как будто проглотила воздушный шарик. Такой кит-колибри.

Я дождалась Машу:

– Прикинь, Клей Логинова на день рождения позвала!

– Да?! – Маша закатила глаза. – Тихие девочки часто теряют голову от плохих мальчиков.

– Как ты от Слонова?

– Ты че, с ума сошла? Во-первых, Слонов хороший! Потом, какая у нас любовь?! Я ему обещала с английским помочь. – Маша слегка покраснела.

– Ну да, феминисткам мальчиков не положено любить. – «Боже мой, кажется, сегодня я скажу всем все, что думаю».

– Дин, откуда такие дремучие представления?! Феминистки за равные права, а не против традиционной любви! Кстати, мы с Димой кино решили смотреть, по-английски, с титрами. Завтра у меня будем. Хочешь – тоже приходи.

«Тоже приходи», спасибо, конечно!

– Не, я завтра пас. А что вы будете смотреть?

– Не знаю, не решили пока.

Английского я ждала с нетерпением. У меня же было шпионское задание! Да и вообще мне нравилось с Олей разговаривать. Когда ее спрашиваешь о чем-то, она всегда задумывается – ненадолго, но чуть дольше, чем обычные люди, – поправляет очки и только потом отвечает. У нас как раз и тема подходящая была сегодня: книги и их экранизации. Нужно было придумать диалог в парах. У Оли вообще английский восьмидесятого уровня. Ее даже в Англию отправляли его учить. И «Гарри Поттера» она читала в оригинале.

Так что мы решили, что я буду задавать простые вопросы, а она будет длинно на них отвечать. А потом мы стали обсуждать вообще книжки, и тут я как раз ее спросила, о какой книге она мечтает. Если б могла выбрать любую книгу. Это я, конечно, глупо спросила.

Оля опять задумалась, еще дольше, чем обычно, даже глаза прикрыла. Они у нее темные, почти черные. Поправила очки и сказала наконец:

– Если совсем-совсем любую, тогда хотелось бы какую-нибудь старинную, средневековый манускрипт иллюминированный.

Мне сразу представилась старинная книжка, обернутая елочной гирляндой, но вряд ли Оля это имела в виду. Спрашивать я постеснялась.

– Не такую, конечно. Из обычных, из тех, что в магазине можно купить.

– Ну, – Оля засмеялась, – у меня целый список. Я в библиотеке беру много, но на новые там очередь бывает. Сложно поймать. Мама устала уже мне книги покупать. Сказала, что читалку подарит на день рождения. Хочешь – приходи, кстати! Я в субботу буду праздновать.

– Ой, спасибо! Конечно! – «Я увижу Логинова», – сразу подумала я и тут же запрезирала себя за такие мысли. Неужели я опять о нем думаю?

– В три часа.

– А когда у тебя на самом деле день рождения?

– В пятницу.

– О, круто!

Тут Оля как-то смутилась:

– Только извини, я тебя без Маши приглашаю. Ну понимаешь, я мало кого зову, ну…

– Ну конечно. Мы же не сестры-близнецы, – засмеялась я и подумала: «С Логиновым даже лучше без Маши общаться. Не хочу, чтоб она потом комментировала, как я на него смотрела и как глупо себя вела».

– А что тебе подарить? – спросила я уже без всякого шпионства.

– Не знаю! Хочется чего-то удивительного. Недорогого, конечно, – спохватилась Оля.

– А пришли твой список книг, ты говорила, у тебя список, что ты хочешь почитать.

– А? Ну да, пришлю, конечно, если интересно.

На перемене я открыла Олин список, почти никого из авторов я не читала или вообще о таких не слышала. Я отправила его Логинову. А потом подумала и приписала: «Вообще, не знаю, хочет ли она книжку. Сказала, что хочет что-то удивительное».

7 ноября

Оля Клейн правда похожа чем-то на бутылку Клейна или ленту Мёбиуса. Когда ее не знаешь, она кажется такой обычной, неинтересной, почти все время молчит или разговаривает с Наташей о чем-то тихо. Не так, как Вероника или Маргоша. Эти приходят и сразу обращают на себя внимание. Громко шутят, подкалывают, но у них что снаружи, то и внутри. А зато когда начинаешь разговаривать с Олей, понимаешь, что у нее так много всего интересного в голове, как будто открывается дверь за дверью, и дверей этих бесконечно много.

* * *

В пятницу Логинов пришел в школу с розой. Я даже не сразу поняла, что она живая. Роза была голубого, почти синего цвета, и листья тоже с каким-то отливом. Я пропустила сам момент, когда он ее вручал, но мне пересказала Маша, а потом еще Вероника в столовой в красках изображала, как Оля носится со своей розой.

Я так и не сказала Маше, что меня тоже пригласили на день рождения к Оле. Глупо получилось. Она меня опять позвала к ней домой, смотреть английское кино, а я зачем-то соврала, что мы с мамой идем в гости.

Что же подарить Оле? Я начала думать со среды, но так до сих пор и не придумала. Можно было, конечно, взять книжку из ее списка. Оказывается, у меня одна даже дома лежала, в той последней стопочке, которую мне мама принесла. Наверное, мама разрешит ее подарить. Но это такое, слишком простое, хотелось Олю как-то удивить.

Я тупо лазила по интернету, смотрела разные сайты с сувенирами. В основном все уже рекламировали всякую ерунду для Нового года. И вдруг я нашла то что нужно! Среди всяких тупых Дедов Морозов и ангелочков я вдруг увидела бутылку со светом! Бутылка была из белого матового стекла, внутри горят фонарики, а снаружи нарисован дикий зимний лес, без всяких оленей и снеговиков. Просто лес, потрясающе красиво! Но стоит ужасно дорого, полторы тысячи. А главное, до завтра точно не успеют привезти.

Я пошла на кухню выпить чаю. Эх, вот найдешь что-то стоящее – и все зря.

– Чего такая кислая? – спросил папа.

Я рассказала ему про подарок.

– Да ну, полторы тыщи за гирлянду в бутылке! – возмутился папа. – Сходи в «Фикспрайс», купи самую дешевую гирлянду, и я тебе ее засуну в бутылку. А лес сама нарисуешь, акрилом.

– Ты ничего не понимаешь! – начала я возмущаться, а потом подумала: а ведь правда, что, если попробовать? У мамы на шкафу на кухне стоит много красивых бутылочек.

В общем, к часу ночи подарок был готов. И по-моему, получилось правда круто. Во всяком случае, волшебно. Я легла в кровать, поставила рядом на столик бутылку и долго на нее смотрела. Надеюсь, Оля оценит.

Книга

Кодима родилась амбией. Новые плоски в Папире поначалу зарождаются в теле амбии. Но в их случае это похоже на матрешку. Амбия находится внутри старшей фигуры, а юный плоск – внутри амбии. Потом он начинает выбираться наружу и знакомится со старшей фигурой. А потом выбирается совсем наружу и видит свой дом и остальных родственников.

Старшая фигура, шестиугольник Гексорал, был не в восторге от рождения амбии, но поскольку до этого у них появился квадрат, то Кодиму приняли достаточно благосклонно, если сравнивать с реакцией некоторых других фигур, у которых первыми на свет появлялись амбии.

Этот самый квадрат, который появился раньше Кодимы, – Конситет, – конечно, очень задавался, что он такой красивый и правильный, но временами забывал важничать, и тогда они с Кодимой возились, дурачились и даже принимали иногда формы других фигур. Как-то они оба притворились треугольниками и подкараулили Гексорала у входа в дом, а потом весело на него набросились. Это была идея Кодимы. Шутку никто не оценил, и Кодиме, конечно, досталось. Ей на неделю запретили выходить на улицу.

Говорят, раньше, в старые времена, некоторые фигуры так стеснялись детей-амбий, что не выпускали их наружу. Во всяком случае, до появления первой настоящей фигуры.

* * *

Оказалось, что Оля живет в центре, на «Октябрьской». Почти у самого метро, прямо у детской библиотеки. Меня мама туда водила на какие-то дошкольные занятия. Дом у Оли старый, там огромные лестницы, а подоконник такой, что на нем можно спать или жить. И все так очень чинно и старинно. Нас вышел встречать Олин дедушка. Он у нее профессор – то ли английского, то ли литературы, то ли английской литературы. Какой-то жутко знаменитый, оказывается.

А сама Оля! Я ее даже не узнала сначала. Обычно у нее две короткие косички или хвостики. А тут – черные кудри до плеч. Почему она так всегда не ходит? И зеленое бархатное платье – то ли правда винтажное, то ли закос под старину. Мне как-то сразу неловко сделалось за свои джинсы. Хорошо хоть Наташа была в обычной юбке без закидонов.

А еще Оля была без очков. А зря. Стесняется она их, что ли? Вообще-то очки ей даже идут.

Когда я пришла, была только Наташа, я даже испугалась, что Логинов не придет и мы так и будем втроем. Но он пришел практически сразу после меня, да еще и с Ефремовым. Наверное, для храбрости.

Гостиная у Оли – как музей-квартира какого-нибудь писателя. Помню, нас в школе в музей Чехова на экскурсию водили. Там похожая мебель была. Даже садиться страшно: кажется, сейчас прибежит служительница и сгонит.

Олина мама оказалась очень на нее похожа. Тоже маленькая, черноглазая, даже роста почти такого же, только со стрижкой.

Подарок мой Оле понравился! Во всяком случае, и Оля, и ее мама долго им восхищались. Кажется, и Логинов оценил.

А потом мы пошли в Олину комнату. У нее комната не музейная, обычная. И кровать-чердак из «Икеи». Я тоже такую хотела, но с низким потолком получилось бы не очень. А у нее там можно наверху встать во весь рост.

Мы уселись на ковре играть в «Диксит». Я ее уже видела в прошлом году на игротеке в школе. Там куча картинок. Ведущий выкладывает свою карту – взакрытую, конечно, – и говорит, с чем она у него ассоциируется. А другие должны положить свои карты, которые бы подходили под то, что он сказал. Потом они перемешиваются, и нужно определить, что же загадал ведущий. Тот, кто загадывает, получает очки, если его угадали, но не все. Иначе все будут загадывать в стиле «капитан Очевидность». Но если его вообще не угадали, то он тоже не получает очков, чтоб все не умничали чересчур. Ну и круто, конечно, когда получается обмануть других и люди голосуют за твою карту. За каждого обманутого получаешь по очку. А картинки там довольно безумные, сюрреалистические, как сказала бы мама. Был такой художник, Далú, вот на него чем-то похоже.

Оля загадывала первая. Она назвала ассоциацию «самоанализ». Мне очень повезло, у меня оказалась подходящая карта: человек через лупу рассматривает свою руку и видит, что кровь у него синяя. Я подложила, и Олина мама с Логиновым даже за меня проголосовали! Но Олина карта, конечно, была лучше: у нее там была ромашка, которая сама на себе гадала – вырывала из себя лепестки. И я, между прочим, ее угадала. Вообще карты там совершенно сумасшедшие. Их можно долго разглядывать.

Потом Наташа загадала «Ой, спасите-помогите!»

– У меня вся рука подходит, – сказал Логинов.

У меня, кстати, тоже пара карт подходила. Я в итоге положила ту, где человечек под стеклянным колпаком смотрит на волю, прижав ладони к стеклу. Тут Ефремов внезапно оказался чемпионом. У него была картинка, где пара молодоженов висит в птичьей клетке, а снизу сидит огромный кот и с интересом на них поглядывает. У Наташи тоже была хорошая, где один человечек спасает другого из пасти чудовища, но за нее проголосовал только Ефремов, а за него – все остальные.

Мы сыграли два круга, а потом Олина мама ушла на кухню, а мы стали просто рассматривать картинки. Оля достала одну, где был человечек в колпачке и со свечой. Он стоял внутри лампочки и светил.

– Вот эта картинка про меня, – сказала она.

Ефремов тогда достал человека-великана, который ел домá, и сказал, что это про него.

А я не знала, что сказать. Вообще-то знала: там была картинка, где панцирь от улитки, а в нем окошко с тюремными прутьями, поломанными, и кто-то оттуда сбежал. Мне всегда хотелось сбежать из себя, стать кем-то другим, интересным и клевым.

Но я постеснялась в таком признаваться, конечно. Нашла какую-то другую, где замок летел на воздушном шаре, и сказала, что вот она я.

– Еще можно гадать на этой колоде. – Наташа стала перетасовывать карты. – Задай какой-нибудь вопрос, – обратилась она к Логинову.

– Да тут все карты упоротые совершенно. Они все отвечают на вопрос, что я увижу, если укурюсь, – встрял Ефремов.

– Ну, – сказал Логинов, – пусть ответит, какая завтра будет погода.

– Не, так неинтересно, ты что-нибудь важное, философское спроси. – Наташа продолжала перетасовывать карты.

– Ну хорошо. В чем смысл жизни? – с фальшивой торжественностью спросил Логинов.

Поразительно! Наташа достала карту. На ней был дирижер, которого уже по пояс засосало в песок, но он, казалось, на это не обращал внимания и продолжал дирижировать хором птиц, которые сидели над ним на засохшем дереве.

– Ничего себе, – сказала Оля. – «И чем случайней, тем вернее!» Это же правда про смысл жизни, про призвание.

Там вообще много было таких философских картинок, но тут – такое попадание!

– А мне пусть покажет, как я проведу зимние каникулы, – попросила я.

Наташа протянула мне колоду, и я достала карту из середины. На картинке была пустыня, с неба на цепи свисал якорь.

– Круиз по пересохшему Нилу, – заржал Ефремов.

– Это путешествие на «Летучем голландце», – сказала Оля. – Я тоже хочу, пусть покажет мне, что… что люди обо мне думают!

Оля взяла карту – на ней шел по дорожке человек с дудочкой, а за ним летели всякие острые предметы: кинжалы, ножи и ножницы.

– Ой, – сказала Оля, – это Гамельнский крысолов на новый лад. Но на самом деле это не так. Карта мне льстит.

– Это «Федорино горе» на новый лад, видишь, за ним ножи и вилки сбежали, – пошутила я в стиле Ефремова, но Оле понравилось, она засмеялась.

И тут нас позвали пить чай. Наташа принесла свой фотоаппарат с каким-то огромным объективом. А я и не знала, что она фотографирует.

– Это для портретной съемки, – объяснила она.

– Телефон немного меньше места занимает, – заметил Ефремов.

– Ты ничего не понимаешь, – вступился Логинов. – Телефоном каждый дурак может. А это – искусство. У тебя пленка или цифра?

– Цифровой, конечно. Не такой уж я маньяк.

* * *

Наташа осталась ночевать у Оли. Мы с Машей никогда друг у друга не ночевали. Мы-то живем в соседних домах, было бы странно. Хотя прикольно.

Так что вышли мы с Логиновым и Ефремовым. Ефремов начал было картавить, изображая Олиного дедушку, но Логинов его сразу резко оборвал.

Было уже часов девять, быстро как-то время пролетело. Только что было так весело и легко, и не хотелось расходиться, и казалось, что все мы почти друзья. Но теперь опять непонятно, о чем говорить. Хорошо хоть Ефремов с нами. Или плохо.

– А я сюда на занятия ходила, – сказала я, когда мы шли мимо библиотеки.

– А я тут все детство тусил. У меня бабушка библиотекарша, работала тут. Она бы с ума сошла от восторга, если б увидела, сколько у Клея книг!

– У Оли!

– А?

– Ее Оля зовут! Достали уже со своим клеем, не смешно вообще. В первом классе, что ли? – рассердился Логинов.

– Да ладно, она не слышит.

– Да все она слышит! Она вот вообще думает в другую школу переходить. Потому что у нас в классе одни дебилы.

– Ой, ну и пожалуйста! Плакать не будем. Если она нас считает дебилами, чего приглашала?! – обиделся Ефремов.

– Да не нас! И вообще не считает. Она так не говорит. Но мы реально дебилы. Не понимаем, какой человек с нами учится.

Ефремов хмыкнул, а Матвей на него посмотрел свирепо. Сейчас подерутся, кажется. Я почувствовала себя лишней и пошла быстрее. Вот и метро уже. И тут я увидела его. Он лежал в грязи прямо у стеклянных дверей.

– Ой, смотрите, телефон! – я подняла его и вытерла бумажным платком, мне мама всегда напихивает их в карманы, вот и пригодился.

Ефремов с Логиновым закончили свой дурацкий спор.

Логинов протянул руку, повертел телефон перед носом.

– Вау, айфон! Последняя модель! Ни фига себе! Где ты его нашла?

– Да вот тут! – «Они что, совсем на меня внимания не обращали?!»

– Ну что, дяденьке милиционеру отдадим? – спросил Ефремов.

– Или тетеньке кассирше? – это я, типа, пошутила.

Логинов все вертел его в руках.

– Смотрите, а тут чей-то телефон написан.

С внутренней стороны прозрачного чехла была приклеена маленькая бумажечка. На ней очень мелко было напечатано: «Илона» и номер телефона.

– Ой, это, наверное, та самая Илона, – сказала я. Логинов засмеялся, а Ефремов не понял.

– Ага, тут Илон Маск проходил и потерял телефон. А мы такие ему вернем. И он нас бесплатно в космос скатает, – пояснил Логинов.

– А вместо секретаря у него нейросеть! – я достала телефон: – Давай, какой там номер?

– Ребят, вы заходите или нет? Всю дорогу перегородили! – загундела какая-то тетка, и мы отошли в сторону.

Я набрала, как-то не задумываясь. Но потом меня вдруг охватила паника. Я вообще боюсь незнакомым людям звонить. Трубку долго не брали, а потом ответила женщина, голос раздраженный.

– Простите! Тут… мы… – Слова куда-то все пропали – что ж я как дура, что, блин, сложного? Я же не попросить хочу, а наоборот, хорошее человеку сделать.

Я сунула трубку Логинову. Он удивился, но сказал:

– Добрый вечер! Мы телефон нашли. Вы… ваш телефон тут указан. Да, конечно. Да. Метро «Октябрьская». Радиальная. Да, на этот можно.

Я всегда путаю радиальную и кольцевую. Вернее, я понимаю, что та, что не кольцевая, – это прямая, но мне по звучанию всегда казалось, что слово «радиальная» тоже значит «кольцевая».

Логинов закончил говорить и протянул мне телефон:

– Ща, давайте подождем немного. Она попробует с ним связаться или приедет сама. Щас перезвонит. Очень просила подождать.

И тут мне позвонила мама и стала выяснять, почему я еще не дома.

Потом позвонила Илона и сказала, что они с «Маском» приедут через десять минут. Но ехали они ужасно долго. Наверное, полчаса. А мне все время мама названивала. А Логинов рассказал, что ему тоже во втором классе телефон вернули. У него тогда еще кнопочный был. Хорошо, что у него тоже была бумажка с именем и маминым номером приклеена, а то бы с концами. А логиновская мама чуть не послала дядечку, который позвонил. Он стал спрашивать, есть ли у нее сын Матвей из второго «Е». Она же сказала, что его это не касается и какого фига он интересуется, и, кажется, даже трубку бросила. Но дядечка попался упорный, перезвонил и телефон вернул.

Потом мне Маша позвонила. Я не стала отвечать, сбросила. Я ей потом перезвоню из дома.

Мы ужасно замерзли, пока ждали. Пошли погреться между стеклянных дверей.

– Как бомжи, – сказал Ефремов.

Почему-то нас это ужасно насмешило.

Тут приехал «Маск», мы его сразу узнали, он вышел из машины в костюме, даже без пальто. В руке – розовый телефон с подвеской-пушистиком, видимо, Илонин. Мы вышли ему навстречу. Он нас очень изысканно поблагодарил и, извиняясь, сунул нам двухтысячную голубую бумажку.

– Простите. Налички больше нет вообще! Вот, раз в жизни на метро поехал – и тут такая ерунда. Так точно нормально? – кивнул он на бумажку.

Мы стали вяло отказываться, но он не дослушал, еще раз поблагодарил и прыгнул в машину.

Мы остались стоять с двухтысячной бумажкой.

Первым очнулся Ефремов:

– Ну что, норм наварили!

– Пошли в метро, а то холод собачий.

– Че с деньгами будем делать? – Логинов неловко махал купюрой.

Вариантов вообще было два: разменять и поделить или что-то вместе купить.

– Давайте подумаем до понедельника, – предложила я.

– Можно сходить пиццы пожрать. После уроков, – сказал Ефремов.

– Да, тоже вариант! Пусть вообще Дина решает, она же телефон нашла, – Логинов протянул мне бумажку.

– Можно и пиццы. Но на пиццу даже много. Пусть у тебя пока побудет. – Я решила, так надежней. Значит, точно вместе куда-нибудь сходим.

– Позовем Олю с Наташей, тут полкласса хватит пиццей угостить, – сказал Логинов.

Я подумала, что тогда и Машу надо взять. Хотя придется объяснять, откуда деньги. Вот, блин! Глупо было врать.

* * *

12 ноября

С разными прическами я как будто разные люди. Каре и челка – просто тупо я. Если вообще убрать волосы с лица – какой-то испуганный мальчик. С кудрями, без челки и в темных очках – светская дама. А если волосы в хвост и челку на пол-лица, то какая-то девочка из книги.

Это я с утра помыла голову и решила опробовать мамин гель для завивки. Часа полтора фигней страдала, делала себе прически и фоткалась. Парочка прикольных фоток получилась. Я, конечно, никогда их не повешу у себя во ВКонтакте. Почему-то мне кажется, что это будет выглядеть глупо. Хотя вот Вероника, как купит новую шмотку или волосы покрасит, сразу десяток селфи выкладывает, и многие наши лайкают, и еще не наши. У нее куча френдов.

Хотела Маше отправить, но вспомнила, что я ей не перезвонила вчера. Надо позвонить сначала, рассказать про вчерашнее.

Тем временем Наташа выложила у себя фотки во ВКонтактике со вчерашнего дня рождения. Там была одна классная, где мы все вместе. А еще была, где мы с Логиновым рядом за столом сидим, он смотрит в мою сторону, а я улыбаюсь. Я обычно ужасно получаюсь, а тут прямо отлично. Наташа действительно хороший фотограф. Я сразу сохранила себе на телефон. Потом смотрела на нее раз пятьдесят.

А мама опять сидела на кухне, вернее, сидела в телефоне и с кем-то оживленно переписывалась. Я теперь нервничаю, вдруг это с «ним». Почему-то она меня может спросить, с кем я говорю, а я ее – нет. Не знаю, что делать. Спросить у нее прямо? Она рассердится и все равно не скажет.

Что-то я забросила совсем свою геометрическую историю. Но тут столько всего в реале происходит! Не до историй.

Хотя у меня появилась одна мысль. Надо записать, пока не забыла. А потом Маше позвоню. Я устроилась с тетрадкой в кресле. В кресле приятней писать, чем за столом.