Текст книги "Жемчуг королевской судьбы. Кубок скифской царицы"

– Ну, не знаю. – Денис с трудом увернулся от огромного рюкзака, висевшего на плечах высоченного парня. – Останешься молодой вдовой, Катерина. Какое-то травмоопасное место.

– Смотри лучше под ноги, – посоветовала Катя. – В «Макдоналдс» зайдем?

– Давай.

Прикупив кофейку, они вошли в пешеходную зону. Катя покосилась на Дениса. Он легко заводился от всякой ерунды, и она каждый раз боялась, что ей придется его успокаивать. Денис же, в свою очередь, считал своей первоначальной задачей оградить Катю от любого незапланированного взаимодействия, будь то случайный толчок прохожего или бордюр, о который она могла споткнуться.

Катя была очень неловкой. Она постоянно спотыкалась на ровном месте, роняла и теряла вещи, в упор не видела машины на дороге и несколько раз терялась во время их с Денисом прогулок. Никто из них не знал, почему так происходит, поэтому, по умолчанию, оба следили друг за другом в оба.

– Магазин называется «Фенестра», – напомнила Катя. – Ищи вывеску.

– Лучше номер дома подскажи, – попросил Денис. – И это ведь в переулке?

– Да нет, это именно на главной улице, – заглянула в бумажку Катя.

И тут же, подняв голову, увидела черные волнистые буквы на фоне приглушенно-бордового цвета, только вот шли они не по горизонтали, а по вертикали, и сама вывеска была небольшой, крепилась слева от входной стеклянной двери.

– В жизни бы не нашел, – заметил Денис. – Ну что, вперед?

Денис пропустил Катю вперед, а когда зашел в магазин, то офигел. Он один раз в жизни посещал антикварный магазин, но не здесь, а за границей, в Бельгии, куда ездил с семьей на отдых в подростковом возрасте. Мама просто захотела что-то прикупить домой ‒ что-то старинное, не обязательно нужное, но вроде бы на память, но вышла из магазина с пустыми руками, потому что все там было не просто дорого, а стоило бешеных денег.

Сам же Денис запомнил хозяина магазина. Он был высоким и небритым, смотрел на него с подозрением, а с мамой разговаривал неохотно, будто бы понимал, что у нее не хватит денег на то, что она хочет. Слава богу, что мама, равно как и вся семья Дениса, неплохо знала английский язык, а то ему было бы очень стыдно.

Само помещение магазина было небольшим, но каждый сантиметр пространства был занят какой-нибудь вещью, источавшей ауру древности и загадочности. Под стеклами узких прилавков мерцали в электрическом свете колечки, серьги и ожерелья, которые, разумеется, не могли стоить миллионы, иначе бы их не выставили вот так запросто на всеобщее обозрение. Полки ломились от книг с разной степенью изношенности переплетами, но некоторые определенно были очень интересными по содержанию. Атласы, словари, сборники репродукций отличались размерами и толпились в отдельной секции. Посуда, вазы, статуэтки были разбросаны в хаотичном порядке, но один угол был отведен именно для предметов одежды. Денис всматривался в женские платья простецкого покроя с резкими геометрическими узорами, в мужские шляпы, в стоптанные ботиночки с ветхими шнурочками и постепенно погружался в состояние безграничного счастья лишь только от того, что обладатели всего этого тряпья скорее всего уже умерли, а он все еще жив.

Ценники тоже привлекли его внимание. Одно темно-зеленое пальто стоило пятнадцать тысяч рублей, а на вид ему можно было дать лет пятьдесят или даже больше. Заплатить за такое большие деньги? Да его только на даче надевать по ночам, пока никто тебя не видит.

– Никого нет, – прошептала Катя, стоявшая все это время в дальнем углу магазина. – Опасно магазин оставлять без присмотра.

– Хватай и беги, – пошутил Денис.

– Уверен, что далеко уйдешь? – прозвучал мужской голос из-под прилавка. – Минутку подождите. Тут у меня кое-что рассыпалось.

Катя вздрогнула. Денис тоже не ожидал. Вообще-то он всегда считал, что с чувством юмора у него все в порядке, и каждый раз надеялся, что у собеседника та же ситуация. Но иногда шутки не срабатывали, как в этот раз.

Наконец говоривший поднялся на ноги и показался во всей своей красе. Но даже сейчас, лохматый, с покрасневшими глазами после длинной бессонной ночи, которые яростно преследовали его в течение последних двадцати лет, Эдик все еще держал марку и притягивал внимание своей привлекательной внешностью. За последние годы он слегка набрал вес, что, скорее, шло ему, и отрастил стильные усы с бородкой. Длину волос он тоже поддерживал на определенном уровне, чтобы было не коротко и не слишком длинно. С хорошим зрением пришлось распрощаться несколько лет назад, но очками Эдик пользовался крайне редко ‒ все никак не мог привыкнуть к ощущению давления дужки на переносицу. Однако его работа требовала скрупулезного отношения к предмету торговли, а тут уж было важно не упустить любую мелочь, поэтому очки он держал в непосредственной близости от глаз ‒ надо лбом.

– Ну чо, принесли пальто? – спросил он будничным тоном.

– Какое пальто? – не поняла Катя.

– То самое, которое носил Маяковский, – пояснил Эдик.

– Нет, мы без пальто, – ответил Денис. – Послушайте, насчет хватать и бежать…

– В каждой шутке можно найти отсылку к статье Уголовного кодекса, – тяжело взглянул на него Эдик.

– Да ладно вам, – покраснел Денис. – Неудачная шутка, не более.

– А что, были случаи воровства? – Катя подошла к Денису и взяла его под руку.

Эдик не ответил. Не счел нужным рассказывать о том, что однажды старушка-покупательница стащила бронзовый браслет, а он даже и не заметил, хоть и не сводил с нее глаз. Сам надел его на ее ветхое запястье, сам застегнул замочек, сам расхваливал и думал о том, что старушка, может, еще что-то прикупит. Не купила, старая стерва. И за браслет не заплатила. И ушла по-тихому, пока он отвернулся, а после как в воду канула, хоть Эдик и искал ее, выбежав на улицу.

– Про пальто Маяковского ‒ это вы серьезно? – улыбнулся Денис.

– Во всяком случае клиент сказал, что принесет именно его, – усмехнулся Эдик. – Божился, что когда-то великий поэт всерьез увлекся его родственницей и набросил пальто на ее плечи во время их свидания. Так, мол, домой она и ушла, а свое пальто он ей подарил.

– Расстались? – спросил Денис и улыбнулся, поняв, что сморозил глупость.

– Определенно, – насмешливо взглянул на него Эдик. – Но на пальтишко я бы взглянул, если честно.

– Обман же, наверное, – сказала Катя.

– В мире вообще осталось очень мало чего-то настоящего, – тут же отреагировал Эдик. – А вы, прошу прощения, просто поболтать зашли или будете прицениваться?

Катя тихонько пихнула Дениса локтем в бок, и он вынул из рюкзака пакет.

– Принесли вот.

– Что это такое? – не прикасаясь к пакету, спросил Эдик.

– Здесь то, что мы нашли в новой квартире. Вообще-то она совсем не новая, мы просто переехали в старый дом, а там был шкаф, вот в нем и обнаружили тайник, а там был только этот сверток. Он в пакете, – протараторила Катя.

– Ну, типа того, – добавил Денис.

– Ой, а мы ведь не сказали самое важное, – вспомнила Катя и посмотрела на хозяина магазина. – А как вас зовут?

– Эдуард, – ответил Эдик, аккуратно разворачивая сверток. – Что вы хотели сказать?

– Вам должна была звонить моя мама. Она врач, но вы лечитесь у ее коллеги, а он…

– Не продолжайте. Я помню, – оборвал ее Эдик.

После Катиных слов о маме он вспомнил звонок, на который ответил несколько дней назад. О появлении ребят он был предупрежден и, конечно, согласился их проконсультировать.

Обрывок газеты он пока что отложил в сторону. Старая, грязная, пожелтевшая бумага с отпечатанной на ней давнишней датой. Все это интересно, но что за тряпичный кусок в нее был завернут?

– Могу я это забрать на минуту? – спросил он, подняв голову. – Мне нужен свет, а лампа в подсобке.

– Конечно. Мы подождем, – согласилась Катя.

Предмет изучения ни разу не заинтересовал Эдика, так как за годы торговли предметами старины он насмотрелся на всякое и уже на глаз отличал ценное от ширпотреба. Второго было в сотни раз больше, и именно от обилия совершенно не интересных ему «находок» Эдик давно устал. Кто только к нему не обращался! Кто только не притаскивал в его магазин коробки с хламом, доставшимся в наследство! И почти каждый претендовал на звание владельца чего-то особенного, эксклюзивного.

Эдику же хватало только одного взгляда на вещь, чтобы определить ее важность и нужность, но, как правило, все, что его просили оценить, не стоило ни гроша. Такую способность отличать настоящее от поддельного он получил не от рождения, а благодаря долгому и кропотливому изучению множества научных трудов и статей экспертов, ученых и тех, кто сумел превратить свое хобби в дело всей жизни. В их числе были историки, архитекторы, искусствоведы, реставраторы и даже кузнецы.

Получив от Мигунова антикварный магазин, Эдик поначалу не знал, что с ним делать. Хотел даже продать ‒ настолько ему был противен родительский привет с того света. Однако тот же Мигунов настоял на том, чтобы Эдик поступил на истфак, а когда тот заупрямился, то завалил его специальной литературой ‒ и тут оно вдарило именно туда, куда было нужно. Поначалу молодой и неопытный владелец магазина заинтересовался, а потом что-то как-то перестроилось в его сознании, и он превратился в прилежного ученика. Мигунов не оставлял его, давал множество советов, снабжал каталогами, заставлял посещать аукционы и внимательно просматривать объявления о продаже винтажной продукции. И Эдик, наконец, и сам понял, чего от него хотят. Сопоставив полученные знания со своим талантом продавать, он успешно вторгся в стройные ряды охотников за ценностями, где в скором времени занял и свое выстраданное, но законное место.

Но сейчас, водя над шелковым лоскутом лупой, он немного потерялся. Несомненно, то, что принесли посетители, имело некую ценность, но вот какую? Это был носовой платок, в этом Эдик не сомневался. Пожалуй, жемчуг, который его украшал, мог бы рассказать о себе немного больше, но Эдик не слишком хорошо умел «читать» штуки в виде оформления. Больше всего его заботили те предметы, на которых все это крепилось, а остальное он считал не слишком важным. Но сам носовой платок действительно был старинным. Пожалуй, ему можно было дать не сотню лет, а поболее…

– Шелк и жемчуг, – пробормотал Эдик, выключая лампу. – И газета, которой больше века. Интересная парочка.

Он всмотрелся в ткань еще раз ‒ теперь уже с пристрастием. Платок, несомненно, раньше принадлежал человеку, у которого с деньгами было все в порядке, об этом говорило наличие жемчуга довольно неплохого качества, подвергнутого тщательной обработке. Стежки, которыми он крепился к ткани, ранее Эдику не встречались, но этот факт его нисколько не встревожил. Все и обо всем знать невозможно, для того и существуют всякие экспертизы.

Чем дольше Эдик рассматривал платок и обрывок газеты, тем яснее становилась картина: в феврале 1917 года, после победы большевиков Россию покинуло огромное количество людей, имевших в запасниках ценные вещи. Многие попытались спрятать богатство, чтобы позже вернуться за ним. Похоже, этот платок был слишком хорошо спрятан бывшим владельцем, если, конечно, ребята не наврали о том, что обнаружили его в специальном тайнике в шкафу. Его не просто так спрятали, а хотели сохранить до лучших времен. Возможно, даже планировали вернуться за ним, но не сложилось.

И все-таки некоторая странность присутствовала, она сразу же бросалась в глаза ‒ шелковый платок был обшит жемчугом лишь с трех сторон. Симметрия в расположении украшений вроде бы присутствовала, но была незаконченной. Будто бы тот, кто занимался вышивкой, был вынужден прервать работу и больше к ней не вернуться.

«Артефакт, – заключил Эдик. – Знать бы, откуда ты взялся и как тебе удалось так хорошо сохраниться».

Он расправил плечи и задумчиво посмотрел в сторону двери, за которой располагалось помещение магазина.

Вот же черт. И что теперь делать? Выкупить платок у клиентов? Но они наверняка не дураки и сразу поймут, что их находка представляет интерес. Поэтому могут заломить за него приличную цену, а то и вовсе отказаться от продажи. А если платочек стоит немалых денег? А что, если он вообще ничего ценного собой не представляет?

Эдик моментально утонул в сомнениях, что случалось с ним крайне редко. Обычно он с лету мог определить примерную стоимость предлагаемого товара, но тут будто бы споткнулся и застыл на месте.

Необходимо что-то решать. И как можно скорее.

Эдик вышел в зал и застал интересную сцену: Катя, примерив широкополую шляпу, позировала, а ее друг все это безобразие аккуратно документировал, делая фото на свой телефон.

– Этой шляпе больше двухсот лет, – небрежно заметил Эдик. – Ее сложно продать, потому что стоит она очень дорого. Но надежду я не теряю. Мне эту шляпу привезли из Индии, а носила ее жена местного английского колониста, который прострелил ей голову из-за измены. Пулевое отверстие было невозможно скрыть, так как нарушилась бы целостность покрова и шляпа перестала бы быть на сто процентов оригинальной. Но у меня получилось исправить этот недостаток. Кроме того, на внутренней стороне сохранились следы крови несчастной изменницы, но от них я не стал избавляться. Есть любители, знаете ли, у которых руки трясутся при виде таких вот отпечатков времени. Непосредственно те, которые остались после смерти прежнего владельца, я лично называю «поцелуями смерти». Звучит красиво, не находите?

К тому моменту, когда Эдик закончил, Катя уже сняла шляпу и вернула ее на деревянный крюк, вделанный в стену.

– Верните то, что мы принесли, – попросила она, отводя взгляд. – Я передумала.

Другой реакции Эдик и не ждал. Он отчитал девчонку так, словно перед ним стояла малолетняя хулиганка, хоть мог бы и не делать этого. Но очень уж ему захотелось. День с утра не заладился и колкие мелочи, в конце концов, привели его нервы в состояние боевой готовности. Катя просто попала в прицел, но на самом деле ее вины не было, потому что все, что Эдик рассказал про шляпу, на самом деле являлось чистой выдумкой.

– Шутка, – притормозил Эдик. – Шляпа не такая ценная и лет ей мало.

– Неважно, – мотнула головой Катя. – Верните платок.

Денис шагнул к Эдику и задрал голову, показывая, что разговор окончен. Ему тоже не понравилось, что владелец магазина слишком много себе позволяет.

– Ну, как хотите, – пожал плечами Эдик. – Просто скажу, что вещь, если рассуждать по-взрослому, требует серьезной и довольно дорогостоящей экспертизы, а она не за один день делается. Сейчас принесу ваше сокровище. А за резкость прошу прощения. Просто шутка, не более.

Он сделал шаг в сторону, но тут Катя заговорила.

– Стойте, – дернула она плечом. – Подождите. А экспертиза, говорите, платная?

– Наверняка бешеных денег стоит, – вместо Эдика ответил Денис.

Но Катя его даже не услышала.

– А если заберете платок на экспертизу, то расписку дадите? – не отставала она. – Или как там это у вас делается? Договор, может, заключаете?

– Я бы расписку дал, конечно. Я честный человек. – Эдик приподнял свой идеально вылепленный природой подбородок. – Однако вы не так меня поняли. Я сам никаких исследований не провожу. Вам самим придется этим заниматься. Но, дети мои, я должен предупредить: если вы добыли платочек нечестным путем, то вас ждут неприятности. Полиция, расследуя дела о квартирных кражах и ограблениях, частенько обращается за помощью к искусствоведам и музейным работникам. Надеюсь, описание платка в полицейских сводках отсутствует?

– А мы рискнем, – ответила Катя. – Мы же никого не грабили, да, Денис? Мы сделаем экспертизу за собственные средства.

Денис посмотрел на Катю.

«Серьезно? – прочитала она в его глазах. – Ты хоть понимаешь, что несешь?»

«Не торопись, – на миг прикрыла глаза Катя. – Я знаю, что делаю».

– Но есть еще один вариант развития событий. Можно обойтись и без оценки, – вдруг «вспомнил» Эдик.

– Это как? – не поняла Катя.

– Я просто выложу платок на витрину, чтобы его кто-нибудь купил. Себе после продажи возьму небольшой процент за реализацию, остальное получаете вы. Цена в этом случае будет меньше, но ненамного.

– То есть вот прямо без экспертизы? – уточнила Катя.

– Да, без нее. Ребят, ваш платок старинный, с камушками, ему много лет, но я предполагаю, что больших денег за него вы не получите. Это честно. Думайте, я не тороплю.

Денис побарабанил пальцами по прилавку. Катя подошла к нему вплотную.

– Что скажешь? – едва слышно спросила она.

– Не знаю, – признался Денис и повернулся к Эдику: – А сколько вы за него дадите?

– Вещь старинная, из натурального шелка, с жемчужным украшением, – принялся перечислять Эдик. – Но не новая, а средней сохранности. А больше ведь о ней ничего конкретного сказать нельзя. Кроме примерного «возраста», разумеется. Таких тряпочек кругом пруд пруди, но их запасы, разумеется, не бесконечны. Мне, например, такие не попадались, у коллег тоже не видел, как и на аукционах или где-то еще. Поэтому особой ценности я здесь не вижу. Просто носовой платок, жизненный путь которого оказался более долгим, чем у его владельца.

– Мы согласны, – проговорила Катя.

Денис в ответ промолчал. Он вообще не понимал, правильно ли они поступают. Ему было неуютно в этом месте, а беседа на тему, в которой он ничего не смыслил, начинала напрягать.

– Давайте уже все закончим, – сдался он. – Сколько за него дадите?

– За пятнадцать тысяч рублей я выкупил бы вашу вещицу, – сообщил Эдик.

– Пятнадцать тысяч?! – ахнула Катя. – Серьезно?

– Мало? – по-своему понял Эдик. – Ну, давайте за двадцать. Больше все равно дать не смогу. Ребят, ну, посудите сами, вы же не жемчужное колье принесли…

Катя стиснула руку Дениса и кивнула. О таких деньгах она и не мечтала.

– Переводом на карту, пожалуйста, – попросила она. – И чек. В бумажном и электронном виде.

– И чек, – улыбнулся Эдик и достал из кармана телефон. – Куда переводить? Молодому человеку? Диктуйте номер телефона.

Вечером, закрыв входные двери, Эдик отправился в каморку в дальней части магазина. Сел на стул, настроил свет, вооружился лупой, надел очки. Снова растянул платок на специальном столике и осмотрел его более тщательно.

– Да ты определенно стоишь денег. – Губы Эдика растянулись в довольной улыбке. – Не просто так ты заинтересовал своих хозяев.

Он взглянул на часы и потянулся за мобильным телефоном.

– Привет, дядя Миша, – сказал Эдик в трубку. – Как твои дела?

– Не дождешься, – прохрипел дядя Миша.

– Простыл, что ли? Говоришь странно.

– Да запивал таблетку, а вода не в то горло пошла.

– А я хотел заехать, – объявил Эдик.

– Сегодня?

– А что такое?

– Нужен твой совет. Я ненадолго.

– Жду.

– Что-то надо куп..?

Но дядя Миша уже положил трубку. Он всегда ставил точку в разговоре первым.

Эдик задумчиво посмотрел на телефон, сунул его в карман, сложил платок и газету в пакет и аккуратно положил его в сумку.

– Спасибо, дядь Миш, – улыбнулся Эдик и погасил в каморке свет.

Глава 5

Случались моменты, когда Мигунову казалось, что ему давно пора умереть. Однако смерть, которую он призывал в моменты особенно сильных страданий, на связь не выходила. Спустя некоторое время ему становилось легче, и это повторялось снова и снова, и появлялись дурацкие мысли о том, что, наверное, он не так-то сильно и нужен на том свете, если раз за разом приходит в себя.

Зимой он отметил свое семидесятилетие. Красивая дата восхищала и ужасала одновременно. Сколько ему интересно осталось? Как ему вообще удалось не убраться на тот свет раньше? Сколько моментов, опасных для жизни, случилось с ним за эти годы? С десяток, не меньше. И нож у горла он успел почувствовать, и убийством ему грозили, и сердце не раз прихватывало, и в пару серьезных аварий угораздило попасть. Все обошлось, все преодолел. А вот чертов рак, похоже, станет последним препятствием, которое ему уже не осилить.

После преждевременной смерти единственной и любимой жены Веры дядя Миша себя любимого больше никому не доверил. Были и после нее в его жизни всякие симпатичные девушки, но ни одна не задержалась. Просто после пары встреч ему становилось ясно, что та, кто не против провести с ним время, снова не прошла его личный отбор ‒ ни в чем не напомнила ему умершую супругу. Зная себя, Мигунов первым прерывал отношения, практически скрывался, слетал с радаров, не отвечал на звонки и избегал всяких объяснений, которых, если честно, после такого поведения от него и не требовали. При всем этом он очень боялся увидеть в ком-то свою утраченную любовь. Когнитивный диссонанс. Вечная пытка, когда ты не можешь не потому, что не хочешь, а потому, что желаешь слишком сильно.

В конце концов он решил, что ему никто не нужен.

Детей дядя Миша также не нажил. Они с Верой как-то не задумывались об этом, а потом, когда она заболела, вопрос закрылся сам собой.

Познакомившись с супругами Кумарчи и впервые очутившись в их доме, Мигунов поразился тому, насколько легко, непринужденно и по-взрослому они ведут себя с сыном.

Эдик рос в среде, наполненной уважением и обожанием, и поначалу Мигунову показалось, что родители перебарщивают с заботой о ребенке. После, узнав, что мама Эдика родила его в позднем возрасте, а своих спиногрызов он так и не завел, он решил, что не ему рассуждать о воспитательных моментах. Так кто дал ему право что-то там решать про других? К тому же Эдик, встречаясь с Мигуновым, каждый раз вежливо здоровался и мог задать гостю совсем не детские вопросы типа: «Как поживаете, Михаил Иванович? Сегодня магнитные бури, а вы их ощущаете или нет?» или «Как вы думаете, а почему наши продули аргентинцам вчерашний матч? Ведь неплохая у нас команда, как считаете?», а потом терпеливо выслушивать ответ и даже не отводить при этом взгляд своих прекрасных черных глаз.

Мальчишка был не только красив, но и умен, а еще прекрасно воспитан.

О том, что супруги Кумарчи заинтересовали милицию, Мигунов узнал от их общего знакомого. Самому знакомому бояться было нечего, потому как зарабатывал он на жизнь мясником в районном гастрономе, а о его тайной жизни, которую он вел, выходя из-за прилавка, вряд ли подозревали в органах внутренних дел. Однако он как-то признался Мигунову, что в душе он с рождения тянулся ко всему прекрасному. Например, сам научился лепить из глины посуду, типа плоских тарелок и грубого вида чашек, которую после обжига и нанесения легких повреждений специальным инструментом можно было легко выдать за остатки какой-нибудь древней цивилизации. Покупателям своих творений он честно говорил, что продает им искусные копии, но те, даже зная правду, все равно платили ему очень хорошо.

Об Эдике Мигунов тогда даже не подумал. Его мысли сразу же улетели в сторону заветной сокровищницы, которую глава семьи Кумарчи устроил в его квартире. Мигунов хотел бы перепрятать все это добро, но не знал куда, а главное, может ли он так делать вообще? Вещи-то ценные, редкие и ему не принадлежат. К самому владельцу прийти побоялся, тот тоже не выходил на связь, и так прошло довольно много времени. А потом Мигунов заглянул в международные новости, и вышло это случайно, он просто включил телевизор, а там худой диктор кратко излагал суть происшествий, случившихся в мире. И кадры, на которых крупным планом та дорожная сумка, долгие годы нет-нет да и вставали у него перед глазами. Он так и не понял, почему к нему не пришли с обыском.

Проведя опись всего, что осталось от Кумарчи, Мигунов замутил тщательное расследование, опросив всех знакомых, включая мелкое ворье и двух крупных криминальных авторитетов, с которыми его когда-то свела судьба. Он расспрашивал их о наследии Кумарчи: говорят, что он где-то хранил несметные богатства, правда? Но никто ничего не знал. Получалось, что о сокровищах знали только двое: умерший и сам Мигунов. И тогда последнему пришла в голову мысль продать коллекцию, не нарушив при этом закон.

Чтобы получить разрешение на открытие антикварного магазина, Мигунову пришлось раздать кое-кому несколько взяток небывалого размера. Иначе бы ничего не получилось. Но место на одной из старейших улиц Москвы все-таки удалось выбить. Не совсем на Арбате, конечно, но в одном из примыкающих переулков. Мигунов и тому был рад.

Торговля сначала шла со скрипом, но постепенно он оброс серьезной клиентурой. Бывало, что в его «Фенестру» заглядывали и звезды шоу-бизнеса, и именитые бизнесмены, но в большинстве своем приходили только наследники или люди пожилого возраста.

А через десять лет, совершив наконец сто раз отложенный визит к врачу, Михаил Иванович Мигунов узнал о своем страшном диагнозе. Вот тогда-то и задумался о том, что магазин нужно срочно пристраивать в хорошие руки, но как-то так получилось, что некому. Тогда-то он и вспомнил про симпатичного ребенка, с которым вел умные беседы.

Эдика Кумарчи он нашел очень скоро, но не на улице встретил, а обнаружил его аккаунт в соцсети. Офигел, когда увидел моментальное фото на аватарке и узнал в нем своих давних знакомых.

Ошибки быть не могло.

В одном из комментариев под какой-то заезженной цитатой Эдик упомянул о месте работы, куда Мигунов отправился сразу же и узнал о том, что парень недавно уволился. Но у продавщицы, которая об этом сообщила, остался номер телефона симпатичного коллеги. Правда, позвонить ему Мигунов не решился.

Он даже не знал, проживает ли Эдик до сих пор в родительской квартире. Просто пришел наобум в его день рождения, дату которого сохранил в памяти, и позвонил в дверь. И дождался-таки, пока ему откроют.

С тех пор парень от него ни на шаг не отходил. Само собой, Мигунов помогал ему всем, чем только мог. И каждый раз вспоминал родителей Эдика, чтобы мысленно уверить покойных в том, что их сына он теперь не бросит, что чувствует свою вину в их смерти, потому что их нет, а он остался, и если бы не коллекция Кумарчи-отца, то и не разбогател бы, а скорее всего отмотал бы уже срок где-нибудь в Красноярском крае. Но ‒ не случилось. И сын их в порядке, получил родительское наследство, поддерживает связь с дядей Мишей и ни на что не жалуется.

Они бы гордились своим сыном.

Передав «Фенестру» Эдику, Мигунов наконец смог сосредоточиться на здоровье. Онкологию победить так и не удалось, но приостановить процесс врачи смогли. Даже в его возрасте, оказалось, можно обратить необратимое.

Со временем Эдик перестал нуждаться в советах Мигунова и обращался к нему все реже. Но каждый раз, когда он предлагал встретиться, у Мигунова екало в груди. Он все еще чувствовал вину перед Эдиком за то, что скрыл от него смерть родителей. Но Эдик, кажется, зла на наставника не держал.

Положив трубку, Мигунов бегло прибрался в комнате и решил вскипятить воду для чая. Вряд ли Эдик откажется от угощения, ведь едет к нему после работы.

Эдик ввалился в квартиру весь мокрый. С волос капало, коричневая кожаная куртка на плечах и спине покрылась темными влажными пятнами.

– Дождя что-то не слышно, – удивился Мигунов.

– Потому что был коротким, но мощным, – объяснил Эдик, снимая куртку и стягивая с шеи пижонский шелковый шарф, купленный за бешеные деньги. – Как ты, дядь Миш?

– Потихоньку. Куртку повесь на спинку стула в комнате, чтобы поближе к батарее. Ты, значит, не на машине?

– Давно не на машине, – донеслось из комнаты. – Где я ее на Арбате оставлять буду? Своим ходом добираюсь.

Они прошли на кухню, сели за стол. От ужина Эдик отказался, а вот кофе поприветствовал.

– Ну и что ты тут забыл? – спросил Мигунов, закончив возиться с чашками и туркой.

– Сядь, дядь Миш. Совет твой нужен.

Эдик положил на стол недорогой пластиковый контейнер.

– Открой, – попросил он. – Хотелось бы знать твое мнение.

Мигунов снял крышку, зашуршал лежавшим внутри пластиковым пакетом.

Увидев газету, присвистнул.

– Революцией запахло, – улыбнулся он. – Много добра с тех пор кануло. Неужели кто-то до сих пор находит что-то интересное?

– Как бы тебе сказать? – задумчиво произнес Эдик. – Они не наследники. Молодые ребята, парень и девчонка. Говорят, что переехали в старый дом и в шкафу нашли тайник.

Мигунов отодвинул газету в сторону и вынул из пакета носовой платок.

– То есть шкаф уже был в квартире, когда они заехали?

– Получается, что был.

– Газета не так интересна, как вот это, – со значением проговорил Эдик. – Встречались тебе такие?

– Это дамский носовой платок, – сразу же резюмировал Мигунов. – Кажется, весьма старый. Подай-ка очки.

Без очков Мигунов видел все хуже, но перед гостем все еще старался выглядеть крепче, чем он есть на самом деле.

– Так-так, – прогудел он, склоняясь над столом, однако чтобы не заслонить собой источник света. – Ну, что могу сказать? Ткань не наша. Я с шелками и кружевами русскими немного знаком, изучал на досуге, но не глубоко. Не специалист, конечно, но навскидку смогу отличить родное от импортного.

– То есть эта штука родом из-за границы?

– Похожие можно найти в Музее Виктории и Альберта в Лондоне. Но похожие платки встречал в каталогах, и, знаешь, спрос на них небольшой. Понимаешь ли, Эдик, я бы на твоем месте не сильно рассчитывал на то, что это дорогая вещь. Кстати, вспомнил кое-что в тему. Один раз мне принесли шелковую мужскую сорочку, чтобы я передал ее на экспертизу, но оказалось, что… оказалось…

Он тяжело опустился на стул, снял очки и тяжело задышал.

Эдик тотчас подлетел к нему.

– Плохо тебе, дядь Миш?

– Да ничего, ничего.

– Воды? Таблетку? «Скорую», может? – Эдик опустился на колени перед стариком. – Или приляжешь? Ты скажи, я все сделаю.

– Да не плохо мне! – оттолкнул его руки Мигунов. – В глазах потемнело, и все. Просто зрение напряг и давление поднялось. Да встань ты, господи!

Эдик распрямился и отступил, постоял немного, не понимая. Вернулся на свое место, все еще недоверчиво поглядывая на Мигунова.

– Пей свой кофе, – грозно приказал тот. – Что насчет платка могу сказать? Особенной ценности не представляет, но я, кажется, смогу его продать. Ты его уже выкупил или тебе за так доверились?

– Выкупил.

– Сколько запросили?

– Сам предложил. Двадцать.

– А чего так много? – удивился Мигунов.

– Показалось, что вещь не бросовая, – признался Эдик. – Правда, я не уверен. А ты говоришь, что ерундовая. Ну что ж, пусть так. Двадцать тысяч сейчас могу себе позволить.

– Мне он тоже не нужен. Если хочешь, то поищу покупателя, но это займет время, – вздохнул Мигунов. – Только, Эдуард, думай побыстрее, пока не ушел. Я сейчас все решения стараюсь принимать быстро, потому что неизвестно, проснусь ли на следующее утро.

– Все так плохо?

– Врачи правды не скажут.

Посмотрев на реакцию Мигунова, Эдик понял, что тот не хитрит, не мудрит, а предельно честен. Эта тряпка действительно не стоит ни гроша.

– Решил. Забирай на продажу, дядь Миш, – согласился он. – Если вернешь мне мои деньги, то остальное оставь себе. За труды, так сказать.