Текст книги "Тайна виконта"

Дворецкий и горничная отошли в сторону, занятые разговором, а Шарлотта осталась у чиппендейловского столика, сражаясь с кожаной перчаткой. Судя по всему, пуговица упрямо не желала расстегиваться.

– Позвольте мне. – Он сделал шаг к ней, отметив, что она вздрогнула и с шумом вздохнула. Диринг мечтал, чтобы она чувствовала себя комфортно в его обществе, но в их отношениях не было ничего комфортного, и он сам был в этом виноват. – Я не хотел вас испугать, – понуро пробормотал он и остановился, так и не дойдя до нее. Ее реакция стократ усилила его неуверенность.

– Я… – Она замолчала, вглядываясь в лицо мужа, словно желая найти в нем что-то особенное. – Я не знала, что вы здесь. Вот и все.

Шарлотта прекратила попытки расстегнуть пуговицу, когда подошел муж, и теперь одна перчатка была у нее на руке, а другая лежала на столике рядом со шляпкой. Диринг вспомнил день их свадьбы, тепло и нежность ее руки, хрупкость пальчика, на который он надел кольцо. Но те же самые руки, словно по волшебству, становились сильными, даже могущественными, когда касались клавиш фортепиано.

Солнце подсвечивало теплый румянец ее щек, длинные ресницы оттеняли яркую голубизну глаз. Его жена очаровательна. А он – последний идиот. Влюбившись по уши, утратил мужество, а теперь еще и лишился дара речи.

– Добрый день, леди Диринг, – с большим трудом выдавил он.

– Милорд.

– Позвольте, я помогу вам, – пробормотал он, с замиранием сердца ожидая отказа. За возможность прикоснуться к ее руке он был готов продать душу дьяволу.

– Спасибо.

Диринг громко вздохнул, когда Шарлотта протянула ему руку. В сравнении с ее тонкими изящными пальцами его руки казались грубыми и неуклюжими.

Когда он в последний раз прикасался к жене? Да и какие это были прикосновения? Он иногда случайно дотрагивался до ее руки, когда они вставали из-за обеденного стола, и пару раз легонько касался губами ее щеки. Между ними не было физической близости, которая должна была сделать их брак действительным после произнесенных у алтаря клятв десять месяцев назад. Сколько еще Шарлотта станет терпеть такое положение дел? В конце концов, она захочет аннулировать брак и покинет его. Знает ли она о финансовых условиях их брачного контракта? Когда он позволил чувству вины овладеть им настолько, что он попросту не мог взять то, чего так отчаянно хотел? Проклятье! Откуда взялась эта немощь!

Шарлотта громко кашлянула, и виконт осознал, что она стоит перед ним с протянутой рукой, а он не шевелится. В ее глазах горело нетерпение и что-то еще, чему он не мог подобрать название. Встрепенувшись, он начал действовать.

Взяв ее руку в перчатке, он коснулся кончиками пальцев ее запястья и ощутил острое первобытное возбуждение, пронзившее его грудь, словно стрела. Она тоже что-то почувствовала. Диринг заметил, что она напряглась и даже, кажется, затаила дыхание. Он склонился над ее рукой, стараясь касаться ее легко и ненавязчиво, хотя кровь в жилах бурлила, а перед мысленным взором одна чувственная картина сменяла другую.

Шарлотта вздохнула. Он почувствовал легкий аромат гардении, смешивавшийся с запахом чистой ткани, исходившим от ее одежды. Диринг занялся пуговицей, стараясь не спешить. Совершенно ни к чему расстегивать ее слишком быстро.

– Еще одну минутку, пожалуйста, – проговорил он.

И снова учтивая любезность. Невыносимый такт подавлял импульсивную страсть. Это было нечто большее, чем парализующая неловкость и сознание своей вины в неблаговидных манипуляциях.

Черт побери, это было сущее безумие.

Глава 3

Шарлотта сдерживала дыхание, пока легкие не стало жечь огнем. Ее одолевала неуверенность в себе и нерешительность, но дышать-то все равно надо! Наконец вздохнув, она понадеялась, что ее дыхание в действительности не было таким шумным, как ей показалось, и муж ничего не услышал. В залитом послеполуденным солнцем вестибюле царила абсолютная тишина. Шарлотта слышала лишь отчетливое тиканье часов в кабинете Диринга, расположенном довольно далеко по коридору. Или это было биение ее собственного сердца? Понять это оказалось невозможно. Шарлотту удивляло уже то, что она была способна о чем-то думать – слишком сильно ее поразил и взволновал неожиданный поступок Диринга.

Протянув ему руку – и отчаянно надеясь, что муж не заметит, как сильно та дрожит, – Шарлотта не ожидала, что он подойдет так близко. А теперь их разделяло каких-то шесть дюймов. Они еще никогда не находились так близко друг к другу. Она мысленно перебрала все моменты близости, случившиеся между ними, которые, по сути, и близостью-то не были. Целомудренный поцелуй у алтаря, несколько прикосновений губ к щеке или ко лбу – вот, пожалуй, и все. Это едва ли указывало на интерес мужа к ней.

Повинуясь некой силе, которую она была не в силах контролировать, Шарлотта окинула взглядом статную фигуру мужа. Его голова склонилась над ее рукой, и лица она не видела. Он был, как всегда, безупречно одет. Сюртук идеально облегал широкие плечи. Но Шарлотта знала, что за красивой внешностью этого мужчины таится еще очень многое, и ей не терпелось узнать, что именно. Она не уставала восхищаться его острым умом, неизменным стремлением к успеху и испытывала к нему благодарность за спасение ее семьи от краха.

Теперь он держал ее за руку и старался расстегнуть перчатку – это был самый домашний… интимный жест, который он позволил себе за все время их совместной жизни. Интересно, он чувствует, как дрожит ее рука? И насколько сильно биение в ее груди?

Когда он коснулся кончиками пальцев ее руки над перчаткой, сердце Шарлотты едва не остановилось. Возможно, он сделал это случайно. Но за первым прикосновением последовало второе. Тоже случайное? Или в нем все же присутствует какое-то чувство к ней? Хотя бы любопытство? Правда, вполне может статься, что она обманывает себя, выдавая желаемое за действительное. Или нет? Отец же сказал, что супруг высоко ценит ее… А значит, у нее есть повод надеяться.

Диринг, безусловно, чрезвычайно привлекателен. Густые волнистые волосы цвета свежескошенного сена с янтарно-коричневыми прядями. К ним хотелось прикасаться. Правильные черты лица, твердая линия подбородка. Его губы, так часто неодобрительно сжатые, были полными и соблазнительными, а он их использовал только для разговоров и других прозаических дел.

Когда он наклонился, желая рассмотреть, что мешает пуговице расстегнуться, Шарлотта едва сдержалась, чтобы не броситься в его объятия. Как же ей хотелось ощутить тепло его тела, узнать, наконец, его запах, вкус… Почему она не может сделать этот шаг? Боится его неодобрения? Отказа? Неприятия? Возможно, на самом деле он считает, что в ней чего-то не хватает. Лучше уж она пока будет восхищаться им со стороны.

Она чуть-чуть наклонила голову, чтобы было лучше видно. Нет, нельзя сказать, что она ему совершенно безразлична. Вон как напряглась его челюсть. Он стиснул зубы, похоже, призывая себя к терпению. Шарлотте не хотелось думать, что всему виной пуговица.

Все ее чувства обострились. Она всем телом, всем своим существом ощущала присутствие рядом мужчины. Колени ослабели, груди, надежно укрытые несколькими слоями полотна и шелка, неожиданно стали тяжелыми и болезненными. В нижней части живота возникла пульсирующая боль, не имеющая ничего общего с голодом или нарушением пищеварения, а связанная только с желанием и жадным интересом.

Диринг издал неопределенный, но явно одобрительный возглас, словно сумел прочитать ее мысли, и они ему польстили. Шарлотте захотелось смеяться, хотя она понимала, что ведет себя нелепо – считает, что муж испытывает к ней интерес только потому, что он несколько секунд держал ее за руку.

– Вот и все.

Ей показалось, или она услышала недовольную нотку в его голосе?

Он отошел раньше, чем она успела сформулировать возражение, и она с грустью смотрела, как он взъерошивал ладонью свои безупречно причесанные волосы. Ей очень хотелось сделать то же самое. Все планы, которые она продумывала во время поездки из дома родителей, были позабыты. Шарлотта молча смотрела на мужа и не могла отвести взгляд. Он опустил руку и похлопал себя по ноге. Бриджи из оленьей кожи сидели на нем, как влитые, обтягивая длинные мускулистые ноги. Она подняла глаза и всмотрелась в его лицо, несколько обеспокоенная фривольными мыслями, в последнее время часто ее посещавшими.

– Спасибо. – Она снова принимает желаемое за действительное, или в его поведении действительно что-то изменилось? Пусть даже совсем немного? Шарлотту не мог не занимать вопрос: почему умный успешный человек, стоящий перед ней, сделал ей предложение, поведав отцу о давней влюбленности в нее, и, достигнув своей цели, стал относиться к ней с полнейшим безразличием? Пока что все попытки разрешить эту загадку вызывали только головную и сердечную боль.

Диринг молчал, и она сделала шаг вперед, желая удалиться в свою комнату и положить конец неловкому молчанию. Возможно, там она сумеет разобраться со своими чувствами и вернуть себе равновесие. Она пойдет наверх, переоденется и вернется в музыкальный салон. Если повезет, она пригласит мужа присоединиться к ней. Она даже осмелилась слабо улыбнуться мрачному супругу, и прошла мимо него к лестнице.

– Шарлотта.

Он не мог видеть ее лица, поэтому она позволила себе закрыть глаза. До сих пор он обращался к ней только «леди Диринг» или иногда «миледи». Она впервые услышала свое имя из его уст, и ей захотелось танцевать от радости. Она обернулась, с большим трудом убрав с лица счастливую улыбку. Девушка боялась даже дышать, чтобы ненароком не спугнуть удачу.

– Сегодня я планирую ужинать в клубе. Уезжаю прямо сейчас.

Больше он не произнес ни слова, быстро прошел мимо и скрылся в кабинете.

Лондонские клубы были раем для мужчин, влиятельными заведениями, где царила атмосфера эксклюзивности и тайны, куда были вхожи самые богатые и знатные представители мужской половины общества. В их стенах элита могла укрыться от повседневных жизненных баталий, если, конечно, о ее тепличном существовании можно было так сказать.

Диринг, имея весьма скромный титул виконта, с радостью платил ежегодный взнос в двенадцать гиней за возможность иногда появляться в клубе. Членство в клубе позволяло ему общаться с элитой лондонского высшего общества, что было для него чрезвычайно важно. Диринг был членом трех или четырех самых престижных клубов – «Будлз», «Брукс» и «Уайтс». Последнему он отдавал предпочтение. Причем ходил он в клубы не для игры, выпивки и прочих мужских развлечений, а ради дела. Здесь под покровом сигарного дыма можно было найти капиталы и доходы, инвестиции и инвесторов, решить замысловатые проблемы бизнеса и договориться о выгодном деловом партнерстве.

Сюда Диринг приходил еще и для того, чтобы отдохнуть от своей личной борьбы разума и чувств, той самой борьбы, которая не давала ему покоя и вызывала резкую боль в паху.

Скрывшись за светлой каменной кладкой и узорчатыми решетками «Уайтса», Диринг заказывал бренди, опускался в мягкое кресло у камина и вел деловые разговоры. Никто в Лондоне не мог так умело манипулировать, так проницательно вести переговоры и достигать таких выгодных договоренностей, как он. Об этом все знали. Это знание давало ему репутацию и могущественное спокойствие. А главное, оно отвлекало от личных проблем.

Сегодня вечером Диринг занял обычное место, сделал знак лакею, замершему у стены, и получил свое бренди. Почти сразу соседнее кресло занял Джонатан Кромфорд, граф Линдси, единственный человек в городе, стране да и на всей планете, знавший о тайном неблагоразумии Диринга. Виконт считал Линдси своим другом, несмотря на его склонность вносить в книгу пари возмутительные и часто неразумные ставки.

– Решил отдохнуть один вечер или, как обычно, явился по делам? – ухмыльнулся Линдси и тоже сделал знак лакею. – Впрочем, зачем я спрашиваю? Возможно, надеюсь на лучшее.

Диринг кивнул, приветствуя друга, но промолчал, ожидая, что Линдси скажет дальше. Граф обладал редким талантом превращать беседу в монолог, не чувствуя при этом никакого неудобства. Как и следовало ожидать, Линдси так и поступил.

– Нет абсолютно ничего необычного в том, что такой холостяк, как я, проводит вечер в клубе, но тебе, молодожену, разве не следовало остаться дома со своей молодой супругой? Учитывая все препятствия, которые тебе пришлось преодолеть, чтобы добиться этого брака, можно предположить, что результат тебя разочаровал. – Линдси взял принесенный ему стакан с бренди и устроился в кресле поудобнее. На его губах играла кривая улыбка.

– Не имею не малейшего желания обсуждать здесь домашние дела, – сдержанно ответил Диринг. – Лучше уж поговорить о финансовой безопасности. Брокеры на фондовой бирже ждут новостей о карибской табачной промышленности. Импорт с островов, а не из Америки, представляется удачным вложением на будущее.

– Хотелось бы мне знать, что движет тобой, Диринг. Ты богат, как Крез, и недавно женился на очаровательной женщине. Почему бы тебе не оставить хотя бы малую толику доходов для нас? – Линдси отпил бренди и замолчал.

– Богатство – живое дышащее существо, которое следует обхаживать и подкармливать, иначе оно зачахнет и умрет. Только дурак не делает этого.

Линдси молчал недолго.

– Только дурак едва не доводит себя до банкротства, чтобы выплатить чужие долги.

Это было сказано шепотом, но Диринг напрягся и хмуро уставился на друга. А тот продолжил:

– Пусть даже за последние десять месяцев ты возместил все свои потери. Но разве игра стоила свеч? Хитрые комбинации, обман и махинации – скверные вещи. И, как мне представляется, не в твоем вкусе. У тебя все же есть авантюрная жилка.

– Не исключено. – В последнее время Диринг считал это качество одновременно благословением и проклятием. Будь у него вдвое больше упорства и решительности, он бы ухаживал за Шарлоттой иначе. А так он лишь знал, что хочет во что бы то ни стало заполучить ее, невзирая на способ. Не зря говорят, что цель оправдывает средства. А такая цель, как Шарлотта, могла оправдать все. Абсолютно. Во всяком случае, он так думал тогда.

– Теперь, я думаю, ты сполна насладился добычей.

Что бы ни имел в виду Линдси, Диринг не желал вести с ним провокационные разговоры. Он приехал в клуб, чтобы отвлечься, а не расстраиваться еще сильнее. Тем не менее он, к собственному недоумению, обнаружил, что защищает свою позицию, несмотря на то что не должен никому ничего объяснять. «За исключением нескольких человек».

– Жизнь – штука сложная.

– Я тоже так думаю. – Линдси допил то, что осталось в стакане. – Если ты меня спросишь…

– Не спрошу.

– У тебя все произошло слишком быстро. Ты увидел девушку и сразу решил свое будущее, хотя твои последующие действия были, мягко говоря, рискованными. Я уже не говорю о жарких сплетнях. Я знал, что все не пройдет гладко. Ты не должен был позволять Адамсу провоцировать себя. И нет смысла отрицать, что его открытое внимание к леди обострило ситуацию. Только узнав, что Адамс неравнодушен к Шарлотте, ты бросился в бой, не думая о последствиях.

– Спасибо, что поделился со мной своими блестящими умозаключениями. – Только фигляр мог неправильно понять очевидный сарказм Диринга. Он сразу вспомнил те времена, когда долго собирался начать ухаживания за Шарлоттой, но не решался, зато другие времени зря не теряли. И он оказался перед вероятностью потерять все, если ему не удастся справиться со своей нерешительностью. Воспламененный этой мыслью, он хмуро выпалил: – Никто – ни один человек на свете – не станет отрицать, что я сделал в высшей степени разумное и доходное приобретение, скупив контрольный пакет акций железных дорог Миддлтона. Локомотивы в ближайшем будущем станут самым эффективным средством транспорта в Англии.

Но кое-что намного более важное заставило его добиваться руки Шарлотты. Общество отнеслось к его поспешному предложению как к очередной благоразумной сделке, но все было намного сложнее, и в центре всего находилось его сердце, орган, который предназначен для перекачивания крови и поддержания жизни. Оно именно этим и занималось, пока Диринг не увидел Шарлотту и все в одночасье переменилось. Сердце перевернулось у него в груди, и Диринг понял: эта девушка должна принадлежать ему. Ухаживания Адамса заставили его поторопиться, но они лишь ускорили его продвижения по пути, которым он в любом случае намеревался идти. Отношение общества помогло ему скрыть секрет, который никто никогда не должен узнать.

– Полагаю, жениться на девушке, чтобы получить акции ее отца, – лихой шаг даже для тебя. Если, конечно, он дал тебе желаемое.

– Я не лихач. Ты, как обычно, искажаешь факты. – Тон Диринга стал жестким. Пусть Линдси думает, что ему угодно – пусть считает, что Диринг сделал грамотное вложение или стремился одержать верх над соперником, лордом Адамсом. Ему, в целом, все равно. Пока никто не узнает правду, сплетни и догадки ему не мешают.

– Нет необходимости в возражениях и объяснениях, – заявил Линдси, нисколько не смутившись.

– Одно никак не связано с другим. Я встретил Шарлотту Нотли и понял, что хочу ее. А я всегда получаю то, что хочу, за исключением разве что тишины и покоя, когда ты рядом. – Их давняя дружба была гарантией того, что Линдси не обидится.

– Я сделаю вид, что не заметил оскорбления, понимая, что ты несчастен, поскольку не продвинулся в отношениях. – Линдси усмехнулся и подался к нему. – Мой друг, тебе необходимы ухаживания. Леди любят, когда за ними ухаживают, а не покупают или обменивают по бартеру.

Диринг ненадолго задумался. Временами он ненавидел прямолинейность Линдси, но в этом его заявлении что-то, безусловно, было. Никто не стал бы спорить с тем, что в последний год Шарлотта была одной из самых популярных невест сезона. Мужчины боролись за ее внимание, привлеченные ее красотой и музыкальным талантом.

Кто не станет добиваться жены, не только красивой, но также хорошо воспитанной, умной и талантливой? Разве что человек, совершенно не уверенный в себе, не способный вести приятные беседы или вообще не умеющий общаться с прекрасным полом. Напористая энергия, которая помогала ему заключать удачные финансовые сделки и общаться с партнерами в клубе, бесследно исчезала, когда заходила речь о делах сердечных, а общение с Шарлоттой, безусловно, относилось к последней категории. Самобичевание, неверие в собственные силы и вечные сомнения – отвратительные черты, поэтому возникла необходимость в принятии более эффективных мер, прежде чем другой джентльмен Адамс окажется победителем. Но хитроумный план, который Диринг разработал и претворил в жизнь, чтобы заполучить Шарлотту, – это отдельная история. И он с деланым безразличием ответил Линдси одним словом:

– Возможно.

– Не возможно, а точно. Попытайся завоевать ее благосклонность. Используй ту же безжалостную тактику, которая помогла тебе обойти Хернса в том деле с медными рудниками. Укрепи свои супружеские отношения с той же силой духа, что и банковский счет. Все очень просто. – Тон Линдси стал игривым. – Привлеки ее внимание с той же уверенностью, что ты приковываешь к себе внимание потенциальных инвесторов. Накопи богатство в сердце, а не в карманах. – Удовлетворенный своей речью, Линси наконец замолчал.

– Абсурд. – Диринг покосился на пустой стакан графа. – Сколько ты выпил? – После этого вопроса он и сам сделал большой глоток.

– Слушай меня, это обязательно сработает. – В голосе Линдси проскользнули смешливые нотки.

– Ты все упрощаешь. – Диринг окинул быстрым взглядом комнату, желая убедиться, что вблизи нет никого, а значит, никто не может подслушать их разговор. – Сердечные дела не так легко решаются. – Он говорил резко. Подобный тон, как правило, удерживал собеседника от продолжения разговора.

– Как скажешь. – Линдси знаком велел принести еще одну порцию бренди. – Просто любопытно, что привело тебя в нынешнее состояние постоянных сомнений, колебаний и неуверенности? Ты же раньше был волокитой. Напомнить тебе о той актрисе, которую ты тайком приводил в общежитие в Итоне? Мы все с ней флиртовали, но ты, как мне кажется, больше всех. В конце концов, она бросила тебя и ушла к Адамсу, разве нет? Не то чтобы из этой связи могло что-то выйти, но все же… Я не помню другой женщины, которая…

– Не надо пересказывать мне мою же историю. Не пойму, ты пытаешься мне что-то сказать или просто поставил себе цель меня разозлить? – Диринг нахмурился, чувствуя, что терпение подошло к концу. Упоминание о ничего не значащих юношеских проделках здорово разозлило его. Он никогда не испытывал никаких трудностей с женщинами, когда ничего не было поставлено на карту, но с женой все оказалось по-другому.

Он держался за бизнес, потому что это ни к чему не обязывало и не вынуждало разбираться с собственными эмоциями. А возникли они, когда он впервые увидел Шарлотту. Тогда он ощутил, как сердце в груди сжалось, дыхание перехватило, по телу прокатилась осязаемая теплая волна. Потом все прошло, но он навсегда изменился. Он понял, что должен получить эту женщину. Любой ценой.

– Да, ты прав. Зачем ворошить прошлое? Тем более, если история имела плохой конец. Признаюсь честно, я пытался развлечь половину общества этой историей, но не преуспел. Ты сегодня не на пике популярности. – Линдси взял у лакея следующий стакан, отпил, и его лицо стало серьезным. – Я только хочу сказать, что ты сильно изменился, и не в лучшую сторону. Полагаю, ты находишь свою жену привлекательной. – Он повел бровями, словно намек и так не был ясен.

Диринг опустил глаза.

– Это другое. Моя жена – не простая актриса, за которой я волочился в Итоне. Она важна. – «Леди владеет моим сердцем».

– Тем более. Любое деловое предприятие является важным. Так прояви свои лучшие качества, как в бизнесе. Возьмись за дело и доведи его до конца.

Несколько минут оба молчали.

– Как, по-твоему, я должен это сделать? Мы оба знаем, что поставлено на карту. – «Ничего столь существенного, как пакет акций в железнодорожной компании». Диринг тряхнул головой. Неужели он действительно произнес этот вопрос вслух и попросил совета у Линдси?

– Веди переговоры. Убеждай. Инвестируй, а потом предъяви дополнительное обеспечение – выдвини ультиматум. – Линдси откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. – Это может получиться весьма забавно.

– Ничего забавного тут нет и быть не может. Ты понятия не имеешь…

– О, не могу с тобой согласиться. Я бы не стал на твоем месте заглядывать в книгу пари. Воспользуйся моим советом и обрати ситуацию себе на пользу. Заработай на ней. Мне больно видеть тебя таким унылым. – По внешнему виду Линдси нельзя было сказать, что он испытывает боль. – Какое первое правило при рассмотрении нового инвестиционного проекта?

– Знать своего противника, – сдержанно ответил Диринг, не желая подливать масла в огонь.

– Совершенно верно. – Линдси сделал очередной глоток. – Узнай все, что только можно, о своей леди. Все очень просто. – Он щелкнул пальцами, приведя Диринга в немалое раздражение. – И сделай это поскорее, пока сегодня не превратилось в завтра, а желания – в сожаления.

– Ты предлагаешь мне исследовать собственную жену?

– Ну да, а что в этом такого? – Линдси улыбнулся. – Узнай ее привычки, предпочтения, чего она не любит. Что она предпочитает по утрам: чай, кофе или шоколад? А после ужина? Бланманже или сливовые тарталетки?

– Не знаю. – Диринг досадливо поморщился. Ему действительно ничего не известно о предпочтениях Шарлотты. Это отвратительно!

– Какие цветы ей больше всего нравятся? Какие ароматы? Она жаворонок или сова? – Линдси так и сыпал вопросами, заставив Диринга поежиться.

– Понятия не имею, – прошипел он. – Хватит.

– По правде говоря, ты ничего не смыслишь в романтике. – Линдси усмехнулся и поерзал в кресле. – Работа заменяет тебе все. Но наблюдательности ты вроде бы не должен был лишиться? Положись на нее. Уверен, ты не мог вообще ничего не заметить.

– Шарлотта увлечена музыкой. Каждый день она несколько часов проводит за фортепиано.

– Так купи ей новое! – Теперь Линдси говорил медленно, словно объяснял маленькому ребенку опасность огня. Маленькому глупому ребенку.

– Что? – Диринг засмеялся. – Но с тем инструментом, что у нас есть, все в порядке!

– Не в этом дело! – воскликнул Линдси. – Не понимаю, как ты дожил до двадцати восьми лет, так и не разобравшись, что женщины за существа. Они обожают подарки. Маленькие приятные сюрпризы и большие тяжелые фортепиано. Имей это в виду.

– Спасибо. – Диринг ограничился только одним словом. Любое дополнение помогло бы раздуть и без того непомерное самомнение Линдси. Граф и так был денди до мозга костей – всегда безупречно одетый, с золотыми часами на толстой цепочке в кармане. Внешне он полностью соответствовал своему эксклюзивному жилищу в Мейфэре. Хотя ему нельзя было отказать в уме, и о некоторых поднятых им вопросах следовало подумать.

По правде говоря, опыт Диринга с женщинами ограничивался случайными, ни к чему не обязывающими связями, как будто он намеренно берег свое сердце для Шарлотты. Но теперь, когда ему предстояло преодолеть свою раздражающую робость, когда на карту поставлено все его будущее, ему придется действовать. Больше нет времени для сомнений и колебаний.

Если бы только он не лишался дара речи, подходя к Шарлотте. Исходивший от нее легкий цветочный аромат и едва заметный румянец на красивом лице стали его погибелью. Он влюбился в нее с первого взгляда. Каким-то непонятным образом она, находясь в другом конце комнаты, проникла вглубь его существа и завладела его сердцем, хотя они даже не были знакомы и не сказали друг другу ни одного слова. Этому не было объяснения, и Диринг не стал терять время на поиски разгадки. Вместо этого он начал активно действовать, но сейчас ему не хотелось вспоминать, что именно он делал. Важен результат. Цель оправдывает средства.

Линдси встал – несомненно, чтобы привлечь к себе больше внимания. Он беззаботно ухмыльнулся и сказал:

– Действуй, Диринг.

И это были самые мудрые слова, которые граф произнес за вечер.