Текст книги "Аврора на теплоходе"

День лужайки

Рано утром в дверь позвонили, и на пороге появился дядя Бранде.

– Ты очень вовремя, – сказал папа, хотя он ждал дядю Бранде. – Ты с Аннет?

– Она будет чуть позже. Перед тем как нам окончательно переехать в город, ей нужно ещё многое закупить.

– Хорошо. И вы пообедаете с нами, когда всё закончится.

– Я видел объявления. В программе музыка и аукцион, на котором будут продаваться торты. А кто будет держать речь?

– Папа, – ответила ему Аврора. – Он сидел за машинкой и сочинял её чуть не до утра.

– А тебе мы поручим продавать торты, – сказал папа.

– При одной мысли я уже нервничаю.

– Вы оба говорите прекрасно, – ободрила их мама. – Я приеду как можно раньше, чтобы вас послушать.

– Перед тем как ты уйдёшь, Мари, я хочу сказать тебе кое-что, – сказал дядя Бранде. – Видишь ли… ты в самом деле не догадываешься?

– О чём, интересно?

– Взгляни на меня и попробуй угадать!

– Ты, наверное, постриг бороду?

– Нет, не угадала.

– Говори сам, я должна ехать, а то опоздаю.

– Я стану… нет, лучше по-другому. Мы с Аннет станем… родителями!

– Ах, как замечательно! – воскликнула мама. – И когда, Бранде?

– К Рождеству. У вас ещё осталась книжка по уходу за новорождёнными?

– Вон она, на полке, – показал папа. – Но скажи, вам не будет холодновато в летнем домике?

– Да, – с несчастным видом признался дядя Бранде. – Он не приспособлен к зиме, хотя мы его всячески утепляли. И та комната, которую я снимаю в городе, тоже не подходит. Хозяйка говорит, что не потерпит в квартире младенца.

– Ах, вот как, – папа был озадачен. – Мы ещё поговорим об этом вечером.

– Да, вечером, – подхватила мама. – Мне тоже есть что с вами обсудить.

И она тут же убежала, а что она собиралась с ними обсуждать, никто тогда толком не понял, да и времени у них не было: папа разучивал речь, Аврора играла с Сократом, а дядя Бранде морально готовился к тому, чтобы продавать торты.

Жители Тириллтопена привыкли время от времени слушать уличную музыку. В городке имелся свой собственный школьный оркестр, который иногда выступал на открытом воздухе. Но в этот день на улице играли сразу два оркестра. У одного на знамени красовался грузовик, и он играл так громко, что заглушал всё вокруг. Это был духовой оркестр водителей-дальнобойщиков, и в нём участвовал сам отец восьмерых детей, который играл на цугтромбоне.

Словом, этот день ничуть не походил на обычный, но, когда на площадь Тириллтопена въехал грузовик духового оркестра, люди и вовсе оторопели и смотрели во все глаза. В кузове стояла самая настоящая пирамида, на каждой ступеньке которой лежало по торту, а рядом с пирамидой стоял бородатый здоровяк в широком белом переднике. Он размахивал молотком и громко кричал:

– Всем, всем жителям города! Добро пожаловать на площадь! Всем мужчинам, женщинам и детям! Здесь состоится серьёзнейшее и самое сладкое из собраний! Берите с собой деньги! Ведь здесь и сейчас состоится аукцион! И вы сможете приобрести отличные торты!

Дядя Бранде умолк, и тут же грянула музыка обоих оркестров, вступивших на площадь. Музыка созывала народ. И народ собрался. Звуки отражались от стен зданий, смешивались и улетали прочь.

– Займись Сократиком, когда я взойду на трибуну, Аврора, – сказал папа.

– Хорошо. Ой, сюда пришла Биттелиттен со своей мамой и Пуффи! Папа, что же мне делать?

– Стой спокойно и будь умницей! – посоветовал он. – Мы пришли сюда не ссориться, а для другого! Для того, ради чего придумали этот праздник.

Аврора серьёзно кивнула Биттелиттен, а Пуффи подошёл к ней и подал лапу.

– Пуффи боится музыки, – сказала мама Биттелиттен, – но хочет быть с нами. Он считает, что нам без него не обойтись. Вы подумайте, какие здесь торты!

– Это мы испекли их, – сказала Аврора. – Ну не все, а только один, да и он, кажется, не самый лучший.

Тут же к толпе подошли Нюсси с Бритт-Карен, и Аврора подумала: «Ну вот, сейчас они всё испортят».

Но папа, по-видимому, уже поговорил с Нюсси, потому что она сказала:

– Мы больше ненавидеть не будем. Твой папа сказал, что мы можем спокойно стоять и радоваться. Ты видела торт, который испекла мама? Он самый лучший из всех. Это – крендель-торт!

– Конечно. – В эту минуту Аврора соглашалась со всем, что ей говорили, так она обрадовалась.

Тут же появилась и мама. Но кого она привела с собой? Папину маму и ту женщину, которая жила в её доме. Как же её звали? Лужица!

– Я решила пригласить их, – сказала мама. – Маме Эдварда наверняка захочется послушать, как выступает её мальчик.

А её мальчик уже взобрался на трибуну. Он был бледен, но выглядел очень решительно.

– Это мой папа, – сказал Сократ. – Папа мой.

– Ага, – согласилась Аврора. – И сейчас мы послушаем, что он скажет.

Сократ очень удивился тому, что папин голос заговорил так громко. Он словно зазвучал во всех местах на площади сразу.

– Дорогие жители Тириллтопена, – обратился папа к толпе в микрофон. – Я сейчас задам вам один вопрос, а вы попробуйте ответить! Сколько, по-вашему, стоит куст красной смородины?

– Сто крон, – сказал один маленький мальчик.

– Нет, не так много, – сказал папа, – гадайте дальше!

– Пятьдесят, – раздался другой голос.

– Это слишком дорого. Назовите цифру поменьше!

– Пятнадцать крон, – сказала маленькая девочка, которая стояла прямо под трибуной.

– Это ближе к истине, но всё-таки слишком дорого.

– Восемь крон, – сказал мальчик.

– На одну крону меньше, и цена будет правильная. Маленький кустик чёрной смородины стоит столько же. А сейчас прикинем, сколько вам, дети, дают на карманные расходы в неделю?

– Две кроны!

– Пять крон!

– Три с половиной кроны!

– Хорошо, – сказал папа. – Если вы будете откладывать из карманных денег совсем немного, то не успеете оглянуться, как сможете купить себе маленький куст красной или чёрной смородины. И он будет принадлежать только вам. А если вы захотите посадить яблоню, сливу или грушу, то вам придётся покупать их за 22 кроны или чуть больше. Кто-нибудь из вас видел сад у корпуса «Ц»?

Некоторые дети прокричали «да», а взрослые закивали головами.

– На лужайке перед корпусом было очень красиво, – продолжил папа. – Но подумайте вот о чём! Представьте себе таким весь Тириллтопен – с фруктовыми деревьями и ягодными кустами перед каждым корпусом. Сейчас осень, но представьте себе весну, когда зацветут кусты и деревья. Вот тогда люди из других районов большого города скажут: «Поедем в Тириллтопен поглядеть, как цветут деревья». Или за тем же самым им придётся съездить в Хардангер. А если у вас, у детей, у каждого будет свой куст или своё фруктовое деревце, вы все будете за ними ухаживать и не будете ничего друг у друга отнимать. Вы, наверное, знаете, что кто-то залез в наш сад на лужайке у корпуса «Ц». Но сегодня мы об этом говорить не будем. С этим покончено, мы это зачеркнём. Вот так!

Папа поднял вверх небольшую чёрную доску и крест-накрест перечеркнул её мелом.

– Я ведь о чём говорю. Я говорю о детях, которые здесь живут. Мы привыкли покупать ягоды в магазинах или на рынке, и многие представить себе не могут, как кусты и деревья тянутся вверх, подрастая, чтобы потом дать нам ягоды или фрукты. Бывает, что тот или иной куст боится засохнуть или того, что его поломают, но, как правило, всё обходится хорошо, и он стоит всё лето, впитывая в себя дождь и солнце, а потом рождает вкуснейшие ягоды.

Деревья и цветы, они ведь знают вас. И на них так приятно глядеть. Как завязываются на их ветвях плоды и ягоды и как они становятся всё больше и больше. Вы часто будете подходить к ним, и наступит день, когда при их виде у вас в уголках рта защиплет. А потом однажды вы решите сорвать ягодку или плод. Ведь они целиком и полностью ваши. Я уж не говорю о том, какие они все вкусные. Ничего подобного вы в магазине не купите. Представьте себе только, что весь Тириллтопен уже превратился в один большой сад, и вы не задумываясь начнёте откладывать мелочь на куст или деревце.

И вот, чтобы сразу приступить к делу, не откладывая его в долгий ящик, мы, жильцы корпуса «Ц» и усадьбы в лесу, испекли торты и сейчас будем продавать их на аукционе, а на вырученные деньги купим кусты и деревца, чтобы каждый корпус в Тириллтопене получил свою долю. И ещё я предлагаю раздать кусты и деревья детям из всех корпусов, чтобы все-все дети, даже самые маленькие, у которых ещё не водятся карманные деньги, могли бы их посадить. Водители больших грузовиков, которые так прекрасно играли для нас сейчас, обещали доставить рассаду из питомника к каждому из корпусов Тириллтопена. А теперь мне остаётся поблагодарить вас за внимание, с которым вы меня выслушали, и перейдём немедленно… к аукциону!

Дядя Бранде стоял в кузове рядом с горой тортов. В одной руке он держал микрофон с длинным шнуром, чтобы он мог свободно перемещаться по грузовику, а в другой он держал первый торт. Под мышкой был зажат молоток, а впереди стояла высокая табуретка. Всё это выглядело несуразно, потому что, как он мог бить молотком о табуретку и держать в это время торт и микрофон?

– Я помогу тебе, – крикнул папа. – Подожди немного!

Он забрался в кузов и стал держать торт для дяди Бранде, и все увидели, что Бранде стал вести себя увереннее: он как будто сложил с себя тяжкий груз, который с большим усилием долго держал.

– Ну что ж, начнём! – сказал он. – Дорогие жители Тириллтопена! Я, конечно, не тириллтопинец, но в этом городе живут мои друзья, и один раз – это было в прошлом году – я прожил здесь целых три месяца, так что я не преувеличиваю, когда говорю, что я этому городу не чужой. Но сейчас речь пойдёт не обо мне, а о тортах. Вы видели что-нибудь прелестнее, чем они? Вот, например, первый из них – если не самый большой. У него уже есть имя – торт «Падишах», а испекла его мама маленького Уле, который живёт на пятом этаже. Сколько вы за него дадите? Две кроны? Разумная цена, в торте много вкусного и полезного, яйца, шоколад и всё прочее. Ага! Вы даёте за него три кроны? Пять крон? Подумайте! А теперь поговорим о других тортах. Нас здесь ждут неожиданности. Вот торт по имени «Отелло», вот «Большой рулет», вот шоколадный торт, вот ореховый, вот «Княжеский», вот торт «Люкс», яблочные торты номер 1, номер 2 и номер 3. Вот «Телефонный» торт, вот медовый и «Бабушкин», а вот «Крендель-торт» и торт Эдварда и ещё один, который носит имя «Амврозия». Какое чудесное имя! Этот торт испекли Кнут с мамой, а ты, Эдвард, знаешь, что означает его название?

– Оно означало в Древней Элладе «бессмертный», – объяснил папа, – но также «пища богов».

– Ну что ж, тогда оно подходит и нам, – сказал дядя Бранде. – Но вернёмся к торту «Падишах». Предложено шесть крон. Кто больше? Шесть крон в третий, и последний, раз, торт – ваш! Денежки будем класть в эту коробку из-под торта. Ну вот, мы уже почти накопили на куст красной смородины. А вот перед вами ореховый торт, торт с грецкими орехами. Он напоминает мне, что я ещё не обедал сегодня, как, может быть, и многие из вас. Представьте тогда, как вам повезло! Только назначьте подходящую цену, и вы унесёте его с собой и, может быть, по дороге съедите! Восемь крон, девять, пятнадцать крон! До чего же вы все расторопные! Шестнадцать крон? Торт ваш, пожалуйста!

Мы накопили уже на три куста красной смородины, и скоро нам хватит на четвёртый. Вот ещё один замечательный торт. Его имя – «Эдвард». Да, а что здесь написано? Это надо же, на торте так много крема, а на самом верху – три красные смородинки. Сейчас я прочитаю, что написано на бумажке. Это памятный и печальный торт. Но крем на нём, во всяком случае, очень вкусный, такой, какой и полагается торту. Его приготовил выступавший передо мной оратор. Я считаю, что мы должны вдохновить его, придать ему уверенности. Я лично предлагаю дать за этот торт две кроны. Кто больше? Восемнадцать? Кто-то даёт за него восемнадцать крон! Наверное, за произнесённую блестящую речь?

– Двадцать пять крон!

Папа едва не упал от неожиданности.

– Скинем пять крон, – сказал он. – Мы не можем брать за него так дорого.

– Ты отличный оратор и хороший отец, – сказал дядя Бранде, – но в деньгах ты не разбираешься.

– Двадцать пять крон. Кто больше? Всё, торт продан! – сказал Бранде и ударил по табуретке так сильно, что звук долетел до самого дальнего угла площади.

Аврора стояла и смотрела на эту сцену. Она тоже ещё не обедала, а торты выглядели такими аппетитными. Самым лучшим из них был «Крендель-торт», который испекла мама Нюсси. Торты раскупали один за другим, некоторые подешевели до пяти крон, другие подорожали до девятнадцати, а на самой верхней ступеньке пирамиды сидел «Крендель-торт» и как бы командовал всеми другими. Дядя Бранде снял его и передал папе.

– Вы видели когда-нибудь подобную красоту? – провозгласил он. – Вы, верно, считаете, что крендель – это всего лишь крендель, но между ними может быть огромная разница. Точно так же, как между людьми. Среди нас очень мало людей ослепительной красоты, мне, например, досталась только борода. – И дядя Бранде довольно потёр пальцами скулы. – Этот крендель-леденец – что-то особенное, у него, конечно, нет бороды, но при помощи флажка, леденцов и ягодок маме Нюсси удалось испечь красивейший куст красного марципана. На нём тоже есть ягодки. Это, пожалуй, даже не торт, а настоящее произведение искусства.

– Тридцать крон! – заявила одна дама.

– Сорок, – сказала другая, потому что многим захотелось его приобрести.

– Пятьдесят! – раздался третий голос.

– Это хорошая круглая цифра, – сказал дядя Бранде. – Кто больше? Крендель-торт продан! Кое-кто занялся подсчётом вырученных денег, и я могу сказать, что всего мы выручили за торты 840 крон. Не так плохо. Посмотрим, станет ли Тириллтопен таким красивым, каким расписал его папа Авроры. Большое всем собравшимся спасибо! Перейдём теперь к музыке!

Оркестр дальнобойщиков заиграл марши, и люди стали расходиться по домам.

– Мы сейчас же пойдём домой и как следует пообедаем, – сказала мама. – Ты пойдёшь с нами, Аврора, или будешь ждать папу?

– Я буду ждать папу, а Сократика забирайте с собой.

Дядя Бранде и папа прибрались немного на площади и поговорили с водителями грузовиков.

Когда наконец все собрались дома, к ним присоединилась и жена дяди Бранде Аннет, так что на обед в квартиру семьи Теге пришло очень много народу. Но, когда из кухни в гостиную внесли стол, места за столами хватило всем.

– Вот никогда не думала, – сказала папина мама, – что ты станешь у нас народным трибуном. Ты был таким застенчивым мальчиком, и я не помню, чтобы ты так любил ухаживать за растениями, когда был маленьким.

– А вот теперь полюбил. Учиться никогда не поздно.

– А я-то думала, что ты только любишь сидеть, уткнувшись носом в книги о древних греках, – довольно заметила папина мама.

И тут позвонили в дверь. На пороге стояла Нюсси. И что, вы думаете, она держала в руках? Крендель-торт! Точно такой же, какой продали в этот день. Или это был тот же самый?

– Но ведь его же купила дама, – удивилась Аврора. – Я сама это видела…

– Моя мама испекла два торта, – объяснила Нюсси, – потому что один из них решила подарить твоему отцу.

– Ах, вот как! Папа, выйди к нам!

Когда отец Авроры увидел крендель-торт, глаза у него от удивления стали круглыми.

И теперь Аврора увидела, что этот торт всё-таки отличался от того, что продали. У него на верхушке росло маленькое деревце, а по бокам свисали самые настоящие яблочки.

– Ты, Нюсси, должна сказать дома, что мы приглашаем всех ваших сойти вниз и попить у нас кофе, – сказал папа.

– Спасибо большое. Я принесу с собой бутылочку лимонада, который мы держим в холодильнике.

Так что в этот день в квартире у семьи Теге собралось много гостей, и весь следующий день тоже выдался необычным. Мама оставила машину у дома, чтобы папа мог ею воспользоваться, и Аврора с Сократом побывали в питомнике, где выбрали множество кустов и деревьев, а во второй половине дня они сопровождали вереницу грузовиков, развозивших рассаду по корпусам.

Они раздавали деревца и кусты даже самым маленьким. У некоторых младенцев даже ещё не было имени, его только подбирали. Им папа писал на дощечках при кустах и деревьях «Новорождённый Ларсен» или «Новорождённый Андерсен». К концу дня все очень устали, но дело-то было сделано, и папа сказал:

– Ну вот, наступила пора подумать о наших собственных деревцах и кустах.

Он сходил в подвал и принёс оттуда ящик с краской, топорик и пилу. Аврора не сразу поняла, для чего это всё нужно.

Когда она подошла к своему кусту красной смородины и ко всем другим, оборванным и растерзанным, у неё опять испортилось настроение. Она взглянула на корпус «Ч» и чуть было снова его не возненавидела, но тут же заметила, что и возле этого корпуса суетились люди. Их было перед корпусом много, и некоторые держали в руках кусты. Наверное, люди купили их сами, и ещё Авроре показалось, что она заметила среди собравшихся чёрного пуделя, крупнее, чем все другие пудели. Пуффи был таким большим и кудрявым, что рассмотреть точно, с какой стороны у него хвост и с какой стороны голова, издалека было бы трудно.

– Сейчас посмотрим, – сказал папа и занялся чем-то странным. Он отпиливал почти поломанные ветви и разлохмаченные сучки.

– Что ты делаешь? – в ужасе спросила Аврора.

– Я отпиливаю ветки осторожно и аккуратно, – объяснил папа, – а все раны на кустах и деревьях замазываю краской, чтобы через них не вытекал наружу их сок. И ты увидишь, Аврора, что, сколько бы ни вредили кустам и деревьям люди, в них сохраняется одно желание – жить. И они сохраняют внутри себя все плоды и ягоды не только следующего года, но и всех долгих лет в будущем. А теперь им пора спать! Зимой они будут стоять здесь и радовать нас своей красотой – ты ведь знаешь, как красив иней на ветках, – и весной ты увидишь, что они плакать не будут и забудут обо всём плохом, что с ними случилось осенью. Вон идёт Кнут. Ты сочинил хорошие объявления, Кнут! Вот, возьми кисточку и покрась ею свою сливу. В тех местах, где я отпилил ветки.

– Ты думаешь, она выздоровеет? – спросил Кнут.

– Да, я верю в это.

Кнут обрадовался:

– Это хорошо.

Перемены

После того как кусты и деревца перед корпусом привели в надлежащий вид, Аврора снова поднялась на десятый этаж, посидела немного, взглянула на маму и сказала:

– Ты хотела что-то обсудить с нами, но всё молчишь.

– У нас было много гостей, а я хотела обсудить с вами то, что касается только нас четверых. Поэтому я подождала, пока мы останемся одни.

– Мы снова поедем в Голландию?

– Нет, туда мы не поедем, но, если захотим, поедем далеко-далеко на север нашей собственной страны. Мне предложили там должность, которая называется «помощник районного судьи», но сначала я должна знать, что на этот счёт скажет папа, ты и Сократик. Ты поедешь в Нурланн на два года, Эдвард?

– В Нурланн? – переспросил папа. – Я могу взять с собой работу, так что не вижу в этом ничего невозможного. А куда в самом Нурланне?

– Там есть местечко по названию Фабельвик, – сказала мама. – Мы получим там дом, а самое приятное, что здесь у нас дома будут жить дядя Бранде, Аннет и их младенец. Мы только попросим их оставить нам детскую комнату – на всякий случай, если придётся ещё пожить дома после того, как они к нам переедут, или на время отпуска.

– Все четверо в одной комнате? – засомневалась Аврора. – Это, конечно, здорово, но как-то грустно, что мы не останемся здесь теперь, когда Биттелиттен переехала в корпус «Ч». И ещё – здесь же остаются Нюсси и мой куст!

– Мы попросим дядю Бранде за ним ухаживать, – успокоил её папа.

– И мы не уедем отсюда до Рождества, – сказала мама, – хотя я вообще-то подумала вот о чём: мы теперь хорошо знаем Тириллтопен и немного Голландию, но мы совсем не знаем нашу собственную страну, и сейчас у нас появилась возможность лучше познакомиться с ней.

– Абсолютно согласен, – поддержал её папа. – Сейчас я достану карту, и мы посмотрим, где это. Ага, вот фюльке Нурланн. Фабельвик находится здесь, он почти на границе с фюльке Тромс.

– Мы можем перелететь туда за пару часов. Не прямо туда, но неподалеку.

– Нет, нет, – воспротивился папа, – если мы уж туда поедем, то надо сделать это пообстоятельнее. Мы поедем туда на рейсовом теплоходе, вот как! Иначе наши дети даже не почувствуют, насколько далеко мы заехали.

– Что ж, раз вы так решили… – сказала Аврора. – К счастью, мы поедем туда ещё не так скоро.

Но, когда события сменяют друг друга одно за другим, время летит быстро. Сначала сильно похолодало, и все кустики и деревца, в точности как говорил папа, покрылись инеем, потом сразу же наступила настоящая зима и Аврора встала на лыжи, потом мама с папой поссорились из-за пианино: папа хотел забрать его с собой в Нурланн, а мама настаивала, чтобы оно оставалось в Тириллтопене и ждало, когда они вернутся обратно. В этом споре победил папа. Он сказал, что пианино всегда, с самого его раннего детства, было его добрым другом и уже успело подружиться с Авророй и даже с Сократом, который привык бить по его басовым клавишам. В результате пианино вместе с папиной и маминой кроватями, садовой скамейкой, столом и стульями поехало в Нурланн, Аврора с папой и Сократом провожали мебель на пристань и видели, как большой кран поднимал её вверх и укладывал в грузовой трюм. Гостиная после этого стала такой пустой и вроде бы незнакомой. Аврора с Сократом ходили по ней и кричали, звуки так непривычно раздавались в комнате, когда из неё убрали все вещи, но потом со своей поклажей и Аннет в неё въехал дядя Бранде. Их поклажа оказалась чуточку странной: вся мебель дяди Бранде состояла из одного стула; его он привёз для того, чтобы Аннет было на чём сидеть, ведь у неё скоро должен был родиться ребёнок, и дядя Бранде всё время ухаживал за ней как только мог. Остальные вещи молодой пары состояли из старинной колыбели и целой горы досок, потому что дядя Бранде собрался мастерить свою мебель сам.

Хорошо, что Аннет переехала к ним из своего летнего домика, ведь всего через несколько дней её отвезли в больницу. Вскоре дядя Бранде появился у них ранним утром и всех разбудил.

– В чём дело? – проворчал папа. – Аннет уже родила?

– Ну конечно! – воскликнул дядя Бранде.

– Мальчика или девочку? – спросила мама.

– Обоих. Представь себе, Аврора! У нас близнецы. И мы стали большой семьей. А одёжка-то только на одного, – озабоченно добавил дядя Бранде.

Впрочем, особых забот это не доставило. Чуть ли не все жильцы корпуса «Ц» порылись в своих комодах и принесли дяде Бранде одёжек не на одного, а на трёх младенцев!

Чуть позже в тот же день дядя Бранде сказал:

– Пойду-ка я и куплю к Рождеству ёлку.

– Новорождённые уже водят хоровод? – удивилась Аврора.

– Нет, конечно, – сказал дядя Бранде. – Но пусть лежат и поглядывают на неё, зелёную. Мне очень хочется, чтобы они полюбили лес. Вы только представьте себе, как мы, когда они вырастут, пойдём вчетвером в горы.

– А когда они к нам переедут? – спросила Аврора.

– Через шесть дней.

– Подумай, Сократик, – сказала Аврора, – здесь появятся сразу два младенца.

– Сократ будет катать младенцев.

– Нет, нет, – сказала Аврора, – они будут лежать в колыбельке, они ведь такие маленькие, и мы будем их пеленать и купать.

Шесть дней пролетели быстро, и теперь, когда заботы с переездом стали занимать папу меньше, он стал задумываться о Рождестве. Он, Аврора, Сократ и мама стали решать, что они подарят своим знакомым.

– У нас отложено на подарки сто крон, – сказал папа, – и, если раздавать подарки всем, кого мы знаем, ничего дорогого мы купить им не сможем.

– Мы подарим подарки бабушке и её восьмерым внукам, – сказала Аврора, – и ещё Биттелиттен. Её мама говорит, что Малышка боится отходить от своего корпуса, хотя скоро с новым местом освоится, но тогда я уже отсюда уеду.

– А когда ты вернёшься сюда из Нурланна, Биттелиттен уже пойдёт в школу, и, может быть, вы будете ходить в неё вместе, – сказал папа.

– Ага, и ещё Нюсси. Что мы подарим Нюсси, папа?

– Нашу фотографию.

– И напишем на ней: «На память об Авроре», – предположила она.

– Это звучало бы чересчур печально, – улыбнулся папа. – Лучше напишем: «Дорогой Нюсси, чтобы она нас не забывала. Привет от Авроры и всей семьи».

– Звучит хорошо, – одобрила Аврора.

В день выписки Аннет из больницы они все потрудились на славу. Они всё мыли, убирали и украшали. В ванной установили столик для пеленаний. На нём пеленали Сократа, когда он был маленький. А теперь Сократ стоял вместе с Авророй и на него глядел.

– Ты здесь лежал, когда был младенцем, – сказала Аврора. – Но теперь ты уже большой.

– Ты тоже лежала на нём, Аврора, – заметил папа. – Надо же, как быстро летит время! Я уже почти не помню, какими маленькими бывают новорождённые.

Долго ему гадать не пришлось, через час они уже прибыли. Дядя Бранде одолжил у семьи Теге их синюю машину, и он вместе с Аннет и двумя младенцами занял в ней все места.

Наконец они поднялись наверх. Аннет несла одного младенца, а дядя Бранде – второго, и пока они шли по коридору, в нём открывались многие двери и жильцы их приветствовали. Скоро оба младенца уже лежали в колыбели: один – головой в одну сторону, другая – в другую, а дядя Бранде покачивал их обоих сразу, чем был ужасно доволен.

Сократ пристально посмотрел на новорождённых, потом засмеялся и снова на них посмотрел, он ещё никогда не видел таких маленьких людей, а тут увидел их сразу двоих.

Позже в тот же день, когда их пеленали, ему и Авроре позволили на этот процесс взглянуть. Сократ не проронил ни единого слова, он только стоял и смотрел, а Аврора давала всем советы, она ещё хорошо помнила, как пеленали Сократа.

Когда Аннет покормила новорождённых, а дядя Бранде прибрался в ванной, он так устал, что пошёл и ненадолго прилёг в спальне, и Аннет поступила так же.

– Младенцы лежат сейчас в колыбели в гостиной, – сказал папа, – а мы теперь будем жить в детской комнате, чтобы никому не мешать.

Так детская комната стала их домом. Туда снесли всю одежду. Ещё они позаимствовали у мамы Нюсси две раскладушки, которые днём собирали, а на двух выдвижных кроватях укладывались Аврора с Сократом. Так они отдыхали все четверо.

– И нам нисколько не тесно, – говорил папа. – Многие так живут постоянно, да ещё в неотапливаемых комнатах, и дома не обедают. Так что мы какое-то время проживём без особых трудностей.

– Да, какое-то время мы обойдёмся малым, – сказала мама и чуть зевнула.

Папа читал, Аврора раскрашивала рождественскую открытку, а Сократ сидел и о чём-то размышлял. Через некоторое время он вышел из комнаты, и все подумали, что он удалился по малой надобности, но он всё не возвращался, и папа сказал:

– А куда делся Сократик? Не потревожил ли он наших друзей?

Аврора с папой потихоньку вышли из детской. Они не нашли Сократа ни на кухне, ни в ванной. Аврора приоткрыла дверь в гостиную и чуть было не вскрикнула. Хорошо, что папа чуть придержал её за локоть.

– Не напугай его! Иначе он их уронит.

По гостиной, нарезая круги, ходил Сократ. В каждой руке он держал по младенцу.

– Тссссссссс! Тссссссссс! – пришёптывал Сократ. Аврора как-то сказала ему: что таким образом папа успокаивал его самого, когда он был маленький.

– Ты такой большой и сильный, – сказал ему папа. – Надо же, ты носишь их обоих сразу, но сейчас их следует уложить в колыбельку. Новорождённые должны только лежать и спать. Вот так давай уложим его, и вот так – её!

– А мы их не искупаем?

– Не сейчас. Это решают их родители, понимаешь? Давай, Сократик, пойдём!

Аннет и дядя Бранде очень удивились, когда проснулись и обнаружили, что младенцы спят голова к голове.

– Как они сумели перевернуться? – удивился дядя Бранде. – Они уже сейчас могут переворачиваться?

– Я думаю, им немного помог Сократик, – признался папа. – Но я обещаю вам, что это не повторится.

В тот же день папа сходил в магазин и купил двух пластмассовых младенцев, хотя денег у него на них не было. Но они с мамой решили, что это необходимо. Аврора и Сократ получили по одному, хотя Аврора понимала, что, если Сократу вздумается искупать их обоих, ей придётся отдать ему своего, иначе Сократ попробует искупать настоящего.

До Рождества оставались считаные дни, и папа с мамой вздохнули наконец с облегчением. Скоро-скоро они снова сядут в свою маленькую синюю машину и отправятся к папиной маме и Лужице, хотя до этого им ещё предстояло попрощаться со своими знакомыми в Тириллтопене и с обитателями дома в лесу. В Нурланн они отправятся, как только отпразднуют Рождество. Папа решил, что было бы печально прощаться с друзьями ещё один раз, так что лучше было сразу после Рождества поехать из Бесбю на железнодорожную станцию в городе, а оттуда уже прямо, не заезжая в Тириллтопен, отправиться в Нурланн. Так, во всяком случае, считала Аврора.

К счастью, в доме у папиной мамы и Лужицы младенцев, которых мог бы купать Сократ, не было. Но пластмассовых близнецов они с собой взяли, и Сократ купал их по нескольку раз в день, чтобы Рождество они в любом случае встретили чистыми. И в сочельник пластмассовые близнецы вместе со всеми водили хоровод вокруг рождественской ёлочки в Бесбю, что, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в доме Теге в Тириллтопене: там близняшки водили хоровод с их папой и мамой вокруг ёлочки перед каждым пеленанием, ведь дядя Бранде обещал приучить новорождённых любить всё зелёное.