Текст книги "Гюро переезжает"

По секрету о грустном

В дворницком домике завтракали. Эрле и Бьёрн говорили за столом о разных вещах, которые им сегодня нужно было сделать. Лилле-Бьёрн рассказывал, сколько у него сегодня в школе всяких уроков, а Гюро почти ничего не говорила и молча ела, и ей было хорошо, оттого что все дома и у всех хорошее настроение. Но потом Эрле и Бьёрн ушли, им было пора на работу. Лилле-Бьёрн доделал задание, которое вчера забыл выполнить, и тоже ушёл, а Гюро осталась одна. В такое время дом становился другим. В нём было пусто, немного неуютно и тихо, как будто всё замерло в ожидании. Гюро подошла к окну и стала смотреть на детей, которые приходили в школу к самому первому уроку. Некоторым не нужно было спешить, они шли через школьный двор спокойным шагом. Одни шли стайками, другие поодиночке. Перед самым звонком быстро пробежали четверо школьников, а когда прозвенел звонок и все дети уже вошли в школу, рысью пробежал ещё один мальчик в расстёгнутой куртке. Развевающийся от ветра шарф хлопал его по щекам, а рюкзачок за спиной болтался, как будто мальчик не успел его как следует надеть. Он висел косо и колотил своего хозяина по спине. Мальчик опрометью промчался через двор и тоже скрылся за дверью. Гюро даже задержала дыхание, такое это было захватывающее зрелище. Примерно так бывает, когда взрослые опаздывают на трамвай и еле успевают вскочить в вагон после того, как трамвай уже тронулся. Смотреть больше было не на что, и Гюро, как обычно, пошла в подвал. На самом деле это был не совсем подвал, наполовину он возвышался над землёй. В подвале была большая комната. В ней нашлось место для верстака, который Бьёрну и Эрле подарили на свадьбу, и маленького раскладного диванчика, на котором когда-то спала Гюро. Гюро была очень довольна, что он тут стоит. Когда она оставалась одна или когда приходил Сократ, можно было на нём поиграть, а когда она упражнялась на скрипке, на диванчик можно было усадить Вальдемара и Кристину. Этим Гюро и собиралась сейчас заняться. Скрипка и нотный пюпитр теперь так и жили в подвале.

Она принялась выполнять упражнения так, как учил её Аллан: начала с того, что поводила смычком по струнам – по той, что принадлежала дедушке Андерсену, по Эрлиной и по струне Сократа. Но это ещё не всё: надо было упражнять левую руку и учиться прижимать пальцами струны, причём сразу двумя – мизинцем и указательным. Сначала мизинец совсем не слушался и никак не хотел дотягиваться до струны, но Гюро уговаривала его, чтобы он как следует тянулся, и со временем он сделался более гибким и стал гораздо послушнее, а теперь, дотянувшись до струны, учился на ней держаться. «Сначала тебе покажется скучно повторять эти упражнения, – сказал Аллан, – но они очень нужны. Зато после них ты станешь играть гораздо лучше. Наберись терпения – и сама в этом убедишься». Гюро не скучала от упражнений: во-первых, в этом был свой порядок, а главное, от них была польза, Гюро сама это замечала. Иногда ей случалось перестараться с упражнениями, и тогда мизинчик обижался. И не только мизинчик, а и все остальные пальцы. Рука деревенела и начинала болеть. Тогда Аллан объяснил ей, что давать отдых руке – это тоже очень важно. Поэтому она время от времени делала перерыв и потряхивала расслабленными руками, как ей показал Аллан. Сейчас Гюро сделала перерыв и поводила плечами. На всякий случай она ещё и поприседала, чтобы подвигать ногами. Но затем она снова взяла в руку скрипку, встала к пюпитру и взяла новую ноту.

Но не успела она провести смычком по струне, как вдруг обратила внимание на Вальдемара и Кристину.

– Это у меня ещё не совсем получается, – сказала она. – И вам лучше не слушать. Давайте-ка я отправлю вас к стиральной машине Эсмеральде и закрою дверь, чтобы вам было не так слышно.

Немного поиграв, она пошла к двери и отворила её.

– Я передумала, вы можете послушать, – сказала она. – Вы же понимаете, что мне нужно много-много упражняться, для того чтобы научиться. А пока сыграю-ка я вам лучше пьесу, но после мне придётся уйти от вас. Мне нужно поговорить кое о чём с Тюлинькой по секрету, секрет немного печальный.

Сыграв пьесу, она спрятала скрипку в футляр и не забыла ослабить струну на смычке. Затем она поднялась наверх и надела куртку-дутик. И тут пришла мама. Она заглянула домой, чтобы проведать, как там Гюро.

– Идёшь поиграть во дворе? – спросила она.

– Я к Тюлиньке. Хочу рассказать ей то, что надо было передать, – сказала Гюро.

– Ещё нет десяти. Ты же знаешь, что Тюлинька и Андерсен любят начинать утро потихоньку-полегоньку.

– Тогда я сначала схожу к Сократу.

Тут снова зазвонил школьный звонок, он звал детей на перемену, и Гюро скорей вернулась к окну.

Из школы толпой высыпали ребята. На улице стало светлее, и Гюро могла их теперь хорошо рассмотреть. Некоторых она уже знала, потому что среди школьников были дети из корпуса «Ц» и корпуса «Ю», был там и Мортен из лесного домика, он вышел на двор вместе с Лилле-Бьёрном. Было видно: Лилле-Бьёрн рад, что рядом есть Мортен. Кроме знакомых ребят было ещё много других, которых Гюро по-настоящему не знала, но уже помнила в лицо, потому что много раз видела их из окна. Некоторые ребята бегали друг за другом, некоторые боролись, но не всерьёз, а только понарошку, но были и такие, которые боролись не понарошку, а дрались по-настоящему, были и большие ребята – эти просто стояли и разговаривали.

– Если ты не собираешься выходить из дома, то сними куртку, – сказала Эрле. – А то, смотри, как бы не перегреться.

– Хорошо, мама. Пока!

– Пока, всего хорошего!

По дороге Гюро то и дело попадались навстречу школьники. Это были дети, у которых уроки начинались без пяти девять. Самый первый урок почему-то назывался не первым, а нулевым. Гюро это казалось очень странным: сначала в школе был нулевой урок и только после него первый.

У некоторых детей лица были заспанные, хотя им и не пришлось вставать к нулевому уроку. Некоторые мирно и спокойно шли поодиночке, другие – целыми стайками, занимая всю ширину тротуара, так что Гюро с трудом мимо них проходила. Кажется, никто кроме Гюро не шёл в её сторону. Поднявшись на пригорок, она посмотрела на дома впереди. Потом, дойдя до корпуса «Ц», посмотрела на окна дворницкой квартиры. Там уже висели другие занавески. В квартире жил теперь Кнут. Занавески ему сшили его мама и девушка, которую звали Грю, так сказала Тюлинька. Гюро не собиралась туда заходить, потому что Кнута сейчас всё равно нет дома. Он собирает мусор из мусоропровода или работает в котельной. Как-то странно было войти в парадное и даже не заглянуть в квартиру, где она раньше жила! Немножко непривычно и странно. Она вошла в лифт, но поднялась не на тринадцатый этаж, где жили Тюлинька и Андерсен, а только на девятый. Выйдя из лифта, она сначала пошла по коридору к той квартире, где жил Сократ. Остановившись перед нужной квартирой, она услышала, что за дверью на чём-то играют. Наверное, это Сократ упражняется на скрипке.

Гюро постояла и послушала, а Сократ об этом даже не догадывался. Жаль, что она больше не живёт в корпусе «Ц»! Раньше Сократ всегда приходил к ней и они упражнялись вместе. Он приходил задолго до Тюлиньки. А теперь не приходит.

Какие же у него получаются низкие звуки! Струна дедушки Андерсена звучала низким голосом, но всё же не настолько. «Ага, вот в чём дело!» – догадалась Гюро. Она была почти уверена, что не ошиблась. Гюро нажала звонок. Дверь отворил Сократ.

– Аврора упражняется, – сказал он шёпотом. – Сначала упражнялся я, а после меня Аврора. Нам приходится играть по очереди. Но сейчас ей пора идти в школу, и тогда буду играть я.

– Она упражняется так же, как мы, – делает длинные штрихи и всё такое? – спросила Гюро.

– Ага. А иногда она тоже дурачится и играет как попало, а иногда играет пьесы. Иногда мы играем с ней вдвоём. Хочешь послушать?

– Хочу.

Сократ убежал в комнату:

– Аврора! Гюро пришла. Давай поиграем вдвоём. Один разочек!

– Ладно. Но скоро мне пора уходить. Мне сегодня ко второму уроку, а ещё надо собрать физкультурную форму и найти книжки, я их куда-то задевала, так что упражняться всё равно уже некогда. Что будем играть? Ту пьесу, которую ты разучил?

– Да.

Лицо у него стало очень радостное. Он достал скрипку и встал рядом с Авророй. Аврора сидела на стуле и держала виолончель между колен. Виолончель упиралась в пол и была такая большущая, что доставала Авроре до макушки и заслоняла её почти целиком.

– Я пока ещё не много умею, – сказала она, – но каждый день упражняюсь, так что кое-чему уже научилась. Папа сказал, что в Тириллтопене у нас будет новый оркестр и меня туда возьмут, и вас тоже. Ну, Сократ, начали!

– Здорово! – сказала Гюро. – Вот бы и мой брат умел играть на виолончели! Но он не играет, ему это неинтересно.

– Может быть, он захочет играть на чём-то ещё, – сказала Аврора. – А может быть, он вообще ни на чём не хочет играть – не всем же это интересно. Может быть, ему интереснее мастерить или ещё чем-то другим заниматься.

– Ага, – согласилась Гюро. – Кажется, он любит ходить в туристские походы, а ещё он рисует и столярничает, ещё он читает газеты и даже книги, а ещё он пишет письма своей маме, она у него плавает на корабле. Корабль однажды попал в шторм, а она даже не заболела морской болезнью, но была очень рада, когда шторм кончился. Лилле-Бьёрн много раз читал мне вслух её письмо, я запомнила всё почти наизусть.

– Вы останетесь тут, Гюро, или пойдёте к тебе?

– Сначала мы к Тюлиньке по важному делу, а потом, может быть, пойдём ко мне.

– Тогда выйдем вместе и я запру дверь. Ты не забудешь свои бутерброды, Сократ?

– Не забуду. А ты?

– Я тоже.

– Ты возьмёшь с собой скрипку, Сократ? – спросила Гюро. – У меня ты можешь упражняться сколько захочешь, а потом мы поиграли бы вместе. Или, может быть, ты теперь играешь только с Авророй?

Гюро задала этот вопрос немножко недовольным голосом, и Сократ поспешил её успокоить:

– Нет, что ты! Я возьму с собой скрипку.

Сократ заторопился: столько дел сразу – и скрипку надо уложить в футляр, и самому надеть куртку.

Аврора вышла в другую комнату за школьными принадлежностями. Наконец все трое собрались. Аврора заперла дверь на ключ и сказала:

– Бывай, Сократ! Папа сказал, что придёт рано и приготовит обед, а мама сегодня задержится на работе, так что обедать будем втроём.

Она бегом припустила по коридору, и, хотя времени у неё было с запасом, школьный рюкзак так и запрыгал у неё за спиной, а мешок с физкультурной формой закачался как маятник. Она вскочила в лифт и уехала вниз, а Гюро и Сократ зашагали по лестнице на тринадцатый этаж.

– Мама сказала, чтобы я не огорошивала Тюлиньку и не выпаливала всё прямо с порога, – сказала Гюро. – Так что надо начать с чего-нибудь другого.

– Хорошо.

Он не знал, чем таким они могут огорошить Тюлиньку, и, подумав, спросил:

– А какое это важное дело?

– Это секрет. В нём есть немного печального и немного радостного, а Тюлинька ещё ничего не знает.

– И я тоже не знаю.

Они уже остановились перед дверью квартиры, где жили Тюлинька и Андерсен.

И Гюро прошептала Сократу в самое ухо:

– Это про то, что Индивид уезжает от нас. Это печальная часть, а радостная – это то, что сперва он ещё может пожить несколько дней у Тюлиньки, но она ещё об этом не знает, так что ты, Сократ, смотри, ничего ей не говори!

– Я не скажу, – сказал Сократ, и Гюро нажала звонок.

Индивид становится школьником

Тюлинька и Андерсен любили начинать утро потихоньку-полегоньку. Но Гюро решила, что уже достаточно подождала, а дело, о котором она хотела рассказать Тюлиньке, было очень важным. Сократ шёпотом сказал:

– Я ничего не буду говорить, честное слово.

– Когда мы начнём об этом, можешь спокойно говорить. Только так, чтобы не сразу.

Тюлинька конечно же удивилась, когда увидела в дверях Гюро и Сократа.

– Это вы? – спросила она. – Или вы соскучились и не могли дождаться? Надеюсь, Гюро, дома ничего не случилось?

– Да нет. У меня дома ничего не случилось, и у Сократа дома ничего не случилось. А где дедушка Андерсен?

– Он в ванной, бреется.

– А как он бреется – с кисточкой или электрической бритвой?

– Ну что ты! У Андерсена безопасная бритва и кисточка-помазок. Он не признаёт этих новомодных штучек.

– Здорово! – сказала Гюро. – Папа тоже так брился, а у Бьёрна электробритва, ему так больше нравится, только на это неинтересно смотреть. А можно мне поглядеть, как бреется Андерсен?

– Сейчас спрошу у него, – сказала Тюлинька. – Андерсен! Можно, Гюро поглядит, как ты бреешься?

– И я тоже! – крикнул Сократ.

– Пожалуйста, заходите, если хотите, – сказал Андерсен.

Они открыли дверь ванной, но Андерсен не стоял перед зеркалом – он сидел. Он сидел на табуретке перед раковиной, опустив ноги в таз с водой. Под рукой у него был столик, на столике лежали газета и трубка, но сейчас у него всё лицо было в белой пене, он уже намылился.

– Каждое утро он по часу сидит в ванной, – сказала Тюлинька. – Это он от радости, что у нас собственная ванная. Помнишь, Гюро, в пансионате-то ванная была общая, одна на всех, и надо было заранее договариваться и записываться в очередь, когда хочешь её занять. Ну а теперь Андерсен договаривается со мной. Он говорит: «Ничего, если я займу сейчас ванную?» – и я уже знаю, что это значит на час, я к этому подготовлена и говорю: «Хорошо».

Сейчас Андерсен почти не мог разговаривать, потому что у него всё лицо было в мыльной пене и даже рот был ею покрыт, но он отвечал кивками и даже пробовал немного улыбаться. Отложив помазок, он взял в руки станок с безопасной бритвой. Гюро и Сократ смотрели, как на лице Андерсена среди мыльной пены начали появляться дорожки – сначала появлялась дорожка, потом целиком очищалась вся щека, сначала с одной стороны, потом с другой.

– А я раньше тоже любил играть с помазком, – сказал Сократ. – Это было, когда я жил в Голландии. Я и сейчас его люблю, но теперь он больше лежит у Чучела, а я его только иногда беру в руки.

Андерсен ополоснул лицо водой и вытер, затем вытер ноги, надел носки и башмаки и, закончив одевание, сказал:

– Теперь мне не терпится услышать, зачем вы пришли. У Гюро по щекам видно, что она хочет что-то рассказать. Пойдём в комнату Тюлиньки, и тогда рассказывайте!

– Ага, – заторопилась Гюро. – Мы сегодня утром встретили Индивида. Ну, когда гуляли с мамой в лесу. И с ним были его мамочка и папочка, и они сказали, что уезжают отсюда в другое место. Не прямо сейчас, но вообще уедут и будут жить на западе в Вестланне, но сначала им надо съездить посмотреть, какой там дом. И ещё его мамочка сказала, что она даже не знает, как и спросить у вас, не можете ли вы приютить у себя Индивида на пару дней, пока они будут смотреть дом, и Эрле тогда сказала, что спросить можно, а я решила, что спрошу первая.

– Индивид уезжает? – воскликнула Тюлинька, да так и села. – Значит, я больше не буду с ним гулять? Даже думать об этом не хочется! Надеюсь, что это не скоро. Ведь это же ещё не скоро, да, Гюро?

– Да нет, уже скоро, – сказала Гюро. – Но я вас не огорошила? Мама не велела выпаливать с порога. Но это всё равно уже скоро, они только съездят, посмотрят на дом и сразу уедут, и Индивид с ними. Но сейчас ещё нет, потому что для Индивида это слишком дальняя поездка. Поэтому они и спросили, нельзя ли ему пару дней пожить у вас. Вы же пустите его, правда?

– Если ты хочешь, милая, – сказал Андерсен Тюлиньке, – я не против. Только привычного покоя с ним уже не будет.

– Индивид же побыл тут у нас вчера довольно долго, – сказала Тюлинька, – и спокойно отдыхал вместе с Андерсеном после обеда, пока они за ним не пришли. Удачно, что Аллан уже уехал. Маленькая комнатка освободилась, и я вернула туда собачью корзинку. Будет очень славно, если Индивид останется у нас ночевать. Я думаю, ему будет хорошо спать в отдельной комнате.

– Мама сказала, что утром мы можем вывести его на прогулку, – сказала Гюро. – Мы же всегда по утрам гуляем.

– Это кстати, – обрадовалась Тюлинька. – Потому что мы с Андерсеном любим начинать утро потихоньку-полегоньку. Мы с ним по очереди – сегодня он мне, а завтра я ему – подаем друг другу кофе в постель. Позвоню-ка я прямо сейчас! У меня есть рабочий телефон его мамочки.

– Я только что разговаривала с Гюро, – сказала Тюлинька в трубку. – Мне так жаль, что вы отсюда уезжаете! Это уже скоро? Ой как скоро! Мы конечно же возьмём Индивида. Так давайте я заберу его прямо сегодня, чтобы он побыл у нас, пока вас не будет. Вас это устраивает? Ну да, раз вы завтра уже уезжаете! Конечно. Андерсен тоже говорит, что ничего не имеет против. Нет-нет. Мы сами купим ему корм. Неужели мы не можем покормить его пару дней на прощание! Гюро и Эрле всегда гуляют по утрам, а в остальное время выводить его будем мы с Андерсеном. Счастливого вам путешествия!

– Грустно, что Индивид уезжает. Благодаря ему жизнь в Тириллтопене становилась веселее.

– Не надо об этом, – сказала Тюлинька. – Скажи, Гюро, что вы собираетесь делать до моего прихода – поиграете пока здесь во дворе или пойдёте к тебе?

– Пойдём ко мне. Может быть, поупражняемся на скрипке или поиграем, пока не начнётся перемена.

– Хорошо, – сказала Тюлинька. – Я приду к вам с Индивидом, потому что Андерсену нужно съездить в город, а я не хочу, чтобы Индивид тосковал тут в одиночестве.

– Заходите к нам почаще, – сказал Андерсен. – Тюлинька вон часто с вами видится, а я-то нет.

Гюро и Сократ отправились в домик дворника, Сократ нёс в одной руке скрипку, а в другой – свёрток с бутербродами. У Гюро в руках ничего не было, и она могла скакать и прыгать сколько душе угодно, иногда она так припускала по тротуару, что мчалась с бешеной скоростью. Но это никому не мешало, потому что Сократ шёл, погружённый в свои мысли. Сначала он думал о том, чем они сейчас займутся, потом о камешке, который толкал ногой, потом немножко подумал о маленьком Ларсе из корпуса «Ю» и что Ларсу подарили на день рождения футбольный мяч, а потом об Индивиде и о том, как Индивид скоро уедет. Он был так занят множеством мыслей, что не заметил ребят, которые вышли ему навстречу. Когда они подошли чуть ли не вплотную, один из них крикнул:

– Гляньте-ка! Вон идёт спиллеман! А ну-ка, сыграй нам что-нибудь, приятель!

Тут Сократ очнулся от своих мыслей и увидел детей. Сократ был не из самых храбрых и сейчас испугался – испугался очень сильно – и от страха замер на месте. Если бы это не случилось так неожиданно, он побежал бы за Гюро, а тут просто остановился как вкопанный.

– А ну-ка вынь скрипку и сыграй нам что-нибудь! – сказал один из мальчиков. – Сейчас переменка и есть время послушать.

– Нет, – только и сказал Сократ.

Тогда один из ребят потянул у него из рук скрипку, Сократ не отпускал и держал её изо всех сил, но тут подоспела помощь – это примчалась Гюро. Увидев, что Сократа плотным кольцом окружили мальчишки, она с разбега всех растолкала.

– Пошли, Сократ, – сказала она и потянула его за собой вместе со скрипкой. – У нас столько дел, нам некогда тут расстаиваться… Уходите давайте! – сказала она ребятам.

Гюро так рассердилась, что стала вся красная. Она потащила Сократа за собой. Большие ребята хотели было загородить им дорогу, но тут один из них сказал:

– Отстаньте от малышей!

Сократ и Гюро пошли дальше, и Сократ сказал:

– Возьми мою скрипку, Гюро, я никогда больше с ней никуда не пойду.

– Не надо всегда поддаваться, Сократ. Скрипочка ни в чём не виновата, а они – дураки. Просто позавидовали тебе!

– Ну её, скрипку! Никогда больше не буду на ней играть!

– Ещё чего! Очень даже будешь! Знаешь, что мы сыграем? Мы сыграем про то, как мы рассердились на этих больших дураков. Пускай скрипки их отругают. Пошли, давай это сыграем!

Они побежали в подвал и начали играть. Сначала скрипки заговорили на низких тонах, потом на высоких, как в перебранке. В разгар игры зазвонил школьный звонок.

– Это началась переменка, – сказала Гюро. – Подождём, когда она кончится, и выйдем во двор. Ну как? – спросила она Сократа. – Помирился со скрипкой?

– Помирился. Но больше я не пойду с ней на улицу.

– Сейчас уже ничего. Переменка закончилась, и мы пойдём гулять, как всегда.

На всякий случай Сократ посмотрел, что делается во дворе. Лицо у него снова стало спокойное.

– Никого нет, – сказал он. – Можно гулять!

Сначала они поиграли, как будто они уже большие и, как самые старшие ребята, спокойно стоят, разговаривают и ни во что не играют. Сократ достаточно успел насмотреться на них из окна дворницкого домика, поэтому он встал, засунув руки в карманы тёплой куртки, и только время от времени мотал головой так, как будто откидывал со лба длинный чуб.

Гюро с пустым ртом понарошку жевала резинку, ей казалось, что это придаёт ей очень взрослый вид. Иногда Сократ как будто нападал на неё и пихался, потому что так он видел у других. Сократ знал, что многие ребята ведут себя грубовато, и старался изображать сурового мужчину.

Гюро в ответ тоже его пихнула. Сократ испугался и сказал:

– Можно и не пихаться.

– Давай лучше играть, как будто мы маленькие, – сказала Гюро. – Будем бегать в догонялки. Только, чур, не кричать! Бьёрн сказал, нельзя шуметь, когда в школе идут уроки. Будем бегать, а кричать только про себя. Давай ты понарошку упадёшь, а я буду учителем или учительницей и начну тебя утешать.

– А можно я буду учителем?

– Ладно.

Она понарошку упала и осталась лежать на земле. Сократ медленно подошёл – ведь он был учитель и взрослый – и сказал:

– Что с тобой, дружок? Ты ушиблась? Давай я тебе помогу подняться на ноги!

Сократ стал её поднимать, а Гюро ему совсем не помогала, так что ему пришлось попыхтеть, чтобы её поднять. Но тут зазвонил школьный звонок. Опять начиналась перемена, и друзья снова превратились в Сократа и Гюро и дунули со двора так, что только пяточки засверкали. Пока не кончилась перемена, лучше было спрятаться дома и смотреть на школьную детвору из окошка.

Спустя некоторое время пришли Тюлинька и Индивид. Индивиду явно очень хотелось побегать по школьному двору и поприветствовать всех детей, которые там гуляли, но Тюлинька держала его на поводке и увела в домик дворника. Очутившись внутри, Индивид тоже очень обрадовался, что его пустили в гости. Он стал бегать повсюду и знакомиться с домом, тем более что там было где побегать. Но когда Гюро открыла дверь в прачечную, Индивид, увидев перед собой стиральную машину Эсмеральду, громко залаял. Наверное, он испугался Эсмеральды, которая стояла в шали и шапочке и с вазой на голове. Сначала он залаял, а потом забился под верстак.

– Ну что ты, дурачок, испугался! – сказала Гюро. – Это же всего только Эсмеральда.

– Наверное, ему стало страшно, оттого что она словно затаилась без движения, – сказала Тюлинька. – Вот что показалось ему таким страшным. Давайте снимем с неё шаль и шапочку вместе с украшением, и тогда он узнает стиральную машину, ведь он её уже видел раньше.

Индивид следил за ними из-под верстака, и, когда Тюлинька сняла со стиральной машины её наряд, всё произошло так, как она предсказывала. Индивид сразу подошёл к Эсмеральде, обнюхал и вернулся в гостиную, словно ему не было до неё никакого дела.

– Ну вот, теперь можно её снова одеть уже при Индивиде, чтобы он видел, – сказала Тюлинька.

Но Индивиду уже надоело в подвале, и он отправился наверх. В эту минуту снова зазвонил школьный звонок, и Гюро сказала:

– Тюлинька, можно мы пойдём с Индивидом на школьный двор? Пускай он будет понарошку школьником.

– Только смотрите за ним хорошенько, – предупредила Тюлинька.

– Мы с ним побегаем. Он же сам любит бегать.

Бегать Индивид действительно любил. Как только они вышли в опустевший двор, он принялся носиться кругами. Он бегал так быстро, что задние лапы иногда оказывались впереди передних. По крайней мере, так казалось со стороны. Он бегал круг за кругом. В конце концов он набегался до изнеможения и разлёгся посреди двора отдышаться.

– А теперь будем играть, как будто мы – учителя. Мы приходим не с рюкзачками, а с сумками под мышкой. Мы как будто идём через двор в школу и здороваемся, когда встречаем детей.

На дворе не было никого, кроме Индивида. Гюро и Сократ, проходя мимо, здоровались с ним.

– Здравствуй, дружок! – говорили они. – Ты пришёл учиться и узнаешь много нового.

– Ты будешь учиться считать, – сказал Сократ.

У Сократа была старшая сестра, так что он мог говорить со знанием дела. Во всяком случае, ему было известно, что чисел существует очень много. Он знал, что есть и два, и пять, и тысяча, и сто, и миллион.

У Гюро был старший брат, и она сказала:

– А ещё есть такой урок – география. На свете много разных стран, – сказала она Индивиду. – Ещё есть такой мыс Горн, там была мама Лилле-Бьёрна, и Америка, и Китай, и Россия, а есть ещё такое место – Мьёса[1]1
  Мьёса – крупнейшее озеро в Норвегии.


[Закрыть].

Индивид был доволен, что с ним разговаривают, и был не прочь ещё полежать на земле и побыть школьником. Тут снова зазвонил звонок, и Гюро сказала:

– Ой, нам пора уходить домой.

Но Индивид не соглашался. Ему и здесь было хорошо. Как ни тянули его Гюро и Сократ, всё было бесполезно, но тут, к счастью, вышла из дома Тюлинька и позвала:

– Идите за стол!

Индивид обрадовался и бегом бросился к ней. Гюро и Сократ тоже побежали, но Индивид добежал до Тюлиньки первым.