Текст книги "Черная Мадонна. Никто не верит вашим богам"

***

Мы постепенно понимали очевидную вещь: чаще всего наши соотечественники, которыми мы по привычке считали всех жителей постсоветского пространства, ехали в Испанию и вообще в Европу, чтобы хоть как-то решить свои экономические проблемы. Главное, чего они хотели – помогать семье, живущей в нищете у себя на родине. Не дворцы, конечно, они собирались строить, не лимузины покупать, а просто заработать на пропитание и одежду. Это вообще совершенно ошибочное мнение, что иммигранты купаются в золоте. Конечно, здесь труд ценился больше, но если кто-то мог позволить себе достойное существование, это не означало, что ему удавалось разбогатеть. Кроме того, в Европе очень дорогие коммунальные услуги. Разве мы когда-нибудь в Москве думали о том, что у нас в двух комнатах одновременно свет горит или что вода течет, пока зубы чистишь. А как жил испанец? Руки намочит, кран закрутит, руки намылит, кран откроет, смоет и быстренько снова закрутит. В ванной душ включит, тельце свое смуглое увлажнит, а пока мылится, воду снова перекроет. Или, опять же, отопление. Испанец всю свою семью оденет в теплую одежду, накупит носков, а отопление включает на несколько часов в сутки. Нос холодный, пальцы сводит, но есть преимущества: платить приходится меньше. А то ведь даже испанской зарплаты не хватит, если зимой слишком уж нежится в тепле, без конца включая обогрев. Так что это всё байки о том, что русские, мол, морозоустойчивые. На самом деле испанцы гораздо закаленнее из-за этой вынужденной экономии. И всякий раз, когда кто-нибудь утверждал, что мы, русские, все поголовно должны быть моржами, мы с пеной у рта доказывали, что в заснеженной Москве никогда так не мерзли, как в испанское весеннее или осеннее межсезонье. С нами не спорили, но и словам нашим не верили.

Надо признаться, в основном испанцы к нашим братьям славянам неплохо относились, потому что приезжала в основном интеллигенция среднего класса. Не профессора, конечно. Медики, учителя – люди с профессией, но без заработка у себя дома. Кроме того, имеющие представление о порядочности, о воспитанности, о том, как надо работать. Испанцы, без сомнения, это ценили. Особенно русских женщин – трудолюбивых, терпеливых, без претензий. Наверное, устали они от эмансипированных испанок. Бедные наши славяночки, красивые, с грустными глазами, уставшие, дерущиеся за жизнь – вот кого они брали себе в супруги с удовольствием. И те здесь расцветали. Была у нас тетенька средних лет с авоськами, затюканная, загнанная, а здесь вдруг плечи расправляла, глаза начинали блестеть. Климат этому только способствовал. Не было никаких препятствий, чтобы жить.

Скучать не приходилось, всегда можно было найти какое-то новое занятие, не смотря на отсутствие работы, к которой мы так привыкли на родине.

Как и собиралась, я отправила материалы в редакцию, но никакого отклика на тот момент ещё не получила – ни положительного, ни отрицательного.

Тогда мы могли только догадываться о наличии многих тонкостей во взаимоотношениях русских иммигрантов между собой. Не знали ещё, как относятся ко вновьприбывшим, не понимали, что иногда видят в них не столько даже угрозу, сколько дополнительные заботы, вопросы, всегда одинаковые проблемы, связанные с обустройством, оформлением документов, освоением языка. Новичкам нужно было знать, что и где находится, к кому и как обратиться. Но было и другое. Оказалось, что многие новенькие становились средством наживы для более обосновавшихся здесь земляков. Старички продавали им работу, жилье, информацию, одним словом, – любую помощь. Слава Богу, мы не стали одними из покупателей, но узнавать о происходящем тоже было не слишком приятно.

Наконец-то позвонили из газеты и дали первое задание. Надо сказать, оно меня смутило. Нужно было сделать социальный опрос с согражданами. Необязательно с россиянами, но с русскоговорящим. Опрос общего характера, как раз о тех проблемах, с которыми всем нам приходилось сталкиваться. В общем, ничего особенно сложно.

Но вся загвоздка была в том, что нужно было буквально ходить по городу, выискивать «своих» и приставать к ним с вопросами. Думаю, всем известно, что собой представляют социальные опросы. Но здесь дело усложнялось тем, что я была в чужой стране, не могла подходить к каждому прохожему и быть уверенной, что он меня, во-первых, поймет, во-вторых, не пошлет, куда подальше. Ведь это даже могло быть опасно. Я, конечно, добыла информацию, пройдясь по русским магазинам и посетив несколько воскресных мест сбора наших тружениц.

Как бы там ни было, я надеялась, что это своего рода испытание и одного раза будет достаточно, а после мне будут давать задания поинтереснее. Но оказалось, что опросы, как жанр, весьма популярны. Они хорошо забивали пространство газеты, которое, очевидно, заполнялось с трудом. Даже при условии того, что газета издавалась всего лишь раз в неделю, как минимум половина материалов приходила из центрального московского офиса, ещё двадцать пять процентов набиралось из новостной ленты Интернета, подвергаясь рерайту, и только оставшаяся четверть писалась авторами, работающими внештатно на территории Испании. В общем, был большой спрос именно на материалы, связанные с опросом русскоговорящего населения – легального или нелегально проживающего здесь. И мне пришлось их делать довольно долгое время, скрипя зубами.

Большой удачей было найти кого-то из соотечественников, добившегося уже определенного успеха и, при этом, пожелавшего бы дать интервью. И всё-таки удача улыбнулась мне несколько раз, подарив возможность познакомиться и пообщаться с интересными людьми, влюбленными в Испанию и пустившими здесь корни.

Первый раз мне сказали: есть некая женщина из Прибалтики. Живет в Малаге, преподает русский язык в Официальной Школе языков. Ни адреса, ни имени. Иди туда, не знаю, куда. К счастью, оказалось, что в Малаге только одна такая школа, и после нескольких детективных уловок мне удалось связаться с этим русским педагогом.

Елена подробно рассказала о школе, о своей работе. Потом мы пили кофе в школьной столовой, просто общались.

– Я, честно говоря, думала, что вы шутите по поводу интервью со мной. Я очень надеюсь, что статья хоть кому-то поможет. Ведь, понимаете, в чем проблема? Вот приезжают наши и платят бешеные деньги за уроки испанского, а ведь в таких школах, как наша (кстати, они почти в каждом мало-мальски значительном городе), это стоит действительно копейки. Все удивляются, восторгаются, но никто нигде не дает никакой информации. Только сарафанное радио и помогает. И у нас много языков: английский, французский, арабский, китайский, русский, конечно. Всего около двадцати языков.

– По секрету вам скажу, – продолжала она, чуть тише, наклонив голову ко мне, – Поступить к нам могут и нелегалы при наличии паспорта своей страны – этого достаточно. А вот уже получив студенческий, можно подавать документы на резиденцию по факту обучения и продлять её каждый год, потому что у нас можно учиться до пяти лет, переходя с уровня на уровень. Вот так-то. Не знаю, нормы ужесточаются, может, через несколько лет эту лавочку прикроют, но сейчас это хорошая возможность жить в стране законно.

– Кто обычно приходит к вам учиться?

– Это зависит от мотивов – они у всех разные. Кому-то для работы, у кого-то просто интерес к языкам, кто замуж вышел за русскую, кто на русской женился. Некоторые ведь не только с любимым человеком хотят найти взаимопонимание, но и со свекровью или тещей. Ещё очень часто детей русских усыновляют и не хотят, чтобы они свои корни совершенно забыли. Так что в учениках дефицита нет.

– По родине скучаете?

– Знаете, моей родины не существует в том виде, в каком я могла бы по ней скучать. Той страны, которую я покинула, уже нет, но вот, видите ли, какой парадокс: кто бы ни приезжал из стран бывшего союза, кажется мне земляком. Вы, наверное, заметили, что здесь даже среди новых, более молодых поколений, принято называть самих себя не русскими, а русскоговорящими?

– Да, конечно.

– Вот! Для меня это показатель. Трудно вот так взять и в одну минуту изменить сознание миллионов. Хотя… В истории есть тому примеры, чаще весьма трагичные.

– Бываете дома?

– Поначалу много ездила в Союз по работе, сейчас бываю только в качестве туриста. С удовольствием наши черные семечки грызу. Селедка, черный хлеб, гречневая каша – здесь это только в русских магазинах. Но производится, конечно, не в России.

– Вернуться не думали?

– Я уверена, что каждому иммигранту в определенный момент пребывания на чужбине такие мысли приходят в голову. Многие возвращаются. Но когда приживаешься, обзаводишься друзьями, семьей, сделать это с каждым годом становится всё сложнее. Вот и получается, что от родной земли до конца так душой и не смог оторваться, а к новой уже крепко прирос – висишь между двумя любовями. Везде свой и везде иностранец.

Конечно, она была права. Только надо было стараться гнать мысль о возвращении, потому что именно она мешала интегрировать. Иммигранты говорили себе: «Я в любой момент могу вернуться, а если так, то зачем напрягаться?» Потому, спустя годы, они чувствовали себя чужими, сколько бы лет здесь не прожили.

Знакомство с Еленой было одним из самых приятных. Я очень часто о нем вспоминала. Если бы судьба распорядилась так, что мы бы остались в Малаге, я уверена, что постаралась бы поддерживать контакт с этой замечательной женщиной.

***

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: способность к интеграции крайне важна для любого иммигранта. Неуживчивость с местным контингентом, местными привычками, традициями, вкусами, чаще всего была связана с нежеланием смириться с мыслью о том, что всё-таки ты живешь в чужой стране. Это упрямство пришельца заставляло группироваться, создавая маленькую Россию, где бы ты ни находился – для русских и ни для кого, кроме русских. Такое было ощущение, что все прибывали сюда не за тем, чтобы узнать, как живут другие, а для создания локальной русской системы – России в миниатюре – со всеми её клановыми, бюрократическими, ментальными особенностями.

Кто-то вспомнит о сохранении национальных традиций и, может, даже приведет в пример евреев, которые свято хранят свою субботу, а суббота хранит их. И с этим трудно не согласиться, но речь тут о другом. Эти вещи можно и крайне необходимо совмещать, иначе ностальгия сожжет изнутри и отторжение загонит тебя в узкий круг соотечественников, не дающий развиваться, обогащаться, осваивать язык, влюбляться в местную кухню. Надо было раз и навсегда принять сложное решение: сродниться с новой землей, быть своим среди чужих или найти грань, легкость, касательную, которая дает миллион возможностей для взаимопроникновения, где бы ты ни находился, куда бы ни забросила тебя твоя неумная страсть, болезненная склонность к перемене мест. По крайней мере, мы с тобой старались найти компромисс.

Много открытий предстояло сделать каждому, кто впервые приезжал жить в цивилизованную европейскую страну. Часто нас удивляло, что в Испании многое дается бесплатно, да ещё иногда тебя и просят: не проходи мимо, почитай эту книгу, посмотри этот фильм, послушай этот концерт.

Будучи российской гражданкой, студенткой московского ВУЗа, прожив десять лет в Москве, я ни разу не имела возможности взять книгу на дом ни в одной из библиотек столицы. Почему? Потому что у меня не было заветной московской прописки. Поэтому, мы опасливо обратились к сотруднику библиотеки, находящейся прямо напротив Центра и попытались объяснить ему ситуацию. Так, мол, и так. Мы беженки, в российских паспортах просроченная виза и единственный документ, подтверждающий наше легальное пребывание в стране – это обычный лист белой бумаги, к нему степлером прикреплена фотография три на четыре, сверху красуется круглая печать Организации по делам беженцев и надпись крупными буквами – Asilo, чтобы уж точно не ошибиться при прочтении. Срок действия этой грамоты – 30 дней.

– Это не имеет значения. Пользоваться библиотекой могут все без исключения и совершенно бесплатно, лишь бы у вас было хоть какое-то удостоверение личности. Вот, заполняйте анкету, обязательно укажите электронный или почтовый адрес – на него вам вышлют письмо, которое нужно принести для получения карточки абонента.

Пока мы заполняли анкеты, библиотекарь проверил наши скромные документы. Его нисколько не удивила временность нашего пребывания. Со слов он записал адрес проживания, который нигде в документах указан не был. Мы сказали, что живем в Центре напротив.

На следующий же день нам прислали вызов по электронной почте, после чего выдали пластиковую карточку на право пользования любой государственной библиотекой на территории провинции.

Получив карточки, мы дорвались до сладкого. В открытом доступе был огромный архив литературы и периодики на разных языках, большая коллекция художественных, документальных, мультипликационных фильмов на разных носителях. И всё это можно было брать на дом.

На этом услуги не кончались. Каждый день в читальном зале можно было целый час пользоваться бесплатным Интернетом, записавшись на какое-то конкретное время.

У библиотеки также был свой сайт и там – доступ к базе данных всех библиотечных архивов провинции. То есть, если книги, которая тебе нужна, не было в Малаге, можно было найти её по базе и самостоятельно отправиться за нею, например, в Гранаду, или попросту заказать, чтобы её привезли сюда. Соответственно, карточка абонента действовала в любой из этих библиотек. Оказалось, что такая же система существует во всех регионах Испании.

Внимательные работники, без труда угадав в нас новых иммигрантов, также предложили нам бесплатные курсы кастильского, но мы вынуждены были отказаться, сердечно поблагодарив их за энтузиазм – у нас и так обучение происходило круглые сутки. Мы набрали детских книжек, мультфильмов и с воодушевлением взялись за них в домашних, вернее, общежитских условиях.

Пока мы до поздней ночи вгрызались в тонкости кастильской речи, египтяне за стенкой на полной громкости смотрели по телевизору порнофильмы. Даже, когда, утомившись, мы шли на боковую, ахи и вздохи в соседней комнате не затихали.

– Может, постучать в стену?

– Не поможет.

– Давай в дирекцию пожалуемся.

– Нет, этого мы точно делать не будем.

– Что же тогда?

– Нам нужен свой телевизор.

Работать мы не имели права до получения соответствующего разрешения. Деньги, привезенные из России, почти закончились. Раз в месяц каждому из беженцев выдавалась символическая сумма, но это не могло стать вариантом решения проблемы. Покупать телевизор в нашей финансовой ситуации было более чем неразумно.

– Пройдетесь как-нибудь вечером по улице, – сказал Даниэль, – Наверняка попадется что-нибудь полезное.

В этот же вечер в нашей комнате стояла тумбочка и цветной телевизор на ней. Всего за полчаса вечерней прогулки мы нашли то, что искали. Возле желтого мусорного контейнера на параллельной улице стоял телевизор. На задней панели скотчем был приклеен ровный клочок бумаги с надписью: «аппарат работает, пользуйтесь на здоровье». Тумбочку мы прихватили там же.

Мы сидели в своей комнатке с бледно-голубыми стенами и, подперев кулаками подбородки, пялились на экран, силясь понять больше, чем два-три отдельных испанских слова.

На следующий день мы взяли на диске экранизацию «Дома Бернарды Альбы» на языке оригинала. Это было что-то фантастическое! Актрисы потрясающие, отличный ансамбль. Вообще, надо было признаться, что у испанских актеров, да и вообще у испанцев был такой открытый темперамент, такая драматическая мощь, они были очень органичны в трагедиях. По эмоциональности испанский театр мне казался похожим на кавказский. С ними можно было ставить, например, Шекспира, Корнеля или даже Эсхила, не боясь выглядеть помпезно, потому что такая душевная организация свойственна им и по сей день, не смотря на то, что на дворе двадцать первый век. Этим они отличались от нашей отчужденности и какого-то подтекстового, многослойного отношения к людям и событиям. Огненная, стремительная и такая юная, совсем ещё юная нация.

Не знаю, как прореагировали соседи на наш домашний кинопросмотр испанской классики, но, по крайней мере, мы не слышали больше так отчетливо их ночных хулиганств. Хотя засыпать пришлось в наушниках, слушая релаксирующую музыку – всё-таки они со своим страстным репертуаром нас пересидели.

***

Редакция не уставала делать заказы на социальные опросы. Я старалась находить в этом хоть какие-то плюсы. Например, возможность, узнать новых людей, услышать их истории, научиться чему-то на их ошибках или наоборот последовать их положительному примеру.

И у многих из интервьюируемых семьи были разбросаны: дочь в Италии на заработках, зять в Украине детей воспитывает, муж во Франции на нелегальном строительстве. Только и мечтали все они, чтобы съехаться однажды под одной крышей.

Большой редкость было встретить человека, работающего по профессии, приобретенной на родине.

Мы так гордимся нашим высшим образованием, а здесь, в Испании даже среднее специальное есть далеко не у всех, а многие и школу не заканчивают. Это плохо, если молодежь к знанию не тянется. Но вот мы прибываем сюда, все из себя такие образованные, планы строим, а потом идем тарелки в ресторанах мыть или за стариками ухаживать. Дома нас спрашивают: зачем же было институты заканчивать и зачем вообще тогда уезжать? А ответ прост: здесь любой труд ценится и никто не назовет тебя неудачником, если ты официантом работаешь или улицы подметаешь. Вообще не спрашивают, кто ты по профессии, главное, что есть работа. Конечно, наверное, есть элита, какие-то высшие круги, но средний класс не делится по престижности своих занятий. Компании разношерстные, никто не будет шептаться у тебя за спиной, что вот, мол, ты помощник повара. Или, например, тот же уборщик улиц – профессия, которая чуть ли не по наследству передается, потому что считается одной из самых престижных и социально обеспеченных.

Хотелось верить, что испанцы никого голодными, босыми не оставляли. Давали возможность денег заработать, не вылавливали по улицам, как преступников. Хотя под нажимом Евросоюза, который давно уже упрекал Испанию за массовый приток нелегальных иммигрантов, стали и отлавливать иногда. Но если ты не был правонарушителем, то всё равно нужно было очень постараться, чтобы тебя на улице остановили и попросили документы.

Медицину местную кто-то ругал, кто-то хвалил. Рассказывали, что многие сложнейшие операции делаются бесплатно. Конечно, не переставали удивляться и возмущаться всеобщей медлительности, неспешности, свойственной испанскому характеру и образу жизни. Это отражалось как на работе органов здравоохранения, так и на функционировании полицейских чиновников, всяческих административных и прочих бюрократических учреждений. Кроме того, специалистов во всех отраслях не хватало. Учиться ведь никто особо не хотел. Чтобы попасть на прием к хирургу или к адвокату, например, нужно было ждать месяц, а то и больше. Или симулировать острую боль, экстренную ситуации и прочие хитрости.

Характерные черты испанского быта и стали, наверное, благодатной почвой для того, чтобы их умение по-настоящему весело отдыхать развивалось и совершенствовалось.

Пока наши российские друзья присылали фотографии заснеженного Подмосковья, где деревенские дома увязали в сугробах, где снег был белый-белый, как во сне о далеком прошлом, в котором ты родился, жил, и умер, чтобы вновь родиться. Пока холодные страны засыпали, убаюканные февральскими вьюгами, жизнь в Испании, казалось, только начинала закипать. Середина зимы радовала насыщенностью событиями. Город был переполнен туристами, решившими провести каникулы на юге Иберийского полуострова.

У каждого человека наверняка имеется свое представление о том, каким должен быть по-настоящему удачный отпуск. Одни предпочитают каждый год навещать насиженное местечко где-нибудь на Мальдивах, другие не знают и не хотят знать ничего, кроме привычной, комфортной Турции. Кто-то любит целыми днями валяться под палящим египетским солнцем, обретая цвет аппетитного барбекю, кто-то – опустошать бутики на европейских распродажах или дырявить лыжными палочками снега альпийских склонов.

Никому из них мы тогда не завидовали, потому что нас ожидало волшебство ежегодного февральского Карнавала и мы готовились насладиться этим зрелищем в кругу наших новых разноплеменных друзей.

Город Малага, словно жемчужина, нежился в бирюзовых волнах Средиземного моря. Прибрежная зона патрулировалась морскими стражами порядка и неисчислимым полчищем чаек, готовых в любой момент сняться с места и атаковать портовые и пляжные территории, богатые на оставшиеся после разгрузки судов семена различных злаков.

Не только птичье братство знало, что в Малаге всегда есть, чем поживиться. Город, как и провинция Андалусия, негласной столицей которой он являлся, славился производством самого качественного в Испании, да, пожалуй, и во всем мире, оливкового масла. Мы пока ещё питались в бесплатной столовой центра, но слышали уже немало о превосходных малагских десертные винах, о мастерстве местных поваров – лучших по части приготовления морепродуктов способом «фри», так горячо любимых всеми испанцами.

Если бы мы были птицами и умели летать, то нам не стоило бы покидать Россию навсегда. Мы могли бы путешествовать, презирая границы, проведенные человеком. Мы бы следовали за ветром и волнами. Мы бы спустились по течению Волги, скользнули бы через канал на Дон, после короткой передышки – прямиком через Азовское море, насквозь пронзив брюхо Черного, пронесшись над Средиземным, приземлились бы в Малаге.

Но крыльев у нас не было, а без навыка, как известно, и до середины Днепра-то не долетишь. Так что на Карнавал мы бы обязательно опоздали. Хорошо, если бы чайки не разворовали все запасы просыпанного в порту зерна, иначе бы полет оказался и вовсе бесполезным.

Но условное наклонение нас не пугало, потому что мы уже были на месте и ждали чуда. А чудеса, как известно, всегда рядом. Те же апельсиновые деревья – ведь они, похоже, уже собирались зацвести, хотя с них ещё прошлогодний плод не упал. Чем не чудо?

– У нас немного денег осталось. Может, всё-таки попробуем жареных кальмаров, осьминога в томатно-чесночной приправе или салат из даров моря?

– Давай возьмем по одному блюду и поделимся. Здесь же так принято. Просто попросим ещё две небольшие тарелки.

– Мясное что-то брать будем?

– К чему мясо, когда здесь столько рыбы?

– А названия одурманивают: «Почки в хересе», «Кролик в орехово-миндальном соусе», «Ягненок тушеный с фруктами».

– У нас всё ещё с тобой впереди.

Карнавал проходил с 10 по 18 февраля. Мы были настроены не пропустить ни одного дня, потому как программа всё время менялась. Ходили вчетвером: нас двое, Даниэль и Джонни. Компания получилась веселая и теплая.

В начале месяца за право представлять на Карнавале свое мастерство боролись певческие группы из всех театров и Домов культуры провинции. Правильнее было бы назвать этих певцов элегантными паяцами. Типичные молодые испанцы – смуглые, голосистые, горячие, распевали куплеты неприличного содержания, что всячески поощрялось слушателями. Причем, все как-то забывали о повседневной католической строгости нравов и с удовольствием подхватывали запоминающиеся рефрены.

Вот их-то мы и пошли слушать в первую очередь. Выступления длились целый день. Группы певцов или, как мы их прозвали, хоры, были по всему городу на небольших, собранных на скорую руку, помостах или вовсе без них. Каждый хор был одет в одинаковую одежду и кто-то один – солист или протагонист – обязательно отличался. Например, десять ангелов и один черт. И вот они в пении начинали вести беседу, перераставшую в горячий спор, а потом и в жестокую схватку и даже в фарсовую свалку. За что же они боролись? Конечно, за души грешников. Мы почти не понимали слов, но о многом можно было догадаться по действию и нарядам. Кроме того, иногда Даниэль пояснял нам простыми словами смысл некоторых фраз. Но юмор, это такая штука, что без навыка хороший перевод сделать довольно сложно. В любом случае, толпа веселилась безудержно.

Ещё до начала карнавальных действ повсюду были установлены импровизированные уличные лотки, где продавалась праздничная атрибутика. Там можно было подобрать недорогую маску или шутовской колпак, а также самый громкий свисток, самый большой барабан и прочие шумящие, свистящие, орущие приборы. Мы ничего не покупали, но нам и поглазеть было забавно.

С первых же дней на улицах появились люди всех возрастов в маскарадных костюмах. Наряжались большими компаниями и целыми семействами в одном стиле. Как-то мы встретили супружескую пару колдунов и целую семью пиратов, бодро шагавших по тротуару, игриво подмигивавших любопытным пешеходам. Они казались единственными хозяевами города. Пусть даже на время, но всё вдруг поменялось местами: начальником был шут, а важные чиновники с радостью надевали клоунские наряды.

На площади Конституции монтировалась огромная сцена для официальной части праздника. Мы вчетвером пробрались к ней поближе в день торжественного открытия Карнавала «Малага-2007». После недлинной вступительной речи представителя местных властей экс-король и экс-королева, по традиции исполняющие роли ведущих, представили публике новых участников конкурса «Король и Королева Карнавала».

– Ты не хочешь поучаствовать?

– Заявки на участие подавались ещё в конце года, так что мы немного припозднились.

– Но всё-таки, если бы можно было подать заявку сейчас?

– Только если бы ты была моей королевой.

Претенденты поочередно выходили на сцену из гигантского шатра и под восторженные возгласы зрителей шествовали по красной дорожке до конца главной улицы Лариос, соединяющей Площадь Конституции с проспектом Аламеда Принсипаль.

Мы стояли так близко, что могли касаться тяжелых пол платьев, густой шелковой массой лившихся по улице. Я много фотографировала: для нас и для газеты. От обилия красок рябило в глазах. Со всех сторон сыпались блестки, гремела музыка, дети готовы были свершить акт всеобщего неповиновения, чтобы кинуться к своим кумирам, полубогам, скользившим по красной дорожке.

Наряды конкурсантов не ограничивались лишь одеждой – золоченые кареты и колесницы также являлись частью обязательной экипировки. Надо сказать, это была немалая физическая нагрузка, поскольку громоздкие костюмы-повозки не всегда были механизированы и требовался усилие, чтобы управлять ими, не вклиниваясь всей своей массой в толпу. Зрители беспрестанно делали снимки, держа фотокамеры высоко над головами, практически не глядя в окошко видоискателя. Только таким образом в этом столпотворении можно было запечатлеть грандиозное дефиле первого карнавального дня.

– Завтра пойдем смотреть детское дефиле?

– Конечно. Это наверняка очень трогательное зрелище.

– А ещё я хочу на Битву Цветов. Говорят, все придут с огромными корзинами, наполненными лепестками всевозможных цветущих в это время года растений, и будут забрасывать ими друг друга.

– Да, это похоже на дань вечно живым силам Природы и на приветствие приближающейся Весны.

Каждый вечер по дороге домой мы обязательно наталкивались на какую-нибудь певческую группу из тех, что вышли в финал. Это всегда было веселым завершением дня. На этот раз мы встретили десяток парней в нижнем белье, а с ними – огромного толстого младенца в чепце, слюнявчике и с пустышкой во рту. Певцы, не стесняясь, демонстрировали проходящей мимо публике свои оголенные бедра, удачно вписывая всяческие откровенные жесты в контекст исполняемых бурлесков. Речь, по всей вероятности, шла о том, как они устали и вымотались, воспитывая этого ребенка, которым, конечно был, здоровенный детина с трехдневной щетиной и волосатой грудью. Они были раскованными, но выступление не скатывалось до вульгарности – подобная игровая подмена делала их юмор почти сакральным, в духе Рабле – это, видимо, как раз то, что и было нужно для правильного внешнего выражения скрытой сути карнавала, дающего людям полную свободу слова и действия.

Именно поэтому никто не возмутился, не вызвал полицию, когда появилась экстравагантная группа медсестер с огромными красными крестами на причинных местах и стала хватать прохожих за всё, что ни попадало им под руку, совать всем по очереди под мышку гигантский градусник, чтобы измерить уровень сексуальной энергии. Никто не стал писать заявлений в вышестоящие инстанции за нанесенные оскорбления со стороны подростков, переодетых женщинами с накладными грудями, которые размахивали у всех перед носом не чем-нибудь, а букетом из пенисов, купленных в ближайшем секс-шопе и крепко перевязанных яркой лентой. И уж тем более никто не удивился традиционному драг-шоу, проходившему поздно вечером в пятый день и являвшемуся одним из любимых карнавальных представлений всех зрителей без исключения.

Одно очень важное событие вдвойне улучшило наше карнавальное настроение. Нас вызвали в полицию и выдали первый основательный документ – желтую карточку беженца, предварительную резиденцию. Причем это произошло во вторник 13-го февраля, в день, который в Испании считается одним из самых несчастливых. Но нам это число всегда приносило удачу, как и черный кот, которого все боялись. Это означало, что первый, самый волнительный, этап был пройден. Без повторного собеседования, просто пришел первый положительный ответ из Мадрида. Так что нам оставалось только ждать окончательного решения. Наше дело приняли к углубленному рассмотрению.

– Как я понимаю, собеседований больше не будет.

– Других людей в полиции допрашивали по три-четыре раза, а мы рассказали свою историю только один раз, когда сдавались в Мадриде.

– Слава Богу, что мы тогда рассказали всё подробно. Значит, в нашем деле достаточно материалов для принятия решения на этом этапе без дополнительных допросов. Шансы возрастают с каждым днем.

– Если дальше всё пойдет так же быстро, то не исключено, что к концу этого года мы получим постоянную резиденцию.

– Хорошо бы!

Кроме того, с этим документом уже через пару месяцев можно было бы попробовать подыскать работу. Мое сотрудничество с газетой становилось систематическим, хоть и не приносило достаточного дохода. Сотрудники редакции звонили и предлагали написать тот или иной материал. Статья о Карнавале должна была войти в следующий номер вместе с красочными фотографиями на первой полосе.

Мы решили отметить получение документов прогулкой вдоль городской реки под названием Гуадальмедина. Вышло так, что гуляли мы не вдоль неё, а прямо по ней, вернее, по её дну. Воды здесь не было уже около полувека, но русло хранилось, как реликвия: набережная имела тот же вид, что и в 70-е годы XX века. Лет десять назад по всей протяженности высохшего дна были сооружены небольшие фонтаны, среди которых хозяева выгуливали собак, а юноши – своих возлюбленных. Там же целыми днями подростки из близлежащих жилых домов играли в волейбол. Иногда, в сезон дождей, русло наполнялось мутными рыжими потоками, несущими песок, мелкую гальку и всякий городской мусор. Но вода быстро сходила и река снова превращалась в небольшой сквер для прогулок.