Текст книги "Калифорния на Амуре"

Глава вторая. Революционные червонцы

Жилье мещанина Шкодина было обычным деревянным одноэтажным домом с голубыми наличниками на окнах и двускатной крышей. При входе их встречал средних лет жандармский унтер, таращил глаза от усердия.

– Где хозяин? – спросил Назаров, заходя в дом.

– В комнате у себя сидит, вашбродь, заперли, – отвечал жандарм. – Привести?

– Не надо, пусть ждет пока, – махнул рукой штабс-ротмистр.

Унтер провел начальство и Загорского через сени мимо кухни с беленой русской печкой прямо в горницу, которую Шкодин отвел жильцу.

Загорский быстрым взглядом окинул комнату. Стол с белой скатертью, кружевные занавески, расписной комод, в красном углу – иконы. Спас, слева от него Богородица, справа – Николай Угодник с лицом скорбным и недоверчивым. Деревянный пол покрыт длинным домотканым половиком, идущим через всю комнату. На вбитом прямо в стену железном крючке – подвешенные за ремень серые брюки. Два упавших стула: один – недалеко от входной двери, другой – у дальней стены. По правую руку от входа – большой открытый резной сундук, по левую руку, у окна – железная кровать, застеленная пестрым покрывалом. На кровати – раскинувший руки и застывший в страшной неподвижности труп в синей сорочке, с огромным кровавым пятном с правой стороны живота.

– Так и нашли, на кровати? – спросил Назаров.

– Так точно, – отрапортовал унтер.

– Кто нашел?

Как оказалось, труп был найден хозяином дома, мещанином Иваном Шкодиным, который самого убийства не застал, поскольку как раз отправился в мелочную лавку. Обнаружив покойника, Шкодин, по его словам, ни к чему не прикасался, а немедленно побежал за городовым. Прибывший на место городовой поставил в известность околоточного, от него о случившемся узнал и жандармский вахмистр Песцов. Поскольку убитый был лицом неблагонадежным и состоял под негласным надзором, бразды дознания немедленно взяли в свои руки доблестные жандармы, уголовный же сыск отстранили от участия в деле.

Несколько секунд штабс-ротмистр и надворный советник молча смотрели на убитого. Это был человек лет тридцати с небольшой бородкой и мягкими чертами лица, искаженными сейчас насильственной смертью, так что все лицо покойного смотрелось мученически, как будто перед тем, как убить, его еще и пытали.

– Что скажешь? – спросил Назаров у Загорского.

Тот пожал плечами.

– Да, собственно, ничего, кроме очевидного. Убийца левша: ударил ножом в печень, то есть бил левой рукой. Забелин его знал – сам впустил в комнату, спокойно сидел на кровати, удара не ожидал, а потому и сопротивления оказать не успел.

– Думаешь, не сопротивлялся? – усомнился Назаров.

– Вне всякого сомнения, – отвечал Загорский. – Ни на лице, ни на руках убитого ни ссадин, ни синяков. Кроме того…

Он наклонился к половику, отогнул край – стал виден прямоугольный кусок пола, более светлый, чем те места, где половика не было.

– Половик лежит, как лежал. Была бы драка, его непременно бы сдвинули.

Загорский опустил половик, выпрямился и продолжил.

– Очевидно, убитый убийцу знал, потому что в отсутствие хозяина впустил его в дом. Более того, с убийцей он был в хороших отношениях – на столе два стакана с вином, один почти пустой, другой – полный. Убийца от природы очень силен, но сейчас, вероятно, не в лучшей физической форме. Глаза, скорее всего, желтоватые, цвет кожи синюшный. Возможно, страдает метеоризмом.

Назаров посмотрел на него с удивлением: откуда Нестор может знать такие детали, особенно про метеоризм?

– Это просто, – отвечал Загорский. – Я полагаю, что убийца страдает циррозом печени, отсюда и желтоватые глаза, и синюшность кожи, и все остальное.

– Циррозом? – удивился штабс-ротмистр. – А до цирроза ты как доискался?

– Во-первых, один стакан из двух, стоящих на столе, наполовину пуст, другой полный. Скорее всего, именно полный стакан и есть стакан убийцы.

– Из чего ты это вывел? – полюбопытствовал Николас.

– Не стал бы хозяин наливать себе в стакан, если воздерживается от выпивки. Из полного стакана, забывшись, можно отхлебнуть, а из пустого – нет. Значит, не пил именно убийца. Идем дальше. По какой причине человек воздерживается от вина? Либо убеждения – например, он старовер, либо болезнь. Но религиозные убеждения трудно сочетаются с хладнокровным убийством. Следовательно, болезнь. Вино не показано при целом ряде заболеваний – к примеру, шизофрении, сердечных недомоганиях, циррозе печени. Я выбираю цирроз, и вот почему.

Надворный советник подошел к раскрытому сундуку. С левой стороны от него на полу темнело небольшое влажное пятно. Нестор Васильевич наклонился и осторожно коснулся пятна указательным пальцем. Потом поднес палец к носу, понюхал.

– Так я и думал – кровь, – кивнул он. – Это подтверждает мою версию.

Николас только руками развел.

– Помилуй, Нестор, – сказал он. – Ты, конечно, человек выдающийся, но все же будь любезен, объяснись. То, что ясно для тебя, совершенно непонятно для простого штабс-ротмистра вроде меня.

Загорский кивнул головой.

– Объясняю, – сказал он. – Забелин к сундуку не подходил, рядом с ним нет кровавых следов. Да и рана его слишком тяжелая, чтобы, получив ее, человек расхаживал по комнате. Следовательно, эта кровь явно принадлежит убийце. Кровотечения из носа – один из признаков цирроза.

– А если убитый просто расквасил ему нос во время драки?

– Никакой драки не было, – отвечал надворный советник.

– Из чего ты это вывел?

– Как я уже сказал, на руках Забелина нет никаких повреждений, которые непременно возникли бы, если бы он сцепился с убийцей. Кроме того, мы не видим следов драки в комнате.

Тут уже Назаров возмутился: как это – нет следов? А стулья на полу?

– Стулья – еще одно доказательство моей правоты, – отвечал Загорский. – Их обронили не в пылу борьбы, а случайно задев.

– И каким же образом это доказывает твою теорию про цирроз?

Нестор Васильевич улыбнулся. Николас, конечно, знает, что печень тесно связана с желчным пузырем. Больна печень – болен и желчный пузырь. Эти органы, помимо прочего, отвечают за ловкость перемещений в пространстве. Согласно китайской медицине, если человек вдруг начинает задевать и опрокидывать предметы вокруг, это первый признак поражения желчного пузыря.

– Черт знает, что за теория! – возмутился штабс-ротмистр. – А если человек неловкий, если он, наконец, просто тучный?

– Наш убийца никак не может быть тучным, – отвечал Загорский. – Взгляни на покойника. Он худощав.

– И что же?

– А то, что ударив Забелина, убийца забрызгал свой пиджак кровью. Идти в таком виде по улицам он не мог и потому надел пиджак покойника. А брюки, как видишь, остались висеть на гвозде. На тучного убийцу пиджак Забелина просто бы не налез.

– А куда он девал свой пиджак, окровавленный?

– Спрятал где-то в доме. Или, скорее, сунул в какой-то мешок и вынес. Вынес же он нож, не стал оставлять. Убийца, судя по всему, нам достался предусмотрительный.

Некоторое время Назаров ошеломленно молчал.

– Ну, предположим, что все так, как ты описал, – сказал он наконец. – Какая нам от этого польза? У меня тут на ярмарке сейчас двести тысяч приезжих, не говоря про нижегородцев – где и как я буду искать твоего худого левшу с циррозом печени?

Нестор Васильевич на это только плечами пожал: его дело – установить приметы убийцы, как с ними поступать – пусть господин жандарм сам решает. Впрочем, осмотр ведь не закончен, может быть, им удастся выяснить что-то еще, исследовав этот сундук, в котором, судя по всему, покойный держал что-то важное.

С этими словами надворный советник принялся за осмотр сундука. Сундук, впрочем, был совершенно пуст и, казалось бы, для осмотра не представлял никакого интереса. Однако Загорский, кажется, держался иного мнения.

– Чего ради здесь стоит пустой сундук? – задумчиво проговорил он.

Штабс-ротмистр пожал плечами: вероятно, это сундук хозяина. Может быть, постоялец им и вовсе не пользовался. На это надворный советник отвечал, что если бы сундуком не пользовались, он был бы закрыт на замок и в нем, скорее всего, лежала бы всякое тряпье. Однако он не закрыт и, более того – взломан…

И точно – на дужках сундука, куда вешался замок, были видны глубокие царапины, оставленные, вероятно, каким-то инструментом.

– Не каким-то, – поправил Назарова Загорский, – а обычным ломиком.

Николас кивнул и решил продемонстрировать дедукцию.

– Видимо, там лежало что-то такое, за чем и явился убийца, – глубокомысленно заявил он.

Загорский никак не отозвался на это мудрое замечание. Тщательнейшим образом исследовав сундук снаружи, он зачем-то вытащил из кармана носовой платок и провел им по пустым внутренностям сундука. Платок моментально перестал быть белым, но, похоже, Загорского это не сильно смутило.

– Ага, – сказал он, с интересом разглядывая платок, – кажется, что-то есть.

Он понюхал платок – один раз, потом еще и еще.

– Что ты там вынюхиваешь? – не выдержал Николас.

– Деньги, – коротко отвечал Загорский.

Штабс-ротмистр заметил, что деньги, как известно, не пахнут.

– Еще как пахнут, – отвечал надворный советник, – особенно, если недавно из типографии и краска свежая.

Назаров пожал плечами: ну, хорошо, пахнет деньгами, а где же сами деньги?

– Ты задаешь много преждевременных вопросов, – мягко укорил его Загорский. – Мы ведь еще даже толком не осмотрели тело.

Для осмотра был призван унтер-офицер, дежуривший в сенях. Под опытным руководством Загорского он обыскал труп. В заднем кармане брюк была обнаружены три десятирублевых купюры, немедленно перекочевавшие в руки Нестора Васильевича, который как-то незаметно взял все руководство следствием на себя.

– Прекрасная находка, – сказал Загорский, внимательно исследуя купюры. – Просто замечательная.

– Что тут замечательного? – недоуменно вопросил Назаров. – Не бог весть что – тридцать рублей.

– Нет, находка просто великолепная, – отвечал Загорский, не выпуская кредитных билетов из рук. – Убийца опустошил сундук, вытащил у Забелина бумажник с деньгами, но обыскивать как следует не стал – то ли торопился, то ли просто побрезговал. И на наше счастье, у покойника обнаружились три червонца.

Николас развел руками: он никак не мог взять в толк, что это за счастье такое – размером в тридцать рублей?

– Взгляни, – только и сказал надворный советник, протягивая ему одну купюру.

Жандарм повертел ее в руках, пожал плечами, понемногу приходя в раздражение: на что глядеть-то?

– Вот здесь, – сказал Загорский, – где извлечение из высочайшего манифеста о кредитных билетах. Слева внизу, пункт два.

Назаров почесал кончик носа, стал зачитывать вслух.

– «Кредитным билетам присвояется хождение по всей Империи наравне с серебряною монетой…»

– Бидетам, – перебил его надворный советник. – Не билетам, а бидетам. Вместо буквы «л» тут стоит «д».

Штабс-ротмистр поглядел на билет, на Загорского, снова на билет. Глаза его как-то странно загорелись.

– Хочешь сказать, червонцы фальшивые?

– Совершенно в этом уверен, – отвечал Нестор Васильевич, забирая у жандарма купюру. – Та же самая ошибка и на остальных червонцах. Билет образца тысяча восемьсот восемьдесят второго года, металлографская печать. Качество подделки очень высокое, это тебе не рисование и не двукратное копирование. Рискну предположить, что фальшивки производятся не кустарно, а типографским методом. Производятся и распространяются здесь, на подведомственной вашему управлению ярмарке. Если Забелин не просто имел при себе несколько фальшивых червонцев, а распространял их – а запах денег в сундуке говорит именно об этом, – представляешь, сколько таких червонцев разошлось уже по ярмарке? Надо отправить их в банк, пусть произведут экспертизу.

– Уже произвели, – мрачно проговорил Николас. – Вчера в Нижегородском купеческом банке при пересчете клерки обнаружили некоторое количество фальшивых червонцев. Та же история и в Александровском банке[1]1
  То есть в Александровском губернском дворянском банке.


[Закрыть].

– Кто вносил деньги? – живо спросил Загорский.

Оказалось, деньги вносили разные купцы, при этом были там и фальшивые билеты, и настоящие, причем разного достоинства. Но фальшивыми оказались только червонцы. Сами купцы, разумеется, ни сном ни духом, деньги получали приказчики. Но от приказчиков тоже мало толку, через их руки столько проходит за день купюр, что упомнить, кто и когда платил, совершенно невозможно…

– Тем не менее, появился конец, за который можно ухватиться и распутывать это дело, – сказал Загорский. – Забелин, очевидно, был распространителем фальшивых билетов, хотя едва ли он действовал в одиночку.

– Зачем ему это, не понимаю? – пожал плечами Назаров.

– Ну, уж и не понимаешь, – усмехнулся Загорский. – Революционная – а тем более террористическая – деятельность требует денег. После убийства Александра Второго и разгона революционных организаций зарабатывать стало намного труднее. А господа борцы за народное счастье особенной щепетильностью не отличаются. Цель оправдывает средства – вот их девиз. Цель, как они полагают, у них высокая, так что средства годятся любые, в том числе и распространение фальшивых червонцев.

– Ты полагаешь, подпольная типография где-то тут, в Нижнем?

Нестор Васильевич покачал головой: не уверен. Скорее всего, Нижний – просто удобное место, чтобы быстро сбыть множество фальшивых купюр.

– Тогда откуда взялись эти купюры? – жандарм глядел на Загорского так, как будто тот заранее имел ответы на все возможные вопросы.

Надворный советник задумчиво почесал переносицу. Спустя мгновение лицо его просветлело.

– Вид на жительство, – проговорил Загорский. – У покойного должны быть документы, а там – место постоянного пребывания. Это может подсказать нам, откуда начинать поиски.

Назаров напомнил ему, что бумажник у Забелина украли, но надворный советник только головой покачал. Такие люди, как Забелин, не хранят документы в бумажнике – именно потому, что их легко украсть. Надо попробовать обыскать комнату более тщательно.

По приказу штаб-ротмистра жандармский унтер взялся за дело, засучив рукава, и спустя пять минут паспортная книжка Забелина отыскалась в запертом комоде.

Пятая графа, а именно «постоянное место жительства», сообщала, что мещанин Забелин Виктор Анатольевич приписан к станице Игнашиной Амурской области.

– Любопытно, – задумчиво сказал Загорский. – Впрочем, может быть, это ничего и не значит. Важнее сейчас понять, кто и почему мог убить Забелина. Если мы правы, и он распространял фальшивки, то убить его могли не другие революционеры, а его сообщники по преступному делу.

– С какой же стати им его убивать? – осведомился штабс-ротмистр.

– Скорее всего, фальшивомонетчики, которые курировали Забелина, заметили, что за ним следит полиция, – отвечал надворный советник. – Они посчитали, что это из-за фальшивых банкнот, испугались, что их раскроют и решили спрятать концы в воду. Забелин был убит, остатки фальшивых денег забрал убийца…

– О котором мы знаем только то, что у него, по твоему мнению, больная печень, – хмуро закончил Николас.

Отчаиваться рано, заметил на это Загорский, они ведь пока даже не допросили хозяина дома. Может быть, тот наведет их на какую-то мысль…

Штабс-ротмистр воспрял духом. И в самом деле, есть ведь хозяин дома, мещанин Шкодин. Как так вышло, что он ушел в лавку как раз, когда явился убийца – словно бы нарочно подгадал? Может быть, он-то и есть загадочный душегуб?

Нестор Васильевич покачал головой: едва ли. Во-первых, хозяин лавки подтвердит алиби Шкодина, во-вторых, зачем бы хозяину дома уносить пиджак убитого, наверняка у него довольно своей одежды.

Эти слова не очень понравились Назарову; он пробурчал, как было бы прекрасно, если бы убийцей оказался хозяин дома, тогда расследование пошло бы как по маслу.

Надворный советник на это только руками развел: увы, жизнь обычно идет совсем не так, как нам бы хотелось, это же самое касается и сыскного дела. Однако Шкодин, действительно, способен дать ответ на некоторые волнующие их вопросы.

Штабс-ротмистр велел унтеру привести в горницу хозяина дома. Это оказался полнотелый маленький человек с бегающими глазками.

– Подобную публику я знаю отлично, – тихонько сказал Загорскому Назаров. – Вот погляди, как я его сейчас вскрою за полминуты.

Нестор Васильевич подавил лукавую усмешку и кивнул – поступай как знаешь, ты здесь главный.

Николас развернул грудь, нахмурил брови, вперил белесый свой взгляд прямо в физиономию Шкодина и так держал с полминуты, никак не меняя грозного выражения лица. Несчастный мещанин моргнул глазами, потом начал явственно дрожать.

– Имя, фамилия?! – прогремел штабс-ротмистр, да так, что Шкодин от испуга слегка даже присел на подогнувшихся коленях.

– Ш-шкодин, – пробормотал он, – Иван Тимофеевич.

– Вот как, – зловеще протянул Назаров. – Тимофеевич, значит?!

Сказано это было так, как будто отчество Шкодина представляло собой отдельное преступление, по которому полагалось бы по меньшей мере полгода тюремного заключения, а то и чего посерьезнее.

– Знаешь ли, кто перед тобой? – Николас говорил сейчас совершенно в духе тех чиновников, которых рисуют в своих сатирах Гоголь и Салтыков-Щедрин. Взор его пылал огнем, брови хмурились, казалось, что из уст его вот-вот вырвется что-нибудь вроде: «Размозжу! По мостовой раскатаю! На колени!»

Похоже, что это театральное представление штабс-ротмистр разыгрывал перед подозреваемыми не единожды, и всякий раз оно имело успех – больший или меньший, в зависимости от того, кто именно перед ним стоял. Люди образованного сословия держались более мужественно, а кто попроще, возможно, и в обморок падали.

Впрочем, в этот раз слишком далеко спектакль не зашел. Не дожидаясь ответа Шкодина, Назаров обошел его вокруг и, склонившись к розовому уху, спросил зловеще:

– Где червонцы?!

– Ка-какие червонцы? – побледнел Шкодин.

– Фальшивые, – неожиданное ласково отвечал жандарм.

От избытка чистосердечия Шкодин даже прижал толстенькие ручки к груди.

– Ваше сиятельство, – заговорил он горячо, – ни сном ни духом ни о каких червонцах, ей же ей, в первый раз слышу!

Назаров встал прямо перед мещанином и несколько секунд глядел на него чрезвычайно пристально. Потом заговорил тихо, словно змея.

– В первый раз, значит? Может, будешь утверждать, что и Забелина не ты убил?!

И саркастически улыбнулся, как бы давая понять, что все хитрости и уловки злоехидного Шкодина, о нравственном облике которого ясно говорит уже сама его фамилия, известны ему наперед.

– Никак нет, – в ужасе просипел хозяин дома, – как Бог свят – не я.

Тут, видя, что допрос заходит в тупик, в дело решил вступить надворный советник.

– Скажите, голубчик, – сказал он ласково, всем своим видом являя человеческое участие и доброту, – а не знаете ли вы, кто мог совершить это ужасное преступление?

Ободренный его участливым тоном, злополучный Иван Тимофеевич немедленно повернул к Загорскому толстенькое лицо свое.

– Не могу знать, – отвечал он, – поскольку как раз и отсутствовал: ходил в мелочную лавку.

Нестор Васильевич понимающе покивал: в самом деле, ходить в мелочную лавку законом не запрещено и преступлением не является. А как долго снимал комнату покойный Забелин и посещал ли его кто-то за это время?

Оказалось, Забелин квартировал у Шкодина с самого начала ярмарки, то есть уже больше недели. Что же касается посетителей, то, очевидно, какие-то люди приходили. Правда, сам Шкодин их ни разу не видел, поскольку всякий раз перед приходом гостей квартирант просил его удалиться – погулять или сходить куда-то по делам.

– И вам это не показалось подозрительным? – осведомился Нестор Васильевич.

Шкодину, по его словам, это подозрительным не показалось. Платил Забелин за комнату исправно, человек был серьезный, тверёзый, забот с ним никаких не возникало – поэтому просьбу его удалиться ненадолго Шкодин всякий раз исполнял с охотою.

При этих словах физиономия штабс-ротмистра скислилась. Нет, тут мы ничего не добьемся, как бы говорила эта физиономия, надо браться за дело совсем с другого конца. Однако Загорский не обратил внимание на Назарова, он сейчас смотрел только на Шкодина.

– Итак, вы ни разу не видели гостей Забелина и разговоров их тоже не слышали? – уточнил надворный советник.

Шкодин ответил не сразу, а как-то странно замялся.

– Ну-ну? – подбодрил его надворный советник.

Выяснилось, что все-таки нет, что один разговор слышал-таки достойнейший Иван Тимофеевич. Точнее, не весь разговор, а отрывок из него. В тот день то ли посетитель покойного Забелина припозднился, то ли сам Шкодин вернулся домой слишком рано, однако, когда он вошел в дом, из-за полуприкрытой двери услышал два мужских голоса. Один принадлежал его квартиранту, а второго он не знает.

– Так-так, – оживился штабс-ротмистр, – и о чем же они говорили?

Шкодин только руками развел: говорили негромко, да он и не посмел подслушивать, хотя и очень хотелось – господин жандарм, конечно, его понимает. Так вот, говорили негромко, и хозяин дома, перед тем, как ретироваться на улицу, отчетливо расслышал одно только слово: «желтуха».

– Как? – изумился Назаров.

– Желтуха, – повторил Шкодин.

Лицо надворного советника, до сего момента бесстрастное, вдруг озарилось легкой улыбкой.

– Прекрасно, – сказал он. – Благодарим вас, любезный Иван Тимофеевич, и не смеем больше задерживать.

Он позвал унтера и тот, явившись из сеней, немедленно увел Шкодина из комнаты. Загорский же пришел в такое одушевление, что, к удивлению Николаса, негромко запел себе под нос «Куплеты Мефистофеля».

– На земле-е… весь ро-од людской…

Назаров только плечами пожал.

– Чему ты так радуешься? – спросил он недовольно. – Тому, что подтверждается твоя теория о больной печени убийцы? Ну, предположим, болел он желтухой – и что дальше?

Нестор Васильевич отвечал, что печень тут вовсе не при чем. Желтуха, или, иначе, Желтуга – это большой и богатый Желтугинский золотой прииск. И расположен он как раз рядом со станицей Игнашиной, к которой приписан покойник Забелин.

– Ну, и что? – не понимал Назаров. – Как это может быть связано с фальшивыми червонцами?

Надворный советник улыбнулся. Особенность Желтуги состоит в том, что она – экстерриториальна.

– Экс… – вопросительно начал Назаров.

– …территориальна, – закончил надворный советник. – То есть не подпадает под местное законодательство. Дело в том, что находится она в Приамурье, но не с нашей стороны, а с китайской. Да ты газеты, что ли, не читаешь? Два с лишним года назад об этом много писали.

Николас пробурчал, что читает газеты только по служебной необходимости, поскольку все газеты все равно не перечесть, хоть ты тресни.

И тогда надворный советник рассказал своему давнему приятелю, что два с половиной года назад некий орочон Ванька случайно обнаружил на берегу китайской речушки Мохэ́, которую у нас зовут Желтой или Желтугой, золотое месторождение. Он рассказал об этом знакомому русскому купцу и золотопромышленнику Середкину, тот послал людей на разведку и выяснилось, что месторождение обширно и очень богато. На берега Желтуги потекли толпы золотоискателей – в первую очередь, конечно, русских и китайских. Правда, была тут одна трудность – месторождение находилось на китайской территории. То есть по закону промысловикам надо было бы испрашивать разрешение на разработку у властей Срединной империи.

– И как же решили все дело? – полюбопытствовал штабс-ротмистр.

– Как обычно – в обход закона, – отвечал Нестор Васильевич. – На китайские законы золотодобытчики просто плюнули. Моральное основание состояло в том, что, как известно, границы России нигде не заканчиваются, особенно если речь идет о выгоде. Поначалу на Желтугинском прииске царила анархия и разбойная вольница – среди тамошних золотодобытчиков много было лихих людей и даже просто беглых каторжников. Вся эта публика не соблюдала ни человеческих, ни Божьих законов: не так добывала золото, как воровала, грабила и убивала за это самое золото. Позже там общим собранием установили так называемую Желтугинскую республику со своими законами и стало поспокойнее.

– Но при чем же тут червонцы? – не унимался штабс-ротмистр.

– Червонцы при том, что Желтуги не достигает ни русский закон, ни китайский, – объяснил Загорский. – В таком месте легче легкого организовать производство и сбыт фальшивых денег. Понимаешь теперь, откуда могут расти ноги во всей этой истории?

– Так ты думаешь, что покойный Забелин прямо из Желтуги к нам припожаловал? – после некоторой паузы поинтересовался штабс-ротмистр.

– Полагаю, что так, – кивнул Загорский. – Скорее всего, он отправился туда за золотом, но на месте познакомился с фальшивомонетчиками, которые и завлекли его в свои сети. Он вероятно, покупал здесь что-то для своих друзей-революционеров и одновременно сбывал фальшивые деньги. Дело прибыльное и чистое – если, конечно, тебя не возьмут с поличным. Качество фальшивок прекрасное, денежное достоинство билетов, напротив, невысокое, что почти гарантирует легкую проходимость их через руки и распространение по всей России.

Загорский умолк. Молчал и Николас, как-то вопросительно глядя на надворного советника.

– Что ты хочешь сказать, глядя на меня таким печальным взором? – не выдержал Нестор Васильевич. – Я, кажется, разложил все по полочкам, тебе осталось только раскрыть дело.

Назаров только хмуро кивнул в ответ. Так-то оно так, вот только раскрыть это дело никак невозможно.

– Почему? – удивился Нестор Васильевич. – Выхлопочи командировку да езжай в Желтугу. На месте во всем разберешься – если, конечно, раньше не прибьет тебя тамошняя лихая публика.

Назаров кисло улыбнулся: смешная шутка.

– Да я и не шучу вовсе, – отвечал Загорский. – Или ты думаешь, что в Желтуге рады будут видеть жандарма?

Штабс-ротмистр поглядел на него с изумлением: зачем же тогда Загорский все ему это говорит, да еще и советует ехать туда, где его легко могут прибить? Надворный советник отвечал, что он таким образом пытается остеречь своего однокашника, чтобы не совершал опрометчивых поступков и не сунулся туда, где запросто можно лечь костьми.

– Видишь ли, – продолжал Загорский как ни в чем не бывало, – насколько мне известно, в Желтугу официальные российские чиновники вообще не лезут, как, впрочем, и китайские. Опасность там представляют не только фальшивомонетчики и золотоискатели, но и русские каторжане, которые караулят и грабят народ возле приисков, и даже китайские хунхузы[2]2
  Хунхузы (кит. хунхуцзы, краснобородые) – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае, также на прилегающих к Китаю территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во второй половине XIX – первой половине XX веков.


[Закрыть], желающие получить свою часть от общего золотого пирога.

– Ты хочешь сказать, что… – начал было Назаров.

– Да, – перебил его Загорский, – явиться туда жандарму – это верная смерть. Другое дело – лицо без погон, так сказать, частный детектив. Он может назваться таким же старателем, как и все, и прямо на месте взяться за розыски.

Штабс-ротмистр на минуту задумался, между бровей его легла горькая складка.

– Эх, – сказал он с огорчением, – где же я возьму такого частного детектива?

– Да, нелегко будет, – согласился Нестор Васильевич. – Особенно, если учесть, что дело свое он должен знать хорошо, а, кроме того, быть человеком не робкого десятка. Неплохо бы, чтобы у него также имелся преданный напарник.

– Где же я такого во… – снова начал было Назаров, но вдруг осекся, заморгал глазами и уставился на надворного советника.

– Что? – подняв брови, спросил тот.

Рот у Назарова разъехался в широченной улыбке, и он погрозил Загорскому пальцем.

– Ах ты, хитрец, – сказал он. – Ну, просто бес-искуситель! А я-то сижу и думаю, чего он меня пугает… А он, глядите-ка, сам хочет за это дело взяться.

Нестор Васильевич пожал плечами: откуда вдруг Николасу явилась столь странная мысль?

– Да уж вижу, – отвечал тот самодовольно, – меня не надуешь. Дипломатия дипломатией, а ведь внутри тебя сыщик сидит. И сыщик этот требует, непременно требует интересного и опасного притом дела. Ставлю сто против одного, что ты душу готов продать, лишь бы расследовать эту историю.

Загорский отвечал, что Николас жестоко заблуждается: душа бессмертна, неотчуждаема от человека, и продать ее нельзя даже дьяволу, не говоря уже о жандармском управлении. Что же касается его желаний и устремлений, то он дипломат на государственной службе и в себе не властен.

– Да ведь это же в точности для тебя дело! – жарко заговорил Николас. – Сам подумай, ведь это на китайской земле все происходит, а ты у нас первый знаток Китая, в университете таких днем с огнем не сыщешь. Кому как не тебе за это браться?

Было видно, что Загорский колеблется. Конечно, если подумать как следует, почему бы, в самом деле, не отправиться в Желтугу? Тем более его как правоведа весьма интересует феномен самоуправления, который в Желтуге реализован, так сказать, в чистом виде… Заодно он окажет услугу своему старинному приятелю, которому, во-первых, нужно отыскать убийцу, и во-вторых, решить вопрос с фальшивыми червонцами, которые заполонили ярмарку.

Но тут Загорский сам себя оборвал и решительно заявил, что ничему этому не бывать. Он сопровождает тайного советника, и ему сейчас не до посторонних расследований.

– Но ведь миссия ваша не бесконечна! – воскликнул штабс-ротмистр. – Рано или поздно ты все равно освободишься, и вот тут бы самое время за это дело и взяться. Тем более, все равно ты в ту сторону едешь!

Надворный советник слегка нахмурился. С чего это Николас взял, что он едет в ту сторону? Штабс-ротмистр развел руками. Только что франко-китайская война закончилась, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, куда тайный советник С. едет, чтобы соблюсти интересы России.

Загорский хмыкнул – в сообразительности господину жандарму не откажешь. Но все равно, по собственной воле по такому делу он в Желтугу не отправится. Вот только разве его превосходительство тайный советник С. велит…

– А это мы устроим! – радостно воскликнул штаб-ротмистр. – Наше превосходительство вашему превосходительству телеграфирует – и готово дело. Не откажет ведь тайный советник С. нашему генералу Оржевскому, чай, не впервой вместе работаем.

Загорский продумал еще чуть-чуть и кивнул. Если так, то он, пожалуй, противиться не будет. Вот только надо иметь в виду, что в Желтуге он окажется не раньше зимы.