Текст книги "Песня Кахунши"

Глава 7

Ночная мгла окутывает дерево. Сумди пересчитывает выручку – они с Чамди весь вечер побирались. Сумди собрал двадцать пять рупий, а Чамди всего семь. Но тратить их нельзя: Ананду-бхаи полагается отдать все, а уж он определит долю каждого. Но главное не это, главное – Чамди надо показаться Ананду-бхаи. Ведь если он обнаружит, что кто-то побирается без спросу на его территории, он может отрезать нарушителю палец руки или ноги.

Сумди уходит к трем ступенькам. Чамди остается наедине с Гудди, но девочка на него даже не смотрит. Ему очень хочется спросить, куда делась Амма, но он не решается. Будь она его матерью, он бы о ней обязательно заботился. Ну и пусть у нее с головой не все в порядке, все равно не бросил бы.

Чамди нюхает белую тряпку. Но чувствует свой запах, а вовсе не запах отца. Неужели когда-то его, Чамди, можно было целиком завернуть в этот лоскут?

– Отстань ты от своего платка, – сердится Гудди. – Зачем он тебе в такую жару?

Гудди заглядывает в свою жестянку. Там, наверное, деньги. Наконец она поднимает голову:

– Завтра пуджа.

– Завтра?

– Так что ты больше до завтра не ешь.

– Почему?

– Чтоб не потолстеть. А то в решетку не пролезешь.

– Я и не буду туда пролезать. И мандир грабить я не обещал.

– Тогда чего ты тут расселся? Вали отсюда.

Обидно. Зачем она так? Гудди совершенно уверена, что Чамди согласится украсть деньги. И напрасно. А правда, почему он не уходит? Чего он с ними сидит? Ему ведь обязательно надо найти отца. Тряпка промокла от пота. Вот бы налетел ветерок, сорвал ее и унес высоко в небеса. Поплыла бы она над трубами, над высокими домами, а Чамди помчался бы следом. У него ноги быстрые. А потом тряпка упала бы к ногам отца, и Чамди тоже. Но ветра нет, зато он слышит голос Гудди.

– Посмотрела я на твои ребра, – говорит она. – Запросто можно застрять. Лучше бы ты их втягивать научился.

– Не буду.

– Давай-давай, попробуй! Тебе же на пользу пойдет, – приказывает она. – Пузо втяни! Выдохни и не дыши, сколько сможешь. Начни сейчас и тренируйся, пока время есть.

Чамди глядит на нее: маленькая девочка в коричневом платье не по росту, оранжевые браслеты на запястьях, темные круги под карими глазами. Выгоревшие на солнце кудряшки, нестриженая челка. Даже в темноте Гудди выделяется на общем фоне. С другой стороны, чего бы ей не выделяться, если за ней – обуглившиеся стены и тускло освещенные лавочки. Нет, пожалуй, она бы выделялась даже на фоне деревьев в густом лесу. Трудно не заметить в траве свирепого тигренка, пусть даже кругом воет ветер и падают ветки. Сердце все равно замирает.

– Чего вытаращился? – спрашивает Гудди.

– Ничего. Просто слушаю.

– Я минут пять как замолчала вообще-то!

Возвращается Сумди, и очень кстати. Лицо у него мокрое. Умылся, наверное. Под тем самым краном.

– Готов?

– К чему?

– К встрече с Анандом-бхаи.

– А что, я тоже пойду? – спрашивает Чамди.

– Ты же новенький. Надо ему показаться. Иначе у тебя некоторые части тела пропадать начнут. Как по волшебству.

– Там этого тела – кот наплакал, – бурчит Гудди.

– А, уже подружились, – усмехается Сумди. – Гудди, а ты знаешь, что он читать и писать умеет?

Глаза у Гудди округляются, но она молчит. Прячет свою коробочку в ямку под деревом и прикрывает камнем.

– Пошли.

– Она тоже идет? – шепчет Чамди на ухо Сумди. – Это не опасно?

– Эй, ты чего там шипишь? – спрашивает Гудди.

– Чамди тобой восхищается, говорит, что ты просто ангел, – фыркает Сумди.

– Особенно когда рот откроешь, – поддакивает Чамди.

– Не нравится, заткни уши, – огрызается Гудди. – А лучше попроси Ананда-бхаи их оттяпать.

– Не обращай внимания, Чамди. Это она в тебя втюрилась. Увидела твои ребра и пропала, теперь так и будет все время в любви признаваться.

– Помолчи, Сумди, – просит Чамди. – Можно просто молча пройтись?

– Пройтись? – взвивается Гудди. – Ты что думаешь, мы гулять идем? Сейчас погуляем, цветочками полюбуемся, а потом зайдем в гости к доброму дяде Ананду-бхаи.

– Он же новенький, ничего не понимает, – старается угомонить сестру Сумди. – Ты лучше не очень болтай, а то наш юный воришка испугается и удерет.

«Запомните: украдешь один раз, а вором останешься на всю жизнь». Нет уж, лучше б не запоминать.

Ребята доходят до сгоревшего дома, обнесенного серой стеной. В стене – дыра, в нее легко пролезть. С той стороны школьная спортивная площадка. На дорожке в гравии остались три ямки, наверное, тут стояли крикетные ворота. Чамди сразу веселеет. Ростом он не вышел, мяч забить не может, и сил выбить его с поля тоже не хватает, но бегает-то он здорово! Чамди будет когда-нибудь лучшим полевым игроком в мире. Если противник битой пошлет мяч за линию, Чамди успеет добежать, прыгнуть, упасть. Сделает что угодно, но мяч остановит. А потом бросит обратно на поле с такой силой, что весь стадион взорвется аплодисментами. Чамди так и слышит восторженный рев толпы.

По другую сторону площадки тоже стена, дыры нет, зато есть железная калитка. Рядом спит бездомный пес. Он тяжело дышит, из пасти капают слюни, шерсть свалялась. Заслышав шаги, пес приоткрывает один глаз, но тут же засыпает снова. Гудди наклоняется и гладит его по грязному брюху.

– Заболел наш Моти.

Положив ладонь на собачий лоб, Гудди что-то шепчет. Что – не слышно. Потом обирает с Мотиной шерсти мусор. Постояв несколько секунд с закрытыми глазами, поворачивается и открывает калитку.

Они выходят на тесную площадь, скорее даже большой двор.

Уже совсем темно. Пятачок земли обступили дома, в желтых окнах однокомнатных квартир мелькают силуэты жильцов. Воняет табаком. Где-то громко плачет младенец. В дальнем углу двора блеет привязанная к колышку коза. Как-то тут слишком спокойно. Даже страшно.

– Мы пришли?

– Ага, – отвечает Сумди.

– А где Ананд-бхаи?

– Он живет под землей, – шепчет Гудди. – Сейчас земля разверзнется, и он появится, как злой дух.

– Не валяй дурака, Ананд-бхаи все слышит, – говорит Сумди. – Козу видишь, Чамди?

– Вижу.

– Это он и есть.

Брат и сестра давятся от смеха. Мимо ковыляет старик с папиросой в зубах. Он тычет пальцем в Сумди, хочет что-то сказать, закашливается, хватаясь за грудь, но папиросу не роняет. Откашлявшись, он сердито плюет в их сторону, пересекает двор и усаживается возле козы.

– Этот гад моего отца ненавидел, – бурчит Сумди.

– За что?

– За то, что не получилось Амму полапать. Она тогда красавица была.

Чамди трудно представить, что Амма когда-то была красавицей. Он видит только ее исхудавшее лицо.

– Отец бесился, даже когда на нее просто пялились, – продолжает Сумди, – а этот к ней полез и огреб по полной. Когда-нибудь и я так Ананда-бхаи отметелю.

– Не отметелишь, – говорит Гудди. – Мы скоро отсюда уедем.

– Специально вернусь, – сердито обещает Сумди.

Некоторое время они стоят молча. В темноте мерцает огонек стариковой папиросы.

– Всё, не болтайте лишнего, Ананд-бхаи сейчас придет, – тихо предупреждает Сумди.

– Смотри, вон Чотту и Мунна! – шепчет Гудди.

Приближаются двое ребят. У обоих что-то в руках, но что – не разглядеть. На нищих они не похожи: чистые джинсы, рубашки, крепкие сандалии.

– Это кто? – спрашивает Чамди с завистью.

– Который толстый – это Мунна, он газетами торгует. А тощий – Чотту. Он слепой. Продает журналы про кино. Оба профессиональные воры. Мы тут каждый вечер собираемся. Через пару минут народу будет – не протолкнуться.

И правда, тут же появляются еще четверо мальчишек. Таких уродов Чамди в жизни не видел. У одного нет руки, у другого нос провалился. Чамди становится не по себе, и он отворачивается.

А вот и Красавчик. Чамди изо всех сил старается не думать о мухах, ползающих в ране над правым глазом старика.

Ветра нет. Ребенок перестал плакать. С той стороны, где привязана коза, катит безногий мальчик на тележке. На руках у него тапочки, на поясе веревка, за которую тянет девочка года на два старше его. Мальчик помогает ей, отталкиваясь руками от земли.

– Джекпот его зовут, – шепчет Сумди.

– Джекпот?

Чамди впервые слышит это слово.

– В смысле, что он везучий. Пацану четыре года, и ему иностранцы хорошо подают. Он в Колабе работает, это такой район для богатых. Джекпот у Ананда-бхаи в любимчиках. Ему даже разрешают в Колабу на такси ездить.

Чамди смотрит на Джекпота. Бедняга! Это надо же, назвать везунчиком безногого калеку! А Красавчик? Его-то кто так назвал? «В моей Кахунше калек не будет», – решает Чамди. Он сжимает кулак, будто хочет уберечь город мечты, лежащий у него на ладони.

Постепенно во дворе собирается целая толпа. Чотту, мальчик с серебряными глазами, к каждому, с кем разговаривает, становится вполоборота: у него вместо зрения – слух. Сумди тоже все время выставляет одно ухо, словно что-то недослышал.

Старик, сидевший возле козы, волочет к центру двора большую плетеную корзину, ставит ее на землю и отходит в сторонку. Кто-то бросает в корзину пару новеньких женских туфель. Туда же отправляются большие наручные часы. Связка ключей. Мужские семейные трусы, совсем неношеные.

– А это кто притащил? – спрашивают из толпы.

– Это папаши твоего. Они ему без надобности, яйца-то ему отрезали, в трусы класть нечего!

Хохот.

В корзину летит толстый бумажник.

В дверном проеме одного из домов появляется темный силуэт. Кто-то стоит, уперев руки в косяки, ссутулив плечи. Вот человек спускается с крыльца и быстро приближается, на ходу застегивая белую рубаху и откидывая волосы со лба. Когда он оказывается совсем рядом, Чамди видит, какие у него черные пустые глаза, какие красные белки, какие мешки под глазами.

Сумди толкает Чамди локтем в бок. Наверное, это и есть Ананд-бхаи.

Ананд-бхаи заглядывает в корзину, оглаживая густую черную бороду и вытирая потную шею.

– Кто принес бумажник? – спрашивает он.

Слепой мальчик поднимает руку.

– Расскажи, как взял, Чотту. А вы, придурки, учитесь.

– Просто нашел.

– Чего?!

– Он на земле валялся. Я посрать пошел за видеопрокат и наступил на бумажник. Наверное, выронил кто-то.

– А я-то думал, что сказываются годы тренировок. Гляди-ка, слепой, как дальнобойщик, а туда же, бумажник нашел, – улыбается Ананд-бхаи.

В толпе раздается смех. Но Чамди чувствует – они боятся и готовы замолчать по первому слову босса.

– О, ключи. А их кто притащил? – продолжает Ананд-бхаи.

– Это ключи от машины, – сообщает Мунна.

Мунна торгует газетами – вспоминает Чамди. А слепого зовут Чотту, он журналы продает. Чамди вдруг понимает, что зачем-то составляет список имен и занятий. Ни к чему этот список, лучше слушать внимательно.

– Ключи от белого «премьера 118 NE», – продолжает Мунна с улыбкой. – Того, что возле лавки «Сари Мохана». Я их у старика Мохана вытащил, когда он машину и лавку запер уже. Машина всегда там стоит, потому что он живет над лавкой, на втором этаже. Я уронил газеты прямо ему на ноги, он и разозлился. Стал орать, вот и прозевал. Теперь осталось машину забрать, Мохан только утром ключей хватится.

– Молодец, Мунна. А какой идиот трусы украл?

– Тоже я. Вы машину угоните, и Мохан останется без штанов. А вы ему трусы в подарок пошлете. Это я так, чтоб поржать.

– В другой раз не рискуй из-за трусов.

– Хорошо, Ананд-бхаи.

– Дамские туфельки, ха! Я их Рани отдам. Мунна, отнеси их ко мне в комнату. Только не шуми. Рани там голая, в постели валяется. Можешь пялиться на нее сколько хочешь, а потом постучись. Это тебе премия за машину.

– Спасибо, Ананд-бхаи.

– Я бы тоже пошел, – говорит Чотту.

– Ты же слепой.

– Да мне хоть понюхать.

– Вот поганец! В другой раз.

– Я же кошелек принес.

– Сказал – в другой раз.

– Хорошо, Ананд-бхаи.

Мунна ковыляет к дому. Какой из него вор, он же неуклюжий!

– Бегом! – кричит Ананд-бхаи. – Бегом, а то она оденется!

Мунна пускается бежать.

Ананд-бхаи смотрит ему вслед, поглаживая бороду.

– Бегать за шлюхами в таком нежном возрасте! Ах, как нехорошо!

И тут что-то падает на землю из-под рубашки Мунны. Мунна останавливается и смотрит на хозяина.

– Что это? – спрашивает Ананд-бхаи.

Мунна стоит как вкопанный и молчит. Вокруг тишина, только коза блеет. Чамди силится разглядеть, что там упало, но не может – слишком темно.

– Я спрашиваю, что это?

– Ничего. Я просто…

– Дай сюда.

Мунна подбирает предмет и отдает его Ананду-бхаи.

– Нож, – горделиво и нарочито небрежно говорит он.

Ананд-бхаи рассматривает нож в кожаном чехле.

– Большой, – замечает он.

– Это для мяса.

– Украл?

– Да. Мясник в дом пошел, мясо отнести, а велосипед оставил. И сумку. А в сумке нож. Мне понравилось, что он большой, и я его взял.

– Взял, значит?

– Хорошо, когда есть нож.

– И когда же ты собирался мне его отдать?

– На ваш день рождения.

Ананд-бхаи с размаху бьет его по лицу. Мунна удерживается на ногах. Ананд-бхаи спокоен. Не глядя на Мунну, он осторожно проводит по лезвию пальцем.

– Сколько раз я вам говорил – нельзя носить оружие. Попадетесь полицейскому – и придется откупаться. Сколько мне вам это повторять, ублюдки?

– Подумаешь, полиция… – равнодушно отвечает Мунна.

Чамди и охнуть не успевает. Кровь брызжет струей. Мунна роняет туфли и молча перегибается пополам, закрывая руками глаз, по которому полоснул Ананд-бхаи. Чотту скрипит зубами. Видеть он ничего не видел, но понял, что случилось страшное.

– А-а-а, – протяжно выдыхает Мунна, и его стон сливается с блеянием козы.

– Отведите его к Дарзи, – говорит Ананд-бхаи, ни к кому в особенности не обращаясь.

Он вытирает нож о белую рубаху. Чотту ведет Мунну в дом, что стоит слева, в нескольких шагах. Дверь открывает молодой парень. Смотрит на Мунну, потом на Ананда-бхаи.

– Навин, скажи Дарзи, пускай им займется, – приказывает Ананд-бхаи.

– Что случилось? – сонно спрашивает Навин.

– Мунна решил, что он настоящий бандит. Займись им, брат.

Интересно, он и правда брат Ананда-бхаи или просто к нему так обращаются? Совсем не похож. Гладко выбритый и очень худой.

– Ладно, Ананд, – говорит он.

Наверное, все-таки братья, решает Чамди.

Назвал его просто по имени. Навин пропускает Мунну и Чотту внутрь и закрывает дверь.

– Слушайте внимательно, – говорит Ананд-бхаи. – Прошлой ночью в городе был пожар. Кто-нибудь знает, где Радхабаи Чоуль?

Никто ему не отвечает.

– Это в Джогешвари, – продолжает Ананд-бхаи. – Пожар был в доме, где жила семья индуистов. Они легли спать. Шесть человек. Хотя некоторые говорят, что девять. Известно, что в семье было двое детей и девушка-калека. Так вот. Их заперли снаружи и бросили в окно бутылку с зажигательной смесью. Люди сгорели заживо. Говорят, увечная девушка осталась жива.

Ананд-бхаи проводит языком по зубам, как будто к ним что-то прилипло.

– Кто, по-вашему, это сделал?

Все молчат. Чамди думает о миссис Садык. Наверное, она была права. Люди в Бомбее сошли с ума и убивают друг друга самыми ужасными способами.

– Даю подсказку, – говорит Ананд-бхаи. – Соседи слышали крики «Аллах Акбар». Так кто это сделал?

– Мусульмане, – отвечают из толпы.

– Правильно. Мусульмане.

– А зачем они сожгли их? – спрашивает безногий Джекпот.

«Да он же совсем маленький», – понимает вдруг Чамди.

Джекпот собирается почесать нос, но спохватывается и снимает с руки тапочек.

– Из-за Бабри Масджид, – объясняет Ананд-бхаи.

Точно! Миссис Садык рассказывала, что где-то далеко, в какой-то Айодхье, индуисты разрушили мечеть Бабри Масджид, а теперь из-за этого индуисты и мусульмане убивают друг друга в Бомбее.

Потом, когда Раман мыл туалеты, Чамди спросил его, зачем индуисты разрушили мечеть. Раман объяснил, что в Айодхье родился бог Рама. Давным-давно, сотни лет тому назад, там построили храм в его честь. А потом, тоже очень давно, правитель Бабур, мусульманин, снес храм и построил Бабри Масджид, то есть «мечеть Бабура». Теперь индуисты хотят восстановить свой храм. Вот они мечеть и разрушили. Чамди тогда решил, что Раман опять приврал спьяну.

Ананд-бхаи вынимает из нагрудного кармана пачку дорогих сигарет, щелкает золотой зажигалкой и закуривает. Чамди кажется, что сигарета вот-вот выпадет.

– Мусульмане должны понести кару за содеянное. Помяните мое слово, искры от пожара в Радхабаи разлетятся по всему Бомбею. Приказ поступил с самого верха. Будут новые беспорядки. Убийства, изнасилования.

Чамди испуганно отступает на шаг, но Сумди крепко держит его за плечи. Надо стоять спокойно и не двигаться.

– Я собрал отряд взрослых бойцов, и вы, мелюзга, тоже должны примкнуть к нему. Потренируетесь заодно. Позабавитесь с мусульманскими девчонками. Магазины тоже будем грабить. Полиция на нашей стороне, так что все отлично.

Чамди не по себе. Он понял не все, что сказал Ананд-бхаи, но слово «убийство» Чамди знает.

– Ладно, валите отсюда. Только сдайте, что наклянчили. Мне еще надо угнать машину Мохана. Надеюсь, она хоть на ходу, а то еще не продашь быстро. Хочешь машину купить, Джекпот?

Калеки смеются.

Выстраивается очередь. Красавчик в самом хвосте – на его колесах по гравию не поездишь. Ананд-бхаи оглядывается на старика, опять усевшегося возле козы. Старик живо бросает только что прикуренную папиросу, хватает железный сундучок, на котором сидел, и несет его к центру двора.

Красавчик говорит, сколько собрал. Ананд-бхаи отсчитывает его долю. Остальное кладет в сундучок. Красавчик чешет затылок обеими руками – будто давно не мылся. Когда приходит черед Джекпота, Ананд-бхаи гладит его по голове. «Этот Джекпот младше Пушпы, – думает Чамди, – а уже столько всего повидал». Чамди таращится на потную грудь и налитые кровью глаза Ананда-бхаи. Душно, в воздухе неподвижно висят клубы табачного дыма.

Красавчик показывает на Чамди.

– Ты кто такой? – спрашивает Ананд-бхаи.

– Это новенький, – отвечает Сумди. – Мы привели его просить у вас благословения.

– Я не тебя спрашиваю.

– Меня зовут Чамди.

– Чамди? Имя какое-то дурацкое.

Чамди понимает, что отвечать надо коротко. Здесь не шутят.

– Меня так назвал отец.

– Где он?

– Умер. – Чамди сам удивился тому, как быстро придумал ответ. Но признаваться, что он ищет отца, нельзя.

– Сумди объяснил тебе наши правила?

– Да.

– Повтори.

– Сколько ни соберем, все ваше.

– Отличное правило.

– А вы потом даете нам, сколько сочтете нужным.

– Видел, что с Мунной случилось? Он нарушил правило. Ходил с ножом. И невежливо со мной разговаривал. Пока будешь милостыню просить. Присмотришься, оглядишься хорошенько. Потом потихоньку научишься воровать. Пока не научишься – не воруй. Ясно?

– Да.

– Что «да»?

– Да, Ананд-бхаи.

– Так-то. Ты тут первый день, а я сегодня добрый. Бери все, что наклянчил.

Здорово! Хотя чего ж хорошего? Деньги-то не заработанные.

Ананд-бхаи поворачивается к Сумди:

– Ага, вот и мои глаза! Что интересного видел?

– На Ламингтон-роуд есть ювелирный магазин, – докладывает Сумди. – Каждый понедельник, часа в три, туда приходит женщина покупать украшения. Похоже, она недавно замуж вышла. Ее привозит шофер, с виду довольно хилый. Я целый месяц там торчал – она ни одного понедельника не пропустила.

– Ага. Ладно, надо будет подумать.

Сумди отдает двадцать рупий, получает свою долю, остальные монетки летят в сундучок.

Ананд-бхаи поворачивается к Гудди:

– Ну как, что-нибудь продала?

– Одну Лакшми, одного Ханумана и одного Ганешу.

Из дома слева доносится вой. В раскрытом окне мерцает свет керосиновой лампы.

Ананд-бхаи прищелкивает языком.

– Это Дарзи зашивает Мунну, – говорит он Гудди. – Ты туда сейчас не ходи. Старуха уже новых богов тебе слепила, но заберешь их утром.

– Хорошо, Ананд-бхаи.

– Ничего, Мунна парень крепкий, – бормочет себе под нос Ананд-бхаи. Наверное, жалеет, что изувечил Мунну.

Все молча слушают, как кричит Мунна.

Чамди глаз не сводит с освещенного окна. Там по стенам мечутся тени. Теперь понятно, кто такой этот Дарзи. Он портной, шьет для Ананда-бхаи одежду, ну и вообще штопает что придется. Вот сейчас вдел нитку в иголку и зашивает рану, а Чотту, должно быть, держит Мунну. А может, Дарзи и правда доктор? Вряд ли. Хоть бы Мунне лекарство от боли какое-нибудь дали.

– Пойду посмотрю, как там Мунна, – говорит Ананд-бхаи. – А вы все – марш отсюда! Не забудь Даббу-Коробка покормить. (Это он Сумди.) Вот деньги, купи бараньих отбивных. К нему небось со вчерашнего дня никто не заглядывал. Скажешь, я попозже приду, узнаю, какие новости. Но сначала пускай поест.

Он уходит.

Двор озаряется светом фар, подъезжает большой белый автомобиль. Шофер не выключает двигатель. Из машины выходит мальчик. «Хорошо хоть этот не калека», – радуется Чамди. Мальчик чистенький и нарядно одет – новенькая синяя футболка и белые шорты. Ровесник Чамди, симпатичный, с челкой до бровей. Его, наверное, можно даже за девочку принять.

Ананд-бхаи возвращается и подходит к машине. Тонированное стекло опускается, Ананд-бхаи забирает конверт. Стекло поднимается снова, машина разворачивается и уезжает. Ананд-бхаи кладет конверт в карман.

Мальчик секунду стоит на месте, потом делает шаг вперед, смотрит на Чамди, может быть, потому, что впервые видит его. Чамди улыбается, но мальчик не улыбается в ответ. Он медленно делает несколько шагов и вдруг падает. Чамди бросается на помощь, наклоняется. На белых шортах расползается кровавое пятно. Красные капли текут по ногам. Чамди в ужасе глядит на эти капли. Он не понимает, что случилось. Ананд-бхаи садится на корточки, легонько похлопывает мальчика по щекам, смотрит на Чамди и улыбается. Чамди отводит взгляд. Аанад Бхаи поднимает мальчика и уносит его к себе.

Они возвращаются другой дорогой. Сумди и Гудди впереди, Чамди плетется следом, не глядя по сторонам. Он старается не думать о мальчике. За вечер он всего насмотрелся, и уродов видел, и зверства всякие, но вот парнишку этого жальче всего. И чего это Ананд-бхаи вдруг так нехорошо улыбнулся?

– Кто это был? – спрашивает Чамди.

Гудди молча подбирает веточку и швыряет ее через каменную ограду. На ограде висит щит с рекламой мыла «Лайфбой».

– Кто он? У него кровь текла, – не отстает Чамди.

– Это Куколка.

Странные все-таки у них прозвища. Красавчик, Джекпот, а теперь еще Куколка.

– А почему Куколка?

– Слушай, – взрывается Гудди, – тебе прямо обязательно все на свете знать?

– Да я просто…

– Ничего, – говорит Сумди. – Пусть знает. Куколка, потому что с ним взрослые мужики играют. В грязные игры. И калечат по-всякому. А кровь пошла, потому что…

– Сумди! – одергивает его Гудди.

– Да ладно! Он принадлежит Ананду-бхаи. С виду такой паинька, а на самом деле – гнойный…

– Хватит! – выходит из себя Гудди.

Сумди презрительно сплевывает. Кажется, Чамди понял, что он имел в виду. Хотя и не вполне. Ему и мальчика жалко, и за себя страшно, хотя чего бояться, неясно.

Ребята идут молча. Со строительной площадки доносится размеренный стук – это калека-охранник обходит территорию, опираясь на бамбуковую палку. Он замечает их, и стук становится громче. Сумди замедляет шаг. Охранник настораживается, но пока ничего не предпринимает.

– Я хочу покормить Моти.

– Моти сам как-нибудь разберется.

– Он заболел.

– Не сейчас. Потом покормишь.

Гудди не спорит. Опускает голову и идет дальше.

Вот зачем Чамди начал спрашивать про Куколку? Только Сумди разозлил. Лучше бы Чамди вообще этого Куколку никогда не видел. Нет, но с чего это Ананд-бхаи так улыбнулся? Чамди старается отвлечься, смотрит на висящий в витрине булочной пакет сливочного печенья. На прилавке разложен нарезанный хлеб.

Перед табачным киоском пылает жаровня, над ней хлопочет потный толстяк, жарит бараньи отбивные. Чамди всматривается в его темное, распаренное лицо. Сумди здоровается с толстяком и дает ему десять рупий, полученных от Ананда-бхаи.

– Что с тобой? – спрашивает Гудди, не глядя на Чамди.

– Ничего, просто я…

– Привыкнешь. Уж коли живешь на улице, так за несколько дней всего насмотришься. Многие взрослые и за всю жизнь такого не увидят. Папа всегда так говорил. Не переживай.

– Ладно. Спасибо тебе.

За все время знакомства Гудди первый раз говорит с ним по-человечески.

Толстяк вертит шампуры и утирает пот рукавом рубахи.

– Сейчас с Даббой-Коробком познакомишься, – улыбается Гудди. – Он славный.

– А кто это?

– Нищий. Он давно на Ананда-бхаи работает.

– Почему Ананд-бхаи велел Сумди его накормить?

– Сейчас увидишь.

Чамди думает: «А этого почему Коробком зовут? Он что, на коробок похож?» Лучше не спрашивать. Сдались ему их имена!

Все готово. Толстяк заворачивает отбивные в газету и отдает Сумди. Тот сразу сует кусок мяса в рот и тут же выплевывает его на газету.

– Горячо! – пыхтит он.

Толстяк хохочет, обливаясь потом над шипящими углями. Гудди тоже берет кусок, на ходу перекидывает его с ладони на ладонь, дует и откусывает. Отбивная еще дымится. Сумди уже прожевал свою и протягивает кулек Чамди:

– Ешь, пока не остыло.

– Это же для Даббы!

– А нам за доставку? Хватай, святоша!

– Не корми Чамди, – строго предупреждает Гудди, – он в решетку не пролезет.

– Пусть ест, а то в обморок грохнется, пока удирать будет.

У Чамди слюнки текут от запаха. Не дожидаясь ответа Гудди, он хватает кусок. Мясо так и тает во рту.

– Первый раз в жизни ем баранину, – говорит он.

– Да ты что?

– В приюте нам давали только овощи, рис и чечевицу.

– Жуть! Прямо как в тюрьме.

– Нет, там хорошо было. Мы спали на кроватях. И читать и писать нас учили.

– Опять он со своей грамотой! Только время попусту тратили. Вот скажи, умей Мунна читать и писать, ему бы что – глаз не выкололи?

– Так ему глаз выкололи? Он теперь без глаза?!

– Надеюсь.

– Почему?! – ужасается Чамди.

– А я Мунну терпеть не могу. Он бандитом хочет стать. У него все разговоры о том, как убить да как зарезать.

– Но ведь он ослепнуть может?

– Кто его знает. Ты лучше скажи, понравилась тебе отбивная?

– Да.

– А ты знаешь, из чего она?

– В каком смысле?

– Ну, из коровы, из козы, из ягненка?

– Не знаю.

– Из собачатины. Они бродячих собак убивают – и на отбивные.

Чамди цепенеет. Может, Сумди так шутит? Он поворачивается к Гудди. Она не смеется.

– Стала бы я собачатину есть? – спрашивает Гудди. – Ты же видел, как я Моти люблю. Моти я есть не стану.

– Слава богу, – переводит дух Чамди. – А то меня чуть не вырвало.

– Я только чужих собак ем, – продолжает Гудди.

Сумди хохочет. Он заворачивает в газету оставшееся мясо и хлопает сестру по спине. Она толкает его в ответ. «Такого насмотрелись – и веселятся», – удивляется Чамди.

– Одного я не понимаю, – говорит он Сумди.

– Чего?

– Ананд-бхаи ведь может красть машины и хорошие деньги зарабатывать. Так зачем ему нищие?

– Зачем? Это большой бизнес, вот зачем.

– И что, очень он разбогател на нашем подаянии?

– Неважно, разбогател ли он. Главное, что мы нищие. С голоду не умираем, хоть и хотели бы. Таким, как Ананд-бхаи, важно держать всех в подчинении. Мы боимся искать работу, потому что он нас накажет. Мы отдаем ему деньги, собираем для него информацию. Раз попадаешь в этот капкан, уже не выбраться. Потому-то мы и хотим ограбить храм. Хотим уехать из этой помойки.

– А если он нас поймает?

Сумди молчит.

Они снова выходят на широкую улицу. Магазины дорогих шелков, ювелирные лавки. И полицейский участок имеется, с колоннами в синюю и желтую полоску.

«Странный тигр получился бы, – думает Чамди. – Полицейский тигр. Наверное, настоящим полицейским нужны сильные тигры – охранять порядок в городе. В один прекрасный день стены участка задрожат, из полосатых колонн выскочат тигры и отправятся патрулировать улицы. Тогда уж не будет никаких убийств», – весело думает Чамди.

Ему хочется рассказать про тигров Сумди и Гудди, но девочка неожиданно сворачивает в переулок. Сумди молча идет за сестрой. Она, похоже, все еще переживает за Моти. Здорово, что она заботится о больной собаке, хотя сама ходит голодная.

Сумди останавливается перед ювелирной лавкой «Шри Шьям». На запертых коричневых дверях магазина лежат длинные тени. Ставни и тяжелый замок тускло мерцают в свете уличных фонарей. Сумди ведет Чамди по узкому проулку. Стена опутана проводами, из водосточной трубы капает вода. Капает прямо кому-то на голову.

Глаза Чамди привыкают к темноте, и он различает на земле человеческий обрубок. Ни рук, ни ног. И волос тоже нет. Только голова и туловище. Нищий лежит на спине и не может отклонить голову от капающей воды – если это, конечно, вода. Он слышит шаги, открывает глаза и поворачивается. От него нестерпимо воняет.

– Дабба, еда! – говорит Сумди.

Услышав слово «еда», Дабба мгновенно жмурится и раскрывает рот. Сумди дает ему мясо, Дабба быстро жует, глотает и снова открывает рот. Бедра Даббы прикрывает грязный лоскут, единственная его одежда. Он доедает третий, последний, кусок мяса, облизывает губы и широко открывает глаза. Вода стекает по его груди.

– Можешь меня подвинуть? – просит он Сумди. – Со вчерашнего вечера капает. Прямо пытка какая-то!

– Помоги, – Сумди оборачивается к Чамди.

На вид Даббе лет пятьдесят. «Глаза у него добрые, – думает Чамди, – это потому, что он вынужден целый день на небо таращиться. Они и цветом такие же, серо-голубые, как небо под вечер».

– Берись со своей стороны и поднимай, – командует Сумди.

Чамди держит Даббу за плечи, Сумди ниже пояса. Вдвоем они с трудом приподнимают тело. Чамди задыхается от вони.

– Дальше нам не оттащить, – говорит Сумди. – Лежи здесь, Дабба.

Они кладут нищего недалеко от трубы. Чамди смотрит на руки. Чистые.

– Это новенький? – спрашивает Дабба.

– Это Чамди. Мой друг.

– Спасибо, ребята.

Чамди кивает. Не может он смотреть Даббе в глаза, хоть они и похожи на небо.

– Сумди, почеши мне грудь. А то с ума сойду.

– Где почесать?

– Хоть где. Замучился, сил нет.

Чамди смотрит на грязное тело. Как же Сумди будет его чесать? Гадость какая!

– Тут где-то крышечка должна быть от бутылки, – говорит Дабба, будто услышав его мысли.

Сумди скребет ему грудь.

– М-м-м, – стонет Дабба, – сильней чеши, сильней!

– Скажи где.

– Везде. Сильней давай! Хоть шкуру сдирай, только чеши, я тебя очень прошу!

Сумди скребет крышкой – где нажимает, где чуть отпускает. Наверное, не первый раз он это делает, а потому знает, когда Дабба стонет от наслаждения, а когда от боли. Еще Чамди догадывается, что Даббе приходится ходить под себя.

– Теперь рожу чеши, – просит Дабба и закрывает глаза в предвкушении удовольствия.

Сумди убирает руки от груди Даббы, и Чамди видит кровавые расчесы.

– Ананд-бхаи велел передать…

– Я весь внимание, – отзывается Дабба, подставляя лицо.

– Он придет к тебе попозже. Ему нужна информация.

– У меня хорошие новости. Очень хорошие. Но с меня хватит. Попробую-ка я с ним поторговаться. Сколько можно? Пора и в покое пожить.

– Понимаю, – вздыхает Сумди.

– И уши почеши, уши тоже.

– Мне пора. Еще надо Амму накормить.

– Хорошо. Только наклонись. Дело есть одно.

Он что-то шепчет на ухо Сумди и тяжело вздыхает.

– Обещай, что поможешь, – говорит Дабба. – Если Ананд-бхаи не согласится, мне без тебя не обойтись.