Текст книги "Убить страх перевозчика. Повесть с элементами фантастики"

Глава 3
Летучий голландец

Проснулся я уже после прибытия в Москву. Будить меня не стали. Я, проснувшись, понял, что многие челноки уже разошлись в поисках дешёвого опта, а некоторые ещё прихорашивались или давали себе короткую возможность поспать. Я и сам вскоре опять заснул, не обращая внимания на всё нарастающий шум снаружи.

Открыв глаза, я понял, что уже выспался. Было уже давно светло. Я, шаркая обувью по запылённому полу, пробрался к кабине, где сидел Васильич. Он развалился на одном из передних сидений и наполовину уже спал.

– Ладно, отдыхай, – сказал я ему, а сам вышел на улицу, чтобы угостить себя горячим кофе из какой-нибудь одноразовой лавочки.

Пробираясь между рядами автобусов, я дошёл до одной из окраин стоянки, где люди самых разных национальностей, кроме русских, торговали выпечкой, простыми горячими гарнирами, напитками и сигаретами. Купил у женщины вьетнамки сразу два стаканчика кофе и пошёл обратно. Подойдя к автобусу, я прислонился спиной к его боковой стенке, и стал медленно попивать горячий, обжигающий через тонкие пластиковые стенки стакана, кофе. При этом практически полностью загородил проход между нашим Икарусом и стоящим рядом МАНом. Я никак не мог понять, как коммерсанты по таким узким переулкам между автобусами на стоянке могут быстро и ловко возить свои огромные тачки с покупками. При этом не задевая стенки автобусов. Но судя по небольшим царапинам и ссадинам на их боковинах, похоже, иногда всё же задевают.

Я допил кофе и полез в багажник за пустыми сумками. Открыл. Внутри уже стояли несколько ящиков разного типа алкогольной продукции. Значит, Васильич с утра уже потрудился. Ему часто заказывают привезти по дешёвке коньяк, вино или водку, которую продают представители Кавказа. Неизвестно, правда, где они её берут, но наверняка добывают каким-то способом в обход закона. Я и не пытался уточнять на всякий случай. Однако, если милицией выяснится, что мы везём в багажнике такой груз, водителю мало не покажется.

Не знаю, сколько раз я подвозил тележку с закупленным товаром от продавцов к автобусу, но процесс продвигался быстро и обыденно. Я уже знал нужные мне координаты контейнеров и прилавков, в которых нужно было закупать туфли и куртки. Отдаю бумажные купюры, получаю товар, складываю одежду одного фасона, но разных размеров в одну большую сумку, везу к автобусу. Такую деятельность делает каждый приехавший на этот огромнейший рынок. Самое сложное было передвигаться по стоянке. Ведь таких тянитолкаев, как я, несколько тысяч, и нужно как-то уметь не создавать заторы и разминуться с другими рыночниками. Но большинство с первых дней работы приноровились, стараются передвигаться примерно одинаково, в одну сторону по одному «коридору», а встречный поток по другому. Если вдруг кто-то останавливался, чтобы загружать свой груз в багажник, то я мгновенно менял направление движения, выбирая новую траекторию перемещения.

Весь багажник Икаруса уже был загружен наглухо, но мы ещё далеко не всё погрузили, что планировали. Многие из коммерсантов разошлись за очередной партией товаров. Я, в общем-то, тоже затолкав баул в отсек под пол салона, удалился, чтобы закупить ещё несколько порций вещей. В такой суматохе нет времени ни поговорить с кем-то, ни перекусить, ни в туалет сходить. Надо в имеющееся время успеть закупить товар на привезённую с собой сумму денег. Можно представить насколько это было бы сложно, передвигая большие товарные сумки или коробки вручную без помощи тележек.

Примерно в послеобеденное время все челноки уже подтаскивали последние упаковки рыночных шмóток. Теперь их оставалось разместить во внутреннем пространстве автобуса, чтобы можно было ещё и сидеть самим. Обычно все не пытались каким-то образом церемониться с размещением багажа в салоне. Впихнут в проход между сиденьями и на этом успокаиваются. А уже по прибытии домой можно спокойно разобрать, кто и что привёз, тем более что каждый прекрасно знает внешность своих коробов и сумок-баулов.

Окончательно загрузившись и распределив грузы по салону, большинство быстро бегут по закусочным, чтобы восстановить свои утраченные силы. Кормят на рынке, конечно, не настолько качественно и калорийно, но такой еды вполне хватает, чтобы утолить голод.

Самое сложное, когда все готовы ехать обратно, выбраться с территории стоянки. Ведь автобусы стоят по бокам, и спереди, и сзади. Их по всей территории несколько сотен со всей России и ближнего зарубежья. Пока не отъедут соседние, нам просто невозможно сдвинуться с места.

Ближе к вечеру проезд наконец освободился. Отдохнувший Васильич уверенно маневрирует по узким пространствам рыночной парковки, между грузовыми «газельками» представителей солнечного Кавказа, между челночными автобусами, между бесстрашно снующими по оставшемуся незанятым асфальтовому покрытию грузчиками с тележками, аккуратно выволакивая Икарус на широкое московское шоссе. Такое мастерство должен однозначно выполнять стажированный профессионал. Несмотря на всю аккуратность и крайне медленное передвижение, у некоторых иногда всё же случаются и здесь своеобразные аварии. Васильичу всегда удаётся успешно выполнять рыночный пилотаж.

На широких московских проспектах автомобильное движение достаточно напряжённое, но по ним двигаться уже спокойнее, нежели по парковке. Движение общим потоком в одном направлении доставляет меньше психологических неудобств. Теперь главное – выбраться поскорее из города, до начала вечерних пробок.

Москва позади. Уже проехали и её ближайшие пригороды, вроде Купавны и Ногинска. Автотранспорта на трассе уже меньше, и автобус всё быстрее разгоняется в сторону дома. Я в это время отдыхаю после рыночной беготни, ощущаю некоторую дремоту. В таком состоянии совершенно непонятно работают мысли. И специально не думаю о чём-то, и при этом происходит какая-то безразборная кутерьма обрывков какой-то информации, хранящейся в памяти мозга. Но точно знаю, что я не сплю, но и не бодрствую в полном смысле слова. Вполне привычное хоть и, возможно, странное состояние. Но похоже, в какой-то момент дремота плавно перетекла в кратковременный сон.

Открыл глаза, посмотрел в окно: Покров. Проехали всего-то сто километров. А по ощущениям казалось гораздо больше. Мало приятного, когда собственное чувство времени не совпадает с реальным. И не совпадает не в мою пользу. Наверно, это оттого, что едем мы уже несколько часов с учётом московских пробок. А может, потому, что ехать в сторону дома предпочтительнее побыстрее.

Ну и ладно. Едем и ладно. Заранее с Васильичем договорились, что я пока отдыхаю, а потом после первой остановки для отдыха меняемся, но ближе к утру поменяемся обратно, и за руль снова сядет Васильич. Так что под плавное завывание мотора я продолжаю делать вид, что сплю.

Какой-то неведомый рефлекс просыпаться при снижении скорости автобуса. И не тогда, когда это происходит перед светофором или возникшим на трассе затором, а именно в тот момент, когда он собирается заехать на придорожную стоянку. И это не слабое пробуждение, которое иной раз случается при смене скоростного режима в движении или у тех же светофоров, а окончательное прекращение процесса сна, словно автоматически переходящее в фазу бодрствования. Проснулся. Настежь открыл веки. Вечер, но ещё светло, ещё бы – лето. Васильич заруливает на стоянку около Двориков. И, как всегда после открытия двери, челноки врассыпную удаляются по сигаретно-туалетным мероприятиям.

После отправления прошло уже больше четырёх часов, и можно бы и поужинать, но я совсем не голоден, видимо, «иностранная» кухня с рынка оказалась очень сытной и до сих пор оформляется в желудке. Решил лишь кофе попить.

Напитки и закуски продаются внутри здания кафе, и некоторые размещаются в зале за столиками, но я, взяв пластиковый стаканчик, почти до краёв наполненный тёмной горячей жидкостью, вышел наружу. И как возможно этот стаканчик держать? Стенки у него тонкие, а кипяток горячий, словно его специально перекипятили. И нет времени ждать пока остынет, скоро уже ехать надо. Присел возле колеса Икаруса, а стаканчик поставил на асфальт, чтоб пальцы не обжигать. Так и сидел на корточках минут пять. Хорошо, что когда кофе заканчивается, он остывает быстрее. И верхняя часть стакана при этом уже не жжёт пальцы. Спокойно допил, не поленился пройти несколько метров до урны. Ещё один пустой стаканчик на площадке не повлиял бы на здешний пейзаж, отображающий всю культуру поведения пользователей придорожных услуг, но я как-то не приучен мусорить где попало, и чистосердечно разместил пластиковую тару в железном бачке.

Все уже и из туалетов вернулись, и покурили, и перекусили. Теперь топчутся на месте, болтают о ненасущном. Как бы и не торопятся, но как бы и готовы ехать. Большинство не первый год ездят, торопить их не нужно. Сами прекрасно понимают, чем больше времени терять в пути, тем позднее приедем.

Васильич уже разместился горизонтально и готов продолжать путь, не прилагая для этого усилий. Ключ уже в замке зажигания, собственно, обычно его и не вынимают. Усевшись в кресле, жму кнопку стартера, заурчал двигатель. Пока челноки наполняют салон и располагают в нём свои туши, я рассматриваю панель приборов, это таки нормально – постоянно контролировать работоспособность техники. Масло в норме, воздух есть в обоих контурах. Тахометр показывает пятьсот оборотов. Гляжу в зеркало – вроде все на месте. Если кто-то не зашёл, об этом моментально громогласно сообщат. Закрываю дверь. Поворачиваю ручник. Обычные рутинные процедуры. Медленно крадусь к краю федеральной трассы. Пропускаю череду большегрузов и выворачиваю прочь с парковки, куда скоро подъедут другие челночники.

Близится место аварии, которое мы проезжали прошлой ночью. Издали видно, что обстановка изменилась. Очевидно, днём разбитый автобус вытащили из канавы. Сейчас он находится на низкорамном прицепе, который стоит на обочине в попутном направлении. Если так, значит, повреждения таковы, что на буксире его оттащить нереально. Слегка снизил скорость, но не остановился. Мельком увидел, что рядом мужики что-то обсуждают, видимо, завершили погрузку и планируют выехать, чтоб доставить эти руины к его законному владельцу. Не исключено, что он там же около тягача среди мужиков находится и с ними приехал. Наверняка успел повздыхать, поохать. Если нет, то когда подвезут, повздыхает, поохает. Меньше всего он будет думать о потерпевших пассажирах. Ну, пострадали и ладно. А вот у него действительно трагедия: огромный материальный убыток.

Ещё раз взглянул в правое зеркало, чтоб запечатлеть стоящий на обочине тягач с автобусом на трале. Неприятно это всё. И словами не описать. Тоже лишь вздыхать остаётся. Гнать надо эти мысли. С такими впечатлениями не по себе как-то ехать. Только память коварная штука. Чтобы что-то забыть, это надо очень постараться, и всё равно не получится. Надо просто сосредоточиться на дороге. Редкие знаки на обочине, разметка, встречные грузовики, лес по бокам.

Вот и стемнело. Позади Нижний Новгород. Я ещё помню, когда его именовали Горьким. А люди постарше до сих пор не стесняются его так и называть. И среди бывалых шоферов часто фигурируют Свердловск, Ленинград, Куйбышев, Горький, хотя им давно уже вернули царские названия. И среди этого сборища названий я бывал только в Горьком (Нижнем Новгороде), и то лишь проездом. Ночная трасса нижегородской области очень тёмная, на ней очень мало освещённых мест. Почти везде по одной полосе в каждом направлении. И это называется федеральная трасса. Она ещё отличается обилием трещин и выбоин на дорожном полотне, отчего приходится быть внимательнее, чтоб не испортить подвеску автобуса. Она, конечно, на воздушных подушках, но всё равно при наездах на все эти неровности кузов грохочет, словно его со всех сторон время от времени осыпают булыжниками, и тряска хочешь не хочешь ощущается. В таких условиях спать особенно непросто. По крайней мере, мне обычно не удаётся. А некоторым будто всё равно. Спят, что называется, как убитые.

Получается, в пути я уже около четырёх часов. Нельзя сказать, что устал. Совсем не устал. Но ощущается некоторая утомлённость. Когда перед глазами очень длительное однообразие, да ещё и в условиях недостаточной видимости, это и порядком надоедает, и притупляет внимание. Если часами смотреть вперёд на полотно дороги, то начинает казаться, что это не закончится. Асфальт с его поперечными трещинами, белые продольные полоски, яркие фонари навстречу. На кого-то это настолько сильно воздействует психологически, что случается эти кто-то засыпают за рулём, совершенно не понимая как. Меня в сон не клонит. Может, нет такой предрасположенности, а может, сказывается наличие отдыха перед поездкой. Или попросту растрясло на недавних «то яма то канава». Самые плохие дороги, как ни странно, редко бывают виновниками дорожных аварий.

В темноте спереди краснеют фонари, и мы явно их постепенно нагоняем. По мере приближения, когда уже и дальний свет стал доставать очередного нерасторопного попутчика, стало ясно, что это такой же ночной автобус. Лучи фар дали понять, что он белого цвета. Светлые объекты в темноте быстрее распознаются. Ага, так и есть, автобус Мерседес. Чего он так плетётся-то, у него же мотор в полтора раза сильнее нашего. Если у него не работает автоматический ограничитель скорости, он сможет с лёгкостью наш Икарус обойти. Но… что это… И тут у меня под ложечкой засосало. По всему телу вдруг будто проскочил электрический разряд от ног до макушки. Я посмотрел на госномер. Быть этого не может! Нет, ну правда, это же невозможно! Это он. То есть нет не он. Или… Как-то вообще… Короче, это Мерседес O303, который я видел разбитым прошлой ночью во Владимирской области. Тот, который несколько часов назад загрузили на полуприцеп, и по идее, должен ехать где-то за нами. Разумеется, в качестве груза, а не своими колёсами по дороге. Обознался? Ну, допустим, бывает. Номер. Подделать? Или даже перевесить с того разбитого на точно такой же? Технически возможно. Но тут вот какое дело. Когда очень часто видишь один и тот же объект, то запоминаешь его таким, какой он есть. Не специально, конечно, неосознанно. Со всеми его царапинками, сколами, вмятинками, пятнышками ржавчины. Повторить такое, просто покрасив такой же автобус в такой же оттенок цвета, невозможно. Мало того, подержанных иностранных автобусов не так уж и много колесит по стране, а в западной Европе не делали двух одинаковых. Весь заграничный сэконд-хенд до сих пор сохранил на себе полоски и рисунки иностранных фирм. Полный перекрас кузова делают настолько нечасто, что такие экземпляры можно в красную книгу записывать. Обнаружить такой же белый Мерседес O303 можно с наименьшей степенью вероятности, но он всё равно будет отличаться многочисленными мелочами. Я вижу это и понимаю – ошибки быть не может. Или это потрясающе реалистичная галлюцинация. Или… я не знаю что. Призрак?

Плавно с замиранием сердца обгоняю. Освещённая левая боковина не оставила сомнений в изначальных рассуждениях. Все нанесённые временем повреждения окраски на своих местах. Вон и шторки за стёклами такие же. Сейчас поравняюсь с кабиной. Через окно видна зелёная подсветка индикации на приборной панели. В остальном темно. Странно, но я не увидел, кто же там в кабине. Притормаживать не стал, чтоб не задерживать сзади едущих и успеть завершить обгон, не создавая проблем встречному. Обогнал и занял свою полосу. Как на это всё реагировать?

От некоторых бывалых шоферюг я слышал всякие рассказы. Выглядят они иногда как-то сказочно, ненатурально что ли. Кому-то что-то почудилось, что-то привиделось. Но ведь верят же некоторые в них. И якобы есть очевидцы невероятных происшествий. Впечатление от некоторых рассказов, что это байки, надуманные на пьяную голову после затяжного рейса. Что-то составлено в стиле, что в пору рассказывать ночью у пионерского костра. «Чёрной пречёрной ночью, в чёрном пречёрном доме…» Естественно, многое из таких баек выдумки. Что-то если и является правдой, то обвешана такими деталями, которые не могут быть её частью. Во всяком случае, до настоящего момента я так и считал.

Слышал я и легенды о «летучем голландце». Якобы разные водители в разных местах видели грузовик, которого не должно быть. Списанный много лет назад, либо разбитый в аварии. Вот и мне, получается, довелось увидеть «летучего голландца». Или же всё это померещилось. От усталости. Но я же не устал. Рассказать кому – не поверят. Кстати, рассказывать, наверно, лучше об этом точно не стóит.

Кажется, я успокоился после этого необычного видения. И это хорошо. Ведь ещё некоторое время надо ехать до очередной остановки для отдыха и пересменки. Мы с Васильичем условились, что доедем до Семьяночки. Удобно, справа от дороги. Доеду, улягусь спать и забуду обо всём.

Не быстро, но и не долго, доехал таки до поворота на Семьяны. Как-то ловко удалось запарковаться на полупустой стоянке. Как обычно, началась привычная церемония кратковременного отдыха. Украдкой постоянно посматривал в сторону шоссе, ведь этот Мерседес должен вот-вот догнать нас и проехать в этом же месте. Свернуть-то ему некуда. Разве что в какую-то деревню. Ну или прямиком в поле. Только зачем. Он так и не появился. Объяснить это можно было лишь тем, что он где-то остановился. Или попросту его нет и не было. Не стал я Васильичу говорить о призраке. Больше, наверно, не оттого, что он может не поверить, хоть и слышал он немало похожих историй, а оттого, что не собирался его лишний раз волновать. Ему же ещё оставшуюся часть ночи рулить. Считается, время между поздней ночью и ранним утром самое напряжённое для ночных вождений.

Не стал я пить остатки остывшего чая из термоса или перекусывать. Просто поскорее устроился на своё кресло и закрыл глаза. Уснул я не сразу, но забывшись, я как-то не заметил, как перерыв закончился, и мы снова оказались на трассе. Несколько раз во время движения я пробуждался, но в итоге глубокая ночь окончательно погрузила меня в мир сновидений.

Проснулся я как-то необычно. Я ощутил себя как будто в невесомости. Понятное дело, невесомость, которую чувствуют космонавты, мне не знакома и вряд ли будет доступна. Но ощущение было явно связано с отсутствием хоть какой-то опоры. Я же должен был спиной и пятой точкой ощущать привязанность к сиденью, но не было с ним соприкосновения. И я даже не успел осознать, что оторван от кресла. Длилось это невесомое явление, наверно, пару секунд, при этом было мысленное мгновение, что лечу и достаточно долго. А потом невесомость прекратилась. Я всем телом ощутил удар о что-то твёрдое. И в этот самый момент одновременно у меня словно открылся слух. Оказывается, в полёте я ещё не слышал реальности, так бывает, когда ещё не проснулся. Ударившись, я услышал грохот, но его звучание будто было в быстро затухающей форме. И после проявились шелест, шуршание, крошащийся звук. И всё стихло.

Тут я наконец приоткрыл глаза. Не потому, что это обыкновенно при пробуждении, а из-за необходимости понять, что же произошло. Была бы зима, в темноте я бы не увидел ровным счётом ничего. Но сейчас уже рассвело, и можно было, не напрягаясь, отчётливо увидеть обстановку. Перед глазами травинки. Я лежу на земле. И по ощущениям, как-то странно лежу. Голову тянет вниз что ли. Попытка приподняться, и стало ясно, что я оказался на уклоне кювета, и головой как раз вниз. Неуклюже в такой позе стал перебирать руками и ногами, чтоб не сползти по траве ещё дальше. Как же ломит и руки и ноги. Но больше всего болит голова, значит, это была основная причина тяжести, когда я ещё лежал ногами кверху. Встал на ноги в самом низу уклона, кювет неглубокий, и можно видеть полотно дороги. Я обомлел.

Зрелище непривычное. Именно непривычное. Такое не только не каждый день увидишь, но и, скорее всего, такого вовсе не должно быть. Во всяком случае, при нормальных обстоятельствах такое не планируется, чтоб стать неотъемлемой частью жизни. Но и непривычное – это не самое главное. Ужасающее. Наверно, это самое подходящее слово. Тем, кто не обладает крепкой психикой, лучше на такое не только не смотреть, но и не знать о подобных вещах. А ведь кому-то не по своей воле пришлось стать непосредственным участником этого зрелища. К сожалению, на дорогах редкий раз случаются такие происшествия.

Первое на что уставился мой взор – был Икарус. Всё-таки красный цвет легко виден на фоне другой цветовой гаммы, и даже небольшое его количество будет всегда отчётливо видно, если общий фон не является таким же красным. Но вот красного в его облике осталось совсем мало. Собственно, только по оставшейся задней двери и части правого борта, которые мне видны, только и возможно опознать Икарус, который ещё минуту назад был в нормальном облике. Передняя дверь отсутствует напрочь. Передней части нет вовсе, а там, где были фары и бампер, теперь неразборчивое месиво из железа, каких-то проводов и прочих деталей, по останкам которых не определить, чем они являлись изначально. Через обнажившуюся настежь кабину отчётливо просматриваются передние пассажирские сиденья, застывшие в несколько несуразном виде, а рядом колышутся шторки. Снаружи перед кабиной на асфальте лежат несколько человек, и вокруг всё усыпано мелкими осколками. Понятно, что их выбросило после удара через образовавшуюся дыру. У таких Икарусов не было штатных ремней безопасности. Если бы были, то эти люди сейчас остались бы на своих местах и обмякли бы, повиснув на этих ремнях. Но вот они лежат неподвижно на жёсткой поверхности. Глядя на них, неясно – мертвы они или без сознания.

Вся эта неприглядная картина была рассмотрена и оценена мгновенно. Не понял, как я мог вылететь через боковое окно, не почувствовав самого стекла, ведь мне известно, что разбить его не так просто. Ещё и улетел достаточно далеко. Дальше, чем те бедолаги на асфальте. Вон оно – то окно, за которым я сидел. Второе справа после передней двери. Стекла нет. Межоконная стойка изогнулась, а в стенке борта образовалась выпуклая волна. Ясно, от удара кузов тут же смялся, а стекло резко лопнуло, разорвавшись на множество маленьких осколков. Автобус от удара резко вывернуло под углом к дороге, именно поэтому меня по инерции выбросило в окно, а не впечатало в спинку сиденья передо мной.

Как же гудит голова. Я схватился за неё рукой, на ощупь понял, что в волосах запутались травинки и мелкие кусочки почвы. Лицо липкое и чумазое. Убрал руку и на ладони увидел кровь вперемешку с грязью. Еле волоча ногами, вылез таки на дорогу. Подойдя ближе, увидел изначально недоступную взору обстановку с левого борта автобуса. Вернее, теперь уже остатками левой его части, поскольку левый борт отсутствовал полностью. Видны лишь сиденья, которые остались в салоне, и большинство из них сильно наклонены спинками вперёд. На некоторых едва шевелятся люди. Но большинство из тех, кто находились в салоне, разбросаны по асфальту с явными признаками увечий и травм. Между ними равномерно разбросаны сумки и мешки, которые вылетели из багажников, часть из них разорваны, вывалив из себя вещи. И дополняло этот беспорядок наличие разбросанных здесь же бутылок с алкоголем, словно кто-то издевательски постарался окончательно его испоганить, причём многие бутылки оказались целыми. С противоположной стороны дороги на обочине стоял тягач с полуприцепом-фургоном. Коробка фургона повреждений не имела, разве что потёртости, появившиеся за время многолетней работы. Я находился у задней части прицепа, и отсюда было видно, что кабина у тягача исчезла. Там, где она должна быть, теперь располагается передняя часть фургона, то есть рама существенно заехала под него. От такого вида даже неясно, какой марки был этот грузовик.

Я опять схватился за голову, она ужасно закружилась. Кроме этого ещё возникло ощущение тошноты. В глазах стало мутно, как будто близорукость усилилась в десятки раз. Пытаясь перемещаться в этом чрезвычайном лежбище, понял, что ноги не только по-прежнему нужно с трудом волочить, но они стали просто отказываться повиноваться усилиям, которые я в них вкладывал. Без труда понял, что могу сейчас же отключиться. И действительно, я стал терять сознание, наряду с этим свалившись, когда ноги окончательно подкосились. В последнюю секунду бытия я осознал, что среди этого кошмара не разглядел водителя. «А где же Васильич?»